Я хотел ненавидеть Питер

Арсений очень долго не спал. Не мог заснуть, будто охраняя сон мальчишки, которого он невесомо поглаживал по влажной до времени голове и укрытой одеялом спине. Ему было плевать, что оба они не переоделись, не привели себя хоть в какой-нибудь порядок, и он не дал Антону всё то, что по-настоящему требует его организм, кроме сна, ему было плевать на работу, которую он должен был выполнить сегодня, а сдать утром, было плевать на всё. Он в эти минуты дышал реже и будто мельче, только бы не шелохнуться лишний раз и не разбудить подростка, что свернулся около него калачиком, положив левую щёку на грудь, облачённую в хлопковую белую рубашку, почти высохшую от слёз, а руки вовсе скрестив друг с другом и прижав к себе, кистями как-то неосознанно заслоняя своё заплаканное лицо. Ноги в сырых от дождя, под которым Шастун так долго ходил и сидел, джинсах он тоже поджал к своему животу, упираясь острыми коленями в бёдра учителя. Пусть Арсений и укрыл его одеялом, ему всё же казалось, что в такой мокрой одежде парень всё равно замёрзнет, но не решался поднимать его, чтобы не спугнуть такой драгоценный сон.
Попов долго думал обо всём произошедшем. Он не знал, что будет делать дальше. Он боялся как-то нарушить нынешнее доверие своими указаниями и советами, но всё же решился на что-то, пусть и под утро, это ничуть не умаляло его уверенности в своих будущих действиях.
На протяжении этих часов в полной темноте Арсений сам уже чуть не сходил с ума, пытаясь что-то ответить на бесконечно всплывающие в голове вопросы о справедливости судьбы парня.

***Казалось, Арсений научился видеть в темноте, раз всё так чётко и ясно воспринимал даже в цветах… Может, оно и так, но, наверное, тому поспособствовало и наступающее утро.
Попов так и лежал, прислушиваясь к окружающей тишине ночи и раннего утра, не смыкая глаз. И тут где-то под боком завибрировал будильник на телефоне, экран которого тоже тут же активировался и засветился, чуть отражаясь в белом потолке, пусть и лежал он экраном вниз. Арсений в ту же секунду засуетился, скрежеща зубами, и быстро-быстро нажимал на все попавшие под пальцы кнопки. Телефон утих. Антон не проснулся. Арсений выдохнул…
Он очень осторожно переложил голову мальчишки на подушку, укрыл получше тёплым одеялом и тихо поднялся с постели. Тело ужасно болело из-за долгой неподвижности, но он не особо-то обращал на это внимание. Попов прикрыл дверь в спальню, а сам вышел на кухню, включив свет только там. Одной ладонью он опёрся на край столешницы, второй потёр бессонные, теперь покрасневшие глаза и тяжко вздохнул, поглядывая в сторону затемнённой гостиной. Наконец мужчина включил чайник, а сам стал снимать с себя измятый вчерашний костюм. А когда он принялся расстёгивать многочисленные пуговки белой рубашки, то заметил прямо на груди небольшое, но всё же внушительное красное пятно.
— Кровь… — прошептал учитель едва слышно, продолжая вглядываться в алые разводы. Они были на том месте, где как раз лежал Шастун. Арсений испугался, но решил не спешить что-то делать. Вот в этот момент он и вспомнил о том случае ночью, когда Антон был у него, о кровавом следе на подушке. Он вспомнил про губы. Про вечно истерзанные, красные либо наоборот совсем бледные губы.
Арсений ходил по квартире почти на цыпочках, только бы не издать лишнего шума. Он быстро ополоснулся в душе, выпил кофе, надел другой тёмный костюм и уже готовился выезжать в школу. Он очень тихо положил невысокую стопку своих вещей из штанов и футболки на тумбочку возле головы спящего парня, а поверх одежды записку.
Попов напоследок простоял около минуты над мальчишкой, всматриваясь в один только нос с родинкой на самом его кончике и закрытые глаза, потому что Шастун плотно укутался, прикрыв даже губы, которые так хотел увидеть литератор. Наконец Арсений вышел из комнаты, а затем и из квартиры.
Он всё-таки очень боялся, что Антон убежит, пока его не будет, но одновременно с этим он не хотел запирать подростка одного в так или иначе чужом доме, потому оставил всё как есть, и поехал на работу.

***Дневной свет слегка пасмурного неба уже полностью освещал спальню, но было очень тихо. И вот только сейчас, в 14:35, как показывали часы, Антон проснулся. Он резко раскрыл глаза, поморгал несколько раз, стараясь вспомнить и понять хоть что-то. Нерасторопными и осторожными движениями мальчишка стаскивал с себя одеяло, чуть подрагивая при этом. Он сел на край, хмуро оглянулся вокруг, пытаясь вспомнить, где он, и взгляд его упал как раз налево, на тумбочку у изголовья кровати.
Шастун нахмурился ещё сильнее, посмотрел в сторону прикрытой двери, будто выглядывая наружу, прислушался к тишине и всё же взял этот листочек.

Надеюсь, ты хоть немного поспал. Не хотел тебя будить, уехал в лицей.
Мне бы очень хотелось с тобой сегодня поговорить, поэтому я просто прошу тебя не уходить. Если же ты не хочешь, то дубликат ключей от квартиры в прихожей. Как-нибудь отдашь.
Ну а если ты решился всё-таки дождаться меня с работы (очень постараюсь приехать пораньше), я положил вещи для тебя. Вся квартира в твоём пользовании: душ, еда, телевизор…
Очень прошу, поешь что-нибудь, пожалуйста. Там в микроволновке стоит тарелка. Разогрей и съешь хотя бы это.
     А.С.
Антон читал всё это медленно, спросонья жмурясь и хлопая слипающимися ресницами. А когда читал, он то беспокойно поджимал свои губы, то совсем капельку подёргивал кверху их уголки, как будто в улыбке. В который раз парень удивлялся такой неоднозначной заботе Попова. Он отложил листок, посмотрев на него ещё и с другой стороны, чтобы что-то не упустить, и посмотрел на часы на комоде.
— Охуеть… — непроизвольно вырвалось у Шастуна, когда он примерно посчитал часы своего сна. На самом деле ничего такого в этом и не было, но он очень давно не спал, не то что уж в таком количестве…
Антон снова потёр глаза, уткнувшись носом в собственные ладони, и глубоко вздохнул, пытаясь упорядочить все свои мысли. Он поставил локти на колени, а руки запустил в спутанные кудрявые волосы, стараясь уже как можно быстрее принять решение. Он не знал, как сейчас поступить правильно. С одной стороны ему ужасно не хотелось кого-то обременять и объясняться за свои «слабости», а с другой — ему было необходимо уверить и успокоить этого человека, как-то убедить в том, что всё хорошо.
В общем, Шастун шумно выпустил воздух через нос, убрал со лба вьющиеся локоны и пошёл в прихожую. Он робко оглядывался по сторонам по пути туда, стесняясь своего положения в принципе. Как только взгляд подростка упал на предмет, который он, собственно, и искал, он обрадовался, выдохнув на легке. Предметом тем был его рюкзак. Антон еле держался на ногах, но опустился на пол, достал из кармашка пачку сигарет с зажигалкой и по памяти пошёл на балкон, где уже когда-то курил.
Шастун нерешительно распахнул дверь на застеклённый балкон, беспокойно осматриваясь по всем сторонам и углам, открыл и окно и наконец поджёг такую желанную сигарету аболютно слабыми и вялыми движениями рук. Он чуть высунулся на холодный влажный воздух улицы, закрыл глаза и сладко затянулся. Подержав же дым внутри с пару секунд, он с наслаждением выпустил его на холодный воздух, и сизые клубы тут же развеялись на ноябрьском ветру. И так ещё две затяжки друг за другом, со всё ещё прикрытыми веками. И вот когда очередные колечки дыма испарились, Антон открыл глаза и посмотрел на мрачное затянутое тучами небо.
— Ну вот, дед… Теперь ты видишь меня всегда, а я всегда с тобой говорить могу… — с горькой усмешкой сказал это Шастун, опять сомкнув между губ фильтр сигареты.
На улице слышалась суета дорог, которые были поблизости, детские визги идущих по тротуару школьников, где-то и лай собаки, шум ветра… Но ничего этого не слышал Антон. Он только смотрел на небо и будто ждал ответа на свои слова.
— А я, видишь, курю… С шестого класса курю… Ты не знал. Я не говорил тебе, я много чего не говорил. Расстраивать очень не хотел и впутывать тебя во что-то… — тихо говорил он, раз за разом делая тяги и жмурясь выпуская дым. — А теперь ты сам всё видишь… — действительно пристыженно опуская тусклые глаза вниз, говорил он всё так же вполголоса. А потом он молча пилил стеклянными глазами серое небо, докуривая свои Philip Morris и будто снова ожидая какого-то ответа оттуда. Вот только ответа не было…
Антон, потерянно хлопая длинными ресницами, закрыл все окна и двери и вернулся в квартиру, вяло передвигая конечностями. И только он остался на этом перепутье гостиной, ванной, прихожей и проходом в спальню учителя, не зная пока как действовать, в двери послышалось скрежетание и обороты ключа. Шастун тут же встрепенулся и даже испугался. Дверь распахнулась и на пороге показался Арсений.
Он же увидел Шастуна перед своими глазами и в эту же секунду выдохнул и даже улыбнулся, а внутри и вовсе ликовал.
— Здрасте… — растерянно кивнул подросток.
— Привет, Антош… — тоже в каком-то смятении ответил старший, бросая на комод связку ключей. — Как ты? Как себя чувствуешь?
— Да всё хорошо, спасибо, — смущённо сказал мальчишка, потерев ладонью тонкую оголённую шею. Арсений снял туфли и ступил на паркет, оценочно оглядывая ученика с ног до головы, особенно заостряя внимание на губах. Под нижней как раз к самому её уголку и дальше к щеке по краю тянулась ярко-красная неровная, но широкая полосочка запёкшейся крови.
— А ты… уходить собрался? — настороженно спросил он. Антон потупился, не понимая, почему Попов так решил.
— А! Вы про это? — осенило его после многозначительного взгляда литератора на его одежду. Арсений кивнул. — Да я просто… только что проснулся…
— Только что? — удивлённо вскинул брови учитель, мельком глянув на наручные часы, после того, как снял своё чёрное пальто. Шастун пожал плечами и прикусил свою многострадальную губу. В ту же секунду кожа больно треснула и оттуда медленно посочилась алая струйка. Антон почувствовал знакомый вкус и моментально незаметно зализал губу, сомкнув её с другой, всем своим видом показывая, что ничего не происходит.
А Арсений, кажется, понял, но решил не говорить ему ничего, чтобы не заставлять отвечать на такой напрашивающийся вопрос. Пусть ему и правда была интересна причина постоянно повреждённых в кровь губ, даже в бессознательном состоянии, но он не хотел сейчас ничего такого обсуждать. Ему нужно было успокоить парня и дать ему хоть какую-нибудь защиту и заботу, которой он безусловно заслуживает.
— Слушай, давай я сейчас быстро переоденусь и мы с тобой попьём чай, ладно? — мягко предложил литератор. Антон снова едва касаясь губы, провёл по ней языком, побегал глазами из угла в угол маленькой комнаты и молча кивнул пару раз. Попов искренне обрадовался, но повёл себя сдержанно.
— Я тогда… схожу пока в ва..? — не успел спросить Шастун, кое-как ворочая языком и запинаясь.
— Конечно, — слабо улыбнулся мужчина, чтобы придать лёгкости и непринуждённости такой напряжённой обстановке. На этом и разошлись.
Арсений ушёл в комнату, а Антон в ванную. Он хотел только умыться и посмотреть на себя в зеркало, чтобы понять, насколько он дерьмово сейчас выглядит и как ему нужно будет оправдываться перед учителем.
— Твою мать! — сдержанно, но с восходящей интонацией просипел парень, увидев своё отражение в зеркале.
— Бля-я-ять! — нервно протянул он, остервенело растирая пальцами кожу на подбородке и заливая её прохладной водой из-под крана. «Он видел. Он молчал. Почему, спрашивается?» — крутилось у Шастуна в голове, когда он смотрел на себя в овальное зеркало, опираясь обеими ладонями на мойку.
Вода в кране шумела, а он смотрел на себя, не уводя этого тёмного взгляда ни на секунду.
— Господи… Какой же я жалкий… — тихо сказал подросток и, скривив красные губы в болезненной ухмылке, покачал головой из стороны в сторону. Он как-то нервно и тихо посмеялся и плеснул себе в лицо ледяной водой. Так он хоть немного оживился и проснулся, приведя себя в чувство.

***— Ешь давай! — мягко улыбнулся Арсений, поставив на стол перед парнем тарелку с разогретыми спагетти и мясом с овощами. Шастун недоверчиво покосился на порцию, затем на учителя.
— Да я не хочу, спасибо, — вежливо отказался он, не притрагиваясь к предложенной еде.
— Антон, это даже не обсуждается. Вилку в руку и чтобы всё съел, — уже в строгом тоне буквально приказал мужчина. Он даже перестал копошиться в шкафчике с чаем и кофе и повернулся к мальчишке, чтобы сказать это. — И не нужно так на меня смотреть. А то я не знаю, как ты ешь… Быс-тро! — с явным давлением в голосе проговорил Арсений. Антон чересчур тяжко вздохнул, но всё же мысленно согласился с литератором.
— А Вы чего? Компанию не составите? — вяло управляя металлическим прибором, спросил парень.
— Я? Да я недавно обедал в столовой… Вот кофе попью с удово…
— А! То есть меня заставляете, а сами не..! — подросток тут же возмущённо откинулся на спинку стула.
— Антон, — каким-то даже стальным голосом проговорил он это, сверкнув голубыми сапфирами в сторону ученика.
— Да всё-всё, понял… — отмахнулся Шастун и снова придвинулся к тарелке.
— Вот и молодец, — удовлетворённо кивнул мужчина, запуская чайник одним лишь щелчком кнопки. — Ты чай будешь? Или может…
— Да! Чай, — резко ответил младший, не дожидаясь других вариантов. Попов только кивнул и начал заваривать пакетик зелёного чая, который когда-то пробовал Антон.
Кстати, несмотря на недосып, Арсений выглядел достаточно свежо и бодро, а в течение дня свою активность поддерживал кофе и самой работой. Про Антона подобного не скажешь… Парень осунулся, заметно похудел, под глазами появились более видимые чёрные мешки, зато губы были ярко-розовыми и только по самому краю они почему-то окрасились в бледно-синий.
Попов не знал, с чего начать их разговор, он побоялся нарушить это спокойствие и доверие, это поведение их обоих, будто вчера вообще ничего и не было.
— А Вы… чего так рано? Там же сейчас это… у наших вроде самоподготовка… Нет? — задумчиво проговорил подросток, опираясь лбом на кисть руки, которой крутил вилкой в еде, а сам косился на учителя.
— Да, — легко ответил мужчина, полностью развернувшись к парню и опёршись спиной на край столешницы. Он расставил руки по краям и неслышно, но затянуто выдохнул. — Я их с Павлом Алексеичем оставил, да и детишки не маленькие, по-моему… — чуть усмехнулся литератор.
— А почему Вы ушли-то? — до парня всё ещё не доходило.
— А ты-ы-ы… — Арсений нахмурился, — записку читал, которую я тебе оставлял-то?
— Угу.
— Ну-у-у… Я ж обещал постараться раньше приехать…
— А-а-а! — понял наконец подросток, оторвав тяжёлую голову от руки, — так это Вы из-за меня, что ли?
— Ну, получается, что так… — Попов слегка приподнял уголки губ и отвернулся к вскипающему чайнику.
Шастун, кажется, даже перестал двигаться и моргать. Ему мгновенно стало не по себе, стало неудобно. Он осознал, что этот человек многое делает для него и ради него. И это казалось даже неправильным.
— Ты чё замер-то? Ешь давай! — по-доброму усмехнулся учитель, поставив на стол две кружки и сев рядом.
— А? Да… Да, конечно…
— Слушай, — неуверенно начал Арсений, в упор разглядывая свой кофе, — а что у тебя с телефоном? Почему ты недоступен? Я просто сегодня даже не смог доз…
— Да я его… отключил тогда ещё… — опустив глаза в тарелку, негромко и с запинками сказал он.
— Понятно… — чуть ли не шёпотом ответил литератор. — Просто-о…
— Арсений Сергеич, — даже как-то решительно обратился к нему Шастун, посмотрев точно в лицо.
— Да? — тут же отреагировал второй и тоже ответно поднял взгляд.
— А вот… Как Вы меня вообще нашли?
— Я-то? — хмыкнул Арсений, понимая, что и заслуги его особой в этом нет. — Вчера… Дима с Катей ко мне подошли. Думал, что я у них что-то разузнаю, а в итоге они сами пришли ничего не зная…
— И как тогда-а-а..?
— Катя сестре твоей позвонила… — поджав губы, мелко улыбнулся мужчина. Шастун невольно вздёрнул брови. — Да… Она сама с ней говорила, но мы постарались никаких подозрений не вызывать, просто спросили дома ли ты, когда она тебя видела и говорила с тобой…
— И? — напряжённо нахмурился Антон.
— Ну она и сказала, что в пятницу… Сказала, что ты уехал… — скомканно как-то ответил старший. Антон вспомнил свой последний разговор с Полиной и стыдливо, что ли, поджал губы и опустил глаза. — А потом мы втроём поехали в кафе…
— В кафе? — опять удивился парень.
— Угу. В «Онегин», — кивнул Арсений, делая новый глоток кофе. — А там мне сказали, что ты уволился. Ну вот тогда я и понял, что всё слишком серьёзно…
— Из-за увольнения? — недоверчиво покосился Шастун, хотя сам понимал, что литератор действительно прав.
— Конечно… — вздохнул Арсений. — Какое тут «приболел», если ты и на работу не ходишь, за которую так яро бился при мне… — хмыкнул он, а Антон снова корил себя за очередную ложь, хотя она и была оправдана. Почему-то в эту секунду стало стыдно именно перед Арсением, стыдно за то, что он заставил, очевидно, волноваться за себя, идти на какие-то риски.
— Потом я позвонил другу одному хорошему… Он помог пробить тебя по своим каким-то базам, каналам, ну или как это там всё называется… Я не знаю… В общем, через пару часов сказал, что ты покупал билеты и что ты уже был здесь, в Питере.
— Друг? Серьёзно? По базам? Это типа полиция? — тут же забеспокоился парень, чуть не вскакивая с места.
— Нет-нет, не волнуйся! — Попов поспешил усмирить его ещё скрытый пыл одним лишь жестом руки. — Я попросил… Короче, он всё сделал так, чтобы ни родители, ни другие люди ничего не знали… Это было что-то типа розыска, но не общественного… Только по каким-то официальным данным, выданным чекам, камерам…
— Вы настолько заморочились… — шёпотом произнёс парень, упав лицом в ладони, а локтями всё ещё стоя на столе.
— Я же понимал всю сложность… А тобой рисковать не хотелось, — честно пожал плечами мужчина, покусывая краешек губы и не отрывая взгляда от парня. Антон, словно зашуганный котёнок, очень медленно потащил окольцованные руки вниз по лицу и шее и остановился глазами на учителе. Эти слова добили его. Им не хотели рисковать. «Да почему?!» — уже кричал в мыслях Шастун.
— Ты прости, кстати, мне пришлось рассказать всё Паше… В смысле Павлу Алексеичу… — заметно замялся Арсений, но всё же сказал правду. — Но ты не волнуйся. Я знаю его сто лет. Он никому и ничего…
— Угу, — задумчиво кивнул парень. Он почему-то продолжал искренне верить каждому слову Арсения, но всё ещё стоял на мысли из-за чего и почему.
— Вот он со мной остался в лицее, потом позвонил тот самый друг, сказал, что ты прилетел недавно, ну мы и рванули в аэропорт… А пока ехали, Паша заметил тебя у дороги… — всё тише и тише говорил Попов, вспоминая вчерашний день и ту самую дорогу. Антон молчал. Он слушал и смотрел куда-то в пустоту, куда-то сквозь Арсения, всё ещё думая о своём.
— Антон?.. — насторожился учитель.
— М? — «очнулся» тот, наконец сфокусировав на нём взгляд.
— Ты чего?
— Я?.. Вы простите меня, Арсений Сергеич, — очень тихо сказал подросток, то поднимая, то опуская глаза.
— За что? — нахмурился Попов.
— Да за всё. Заставил Вас так помотаться, на уши поднял… Я правда не хотел… Но я просто вряд ли смог бы отвечать на звонки и спокойно говорить хоть с кем… — откровенно признался он. — Ещё и вчерашнее…
— Антош… — на выдохе обратился к нему литератор и аккуратно прикоснулся к тыльной стороне его ладони, что покоилась на краю стола. Антон вздрогнул и слегка одёрнул её к себе, и это не скрылось и от Арсения, который тут же сам даже испуганно отстранил пальцы кверху.
Они встретились взглядами. Попов в очередной раз увидел только потухшие отголоски зелёных огоньков. Не было никакой свежести, яркости, жизни в этих больших тёмных глазах, а было только мрачное болото, в котором сейчас так увязал Арсений. Антон же наоборот видел только чистое, почти прозрачное голубое море, в котором он тонул, хотя так не хотел, привычно отказываясь от любой помощи и внимания людей.
— Я слабак… — с по-страшному горькой ухмылкой сказал это Антон, вновь отводя взгляд в стену. — Какой же я слабак…
— Перестань, — чуть слышно, одними губами произнёс мужчина, качая головой и пытаясь опять заглянуть в глаза парня, который упорно отворачивался.
— Антон! Антон, посмотри на меня… Пожалуйста, — всё ещё тихо, но настойчиво звал его Арсений, и тот наконец повернулся, но глазами всё ещё водил по сторонам. — Почему ты так говоришь? Ты не слабак.
— Неправда… — бесповоротно убеждённо отрицал подросток.
— Антон, — спокойно выдохнул старший, — знаешь, ты, наверное, самый сильный человек, которого я только встречал. Так ещё и юный такой… Честно…
— И этот «самый сильный» вчера орал на всю улицу и рыдал взахлёб, — ухмылялся Шастун, будто был противен самому себе. Попов застыл на секунду, но потом сориентировался и ответил.
— Прости, конечно… Но ты придурок, Шастун.
— Да, я знаю… — легко пожал плечами мальчишка, и Арсений действительно удивился. А младшему удивляться было нечему. Он так привык присваивать самому себе подобные статусы, что и на этот раз услышать такое от другого человека оказалось ожидаемым. — По Вашей версии почему?
— Да потому, что обесценивание своих чувств не измеряется во внутренней силе человека, — тихо сказал учитель. — Мы тем и отличаемся от роботов… У них только программа, а этот самый дух и сила идёт от чувств, ну и мыслей тоже… Они ведь на то и существуют, чтобы ты их показывал и делился с другими. И хорошими, и плохими, — с расстановками и чёткими паузами проговорил старший.
— Да ну, никому эти чувства не нужны. Только тринадцатилетним девочкам в любовных романах… — улыбнулся парень, посмотрев учителю прямо в глаза. Арсений в моменте увидел в этих глазах столько боли и слёз, которые Антон сейчас старался закрыть одной этой жалкой, пусть и улыбкой, сколько не видел ни в чьих других.
— Почему ты так думаешь? — тихо спросил литератор, склонив голову вбок.
— Потому что я знаю, — улыбчиво поджал тот губы. — Они. Никому. Не нужны.
— Ты так… из-за родителей, да? — осторожно поинтересовался Арсений.
— Не знаю… — одними губами произнёс Шастун, отведя глаза и пожав острыми плечами. Нет, он знал. Он был уверен, что всё пошло с того самого момента, но очень боялся в этом признаваться кому-то. Было сложно признать не свою ущербность (которую как раз было очень просто обозначить), а ущербность и даже отсутствие семьи как таковой. Он почему-то продолжал защищать их, делать вид, что всё хорошо, хотя именно они принесли Антону самую большую боль за время его такой недолгой жизни.
Арсений это понял. Он увидел, что парень точно врёт и скрывает то, что действительно считает нужным сказать, да и ответ по сути был очевиден. И именно сейчас он решил его загнать в угол, хотя так не хотел:
— Зачем ты врёшь? — негромко, почти безэмоционально спросил мужчина, и Шастун резко обратил к нему взгляд больших удивлённых глаз. Попов попал в точку. Парень стушевался, не зная, что говорить, но всё-таки собрался:
— В смысле?
— Антош, ты когда врёшь, у тебя уши краснеют… — улыбчиво заявил литератор и невозмутимо сделал глоток кофе.
— Н-неправда… — действительно растерялся подросток.
— Ну, может, и неправда, — снова как нельзя спокойно пожал плечами старший и заглянул Антону прямо в бегающие глазки. — Только вот так ты даже не меня обманываешь, а себя. Думаешь, что постоянное самовнушение о том, что всё в порядке, решит проблему?
Ответа не было, Антон не знал, что нужно сейчас говорить. Он только остановился на таких честных голубых глазах и молча тонул в них, даже без всяких мыслей в голове. Он не захотел больше сопротивляться этому давлению, пытаться что-то скрыть и спрятать от учителя. Ему уже было плевать. Он устал…
— А я деду про Вас рассказывал… — с улыбкой сказал парень спустя минуту, наверное. Попов тут же замер, даже перестал моргать и почувствовал подходящий к горлу комок.
— Кхм… И что-о-о… Что же ты рассказывал? — запинаясь, выговорил мужчина.
— Да всё почти, — легко ответил мальчишка. — Забавно, правда?
— Ты о чём? — потерянно нахмурился Арсений. Он явно не ожидал такого перехода с темы на тему.
— Я с ним мелким очень хорошо общался, я только с ним везде и был. Он меня учил всему, любил… Когда запретили контактировать, я скучал ужасно, хотя они сначала пытались угождать мне, заменять его. Когда сестра родилась, им как бы и надоело в моих родителей играть, а года через три стало плевать на наши с дедом отношения, но я уже не мог вернуть прежней связи. Это как будто вырвали что-то из сердца и ты уже не можешь так же говорить с этим человеком, видеть его… — задумчиво говорил парень, упираясь взглядом в стол. — Я как-то вырос за эти три года из ребёнка и не смог уже воспринимать деда так же, поэтому потом мы виделись очень редко, говорили мало, хотя оба понимали почему так, но вернуть всё то правда не могли, не получалось… А когда узнал о больнице… я говорил с ним даже о каком-то троллейбусе за окном, лишь бы говорить и быть рядом… — а тут у него дыхание вовсе перехватило.
Казалось, Антон лишился кислорода, и потому он договорил последнее слово в бездыханном шёпоте. Арсений же пропустил удар сердца — его снова поразил этот мальчик. И он снова не знал, что сейчас делать. Оба замолкли. Шастун на краю стола сложил руки друг на друга, наклонил голову вниз и крепко зажмурил глаза. Попов смотрел на русую макушку, прикусив губу, а через секунду увидел, как на белый стол, возле тарелки, упала прозрачная капля и своим маленьким озерцом осталась на месте, не растекаясь дальше. Это была не вода…
Арсений медленно провёл изучающим взглядом чуть выше, и ровно напротив этой капли было лицо Антона. Это была слеза. Его слеза… Слеза мальчика, который сейчас тисками сжал всего себя изнутри, мёртвой хваткой вцепился длинными пальцами в собственные руки, сжал веки и чуть ли не со скрипом стиснул зубы.
Попов тут же подорвался со стула, громко отодвинув его куда-то в сторону, на что никакого внимания не обратил Шастун, всё ещё пытаясь сосредоточиться на себе и цели успокоиться и задавить все рвущиеся наружу слёзы и крики. Мужчина крепко ухватил парня за плечи и насильно поднял на ноги. Антон не сопротивлялся, он только привычно вздрогнул сначала, а потом стал буквально тряпичной куклой в руках учителя, не имея никаких сил держаться самостоятельно. Тот же не стал заглядывать в глаза или поднимать голову парня, которая бессильно повисла, он только прижал к себе это худое тело и мягко обвил руками за спиной. Шастун упал в его руки, будто был совсем без сознания. Он расслабился в этих объятиях, только глаз не размыкал, стараясь не выпустить слёз. Арсений почувствовал это напряжение, даже не видя лица подростка.
— Слёзы — это нормально. Ты можешь и ты должен плакать, — очень твёрдо, но шёпотом говорил он на ухо парню, в уголках глаз у которого просачивались солёные капли. И тот как будто в секунду расслабился, и слёзы беззвучным градом покатились из глаз, оставляя на коже влажные дорожки, и только тело содрогалось в сдержанных всхлипах. Попов ещё сильнее прижал к себе всё тело и стал поглаживать парня по чуть сутулой спине.
— Я хочу, чтобы он вернулся… Почему я не могу всё вернуть? — пронзительным, но тихим плачем заговорил Шастун, впечатывая подушечки пальцев побелевших рук в мускулистую спину учителя, под самыми лопатками. — Почему так… больно? Скажите, почему? Почему? — совсем безголосо прохныкал он, пряча лицо на его плече.
— Потому что ты живой человек, Антош… — так же тихо отвечал Попов, ещё крепче сжимая парня в объятиях и сверля в стене дыру своим устремлённым взглядом, который было некуда деть. — Всем живым больно. Всем нам, людям, когда-то больно, — говорил он, скользя тёплой ладонью по чужой спине. Шастун продолжал беззвучно лить горячие слёзы, которые стекали по подбородку и попадали под толстовку, а некоторые и вовсе капали на спину литератора, превращаясь в неприметные, постепенно высыхающие дорожки вдоль позвоночника.
— И… Вам больно? Тоже было больно? — робко послышался охрипший голосок.
— Было… — грустно улыбнулся Арсений спустя пару секунд. — И мне тоже…
— Очень? — всё ещё всхлипывая, продолжал он говорить.
— Очень… — на выдохе прошептал Попов, понимая, что парень заставил его в очередной раз вспомнить про самого себя…
— Расскажете? — сдавленно спросил парень, сглотнув подходящие к горлу слёзы. Не понятно, откуда в эту секунду в нём появилось столько уверенности и смелости, но он почему-то решил пойти на такой шаг.
— Антош, я тебе когда-нибудь обязательно всё расскажу, честно… А сейчас тебе нужно набираться сил. Слышишь? — он слегка встряхнул парня за плечи, не отпуская из своих рук.
— Угу, — послышался явно расстроенный голос, но не ясно было, что именно стало причиной этого.
— Поспишь, может? — тихо спросил его Арсений над самым ухом. — Или давай сначала поешь?
— Я… Я не хочу есть… — вяло качал головой подросток.
— Антош, так нельзя, — всё ещё мягким и ласковым тоном говорил Попов. — Тебе нужно поесть. Хоть чуть-чуть…
Антон отстранился от учителя, но не сделал ни шага, заглянув ему в глаза, так искренне плещущие добром и заботой.
— Чуть-чуть..? — снова осторожно предложил учитель, слегка сжав губы. Шастун только задумчиво кивнул пару раз, и тем уже заставил Арсения зайтись в кроткой улыбке и оголить свои маленькие ямочки на чуть щетинистых щеках. Он заглянул в поблёскивающие от слёз глаза и помог парню, валящемуся с ног, усесться на место.
Шастун потянулся рукой за когда-то, во время этих разговоров, «улетевшей» вилкой аж через весь стол, а когда возвращался на место, по своей обыденной неуклюжести зацепил локтём  свою кружку с чаем и кружку Арсения, и весь находившийся в них кипяток пролился ровно на низ живота и ноги. Парень только через пару секунд почувствовал жжение и острую боль, но вместо какого-либо вынужденного крика или слёз, что часто бывают в таких случаях, он глубоко вдохнул, надул щёки и зажмурил глаза. Арсений и секунды не промедлил, а тут же вскочил со стула и кинулся поднимать Антона.
— Вставай! Вставай, Шастун! — громко приказывал мужчина, уже самостоятельно ставя подростка на ноги. — Снимай скорее всё это! Не стой ты! — в спешке говорил он, стаскивая ему через голову кофту, а следом берясь за ширинку джинсов. Тут уже мальчишка очнулся и сам начал помогать, расстёгивая пуговицу и молнию трясущимися руками. Он агрессивно выпускал воздух через ноздри и смотрел в потолок, но у него ничего не получалось.
— Да убери ж ты руки… — нервно проворчал Попов, отбиваясь от непослушных окольцованных пальцев, и сам наконец стащил эти штаны вниз, поочередно выпуская из них обе ноги. — Бегом в душ! — скомандовал он, кивая в сторону ванной, куда и достаточно неторопливо, но плотно стискивая зубы, пошёл Антон, чем и удивил учителя. — Шастун, бегом, я сказал! Под холодную воду! — подгонял его Попов, смотря вслед худому длинному телу. Он оставил мокрые вещи на полу, а сам побежал к аптечке в поисках каких-то мазей.
Шастун тем временем рвано хрипел, дёргаясь под ледяной водой. Да, кожу в районе солнечного сплетения, чуть ниже, а также достаточно большую площадь бедёр она охлаждала, пусть и покалываниями, но всему остальному телу было поистине холодно до непрекращаемой дрожи.
— Бля-я-ять… — шипел парень. — Что ж я за ебанат такой… — рычал он сквозь зубы, задирая голову кверху и глухо стучась ей о прозрачную стенку. Он подставлял под ледяную воду обожжённые конечности, а у самого уже зубы стучали друг о друга и губы ходили ходуном. Впервые он так резко замёрз от одной лишь воды.
— Антон, ты как там? — громкий и вопрошающий голос послышался за дверью. Шастун аж подскочил на месте, испуганно распахнув глаза.
— Я… Ж-жив-вой я… жив-вой… — пытался он сказать это как можно громче, но сил, кажется, не было совсем.
— У тебя одежда с собой есть какая? Бельё?
— Да, — почти неслышно прохрипел мальчишка и прочистил горло. — У меня рюкзак… В рюк-кзаке… там есть что-то…
— Понял! — излишне бодро и заряженно заявил Попов, смотря в сторону портфеля, стоявшего в прихожей. — Давай закругляйся потихоньку! Полотенце любое бери в шкафу!
— Угу… — измученно промычал парень, потерев переносицу. Он уже перестал обращать внимание на свою дрожь, полностью отдавшись холодной воде и перестав даже чувствовать этот контраст температур. Он чувствовал только моментальное жжение и боль, как только убирал повреждённую кожу из-под бьющих струй. Всё же парень выключил воду, аккуратно ступил на кафель ванной и сделал буквально шаг к высокому шкафу, откуда и взял первое попавшееся в руки полотенце, и обмотал вокруг бёдер.
Как только подросток вышел в коридор, где его ждал учитель, его тут же обдало холодом, и он опять вздрогнул.
— Ну как? Сильно больно? — участливо склонил голову Попов.
— А? Да не… Норм всё… Щ-щас одеться надо… — отмахнулся мальчишка, забирая из рук литератора свой рюкзак. Мужчина махнул ему в сторону своей спальни, и парень вяло поплёлся в комнату.
— Ты только штаны с футболкой никакой пока не надевай… Надо ожоги обработать, — вдогонку сказал Арсений.
— Какой «обработать»? Н-ни-ничего не надо… — он сразу начал заикаться, только подумав о болезненной процедуре.
— Антош, надо, — ласково произнёс старший, вспомнив о фобии Шастуна.
— Н-нет! Я не хочу! — мгновенно встрепенулся тот.
— Я больно не сделаю. Только наоборот. Хорошо?
— У-у… — мотнул головой Антон, пятясь назад и на глазах превращаясь в маленького мальчика, боящегося каких-нибудь прививок.
— Так, — учитель вздохнул, почесав затылок. — Иди одевайся, сейчас разберёмся, — он растерянно отпустил его, только ради того, чтобы парень перестал нервничать. Шастун при первой же возможности улизнул в комнату литератора, где сразу же выдохнул с облегчением, забыв даже об оставленных в ванной сокровищах — кольцах и браслетах.

***— Антон… — тихо позвал его Попов спустя минут пять, стоя за дверью своей спальни.
— Д-да! Что? — вскочил на ноги давно переодевшийся мальчишка. Благо, он успел перед отъездом закинуть в рюкзак какие-то чрезмерно широкие (по крайней мере, сейчас точно) тёмно-зелёные штаны и ещё одну такую же тёмную толстовку с капюшоном, которая почти не отличалась от других его кофт.
— Ты закончил?
— Я да… Да, всё уже, — запинаясь, говорил он, пряча на дне портфеля бутылку какого-то дешёвого коньяка, который он купил по дороге в аэропорт, но так и не дошло дело до «распития», и едва не пустую золотистую пачку сигарет вместе с зажигалкой.
— Пойдём? — Попов осторожно отворил дверь. Антон так засуетился с тем, чтобы спрятать свою «запрещёнку» от учителя, что забыл уже о недавних заботах, ну и согласно покинул комнату, чем всё-таки удивил Арсения.
— Ты садись на диван… — старший махнул на большой диван у стены, на котором уже когда-то спал Шастун. Парень так распереживался минутой раннее, что и забыл уже по своей обыденности задавать всякие вопросы и уточнять что-то, ну поэтому и беспрекословно сел, беспокойно бегая глазками по залу и потирая вспотевшие ладони о колени. Литератор вернулся в комнату уже с непонятным арсеналом: алюминиевый тюбик, пластиковая миска и стопка каких-то белых тряпочек — кажется, марлевых лоскутков.
— Эм-м-м… А чё это Вы делать собираетесь?.. — Антон аж медленно начал отползать к подлокотнику дивана, недоверчиво косясь на старшего.
— Спокойно, — ровно заговорил Попов, отложив все предметы на столик и показав мальчишке голые ладони в обезоруженной позиции. Но парень нервно сглотнул, посмотрев именно на то, что с собой принёс литератор, а не на него самого. Он снова заволновался, сердце забилось чаще, а коленки, кажется, задрожали, как только он начал представлять всевозможные манипуляции.
— Покажешь, что там вышло?.. Я про ожоги, — спросил Арсений. Антон сначала резко замотал головой, вжимаясь в спинку дивана, и потом только заговорил:
— Н-нет… Не надо… Там всё нормально… Правда…
— Антош, — терпеливо вздохнул мужчина, понимая, что подросток действительно боится, — я не сделаю тебе больно, — он сел на край рядом, а Шастун машинально отпрянул дальше, к самому углу. — Помнишь, я тебе когда-то обрабатывал ссадины? Больно же не было? — парень нерешительно кивнул, не сводя своих напуганных глаз с учителя. — А тогда в медпункте? Всё же хорошо было? — Шастун снова заторможенно согласился. — Вот и сейчас я тебе не сделаю больно. Слышишь? — неспешно выговорил Арсений, заглядывая в дико бегающие глазки. Мальчишка прикусил краешек нижней губы и тут же почувствовал, как к многочисленным, только-только затянувшимся трещинами на коже красноватых губ прилила кровь. — Так снимешь?.. — менее настойчиво спросил учитель.
Антон раздумывал пару секунд, а потом робко потянулся к воротнику кофты. Попов мысленно выдохнул и улыбнулся. Но улыбка эта тут же пропала, как только он увидел перед собой худое, усеянное редкими желтоватыми, где-то серыми синяками тело, так ещё и с яркими красными пятнами, тянущимися у самого низа плоского живота — ожогами.
Арсений еле сдержался от ужасающего вздоха или даже вскрика, он только поджал губы и кивнул.
— А ноги? — парень шумно выдохнул и спустил широкие штаны к полу, смущённо смотря на Попова снизу вверх, не зная при этом куда деть руки, да и себя в принципе. Арсений же старался не акцентировать своё явное внимание на таких же худых ногах, на которых местами тоже виднелись маленькие синячки, но больше было как раз ожоговых пятен на бёдрах.
— Господи… Хорошо, что мало жидкости было, и не прям кипятка… И что в одежде ты был… Без волдырей обошлись, — чуть облегчённо выдохнул он. — Вот как тебя так угораздило? — сочувственно вздохнул мужчина, чуть приблизившись и приглядевшись к повреждённой коже.
— Не знаю… — обречённо повёл плечами подросток. — Я всегда такой рукожоп…
— Да ладно тебе! — учитель снова посмотрел ему в лицо с улыбкой, пытаясь как-то разрядить атмосферу и вселить побольше уверенности и спокойствия в парня.
— Одежду замарал, так ещё и залил там всё… — задумчиво проговорил мальчишка, стыдливо спрятав глаза за одной влажной ладонью.
— О-о-о! Вот о чём, о чём, а об этом и думать нечего! — усмехнулся старший, небрежно махнув ладонью. — Вещи твои я в стирку бросил, а на кухне всё быстро отмыл. Всё там хорошо.
Антон руку от лица убрал и взглянул на литератора всё с тем же слабым и виноватым выражением. Попов кротко приподнял уголки губ в ответ, а потом перевёл взгляд на кофейный столик. Туда же следом посмотрел и подросток, тогда же он и напрягся.
— Смотри, нужно только нанести эту мазь на ожоги. Она охладит их. Сейчас же в этих местах печёт? — спокойно и тихо начал мужчина. Антон сглотнул и недоверчиво кивнул. Попов взял тюбик с всем известным «Пантенолом» и сел на полу на корточки перед самыми ногами парня. Шастун напрягся ещё больше, абсолютно точно смущаясь своего положения. Арсений открутил маленькую крышечку и выдавил на два пальца белую субстанцию.
— Давай? — на всякий случай опять спросил он. Шастун крепко зажмурился, запрокинув голову назад, расставил обе руки по краям и вцепился тонкими пальцами в диван аж до побеления костяшек. Попов немного опешил. Он не ожидал, что парень воспримет всё это вот так болезненно. Это было для него странно, но он решил ничего по этому поводу сейчас не говорить и не затягивать, потому осторожно приблизился к напрягшейся бочине почти в самом низу живота и прикоснулся пальцами с кремом к покрасневшей коже. Мальчик вздрогнул, но остался на месте, стиснув зубы и вцепившись в диван с двойной силой. Он готовился к чему-то страшному — это видел и Арсений, бережно нанося мазь на весь повреждённый участок кожи, но на деле смотрел только на реакцию Шастуна. Спустя только секунд пять парень выпустил воздух через нос, разжал зубы и открыл глаза, посмотрев точно в глаза Арсению, который и сам не сводил с него взгляда.
— Ну как? Не больно? — мягко спросил он, едва касаясь пальцами покрасневшей кожи, что так выделялась на фоне бледности всего тела.
— Нет… — как-то потерянно и еле слышно ответил подросток, сглатывая и всё ещё напряжённо ожидая боли.
— И не будет, — пообещал литератор, улыбнувшись одними глазами, и снова выдавив щедрую порцию крема на пальцы. Он потянулся к другому пятну, что было чуть ниже, у резинки чёрных трусов, в очередной раз посмотрев парню в глаза, будто ожидая разрешения. И Антон робко кивнул, но всё ещё не мог расслабиться. Он упорно продолжал ждать боли. А её не было. Мальчишка только ёжился от холодных прикосновений, от которых в следующие секунды становилось только легче, и повреждённые места уже не так сильно горели.
— Ногам больше досталось… — Попов с сожалением поджал губы, двигаясь чуть в сторону и принимаясь за обработку ожогов на бёдрах.
И всё время, что Арсений осторожно и сосредоточенно размазывал крем по красным пятнам, Антон не сводил с него глаз. Он следил за каждым его движением, уже даже как-то доверяя всем этим манипуляциям, но вместе с тем он не мог отпустить свой страх, он не мог расслабиться и выдохнуть. Шастун ни на секунду не отрывал впившихся в мягкий диван пальцев и не расслаблял тело. Мышцы застывали, а многие кости просвечивались, как и венки, по всему телу.
Наконец Арсений завинчивает тюбик с кремом и откладывает на столик.
— Ну что? Как ощущения? — улыбчиво спросил он, неловко опустившись на оба колена и положив поверх них свои ладони.
— Нор-нормально, — ответил мальчишка, чуть выдыхая и сводя руки вместе.
— Это хорошо, — кротко улыбнулся старший, показав свои морщинки у голубых глаз и оглянувшись на стопку из марлевых кусочков. — Не немеет ничего? Просто жжёт?
— Нет… В смысле да… В смысле… просто неприятно печёт, — растерялся парень. Попов опять приподнял уголки губ и кивнул.
— Тогда компресс не будем делать, но пластырь наклеим. Ладно? — Арсений участливо вздёрнул брови, не забыв спросить Антона. Тот только пожал плечами, видимо, соглашаясь.
— Сейчас… — бросил старший, слишком ловко подскакивая на ноги и скрываясь на кухне. Шастун провёл за ним взглядом и остановился как раз на стене, за которой Попова уже не было видно. Он просто прокрутил в голове последние минут десять, выделяя моменты, в которые учитель спрашивал разрешение на любые движения в его отношении. Это как минимум… удивляло и даже восхищало парня. Он не мог полностью поверить в происходящее, с осторожностью выискивая подвох. И уже через считанные секунды Арсений буквально влетел обратно, а в руках у него были как раз обещанные пластыри.
— Так, — он опять уселся в ногах у мальчишки. — Надеюсь, этого количества хватит… — мужчина задумчиво почесал макушку, поправил угольную чёлку и сложил на краю дивана штук семь больших пластырей.
Антон недоверчиво покосился на эту стопку, а потом опять перевёл изучающий взгляд на учителя. Ему было интересно наблюдать за таким суетливым и обеспокоенным, но при этом собранным, Поповым.
Арсений взял первый упакованный пластырь и разорвал бумажную обёртку. Он задумчиво осмотрел его с разных сторон, сдёрнул клейкую плёнку и очень аккуратными движениями приложил к худой бочине. Ещё пара ловких, но осторожных движений, — и пластырь самостоятельно держится на коже.
— Ну как? — сам уже болезненно морщился Арсений, поднимая свои глаза к глазам Антона. А тот не дрогнул ни капли. Он почти перестал обращать внимание на все эти манипуляции, успокаивая себя мыслью о том, что уже нет никаких лекарств и процедур, а нужно только наклеить какую-то бумажку. «Не так ведь страшно… Совсем не страшно… Я и не боюсь даже…» — внушал самому себе парень, а на самом деле смотрел только за движениями мускулистых рук литератора, которые так бережно и уверенно делали свою работу.
— Всё! — радостно заявил мужчина, заклеив все ожоги и собирая разорванные бумажки, в которые были упакованы пластыри. — Теперь можешь одеваться, только аккуратнее, ладно?
— Угу, — кивнул подросток и вяло бросился к штанам, что были у самых щиколоток.
Попов поднялся на ноги, взял два оставшихся пластыря, покрутил между пальцев и перевёл взгляд на ученика.
— Слушай, ты возьми эти. Пока у себя оставь. Потом придумаем что-нибудь… — он протянул их к Шастуну, уже натягивающему штаны на талию. Парень наскоро застегнул ширинку и пуговицу и без лишних вопросов протянул открытую ладонь. Арсений вложил туда лейкопластыри, а взгляд его невольно упал на непривычно оголённые запястья парня.
Он только начал думать о том, что впервые видит Шастуна без браслетов и колец, обосновывая это недавним незапланированным походом в душ, а потом, когда парень уже опускал руку и пытался протолкнуть пластыри в карман, в его зрительной памяти мелькает картинка, которую он только что и увидел: ему показались белые шрамы поперёк самой руки. Мужчина секундно хмурится, застыв на месте, и доброжелательная полуулыбка слетает с его губ.
— А-а-а… покажи, пожалуйста… свои запястья… — волнительно запинаясь и делая нелогичные паузы, попросил он. Антон тоже замер, не понимая этой просьбы. И он было уже потянул ту же, правую руку вперёд, но почти в эту же секунду резко остановился. Сердце опять забилось в разы чаще.
— З-зачем? — нервно сглотнул подросток.
— Мне просто… Я хочу убедиться, что мне… показалось, — он неуверенно косился на прижатые к ногам тонкие руки.
Антон молчал, он понял, что очень тупо спалился. Очень. Сердце билось так сильно, что это было чётко слышно на всю комнату. «Ты дебил, Шастун, ты дебил! Просто ёбнутый! Как можно быть таким тупым!» — со скоростью света проносилось в его голове.
— Антон… — настороженно подал голос Попов, и он уже начал всё более и более убеждаться в том, что ему не показалось, раз парень так заметно занервничал.
— Арсений Сергеевич, — наконец отмер подросток, кусая изнутри щёку и топчась на месте, — мне… мне это… отойти нужно… Я…
— Антон, — уже холоднее и строже, но всё так же обеспокоенно произнёс Арсений.
— Мне правда… — пытался как-то замять всё это парень, медленно потянув с дивана толстовку и улыбнувшись краешками губ. Только это не улыбка была вовсе…
— Руки, Антон! — прямо-таки потребовал мужчина. И в его голосе пропала прежняя опасливость, подкреплённая добротой и уважением, что ли, уважением к личным границам и желаниям ученика. Теперь его это уже и не волновало, кажется. Он был озабочен тем, что сейчас может подтвердиться.
— Не буду я… Я не…
— Шастун! — рявкнул старший, перебив невнятные блеяния мальчишки. Антон испугался и нервно сглотнул, стараясь не показывать истинные эмоции. Только глаза его ещё больше помрачнели. Но помрачнели и глаза Арсения. Буквально минуту назад они были кристально-голубыми, а сейчас значительно потемнели или даже почернели. Он в самом деле сорвался на парня и продолжал сверлить его тяжёлым гневным взглядом, от которого, в свою очередь, даже не пытался убежать Шастун. Именно в такие моменты, когда ему страшно, когда не по себе, тогда он идёт на всё, только бы не показать этого остальным.
Антон смело выглядывал из-под ресниц, сжимая кулаки и стараясь выглядеть максимально решительно, а на самом деле сгорал под этим взглядом. Он продолжал с вызовом смотреть на учителя, но всё же резко вытянул оголённую руку в том же положении и скривил лицо в непонятной гримасе с ухмылкой, ожидая его реакции. Он сам не понял своего такого поведения, но очень не хотел показать, что боится, поэтому и устроил всё это.
Арсений тут же грубо схватился за повисшее в воздухе костлявое запястье и внимательно провёл глазами вдоль руки от самого локтя и до ладони. Сантиметров десять до начала этой самой ладони было усыпано разными по ширине и длине белёсыми шрамами. Попов беззвучно ужаснулся и бесцеремонно так же взял вторую руку Шастуна, развернув к себе исполосованным запястьем. Мужчина медленно и невесомо провёл большими пальцами по изрезанным рукам и, затянуто моргнув, сел на диван.
Он продолжал крепко держать обе руки парня и в конце концов упал в них лицом совсем без слов. Антон всё ещё стоял на ногах, боязливо подчиняясь действиям литератора. Он потерял свой секрет, свой позорный секрет. Так глупо и необдуманно. И Шастун уже вовсю винил себя в этой тупости, параллельно наклоняясь за своими руками, которые прижал к себе учитель. Он так и держал их на своих коленях, уткнувшись лбом в те самые шрамы.
— Заче-е-ем? Заче-е-ем? — тихо хрипел мужчина, вынудив Антона сесть рядом на полу, где недавно сидел он сам перед ним. Шастун уселся на корточки, вообще не пытаясь вырвать свои руки из чужих, как мог бы и, в общем-то, очень хотел, но менее всего он хотел выдать свой нынешний страх.
— Антош, заче-е-ем? — продолжал сипло спрашивать старший, посмотрев в глаза подростку. Антон вновь увидел тёплый и взволнованный голубой цвет, и его страх перед мужчиной улетучился мгновенно и губы перестали предательски подрагивать. Он доверился в секунду, даже расслабился, по сравнению с тем, что чувствовал ещё мгновение назад.
— Господи… — тот опять упал лицом в израненные юношеские руки.
— Это было давно, — тихо заговорил Шастун, в упор наблюдая макушку брюнета. — Я уже не делаю этого. Честно, — он всеми силами пытался убедить Попова, который поднял голову и оказался напротив лица подростка.
Их взгляды снова пересеклись. Арсений уже не знал, правду говорит парень или просто хочет, чтобы от него отстали.
— Верите? — тихо спросил подросток, не сводя своих глаз с учителя. Тот нерешительно кивнул пару раз, продолжая наблюдать за действиями ученика. Шастун не вырывал у него рук, а только в упор смотрел в голубые глаза и продолжал говорить. — Мне самому за эту хрень стыдно. Слишком тупой был.
— А сейчас? — настороженно спросил Попов.
— А Вы о чём именно хотите узнать-то? — усмехнулся мальчишка, слегка махнув головой, чтобы отбросить слетевшие на лоб пряди. Арсению было не смешно. Он всё ещё пилил младшего обеспокоенным и серьёзным взглядом. — Понял… — уже и не очень-то улыбчиво вздохнул парень. — Ну, сейчас уже не такой тупой. А этого больше не делаю, — сказал он, кивнув на свои руки и ответив всё же на оба вопроса, которые он и подразумевал.
— А раньше… Зачем это всё?
— Да дебил потому что! — фыркнул младший, отвернувшись к окну. Через пару секунд он снова обратил взгляд к учителю, который молча сверлил его глазами. Только по одному этому взгляду Антон понял, что рассказать придётся…
— Да ну не знаю… Лет четырнадцать мне было, пострадать захотелось, наверное… Может, чтобы они заметили меня… — он говорил серьёзно, бегая глазами из стороны в сторону и пожимая плечами. — Тогда ещё винил только себя в наших отношениях, тогда ещё думал, что они хорошие, а я… — и тут он глубоко вздохнул, не озвучив свою мысль до конца и опустив голову к груди, а Арсений ни на секунду не отводил от него своих глаз. — Кто-то говорил, что многие так делают, потому что это как-то помогает. Типа физическая боль вытесняет душевную и бла-бла-бла… Но чё-то не помогло, — слегка ухмыльнулся парень. — За раз изрезал себе всё, нихера не почувствовал толком: физическая не пришла, душевная не ушла. По этим пунктам вышел в ноль, а вот увечия остались, — снова коротко посмеялся Антон, смело взглянув на литератора.
Этот смешок был невероятно паническим и нервным, выступая какой-то защитной реакцией на все эти слова.
— Я, кстати, тогда начал все эти браслеты носить. Теперь нравится, а сначала долго привыкнуть не мог, — улыбчиво пожал плечами мальчишка, вспоминая свои самые первые браслеты. — Я вообще думал, за пару дней пройдёт, а, оказывается, так сильно продавил, что… до сих пор не сходит… — тут он стыдливо опустил глаза и умолк на время.
— Чёрт! — шёпотом рыкнул себе под нос подросток. — Зачем я вообще всё это говорю…
— Затем, что я попросил, — тихо ответил мужчина, приподняв тёплыми пальцами подбородок парня кверху. Они снова встретились взглядами. В который раз уже, и в который раз каждый поражался по-своему.
Антон видел бесконечную искренность и доброту, а Арсений — давно потухшую жизнь и печаль.
— Пожалуйста, пообещай мне, что больше ты такого делать не будешь.
— Не понимаю, зачем Вам это, но ладно… Я и не собирался больше… — с запинками проговорил подросток, стараясь не уводить взгляд.
— Антон, — мягко обратился к нему Попов, отпустив его руки и усадив рядом с собой на диван.
— Да обещаю, обещаю! — отмахнулся Шастун. — Говорю же, дебил малолетний был…
— Прекрати это самобичевание, — с заботливой, но всё же достаточно серьёзной интонацией сказал он это.
— Ой, ещё скажите, что сами не хотели меня так назвать, — улыбчиво вздёрнул брови подросток. Попов в ответ безмолвно закатил глаза со вздохом, но промолчал. Конечно, втык как следует дать хотелось и назвать парня безмозглым тоже, но сейчас больше поддержать его хотелось, чем всё это.
— В общем, мы условились, — наконец сказал что-то Попов, хлопнув себя ладошами по коленям. — Теперь давай ты всё-таки поешь, а?
— Угу, — как-то вынужденно кивнул мальчишка, понимая, что от него не отвяжутся. Арсений едва-едва улыбнулся и направился в кухню.
— Арсений Сергеевич! — всё же решился позвать его Антон, когда тот уже был в проходе.
— М?
— Только не говорите никому, пожалуйста. Никто больше не знает об этом. Совсем… Вы один только… — беспокойно покусывая губы, попросил он.
— Я тебя понял, — Арсений кивнул пару раз и всё-таки скрылся на кухне. Шастун выдохнул немного и откинулся на спинку дивана, схватившись за летящие в разные стороны волосы.
— Какой ты уебан, Шастун… — одними губами сказал он это, вцепившись в русые пряди и чуть потягивая их в стороны.
«Никто больше не знает… — думал в это время Попов, секундно зажмурив глаза и потерев переносицу. — И почему всё это переживаешь только ты..?» Он решил попридержать свои мысли и всё же снова подогреть еду для мальчика.

***Когда Попов всё же сумел уговорить парня доесть всю порцию спагетти, завязался новый разговор:
— А Вы… — Антон нерешительно прикусил губу, пока Арсений забирал грязную тарелку, — Вы говорили с Димой и Катей?
Литератор тяжковато как-то набрал в лёгкие воздух и обернулся к мальчишке всем корпусом, опустив тарелку в раковину.
— Я говорил только о том, что ты со мной и сильно беспокоиться пока не о чем, — начал он. — Но ничего другого мы не обсуждали. Я сказал, что это вы уже сами будете говорить… Правильно? — заведя руку за затылок и отвлечённо почесав густые волосы, спросил мужчина.
— А? — спустя секунду очнулся Шастун. — Да-да… Спасибо. Лучше так…
— Ты скажешь им правду? — аккуратно спросил старший, опираясь на столешницу позади.
— Я… Я не знаю, — потерянно выдохнул подросток, зафиксировав взгляд на незамысловатом рисунке кухонного гарнитура. — Мне сложно будет. Очень… Я не могу о нём говорить… О нём никто не знал. Я не говорил никогда.
— Тош, — мягко обратился к нему Арсений, сев на стул рядом, и Антон резко перевёл на него свои тусклые глазки. — Я понимаю, это очень больно. А ребята тебе друзья… Они очень переживали, сами начали все эти поиски, да и врать им будет нехорошо…
— Я понимаю… — сказал тот, с силой растирая собственные глаза тыльной стороной ладони то ли для того, чтобы отвлечься от такого разговора, то ли для того, чтобы не допустить слёз.
Арсений с трепетом протянул к нему свои руки, а когда дотронулся до запястий, почувствовал пробежавшую по парню дрожь, он ведь почти подскочил на месте. Попов же не дрогнул, мягко и настойчиво отняв длинные пальцы от лица, уложив их на стол и накрыв сверху своими.
— Хочешь, я могу им сказать? Аккуратно как-нибудь…
— Нет, — решительно покачал головой подросток, снова установив между ними эту поразительную зрительную связь. — Это неправильно. К тому же и Вы правы… Они не заслуживают даже этой лжи… Надо сказать, — последние слова парень сказал куда более уверенно, чем какие-либо другие.
— Антош, если будет сложно, я могу помочь…
— Спасибо, — Антон мелко улыбнулся. — Вы и так уже слишком много сделали для меня… — сказал он уже намного тише. Попов безусловно услышал это, но решил не смущать мальчишку и ничего не отвечать.
— Сам?
— Сам, — кивнул тот, ощущая, как его ледяные руки начали таять под теплыми ладонями литератора. На этот раз они пересеклись какими-то неловкими взглядами в полной тишине, пока всё ещё касались друг друга. Арсений смущённо улыбнулся и медленно убрал руки. Шастун тоже чуть замялся, покрутив головой по сторонам, и решил эту ситуацию замять продолжением их диалога:
— Завтра в школе и поговорю…
— Ты завтра пойдёшь в школу? — ну как-никак удивился старший, уже передумав подниматься с места и продолжать дела.
— Ну да, — нахмурился подросток.
— Антон, это совсем не обязательно. Тебе лучше отдохнуть, — вполне серьёзно говорил Попов.
— Нет, — младший уверенно мотнул головой, — если я не буду ходить даже в школу, я просто… going to go nuts{?}[Сходить с ума (свихнуться)]… — усмехнулся он, отвлечённо почесав спадающие к глазам пряди, только бы ни на секунду не показаться сомневающимся. Арсений удивился, вскинув брови, но, надо сказать, всё понял.
— Надо будет где-то пропадать, раз уж работы у меня пока нет… — негромко добавил Шастун скорее для себя, всё ещё не «выныривая» из-под спутанных рук у лица.
— Не хочешь домой? — и тут парень впился своим невинным уставшим взглядом в учителя так, что тому не по себе стало немного.
— Я не могу… — шёпотом сказал он на выдохе. — Не хочу их видеть. Мне… Мне… сил не хватит. Что-нибудь сотворю… Я не смогу… Не хочу… — будто в бреду повторял подросток.
— Антош, — тихо обратился к нему Попов, чуть замявшись, — давай у меня поживёшь?
— Нет! Вы чего! — тут же подорвался Шастун. — Не надо!
— Эй-эй, — аккуратно прервал его старший, прикоснувшись кончиками пальцев к ближнему плечу парня, который снова боязливо покосился на чужую руку, — ты что так резко?
— Мне и так слишком неудобно. Я не могу так польз…
— Антон, всё хорошо. Перестань воспринимать всё, как услуги. Мне ничего от тебя не нужно, — с чёткими расстановками проговорил мужчина, который казался чрезвычайно медленным на фоне только что «взорвавшегося» Шастуна.
— Нет, спасибо. Правда… Я не могу… Я не могу так…
— Да что ж ты заладил! — мельком улыбнулся Арсений, чуть сжав в руке острое плечо, стараясь как-то усмирить это отрицание. — Так будет лучше. Ты же сам понимаешь… К Диме даже если устроишься, у родителей его появятся вопросы, и всё в любом случае дойдёт до твоих. Разве это тебе нужно?.. А я один живу. Никто не узнает. Ни у кого никаких вопросов не будет.
— Да я понимаю… — парень опустил глаза, машинально потянувшись крутить на пальцах кольца, которых там как раз не оказалось. — Просто…
— Ну вот и всё! Никаких вопросов быть не может! — даже слишком весело воскликнул мужчина, по-доброму подмигнув подростку и поднявшись со стула.
— Арсений Сергеевич! — мальчишка проводил его взглядом ошеломлённых глаз к мойке, совсем не зная, как сейчас правильно продолжить их диалог в одну сторону.
— Шастун, ещё слово, и никакого чая с конфетами! Ясно? — грозно нахмурил брови Попов, еле сдерживая насмешливую улыбку. Антон удивлённо округлил глаза, и даже челюсть у него отвисла на такой выкидон со стороны учителя. Не этого он ждал, конечно…
— Ну охуеть… — непроизвольно вырвалось у парня спустя пару секунд молчания.
— Так, а вот за такое можно и по губам получить. Понял меня? — уже более серьёзно прибавил литератор, грозно выставив указательный палец и шагнув ближе к столу, за которым сидел его ученик.
А тот в свою очередь действительно сидел в полном ахуе. Нет, ну а как это всё понимать? Его брови взлетели, кажется, к самому потолку. Именно из-за этого Арсению было очень трудно сдерживать смех. Такая своеобразная, настоящая харизма мальчишки просто убивала его.
— Да Вы абьюзер, Арсений Сергеевич… — не остался в долгу и Шастун, всё ещё будучи в растерянном состоянии. Несмотря на это, ему удалось ответить, не забыв ярко ухмыльнуться.
— Ещё какой! — иронично улыбнулся Попов, потрепав светлые волосы на голове подростка. Тот в это время довольно как-то и улыбчиво, причём искренне, что в последнее время было большой редкостью, зажмурился и вжал в себя шею, но он не стал убегать от руки учителя. Он даже не вздрогнул от замаха ладони над ним. Как только Антон поймал себя на этой мысли, он сам удивился и даже задумался. Парень прекрасно понимал, что так странно реагирует на все прикосновения рефлекторно и ничего с собой сделать не может, но Арсения он в который раз уже подпускает к себе…

***Остаток дня прошёл менее динамично. Парни отдыхали у телевизора, говорили о чём-то отвлечённом, но когда часы дошли до отметки около шести часов, Арсений подорвался на ноги.
— Так! — хлопнул он в ладоши. — Мне надо идти проверять тетрадки на завтра… Ты тогда займись чем-нибудь. Доставку еды чуть позже закажу, ладно?
— А-а-а… — растерянно протянул подросток, выпрямляясь в спине. — А чё мне делать-то?
— Ну… — мужчина оглянулся по сторонам. — Телевизор посмотри, в приставку погоняй… — задумчиво предлагал он, думая, о чём ещё можно упомянуть. — Если уж так захочется, то у меня большая коллекция книг. Любая в твоём распоряжении… — уже с усмешкой добавил литератор, кивнув на широкий книжный шкаф. Антон в эту секунду понял, что ему было очень комфортно всё это время рядом с Поповым, и сейчас в одиночестве он был не готов остаться со своими мыслями наедине. Он этого боялся.
— А я могу… — тут он запнулся в собственных размышлениях и снизу вверх посмотрел на учителя, часто хлопая ресницами, — могу Вам помочь чем-то?
— Ты про работу мою? — смутился старший. В ответ последовал только кивок. — Ты правда хочешь заняться… этим? — удивлённо вскинул тот брови. Шастун пожал плечами.
— Не хочу… сидеть один… — с горем пополам признался мальчишка, на мгновение опустив глаза. И снова Арсений увидел перед собой маленького мальчика со своими страхами и переживаниями, и он не мог ему отказать, но и не хотел ничего выведывать. Просто сверкнул доброй полуулыбкой, кивнул и на минуту исчез в своей спальне.
Антон оставался в недоумении до тех пор, пока на пороге в гостиную не появился Арсений с огромной стопкой тетрадей в одной руке и в другой с ноутбуком.
— Эх, нихуя-я-я…
— Шастун! — учитель недовольно сдвинул брови, грозными шагами приближаясь к подростку, который уже защитно выставил перед собой голые ладони и начал двигаться в угол дивана.
— Спокойно! Я не ругался! Спокойно! — даже с каким-то подобием смеха тараторил младший.
— А что ты делал тогда? — сердито хмуря брови и ловко и аккуратно опуская все предметы из рук на столик, спросил Арсений.
— Во-первых, я не договорил, Вы перебили и это невежливо, — уже более деловито заговорил парень, почувствовав свою важность.
— А во-вторых? — нетерпеливо уставился на него литератор, поставив руки в боки и склонив голову в сторону.
— А во-вторых, я хотел сказать «Нихуярв», — не менее уверенно сказал парень, вспомнив детскую отмазку и беззаботно пожав плечами.
— Если ты сейчас не выкрутишься, будет только хуже, — угрожающе сощурился Попов спустя секунд десять безмолвного пиления взглядом.
— А в смысле «выкрутишься»? — с интонацией самого оскорблённого и обиженного ни за что человека, подтянулся парень, сев ровнее. — Между прочим, стыдно в Вашем возрасте, Арсений Сергеевич, не знать о таких простых вещах…
— Так, а вот теперь моя очередь делить всё на части… — вскинув брови и сложив руки на груди, сказал Попов.
— В смысле? — непонимающе нахмурился Шастун.
— Да в прямом… — лукавая улыбка мелькнула на губах мужчины, и он продолжил. — Во-первых, это в каком таком «Вашем» возрасте? А во-вторых, о каких «таких» вещах?
— А…
— Ага! — выжидающе уставился на него Арсений.
— Ну вот а сколько Вам лет? — смело задал вопрос Антон.
— Допустим, 25… — всё ещё недоверчиво водил он бровями туда-сюда.
— Да? — парень удивился, обведя учителя оценочным взглядом. — Интересно… — хмыкнул он в конечном счёте. И с этого Попов выпал окончательно, не зная даже, что сказать. — Ну вот! Вы же в любом случае старше меня, а не знаете, что Нихуярв — это озеро в Эстонии, — гордо заявил он.
— Да что ты! — не сдержавшись, усмехнулся старший.
— Прикиньте, — всё ещё с гордо поднятым носом кивал мальчишка. — И даже не спрашивайте, откуда я это знаю. Долго рассказывать, — мельком парень растянулся в улыбке.
— Так, — отмахнулся старший, расплываясь в подобной ухмылке, — хорош мне тут заливать. Ещё раз я ус…
— Да в смысле «заливать»? Я серьёзно! — вспыхнул подросток, смотря на учителя совершенно детскими удивлёнными глазами. Давно не отражалось в этих стеклянных грустных глазках что-то, кроме безжизненности и истощённости. И Арсений словил это подобие искры из таких тёмных изумрудов. Он даже замер на секунду, но потом вернулся к их диалогу.
— Ну скажи ещё, что это правда, а ты не лоханулся перед учителем, — Попов снова сложил руки на груди и снисходительно хмыкнул в сторону подростка.
— Не верите? Загуглите! Давайте, давайте! — с явным азартом произнёс это парень. Арсений немного смутился, прищурился, но хмыкнул и всё же достал из кармана домашних брюк свой смартфон.
Антон внимательно наблюдал за реакцией литератора, пока тот бегал глазами по тексту на экране. И только Шастун увидел взлетевшие наверх брови своего учителя, сразу довольно ухмыльнулся и по-свойски откинулся на спинку дивана.
— Ла-а-адно, — протянул мужчина, отбрасывая телефон в сторону, — твоя взяла.
— Во-о-от! — довольно пропел Шастун, подняв указательный палец и прикрыв глаза. — А со мной вообще спорить нельзя, да-да! Азартный я немножко… Однажды даже так на покере поднялся, что… — и тут воодушевлённый рассказ мальчишки прервался. — Упс… — сконфуженно примолк он, имея удовольствие наблюдать, как добрая улыбка Попова переросла в удивлённо приоткрытый рот и вновь подскочившие ровные брови. — А вот это, наверное, была лишняя информация, да? — аккуратно спросил Антон, а в ответ последовало только саркастичное «угу» и кивок. — Ну, тогда сделаем вид, что этого никто не слышал, ладно? — он уже чуть смелее приподнял уголки губ и невинно похлопал глазками.
— Балбес! — только и посмеялся в ответ мужчина, шутливо толкнув парня ладонью в лоб, и сам упал рядом на диван. Младший тоже смешно фыркнул, не пытаясь даже увернуться от этого касания.

***— А ты думал, учителям легко? — снисходительно улыбался мужчина, когда Шастун уже в который раз тяжко вздыхал и хмуро чесал лоб.
— Нет, ну-у-у… — задумчиво протянул подросток, вчитываясь в записи пятиклассника с просто дьявольским почерком.
— То-то! — победно ухмыльнулся литератор, слегка похлопав парня по плечу. Тот уже почти и не обращал внимания на эти прикосновения, пытаясь хоть что-то вычитать в корявых записях, чтобы проверить текст на ошибки. — И ты, кстати, пропустил чуть выше… Там «попловок» написано, а не «поплавок», — абсолютно спокойным и ровным тоном сообщил старший, заглянув в эту тетрадь, а после он вернулся к своей, продолжая водить по линованной страничке колпачком красной ручки.
— Это «О»?! — удивлённо вытаращил глаза Шастун, повернув голову к учителю, который тут же засмеялся. Забавно ему было наблюдать такую реакцию мальчишки.
— Holy fuck{?}[Охуеть]… — на выдохе прошептал подросток, снова и снова перечитывая это слово, пока литератор рядом заходился в звонком смехе.
— Шастун, прекрати ругаться! — тут же отреагировал Попов, легонько отвесив ученику предупредительный подзатыльник. Но улыбку с губ ему прогнать было сложно. Пытался выглядеть серьёзным, но глаза и самые уголки губ выдавали его.
— Ай! — недовольно поморщился парень, схватившись за голову. — Да я же…
— Даже не думай, — погрозил ему пальцем Арсений, — в этот раз не получится. Я прекрасно знаю, что ты сказал.
— Нечестно… — обиженно буркнул подросток, снова упулившись в тетрадку некого Тимофея Самойлова.
— Ну уж конечно, — закатил глаза учитель.
— Нет, ну а что это! — Шастун решил всё же перевести тему, указав всей рукой на тетрадный лист. — Пишет, как…
— Так это же Тимофей… — Попов невинно развёл руками.
— Ну зашибись, аргумент, — фыркнул парень, параллельно исправляя неправильно написанное слово. Оба продолжали проверять детские диктанты, перебрасываясь словами и смешками. И как только Шастун закрыл очередную зелёную тетрадь и отложил её в сторону проверенных, его осенило:
— Бали-и-ин! — протянул он, запрокинув назад голову.
— Ты чего? — участливо повёл бровью учитель.
— Да только сейчас дошло: мне ж тоже надо хоть какую-то домашку сделать… По-любому Тамара Георгиевна завтра не отстанет, а ещё химичка…
— Не парься, — легко отмахнулся литератор. — Не спросят. Я скажу, чтоб не спрашивали.
— Нифига, поблажечки! — вскинул брови Шастун. — А чёй-то? Вы прям авторитет там, что Вас послушают?
— А что, сомневаешься? — ухмыльнулся Попов, поправляя оправу очков.
— Ну нет, конечно! — с явными саркастичными нотками в голосе помотал головой подросток, на что Арсений только усмехнулся.
— Не переживай, я с ними поговорю, — уже серьёзней добавил мужчина, по-доброму сверкнув небесно-голубыми глазами. — Да и у тебя всё равно с собой ничего нет. Утром пораньше встанем, заедем к тебе, — он изложил свои минимальные планы, а в ответ получил только кивок. Ну а что Антон ещё мог сказать? Ему не хотелось возвращаться к теме жизни в его семье. Он только перестал думать об этом, ну или просто делал вид.
Факт остаётся фактом: Антон улыбается, привычно шутит и язвит, пусть и в малой мере, разговаривает и на пару с Поповым занимается таким утомительным делом, совершенно не унывая при этом, а наоборот находя новые поводы для обсуждения и высмеивания.
— А-а-а, я по-о-онял! — излишне хитро пропел Шастун, растянувшись в лисьей ухмылке.
— Что понял? — нахмурился старший.
— Ну, это Вы специально отговариваете меня делать домашку, чтобы я тут этих пятиклашек исправлял! Рабочая сила, да? — он щурился и гримасничал, смотря только на учителя, но и ответ не заставил себя ждать.
— Да, «рабочая сила»! — кривлялся Арсений, передразнивая ученика.
— Во-о-от! — победно задирая нос и палец кверху, протянул мальчишка. — А я знал!
— Дурак, — литератор не сдержал усмешки перед этой великолепной актёрской игрой и улыбчиво потрепал младшего по русым волосам. Тот, в свою очередь, смешливо жмурился, вжимаясь всем телом в диван под одной только ладонью, прошедшей по голове.

***Ещё пара часов совместной работы, ужин из доставки, выделенное Шастуну место на диване и одежда, и оба уснули.