КРОВАВОЕ КРУЖЕВО

ЧОНГУК.
Когда я наклонялся, чтобы расстегнуть ремень, я заметил, как она напрягалась. И мой член пульсировал, когда я вспоминал ощущение кожи в моем кулаке, красные следы на ее коже, и как она истекала возбуждением для меня.
  Мой член не может стать тверже. И она увидит все это через мгновение. Что будет дальше, будет зависеть от нее.

— Чонгук... — ее тон стал почти умоляющим, когда я начал расстегивать переднюю часть своих брюк, и я знал почему. Она хочет меня. Она не знает, сможет ли она контролировать себя, когда увидит меня голым, и это знание льстит моему тщеславию. Это было больно с тех пор, как я встретил ее, так как, казалось, она так легко могла мне сопротивляться.
Но теперь я знаю, что это не так. Она просто лучше других это скрывает.

— Продолжай произносить мое имя, львица. Это только делает меня тверже. — Я спускаю штаны и боксеры вниз, мой жесткий член шлепает по моему прессу, и Лиса ахает, тихий, испуганный звук, который заставляет предэякулят пульсировать от моего кончика.
Я чувствую, как он стекает по моему стволу, мое возбуждение болезненно очевидно, и когда я поднимаю глаза, отбрасывая брюки и туфли, я вижу, что ее взгляд устремлен прямо на мою эрекцию, ее глаза широко раскрыты.
— Лиса. — Я бормочу ее имя, в нем слабое предупреждение.
— Если ты продолжишь так на меня смотреть, я заберусь в эту ванну, переверну тебя и буду трахать тебя, пока ты не начнешь кричать мое имя вместо того, чтобы стонать.

Ее рот открывается. Она тяжело сглатывает. И с явным усилием она отрывает взгляд от моего пульсирующего члена.
Меня охватывает разочарование, но мое возбуждение нисколько не уменьшается. Даже холодный воздух не может смягчить ноющую эрекцию, которая у меня с того момента, как я услышал, как мое имя сорвалось с ее губ. Я делаю шаг вперед, забираясь в ванну, и Лиса отводит взгляд, пока я не оказываюсь в горячей воде по пояс.

— Теперь можешь посмотреть. — Даже я слышу веселье в своем голосе. — Я не укушу.

Ее взгляд снова устремляется на меня.
— Я в это не верю.

— Ты можешь проверить. — Слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить, и я виню в этом свою бушующую эрекцию.

Сейчас у меня выше талии осталось совсем немного крови, и я чувствую, что не могу ясно мыслить. Не тогда, когда передо мной выставлено больше голой кожи Лисы, чем я когда-либо видел, только ее грудь и пространство между бедрами, прикрытые лоскутками канареечно-желтого материала. Не тогда, когда мне нужно всего лишь сдернуть их, и я смогу увидеть ее всю. Прикоснуться ко всей ее плоти.
Ее глаза сужаются.

— То, что ты застал меня здесь трогающей себя, не значит, что я хочу тебя трахнуть, Чонгук.

— Тогда почему ты стонала мое имя?

Она замирает от вызова, ее горло двигается, когда она с трудом сглатывает.
— Послушай, — тихо говорит она, ее голос внезапно падает, и вся бравада исчезает из ее слов.
— Даже если бы я хотела, Чонгук - это плохая идея. Не только потому, что секс все усложняет...

— Это не обязательно так.

— Для меня это все усложняет. И даже если бы это было неправдой, секс может привести к рождению ребенка. Мы оба взрослые, ты знаешь это так же хорошо, как и я. Даже если мы используем защиту, она может не сработать. А беременность все усложнит. Точка. Так что есть еще и… практические причины не делать этого. — Она сжимает губы, ее щеки горят, и она снова отводит взгляд.

Она выглядит напряженной, и мне почти стыдно за то, что я подошел сюда и прервал ее, когда она была так явно расслаблена до того, как я это сделал.
Но не настолько, чтобы не сделать шаг вперед, придвигаясь к ней ближе, пока наши ноги почти не соприкоснулись под водой, отражение ее тела рябит под ней. Мои ладони зудят от желания скользнуть по ее изгибам, мои пальцы сжимаются от желания прижаться к ее коже. Я хочу ее с потребностью, граничащей с отчаянием, и когда ее взгляд скользит туда, где кончик моего члена продолжает качаться над водой, неумолимо твердый, я знаю, что она тоже это чувствует.

— Если ты просто беспокоишься о беременности, — бормочу я, — мы можем сделать многое, не рискуя этим.

Она открывает рот, и я не жду, чтобы узнать, будет ли она протестовать или нет. Я наклоняюсь, ставлю одно колено на скамейку между ее бедер, раздвигая их, пока моя рука скользит ей за голову, прижимая ее влажные волосы. Я обхватываю ее пальцами, оттягивая ее голову назад, и когда с ее губ срывается потрясенный вздох, я целую ее.
Я в полной мере пользуюсь ее открытым ртом. Я скольжу своим языком по ее языку, пробуя ее на вкус, ароматный привкус вина все еще на ее языке, пока я поглощаю ее рот, моя рука сжимает ее волосы. Я чувствую ее стон на своих губах, звук вибрирует, когда я углубляю поцелуй, наклоняя свой рот над ее ртом, когда я наклоняюсь к ней, и мой член касается ее живота, когда ее ноги поднимаются, чтобы обхватить мои бедра.
И вот, как раз когда я думаю, что она собирается отдаться всему, чего я хочу, она отворачивается, впиваясь зубами в мою нижнюю губу, как она это сделала, когда я целовал ее у двери в ее квартире. На этот раз не так сильно, чтобы пошла кровь, но достаточно сильно, чтобы было больно.
Я отстраняюсь, злобно ухмыляясь ей.

— Укуси меня еще раз, львица.

Ее голос хриплый, когда она говорит.
— Покажи мне, что еще ты можешь сделать этим ртом.

Желание пронзает меня, горячее и почти болезненное. Ей не нужно просить меня дважды. Я наклоняюсь, хватаю ее бедра и отцепляю ее ноги от своих, когда поднимаю ее на край джакузи, ее задница покоится на самом краю, когда я наклоняюсь между ее бедер, мои большие пальцы трутся о ее бедренные кости.

— Тебе не нужно повторять дважды, — бормочу я, а затем поднимаю руку и дергаю за ткань ее плавок бикини так сильно, что завязки по бокам поддаются, и они в одно мгновение отрываются от нее.
Лиса стонет, ее бедра раздвигаются, когда я наклоняюсь ближе, мое теплое дыхание касается упругой плоти ее нижней части живота.
— Скажи мне, если тебе слишком холодно, — бормочу я, осознавая, что воздух холодный, а ее кожа мокрая.

— Какой холод? — Шепчет она, ее голос дрожит, и каждая мышца моего тела напрягается, когда я это слышу.

Когда я слышу, как сильно она хочет меня, даже если она не признается в этом.
Даже если это все, что она позволит мне делать с ней.
Я скольжу руками вверх по внутренней стороне ее бедер, раздвигая ее ноги. Я сжимаю, вдавливая пальцы в ее мягкую плоть, позволяя ей чувствовать силу в моих руках, когда я наклоняюсь, мой рот касается набухших складок ее киски, пока я вдыхаю ее запах. Я не могу стать тверже, но если бы я мог, ее запах наполнил бы мои чувства. Я не могу дождаться, чтобы попробовать ее еще раз, и поэтому я этого не делаю, а тут же просовываю свой язык между ее складками и провожу им вверх, одним долгим, медленным движением от ее входа к ее пульсирующему клитору.
Она издает глухой, задыхающийся стон, ее руки вытягиваются, чтобы схватить края джакузи, когда ее голова откидывается назад.

— О, боже, — шепчет она, и я поднимаю взгляд ровно настолько, чтобы увидеть, как ее зубы вонзаются в ее нижнюю губу, прежде чем я сосредотачиваюсь на единственном, чего я хочу больше всего на свете в этот момент.

Я хочу заставить ее кончать на моем языке. Больше, чем я хочу трахнуть ее. Больше, чем я хочу кончить сам. Я хочу попробовать ее оргазм. Я хочу почувствовать, каково это, когда она ездит на моем лице, пока она кончает.
И я никуда не тороплюсь.
Я кружу языком вокруг ее клитора, облизывая напряженную, набухшую плоть, пока она снова не стонет, звук перерастает во что-то высокое и требовательное. Я смыкаю губы вокруг нее, всасывая ее в свой рот на одно короткое мгновение, достаточное, чтобы позволить ей узнать, каково это, прежде чем я отстраняюсь, дразня, прокладывая себе путь вниз небольшими облизываниями и покусываниями вдоль ее внешних складок, пока не достигаю ее входа снова.

— Что... что ты делаешь? — Задыхается она, и я мрачно хихикаю у ее кожи, не утруждая себя ответом.

Вместо этого я показываю ей. Я напрягаю язык, вталкивая его в нее, как уменьшенную версию своего члена, скользя им глубже, когда она издает испуганный стон. Я скручиваю свой язык внутри нее, облизывая ее изнутри, трепещу им, пока она не издает крик, и ее бедра не начинают дрожать.

— Это чувствуется… — Она замолкает, снова стонет, когда я толкаю ее, дразня ее движениями моего языка внутри нее.

Она так хороша на вкус, даже лучше, чем я себе представлял, и я мог бы делать это всю чертову ночь. Я мог бы просто остаться здесь, между ее бедер, и узнать, сколько раз я могу заставить ее кончать одним лишь моим языком.
Впервые я понятия не имею, кончу ли я в конце этого, и мне все равно. Все, что меня волнует, это ее удовольствие, ее оргазм, и убеждение, что я тот, кто дает ей это, и она кричит мое имя в конце этого, потому что это я заставляю ее кончать.
Я вытаскиваю из нее язык, облизываю ее набухший клитор, и Лиса вскрикивает.

— О боже… да, черт, да, Чонгук!

Ее бедра дрожат, ее ноги пытаются сомкнуться, чтобы обхватить мою голову, но я крепко держу их открытыми, мой язык хлещет по ней. Она мокрая, мокрая от возбуждения, и моя голова кружится от мысли о том, как хорошо было бы быть внутри нее. Как горячая вода, омывающая мой член прямо сейчас, только в тысячу раз лучше, черт возьми. Я чувствую, как мой член пульсирует только от этой мысли, мои яйца напряжены от желания, но я игнорирую это.
Лиса - это все, что сейчас имеет значение.
Это почти как расплата за то, что я сделал с ней вчера, почти на коленях в джакузи, между ее бедер, когда я поклоняюсь ей своим языком. Я снова и снова катаю его по ее клитору, облизывая, порхая, пока не чувствую, что она близко. Пока не чувствую, как мышцы ее бедер дергаются и прыгают под моими руками, чувствуя напряжение в ее животе, ее тело так туго натянуто, что все, что ей остается, это отпустить.
Я обхватываю губами ее набухший клитор и сосу.
Звук, который она издает, - это крик удовольствия, все ее тело напрягается, ее бедра подпрыгивают у моего лица. Я чувствую, как выгибается ее спина, чувствую прилив ее возбуждения, мой язык лихорадочно порхает против нее, когда я посасываю ее чувствительную плоть, доводя ее до края.
То, как она скачет на моем лице, восхитительно. Все ее стены падают, когда она кончает, вся ее защита опустошена, и она беспомощна против натиска собственного желания. Ее бедра катятся по моему рту, спина выгнута в глубоком изгибе, голова откинута назад, когда она задыхается и втирается в мой язык, переживая свой оргазм так долго, как она физически может. И я не останавливаюсь, потому что хочу услышать, как она кричит мое имя.

— О, боже, черт, черт... Чонгук!

Мой член безумно пульсирует, когда мое имя вырывается из ее губ, и на секунду пульсирующая потребность, и болезненное удовольствие, проходящее через меня от ее вкуса и тепла на моих губах, настолько сильны, что я думаю, что тоже кончу, и извергнусь, даже не прикоснувшись к себе. Но когда ее оргазм утихает, и она начинает извиваться от меня, ощущения внезапно становятся слишком сильными. Я все еще такой же твердый, как и был с тех пор, как пришел сюда.
Я не хочу отпускать ее. Я не хочу прекращать прикасаться к ней. Я провожу руками по ее бедрам, все еще облизывая ее маленькими, нежными движениями, пока она не протягивает руку и не отталкивает мою голову.

— Слишком... много... — шепчет она, ее голос надламывается, и я наконец выпрямляюсь, отстраняясь от нее, опускаясь на скамейку под водой.

Мое возбуждение болезненно, и мои ноги чувствуют, что больше не могут меня удерживать. Я знаю, что раньше я так отчаянно хотел кончить из-за нее, но сейчас это не так.
Глаза Лисы открываются, и она с трудом сглатывает, отталкиваясь от края ровно настолько, чтобы безвольно погрузиться в воду. Она совершенно молчит долгое время, а затем ее взгляд скользит вниз под мои бедра.

— А как насчет тебя? — Тихо спрашивает она, и я выдавливаю из себя натянутую, легкую улыбку.

— Я в порядке.

Она смеется. По-настоящему смеется, а это последнее, чего обычно хочет мужчина, сидя рядом с полуголой женщиной с напряженным членом. Но когда это делает Лиса, я не против.

— Ты не в порядке. — Она движется ко мне, вода рябит и изгибается вокруг нее, когда она протягивает руку, ее рука внезапно смыкается вокруг меня. Давление ее пальцев на мою длину, когда ее ладонь касается сверхчувствительной кожи, заставляют мою голову откинуться назад, и я громко стону. — Видишь?