Глава 35
Юля
Никогда бы не подумала, что мой статус мецената сможет быть полезным на практике. Однако стоило войти в приемный покой ближайшей больницы, назвать свою фамилию, как спустя пару минут вокруг Дани собрался целый консилиум.
Сам больной особой радости по этому поводу не испытывал. Я кожей ощущала на своем лбу его суровый взгляд. И, чтобы несговорчивый пациент не уехал, держала в заложниках ключи от машины.
Прежней Юли такая храбрость и не снилась. Она была слишком послушной и неуверенной в себе. Но я не солгала Дане, когда сказала, что мне достались хорошие учителя.
Уже к десяти вечера мой протеже был осмотрен с ног до головы, а на его затылке появилась пара аккуратных швов. Я не вмешивалась в ход осмотра. Не пыталась играть во врача. Даже вопросы не задавала. Все выводы докторов можно было прочесть по лицу самого больного.
За пять лет, казалось, я отвыкла от прищура этих серо-голубых глаз, от плотно сжатых губ и скупой, как у игрока в покер, мимики. Однако сейчас снова видела его насквозь.
- Сотрясение все же есть. - Я не спрашивала. Озвучивала понятные факты.
- Не первый раз. Переживу.
- Лекарства, которые выписал врач, нужно принимать две недели. Не меньше.
- Справлюсь.
Будто каждая секунда в больнице доставляет ему физические страдания, он быстро приводил себя в порядок. Вместо прежней, залитой кровью рубашки надевал белую футболку. Ума не приложу, где он ее раздобыл! Поправлял ремень. Обтягивал ткань футболки по торсу...
Последнее показалось слишком интимным, и я отвернулась. Даня и в костюме заставлял нервничать. А его «стриптиз наоборот» вообще влиял как-то неправильно.
Я видела Милохина в его двадцать два года, изучила руками и губами в тридцать два, но эта тридцатисемилетняя версия... От одного только взгляда на косые мышцы, рельефный пресс и дорожку темных волос, уходящую под ремень брюк, становилось жарко.
Отругать себя хотелось за подобную реакцию. Пять лет свято верила, что со мной что-то не так - замерзла, превратилась в бесчувственную фригидную рыбину, смирилась с тем, что поцелуи и прикосновения жениха не вызывают никаких реакций. А тут... кончики пальцев покалывало, словно не смотрела, а трогала.
- Врач очень рекомендовал тебе остаться здесь на ночь. - Чтобы чем-то занять руки, я взяла листок с результатами обследования и еще раз перечитала все названия препаратов.
- Больничная койка не мой вариант. - Даня с плохо скрываемым отвращением посмотрел в сторону кровати. - Спать я предпочитаю дома.
- Одну ночь переживешь! Здесь хотя бы смогут помочь, если что-то случится.
- Не убедила! - Застегнув на запястье браслет часов, Милохин взял пиджак, но надевать его не стал. - Боюсь, даже если ты будешь держать меня за руку до утра, я все равно захочу убраться.
- Могу раздобыть ремни в операционной. Попрошу самые крепкие.
- Твои руки были бы надежнее... но нет.
Даня бросил странный быстрый взгляд на мое лицо.
- Не знаю, в какую игру ты сейчас играешь, но мне она не нравится, - призналась я, обхватив себя руками.
Будто только сейчас понял смысл своих фраз, он с силой зажмурился.
- Я просто устал. - Он тяжело вздохнул. - Адски сильно устал. - Тряхнул головой.
Больше всего на свете мне хотелось поверить этому его «устал», списать последние слова и вопрос, произнесенный в машине, на сотрясение мозга. Для душевного спокойствия это было просто необходимо! Но что-то мешало.
Возможно, слишком внимательный взгляд. Жадный, будто впитывающий каждое мое движение и жест.
Возможно, слишком явное нежелание Дани прикасаться ко мне. Почти как мое собственное...
Или что-то еще, что не позволило этому упрямцу прийти на презентацию, но не помешало броситься на асфальт, спасая меня.
Сплошные ненужные и опасные догадки.
К счастью, в нашем настоящем ломать голову над мотивами не было необходимости. Он спас меня. Я помогла ему. Никаких отношений и долгов.
Чужаки. Оставалось лишь закончить этот ужасный вечер. И разойтись по своим углам. Двадцать минут по проспекту. Еще столько же по загородной трассе.
Представляя, как доберусь домой, я достала из клатча ключи Дани. Но отдать их так и не смогла.
- Я отвезу тебя в отель. На этом будем квиты. - Мысленно прокляла себя очередной раз.
- Если так боишься за мою шкуру, могу пообещать не садиться за руль. - он остановился напротив. - Вызову такси.
За этот вечер мы уже не раз находились настолько близко друг к другу. Однако сейчас впервые от этой близости стало не по себе.
- Ты можешь просто сказать адрес? Где ты остановился?
Нужно было отступить, но я лишь вскинула подбородок и посмотрела ему в глаза.
- Слишком далеко. Ехать придется долго.
Кривая улыбка мелькнула на мужских губах.
- Только не говори...
Я все же отшатнулась. Прижалась спиной к холодной стене. И чуть не выронила ключи.
- Ты каждый раз мотался из Москвы? И на прежнюю встречу, и сейчас? - с трудом закончила фразу.
- На приглашение в гости не напрашиваюсь.
Сильная загорелая ладонь скользнула по руке, в которой я сжимала ключи, от предплечья до запястья. Пальцы осторожно переплелись с моими пальцами.
- Даня...
Нужно бы всего лишь отпустить связку. Одно маленькое движение. Никто ничего от меня не требовал и не ждал.
- Проклятие, Милохин! - Второе безумное решение этого вечера далось мне гораздо труднее первого. - Ну почему ты такой упрямый?
* * *
Даня
В Питере у меня вечно все шло через одно место.
Заколдованный город. Я уезжал отсюда. Рвал связи. Продавал все, что могло держать. Возвращался ненадолго. И снова прирастал.
За часы.
За минуты.
Непосредственно сейчас прирастал к пассажирскому сиденью собственной машины.
Паша давно намекал, что мне нужно завести личного водителя. Чтобы тот вместо меня глушил черный кофе во время ночных поездок. Чтобы страховал, если деловой ужин превратится во что-то более неформальное. И чтобы присматривал. Не за мной. За тем, что творится вокруг, и теми, кто сует свой нос слишком глубоко.
Наверное, это была правильная идея. Но я отказывался. По наглухо вбитой в подкорку привычке доверял только себе. Сам присматривал. Сам крутил баранку. До этого вечера.
Сейчас хотелось! Водителя! Личного! Юлю!
Чтобы пялиться, как хмурится, когда нужно перестроиться в другой ряд. Чтобы взглядом есть ее длинные ноги, высокую грудь, руки на руле моей машины, пухлые губы и... отъезжать от удовольствия.
Пять лет назад мне легко было впустить в душу одну наивную влюбленную девчонку. Это произошло само собой, будто внутри для нее всегда было зарезервировано место.
Просто сдался, отпустил свое горе и полюбил. Как форточку открыл для свежего воздуха.
Сейчас же ни сдаваться, ни впускать не приходилось. У меня не осталось на Юлю никаких прав. Сам ушел. Сам наглухо заколотил гвоздями крышку гроба с нашим браком. Но внутри, за ребрами, словно клеймом горело «Моя».
Из-за этого клейма я приехал на дурацкую презентацию.
Последним недоумком час простоял на улице. Словно собака хозяина, чувствовал её рядом, но не хотел окунаться в показушное шоу за дверями.
Просто проветривал голову.
Смотрел на огни Питера.
И ждал... как у моря погоды.
Из-за клейма согласился на больницу, хотя нормально добрался бы и до Москвы. За три года в колонии случались неприятности и похлеще!
А теперь ехал в загородный поселок. По дороге, где знал каждое дерево. К дому, с которым был уверен, что распрощался окончательно.
- Если ты голоден, можно заказать еду в службе доставки. - Юля выглядела спокойной. Лишь идеально прямая спина выдавала напряжение.
- Не нужно. Всё в порядке.
- Китайскую еду могут привезти в течение получаса. Недавно ресторанчик рядом открыли.
Она даже не смотрела на меня. Словно справочная служба, буднично сообщала о целом ресторане в нашем поселке, хотя пять лет назад была счастлива и кафе.
- Я в состоянии дожить до утра. И заехать потом куда-нибудь на завтрак.
- Как скажешь.
Юля не стала предлагать приготовить что-то самой или заехать в тот самый ресторанчик. Ни слова она не сказала и о Галине, которая вечно готовила с запасом.
Чужая. Взрослая. И такая красивая, что постоянно хотелось трогать. Проверять - реальная или нет. Головой понимал, что это безумие. Но вело от близости со страшной силой. Хоть табличку себе перед глазами вешай: «Не твоя! Руки прочь!»
Как без происшествий доехали до дома, сам не представляю. Иногда от напряжения, казалось, проводка в машине заискрит или кресла под нами загорятся. Лишь когда припарковались у знакомого забора и двигатель замолчал, стало немного полегче.
- Вот и приехали. - она сразу отдала мне ключи. Вручила как награду, от которой давно мечтала избавиться.
- Ты все еще можешь передумать. Я в состоянии оплатить такси до столицы.
- Одну ночь мы как-нибудь переживем под одной крышей, - чуть громче, чем следовало, произнесла она.
- Наверное...
Я сквозь стекло посмотрел на два дома: один мой прежний, проданный, второй - чужой. Сказать больше ничего не успел.
Мой роскошный водитель ловко выбрался из салона и захлопнул дверь. Я всего пару секунд успел попялиться на полуголую спину и бедра. Но этого с лихвой хватило, чтобы проклясть себя за согласие приехать.
* * *
До тюрьмы я знал о пытках лишь теорию. Там получил практические навыки. Однако весь мой опыт не шел ни в какое сравнение с ночью под одной крышей с бывшей женой.
Как и в машине, дома Юля была немногословна. Будто я здесь первый раз, она показала гостевую комнату. Вежливо спросила о самочувствии. И, узнав, что всё в порядке, отправилась в другое крыло дома.
Останавливать или задавать ненужные вопросы о женихе, которого почему-то было не видно и не слышно, я не стал.
Вместо этого принял душ... смыл холодной водой с себя усталость. Упал на мягкую кровать.
После этого оставался лишь сон. Хотя бы пять-шесть часов до утра, чтобы отдохнуть и сесть за руль.
Но сон не шел.
Вместо сна в голову лезли мысли, а душу травили воспоминания.
О девочке, которая по фотографии из журнала нарисовала мой портрет.
О девушке, которая уверяла, что если я продам свой дом, то она впустит жить в свой. И нам на двоих его хватит.
О женщине... Соблазнительной, яркой, сладкой, которая спала где-то здесь рядом.
Я уже давно выучил простую истину: время не лечит. Смерть родителей и гибель первой жены прочно закрепили это знание.
Но оказалось, время не лечит и от чувств.
Еще в ресторане, в день нашей первой встречи с Юлей, я понял, что ничего не перегорело. Что от одного только взгляда серых глаз я чувствую себя прежним. А сейчас убедился окончательно.
Как и докторишке в Гамбурге, Фурнье хотелось шею свернуть за то, что заимел права на мою девчонку.
Смех разбирал от собственной ревности. От того, что я вообще все еще на нее способен. И крыша ехала от мысли, что француз был с Юлей... целовал, обнимал, присваивал и заставлял кричать свое имя.
Нереально было уснуть с такими мыслями. Забыл уже, как это - ощущать себя настолько живым.
Наверное, не спасло бы даже снотворное. Только гильотина или...
На «или» не было у меня ни прав, ни шансов. Все свои права и шансы я потерял, когда принес своей девочке соглашение о разводе, а потом оставил ее в одиночестве переживать смерть нашего ребенка.
Но час пустого лежания в кровати... два часа... три...
На четвертом я сдался. Натянув брюки, вышел в коридор. Замер, прислушиваясь к тому, как за окном свистит ветер. И в кромешной темноте каким-то животным чутьем уловил, что стою здесь не один.
* * *
Кто-то другой, вероятно, и мог ошибиться - не узнать в ссутуленной темной фигуре хозяйку дома, но только не я. Мне даже присматриваться не пришлось. Какой-то внутренний датчик с двумя значениями, «свой» и «чужой», качнул стрелку влево, и кулаки сами разжались.
Взгляд скользнул по неожиданной гостье от пяток до макушки. Голова потяжелела, словно второй раз за день встретилась с асфальтом. А дальше вместо мозга заработали рефлексы.
Юля не успела убежать. Она бросилась в сторону лестницы, как только я повернулся. Но возле ступеней я успел перехватить ее за талию.
- Тебе не говорили, что в темноте бегать опасно? - Резко крутанул к себе лицом и вжал в стену. - Особенно возле лестницы!
Мы оба посмотрели вправо на ступеньки и одновременно шумно выдохнули.
- Если бы ты меня не испугал, я бы не побежала! - словно боясь, что кто-то услышит, возмущенно прошептала Юля.
- Так я испугал?! Или ты ждала кого-то другого?
За этот вечер мы так часто орали друг на друга, что сейчас стоп-кран сорвало сразу.
- Даня, это мой дом! Не твое дело, кого я и где жду!
Юля изо всех сил ударила по моей груди. Приложилась ладонями о голую кожу, не щадя ни меня, ни себя. Звон от шлепка слышен был, наверное, в самом дальнем углу дома. Но я даже боли не почувствовал.
Это было как возвращающий к жизни разряд дефибриллятора.
Когда-то, в прошлой жизни, я приказал себе не трогать Юлю. Но сейчас забыл.
Минуту назад в кровати смеялся над своей ревностью, считал шансы и тушил надежды. А сейчас в черепушке ни одной трезвой мысли не осталось.
Необратимая реакция запустилась мгновенно. Отчаяние и злость распадались как атомы в реакторе, а вместо них появлялись совсем другие эмоции. Слишком темные и мощные, чтобы им противостоять. Слишком яркие для такого полутрупа, как я.
- Ври мне больше!
Больше не в силах бороться с собой, я вклинился коленом между длинных ног. Завел руки Юли над головой и взял их в замок левой ладонью.
Быстро, будто годами тренировался. Совсем без сопротивления. Как так и нужно.
- Отпусти меня!
Рассмотреть в темноте выражение лица бывшей жены оказалось сложно. Но осипший голос выдал испуг лучше мимики.
- Не спится, сладкая?
Я буквально распял ее тело своим. Чувствовал теперь, как дрожит и как напряжена. Каждую совершенную выпуклость ощущал. Каждый потрясающий изгиб.
- Я проклинаю себя за то, что пригласила тебя.
Голос Юли стал еще тише. Теперь она шипела.
- Всего лишь?
- Проклинаю тебя, что снова спас, хотя я не просила.
- Это со мной случается... да! Ничего не могу с собой поделать.
Свободной рукой я поднял за подбородок ее голову и заставил её посмотреть в глаза.
- Лучше бы Кристину свою спасал! - вдруг с ненавистью, громче прежнего выпалила она, и у меня от этой неожиданной, предательской ревности окончательно отключило мозг.
Ничего с этой девчонкой не получалось по плану. Ни пять лет назад. Ни сейчас.
Свет клином сошелся.
Коротило от ее губ, ее дрожи и близости со страшной силой.
Ворвись в дом француз или СанСаныч с шашкой наголо - никто бы не остановил. А сам я притормозить уже не мог.
- Юля... - Не позволяя отвернуться, мазнул носом по щеке... дурея. И смял нежные губы своими губами.
Пять лет испарились за миг.
Не было одиноких ночей в холодных камерах. Не было разъедающего нутро отчаяния. Не было скупого, молчаливого прощания.
Была лишь она одна. Чистая и нежная девочка, которую я сам учил целоваться и сам сделал женщиной.
Была моя Юля. Моя! Без приставочного «бывшая».
Такая, какой помнил.
С ее запахом, ее вкусом, ее стонами. С ее телом, от которого съезжала крыша.
С ее губами, пухлыми, нежными. Упрямыми вначале и убийственно послушными потом.
Девочка, которая много лет ждала только меня. Самая чувственная и сладкая на свете.
Жена по всем писаным и неписаным законам.
Невозможно было от нее оторваться.
Проще всадить заточку под ребра, чем заставить себя отпустить ее.
Шарик земной остановить было легче.
Я совсем не разбирал, где нахожусь и что делаю. Мучил ее рот своими губами. Шарил руками по телу. Не чувствуя, как она молотит кулаками по плечам, сминал упругие ягодицы. Обхватывал узкую талию.
От желания перед глазами черная пелена стояла. Как одержимый, я вжимал в себя свою Юлю. И даже звонкая пощечина не сразу вернула с небес на землю.
- Чокнутый! Псих! Ненормальный! - Юлю колотило, когда она вырвалась из моийх объятий.
В тусклом свете я видел, как трясутся руки и подрагивают плечи. Насмотреться не мог на то, как блестят глаза.
- У тебя ведь нет ничего с этим французом. Я прав?
Щека горела, но было плевать. Одного поцелуя хватило, чтобы понять больше, чем за две наши встречи.
- Тебя. Моя. Жизнь. Не. Касается! - с расстановкой, словно бегун после марафона, выпалила Юля.
- Он никогда не трогал тебя, как я. И не заставлял стонать!
Я оперся руками о стену, взяв в капкан свою девочку. И шизел от невозможных, потрясающих открытий.
- Милохин, ты самовлюбленный мерзавец! Индюк! Эгоист без совести!
Будто теперь даже прикасаться ко мне не хотела, она плечом попыталась пробиться сквозь преграду.
- Ты никогда не была в его кровати.
Вместо того чтобы пропустить, я зубами осторожно прихватил ее за плечо.
- Нет, у тебя не сотрясение! - ошарашенно зашептала Юля. - Ты сбрендил! Чокнулся! Тебе к психиатру нужно!
- Только если ты будешь моим психиатром.
От желания снова поцеловать эту дикую кошку в голове все клеммы перегорели. Грань между насилием и желанием растаяла на глазах.
Не мог я держаться или выпустить.
Не получалось быть с Юлей благородным и правильным.
- Все еще любишь меня, да?
Сам не знаю, на что я надеялся, задавая этот вопрос. Не на ответ - точно. Скорее на взгляд, на движение, на дрожь.
- Ты самый последний человек на свете, которого я могла бы полюбить!
Она даже не моргнула. Выплюнула слова, как проклятие. И обхватила себя руками с такой силой, будто могла вот-вот развалиться на части.
Гордая, как настоящая королева. И испуганная, как одна знакомая девчонка.
Никаких других вопросов мне больше не понадобилось.
От счастья сердце готово было из груди вырваться. Голова кругом шла. И неважно стало, какие горы мне предстоит свернуть в самое ближайшее время.
- Свадьбу можешь отменять.
Чтобы еще сильнее не испугать свою девочку, я убрал руки. Сам поправил на ней пижаму. И целомудренно поцеловал в висок.
- Французу я тебя не отдам. Так ему можешь и передать. - Я погладил свое солнце по волосам, успокаивая. - Вообще больше никому не отдам.
Прижался лбом ко лбу, загибаясь от того, как хорошо стало на душе.