Глава 8. Разноцветье ч.1
Чимин сидел на высоком стуле перед барной стойкой и с безразличием на лице мешал ложкой остывший кофе. Дэми вздыхала, лёжа на столешнице, то и дело восклицая:
— Я точно уволюсь!
Пак сморщился и посмотрел в кофейный водоворот. Он вот уволился. Скакал горным козлом от счастья, что обрёл новый дом, новых, наконец-то настоящих друзей — родственных душ, встретил соулмейта. А теперь у него было ощущение, что он идёт на дно вместе с «Титаником». Тот тоже был прекрасным, величественным, единственным в мире, но пал жертвой людской самонадеянности.
А самое мерзкое — Чимин не знал, что делать дальше.
После фееричного творческого вечера прошёл месяц. Ребята из «Арте», друзья Чонгука по танцевальной студии, неравнодушные с улицы Роурри — все пытались исправить ситуацию, но это ни к чему не привело.
Намджун не приходил на работу, бросив всё на самотёк. Чонгук упорно молчал, буквально кидаясь с кулаками на тех, кто заводил речь о Тэхёне, и только тренировался, как одержимый. Сокджин игнорировал звонки, не пускал никого в квартиру и демонстративно проходил мимо Чимина, если тот караулил его возле работы.
Было обидно до слёз, но в какой-то степени Пак его понимал. Понимал их всех, хотя кое-кого хотелось не понять, а хорошенько избить.
Но худшим было то, что Тэхён и Хосок пропали, и никто не знал, где они находятся по сей день.
И Чимин уже давно бы сдался, рукой махнул, но его держала надежда — маленькая, крошечная, но она была: их с Юнги картина до сих пор была связана с картиной ДвуКимов. Правда мир Сокджина и Намджуна медленно и неотвратимо разваливался, кусками, словно его жрали лангольеры. И Паку было невыносимо думать, что это Хосок сидит перед полотном с пустым взглядом и стирает с него краску рывками.
— Надо что-то предпринять, — резко стукнул Чимин рукой по столешнице, отчего Дэми подпрыгнула, негромко ойкнув.
— Да что ещё мы можем сделать? — всхлипнула девушка. — Не будем же мы двери ломать, засады устраивать? Проходили, не помогает. Они не хотят с нами говорить, ничего не хотят...
— Ты права. Мы пробовали всё. Но ключевое слово здесь — «мы», — кивнул сам себе Чимин. — Но... Скажи-ка мне, Дэм, есть ли в городе кто-то ещё, кто близко общался с Намджуном и к кому он может прислушаться?
Девушка задумалась, машинально разбираясь с заказами новых посетителей, а потом неуверенно произнесла:
— Ну, может быть, Джон Хэлл, хозяин «Вишенки».
— Отлично, тогда вечером я отправлюсь с Юнги к нему. Дальше, что насчёт Чонгука?
— Я, конечно, мало его знаю, но если убрать ребят из танцгруппы и вспомнить рассказы Тэхёна, то... как бы ужасно это ни звучало, Хосок.
Чимин застонал и стукнул себя по лбу.
— Так, значит, пока оставим Гука в покое и подумаем о Хосоке? Билла исключаем сразу.
— Тут мне приходит на ум только мистер Мейсон, — уже более уверенно отозвалась Дэми и вдруг улыбнулась. — Он больше всех общался с Хосоком, за сына его считал.
Чимин кивнул и посмотрел на нарисованную сакуру.
— Тогда зайдём с этого края. Но если и это не поможет, есть у меня план посложнее, — кровожадно улыбнулся Пак, и Дэми выставила руки в защитном жесте.
— Ты меня пугаешь!
— Это им стоит меня пугаться, — прошипел Чимин.
— Кто ты и куда дел нашу плюшевую булочку? — притворно ужаснулась Дэми. — А что насчёт Тэхёна и Сокджина?
— Никто, кроме всё похеривших идиотов, не сможет достучаться до них, — ответил Пак. — Поэтому вправим мозги Намджуну и Чонгуку, а они пусть хоть на коленях ползут до Тэ и Джина и исправляют ситуацию.
Дэми скептически посмотрела на Чимина, но возражать не стала. В конце концов, сейчас любая, даже фантастическая идея была лучше, чем совсем ничего.
Пак же невольно прикоснулся к запястью там, где когда-то были розово-чёрный, изумрудный и фиолетовый таймеры. И, может быть, это было плодом его воображения, но он до сих пор чувствовал лёгкое покалывание в том месте. Словно метки не испарились, а ушли под кожу, таким образом напоминая о себе и заставляя не опускать руки.
«Джон Хэлл и мистер Мейсон. Что ж, будем надеяться на их помощь», — подумал Чимин и решительно набрал номер Юнги.
***
Намджун валялся на полу в окружении исписанных листков бумаги и бездумно пялился в потолок. В начале не хотелось никого видеть, потом двигаться, потом есть, потом спать. Ким не смог бы даже сказать, сколько прошло времени с творческого вечера, потому что времени для него больше не существовало, а весь внешний мир скукожился до размеров квартиры. Бывало, он даже не мог вспомнить, как его зовут. Потому что вспоминать не хотелось. А желание трусливо навредить себе приходилось давить лирикой.
Только с каждым днём это становилось всё труднее сделать.
В конечном итоге, вот уже три дня он вообще не мог написать ни строчки.
Без Сокджина было плохо.
Не ощущать его через метку казалось чудовищным. Он, как путник в пустыне, лишённый воды под палящим солнцем, принимал за оазис любой песчаный бархан. В первое время Намджуну слышались лёгкие шаги в коридоре, любимый странный смех в ванной, запах стейков на кухне или вибрация телефона, оповещающая о входящем сообщении. Но по факту квартира была пуста, а телефон давно сел, заброшенный куда-то в угол.
Намджун закрыл глаза, не глядя скомкал очередной листок бумаги и замер, услышав, как поворачивается ключ в замке.
Он сорвался с места, поскальзываясь на холодном полу, и вылетел в коридор с безумной улыбкой на лице.
Пришёл.
Простил.
Но дверь открылась, и в коридор вошли Юнги и Джон.
Вся радость мгновенно испарилась, Джун съехал по стенке вниз, закрывая голову руками, и глухо выдал:
— Чего припёрлись?
— Мимо проходили, дай, думаем, зайдём, поплюём на тебя, такого раздавленного и сломленного, — пробурчал Юнги, протискиваясь внутрь.
Джон немного приподнял пакет, в котором звякнули бутылки, и прошёл вслед за Юнги, начисто игнорируя недовольное лицо хозяина квартиры.
— Гнобить будете?
— Зачем? — крикнул из кухни Юнги. — Ты сам неплохо справляешься, судя по бардаку в гостиной и просто отвратительному запаху немытого тела. Если сейчас же не примешь душ — вызову ребят, помоем тебя из брандспойта. Может, заодно и последнюю дурь выбьет.
Намджун вздохнул, но спорить с Юнги не стал, понимая, что сейчас больше похож на бездомного, чем на человека.
Пока он мылся и брился, то и дело слышал восклицания «ну и помойка», «я на такое не подписывался» и увидел в зеркале, как улыбается. Вот только улыбка была вымученной, будто отражение спрашивало: «Какого хрена?». И у Джуна не было ответа на этот вопрос.
Он вышел к друзьям посвежевший, опрятный, и Юнги впихнул ему бутылку пива.
— Я думал, будет что покрепче, — озадаченно протянул Намджун, делая жадный глоток.
— Хрен тебе, а не крепкий алкоголь.
— Нам твои мозги и способность адекватно мыслить важнее, — прокомментировал Джон, поднимая на хозяина квартиры тяжёлый взгляд. — Когда ко мне пришли Чимин с Юнги и поведали очень интересную историю, я думал, меня разыгрывают. Никогда бы не подумал, что ты можешь так пасть, Мон. Отказаться от Джина, убрать метку. Ты точно был не под наркотой?
— Чист, как стекло, — вздохнул Джун. — Я просто... боялся. Что я поверю окончательно, успокоюсь, а Джин в один прекрасный момент возьмёт и исчезнет из моей жизни. Просто поймёт, что ошибался в своих чувствах.
— Сомнения — это хорошо, — протянул Хэлл, — но не тогда, когда они превращаются в просто удобную позицию. Конечно, проще же искать подвох, чтобы потом воскликнуть «а я же говорил!», тем самым теряя всё, и куда сложнее приложить максимум усилий, не допустив этого.
— И, ты уж прости, Мон, но Хосок правильно сделал, — вставил Юнги, и Намджун, поперхнувшись, закашлялся.
— Правильно?
— Конечно. Если бы вам не убрали метки, уверен, ты бы до скончания жизни долбал Сокджина своими подозрениями на пустом месте и строил из себя кинутого, когда очередной его бывший показывался на горизонте. Думаю, через пару годков Джин по-тихому придушил бы тебя подушкой во сне и зажил счастливо. Не понимаю, почему сейчас ты не цветёшь и пахнешь, а похож на ходячую выгребную яму? Твоё желание же исполнилось...
Намджун ничего не ответил, отхлёбывая из бутылки, и зацепился взглядом за осиротевшую любимую кружку Сокджина, которую тот оставил на подоконнике в свой последний визит. Ким так и не решился к ней прикоснуться, как и к остальным его вещам в квартире.
— Скучаешь? — тихо спросил Джон.
— У меня все эти дни такое ощущение, будто из тела тонкими спицами выдирают нервы, чувства, мысли. Я превращаюсь в куклу, наподобие тех, что Тэ дёргал за верёвочки в тот вечер. И лирика выходит из меня рваными кусками, я ничего не могу написать лучше бессмысленного набора слогов. Я словно весь состоял из бусинок, а когда Сокджин ушёл, то просто выдернул соединяющую их нить. И теперь они раскатились по полу и половина уже утеряна.
— В чём ты больше всего сомневаешься, — продолжил допрос Хэлл, — в том, что Сокджин любит тебя, или в том, сможет ли он окончательно оставить свою прежнюю жизнь ради тебя?
— Во всём, — выдохнул Намджун. — Он же такой замечательный, яркий, красивый. Мир может предложить ему очень многое!
— Так предложи ему то, что мир не сможет, — рявкнул Юнги.
— Знаешь, как говорили мудрые люди, от сомнений есть лишь одно лекарство: противопоставь действительность натиску воображения, — улыбнулся Джон — Ты думал, что Сокджин не устоит перед обаянием его бывшего, запахом свободы? Но вот что прислал Гарри после моего звонка. Он с Джином как-то заходили в «Вишенку», искали своего осведомителя. И там был этот Карл.
Джон включил видео и сунул телефон под нос Намджуну. Камера выхватила знакомый зал, улыбающегося Джереми и совершенный профиль Сокджина, что вполголоса разговаривал с незнакомой девушкой. Ким сжался весь, жадно рассматривая родные, любимые черты, а потом картинка качнулась, и Джина со спины обнял высокий смазливый красавчик. Джун узнал его. Было противно, но он заставил себя смотреть дальше. Он видел, как Джин в начале аккуратно, а потом более резко попытался скинуть с себя загребущие руки бывшего, что-то раздражённо выговаривая ему, но тот не понимал, а потом и вовсе полез с поцелуями. Сокджин резко развернулся, грубо отталкивая от себя парня и указывая на левое запястье. Но в следующую секунду он замер, сжимая место, где когда-то была метка, и выбежал из бара. Намджун прикусил губу до крови, отдавая телефон Джону, а перед глазами стояло растерянное, побледневшее лицо Джина, когда он вспомнил, что показывать больше нечего.
— Отличное видео, не находишь? — заметил Юнги. — А теперь вопрос: ты веришь, что Чимин любит меня?
Намджун тряхнул головой, пытаясь сфокусироваться, и кивнул:
— Конечно. Только слепой не заметит, как он весь сияет, стоит тебе только появиться в его поле зрения.
— Хорошо, запомни то, что сказал. А теперь смотри. Это сняла Дэми.
Джун взял теперь телефон Юнги. Видео запечатлело один из первых дней репетиций с Тэхёном. Чимин сидел возле сцены, слушая, как играет саксофон. Потом послышался звонок колокольчика, Чимин обернулся, и на его лице расцвела широкая, смущённо-счастливая улыбка, превращая глаза в полумесяцы. Юнги появился в кадре, чмокнул соулмейта в макушку и сразу прошёл к сцене, а Чимин проводил его взглядом полным такого обожания и любви, что Намджуну стало даже неловко. Тут камера дрогнула и переместилась левее. За барной стойкой стоял Джин, что-то проверяя в папках по своим делам. Он частенько брал некоторые материалы в «Арте», чтобы поработать, и Намджун очень любил наблюдать за его сосредоточенным лицом в такие моменты. Дверной колокольчик вновь звякнул, Ким услышал собственное приветствие, Джин резко вскинул голову, и тут Намджун понял, на что намекал Юнги. Во взгляде Джина плескалось не меньше любви и обожания, чем у Чимина, а улыбкой можно было осветить всё кафе.
Намджун аккуратно отодвинул от себя телефон и со стоном рухнул на стол.
— Увидел? — спросил Джон, и Джун утвердительно замычал.
— Что делать думаешь? Песенки писать? — съязвил Юнги.
— Нет, — отозвался Намджун. — Песенки тут не помогут. Нужно найти Хосока и встретиться с Чонгуком.
— Сомневаться ещё будешь? — уточнил Джон.
— Буду, — кивнул Намджун, — как и все люди. Но это был последний раз, когда я усомнился в Джине.
Джон одобрительно хлопнул его по плечу.
— Ну, а теперь можно и напиться, — довольно подытожил Юнги и вытащил из пакета бутылки виски, текилы и абсента.
***
Учитель шёл по тропинке, и постепенно его привычная человеческая одежда таяла, сменяясь на просторный белоснежный балахон Художников. В этом диком уголке их Сада остальные братья гулять не любили, но его непутёвый Ученик стремился уединяться здесь в минуты душевного волнения. И сейчас, в такое тяжёлое для него время, ему больше некуда было податься.
Деревья расступились перед Учителем, открывая взор на небольшую полянку и скрюченную фигурку Ученика, лежащего на земле.
— Здравствуй, Хосок.
Художник поднял голову и тут же опустил её, продолжая рассматривать в ладони крошечную кучку разноцветной трухи.
— Я должен наказать тебя за нарушение всех мыслимых и немыслимых правил, но твои подопечные сделали это сами.
Хосок судорожно вздохнул, но, почувствовав морщинистую ладонь Учителя на своем плече, немного расслабился.
— Тебя и Тэхёна все ищут. Чимин на уши поднял половину города, и что-то подсказывает мне — его лучше не злить. Долго будешь здесь прятаться?
Художник сел и покачал головой, сжимая кулаки.
— Простите, Учитель, что так подвел Вас. Я ещё немного побуду здесь и уничтожу картины.
— То есть их миры ещё живы? — лукаво поинтересовался Учитель, присаживаясь рядом, и Художник покраснел.
— Не смог сразу... пытаюсь... потихоньку.
— Смотрю, и частичку их карандашей сохранил, — как бы между прочим заметил Учитель, а потом аккуратно взял Хосока за подбородок и развернул к себе лицом: — Мой Ученик, ты столько времени боролся, не опускал рук, так почему сейчас сидишь здесь, позволяя своим драгоценным мирам разваливаться на части?
— Они не нужным им, — прошептал Хосок, — всё-таки не нужны.
— Нам всегда говорят: «Вы не должны привязываться к обозначенным парам». Но хорошие Художники понимают, что без этого невозможно подарить соулмейтам единственно возможный для них мир. В нём будет чувствоваться фальшь. А ты, мой Ученик, очень хороший Художник. Эти юноши и девушки для нас как дети. И главный долг родителя — поддержка. Чада оступаются, упрямятся, идут не тем путём, но мы всё равно всегда рядом, чтобы направить их. Ты развёл их, нарушил ещё одно правило ради них, но на деле не смог поставить окончательную точку. Может, следует посмотреть, к чему это привело?
— Не хочу, — качнул головой Художник, — Вы говорили, что мы, бывает, совершаем ошибки, сводим недостаточно подходящие пары, и мне кажется... теперь кажется, что я был слишком долго ослеплён, не видел очевидного...
— Ты не прав, — перебил его Учитель. — Ошибкой было связать Джереми и Билла. И теперь я признаю свой ужасный промах. Но твои пары, Хосок, ты же понимаешь, я знаю их, я общался с ними, для меня они тоже не чужие. Даже Чонгук, с которым я познакомился совсем недавно. Нет между ними неправильности.
Хосок застонал, роняя голову на колени, и глухо прошептал:
— Не знаю, что делать. Не знаю, как быть. Вы правы, я всё ещё надеюсь, всё ещё удерживаю их картины от разрушения. Но мне так тяжело вновь подняться и сделать шаг им навстречу. Я боюсь, что через какое-то время опять полетят обвинения, опять ими завладеет страх и сомнения. Повторения того вечера я просто не переживу.
Учитель вздохнул, притягивая своего Ученика ближе и крепко обнимая.
— Не опускай руки. Дай им ещё один шанс. Поговори с ними. Уверен, ты поймёшь, если в их сердцах и мыслях остались червоточины.
Хосок опустил взгляд на свою ладонь, где от частичек карандашей шло еле ощутимое покалывание, и кивнул, собирая свою решимость в кулак.
— Горжусь тобой, мальчик мой! Насколько я понял, Намджуну мозги на место пытаются поставить Юнги и Джон. А вот Чонгук... Чимин боится, что кроме тебя он никого не послушает. Но лучше вам поговорить втроём: тебе, Намджуну и Чонгуку. Я же попытаюсь найти Тэхёна. Меня пугает его отсутствие.
Художник отстранился от Учителя, накрыл сжатый кулак с трухой от карандашей второй ладонью и сосредоточился. Отклик пришёл не сразу и заставил Хосока побледнеть.
— Боги, он в картине! Но... как? Она же разрушается! Он скоро не сможет выйти. Я должен...
— Нет, — оборвал его Учитель. — Иди к Намджуну и Чонгуку. Я выведу Тэхёна в реальность, не беспокойся.
Хосок с минуту колебался, а потом кивнул и растворился в воздухе.
Учитель вздохнул, пытаясь унять дрожащие пальцы, встал и решительно направился в комнату Ученика. Мальчика нужно было спасать.
***
Чонгук хорошенько вмазал Грэгу, разбивая костяшки в кровь, но совершенно не почувствовал этого. Шон и Стэн повисли на нём стальными оковами, и он мог только сверкать злым взглядом на парня, посмевшего обсмеять предложенную идею Мэта.
— Бешеная сука! — орал Грэг, держась за разбитое лицо. — Тебя нужно изолировать, на цепь посадить! Какого хрена с тобой происходит в последний месяц? Недотрах?
— Это точно не про него, — выплюнула Гло, и Чонгук резко дернулся, пытаясь добраться и до подруги.
— Не ваше собачье дело, со сколькими я сплю!
— Конечно, ты же у нас теперь свободная личность, — язвительно протянула Гло, — что ты успешно всем и доказываешь. Себе-то доказал, идиот хренов?
— Пасть закрой, — прошипел Чонгук, — не посмотрю, что мы друзья, если ещё хоть слово скажешь.
— Ой, конечно, правда же седалище твоё знатно припекает, поневоле агрессивным станешь, — продолжала издеваться Гло, пока Кит не стиснул её плечо, призывая остановиться.
— Он сам так решил! — выкрикнул Чонгук, и тут не выдержал даже Стэн.
— Ну ты и мудак, — покачал головой Тёрнер, отступая в сторону, — кто же его довёл до этого?
Чонгук обмяк, осел на пол, утыкаясь головой в прохладный паркет, и попытался взять себя в руки. Конечно, он ни в чём не винил Тэхёна. Понимал, что сам подтолкнул соулмейта, вынудил, причинил ужасную боль. Этот месяц был самым страшным в жизни Чонгука. Ещё ни разу за все время, как у них наладились отношения, они не разлучались на такое длительное время. Всегда был телефон, скайп, встречи, если оба были в городе. А сейчас он не слышал и не видел его целых тридцать дней. Но самым страшным оказалось не ощущать его через метку, что стало давно привычным. В изматывающие ночи Чонгуку казалось, что Тэхёна больше нет на этом свете. Он просыпался в холодном поту, врубал свет в номере и сидел до утра на кровати, сжимая левое запястье.
И чувства никуда не ушли.
Пришло лишь осознание их глубины и серьёзности. Смешно, но метка действительно была ни при чём. Вот только чтобы понять это, Чону пришлось её потерять. А вместе с ней потерять и Тэхёна.
— Твою мать! — Он с силой принялся бить кулаками по полу. — Твою, сука, ма-а-ать!
Входная дверь резко распахнулась, в зале повисла абсолютная тишина, и Чонгук пришёл в себя, вытирая пот со лба и разворачиваясь к входу. Не хотелось бы, чтобы Боб видел его в таком состоянии.
Но у двери стоял не он.
Учитель Хосок смотрел настороженно, оценивающе, но на дне его зрачков плескался страх. Художник не сводил с Чонгука взгляда, и тот вдруг понял, что дошёл до края.
— Чонгук, — умоляюще прозвучал в тишине голос Гло.
Потому что Чонгук ломался, прямо на их глазах, превращаясь в жалкую, скулящую оболочку.
— Верни! — срывающимся голосом попросил он, на дрожащих ногах подползая к Хосоку и падая тому в руки. — Прошу. Всё что хочешь... правда... Верни!
И заплакал, навзрыд, некрасиво и совершенно не по-мужски, утыкаясь в грудь Художнику и слыша, как у того за рёбрами неистово колотится сердце.
— О, Чонгуки, — простонал Хосок, обнимая непутёвого подопечного. — Глупый, глупый Чонгуки. Джун, помоги его увести.
Чонгука подхватили под руки с двух сторон и вывели из здания. Он ничего не видел и не соображал, делал то, что просили, и в сущности ему было всё равно, куда его везут. Всё, на чём он держался последний месяц, злость, агрессия, грубость, испарились будто их и не было, оставляя после себя пустоту. Чон жался к Хосоку, пытаясь зацепиться за это тепло, за ласковую руку, чтобы не растерять себя окончательно.
Потому что... ну кто он без Тэхёна?
Пришёл в себя Чонгук уже дома у Намджуна. В квартире чувствовался еле слышный запах алкоголя, будто им тут пол протирали. И Джун смущённо ответил, что Джон и Юнги приводили его в чувства вполне стандартным способом.
— Может, и нам попробовать? — задумчиво протянул Хосок. — Если честно, парни, не подумайте, что я хочу надавить вам на больную мозоль... Хотя нет, очень хочу, прям чтобы вы ещё раз прочувствовали, какую хрень совершили. Так вот, хочется просто отключить голову, чтобы море по колено и вокруг розовые пони.
— Но я такого фееричного лечения второй раз не вынесу, — жалобно отозвался Намджун, и Хосок рукой махнул.
— Тогда разрешаю тебе пить столько, сколько сможешь.
Чонгук слышал разговор парней словно через напиханную в уши вату. Он водил мутным взглядом по стенам, и единственное, что ему сейчас хотелось, — уснуть, забыться, проспать без сновидений хотя бы час. Присутствие Хосока действовало на него как мягкое снотворное, но тот не позволил ему вырубиться, насильно вливая в рот алкоголь. После третьего стакана голова Чонгука прояснилась, будто окружающая картинка сменила разрешение на более высокое. Внутреннее напряжение немного отпустило, разговоры пошли ровнее, и на краткий миг ему показалось, что произошедшее оказалось сном.
Пока Хосок не отставил очередной стакан, заваливаясь на плечо к Чонгуку.
— Ну что, парни. Признаёте, ик, что ошиблись?
— Учитель Хосок, — качнул головой Чонгук, рассматривая янтарную жидкость на донышке стакана. — Мы не, ик, просто ошиблись, мы феерично о-бла-жа-лись с Намджуном.
— Как говорит мой Учитель, твои ошибки — твоя сила. На кривых корнях дерево стоит крепче.
— Красиво, — протянул Намджун, — но как-то на душе всё равно хреново. Мы уже столько этих корней наворотили, на целый лес хватит.
— Я пустой, — простонал Чонгук, залпом допивая виски и отбрасывая стакан в сторону, за что тут же получил подзатыльник от Джуна, — я просто пуст. Не думал, что такое вообще возможно, но из меня словно скелет вытащили. Вот ткни, ик, и во-о-о-оздух. Чёрт знает, что теперь делать. Учитель Хосок...
— Гуки, прекращай, мы уже давно не в школе! Зови по имени! — отхлебывая прямо из бутылки, попросил Хосок, и Чон кивнул.
— Хосок, мы... мы можем всё исправить? Всё вернуть: и метки, и картины?
— А ты хочешь этого? — повернулся к нему Художник, и его взгляд был слишком осмысленным и пронзительным для пьяного человека.
Чонгук не задумывался, не анализировал, не подбирал слова, а просто кивнул, смотря Хосоку прямо в глаза. В этот месяц он понял, что если в его теле все эти годы по венам струился танец, то душа уже давно приняла форму его соулмейта. И если души не будет, всё остальное потеряет свою значимость одно за другим.
— Хорошо, — довольно протянул Хосок. — Но ничего не получится, если ваши половинки вам не поверят. Но мы можем попытаться, и если всё пройдёт успешно, обнулённые таймеры вновь появятся на ваших запястьях.
— А д-д-двойные? — поинтересовался Чонгук, и Хосок удивился.
— Зачем? Если...
— Нет, — перебил его Намджун, — Гук прав, нужно вернуть всё, как было.
Художник задумался, а потом улыбнулся своей ослепительной улыбкой, которую Чонгук помнил ещё со школы, и поднял большой палец вверх.