Глава 7. Изумрудный
Дни до творческого вечера пролетели в бесконечных репетициях и попытках не отдать концы. Тэхён почти не звонил ему, пропадая то в «Арте», то оттачивая новую программу с «Hot» и как-то вяло рассказывая о собственных успехах. Чонгук не допытывался, принимая правила игры, и просто ждал дня Икс. Ему было любопытно, какой номер придумал Тэхён: будет ли это попурри из любимых песен, или импровизация, или же кавер. Чон очень давно не слышал игру соулмейта и успел соскучиться. На одной из репетиций ему пришла в голову мысль о совместном номере «Hot» и G.C.F. Чонгук очень часто вспоминал их выступление с выпускного и мечтал когда-нибудь повторить. А намечающийся концерт был отличным поводом. Однако подобную новаторскую идею мог не оценить руководитель Тэхёна, но с этим он уж точно что-нибудь придумает.
Чонгук приехал в «Арте» почти к самому началу вечера. Гло уже давно была здесь, вызвавшись помогать Дэми с организацией, а остальные ребята из танцевальной студии должны были прибыть позже, и Шон уже которую смс ныл, что они могут опоздать. Чон планировал найти Тэхёна в зале и пожелать удачи, но когда он зашёл в помещение, то попал в такой гвалт и суматоху, что пришлось пробиваться к свободному столику с боем. Но не успел он дойти до него, как кто-то схватил его за рубашку и дёрнул на себя. Чонгук плюхнулся на свободный стул и резко развернулся, встречаясь со спокойным взглядом Юнги.
— Привет! Ноги не отдавили?
— Привет! Живой, вроде, — с улыбкой кивнул Чонгук. — Тэхёна не видел?
— Видел, — лениво протянул Юнги, — весь трясётся, но пытается выглядеть круто.
— Не знаешь, где он сейчас? Хочу поздороваться. — Чонгук принялся оглядываться по сторонам.
— Не лучшая идея. Увидит тебя сейчас — может пойти на попятную, — предостерёг его Юнги. — Поговорите после.
Чонгук удивлённо воззрился на собеседника, но спросить ни о чём не успел. На сцену вышел Намджун, и все разговоры разом стихли.
— Приветствую вас на нашем творческом вечере. Сегодня он посвящён смелости, судьбе и выбору. Смотрите внимательно, слушайте ещё внимательнее. Распахните себя навстречу нашим музыкантам. И кто знает, возможно, это поможет вам решиться на что-то важное.
В зале погасли лампы, свет прожекторов осветил сцену, и начались выступления. Чонгук был приятно удивлён. Сильные тексты, шикарная музыка, великолепные голоса. Были даже постановочные номера с интересными декорациями. Это походило больше на концерт, чем на творческий вечер, и Чонгук отыскал глазами в зале самого Намджуна. Пожалуй, что бы ни значила эта аномалия с тройными метками на их запястьях, это не так уж и плохо, если судьбы свела его с такими удивительными людьми.
Чонгук скосил взгляд в сторону Юнги.
Хоть и ворчливыми.
Вечер близился к завершению. Очередные музыканты покинули сцену, задний фон сменился с простого чёрного на изображение бескрайнего фиолетово-оранжевого космоса, и сердце Чонгука ухнуло куда-то к ногам. Спину окатило знакомым холодом, и внутри привычно потянуло.
Он ненавидел этот переход.
Чон вжался в стул, пытаясь удержаться в реальности, и тут на сцену шагнул Тэхён.
Его волосы были выкрашены в серебристо-пепельный цвет, как тогда, в выпускной. Чёрный, расшитый такими же серебристыми цветами френч в пол, чёрная водолазка и кожаные штаны, облегающие стройные ноги — он казался чёрной дырой в бескрайнем космосе. И сейчас Чонгук летел прямиком в неё.
Тэхён взял в руки саксофон, выдал простенькую импровизацию, а потом, когда включился минус, подстроился под него, выводя чувственную мелодию, после чего отпустил мундштук и... запел.
Чонгук никогда не слышал, чтобы его соулмейт пел, и сейчас кусал губы, пытаясь справиться с внутренней дрожью. Проблема была лишь в том, что этот чёртов сексуальный, низкий голос проникал внутрь подобно змее, стремящейся добраться до сердца. И лишь немного отойдя от первого шока, Чонгук вслушался в слова песни и буквально заледенел.
Внутри меня что-то ломается,
Ещё немного, и я впаду в кому.
Я слушаю твои аргументы, я знаю их наизусть.
Я изо всех сил пытаюсь оградить себя от них, но не могу.
Уже давно я чувствую боль в горле.
Боль раздирает меня.
Я слышу твой голос,
Но ты, увы, не слышишь меня.
Тэхён покачал головой, скользя пальцами по метке, и Чонгук почувствовал, как барьеры между ними стираются, обнажая скрытое до этого за семью замками. Он чувствовал, как по его венам нестерпимо горячей лавой растекаются чужие растерянность и непонимание. Чон будто наяву увидел скрюченную на качелях фигурку Тэхёна, обнимающего изумрудную подушку и смотрящего в бесконечный космос пустым взглядом.
Саксофон вновь ожил, на короткое мгновение проходясь по нервам тупым клинком. А потом откровение соулмейта возобновилось, и Чона скрутило от новой порции боли, которой с ним щедро делился его соулмейт. Тэхён отложил инструмент, сел на высокий стул и поднял взгляд на Чонгука.
Слово «друг» преследует меня.
Я как озеро, и оно оставляет на мне трещины.
Ты идёшь рядом со мной, но я остался в этом озере.
Мой голос похоронен тобою.
Чонгук тяжело сглотнул, съёжившись под немигающим взглядом соулмейта. Он никогда не считал себя трусом, но сейчас страх толкал его сорваться и позорно сбежать. Не хотелось возвращаться в прошлое. Не хотелось вспоминать их первую встречу. Чон думал, что они вместе двигаются дальше. Разное будущее, пусть и с метками. А по факту выходило, что кто-то из них остался стоять на месте. Вот только кто?
Зимой я замерзаю, и озеро вместе со мной.
Я покрываюсь толстым слоем льда.
Даже счастливый сон о нашем будущем, который я видел,
Был иллюзией, и это выводит меня из себя.
Чонгук заскрежетал зубами, царапая метку, беззвучно прося Тэхёна остановиться. Всё же было так хорошо! К чему ломать установившуюся между ними идиллию? К чему идти по неизвестной тропинке? А если она приведёт в логово медведя, а если по пути они сломают ноги?
«Не продолжай, не продолжай! Прошу, не вынуждай меня вновь делать тебе больно», — шептал Чонгук.
Но Тэхён не хотел слышать его. По решительному взгляду, по резким движениям он давал понять, что пойдёт до конца. Видимо, слишком давно внутри него всё изменилось, а Чонгук этого не заметил.
Полы френча взметнулись, Тэхён вскинул руки вверх, и оттуда на него упали две куклы в половину человеческого роста.
Куклы Чонгука и Тэхёна, одетые так же, как и они на выпускном.
Чон тихо застонал, сползая по стулу вниз, но не посмел отвести взгляд.
Тэхён подёргал за ваги*, заставляя кукол двигаться. Он с ненавистью смотрел, как они изгибают свои тряпичные тела, здороваются, обнимаются с жуткой улыбочкой на губах.
Наверное, я всё же теряю себя.
Или же я теряю тебя?
Я бегу прочь от озера изо всех сил,
Но отражение с силой дёргает за ниточки.
Следуя за словами, Тэхён резко дёрнул рычаги вверх, и куклы, словно сломанные, повисли в неестественных позах. Метка на запястье Чонгука пульсировала, посылая мучительную дрожь по всему телу.
Прошу тебя, не говори ничего.
И дай мне сказать, пусть даже я скажу лишнего.
Знаешь, я всё жду, когда наступит весна
И крепкий лёд надо мной растает.
О, да! Тэхён наконец-то говорил то, что на самом деле лежало у него на сердце. Это одновременно и радовало Чонгука, и бесило неимоверно. Раздражение поднимало голову с каждым движением соулмейта, с каждым словом, спетым глубоким, бархатным голосом. Перед Чонгуком выворачивали душу, сжигали мосты, насильно поднимали тему, к которой он ни за что не хотел возвращаться.
Услышь меня наконец. Разве наши чувства не взаимны?
Тогда ты должен остановить таймер.
Умоляю, скажи мне, что моя боль ложная!
Скажи и поступи правильно! *
Все их действия и решения до этого — вот что было правильным! А теперь...
Чонгук вскочил с места, замечая, как дёрнулся в сторону Тэхён, выпуская кукол из рук и вскидывая на него испуганный взгляд. В зале разом стихли аплодисменты, и Юнги предостерегающе зашипел на него, но раздражение пополам со страхом взорвалось внутри, глуша посторонние звуки. Они заполнили Чонгука без остатка, заставили подлететь к соулмейту, схватить его за руку и поволочь в сторону репетиционных студий.
Он впихнул Тэхёна в первую попавшуюся комнату и, не давая себе передумать или притормозить, воскликнул:
— Какого хрена это было? Ты обманывал меня всё это время, когда говорил, что принимаешь мою точку зрения?
— Я принимал, старался, а потом... Я терпел! — заорал Тэхён, отпихивая от себя Чонгука. — Я думал, ещё чуть-чуть — и меня отпустит, развернёт в другую сторону и влюбит в Отто, в Трэвора, да хоть в Статую Свободы! Я, чёрт возьми, всё делал для этого! Но ничего не менялось, ни единой дурацкой мысли, ни единого желания. Я хотел тебя себе, целиком, со всеми твоими недостатками и сомнениями. И только не говори, что не сомневался, что не думал о нас как о паре!
— Тэ, я не...
— Молчи! Ты всё время говоришь и говоришь, мне надоело, — огрызнулся Тэхён, — теперь я хочу сказать. Зачем, если ты не собирался ничего менять, если не было сомнений и чувств не было, зачем ты заботился обо мне ещё тогда, когда мы были врагами?
— О... о чём ты? — Чон побледнел, падая на стул возле двери, не в силах отвести взгляда от соулмейта, сейчас больше похожего на демона в человеческом обличье.
— Те парни, что разобрались с ублюдками, избившими меня. Думаешь, я поверил, что это Отто их попросил? Никогда не верил и потом, увидев тебя с ними возле борцовского зала, убедился окончательно. А картина? Никогда в ней не был? Серьёзно? Я всё ждал, когда же услышу правду, но ты продолжал твердить одно и то же.
— Тэ, но я не...
— Хватит! — отмахнулся Тэхён, а потом, обхватив себя руками, принялся мерить шагами комнату. — Все изменения в картине происходили после того, как я говорил с тобой. Качели с изумрудными подушками, площадка под ними, этот идиотский сад-лабиринт, из-за которого я не смог пробиться к тебе тогда, на пожаре. Защита, защита и бесконечное враньё. Как ты оправдывал эти действия перед самим собой, скажи мне? Помощь бедному и обездоленному дурачку, верящему в соулмейтов?
Чонгук закусил губу и отвернулся. Он действительно не думал, что Тэхён когда-нибудь догадается. Он всеми силами старался не допустить этого. Им выбор был сделан в пользу свободы от метки, но разве его соулмейт был в этом виноват? В самом начале Чон так и думал, обвинял, ненавидел, но постепенно успокоился, и природа взяла верх. Огрызаясь и набрасываясь с кулаками в школе, в те редкие моменты, когда Тэхёну действительно нужна была помощь, Чонгук оказывал её по мере своих сил и возможностей. Незаметно, окольными путями через третьи лица. И никогда не считал, что это идёт вразрез с его убеждениями. А теперь, чувствуя через метку всю степень непонимания и разочарования Тэхёна, осознал, что каждый раз невольно давал ему надежду. Раз за разом ломал его то агрессией, то заботой.
— Я просто хотел помочь, не думал, что ты воспримешь всё вот так...
— Вот как... Не думал, правда? — горько рассмеялся Тэхён. — И что? Будешь и дальше отрицать свои чувства ко мне, спать с другими и мчаться на помощь в любую минуту? Смотреть изредка так, что у меня будут подкашиваться ноги, обнимать, а может и трахать, а потом говорить всем, что мы лучшие бро и ничего больше? Ты же не забыл тот раз, верно? Ту ночь я тоже должен был воспринять не так? Вся эта нежность, тепло, восхищение, трепет, любовь — как к другу?
— Тэхён, я... — Чонгук силился что-то сказать, как-то объяснить то, что чувствовал, но голова раскалывалась от боли, мешая подбирать аргументы.
Он много раз думал об этом, произносил мысленно всё то же самое, и тогда это выглядело вполне логично. Так почему сейчас, сказанное Тэхёном, это звучало как бред безумца, нет, как бред морального урода?
— Тэ, послушай меня, — прошептал Чонгук, поднимаясь и пытаясь обнять соулмейта. Тот поначалу отпихивал его руки, но всё же сдался, позволяя, и затих: — У нас были разногласия, но мы всё преодолели. Мы стали друзьями, родственными душами. Зачем нам любовь? Она только всё испортит. Мы начнём встречаться, начнём ссориться, отдалимся друг от друга, а метка станет проклятьем. Она и сейчас проклятье, она привязала нас друг к другу, мы...
— Проклятье? — неверяще прошептал Тэхён. — Ты сейчас говоришь серьёзно?
— Пойми, — вкрадчиво продолжил Чон, не давая соулмейту отойти, — невозможно влюбиться в человека по щелчку. Я не знаю, возможно, метка что-то с нами делает, заставляет любить. Если бы я знал, если бы я только знал, что это не из-за неё, — шептал Чонгук, уткнувшись в плечо Тэхёну. — Ты поймёшь, ещё немного — и поймёшь. Встретишь скоро того единственного и забудешь обо мне. И я... я всегда поддержу, всегда буду рядом.
— Чонгук, — Тэхён чуть отстранился, пытаясь заглянуть в глаза, — ты правда не понимаешь? Я люблю тебя, и рядом я по этой же причине. Метка тут совершенно ни при чём.
— Ну зачем ты всё портишь! — застонал Чонгук, хватаясь за голову. — Я же...
— Портишь? — зашипел Тэхён, вырвался, и слова хлынули из него, как из рога изобилия, а Чонгук схватился за метку, стараясь унять пульсацию: — Значит, вот как ты считаешь? Я порчу тебе своими чувствами всю картину жизни? А может, дело не в метке? Может, на самом деле ты всё так же ненавидишь меня и не знаешь, как избавиться? Так сказал бы. Я не буду навязываться, но и топтать свои чувства, принижать их не позволю.
Тэхён развернулся и направился к двери, на ходу вытирая слёзы.
— Тэ, ты всё неправильно понял! — закричал Чонгук, бросаясь вслед за соулмейтом, бесясь, что их размеренная счастливая жизнь перечёркнута.
Вновь всё покатилось под откос из-за метки.
— Тэ, остановись!
Они вылетели в зал, не видя ничего вокруг. Чонгук попытался схватить Тэхёна за руку, но тот специально сшиб пару стульев, чтобы не допустить этого.
— К чёрту! — закричал он. — И тебя, и твои представления о метках! Какой же ты ещё ребенок, Гук. Мама мне всегда твердила: «Подожди, он вырастет, поймёт, станет смелее и признает». Но ты как был маленьким испуганным мальчиком, так им и остался. Трус! Как же мне всё это остахренело. Не трогай меня!
Но Чонгук всё-таки извернулся и поймал его, резко разворачивая к себе:
— Да пойми же ты! Всё это может быть ложью! Всё, что чувствуешь, может быть навязано меткой. Сомнения, страх, их бы не было, не будь этого дурацкого таймера на запястье. Я бы точно знал: то, что я чувствую, — моё и ничьё больше! Да все бы только выиграли, не будь этих грёбанных меток!
Тэхён вздрогнул, обмяк, будто из него разом вышибли весь воздух, и посмотрел на Чонгука взглядом полным разочарования и еле сдерживаемой злобы. Внутри Чона что-то крошилось, ширилось, пугая до полуобморочного состояния, но если потребуется, то он будет упрямо стоять на своём. Ещё немного — и Тэхён поймёт его, ещё чуть-чуть — и его мир можно будет спасти от развала...
— Не было бы? — вдруг раздался надломленный голос учителя Хосока.
Чонгук сморгнул, осмотрелся и понял, что они в общем зале. Вот только гостей в нём уже не было. В разных частях комнаты в напряжении застыли Сокджин и Намджун, Чимин с Юнги, учитель Хосок и Билл. Дэми, сжимая фартук, сидела на коленях Гло, а близнецы, Шон и Стэн стояли рядом с ними, натянутые, как струны, и готовые сорваться в любой момент и разнять Тэхёна и Чонгука, если те сцепятся. Смешно.
Чон перевёл взгляд на учителя и окаменел внутри. Никогда он не видел у этого солнечного человека такого больного взгляда.
— Мир без метки? Уверен, Чонгуки? — невесело усмехнулся Хосок и в изнеможении опустился на помост сцены. — Я был уверен, что ты повзрослел, но... Думаешь, не было бы метки, ты бы встретил Тэхёна, заметил его, влюбился и изначально знал, что всё, что рвёт душу и сердце, — твоё? Наивный! Хочешь, расскажу, как было бы в этом случае? Когда-то о-о-очень давно в мире и правда не было таймеров и картин. И в том мире ты прошёл бы мимо Тэхёна в первый же день в школе и никогда не обратил бы на него внимания. Была бы Кэтрин, потом Натали, потом Кортни — и так бесконечная вереница фигур без лиц. Вы бы и потом периодически сталкивались, но никто из вас так и не понял бы, что рядом идёт твой... нет не идеальный, нет, просто твой во всех отношениях человек. Ты думаешь, что был бы счастливее, не имея метки, меняя партнеров как перчатки, чтобы лет в сорок понять, что внутри пусто и мертво? — поинтересовался учитель Хосок, смотря прямо в глаза Чонгуку и не давая разорвать зрительный контакт. — Нет, Гуки, ты чувствовал бы себя кем угодно, но не счастливым. И знаешь, сколько вас таких было в том мире? Знаешь, сколько людей могли бы обрести счастье, если бы был шанс узнать своего человека? Вот тогда и появились метки и картины — маячки, маркеры для родственных душ. А вместе с ними и Художники. Да, Судьба в нашем лице, бывает, ошибается, — голос Хосока дрогнул, и он кинул быстрый взгляд на Билла, — но счастья стало в разы больше. Прекрати прятать свою трусость и неуверенность за меткой. Не метка заставляет тебя любить Тэхёна. Метка — лишь ориентир для вас. Если бы всё было так, как ты думаешь, таймер отсчитывал бы не время до вашей встречи, а время, отведённое вашей любви. Пожалуйста, остановись! Не губи!
— Хосок... — потрясённо протянул Намджун, — ты...
— Я дал вам всё, — будто не слыша его, продолжил Хосок, — ломал правила, обходил их. Хотел только одного: чтобы вы были счастливы! Я подарил вам драгоценность, которой лишён сам. Но вы изо дня в день херите мой дар. — Он обвел взглядом замерших людей, вглядываясь в их ошарашенные лица, и покачал головой, задержав взгляд на Намджуне и Чонгуке. — Обесцениваете его подозрениями, сомнениями, глупыми предрассудками. Вы хоть представляете, насколько больно чувствовать, но не иметь на это права? Видеть метку на запястье дорого тебе человека и знать, что она не твоя, а твоей ни у кого никогда не будет? Я был так счастлив, когда мне достались ваши пары. — Учитель Хосок с улыбкой поочерёдно посмотрел на Чонгука, Тэхёна, Намджуна и Сокджина, Чимина с Юнги.— Это сложно описать словами, но когда я вижу вас вместе, то словно нахожусь в галерее с вашими парными портретами. И под каждым из них написано одно: «Шедевр».
— Хосок, ты же не хочешь сказать?.. Ты же не можешь... — Голос Чимина звенел, как натянутая струна. Он шагнул в сторону художника, но тот вскинул руку вверх, прося остановиться, и поднялся сам.
— Но я устал. Правда, парни, я чертовски устал бороться за ваши отношения, когда вы сами бороться за них не желаете. Я пошёл на немыслимое: связал три разных мира, думая, что вы поможете друг другу. Но и тут вышла осечка. Бездарный я Художник. Я люблю вас, как семью, как дорогих мне людей, но я просто больше не могу. Я опадаю вместе с листочками сакуры и гасну, как звёзды в фиолетово-оранжевом космосе.
— Нет! — вскрикнул Чимин. — Нет-нет, остановись, не де...
— Это больше не работает, Чимини, — покачал головой учитель Хосок.
Чонгук слушал, видел, но не понимал. Всё существо его вопило — бежать, пока не случилось непоправимое, — но он прирос к полу, не в силах даже зажмуриться, и во все глаза смотрел на того, кого, оказывается, и не знал никогда.
— Вы наш Художник? — переспросил Тэхён, шагнув ближе к Хосоку, и Чонгуку совершенно не понравился тот маниакальный блеск, которым засверкали глаза Тэ.
Хосок слабо улыбнулся и кивнул. Тогда Тэхён подошёл к нему вплотную и выдохнул:
— Уберите наши метки!
— Что? — нервно хмыкнул Чонгук. — Что ты несёшь... Это невозможно...
— Учитель Хосок, — взмолился Тэхён, — если вы действительно можете это сделать — уберите.
— Но Тэ, — пролепетал Чонгук, растерянно переводя взгляд с соулмейта на учителя и обратно, — не мели чепухи...
— А что? — с вызовом бросил Тэхён, пытаясь казаться храбрым, но губы его дрожали от еле сдерживаемых слёз. — Ты столько лет об этом мечтал, так я подарю тебе свободу от оков.
— Не дури, Тэ! — вмешалась Гло. — А ну, выбрось это из головы!
— Тэхён, ты чего? — растерянно пробормотал Чимин, кидаясь к нему.
— Уверен? — устало спросил учитель Хосок, и Тэхён решительно кивнул.
— Да, — вдруг вступил в разговор Намджун, и все обернулись к нему.
— Что за... — начал Джин, но Джун остановил его печальной улыбкой и взмахом руки.
— Тебя держит рядом со мной только метка, Джини, — покачал головой Намджун. — Все эти оковы и условности — не для тебя. Я же вижу, как изо дня в день это давит на тебя.
— Вы так ничего и не поняли, — простонал учитель Хосок и пошатнулся, вовремя схватившись за спинку стула.
— Я же просил не решать за меня! — заорал Джин, отступая на шаг. — Какого хрена? Мы обо всём договорились, всё обсудили. Ты сказал, что веришь мне.
— Я верю... Верю в то, что для тебя так будет лучше. Тебе нужен не жалкий музыкант с кучей тараканов, а мужчина, способный бросить к твоим ногам весь мир.
— Как Крис? — зло прошипел Сокджин.
— Да, как он, например, — кивнул Намджун. — Не думаешь, что Крис очень удачно вернулся в город? Ты благородный человек, Джини. Ты бы мучился, терпел, но оставался бы рядом. Я не хочу для тебя такого. — Он повернулся к Хосоку и кивнул. — Давай.
Тот дёрнулся, словно его ударили, закусил губу, а потом улыбнулся, не замечая, как по подбородку бежит капелька крови.
— Э-э-э, Мон, какого хрена «давай»? Шутишь, что ли? — рыкнул Юнги. — Чонгук, ты так и будешь стоять столбом? Вст...
— Хорошо, будь по-вашему, — прошептал Хосок.
— Нет, нет, так нельзя! — воскликнул Чимин, бросаясь к Художнику. — Намджун, Чонгук, опомнитесь, причём здесь метка?! Она же на запястье, не на сердце! Это же всего лишь цифры, как они могут заставить кого-то полюбить в ответ без желания? Я не хочу! Я не отдам Юнги.
— Успокойся, Чимини, — тепло улыбнулся Хосок, — не тревожься, твои чувства к Юнги это никак не затронет, как и его к тебе. Похоже, ваша пара стала моей единственной победой. Спасибо вам.
Хосок нежно прикоснулся к щеке Чимина, стирая его слезу, сунул руку в карман, достал оттуда изумрудный, фиолетовый, розовый и чёрный карандаши и переломил их пополам. Обломки мгновенно превратились в труху, что сквозь пальцы Художника просыпалась на пол «Арте».
— Ваше желание исполнено, господа, — Хосок отвесил шутовской поклон и, пошатываясь, вышел улицу, а потом и вовсе растворился в воздухе, словно дым от костра.
В зале повисла мёртвая тишина. Сокджин пустым взглядом смотрел на свою руку, где ещё недавно светились метки, а потом развернулся и заехал кулаком в лицо Намджуну. Тот упал на одно колено, схватившись за скулу, и наблюдал, как Джин покидает «Арте», не делая попыток удержать его.
— Ну, я тоже пойду, наверное, — прошептал Тэхён и вымученно улыбнулся, — спасибо за вечер.
— Тэ... — попыталась остановить его Дэми, но тот никак не отреагировал, будто окружение перестало для него существовать, и вышел из кафе.
Остальные, как истуканы, застыли на месте, не понимая, что им делать дальше.
— Отличный вечерок, — хмыкнул Мэт.
И тут отмер Юнги.
Он подлетел к Намджуну и со всего маха врезал ему по лицу, прямиком в то же место, куда до этого попал Сокджин, тут же разворачиваясь и обрушивая сильный удар на Чонгука, сбивая его с ног.
— Какого хрена, ушлёпки? Что за грёбанный тупизм вы тут устроили? Довольны, сволочи? А ну подняли задницы — и вперёд, за парнями, исправлять идиотскую ситуацию! Да как вы, бля, додуматься до такого смогли? Мон, где твои мозги? Гук, ты какого хрена позволил Тэ это сделать?
Чонгук лежал на полу, держась за скулу, и чувствовал себя гниющей оболочкой.
Пустой.
Оказывается, он до самой крошечной частички уже давно отдал себя Тэхёну. А тот заполнял образовавшуюся в Чонгуке пустоту всем собой. Теперь же Тэхён ушёл, и Чон походил на небрежно сброшенный пиджак, с ужасом ощущая мёртвый холод там, где когда-то была метка.
Что же он натворил...
___________________________________________________________
Примечания:
* Вага — это конструкция, на которую крепятся нити или жилки, идущие от сочленений куклы, посредством которых она приводится в движение.
* — в тексте используется песня BTS - Singularity. Перевод venusbaek (№2), взят с сайта https://lyricstranslate.com. Слова, как и сам номер, изменены согласно ситуации.