Неидеальная Чарли Тэйр

Помню, что, завязывая обручальную нить, Алекс обидно называл мое запястье «птичьим». Не тонким и не изящным, а как-то разом приравнял меня к курице. Сейчас-то я понимала, что в той фразе была здоровая ирония – мне предстояло стать элитной курицей, которая принесет будущему мужу золотые яйца, а заодно пару-тройку цыплят. Куда уж без птичьего приплода?

Мы стояли над ритуальной чашей в маленьком храме провинциального Ос-Арэта, и он тянул время, а не узелок обручальной нити.

– Развяжи нить, Алекс, – твердым голосом велела я и нервно покосилась на храмового служителя, кажется, уже не чаявшего отделаться от богатеньких отпрысков, незнамо что творящих за спинами родителей.

– Как уныло, – усмехнулся бывший жених и потянул за нитку.

Узелок послушно распутался, а мне показалось, будто с рук упали тяжелые кандалы. Видимо, поэтому с его обручальным символом я справилась в одну секунду. Едва его перевязь упала и оказалась у меня на ладони, как Алекс коротко кивнул священнослужителю, развернулся по-военному и сорвался с места.

Провожая освобожденного жениха обескураженным взглядом, святой отец, видимо, мысленно гадал: несется ли тот на крыльях счастья или его подгоняют в спину светлые демоны – ой! – духи, требуя поскорее покинуть помещение и в одиночестве пустить скупую мужскую слезу.

– Боги рыдают о вашем решении, – все-таки решил он верить в попранные светлые чувства.

– Святой отец, не драматизируйте, – сыронизировала я, потирая непривычно голое без светящейся линии запястье. – Уверена, богам абсолютно наплевать. А может, они, наоборот, радуются, что в мире на одну несчастную пару стало меньше, не считаете?

Странно, как он меня не предал анафеме, но точно мысленно помолился всем богам сразу и светлым духам Нового года, должно быть, тоже, чтобы нахалка никогда не переступала порог вверенного ему святилища.

В письме к родителям я решила остаться предельно краткой и просто написала: «Мы с Александром Чейсом избавились от обручальных нитей». Пока ждала хоть какой-то реакции, чуть не сгрызла ногти.

Спустя час почтовая шкатулка доставила тонкий конверт с вензелем королевского дворца. Внутри лежал пригласительный билет от его величества, вернее, от его секретаря, что не меняло сути, на премьеру музыкального спектакля на вечер среды... На мое имя и имя Александра Чейса-младшего. К сожалению, отказываться от королевского – в прямом смысле слова – приглашения натуральное безумие.

Еще была скупая записка от мамы, никак не комментирующая новость, что мы с женихом теперь совсем-совсем бывшие.

«Приглашение подтвердили месяц назад. Обязательно надень перчатки!»

– Скрыть, что помолвка расторгнута? – со злостью пробормотала я и швырнула приглашение на секретер. – Благодарю, дорогие родители! Удружили!

От новости о поездке в театр Ноэля знатно передернуло, но он стоически промолчал, не сказав ни слова. Два дня он энергично избегал любых тем, связанных с театром, столицей, каретами и всем прочим, что так или иначе грозило свернуть на разговор о моей поездке наедине с бывшим женихом. В итоге мы почти ни о чем не говорили, а накануне вообще сидели в библиотеке и чинно читали книжки. В гробовом молчании, демоны дери!

Утром в среду за мной приехал экипаж нашей семьи с элегантным гербом на дверце. Кучер мне был незнаком. Видимо, в последний приезд из Эл-Бланса мама снова поменяла штат прислуги. После сдержанного приветствия слуга открыл дверцу. В салоне как ни в чем не бывало с пресным видом восседал Алекс.

– Лилия предложила доехать до столицы вместе с тобой, – пояснил он. В голосе все еще слышалась простуженная хрипотца.

– С ума сойти, мама – сама любезность, – усаживаясь, мрачно сыронизировала я.

Дверь закрыли, экипаж тронулся с места, завилял по заснеженным улицам городка, увозя меня далеко от Ноэля и академии Ос-Арэт. Три часа кряду, пока за окнами тянулись скучные равнинные пейзажи, мы с Алексом провели в обоюдном молчании, отвернувшись друг от друга. Заговорили только один раз – за обедом на постоялом дворе.

Через окно второго этажа было видно, как во двор то и дело заезжали экипажи. Пару лет назад во время прогулки его величество с супругой и многочисленной свитой заглянул в этот постоялый двор на завтрак, и теперь в заведении считалось не зазорно останавливаться.

– Не знаю, говорила ли тебе Лилия, но она позволила переночевать в вашем доме, – объявил Алекс, разрезая на кусочки мясо.

Похоже, дорогая матушка посчитала, что наше намерение избавиться друг от друга легко поправить совместным времяпровождением. Раньше Алекс за пару часов проходил стадии от подчеркнутого игнорирования до заметного раздражения, и под конец вечера хотелось или его поколотить чугунной кочергой, или убиться самой, но первый вариант предпочтительнее. Сейчас он собирался провести вместе больше суток. Подозреваю, к концу нам не избежать расправы, и выживет только один.

– Она, случайно, не предложила тебя усыновить и поселить в моей комнате вместо дочери? – любезно уточнила я, отрываясь от созерцания суетливого отъезда шумного семейства в большой карете на полозьях.

– Нет, – почему-то не понял юмора бывший жених. – Ты же понимаешь, учитывая обстоятельства, вряд ли отец будет в восторге, если я появлюсь на Стрэйн-лейн. Мы закончили наш разговор на неприятной ноте. Почему у тебя в лице столько иронии?

– Я до сих пор не могу поверить. Всегда считала, что ты не из тех, кто влюбится в бедную, но гордую простушку и взбунтуется против отца. Похоже на сюжет из любовного романа.

– По крайней мере, я не северянин, – с сарказмом отозвался Алекс.

– Зато никто не скажет, что маэтр охотится за моим приданым, – не осталась я в долгу, – у него своих денег достаточно.

– И не убил человека, – расчетливо добавил он. – Огонь, а не парень для дочери известного дипломата.

– Ты не хуже меня знаешь, что это был несчастный случай, – чувствуя, что готова ткнуть вилкой ему в глаз, с ледяной улыбкой напомнила я. – Вообще, у Ноэля есть несомненное достоинство, которое в моих глазах перекрывает абсолютно все недостатки: он не воспринимает меня как трамплин, с которого планирует допрыгнуть до королевского кабинета.

Мы встретились глазами. Лицо Алекса могло показаться непроницаемым, но на скулах вспыхнули нервные красные пятна.

– Может, помолчим и спокойно поедим? – предложила я, не желая больше ничего обсуждать с этим... пещерным человеком из темных времен первородного языка.

– Хорошее предложение.

Не разрывая зрительного контакта, мы одновременно отпили из серебряных кубков подогретое вино. Напиток оказался настолько горячим и сладким, что я скривилась от отвращения, а у Алекса сделалось такое лицо, словно он спалил себе половину горла и заодно язык. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

– Они его вскипятили? – раскашлялся он.

– Гадость страшная, – согласилась я.

Мы переглянулись и рассмеялись. Кажется, впервые с момента знакомства, случившегося в детстве много лет назад.

Когда долго живешь в провинции и отвыкаешь от столицы, в первые минуты в королевском городе чувствуешь себя ошеломленным. Но-Ирэ – «город ветров и скал» в переводе с мудрого первородного языка. От него исходили мощь, тяжесть и монументальность. И с первого взгляда осознавалось, что горному городу не страшны ни ветра, ни людские потрясания, ни мелкие склоки.

Спрятанный в скалистой колыбели, Но-Ирэ был собран из высоких остроконечных башен, крытых мостов-переходов, перекинутых между дворцами. Внизу, на змеевидных мощеных улицах, росли грибы-домики в один, два, а то и в три этажа ростом. Они были покрыты разноцветной черепицей и спрятаны за кружевными коваными калитками. Богатые особняки, отделенные скалистыми уступами от мира простых людей, прятались за взращенными магией хвойными садами с густыми сине-зелеными елями, низкорослыми соснами и с туями, облепленными шишками-свечами.

Не заезжая домой в «высокий квартал», извозчик сразу завернул в известное ателье, где мама обычно заказывала платья себе и костюмы для отца. Нас с Алексом уже ждали. Он отправился в мужской зал, а меня подхватила под локоток Мэйри, любимая мамина портниха, и проводила в уютную примерочную комнату, отделанную цветочными тканями. Посреди помещения, словно надетое на невидимый портновский манекен, в воздухе висело атласно-кружевное платье цвета пыльной розы, вышитое золотой нитью.

– У вашей матушки идеальный вкус! – щебетала Мэйри, помогая мне снять пальто. – Она еще в осенний приезд говорила, что цвет пыльной розы будет зимой актуальным. И посмотрите-ка! Оказалась права.

– Да, – вздохнула я, – наряды мама выбирать умеет.

Пока я разоблачалась до тонкой исподней сорочки, расторопные помощницы приготовили платье.

– Оно слишком открытое, от сорочки, дорогая, придется избавиться, – промурлыкала Мэйри, цепким острым взглядом заметив, что с моего запястья исчезла обручальная нить.

Я послушно стянула тонкий шелковый покров через голову, оставшись в довольно скромном кружевном исподнем. На ребрах тускло поблескивал пластичный, утонченный орнамент Эна Риона. Оперенные крошечными листьями лозы игриво залезали на живот и огибали бедренную косточку.

– Шарлотта, что я вижу... – все-таки не удержалась первая сплетница Но-Ирэ. – Нить исчезла, живое украшение Энариона появилось. Твоя жизнь претерпела изменения?

Мы посмотрели друг на друга. Как говорила мама: в любой неловкой ситуации, особенно если не знаешь, что сказать и не опозориться, излучай надменность.

– Эна Риона, – поправила я. – В два слова.

– Прости? – с вопросительной улыбкой она изогнула брови.

– Подайте, пожалуйста, платье, госпожа Мэйри, – приказала я в лучших традициях высокомерной стервы.

– Конечно, госпожа Тэйр, – одними губами улыбнулась портниха и похлопала в ладоши, призывая девушек-помощниц. – Проходите к зеркалам.

Я поднялась на невысокий круглый подиум. Сам собой закрылся непроницаемый занавес, образовав скрытое от чужих глаз пространство. Девушки ловко упаковали меня в платье, застегнули на спине невидимые крючки. Через отражение в идеально-ровном зеркале я следила, как постепенно изменялась: платье стягивалось по фигуре, подчеркивало талию и выделяло грудь, которой, вообще-то, в академической форме никогда не было видно. Длинная летящая юбка из тончайшего атласного шелка укоротилась под рост.

На лице появился макияж, на ногтях алый лак, выпрямленные с помощью специального лосьона волосы вновь закрутились крупными локонами, обозначив любимую мамину прическу. Она всегда была чуточку помешана на кудрях и в детстве часто заставляла меня спать в папильотках, лишь бы покрыть тяжелые, ровные от природы волосы мелкими волнами. Долго, правда, «красота» не держалась, и уже к обеду я щеголяла торчащей в разные стороны шевелюрой. Иногда казалось, что она не сказала ни слова по поводу нашей с Зои дружбы только по той причине, что та была кудрявой.

Одна из девушек-швей подала мне короткое меховое болеро с рукавами до локтя и длинные перчатки. Я надела их безропотно.

– Господин Чейс, ваша невеста уже готова! – вдруг раздалось за занавесом, а в следующую секунду тяжелая пелена с шуршанием разъехалась.

Сквозь зеркало я увидела Алекса в дорогом смокинге и белой рубашке с галстуком цвета все той же пыльной розы. Со странным выражением, как недавно в библиотеке, он смотрел на мое отражение.

– Что? – резковато спросила я.

– Тебе идет, – буркнул он, отводя взгляд.

– Идет?! Всего лишь «идет»? – заохала Мэйри. – Вы скромны или жалко комплиментов? Шарлотта абсолютно идеальна! Давайте помогу застегнуть запонки, господин Чейс?

– Я способен справиться с запонками, госпожа швея, – холодно заявил Алекс, не догадываясь, что лишил портниху удовольствия провести немедленное расследование насчет нашего обручения.

– Конечно, – натянуто улыбнулась она. – К слову, вместе вы чудесно смотритесь.

Не удивлюсь, если она потеряет аппетит, пока не выспросит у половины клиенток, действительно ли Тэйры и Чейсы отказались от матримониальных планов.

В здание королевского театра мы входили за полчаса до указанного в приглашении времени. В помпезном фойе, отделанном черным, белым и золотым, уже толпилась разодетая в пух и прах публика. Повезло, что его величество, любитель одарить приближенных приглашениями на светские рауты, сам-то в них почти никогда не участвовал. Оставался рядом с молоденькой супругой, ожидающей наследника.

– Возьми меня под руку, – тихо попросил Алекс, когда мы вышли из теплого экипажа.

Я зябко куталась в куцый мех и подозревала, что, пока дойду до центральной лестницы, посинею от мороза.

– Мне и так неплохо, – простучала зубами.

– Люди будут смотреть, – невыразительным голосом отозвался он.

Никто из нас не был готов отвечать на вопросы, которые, без сомнения, возникнут у досужей публики. Хотелось держаться на расстоянии вытянутой руки, обычного для разорвавшей помолвку пары, но пришлось уцепиться за рукав Алекса и изобразить светскую улыбку на обмороженной ледяным ветром физиономии. До звонка мы успели поздороваться с половиной отцовских знакомых, узнали сплетни о людях, которых никогда не видели, и, выдохнув от облегчения, отправились в ложу.

Свет погас. В зале смолкли голоса, а из оркестровой ямы полилась сильная вибрирующая мелодия. Над зрительным залом завертелись световые вихри, в воздухе мерцали необычные узоры. Магические огни раскрашивали прически и лица людей разноцветными тенями. С высоты балкона было особенно заметно, что на музыкальное колдовство яркими вспышками отвечали замаскированные под украшения защитные амулеты.

Ярко-алый, как в клубе театралов Ос-Арэта, занавес стремительно раскрылся, привлекая внимание публики к озаренной огнями сцене. Появились актеры, и начался музыкальный спектакль с танцами и распевными ариями. Действо шло на азрийском языке, который считали языком поэтов, но уверена, почти весь зал не понимал, о чем шла речь, и думал, будто любуется историей любви, а в ней-то убивали!

Я смотрела на сцену и ловила себя на странной мысли, что страшно разочарована. Вовсе не темой спектакля, а тем, что все действующие лица одеты в приличные костюмы. Никаких сюрпризов и кривоногих историков в белом трико. Сплошная скукотища!

– Уверена, что уже завтра представление назовут лучшим в новом году, – проговорила я и обернулась к Алексу.

Оказалось, что он не следил за действием на сцене и не пытался прислушаться к душераздирающим ариям (особенно они драли, когда ведущая актриса брала высокие ноты), а, потирая пальцем нижнюю губу, пристально следил за мной через расцвеченную магией темноту. На его лице танцевали разноцветные тени, а глаза казались черными.

– Что?

– Ты красивая, Чарли.

Услышать от Александра Чейса в одном предложении комплимент и ласковое прозвище оказалось не волнительно, как я когда-то думала, а тревожно. Волосы на затылке от страха, конечно, не зашевелились, но в душе вспыхнуло дурное предчувствие надвигающейся катастрофы.

– С каких пор? – достаточно резко спросила я.

– Всегда была, – спокойно ответил он. – И злила еще сильнее.

– Ты считал меня красивой? У тебя снова жар?

Совершенно серьезно я стащила перчатку и потянулась проверить, насколько у него горячий лоб. Алекс ловко перехватил мою руку, большим пальцем ласково погладил запястье, где еще два дня назад светилась завязанная им обручальная нить.

– Что ты делаешь? – вкрадчиво спросила я, начиная злиться.

Не разрывая зрительного контакта, он приблизил мою руку к губам и поцеловал, лизнув языком, как раз в том месте, где бился пульс. От злости, удивления и обиды меня покинул дар речи.

Я умудрилась одновременно оттолкнуть бывшего жениха и вскочить со стула. Они оба, и стул, и парень, оказались на редкость устойчивыми и не свалились на пол. Не в силах выдавить ни звука, я швырнула Алексу в лицо снятую перчатку и выскочила из ложи в комнату для отдыха.

– Чарли, проклятие! Постой же! – Он бросился следом.

В театральной гостиной с вычурной мебелью обычно проводились антракты. Великосветская публика даже умудрялась сходить друг к другу в гости и посплетничать, выпить по бокалу игристого. Но зимой в помещении царил такой ужасный холод, что хотелось подоткнуть снизу дверь одеялом, чтобы ледяной сквозняк не проникал из этой комнатушки в зрительный зал.

– Никогда! – Я резко развернулась и со злостью ткнула Алекса пальцем в грудь: – Больше! Не смей! Меня трогать! И извинись немедленно!

– Даже не подумаю.

– Нет?! – Я захлебнулась словами. – Позволь напомнить, если ты забыл в помутнении рассудка: мы разорвали помолвку!

– Я тоже был в том храме, забыла? – невесело усмехнулся он.

То есть память все-таки при нем, и рассудок тоже незамутненный. В таком случае, что за идиотский поступок?!

– Тогда какого демона ты творишь, Алекс?

– Мы расстались с Еленой.

– Чудно, – зло улыбнулась я. – Ты в таком отчаянии, что решил потискать бывшую невесту-дуру? Нас ничто не связывает, кроме театрального приглашения, которое подтвердили еще месяц назад!

– Мы с Еленой расстались почти сразу, как я переехал в замок. Ситуация оказалась для нас слишком... сложной и обременительной.

– Я тебя сейчас разочарую, Алекс: недавно до меня дошло, что простых ситуаций в отношениях не бывает. Все задрало? Просто вернись к родителям, и мир снова заиграет светлыми красками, но меня больше не смей вмешивать в свою жизнь.

– Я ушел от отца сознательно и не собираюсь возвращаться в его дом. Только, Чарли, когда я заболел, а ты все равно появилась, мне в голову кое-что пришло... Все эти годы ты единственная неизменно оставалась рядом и принимала меня таким, какой я есть. Безусловно, несмотря ни на что.

– Ты кое-что попутал, Алекс. Условие было! Оно тебя бесило больше всего. Свадьба! Энтон настаивал, а ты больше двух лет тянул из меня жилы, делая вид, что именно я насильно заставляю тебя жениться. Слава богу, мы наконец развязались, потому что теперь у меня появилось так много всего!

– Зато у меня не осталось ничего.

Неожиданно, портя прическу, он запустил пальцы в мои волосы. Ладонь легла на затылок, и горячие губы накрыли мой приоткрытый рот. От изумления я вытаращилась. Вблизи Алекс был и смешным, и мрачным одновременно. Настойчивый язык попытался проникнуть за мои крепко сжатые зубы.

Наверное, стоило его хорошенько укусить, но я ловила себя на неуместной мысли, что от Алекса просто следовало держаться подальше – на расстоянии трех шагов он вряд ли сумел бы до меня дотянуться с такой скоростью. Отталкивать его не пыталась – физически он был во сто крат сильнее. Вдруг в нем проснется охотничий инстинкт и для нас обоих вечер закончится по-настоящему паршиво? Я не хотела пережить ужасный опыт в выстуженной комнатушке королевского театра. Просто стояла с открытыми глазами и сжатыми кулаками, ожидая, когда до него дойдет, что вторая сторона остается глухой и нечувствительной к нежеланным ласкам.

Дошло быстро. Алекс вообще отличался умом и сообразительностью. Он замер, открыл глаза и немедленно отстранился от моих губ. В тишине за хлипкой дверью гостиной гремела музыка и звучала тонкоголосая ария, но пауза казалась оглушительной.

– Ты закончил? – с ледяной, как воздух в комнате, интонацией спросила я.

Он убрал руки, отодвинулся.

– Я не жалею.

– Вижу, – согласилась с ним. – Можешь остаться ночевать в особняке, но я возвращаюсь в пансион.

– Шарлотта, ехать в Ос-Арэт ночью – чистое безумие.

Я сама знала, что безумие, но от ночевки в одном доме с бывшим женихом начинало неприятно сводить живот. Вдруг не утерплю и накинусь на него с чугунной кочергой? В синей гостиной родительского дома есть камин в человеческий рост, и кочерга у него соответствующего размера.

– И не смей меня преследовать! – указала в него пальцем и обескураженно заметила, что на руках только одна перчатка из двух.

Что-то перчаткам со мной, честное слово, не везет: вечно они теряются при самых странных обстоятельствах. Смутно припомнив, что швырнула первую в Алекса, я сдернула вторую с руки и выбросила на пол, но успокоиться не помогло. Наверное, стоило ее притоптать каблуком.

На выходе открылась новая замечательная перспектива выплеснуть ярость. Воспитанная леди никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяла себе хлопать дверью... Какое же это оказалось удовольствие! Грохот разнесся по опустевшему на время спектакля театру и наверняка напугал посапывающего на скамеечке дядюшку-гардеробщика на первом этаже.

Мы, родовитые аристократки, вышколенные учителями хороших манер, выдрессированные, как ручные химеры, лишаем себя стольких маленьких радостей, известных обычным людям! При случае обязательно повторю.

Если кучер и был против поездки в Ос-Арэт, то не высказал ни слова претензии. Буркнул, что выберет самый безопасный маршрут, закрыл дверцу и пристегнул лошадей. Когда огни королевского театра сменились на фонари, а за окном замелькали узкие извилистые улицы Но-Ирэ, города ветров, где даже в солнечную погоду в проулках гуляли сквозняки, меня затрясло крупной дрожью. Казалось, я страшно замерзла. Завернулась в плед, потом накинула еще один. Стянула туфли и спрятала ноги, кое-как нахохлившись на узком сиденье. Однако согреться не получилось.

На въезде в город я попросила кучера ехать прямиком в академию. Нас пропустили через высокие ворота Ос-Арэта неохотно, лишь отыскав мое имя в длинном списке студентов. Оставив вознице денег на завтрак и на комнату для отдыха, которую можно было снять в замке за скромную сумму, я зашагала к общежитским дверям.

Пронизывающий ветер швырял в лицо пригоршни колючих снежинок, длинное платье льнуло к телу и путалось в ногах, туфли на каблуках скользили по обледенелой брусчатке. Удивительно, как в завершение этого «удачного» во всех отношениях вечера я не свернула себе шею и добралась до дверей без травм.

Ноэль не соврал: обнаружив ночную гостью, домовики в общежитии не подняли шум, более того, на стук бронзовым молотком поспешно открыли тяжелую дверь. В коридорах не тушили свет, а только приглушали, и пространство утопало в таинственном полумраке. В центре холла на мраморном полу светился часовой циферблат, показывающий время. Бегала по кругу секундная стрелка, а минутная и часовая практически сошлись на двух часах ночи.

Кутаясь в куцее меховое болеро, замерзшая до костей, я поскреблась в дверь Ноэля. Он почти сразу отворил, словно ждал на страже, поморщился от света. Волосы были по-домашнему растрепаны, из одежды – низко сидящие на бедрах спальные штаны. На обнаженном скульптурном торсе поперек ребер тянулся столбик из крупных вытатуированных символов первородного языка. Каждый имел веское значение, как королевская печать, которую его величество ставил в особых случаях. Гнев, сожаление, принятие, тишина, любовь.

– Чарли? – в замешательстве произнес северянин, кажется, не уверенный, что ото сна ему не привиделась удивительная галлюцинация...

Когда молчание оказалось нарушено, я подалась к нему, обхватила холодными руками за шею. От Ноэля исходил чистый запах мужского горячего тела и едва заметные нотки благовония.

– Скажи, Чарли, – пробормотал он мне в волосы, – этот парень тебя обидел?

– Нет, – соврала я.

– Что он сделал? – естественно, не поверил Ноэль.

– Ничего. Просто спектакль был дурной. Я чуть не заснула и поняла, что нечеловечески по тебе соскучилась.

– Хорошо, – никак не прокомментировал он шитую белыми нитками ложь и увлек меня в комнату: – Заходи шустрее, ты совсем заледенела.

– Шла по холоду.

– Надеюсь, не из столицы? – пошутил Ноэль, хотя очевидно – ничего смешного в ситуации не находил и все еще раздумывал, что случилось в театре.

– Только из кареты, – пробормотала я, стягивая с плеч меховое болеро. Как показала практика, крошечная красивая вещица, надетая для ансамбля, по-настоящему не грела, а только создавала иллюзию тепла.

Сняв туфли, я со стоном поставила окоченевшие голые ступни на подогретый теплыми жилами пол. В комнате царила такая идеальная чистота, что ходить босой было не страшно, да и сам Ноэль встретил меня без домашних туфель.

Пока я избавлялась от обуви, он достал из шкафа аккуратно сложенные стопкой вещи и положил на письменный стол.

– Тебе надо переодеться. Чистое полотенце на полке над умывальником. Я побуду в коридоре.

– Подожди! – остановила я деликатного хозяина. – Помоги... мне расстегнуть платье, сама я не дотянусь.

Если бы под его вспыхнувшим взглядом можно было сгореть, пожалуй, меня охватило бы жаркое магическое пламя. Чувствуя, что сердце бьется уже не в груди, а горле, я перекинула длинные волосы через плечо и повернулась к Ноэлю спиной.

Второй раз его приглашать не пришлось. Он помедлил мгновение, а потом уверенными пальцами, крючок за крючком, начал расстегивать платье. Выходило ловко, как у заправской горничной, и я старательно душила в себе мысль, какое же количество платьев он расстегнул прежде. Изредка Ноэль случайным скользящим касанием притрагивался к моим выпирающим позвонкам. Казалось, пытка раздеванием никогда не закончится, но последняя застежка была преодолена. Скользкий шелк начал расползаться в разные стороны, открывая лопатки и кружевной лиф. Послав по спине волну мурашек, ладонями Ноэль сдвинул ткань. Горячие губы прижались к плечу, потом к чувствительному месту у основания шеи.

– Покажешь цветы Эна Риона? – глубоко вдохнув запах моей кожи, прошептал он.

Я разжала кулак, комкающий на груди платье. Наряд с тихим шелестом упал к ногам, оставив меня практически обнаженной, в кружевном белье и с цветочным рисунком из живого металла на теле. Сложнее оказалось перебороть смущение. Сглотнув разом пересохшим горлом, я заставила себя повернуться лицом к Ноэлю. Он казался сосредоточенным и напряженным.

– И как? – выдохнула я севшим голосом. Вместе со снятым платьем исчезли локоны и лак с ногтей, на лице не осталось ни грамма краски.

– Идеально, – прошептал он, хотя даже не взглянул на металлический орнамент, и накрыл мои губы глубоким влажным поцелуем с языком.

Сильные руки подхватили меня под ягодицы и без особой деликатности усадили на стол. Окончательно теряя голову, а вместе с ней стыд, я обхватила Ноэля ногами и ощутила, как он с силой вжался в меня отвердевшим пахом. Смелые губы скользнули по шее, оставили дорожку поцелуев на горле, заставив запрокинуть голову и впиться пальцами в мужские обнаженные плечи.

С крючками на нижнем белье Ноэль справился еще бодрее, чем с теми, что были на платье. Кружевная штучка была откинута в неизвестном направлении, и с бесстыдством я позволила целовать обнаженную грудь. Выгнулась в пояснице, запутала пальцы в густых волосах мужчины, оказывается, умеющего не просто целоваться, а делать так хорошо, что кажется, будто попал в рай или ад. И если он, этот ад, был таким же пламенным и темным, то, пожалуй, я не против в нем задержаться.

Я смутно осознала, как оказалась на кровати. От белья и жесткой подушки пахло Ноэлем.

– Потушить свет? – тихо спросил он.

Провести свой первый раз в темноте и ничего не увидеть? Да ни за что!

– Ни в коем случае!

Не разрывая зрительного контакта, одним скользящим движением Ноэль стянул спальные штаны вместе с исподним. И глупо было жаться, лежа в одном кружевном лоскуте в его постели, поэтому я с большим интересом рассмотрела все, что прилагалось у парней к крепкому рельефному торсу. В откровенных романах описания всегда давали очень туманные, а в атласе о строении человеческого тела заветное непотребство было прикрыто то ли кленовым листочком, то ли гигантским виноградным.

Ни капли не стесняясь, Ноэль позволил изучить все, что меня могло заинтересовать, и только после этого лег. Он навис надо мной, стараясь держаться на руках и не придавливать тяжелым телом. На плечах напряглись мускулы, резко обозначились ключицы, свисали по напряженному лицу волосы с тонкими светлыми прожилками.

Мягко погладила его по шершавой щеке, провела кончиками пальцев по губам и прошептала:

– Я доверяю тебе, но все-таки... можешь быть осторожным? Хотя бы немного.

На мгновение у него оборвалось дыхание. Видимо, прежде Ноэль не допускал мысли, что окажется первым. Переварить новость у него заняло пару бесконечных секунд, которые он внимательно вглядывался в мое лицо, словно ища в нем окончательное подтверждение сказанному.

– Люблю тебя, – хриплым шепотом наконец ответил он на диалекте.

Единственное, о чем откровенные романы не врали, – в самый первый раз бывает больно, и эта глубинная боль кажется обидной и ужасно несправедливой. Правда, до того момента, пока мужчина не призовет магию. Понятия не имею, как у других, но у меня от магических токов из головы выбило лишние мысли, а тело накрыло невыносимым удовольствием. Не уверена, но кажется, в какой-то момент, когда наслаждение достигло пика, я не просто застонала, а вскрикнула...

Подперев голову кулаком, я разглядывала лежащего на спине крепкого северянина, мягко пальцами чертила по рельефным линиям, осторожно обрисовывала контуры вытатуированных на ребрах символов. Сегодняшней ночью прикасаться к Ноэлю стало моим вторым любимым занятием. Первое – мы только закончили.

– Гнев, тишина, – шепча, повторяла кончиком пальца резкие чернильные линии, – принятие, сожаление, любовь. Почему эти знаки? Они не сочетаются.

– Я наносил их постепенно. Когда с чем-то было сложно справиться, рисовал символ на теле. Как ни странно, это приносило облегчение... – после паузы признался Ноэль. – Мне было тяжело осознать гибель родных, с той шхуны вообще мало кто спасся. Нам с дедом пришлось несладко: он понятия не имел, как усмирить подростка в ярости, а я бесился, осознавая, что единственный выжил. Символ «гнев» был в его книге. Я увидел и понял: вот оно. Когда появилась татуировка, меня отпустило.

– Тишина? – тихо спросила, вновь обведя пальцем печальный знак.

– В семнадцать мне перекрыли магию.

– Ты ведь не шутишь. – Я приподнялась на локте и заглянула в его расслабленное лицо.

– Что за жалобный вид? Все давно закончилось. – С улыбкой он поцеловал меня в кончик носа. – Стражи привезли меня домой в кандалах, у деда от переживаний случился удар, а на день рождения его величество сделал нам обоим королевский подарок – перекрыл мне магию. Поначалу тишина казалась невыносимой.

– Какая жестокость! – прошептала я.

– Она оправданна.

– Я не верю в оправданную жестокость. Всегда есть другой выход.

– Этим он помог мне, Чарли. Оказалось, что в тишине хорошо думается. Я огляделся вокруг и понял, что без стихии у меня ничего не осталось, выжженная пустошь вместо нормальной жизни. Вряд ли отец хотел, чтобы сын превратился в ничтожество, когда сбросил меня с горящего корабля. Я принял все, что со мной случилось.

– И нанес знак «принятие», – договорила я.

– И нарисовал тату, – согласился он.

О «сожалении» спрашивать побоялась. Очевидно, знак появился после той дикой истории с погибшим парнем.

– Понимаю, что сложно справиться с гневом, но чем тебе не угодила любовь? Ты был безответно влюблен?

– Да. – Он ласково погладил мой подбородок. – Но по совершенно непонятной причине ты неожиданно ответила.

Можно мне растаять, как кубик льда в жаркий день? Сердечно благодарю.

Я проснулась от непривычной тесноты в кровати. Открыла глаза и с недоумением обнаружила перед носом необработанную каменную кладку. К спине прижималось сильное крепкое тело, а к ягодицам – совершенно беспардонно и без смущения – каменное мужское естество. Тут-то до меня разом дошло, и губы растянулись в довольной улыбке.

Нахальная ладонь Ноэля между тем гуляла под широкой исподней рубашкой, которую я надела после купальни. Приключение с ночным мытьем оказалось почти безопасным, ведь в дверях дежурил крепкий высокий северянин. Странные типы, неожиданно решившие потереть спинки в четыре часа утра, отправились в зад... в смысле, в противоположный конец этажа, где располагалась еще одна купальня.

Мужские пальцы ласково огладили живот, пробежались по металлическому узору на ребрах, неожиданно ожившему от прикосновения мага, легли на грудь. Горячие губы приложились к чувствительной точке в основании шеи, и я застонала, больше не в силах делать вид, будто сплю.

– Доброе утро, – прошептал Ноэль.

Понятия не имею, сколько времени и почему утро оставалось по-прежнему таким темным, хотя рассвет в горах обычно приходил раньше, чем в городке, но спросила:

– Сколько мы спали?

– Мало, и ты можешь еще подремать, – промурлыкал он, давая понять, что, конечно, можно попытаться подремать, но кое-кто будет активно мешать этому просто жизненно необходимому процессу другим не менее замечательным занятием.

Толкаясь на довольно узкой койке, я перевернулась лицом к Ноэлю и подставила губы для поцелуя. Наше дыхание смешалось, широкая рубаха легко слезла через голову и упала в кучу к дорогущему платью (там же валялось болеро из драгоценного меха, соскользнувшее со спинки стула). Ласки становились смелей, настойчивее и напористее. Не хватало воздуха, и одеяло тоже отправилась на пол. Я снова поняла, что погружаюсь в потрясающий ад, полный острого, ни с чем не сравнимого наслаждения, и теперь, пожалуй, буду хохотать над откровенными романами, понимая, что в них написаны сплошные враки...

И тут в комнату тихонечко постучались.

Замерев в весьма выразительной позе, мы прислушались к этому прозаичному стуку, случившемуся ужасно не вовремя.

– Какого демона? – пробормотал Ноэль на диалекте.

Весьма актуальный вопрос! Может, у соседа за стенкой от зависти не выдержали нервы?

Стук повторился, громкий, настойчивый и по-особенному категоричный. На долю секунды в голову пришла идиотская мысль, что колотила Зои! Только она умела так стучаться, словно в здании случился пожар.

От дурацкого чувства, что подобное происходило в пансионе, но тогда мы были по крайней мере полностью одеты, захотелось сначала расхохотаться страшным голосом, а потом злобно швырнуть в дверь туфлю на каблуке. А лучше этой туфлей вмазать гостю! Я-то наивно полагала, что ночью в общежитии все студенты впадали в летаргический сон, а поглядите-ка: один зомби поднялся с кровати и помешал нам просыпаться!

– Может, в общежитии кто-нибудь заклятием разрушил стену? – попыталась пошутить я.

Что еще способно заставить кого-то выносить дверь в мужскую комнату перед рассветом? Только чрезвычайное положение!

– Коэн! Друг! Открой! У меня чрезвычайное положение! – заскулил в коридоре смутно знакомый голос на северном диалекте. – Ноэль! Брат! Я сейчас снесу головой стену!

– Эйнар?! – в два голоса прошептали мы с «другом и братом Ноэлем Коэном».

– Ты там или уже тренируешься? – стонал Эйнар.

Тренируется, но в не боевой магии, поэтому иди-ка уже в зад... в смысле, зал. Атлетический зал!

– Он сейчас уйдет, – убежденно пробормотал Ноэль.

– Я не уйду, пока не откроешь! – пригрозил нежданный гость, наплевав, что, возможно, перебудил весь этаж и теперь только ленивый не выглянет в коридор, чтобы проверить, а не снес ли кто-нибудь в общаге половину каменной стены и не прорубил ли магией дополнительное окно.

– Он нас слышит?! – тихо запаниковала я.

– Не слышу: ты там разговариваешь во сне, что ли? Проснись и дай мне порошки от головы.

– Я ему сейчас топор от головы дам, – выдавил Ноэль.

На мой взгляд, чугунная кочерга тоже была страсть как хороша, но у нас не имелось под рукой ни того ни другого. Оставалось надоеде съездить стулом по башке.

– Вчера перебрал, на тренировку не могу идти, – жаловался под дверью Эйнар, словно под утро ему было не с кем поговорить, разве что с другом и с закрытой дверью в его комнату. – Чи и так на меня зуб точит...

– Кто такой Чи? – неожиданно заинтересовалась я. Слово переводилось с первородного как «прилипала» и, в общем-то, даже для прозвища звучало обидно.

– Куратор, – отозвался Ноэль. – Не повезло мужику с фамилией.

– Так это не прозвище?! – охнула я, но немедленно прикрыла рот ладонью.

– Не пойму, тебя там нет, что ли? – позвал нежданный гость. – Уже в зал ушел?

Неожиданно в темноте засветилась ручка. Эйнар, похоже, собрался пожаловать в комнату к «спящему» другу без разрешения и взламывал запертый замок с помощью магии. Торчащий с внутренней стороны ключ со звоном выпал из замочной скважины.

– Так ты дома! – донеслось радостное из коридора.

Ей-богу, этот северянин с Зои были ментальными братом и сестрой! Наверное, поэтому они не питали друг к другу ровным счетом никаких романтических чувств, а просто подружились.

Ноэль выругался на диалекте и тут же прошептал:

– Извини.

Видимо, словцо оказалось бранным, и при девушках его произносить не следовало. И пусть я не знала перевода, учитывая обстоятельства, была полностью с северянином согласна, даже поддакнула бы на шай-эрском, если бы не боялась, что нас раскроют.

Он ловко скатился с кровати, швырнул мне отброшенную рубашку и одним быстрым движением влез в пижамные штаны. Путаясь в рукавах, я пыталась натянуть на себя одежду. В итоге надела наизнанку и задом наперед, а потом в панике посмотрела на дверцы шкафа, прикидывая, сумею ли в него поместиться.

– Даже не думай! – Ноэль поднял с пола одеяло и бросил на кровать. – Просто накройся. Сейчас я от него избавлюсь.

Я с головой натянула на себя одеяло и притаилась, прислушиваясь к тому, как Ноэль пытается избавиться от лучшего друга. В смысле, не прикончить его, а просто отправить в сторону горизонта или в атлетический зал на тренировку, смотря куда тот пойдет охотнее.

Едва я оказалась в темном, теплом коконе, сознание начало уплывать. В голове заговорили громкие незнакомые голоса, перед глазами замелькали неясные образы, как всегда бывает перед самым глубоким сном. Прежде чем окончательно выпасть из реальности, я неожиданно четко услышала восклицание Эйнара, сказанное так громко, словно он все-таки взял комнату штурмом:

– Все! Дошло! Ты не один...

Второй раз я проснулась, когда утро давно рассвело. Сквозь затянутое морозным узором окно пробивалось солнце. В косых полупрозрачных лучах, рисующих на теплом полу квадраты света, плавала пыль. Комната утопала в тишине. Разбросанные вещи исчезли, на дверце шкафа на плечиках висело мое клетчатое платье, а на полу аккуратно стояли ботинки. Мой парень куда-то запропастился, оставив на столе записку, а под ней – запасной ключ от комнаты.

Я потянулась за бумажкой, неожиданно ощутив ломоту не только в мускулах, но и в тех местах, о существовании которых раньше не особо задумывалась. Ноэль писал, что утром отправил в пансион посыльного за какой-нибудь одеждой, ее доставили, а он совсем скоро вернется с завтраком.

В холщовой сумке, подвешенной на спинку стула, нашлись исподнее из разных комплектов, два чулка на левую ногу и подозрительная косметическая притирка, верно, случайным образом, как и все остальное, выбранная Зои из ряда флакончиков в моей ванной комнате. Некоторое время я с недоумением изучала початую бутылочку, посмотрела на свет, поболтала темную маслянистую жидкость и... узнала подарочек Вербены на Новый год, подложенный предусмотрительной подружкой. Видимо, зверомаг охотно просветила ее о назначении снадобья.

– Господи, не дай мне издохнуть от стыда! – прочла любимую молитву Богу.

Но Всевышнему несколько надоело, что к нему обращались исключительно в позорные моменты, и он решительно огорошил меня громким стуком в дверь. Учитывая, что я по-прежнему стояла в широкой мужской сорочке, с голыми ногами и с прической, не оставляющей простора для фантазии, как прошла предыдущая ночь, предстать перед новым гостем было несколько конфузно.

– Тэйр, тебе лучше открыть! – прозвучал настолько серьезный голос Рэдмин, что у меня не возникло мысли притвориться, будто комната пуста.

Я отперла дверь оставленным Ноэлем ключом и выглянула в щелку, стараясь скрыть непотребный вид. Вернее, вполне себе потребный для утра, но не для утра в мужском общежитии.

– Останови это! – Северянка смотрела с ненавистью.

– Прости? – Я почему-то покосилась на свои голые ноги, торчащие из-под рубахи.

– Понятия не имею, кто из них начал ссору первым, но они столкнулись в холле и налетели друг на друга, как взбесившиеся! – выпалила она на одном дыхании, и лично у меня не возникло сомнений, о ком именно шла речь.

– Их вызвали к декану?

– Нет, но они назначили поединок. Ты должна убедить их разойтись с миром, иначе кто-нибудь обязательно пострадает. Не знаю, что сказать о твоем женихе, но Ноэлю просто нельзя попадать в неприятности с боевой магией!

Браво, Чарли! Ты едва не проспала драку между бывшим женихом и любимым парнем, который – демоны его дери! – просто вышел за завтраком. Вот так отпускай мужчин за едой! Сидишь и ждешь булочку с заварным кремом, а он втихую участвует в дуэли.

Вызов на поединок являлся, пожалуй, единственным способом устроить магическую стычку в периметре замка и не вылететь из Ос-Арэта. Если, конечно, в итоге все участники оставались живыми. Изредка я слышала, что кто-нибудь из высших магов встречался на арене, но всегда считала эту традицию атавизмом, моветоном и неумением договариваться без применения боевых заклятий. Впервые я осознала, что в некоторых ситуациях противники не то чтобы не умели договариваться, а просто не желали говорить друг с другом.

– Мне надо минуту, – чувствуя, что от страха закутываюсь в привычную рубаху из надменности, с ледяной интонацией произнесла я и закрыла дверь.

За минуту не уложилась, успела за пять. Умылась, быстро оделась, кое-как заплела спутанные волосы в простую косу, натянула ботинки и с решительным видом вышла из комнаты. Стараясь срезать путь, в восточное крыло мы направились через крытый ледяной переход между корпусами, перекинутый на немыслимой высоте. Но не успели...

В зале, где проходила дуэль, балкон ломился от зрителей, собравшихся поглазеть на представление вместо лекций. Народ гомонил, что-то выкрикивал, разноголосица сливалась в единый рев. Люди определенно болели за Алекса, кто-то выкрикивал его имя. Пусть он известный паршивец и высокомерная свинья, но паршивцем был местным, в отличие от чужака-северянина.

Увидев меня, пробившуюся ко входу следом за Рэдмин, Эйнар поменялся в лице и накинулся на подругу:

– Какого демона ты ее привела? Почему ты никогда не слышишь того, что тебе говорят?!

– Я надеялась, что она поможет их убедить! – взвизгнула северянка. – Если кто-нибудь пострадает, случится большая беда!

Она ошибалась: беда уже случилась, ведь мы опоздали, и поединок начался. Арену затягивал защитный купол, арочный проход скрывала прозрачная непроницаемая стена. Ощущая себя как в дурацком мучительном сне, я разыскала глазами магистров в черном. Один наблюдал за дуэлью с балкона, другой – куратор Чи из Норсента – находился на арене.

Хотелось верить, если что-то пойдет не так, они остановят бой и помогут пострадавшему, но пока оба равнодушно смотрели, как противники примерялись друг к другу с боевыми мечами, зажатыми в руках. С теми самыми, чей вес совпадал с тренировочными шестами. Я понятия не имела, чем мне поможет это знание, но в голове почему-то крутилась звонкая мысль, что железяки весьма увесистые. Вдруг парни устанут ими размахивать раньше, чем покалечатся?

Вопреки правилам, противники не пожелали переодеться в спортивную форму, так торопились друг друга избить. Ноэль остался в домашних штанах и в узком свитере, видимо, натянутом с единственной целью – добежать до столовой и, прихватив термос с горячим кофе, спешно вернуться в общежитие. На Алексе была надета костюмная тройка и белая рубашка. Вернее, пиджак он снял и швырнул тут же, на пол, а рукава закатал, и на белой ткани уже появились пятна крови. Я видела их так ясно!

Парни кружили, приглядываясь и пытаясь отыскать слабые места. Жадно следя за боем, я не заметила, что все время от напряжения приближалась к прозрачному пологу. От невидимой стены исходил ощутимый жар, воздух плыл, и от этого происходящее в защитном контуре казалось совершенно нереальным.

Противники наконец сошлись, сцепились, встретились сначала мечами, а потом обменялись мощными ударами кулаков. И что-то все время друг другу говорили, словно пытаясь и отношения выяснить, и покалечить! Неожиданно у Алекса из руки выпало оружие. Не задумываясь, какой нанесет урон противнику, он применил боевое заклятие: сложил ладони и, словно из пасти злого дракона, выплеснул яростный поток подконтрольного алого пламени. Безжалостный вихрь огня с головой поглотил Ноэля.

Кажется, я приготовилась упасть в обморок, но секундой позже пламя превратилось в ледяную голубоватую волну. Невредимый северянин ударил по обледенелому потоку мечом, и на каменный пол обрушился поток воды, расплескав в разные стороны темные брызги.

Неожиданно магическая преграда перед моим носом, затягивающая арочный вход, надулась как пузырь, заставив меня резко отпрянуть. В панике я закрутила головой, не понимая, что происходит. С балкона на меня, не моргая и не шевелясь, черными глазищами с ненавистью таращилась Елена Эридан. Ее губы беспрерывно шевелились, а заслонка продолжала надуваться.

Внутри зала вдруг вспыхнул ослепительный магический свет, и тонкий пузырь с хлопком лопнул. Я охнула от сильного толчка в грудь и осознала, что, похоже, падаю на спину, но смягчить удар и как-нибудь извернуться не удалось – тело было нечувствительным к приказам разума. От жесткого приземления вернулись звуки, крики и грохот. Перед глазами поплыл серый потолок, а потом вдруг стало невыразительно тихо, и наступила абсолютная темнота...

Я очнулась рывком. Показалось, что кто-то звонко хлопнул над ухом в ладоши, и сознание послушно вернулось. Потолок атлетического зала исчез, надо мной нависал парчовый балдахин цвета благородного бордо. Я пошевелилась и вдруг поняла, что непослушное тело ноет, руки затекли, а голова похожа на пустой чугунный котелок. Когда ударишь кочергой, то она не разобьется, а задорненько зазвенит.

– Чарли, детка, ты проснулась? – прозвучал рядом женский голос. – Как ты себя чувствуешь?

В первую секунду я даже ушам не поверила! Приподнялась на локтях и действительно обнаружила родную матушку, встающую из кресла, где она почитывала философский трактат «Воины света», подаренный мне Ноэлем. Естественно. До пошленьких любовных романчиков, в ассортименте лежащих среди учебников на секретере, инспектируя комнату, она не опустилась бы.

– Мама, как вы здесь оказались? – спросила я старчески-скрипучим голосом и попыталась опознать это самое «здесь».

Я лежала на знакомой кровати в поместье Чейсов. Не понимаю, почему меня перевезли именно сюда, учитывая, что помолвка с большим пафосом была расторгнута и я прекрасно повалялась бы без сознания в пансионе или в городской лечебнице.

– Вернулась, едва пришла новость, что тебя ранили боевым заклятием. У папы, к сожалению, вырваться не получилось, он должен приехать через пару недель, – проговорила она и, подойдя, положила прохладную руку, пахнущую сдержанным благовонием, мне на лоб. – Хорошо, у тебя больше нет жара.

Учитывая, что Эл-Бланс и королевство Шай-Эр разделяли три портальных перехода и два дня пути, возникал закономерный вопрос:

– Сколько я провела без сознания?

– Четыре дня, – подсказала мама, подложив мне под спину подушку.

– В таком случае почему я чувствую себя такой невыспавшейся? – растерянно пробормотала я и покосилась в окно. На улице разливалась чернильная, густая темнота.

– Ты изредка приходила в себя, Чарли. Ничего не помнишь?

Мама аккуратно налила в стакан воду и открыла какой-то флакон. В воздухе ядрено запахло ментолом. Пара мутных капель упала в прозрачную жидкость, окрашивая ее зеленоватым колером.

– Семейный лекарь прописал укрепляющее и постельный режим. Через пару дней ты будешь как новенькая...

– Вы в курсе, что произошло?

– Да, – сухо бросила она, подавая мне стакан. – Я была у ректора. Можешь ни о чем не беспокоиться.

Если до этой секунды я действительно не беспокоилась, то теперь в душе шевельнулось нехорошее предчувствие.

– Что вы имеете в виду?

– Твоего репетитора по северному диалекту высылают из Шай-Эра без права возвращения. Никому не позволено нападать на королевскую крестницу...

– Ноэля обвинили в том, что он швырнул в меня боевое заклятие?! Вы все с ума сошли?! В таком случае почему не обвинили Александра Чейса? Он тоже участвовал в поединке! – выпалила я, не щадя осиплого горла. – Стипендиатка Елена Эридан сняла защитный контур, и в меня прилетело заклятие!

– Я понятия не имею, кто такая эта Елена, но твоего жениха, к слову, отстранили от занятий до конца месяца. Даже я согласна с решением ректора! Как можно было допустить, чтобы в его невесту ударили магией?

– Может, потому что он мой бывший жених, а Елена Эридан – его любовница? – не без иронии проговорила я. – Мы с вами обговаривали вопрос помолвки.

– Когда? – холодно усмехнулась она, и у меня свело судорогой живот. – Мне кажется, милая, ты все еще немного не в себе после сложного пробуждения. Не переживай, лекарь сказал, что это лишь шок неодаренного человека под гнетом чужой магии.

Не произнося ни слова, я начала выпутываться из-под одеяла, чтобы немедленно ехать к Ноэлю. Наплевать, о чем они говорят. Вместе с ним мы разберемся в этой дикой ситуации!

– И куда ты собралась? Восстанавливать справедливость, полагаю? – спросила мама таким тоном, что я замерла на краю кровати и внимательно посмотрела в ее идеально гладкое, выхоленное лицо.

Она не позволила себе усмешки – считала злорадство моветоном и проявлением дурного вкуса и смотрела так, словно посылала в мою сторону ледяные стрелы. Впрочем, во время нервных срывов, проходящих исключительно за закрытыми дверьми, матушка действительно умела устраивать локальные заморозки в оранжереях, обморожения стенных тканей и внутрикомнатные метели. Лилии Тэйр не повезло родить чуточку бездарную дочь, но саму-то природа щедро наделила магией. Дар достался под стать характеру: холодный, высокомерный, расчетливый и разрушительный.

– Ты в курсе, что случилось, – оцепенело резюмировала я.

– Шарлотта, ты же знаешь, что панибратство с родителями – дурной тон, – невпопад отчитала она меня. – Этот мальчик из Норсента полностью признал свою вину и теперь собирается домой. Конец истории. Отдыхай, моя радость, тебе нужен покой. И выпей снадобье.

Мама указала пальцем на стакан с мутно-зеленой жижей и, почти бесшумно ступая по ковру, вышла. От злости я даже зарычала!

Соскочила с кровати, но тут же согласилась с закружившейся головой, что взяла слишком резвый темп. До ванной комнаты дошла тихонечко, не пытаясь строить из себя стремительную лесную нимфу. Зеркало подтвердило худшие опасения: если я походила на фею, то эта фея стояла одной ногой в царстве мертвых. Под глазами залегли черные тени, щеки впали, губы были бескровными.

Дальше – больше! В районе солнечного сплетения подживал фигурный ожог в виде знака на первородном языке. Линии сильно расплылись, но интуитивно можно было узнать символ «ослепительный свет». Видимо, по нему опознали создателя магии. Но самое главное, цветы Эна Риона исчезли! Пока я была без сознания, кто-то снял магический узор. Почти не сомневаюсь, что в роли тайного воришки выступила мама и наверняка припрятала в какую-нибудь шкатулку! Отсутствие любимого украшения, значащего для меня больше бабушкиных бриллиантов, ужасно расстроило.

После мытья я надела единственное платье, висевшее на плечиках в гардеробной. Видимо, оно находилось в стирке, когда мои вещи отправляли в пансион, и случайно осталось в поместье. Накинув верхнюю одежду, я отправилась в покои к Ирэне. Мачеха Алекса оказалась у себя и встретила меня с фальшивой радостью:

– Уже слышала от твоей матушки, что ты пришла в себя. Прекрасно выглядишь!

Она наткнулась на мой скептический взгляд.

– Хорошо, признаю: выглядишь как человек, проведший последние четыре дня в забытье. Что-то хотела, ожившая моя?

– Экипаж, – попросила я.

– Мать придет в бешенство, если ты уедешь без спроса, – заметила Ирэна и тут же улыбнулась пропитанной лицемерием улыбкой: – С другой стороны, она слишком воспитана, чтобы схватить кочергу и начать бить наш фамильный сервиз, как думаешь?

Может, эта женщина втайне умела читать мысли? Иначе откуда она узнала бы о моей голубой мечте переколотить в поместье старинный фарфор? Совершенно точно я о ней никому не рассказывала!

– Полагаю, так и есть, – согласилась я и получила в ответ понимающее подмигивание.

В общежитии Ноэля не оказалось. Я настолько растерялась, когда он не открыл на стук, что поскреблась в комнату справа и нахально спросила, не видел ли сосед северянина. Тот не столько видел, сколько слышал, что «длинноволосые варвары» большой компанией отправились в город. Чувствуя себя растерянной и почему-то очень глупой, я прислонилась к подоконнику и с надменным видом, словно абсолютно всем делала огромное одолжение, что проводила драгоценное время в общежитском коридоре, начала ждать возвращения собственного парня.

Наконец Ноэль, одетый в знакомое расстегнутое пальто и свитер с высоким горлом, появился в конце коридора. Он заметил меня тут же, но почему-то не прибавил шагу. Я хотела наплевать на гордость и броситься к нему навстречу, но не сдвинулась с места. Дождалась, когда он приблизится и остановится на расстоянии шага.

Некоторое время, как полные тупицы, мы разглядывали друг друга. Он тоже выглядел, мягко говоря, болезненно-бледным и осунувшимся. Внутри меня стучали тревожные молоточки, но я отчаянно цеплялась за надежду. Уговаривала себя, что слишком мнительная, просто не ожидала такой аристократически-сдержанной встречи.

– Какое счастье, что с тобой все в порядке, принцесса! – наконец прервал Ноэль молчание и... очень по-дружески меня обнял, аккуратно прижав к себе. Хорошо, не похлопал по плечу, как дорогого боевого товарища.

– Услышала, что тебя обвинили в нападении, и сбежала из дома, – пробормотала я, наслаждаясь запахом его благовония. Уверена, на этикетке, приклеенной к флакону, написано: «зимний холод, ледяная хвоя, ноты душевной черствости».

– Я уже догадался, – согласился он, аккуратно размыкая объятия.

– И отпустила экипаж, – намекнула, что планировала остаться с ночевкой.

– Мы вернулись из города десять минут назад, и на въездной площади стоял пяток свободных экипажей, – ответил он, отпирая дверь ключом.

С каждой минутой этот разговор пугал все больше. Тревожные молоточки уже не просто стучали, а били в набат. От дурного предчувствия у меня сжималось сердце.

– Зайдешь? – Ноэль любезно пригласил меня в гости.

В комнате по-прежнему царила идеальная чистота. Кровать была аккуратно заправлена, и я старалась на нее не смотреть, чтобы не испытывать неловкости.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил северянин, стягивая с плеч пальто.

Он продолжал себя вести дружелюбно, но отстраненно, как будто между нами не существовало сумасшедших дней до дурацкого заклятия, отпечатанного на моем теле фигурным ожогом.

– Посредственно.

Мне не предложили ни раздеться, ни сесть, а я постеснялась сказать, что очнулась окончательно всего пару часов назад, немедленно сбежала в Ос-Арэт, чтобы с ним увидеться, и все еще плохо держалась на ногах. Из тела не уходило неприятное ощущение, будто в меня не просто попали магией, а хорошенько побили этой самой магией, как чугунной кочергой.

– Ноэль, что происходит? – резко спросила я, осознавая, что перебороть тревогу не дают взвинченные до предела нервы.

– Произошло абсолютно все, принцесса, – ответил он, невольно напомнив, как я сама пыталась подобрать слова, прочитав те мерзостные статьи. – И ничего хорошего.

– Ничего хорошего? – не поверила я своим ушам. – Я знаю, что тебя высылают из Шай-Эра без права возвращения. Завтра утром я пойду к ректору и объясню, что произошло. Елена Эридан должна...

– Они в курсе, Шарлотта, – холодно перебил он и спрятал руки в карманы брюк. – Бывшую девушку Александра Чейса отчислили на следующий день после дуэли. Она решила, что ты мертва, и от страха покаялась перед деканом.

– Тогда почему тебя наказывают? Поединок был одобрен магистрами. Ты не виноват в том, что сделал другой человек.

– У меня есть прошлое, – ответил он. – Совет магистров посчитал, что инциденты похожи, а иностранцев из Шай-Эра отправляют по щелчку пальцев.

– Значит, я уеду на полуостров вместе с тобой! – решительно заявила я.

– Разве похоже, чтобы я тебя звал?

– Прости?..

– Пора остановиться, принцесса, – произнес он, обдавая меня ледяным взглядом.

Никогда не подумала бы, что карие глаза могут быть холодными, как лед.

– О чем ты говоришь? – недоверчиво переспросила я, хотя сама прекрасно осознавала, к чему он вел.

– Давай уже прекратим играть в любовь. Было забавно, но стало слишком хлопотно, не находишь?