Глава 36
Юля
Этой ночью я так и не уснула. Нет, не из-за Дани. После того как потребовал отменить свадьбу, этот гад уверенной походкой направился в гостевую комнату. Оглянулся лишь у самой двери.
На мое тело больше никто не покушался. Но все равно я еще несколько минут ощущала сильные мужские руки на своих бедрах, вкус поцелуя на губах и слышала в голове хрипловатый бархатный голос.
На то, чтобы отлепить себя от стены и привести мысли в порядок, понадобилось не меньше получаса.
Сбежать подальше удалось довольно быстро: я бросилась прочь, как только ноги начали слушаться. Вот только успокоить голову... С этим возникли трудности.
Меня знобило, как во время лихорадки. Одновременно хотелось смеяться и плакать. А за картинки, которые вспыхивали в голове, стоило отхлестать себя по щекам.
Только один мужчина умел доводить меня до такого состояния. Только с Даней меня разрывало в клочья, словно все органы чувств были откалиброваны под него.
Злости не хватало!
Желание ворваться в его спальню и высказать все, что о нем думаю, не давало уснуть.
Уставшая, вымотанная, в пять утра я готова была позвонить Филиппу и попросить забрать меня к себе в отель. А еще лучше - увезти на его остров и устроить свадьбу.
Без подготовки. Без гостей. Срочно, будто от этого зависит моя жизнь.
До семи часов я провалялась в кровати, борясь с этими безумными идеями. А когда машина Никиты отъехала от дома, чуть не разревелась.
Ума не приложу, как бы после такого утра я протянула остаток дня. Наверное, сгрызла бы себя за то, что вышла ночью из комнаты и позволила Дане догнать меня. Инстинкт саморазрушения включился на полную катушку. Но словно по волшебству, в десять домой приехал курьер и вместе с шикарным букетом роз вручил мне огромную коробку с запиской от Филиппа.
«Свадебное агентство выслало мне макеты открыток и фотографии мест для церемонии бракосочетания. Я готов сказать тебе «Согласен» в каждом из них, но агент требует выбрать одно. Полностью полагаюсь на твой вкус».
Филипп был краток. Возможно, даже слишком краток. Я немного не так представляла выбор нами места для свадьбы. Но после того, как жених ни единым словом не упрекнул меня за исчезновение с презентации, язык не поворачивался сказать что-то плохое или хотя бы подумать.
Разбор коробки от агентства стал для меня лекарством.
Вместо того чтобы кусать губы и трогать себя там, где трогал Даня, предстояло выбрать самую красивую открытку из дюжины похожих. А затем найти место, где я смогу сказать «Да» другому.
Внутренний голос подсказывал, что это разновидность мазохизма.
Сердце не отзывалось ни на фотографии с водопадом, ни на кадры со старинным замком.
Не было и десятой доли тех эмоций, которые ночью сбивали с ног.
Но в голове наконец проступила знакомая приятная ясность.
Благодаря ей я смогла нормально позавтракать. С мыслями о дворцах и открытках ответила на звонок Наташи. И даже согласилась погулять с ней по торговому центру.
* * *
- Дорогая моя, ты не на мецената похожа, а на жертву пыток, которой срочно нужна защита! - Наташа встретила меня возле магазина игрушек и с первого взгляда определила самочувствие.
- Вчера была презентация. Ты же знаешь, все эти шумные вечеринки не мой профиль.
Чтобы Наташа еще что-нибудь не прочла по лицу, я заранее отвернулась в сторону витрины.
- Годы идут, а ты не меняешься. - Подруга шумно вздохнула и, склонившись над детской коляской, произнесла: - Помнишь, мама рассказывала сказку о гадком утенке? Так вот некоторые утята даже после того, как вырастают и становятся красивыми лебедями, все равно продолжают считать себя утками. Ничего на них не действует!
- Между прочим, я это слышала!
Настроение поползло вверх, а из груди вырвался смех.
- Ну и кря-кря-кря! - Не смущаясь никого кругом, Наташа показала кончик языка. И тоже залилась хохотом.
- Ума не приложу, как Лёша тебя выносит.
Я смахнула с уголков глаз капли слез и обняла эту безумную. Мне остро необходимо было искупаться не только в ее шутках, но и в тепле. Очередной питерский дефект, который никогда и ни с кем не случался в Гамбурге.
- Лёша и не выносит! - фыркнула Наташа. - Он нашел способ отомстить за все годы, что я его игнорировала. Превратил в конвейер по производству детей и радуется пузу, словно оно его собственное.
- Пузо - это здорово.
Я осторожно убрала руки с ее плеч и отошла на метр.
Взгляд Наташи остановился на моем плоском животе. Улыбка стекла с лица.
- Прости, Юль. - Подруга виновато поджала губы.
- Брось, это было давно.
Жалеть о том, что рассказала Наташе правду о выкидыше, было уже поздно. Ничьи слезы не могли вернуть мне ребенка. А лишний раз вспоминать о той боли, да еще после сегодняшнего обещания Дани... Это было выше моих сил.
- Давай мы лучше где-нибудь присядем, и я покажу тебе, какие места выбрало агентство для нашей росписи с Филиппом!
Чтобы еще больше раззадорить подругу, я достала из сумочки фотографии и помахала у нее перед носом.
- Слушай, ну, может, ты и не совсем кря-кря! - Глаза подруги вспыхнули.
После этого поход по магазинам мгновенно перерос в мастер-класс по организации свадеб.
Лишившаяся из-за конфликта с семьей собственной пышной свадьбы, Наташа принялась забрасывать меня советами. Рассказывала о самых модных питерских свадьбах. Хвасталась, как в прошлую беременность с огромным животом изображала подружку невесты на росписи двоюродной сестры.
Наш смех звенел по всему торговому центру. На душе становилось все светлее. А крепкий кофе и очередной веселый рассказ подруги прогнали сонливость.
Не хотелось ни в больницу, где заведующий отделением наверняка уже ждал. Ни домой.
Из-за этой легкости перед прощанием я не сразу заметила, что выражение лица Наташи стало каким-то другим. Более напряженным и хмурым.
Лишь когда на парковке она забрала из моих рук пакеты и странно замялась, в голове вспыхнула одна нехорошая догадка.
- Ты говорила с отцом? - Я даже не стала уточнять, что разговор мог быть по поводу Дани.
Не хотелось сейчас. Боялась как черт ладана любого упоминания о нем.
- Юль, я не уверена, что тебе это понравится. - Наташа опустила голову, словно боялась пересечься со мной взглядами.
- Сказала «а», говори и «б», - с трудом вытолкнула я из себя и, будто могу рухнуть в обморок, привалилась к дверце машины.
- Юль, там ничего хорошего. Тебе правда необязательно это знать. - Наташа все тянула.
- Ты можешь просто сказать? - Как и ночью, я обхватила себя руками. - Где Даня был те три года? В командировке? Где-то далеко с очередной любовницей? Больнее мне не станет. Отболело.
Словно я произнесла какие-нибудь жуткие фразы, Наташа отрицательно покачала головой. И едва слышно ответила:
- Не в командировке. Не с женщиной... Он сидел. В тюрьме. - Она сглотнула. - За что именно, никто не знает. Ходят слухи про взятку или подлог, но папа сказал, что это все байки конкурентов. Они поначалу пытались утопить его бюро, потому и придумывали всякий бред.
- Даня... сидел? - Все, что Наташа сказала после упоминания тюрьмы, я уже не слышала.
Эти два слова никак не желали соединяться в голове. Я не могла такое представить. И не могла поверить.
- Обвинения до сих пор не сняты, поэтому просто юрист, а не адвокат, - добила Наташа. - Твой Даня что-то натворил. И потом бросил тебя. По времени сходится. Примерно! Но больше я ничего не могу узнать. Прости, родная. Там тайна на тайне и все покрыто мраком.
* * *
Еще из курса психологии в вузе я помнила, что стадий принятия неизбежного несколько.
Первая - отрицание. Она наступила у меня сразу же, на парковке. Наташа героически молчала, когда я пыталась убедить ее, что все это ошибка и информаторы отца спутали Даню с однофамильцем. Подруга грустно улыбалась, когда я стучала каблуками и наворачивала круги вокруг ближайшей колонны. Жала плечами, когда я повторяла: «Нет, нет, нет!»
Вторая стадия - гнев - накрыла в машине по дороге в больницу. Как ни настраивалась, я не могла собраться перед важным разговором. Вместо точного адреса умудрилась назвать таксисту совсем другой дом. И потом два квартала прошла пешком.
Со стороны я, наверное, была похожа на паровоз. От внутренних диалогов, казалось, мозг закипает. А от желания добраться к Дане и вытрясти из него основания приговора горели кулаки.
«Даня» и «тюрьма» по-прежнему были для меня словами из разных языков. Не представляла я его в образе заключенного. Тем более - на три года.
В больнице гнев неожиданно сменился торгом.
Я слушала рассказы заведующего о том, как ему важно получить новое оборудование. Как он рад, что фонд обратил внимание на их больницу. Сколько лет он пытался добиться помощи от начальства и сколько бумажек с отказами успел собрать из разных ведомств.
Под эти рассказы легко было мучить себя вопросами: «А вдруг это связано со мной?», «А вдруг причина развода именно в суде?», «А вдруг Дане тоже было плохо все эти годы?»
Внутренний торг не получалось остановить или закончить. Я запрещала себе вспоминать прошлое. Участвовала в плановых обходах. Улыбалась детям. И все равно каждую свободную минуту травила душу яркими картинками из короткой семейной жизни.
Это была настоящая пытка. Без палача и инструментов, но вытягивающая силы под ноль.
Пока окончательно не чокнулась, стоило попросить заведующего отвести меня к хорошему психиатру. Лекарства тоже пригодились бы. Но за два часа внутренних споров гордость до такой степени выдохлась, что к стадии «депрессия» лечить было некого.
Прошлое в один миг засосало как трясина, и пытаться выбраться из него я не стала.
Перед глазами ожил дождливый летний день. Я вновь смотрела на свой чемодан, собранный для поездки в Москву, и на мужа, который приехал без звонка, без СМС и даже без объятий.
Даня нечасто баловал меня откровениями. Я так и не услышала от него заветного «люблю». Но в тот день он побил все рекорды молчаливости.
Много месяцев я списывала то его молчание на лень - на банальное нежелание что-то объяснять или открываться. Даня встретил меня двенадцатилетней дурочкой, такой я для него и осталась. Не ровня солидному адвокату Милохину. Не Алина и не Кристина.
Я так и не научилась носить бриллианты. В постели умела лишь то, чему научил он сам. По-детски ревновала его к умершей жене и ее родным. Вспыхивала как спичка. Раздражала, наверное, своими глупыми просьбами и слишком сильным желанием быть рядом.
За некоторые поступки и сейчас было стыдно. Чего только стоил побег из Москвы, когда в годовщину смерти Алины я увидела Даню с семьей первой жены. Чего стоили мои звонки, что скучаю, после которых Даня срывался с работы и спешил ко мне... На машине. Без отдыха, по семь часов за рулем.
Некоторые вещи даже вспоминать было больно, не то что пытаться понять.
Всю дорогу до загородного поселка я прокручивала в голове наше прощание. И словно в стену упиралась. В пустоту. Без поводов. Без намеков. Единственное, что не давало покоя - тот уставший взгляд и его слова: «Прости меня», перед уходом.
Тогда я поверила, что это извинение за быстрый разрыв. Как запоздалая анестезия после начала операции. Сейчас тоже в это верила. Но три года за решеткой, сразу после развода...
Для совпадения это было слишком странно.
А если не было совпадением...
Это «не было» грызло похлеще совести. Я еле высидела долгую дорогу домой. А на месте даже переодеваться не стала. Так мимо главной двери и побежала к домику СанСаныча. Не оглядываясь в сторону поскуливающего от радости Демона. Не задумываясь, знает ли хоть что-то мой старый охранник.
* * *
СанСаныч, кажется, понял, зачем я к нему прибежала, с первого взгляда. Не успела я отдышаться, он кивком отправил Галину в другую комнату, а сам отставил большую чашку с чаем на другой край стола.
- Ужинать будешь? Галя рыбу запекла. Не котлеты, конечно, но есть можно, - произнес, нахмурившись.
- Я не ужинать пришла.
Быстро сбросив сумочку на ближайший стул, я села напротив СанСаныча. Как следователь в фильме напротив подозреваемого. Только лампы не хватало, которая слепила бы глаза.
- Заведующий в больнице совсем оборзел или Филиппок где-то офранцузился?
СанСаныч качнулся вперед, и теперь уже трудно было разобрать, кто из нас в роли подозреваемого, а кто играет следователя.
- Ты знал, что Даня сидел в тюрьме? - Я не стала тянуть время. От напряжения уже все внутренности болели. Хотелось хоть какого-то понимания.
- Ничего себе сороки в наших краях! - Начбез присвистнул. - Такую новость на хвосте принести.
- Я знаю, что ты в курсе. Ты всегда все знаешь. Обо всех. - Закрыв глаза, я перевела дыхание. - Скажи почему?..
- Что почему?
- Почему ты не сказал мне, что его посадили?!
На последнем слове мой голос дрогнул, а скулы старого охранника хищно заострились.
Меньше всего он был похож сейчас на доброго, заботливого дедушку, которого я знала уже пятнадцать лет.
Ни улыбки от него, прежнего, не осталось, ни теплого взгляда.
Напротив меня сидел тот, кого боялась вся охрана и перед кем заискивали даже инспекторы дорожной службы.
Наверное, мне тоже стоило начать трястись. Уверена, СанСаныч на это и рассчитывал. Но злости скопилось так много, что никакой страх не брал.
Оттряслась. Отбоялась.
- Так почему? - уже спокойно, медленно повторила я.
- А ты не помнишь, в каком была состоянии пять лет назад? - раздраженно начал СанСаныч. - Напомнить, как днями ревела?
- Не нужно!
- А может, вспомнишь, как подписывала согласие на развод? Как тот пижон, помощник Милохина, три часа под дождем на улице мок. Ждал, пока ты ручку в руки возьмешь и поставишь подписи на документах.
- Я помню все, что со мной происходило. По минутам. Но вопрос касался другого.
- Так ответ в том же. Не до Дани мне было. Я не знал, как тебя на ноги поставить.
Начбез отодвинул свой стул, встал и начал расхаживать по комнате.
- В Германию ты не хотела. - Он принялся загибать пальцы. - От интернатуры отказалась. Сутками выла у себя в спальне, словно муж не от тебя ушел, а к ангелам на тот свет. Говорить о чем-то или просто прикасаться было страшно! Ты ж вся была как оголенный нерв! Тронешь - зальешь всё слезами.
Остановившись, СанСаныч потер лысину. Но спустя несколько секунд, словно набрался сил, продолжил:
- А когда я сам забрал в вузе документы, увез тебя в Гамбург... Юля, да я чуть не умер там, в больнице, пока тебя откачивали. Не до Милохина мне было! Знал бы заранее, что все так повернется, придушил бы гада, еще когда он о свадьбе заговорил. Вот этими руками! - Начбез протянул мне свои огромные ладони-лопаты. - И не моргнул бы.
- Ясно. Понятно. - Я с каждым словом медленно выдыхала. - Хорошо... А как насчет причины его ареста? Она связана со мной?
Будто я резко перешла с русского языка на какой-нибудь китайский, начбез вытянул шею и свел брови.
- Юль, ты вроде замуж собралась?
- Хоть на один вопрос я могу получить прямой ответ?!
Если бы кружка с чаем стояла поближе, я точно запустила бы ее в стену. Сил не было бороться с этим упрямцем. От жутких подозрений в бараний рог скручивало.
Даня никогда не делился со мной информацией о своей работе. Не жаловался, что устал. Не хвастался успехами. У него хватало забот, а я так сильно радовалась нашей близости, что не думала ни о чем, кроме бабочек в своем животе.
Мне было слишком хорошо, чтобы обращать внимание на что-то вокруг. Реальная жизнь казалась чем-то далеким и неважным. На свете существовал лишь мой муж и мои чувства к нему. Случись у нас какие-то проблемы - я бы, наверное, и не заметила...
- Юля... Родная...
- Меня давно не нужно защищать. Мне не двенадцать и не восемнадцать. Все, что я хочу знать: связан арест Дани со мной или нет! Без нравоучений и рассказов о невеселом прошлом, - не сдержавшись, выпалила я на одном дыхании.
- Девочка... - СанСаныч замер и, словно побитый пес, печально посмотрел мне в глаза.
- Не девочка.
- Для меня девочка. - Старый друг упрямо мотнул головой. - Не от каждой правды становится легче.
- Одно слово! Да или нет.
Для наглядности я оттопырила указательный палец, показывая цифру «один».
СанСаныч ответил не сразу. Я слышала в тишине, как он надсадно дышит. Чувствовала тяжелый взгляд. Почти как у Дани, когда ему накладывали швы.
Смеяться хотелось от того, насколько эти двое похожи в некоторых вещах. Как из одного теста. И оба вечно пытаются управлять моей жизнью.
- К свадьбе лучше готовься, - вдруг, как отрезал, произнес СанСаныч. - Платье выбирай! Домик с французом какой в Бордо присмотрите, чтобы не на две страны жить, а рядом. А прошлое забудь. Ничего ты плохого не сделала. Ни в чем не виновата!
- Это ответ «нет»?
Я тоже встала. Короткий разговор вымотал сильнее, чем долгая бессонная ночь.
- Из-за чего он сел - это дело Дани. Только его! - СанСаныч вернулся к своей кружке и сделал щедрый глоток. - Не накручивай себя. Тебе и так хватило.
- Конечно...
Уже не слушая, я подошла к двери.
Внутри стало пусто. Радоваться нужно было: не виновата ни в чем, надумала себе глупостей. А почему-то не радовалось. Только сумка с фотографиями и открытками теперь казалась тяжелее, будто в нее кирпич подложили.
- Вы вроде бы опять работаете вместе... Если Милохин посчитает нужным, сам тебе расскажет о своих проблемах, - совсем другим тоном, уставшим, прозвучало за спиной.
- А он уже сказал, - вырвалось у меня с нервным смешком.
- Что?..
Чашка со стуком и плеском опустилась на стол.
- Сказал отменять свадьбу.
Я не стала оборачиваться. Хотелось домой, подальше от чужой заботы. В свою собственную норку.
- Даня? - отплевываясь и хватая воздух, прохрипел СанСаныч.
- Собственной персоной. Мой новый жених его не устраивает. Милохин предпочитает только себя.
Не дожидаясь следующего вопроса, я открыла дверь.
Прохладный воздух тут же сыростью ударил в лицо. В одно мгновенье охладил мои горячие щеки. Забрался за шиворот.
Это было как контрастный душ. Если бы не усталость, сейчас я, наверное, почувствовала бы бодрость. До конца дня оставалось еще много времени. Я успела бы выбрать открытку и сообщить свадебному агентству, какое место для торжества мне понравилось больше. Успела бы созвониться с больницей в Гамбурге и узнать, как там мои пациенты.
Сейчас как никогда хотелось вернуться к ним. К моим малышам. Потрепать по волосам каждого. Спросить: «Как дела?»
С мыслью о том, как вошла бы в клинику, я переступила порог.
Вспоминая красивые лица подопечных, развернулась.
И, закрывая дверь, на один миг встретилась взглядом со своим главным охранником.
За эту встречу я видела СанСаныча разным. Раздраженным, злым, печальным. Но таким, какой смотрел на меня сейчас, не видела никогда за пятнадцать лет.
Больше всего он напоминал человека, увидевшего призрака. Широкие плечи казались напряженными. Глаза были широко распахнуты. А между густыми бровями чернели две глубокие складки.
Хоть беги за тонометром или меряй пульс. Но спасать никого не пришлось. Будто почувствовав неладное, из соседней комнаты вышла Галина, и в тот же момент мой старый охранник снова стал обычным.