Глава 37
Юля
После вестей от Наташи и разговора с СанСанычем часть меня будто встала на паузу.
Внешне я была прежней. Вела переговоры сразу с тремя больницами. Собирала информацию об оборудовании, в котором больше всего нуждались педиатрические отделения. В свободное время отвечала на письма свадебного агентства и даже согласовала в одном из столичных салонов дату примерки свадебного платья.
Жизнь словно вернулась в прежнюю колею. С уютными ужинами в компании Филиппа. С поцелуями. Все более смелыми, приручающими. С маленькими пациентами питерских клиник, которых мне по-прежнему никто не разрешал осматривать, но не мешал задаривать подарками.
О Дане я не думала. Почти.
Запретила себе ходить в левое крыло дома, туда, где он ночевал. Не задавала Филиппу никаких вопросов, когда он рассказывал о работе с юридическим бюро. Не разрешала Галине вносить в дом букеты цветов, которые теперь каждое утро появлялись на пороге дома.
Последнее было странным даже для самого Дани. За весь наш короткий брак он ни разу не дарил мне цветов и не отправлял никаких открыток. Вместо всех этих романтических жестов Даня предпочитал дарить себя.
Приезжал поздно вечером или ночью. Наведывался в мою спальню и не давал спать до утра.
Фантазии не хватало, чтобы представить его с цветами. Внутренний параноик не верил в то, что видит и чувствует. К счастью, сам лично Даня не приезжал.
Как и обещал, все бумаги вместо него готовил Паша. Тот же Паша присутствовал со мной и Филиппом на официальной регистрации фонда. Именно Паша открывал шампанское, когда Министерство юстиции выдало нам документы.
Порой мне хотелось поверить, что опасной встречи с Даней в темном коридоре никогда и не было. Что тот поцелуй всего лишь игра подсознания. Особая разновидность фантомной боли.
Возможно, еще неделя... а лучше две, и я бы убедила себя. Время не лечит, но здорово притупляет чувства. К сожалению, в честь регистрации фонда Филипп решил устроить в Москве пресс-конференцию, а Паша сразу же сообщил, что его партнер обязательно будет.
* * *
В дату икс я разрывалась между желаниями остаться в Питере или, наоборот, явиться в Москву при полном параде. Первое было блажью. Филипп точно не заслуживал такого поступка.
Второе - особой формой злости. Женской местью одному самоуверенному типу, который посчитал, что имеет право менять мои планы.
В конечном счете на пресс-конференцию я приехала в обычном брючном костюме, с собранными в учительскую кичку волосами и почти без макияжа.
Филипп, который был вынужден уехать в Москву на день раньше, встретил меня как победительницу конкурса «Мисс мира». Под вспышки фотокамер. С восторгом, комплиментами и аристократичным поцелуем в тыльную сторону ладони.
Другие участники конференции - с улыбками. И лишь одни хмурый широкоплечий тип - горящим взглядом, который обжигал, раздевал и лишал дыхания одновременно.
Полтора часа под этим взглядом стали для меня каторгой. Несмотря на включенный кондиционер, тело плавилось от жары. Каждый свободный участок кожи пылал. И приходилось жестко контролировать каждое свое движение, чтобы не оглядываться в сторону.
Журналисты совсем не помогали. Словно я была недостойна серьезных вопросов, обо всех планах и успехах они спрашивали исключительно у Филиппа. Иногда с шутками, иногда - с торжественной серьезностью. У Дани и Павла интересовались сложностью регистрации. И лишь в самом конце, за пятнадцать минут до окончания встречи, будто вспомнили обо мне.
- Юлия Михайловна, ваша приемная мать активно занималась благотворительностью, - начал бойкий молодой парень с синим диктофоном. - Это она привила вам интерес к подобным акциям?
- Татьяна Егоровна многому меня научила, поэтому можно сказать и так.
Я не стала развенчивать миф о щедрости родителей. Нашему проекту такие разоблачения могли лишь помешать.
- Ваш банк будет выступать в качестве спонсора или вашим вкладом станут исключительно собственные средства? - продолжил парень.
- У меня достаточно личных накоплений. Банк будет выступать только в качестве посредника. Именно на его счет будут зачисляться вклады всех участников, а потом на эти деньги приобретаться оборудование.
- Ваш жених, господин Фурнье, он является инициатором создания нового фонда или это ваша совместная идея? - вмешалась девушка из первого ряда.
- Совместная. Филипп, как более опытный специалист, конечно же, мне помогает. Но проект общий. И вклады тоже равные.
- А такая насыщенная работа не мешает личной жизни?
- Не совсем поняла вопрос.
- Как известно, у вас скоро свадьба, - не унималась девушка. - Легко ли совмещать работу в фонде и подготовку к такому важному для любой женщины событию?
- Подготовкой к нашей свадьбе занимаются профессионалы. Я врач. Вряд ли я смогу лучше них организовать банкет или составить программу мероприятия. - Чувствуя, как чей-то взгляд сверлит дыру в моем виске, я растянула губы в улыбке.
- У жителей столицы будет шанс увидеть вас в свадебном платье? Или церемония состоится на родине жениха? - Журналистка словно забыла, для чего организована пресс-конференция.
- Не думаю, что наша свадьба может стать таким уж важным событием для Москвы.
Словно почувствовав, что мне неприятны эти вопросы, Филипп протянул руку и переплел свои пальцы с моими.
- Это могла бы быть отличная реклама фонду.
- Сомневаюсь, что наша свадьба поможет собрать больше средств.
- И все же... - Журналистка посмотрела на меня с вызовом. - Столица любит красивые истории.
- Если вам нужна красота, завтра в одном из столичных салонов у моей замечательной невесты состоится примерка свадебного платья, - с широкой улыбкой вмешался Филипп.
- Даже так? В Москве?
Глаза девушки хищно вспыхнули. Зал загудел. А другой взгляд, мужской, казалось, прошил острой иглой мою несчастную голову насквозь.
- Мне на этом священном мероприятии присутствовать запрещено, но, уверен, Юлия Михайловна разрешит вашему фотографу сделать несколько эксклюзивных кадров, - закончил Филипп.
От этого неожиданного широкого жеста я чуть не подавилась воздухом. Но, будто выиграла в лотерею, журналистка принялась благодарить моего жениха, радостно хлопать по плечу фотографа, стоявшего рядом. И под аплодисменты всех присутствующих, демонстративно убрала в сумку свой микрофон.
* * *
Даня
Чтобы получить информацию о Фурнье, Паша подключил все свои связи. Почти сразу к нам в офис стали стекаться сведения о недвижимости, личной жизни, контактах и счетах француза в разных банках.
На перепроверку всего этого «счастья» понадобилась целая команда. Но все равно казалось, что данных мало.
Фурнье не нравился мне на каком-то животном, подсознательном уровне. За то, что имеет право прикасаться к Юле, его хотелось стереть в порошок, но кроме ревности было что-то еще.
Это «еще» мешало нормально ждать. Оно заставляло тревожить людей, чьи услуги оплачивались совсем не деньгами. Оно вынуждало бросать все дела, скидывать на Пашу важных клиентов и самому заниматься первой же ниточкой.
«С этим фондом твоя женщина может встрять похлеще, чем ты пять лет назад».
Слова Захара крутились в моей голове, как на повторе, целыми днями и не давали расслабиться.
Тот позвонил из колонии рано утром, как раз когда я ночевал у Юли. Старый вор не стал вдаваться в подробности и рассказывать об источниках. В своей привычной манере он больше интересовался моим здоровьем, чем проблемами. Но одной его фразы хватило, чтобы сразу после звонка, не попрощавшись, я сорвался в столицу и затем в кратчайший срок вылетел во Францию.
Не доверяя никому, начал сам рыть под Фурнье. Проверял все, что касалось его имущества, благотворительных проектов и связей.
Открывал счета в тех же банках, какими пользовался француз. С вымышленными диагнозами катался в те же больницы, которым ранее помогал мой объект. Не мог уснуть по ночам, когда из Питера получал свежие фотографии своей девчонки. И злой как черт, рыл землю с утроенной силой.
Все это дико напоминало прошлое. То время, когда я крутился юлой, пытаясь вывести на чистую воду учредителей Юлиного банка и найти проклятого кредитополучателя.
Снова не было времени на сон и еду. Опять не покидало ощущение, что упускаю из виду самое важное.
Отчеты Паши тоже не добавляли позитива. Он докладывал о каждом этапе создания фонда, о суммах, которые готовы вкладывать участники, и об оборудовании на закупку, список которого рос и рос.
- Француз работает с размахом. Он, похоже, решил состричь шерсть со всех наших звезд и олигархов, - сразу после регистрации сообщил Паша.
- Списки участников уже сформированы?
- Они пополняются каждый день и каждый час. Маркетологи Фурнье пашут без выходных. О фонде разве что по государственному телевидению не говорят, а так - из каждого утюга прет реклама, и на каждом столбе висит плакат.
- Да уж, у Фурнье, наверное, нимб ярче луны светится.
- Куда луне до нашего благодетеля?! Но банк Юли в финансировании участвовать не будет. Хотя бы этот вопрос уже решен. Твоя бывшая, как и француз, решили вносить свои вклады без банковских займов.
- У Юли бы и не вышло. Акционеры не согласились бы участвовать.
- Говори уже прямо, не акционеры, а твой управляющий, - смеясь, поправил Паша.
- Он тоже, - не стал я отпираться.
За пять лет Юля так и не сменила моего управляющего на кого-то своего. Проблем у банка не было, дивиденды выплачивались исправно. А сейчас отказываться от контроля над банком я бы не стал ни при каких обстоятельствах. Только не сейчас!
- Все, что потребуется от твоего банкира - проверить зачисление вкладов на счет и потом оплачивать с него покупку оборудования. Теоретически схема простая и прозрачная, - без особого энтузиазма продолжил Паша.
- Кредит, из-за которого я сел, тоже сложно было назвать запутанной схемой.
- А предпосылки для сюрприза есть?
На этот вопрос мне до чертиков хотелось ответить «нет». Противно было даже думать, что помощь детским больницам может пахнуть тем же, чем мое дело пять лет назад.
Но слова Захара не выходили из головы, а за две недели поисков к ним добавились еще и кое-какие зацепки. Если бы не пресс-конференция, я докопался бы до правды. Нутром чуял, что она рядом. Но домой, к Юле, тянуло со страшной силой.
Последние два года не думать о ней было для меня самым сложным. Как мог, я отгораживался от ее жизни. Убрал слежку. Запретил Паше упоминать о Юле. И не контролировал больше движение денег на личном счете.
Моя поездка в Гамбург не оставила другого выхода. Для Юли это была гарантия безопасности. Целью акционеров по-прежнему являлся только я. А для меня...
До Алины я не знал, что женщина может так много значить в жизни мужчины. Мне было комфортно одному. Сам решал, кого укладывать в кровать и когда заканчивать отношения. Алина избавила меня от этого комфортного одиночества. После ее смерти не хотелось ни возврата к себе прежнему, ни чего-то нового.
А с Юлей я будто обнулился совсем. Моя влюбленная девочка разбудила что-то совершенно новое. Она научила по-другому чувствовать, иначе смеяться и хотеть.
С ней хотелось всего. Как слепец после удачной операции, я многие привычные вещи видел будто в первый раз. Намного ярче, интереснее и красочнее.
Даже развод и тюрьма ничего не смогли со мной сделать. Даже разговор с докторишкой на пороге гамбургской клиники. Неизлечим я был своей девочкой.
А стоило ее увидеть сейчас, повзрослевшую, одинокую, хоть и с балластом в виде французского барана, все тормоза отказали.
Исчез страх за нее - боязнь, что учредители снова смогут воспользоваться моей уязвимостью и потребовать пересмотра старого дела. Не налазила больше шкура благородного оленя.
Помнил, как Юля целовала меня в темном коридоре своего дома. Как боролась с собой. Как сдавалась мне. И слетал с катушек от желания увидеть.
Не мог я пропустить эту пресс-конференцию.
Умом понимал, что дело важнее, но за две недели соскучился по своей девочке сильнее, чем за два последних года.
В аэропорт готов был пешком идти. На конференцию прибыл в числе первых. Ел Юлю глазами весь час, пока шло интервью. Изучал каждую черточку, будто в первый раз.
И чуть не открутил голову одному умнику, когда тот радостно сообщил о примерке свадебного платья.