Глава 38
ЧОНГУК.
Она права, и что-то снова дергается в моей груди от осознания того, что она так хорошо меня знает, и что Лиса обращает внимание на то, что я говорю и делаю, и верит мне на слово. Но я резко подавляю это чувство.
— Ты права, — говорю я кратко.
— Я бы этого не сделал.
— Потому что тебя возбуждает, когда ты контролируешь меня, — резко говорит она, и я чувствую, как ухмылка дергается на уголках моих губ.
— Львица, ты еще не начала понимать, что меня возбуждает.
Что-то вспыхивает в ее глазах, но она качает головой, ее губы сжимаются в тонкую, упрямую линию.
— Перестань менять тему. Нет никаких причин, по которым я не могла пойти на тот обед, логически, без паранойи, что произойдет что-то, чего никто из нас не мог предвидеть. Так почему же ты так себя ведешь? Как будто я сделала это нарочно. И почему… — Она немного колеблется посреди своей тирады, прежде чем бросить мне последние слова. — Почему тебя это вообще так волнует?
— Потому что я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Я могу сказать, что это не то, что она ожидала услышать от меня. На секунду ее лицо становится пустым, как будто она была готова бросить что-то обратно тому, чего ожидала, а затем она хмурится.
— Почему?
Я подхожу к ней. Не могу ничего с собой поделать. Она как магнит, притягивает меня, и хотя между нами уже не было большого расстояния, я сокращаю то расстояние, которое было.
— Ты моя жена, — бормочу я, и кажется, что этот ответ должен был быть очевидным. Как будто я никогда не смогу не защищать ее.
Лиса вздрагивает.
— Это не по-настоящему, — шепчет она, и впервые кажется, что она не верит в то, что говорит. Как будто она тоже пытается напомнить себе об этом.
И глядя на нее, чувствуя этот импульс ярости при мысли, что кто-то осмелится попытаться отнять ее у меня, я знаю, одно - все по-настоящему, нравится это кому-то из нас или нет.
— Отчасти по-настоящему, — бормочу я. И затем я наклоняюсь, запутываясь рукой в ее густых черных волосах, пока я притягиваю ее рот к своему.
Она сопротивляется долю секунды, напрягаясь. А затем мои губы наклоняются к ее губам, моя рука прижимается к ее затылку, когда я притягиваю ее к себе, проводя языком по шву ее губ. Она задыхается, ее рот открывается под моим, ее руки поднимаются, как будто чтобы оттолкнуть меня, но вместо этого они впиваются в мою рубашку, когда мой язык скользит в ее рот. Она на вкус сладкая, землистая, как красное вино, и я рычу, когда поворачиваю ее к кровати, поддерживая ее.
— Чонгук… — Она умудряется произнести мое имя моими губами, но звук едва выходит, поглощенный поцелуем, когда я отстраняюсь ровно настолько, чтобы прикусить ее нижнюю губу, прежде чем снова поглотить ее.
Я чувствую, как ее грудь вздымается напротив моей, ее спина выгибается, ее тело ищет удовольствия, которое, как она теперь знает, я могу ей дать, в то время как ее разум борется с этим. Ее руки упираются мне в грудь, затем она тянет меня за рубашку, ее язык касается моего, и я снова углубляю поцелуй.
Я тянусь вниз рукой, которая не запуталась в ее волосах, стаскивая ее свитер вверх, мягкость ее кожи под моими пальцами посылает толчок прямо к моему члену. Я стону у ее губ, резко сбрасывая свитер, чтобы обхватить ее талию, приподнимая ее, когда я опускаю нас обоих обратно на кровать.
Она нужна мне подо мной. Мне нужно чувствовать ее тело, прижатое к моему, ее ноги, обхватывающие мои бедра. Мой член пульсирует, твердый как камень и ноющий, и я снова покусываю ее нижнюю губу, когда тянусь вниз, чтобы стянуть ее свитер до конца.
В тот краткий момент, когда мне приходится прервать поцелуй, чтобы снять ее свитер, Лиса пытается вывернуться. Я прижимаю ее под собой, отбрасывая мягкую ткань в сторону, когда я хватаю оба ее запястья и поднимаю их над головой. Ее глаза расширяются, и она замирает подо мной, единственное движение - ее грудь вздымается, когда она пытается отдышаться.
— Я не буду тебя трахать, — обещаю я ей шелковисто, хотя мой член дергается в знак протеста. — Но я думаю, будет лучше, если ты будешь привязана к кровати, пока мы закончим этот разговор, моя львица. Как я и обещал.
Ее глаза становятся еще шире, губы приоткрыты, кожа вспыхивает от желания. Я наклоняюсь другой рукой, расстегивая ремень, выдергиваю его из петель, и чувствую, как она напрягается от звука выскальзывающей кожи.
— Если бы я не знал лучше, — бормочу я, протягивая руку, чтобы накинуть его на ее запястья. — Я бы подумал, что ты мокрая только от этого звука, львица. Такая же мокрая, как когда я тебя шлепал.
— Я не была мокрой, — выплевывает Лиса, снова начиная извиваться, когда я накидываю другой конец ремня на пространство в изголовье кровати. — Я…
Я прижимаю палец к ее губам, и она снова замирает.
— Что я говорил о лжи? Я не причиню тебе вреда, Лиса, но я могу придумать другие способы показать тебе, что происходит с этим красивым ртом, когда ты используешь его, чтобы лгать мне.
По ее телу пробегает дрожь, и я узнаю желание, когда чувствую его. Несмотря на весь вызов в ее глазах, на резкий рывок подбородка, когда она отводит взгляд от меня, она хочет меня. Она хочет этого. И я намерен наслаждаться каждым мгновением, которое смогу получить.
Когда ее руки оказываются закрепленными на изголовье кровати, я поднимаюсь на колени, глядя вниз на плененное тело моей жены.
— Идеально, — бормочу я, наклоняясь, чтобы поправить толстую длину своего члена. Он пульсирует у меня в ладони, напрягаясь, чтобы освободиться, но я заставляю себя ждать. Я хочу довести нас обоих до края, и лучший способ сделать это - каким-то образом сдерживать себя.
— Чонгук… — Она снова шепчет мое имя, и я не могу понять, протест это или мольба. Она дергает ремень на запястьях, но невозможно понять, пытается ли она освободиться или приблизиться.
— Ты знаешь, что со мной происходит, когда ты произносишь мое имя, львица. — Я наклоняюсь вперед, рывком открывая ящик рядом с кроватью.
Внутри, в кожаных ножнах, лежит охотничий нож, и когда я достаю его и бросаю на кровать, я чувствую, как Лиса физически отшатывается, писк страха слетает с ее губ.
— Я не причиню тебе вреда. — Я смотрю на нее сверху вниз, вижу, как еще одна дрожь проходит по ее мягкому, бледному телу. — Я никогда не причиню тебе вреда, Лиса.
Она смотрит на меня, и мне кажется, она мне верит. Ее глаза широко раскрыты, ее тело все еще дрожит, и я чувствую, как она дрожит, когда я наклоняюсь, расстегивая пуговицу ее джинсов большим пальцем.
— Ты хотела их снять, не так ли? — Я одариваю ее озорной улыбкой, цепляясь пальцами за край, стягивая их вниз по ее бедрам.
Ее трусики под ними из красного шелка, с маленьким бархатным бантом сверху, с кружевными вставками по бокам. Мой член мгновенно дергается, когда я их вижу, и я чувствую, как капля преэякулята скользит по моему стволу, у меня перехватывает дыхание от этого вида. — Ты надела это для меня?
Я провожу пальцами по бокам ее бедер, когда говорю это, и Лиса смотрит на меня, явно не желая так быстро сдаваться.
— Нет, — выдавливает она, и я хихикаю.
— Я верю в это, львица. Но они мне все равно нравятся.
Я тянусь за ножом, вытаскивая его из ножен. Взгляд Лисы снова метнулся к нему, и я увидел, как ее дыхание участилось, когда она наблюдала за моими движениями. Когда я прижал кончик ножа к одной из лямок ее бюстгальтера, она замерла, и я мрачно усмехнулся.
— Хорошая девочка.
Я уже фантазировал об этом раньше. Думал об этом именно в таком сценарии, когда моя рука обхватывает мой член, острое лезвие разрезает ткань, обнажая дюйм за дюймом идеальную кожу моим голодным глазам. Но я никогда раньше этого не делал. И каким-то образом тот факт, что я делаю это с Лисой, кажется бесконечно более интимным, чем должен.
— Будь очень неподвижна, — бормочу я, просовывая лезвие под лямку. Мой член пульсирует, голова кружится от возбуждения, и я напоминаю себе, что обещал не трахать ее.
Я не могу ее трахнуть.
Каждый надрез заставляет мой член дергаться, реагируя на каждую частичку ее бюстгальтера, которую я разрезаю. Я стискиваю зубы, сдерживая волну возбуждения, изысканное разочарование пронизывает меня, когда я разрезаю последнюю лямку, стягивая ткань, чтобы обнажить ее идеальную, полную грудь.
Ее соски мгновенно напрягаются, и я стону, роняя нож, когда я поднимаюсь, чтобы обхватить ее грудь руками. Лиса издает потрясенный всхлип, ее голова откидывается назад, когда я провожу большими пальцами по ее соскам, возбуждение, которое я чувствую от мягкости ее плоти в моих руках, ошеломляет.
Меня никогда так не заводила женщина. Никогда я не чувствовал, как мое самообладание рушится только от ощущения женской груди, в моих ладонях. Но Лиса заставляет меня чувствовать, будто я теряю свою основу, как будто все, в чем я когда-либо был уверен, вот-вот рухнет подо мной, просто от прикосновения к ней.
Я снова сжимаю ее, слегка пощипывая и перекатывая ее соски, и тихий, хнычущий всхлип срывается с ее губ. Ее бедра выгибаются, и я снова щипаю, наслаждаясь тем, как ее кожа краснеет, а этот всхлип превращается в стон.
Я провожу руками по ее талии, наклоняясь, чтобы коснуться губами того места, где только что были мои пальцы. Я чувствую, как она дергается и дрожит под моими руками, эти мягкие, умоляющие звуки теперь быстрее
слетают с ее губ, ее ноги двигаются по кровати, когда она извивается от моего прикосновения.
— Чонгук, пожалуйста.
Звук ее мольбы заставляет меня кружиться от желания. Я не знаю, умоляет ли она меня остановиться или продолжать, но она не сказала «стоп», и пока она не скажет, не прокричит, я не сделаю этого. Я не смогу. Все, что я могу сделать, это не снять эти красные трусики и не вогнать свой член так глубоко в нее, что она будет чувствовать меня внутри себя в течение нескольких дней.
Я провожу языком по ее соску, всасывая его в рот, резко покусывая кончик и заставляя ее вскрикнуть, прежде чем перейти к другому и сделать то же самое. Я дразню ее грудь, пока ее соски не набухнут и не распухнут, а затем скольжу языком по ложбинке между ними, проводя губами по упругой плоти ее живота, пока не достигаю края ее трусиков.
Они выглядят на ней так идеально, прижимаясь к краям ее бедренных костей, гладкие на изгибах ее кожи, и мне почти не хочется их снимать. Она выглядит как произведение искусства, лежащая вот так, румянец ее губ и сосков резко контрастирует с ее бледной кожей и темными волосами, красный шелк соответствует им. Но я больше хочу увидеть, что под ними.
Я просовываю пальцы под шелк, скользя ими вниз. Дыхание Лисы прерывается, ее тело на мгновение напрягается, замирая, как будто она заставляет себя не помогать мне снимать их. Ее грудь вздымается от быстрых, резких вдохов, и я вижу, как ее зубы впиваются в нижнюю губу.
— Ты никого не обманешь, львица, — бормочу я. — Ни меня, ни себя.