Глава 41
ЛИСА.
Он ждет внизу, в черном костюме, который идеально ему подходит, его темно-русые волосы убраны с лица, а намек на татуировки на краю воротника закручивается на тыльной стороне его рук. Он поднимает глаза, услышав стук моих каблуков на лестнице, и я вижу, как его глаза темнеют, наполняясь жаром, когда он видит меня.
Я с трудом сглатываю, стараясь не думать обо всех возможностях, которые несет с собой этот жар, обо всем, что мы уже сделали. Чонгук не прикасался ко мне с тех пор, как привязал меня к кровати тем днем, едва ли даже приблизился ко мне, и это не помогло мне подавить желание, которое я испытываю к нему. Я думала, что расстояние поможет, но вместо этого я все больше нахожусь на грани, мое тело жаждет того, что, как я узнала, он может мне дать, того, что, кажется, может дать мне только он. Или, по крайней мере, если кто-то другой может, я никогда его не встречала.
— Вечеринка начнется только через три часа. — Я хмурюсь, глядя на него, когда спускаюсь на нижнюю ступеньку, пытаясь избежать любой возможности, что он скажет что-то, что могло бы разжечь жар, который я уже чувствую между нами. — Почему ты хотел, чтобы я собралась так рано?
— Увидишь. — Взгляд Чонгука еще раз оценивающе скользит по мне, прежде чем он поворачивается, указывая на дверь. — Ты готова?
Я иду за ним к ожидающей машине, Вик и Гас следуют за нами. Мне любопытно, что происходит, мой живот скручивается в узел, когда я сажусь в машину рядом с Чонгуком, дверь за ним закрывается, когда он следует за мной.
Это самая близкая к нему ситуация за последние дни. Его одеколон с ароматом можжевельника и леса заполняет теплое пространство машины, заставляя мое сердце биться немного быстрее, а пульс трепещет в горле. Это заставляет меня думать о его руке, обнимающей меня, когда я поскальзывалась на льду, о его руке, прижимающейся к моей пояснице каждый раз, когда мы танцевали, о его теле, наклоняющемся ко мне, когда он входил в меня. Я стала ассоциировать этот запах с безопасностью, с удовольствием, с чувствами, которые заставляют мое сердце биться быстрее, как сейчас.
Я скрещиваю пальцы на коленях, стараясь не смотреть на Чонгука. Я не хочу, чтобы он видел, как на меня влияет его близость или как странно я нервничаю. Я не знаю, что он задумал, и после того, как мы провели неделю, демонстративно избегая друг друга, я не хочу, чтобы он понял, что все, что сделало расстояние, - это заставило мое тело еще больше скучать по его телу. И… я тоже скучала по нему. Я даже скучала по нашим ссорам. Я скучала по тому, как он резко останавливает каждый спор, говоря что-то настолько нелепое, что это не делает ничего другого, кроме того, что мне не должно нравиться - например, когда он говорит, что убьет любого, кого нужно, чтобы уберечь меня, но мне это нравится. Я скучала по тому, как его уверенность заставляет меня чувствовать, что все будет хорошо, даже когда кажется, что вокруг нас все рушится.
Но я не хочу, чтобы он знал об этом.
Мы едем молча, пока машина наконец не останавливается у большого ресторана L’Vin, открытая терраса пуста, но увешана яркими, мерцающими огнями и усеяна обогревателями, интерьер выглядит теплым, тусклым и гостеприимным. Водитель открывает дверь, и я выскальзываю вслед за Чонгуком, следуя за ним, пока он ведет нас в ресторан.
— Столик для Чона, — говорит он хозяйке, и она тут же кивает, берет меню и делает ему знак.
— Следуйте за мной, сэр, — говорит она, ее поведение ясно показывает, что она знает, что Чонгук - человек, имеющий определенную значимость, и я не могу не наслаждаться тем, каково это - быть с кем-то, на кого другие обращают внимание таким образом.
Я никогда не была из тех, кто заботится о социальном статусе, но это приятный опыт, очень похожий на жизнь в той роскоши, которой Чонгук небрежно наслаждается. Мне это не нужно, но пока у меня это есть, я не ненавижу это.
Она ведет нас на второй уровень, вверх по винтовой лестнице из темных лакированных ступеней, к угловому столику с невероятным видом на городской пейзаж. Я хмурюсь, глядя на Чонгука, когда он отодвигает мой стул, все еще не понимая, что происходит.
— Ты просто хотел поужинать перед вечеринкой? — Спрашиваю я, когда он садится напротив меня. — Я не поняла...
— Я хотел провести с тобой немного времени. — Он говорит это так ясно, что это пугает меня, и я моргаю, на мгновение застигнутая врасплох.
— Почему? — Это единственное слово вырывается более резко, чем я предполагала, но Чонгук, кажется, понимает его неправильно. Он просто выдыхает, потирая рукой рот, когда садится в кресло.
— Мы же не начинали как враги, — тихо говорит он. — Когда мы впервые встретились. Или в ту ночь, когда сгорел твой магазин, когда мы встретились во второй раз.
— Враги - это слишком сильное слово, — начинаю я, и он качает головой. Я снова замолкаю, ожидая, что он еще скажет.
— Мы еще не достигли этого. Но на часах нашего брака еще много времени. И мы уже вцепились друг другу в глотки. Этот мир чужд тебе, а я был напряжен, пытаясь сдержать то, что обещал тебе. Пытаясь уберечь тебя. — Чонгук замолкает. — Я не хочу, чтобы мы стали врагами. Поэтому я хочу узнать о тебе больше. О твоем мире. О том, чего ты хочешь, пока мы вместе.
Я моргаю, все еще пораженная и молчаливая. Не думаю, что за все свидания, на которых я была, мужчина когда-либо так прямо просил меня рассказать о себе.
— Я... что ты хочешь узнать?
Он замолкает, когда подходит официант. Он заказывает виски, а я прошу красное вино, и мы заказываем закуски из хрустящих креветок с острым соусом и гребешков кростини с бальзамической глазурью.
— Что заставило тебя выбрать моду? — Чонгук спрашивает, когда официант уходит, и я останавливаюсь, вспоминая, как я впервые выбрала, что хочу делать.
— Искусство, — наконец говорю я. — Далия тоже сосредоточилась на искусстве, она занималась историей искусств. Но все это искусство, каким бы прекрасным оно ни было, всегда казалось мне статичным. Картины, скульптуры, фотография - все это невероятно, не пойми меня неправильно. Я восхищаюсь теми, кто в этом хорош... но мода для меня была живым искусством. Видеть то, что ты создал, на человеке, который это носит, движется, находится в мире - это совершенно иное искусство. И мне стало интересно это создавать.
Чонгук смотрит на меня так, словно никогда меня раньше не видел, в его выражении лица есть что-то мягкое, о чем я не смею долго думать.
— Я никогда не думал об этом так, — говорит он, потянувшись за напитком. — Это прекрасный способ это описать.
Я чувствую, как мои щеки горят.
— Я бы спросила тебя, что заставило тебя выбрать эту профессию. Но я не думаю, что ты это сделал, не так ли?
Чонгук усмехается.
— Нет, не я. Я родился в этой среде. Полагаю, я мог бы выбраться из нее, хотя не могу сказать, что когда-либо знал старшего сына в семье мафии, который пытался бы уйти и выжил.
— Ух ты. — Я моргаю, пораженная тем, как небрежно он это говорит.
— Это... интенсивно. Я не могу представить, чтобы моя жизнь была поставлена на карту из-за моего выбора карьеры.
Он криво улыбается мне.
— Ну, тогда это не совсем выбор, не так ли? Мой младший брат мог бы взять на себя управление, я полагаю, если бы я ушел и решил не выполнять свой долг. Но он умер несколько лет назад. Так что даже эта возможность была отнята.
Мой рот слегка приоткрывается от шока.
— Мне... мне так жаль.
Чонгук делает глоток напитка, и он выглядит спокойным, но я вижу напряжение в его челюсти. Я начала замечать такие вещи. Мелочи, вещи, которые кажутся интимными, если я думаю о них слишком долго.
— Это было пять лет назад. Это все еще болит, если я позволяю себе задерживаться на этом, поэтому я не делаю этого. Как и многое в этой жизни. — Он ставит свой напиток, тянется за кусочком кростини и кладет его на тарелку. — Эта жизнь жестока. Ты привыкаешь к жестокости. Я не знаю, думал ли я о том, насколько сильно, пока не встретил тебя и не ввел тебя в нее. С тех пор это стало более очевидным.
— Мне… жаль? — Я не знаю, что мне на это сказать. Звучит так, будто я усложнила ему жизнь, но он не выглядит так, будто это то, что он имеет в виду. Если на то пошло, он просто выглядит… задумчивым.
— Не нужно. — Чонгук допивает свой напиток длинным глотком, подталкивая его к краю стола, чтобы официант мог его увидеть. — Это хорошо, я думаю. Напоминание о том, что нужно держать насилие под контролем, когда это возможно. Мой отец был одним из самых жестоких, которых когда-либо знали. Он оступился в последние годы. Стал более параноидальным, его удары основывались на эмоциях, а не на фактах. Но я всегда думал, что постараюсь быть другим. Более взвешенным, и что буду применять насилие, когда это необходимо, но не в качестве первого средства.
Это соответствует тому, что я знаю о нем до сих пор.
— Например, не наказывать Гаса за свою ошибку.
Рот Чонгука дергается.
— Да. Вот так.
Я тянусь за кусочком креветки, не зная, как себя чувствовать. Он попросил меня открыться ему, и я так и сделала, и он сделал то же самое для меня. Но куда это нас приведет? Что из этого может получиться? Я не знаю ответа на этот вопрос. Я также не знаю ответа на вопрос, который гораздо страшнее: что я хочу получить из этого?
Он мне нравится больше, чем должен. Больше, чем я когда-либо могла себе представить, что мне понравится такой мужчина, как он - человек, погруженный в насилие и культуру, которую я не могу начать понимать, и которую я не знаю, захочу ли когда-нибудь понять. Он мне понравился, когда мы впервые встретились, его уверенность и джентльменский блеск над более грубой стороной, его чувство юмора и то, как, когда он смотрел на меня, я чувствовала, что он действительно смотрит на меня. Пытаясь увидеть меня, понять, кто я на самом деле, а не просто та, кем он надеялся меня видеть.
Вот почему я сбежала от него в ту первую ночь, потому что я знала, что могу влюбиться в него. Вот почему я пыталась воздвигнуть так много барьеров между нами ради этого брака. И все же он продолжает их прорывать. Он все еще заставляет меня чувствовать то же самое, что и в ту первую ночь, до того, как я поняла, что будет означать этот брак. И теперь, сидя за этим столом, на фоне городского горизонта, простирающегося вокруг нас, с улыбкой на губах Чонгука и чувствуя, что я впервые за несколько дней могу дышать - как будто я счастлива - я не могу не задаться вопросом, каково это, если бы это было реальностью? Чтобы мы вместе пошли домой сегодня вечером и вместе легли в постель без чувства вины, не беспокоясь о том, что это свяжет нас вместе так, что мы не сможем разорвать.
И чтобы тикающие часы нашего брака наконец перестали отсчитывать время.