Неидеальная Чарли Тэйр

Слова о любви, когда их не ждут, звучат особенно неуклюжими и лишними, но признание уже вырвалось, проглотить его обратно было невозможно. Ноэль молчал и, верно, пытался вернуть дар речи. Пожалуй, такой длинной паузы не пережил бы ни один театральный спектакль, да и я перенесла исключительно из-за шока.

– Что? – наконец со вкрадчивой интонацией переспросил он.

– Люблю тебя... я...

Какое паршивое чувство: осознавать, что уже переживала нечто подобное, и помнить, каким чудовищным унижением закончился тот давешний разговор в летнем саду.

– Кажется? Не совсем точно? – уточнил северянин, словно пытался продраться через дебри шай-эрского языка, где фраза «да нет, не знаю» считалась вполне себе жизнеспособной.

– Как можно влюбиться не совсем точно? – в свою очередь озадачилась я.

– Ты права... Невозможно!

Ноэль подошел стремительно, теплые ладони обняли мои холодные щеки. На секунду заглянул в лицо. Поцелуй под крупным снегом, кружившимся кружевными хлопьями, был влажным и долгим, с раскрытым ртом.

– Люблю тебя, – проговорил Коэн, сжимая меня крепко и как будто отчаянно. – Сильно. И это точно.

По дороге в пансион разговаривать оказалось некогда. Едва мы нашли нового извозчика и утонули в темноте ледяного салона, как все мысли из головы выбило ласками, поцелуями, неясным шепотом. Сначала сели чопорно, друг напротив друг. Карета тронулась, а в следующий момент я обнаружила себя на коленях у Ноэля. Возле пансиона из экипажа вывалилась на слабых ногах, как будто хмельная, с растрепанными волосами и в измятой одежде. Чуть не забыла портфель с учебниками, и северянину пришлось вновь догонять карету и лезть в салон.

В особняке светились только окна в гостиной, где лампы не тушили даже на ночь, и в апартаментах у мадам Прудо на третьем этаже.

– Поднимешься? – спросила я, кивнув на входную дверь.

– У тебя не будет неприятностей?

– Но мы ведь никому не скажем.

Девчонки все время кого-нибудь втихомолку приводили. Однажды у Олеандры пару дней жил друг детства. Если бы он случайно не столкнулся в коридоре с горничной, никто не узнал бы. Олли тогда чуть не выставили за дурное поведение, но все закончилось благополучно.

Ни в холле, ни на лестнице нам никто не встретился – первый этаж пустовал. Было некому считать, сколько пар ног шагают по лестнице, но поднимались мы очень тихо, не произнося ни слова, словно шпионы на задании его королевского величества.

– Проходи, – открыв дверь ключом, пригласила я.

Зажглась лампа. С гардины сорвался домовик в личине летучей мыши, врезался в кроватный столбик и взорвался серым дымком.

– Домовик здесь с причудой, – пробормотала я.

Ноэль пристроил на кресло мой портфель и, стягивая с шеи шарф, с интересом огляделся.

– Там есть кое-что выпить, – махнула я рукой в сторону широкого каменного подоконника, где стоял поднос с кувшином воды и нетронутыми бутылками, принесенными Зои. – Бокалов, правда, нет, только чашки. И располагайся... где хочешь.

Взгляд упал в сторону секретера. С утра горничная убиралась и вытряхнула мусор из корзины под столом. Было бы неловко, узнай Ноэль, что я без зазрения совести выбросила его подарок.

– Мне надо на минуту в ванную.

Сняв пальто, он аккуратно перекинул его через спинку кресла.

– Не торопись.

Если бы в Шай-Эре устраивали соревнования между девушками на скоростное переодевание, мне достался бы главный приз и самая горячая ненависть конкуренток. Никогда я еще не меняла форменное платье с такой потрясающей скоростью. Правда, проворность стоила зацепившихся за пуговицу и выдранных волос, а еще отбитого о дверцу раковины колена. В общем, почти бесплатно, учитывая, что кто-нибудь особенно неуклюжий мог рухнуть в ванну и свернуть шею. Быстро собрав спутанные волосы, я выглянула в спальню.

Ноэль разводил огонь в камине. От открытой ладони струился полупрозрачный поток света, словно плавящего воздух, а по поленьям уже танцевали язычки белесого магического пламени. В отличие от обычного огня, оно не сразу съедало дерево. Сначала долго его точило, позволяло комнате согреться, напитаться теплом, но потом поглощало мгновенно, в один присест, не оставляя ни головешек, ни пепла.

Северянин повернулся ко мне, взгляд прошелся от макушки до носов... тяжелых зимних башмаков с каблуками, торчащих из-под подола платья.

– Кхм... Сейчас еще раз вернусь!

Я втянулась обратно в ванную комнату, с грохотом скинула ботинки и сунула ноги в домашние туфли. Потом все-таки аккуратно повернула обувь носами к стене, чтобы не порадовать вредного домовика и не остаться без нее.

В спальне вовсю горел камин. Ноэль стоял возле секретера и листал «Воины света». Обнаружить книгу в комнате я не ожидала и несколько напряглась. Видимо, горничная решила, что новый том случайно упал в корзину, и положила его к другим учебникам. Надо обязательно ее поблагодарить.

– Не против? – Северянин кивнул на томик в своих руках.

– Его ведь подарил ты.

– Мой дед перевел «Воинов света» с первородного на королевский диалект. Он называет трактат делом всей своей жизни, – вдруг признался Ноэль. – Мать обожала эту книгу, дед обожал эту книгу, и друг друга они тоже любили. Дед плохо принял тот факт, что выжил только старший сын человека, которого он всю жизнь ненавидел.

Он отложил томик на стопку учебников, и мне вдруг стало неловко.

– Не красней, Чарли. В тех газетах, что тебе показали, наверняка упоминался пожар на корабле.

– Вскользь, – согласилась я. – Вы с дедом оба потеряли близких, разве тебе не нужна была поддержка или помощь?

– Люди справляются с горем по-разному. Я тоже не был подарком. – Он сунул руки в карманы, глубоко вздохнул и посмотрел на меня с улыбкой. – К слову, книга валялась в корзине под столом. Она тебе настолько не понравилась?

– О боже! – На секунду, надеясь не сгореть от стыда, я прикрыла лицо ладонями. – Мне почти удалось себя убедить, что «Воинов» спасла горничная! В свое оправдание скажу, что украшение Энариона не снимаю даже в ванне.

– Эна Рион, – поправил он. – В два слова.

– То есть ты в курсе, кто он и чем знамениты его живые цветы, – резюмировала я с улыбкой.

– Где они сейчас? Цветы Эна Риона.

– На ребрах.

Взгляд Ноэля скользнул по моему телу, обласкал плечи, остановился на правом боку.

– С левой стороны, – стараясь сдержать нервный смех, подсказала я.

После странного признания в комнате возникла густая, насыщенная пауза. Несмотря на закрытое домашнее платье, я чувствовала себя почти обнаженной.

– В следующий раз покажешь?

– Если ты будешь паинькой.

– Я точно не собираюсь быть паинькой, – протянул он с такой выразительной, многообещающей интонацией, что под ложечкой засосало. Появилась восторженная мысль, что я вообще-то не против, если он сейчас передумает демонстрировать примерное поведение и мы повторим восхитительные вещи, что делали по дороге в пансион, укрытые темнотой каретного салона, но уже без слоев одежды.

Из коридора до нас донеслись женские голоса. Прилично напрягшись, я прислушалась к копошению и прижала палец к губам, призывая Ноэля не демонстрировать дар речи. Наступила тишина, а потом в дверь грубо и требовательно постучали, заставив меня вздрогнуть. Казалось, снаружи нас пытаются накрыть десять хмурых мужиков, но раздался голос одной-единственной Зои:

– Чарли, ты дома? Открой!

Дверная ручка заходила туда-сюда. Мы с Ноэлем переглянулись.

– Она ее вскроет? – едва слышно уточнил он.

– Не знаю! – В панике я подхватила с кресла его пальто: – Прячься в ванную! Не понимаю, твои приятели не могли их подольше поразвлекать?!

– Почему ты спрашиваешь у меня? – искренне возмутилась эта мужская особь, втискиваясь в ванную комнату.

– Ты видишь здесь кого-то еще?!

Я швырнула ему в лицо пальто и захлопнула дверь.

– Чего ты заперлась? – недовольно буркнула Зои и, сдвинув меня с дороги, вошла в комнату.

– А ты зачем стучишь как на пожар, если видишь, что заперто? – в свою очередь возмутилась я. – Почему так рано вернулись?

– Сначала смылся твой Коэн, – Зои закатила глаза, – за ним ушел Эйнар. Мы посидели втроем и тоже разошлись. Договорились встретиться на выходных. Валериан пообещал позвать парней, которые точно не сбегут в середине свидания. А по дороге от коричного вина так голова разболелась, просто жуть! У тебя ведь есть снадобье от мигрени?

– Спросила бы у Вербены, – проворчала я, но полезла в ящик за сундучком с аптекарскими настойками и порошками.

– Ты точно не подсунешь какую-нибудь гадость «десять в одном» вместо капель от головной боли.

Я выдвинула крышку, схватила флакон и передала подруге.

– Забирай и не возвращайся... в смысле, не возвращай.

– Да я у тебя выпью, – простонала она и зачем-то пошлепала в ванную комнату.

– Господи, что ты забыла в моей ванной? – испугалась я, преграждая ей дорогу.

Она недоуменно помахала флаконом:

– Запить надо.

– Тебе в графине воды мало? – указала я пальцем на подоконник с целым подносом напитков.

– В графине кипяченая, а мне нравится сырая, – не унималась Зои.

– Сырую пей у себя в комнате!

– Хорошо. Зачем так вопить, как будто тебя грабят?

Неожиданно она передумала и зашагала к двери.

Только я перевела дыхание, как Зои оглянулась:

– Кстати, Чарли, ты помнишь, как Олеандру с первого этажа чуть не выставили из пансиона? В общем, если бы тот парень ушел до четырех утра и через дверь в сад, то не столкнулся бы с горничными.

– Зачем ты это мне рассказываешь?

– В кресле лежит шарф Ноэля, поэтому я решила, что тебе пригодится эта важная информация. – Не без ехидства она указала в кресло, в котором темно-синими кольцами свернулся длинный теплый шарф, и хитро улыбнулась: – Хорошего вечера, подружка.

Она закрыла за собой дверь. По ручке проскакали серебристые искры магии, и торчащий из замочной скважины ключ провернулся сам собой, надежно запирая замок.

– Господи, не дай мне умереть от стыда! – коротко помолилась я и отправилась выпускать на свободу пленника.

В ванной комнате тот не скучал. Пальто было перекинуто через бортик ванны, а он прислонился поясницей к раковине и с плутоватым видом нюхал открытый флакон с цветочным благовонием. Определенно Ноэля забавляло, что мы с треском провалили миссию остаться незамеченными и тут же попались.

– Благовоние пахнет тобой, – проговорил он, отставляя флакон. – Сумасшедший аромат...

Он оттолкнулся от каменной раковины и двумя шагами пересек расстояние между нами. Когда его пальцы неспешно пробежались по моим ребрам, словно пытаясь выяснить, где именно под платьем спрятан живой узор из магического металла, тесная ванная комната поплыла перед глазами.

– Разве сегодня ты не собирался быть паинькой? – пробормотала я, запрокидывая голову, чтобы ему было проще меня целовать.

– Обязательно буду, – выдохнул он уже мне в губы. – Только позже.

Мы вывалились в спальню, путаясь в ногах. Ударились о стену, налетели на секретер. На пол с грохотом свалился стаканчик с самописными перьями и посыпалась стопка учебников. Потерять равновесие оказалось еще проще, чем голову. Мы упали на аккуратно заправленную кровать.

Думала, что окажусь подмятой, но Ноэль ловко перенес вес тела на локти. Он оставил мне свободу для маневра и возможность в любой момент стряхнуть его руки, но я цеплялась за широкие плечи, откидывала голову, позволяя горячим губам выписывать причудливые узоры поцелуев на шее. Ничего бесстыднее при свете я еще не делала! Разве что прошлым летом в гостях у Зои на рассвете купалась голышом в пруду.

Неожиданно через все тело прошли магические вибрации. Возбуждение усилилось, накрыло с головой, выбило воздух из легких, мысли из головы, образы из сознания, перед глазами заплясали звездочки. Ощутить эмоции Ноэля, передавшиеся с магией, было крышесносно и интимно. Принимая их без остатка, я выгнулась дугой, из горла вырвался хрипловатый сладострастный стон.

Северянин отстранился. Дыхание у него было рваным, глаза расширенными, почти черными и безумными. Вокруг нас медленно затухал свет, и комната постепенно погружалась в темноту.

– Извини, – с трудом проговорил он. – Я не заметил, как призвал магию. Нам надо остановиться.

– Очень надо, – согласилась я, но наши губы были так близко, почти касались друг друга. – Еще чуточку, а потом остановимся.

Мы лежали в темноте, полностью одетые и тесно прижатые. Я пристроила голову на его широкое плечо и рассказывала разную чушь: про сбежавшую мамину химеру, уроки танцев и хороших манер, купание нагишом в пруду.

В ту ночь мы с Зои праздновали окончание экзаменационной декады, и в нас плескалось по бутылке густого вина, привезенного господином Терри из южной Эргразии. Благородный напиток оказался коварен и подталкивал совершать неблагородные безумства. И ладно я скинула исподнее, но плавать-то вообще не умела! Пожалуй, самой большой удачей в то рассветное утро оказалось, что никто не утонул.

– Мне никогда ничего не снится, – вдруг вымолвил Ноэль. – Ни пожар, ни тот парень.

Я затаила дыхание, боясь спугнуть это его неожиданное признание.

– Правда в том, что он... Рэкки Родэ умер не от моего удара, – добавил он. – Но я отразил его заклятие.

– Хочешь сказать, если бы он попал, тебя могло здесь не быть?

– Совершенно точно мы оба выжили бы, – усмехнулся Ноэль. – Тот удар грозил мне потерей сознания, и я действовал инстинктивно, но для человека с сердечной болезнью он оказался смертельным. После драки парень ушел на своих ногах, а утром в наш дом ворвались боевые маги. Зрелище было душераздирающим. Оказалось, что ночью Рэкки умер от остановки сердца. Удалось доказать, что я защищался, но скандал уже случился. Сейчас я понимаю, что уехать на время было лучшим выходом. Тогда казалось, что меня вынудили сбежать.

– И что теперь? – прошептала я, аккуратно, кончиком пальца, убирая упавшую на его лоб длинную прядь. – Ты вдруг подстригся.

– Здесь не приняты длинные волосы у мужчин.

– Ты хочешь остаться в Шай-Эре?

– Нет.

Сама не понимаю, почему услышать «нет» оказалось больно. Очевидно, что Ноэль не планировал обосноваться в чужом скалистом королевстве, где погода менялась три раза на дню.

– Конечно, – вздохнула я, – здесь не твой дом.

– До Норсента всего один магический переход, Чарли, – мягко произнес он. – Поверь, он только кажется длинным. На самом деле это очень короткий переход.

Если бы...

В конце концов за разговорами в темноте мы оба заснули, проснулись только чудом в середине ночи. Северянин спешно собрался. Оказалось, что домовик из вредности успел утащить брошенный в кресле шарф в знаменитую черную дыру и выволок ботинки гостя из-под кровати ровнехонько на ковер в центр комнаты. Этакое воспитание аккуратности в девицах и парнях старшего возраста. Хорошо, до пальто, оставленного в ванной комнате, не успел добраться! Ноэль ушел через дверь в сад, как и посоветовала моя сердобольная проницательная подруга, и неприятностей не случилось.

Утром я наводила порядок на столе, пытаясь посчитать, сколько самописных перьев, сброшенных на пол, успело исчезнуть и какие учебники домовик попрятал по комнате, как любил это делать. Заглянула в ящичек со снадобьями, оставленный тут же. Флакон с каплями от мигрени спокойно терся стеклянными боками с остальными снадобьями. Впопыхах я сунула Зои средство от неприятностей после взрослых приятностей!

– Проклятие! – пробормотала испуганно, с грохотом задвигая на ящичке крышку.

На завтрак Зои спустилась свеженькая, румяная и, как всегда, веселая.

– Как самочувствие? – осторожно поинтересовалась я, когда она уселась за стол на обычное место.

– Превосходно! – улыбнулась подружка. – Ты мне дала волшебные капли от мигрени!

– У тебя вчера была мигрень? – с другого угла с нажимом вопросила Вербена. – Почему ты не пришла за снадобьем ко мне?

– Чарли сама предложила, – немедленно нашлась Зои, посылая в мою сторону предупреждающий взгляд. – Очень настаивала! Буквально в руки пихнула! Да, Чарли?

– Срок годности к концу подходил, – на ходу сочинила я и, стараясь не смотреть в сторону будущего зверомага, быстро прихлебнула из чашки травяной чай.

– Средство оказалось чудеснейшим! – похвалилась Зои. – Двадцать капель выпила и через пять минут заснула как убитая. Какая головная боль? Я вообще ничего не чувствовала!

– В смысле, заснула? – опешила я.

– В самом прямом, на подушке и под одеялом, – пояснила Зои с такой интонацией, словно разговаривала с круглой дурочкой. – Спала как младенец!

Выходит, что снадобье Вербены спасало от детей старым добрым способом, каким вообще можно спастись от многих неприятностей в жизни: здоровым крепким сном. У спящего человека шанс создать себе проблемы стремится практически к нулю. Естественно, если он заснул в своей спальне на кровати, а не на парковой скамейке или в чьем-нибудь шкафу.

– Вообще-то, ты могла не проснуться, – оскорбленная тем, что в доме кто-то болел, а она никак не поучаствовала в процессе лечения и выздоровления, фыркнула Вербена. – Снадобья с истекающим сроком годности имеют свойство вводить людей в летаргический сон.

– Ой, девочки! – заговорщицки зашепталась соседка Олеандры, придвигаясь к столу, и оглянулась через плечо, проверяя, одни ли мы в столовой. – Сегодня утром кухарка с горничной сплетничали, что ночью кто-то ходил по саду. Представляете?

Я почувствовала, как у меня начинает мелко дергаться веко.

– Может, это призрак? – предположила Зои, бросив на меня хитрый взгляд.

– Кухарка говорит, что это был мужчина. Живой! – уверила сплетница. – Проваливался в снег и ругался на каком-то тарабарском. Видимо, пытался залезть в дом, а у него ничего не получилось. Но мадам Прудо не поверила. Сказала, что очень чутко спит и услышала бы, если бы кто-то матерился у нее под окнами.

– Точно призрак, девочки...

– Прошедшего Нового года, – фыркнула я себе под нос.

– Кстати, Чарли, у синего шарфа приключение закончилось благополучно? – конечно, не удержалась любимая подруга от подколки.

– У синего шарфа приключение закончилось в лапах домовика, – недовольно буркнула я, одарив ее самым страшным взглядом, на какой была способна. А способна я выдать целый калейдоскоп: от ужасающих до уничижительных.

В воскресенье утром я стояла в храме возле брачного алтаря и с нервным нетерпением поглядывала то на высокие тяжелые двери святилища, то в карманные часы. Алекс опаздывал на полчаса. Утренняя служба подошла к концу. Прихожане давно разошлись, и в молельном зале воцарилась гулкая тишина. Эхо подхватывало любой шорох, отражало от стен и возвращало таинственным шелестом.

Сквозь стеклянный купол вниз падали полупрозрачные солнечные лучи, рисующие на каменном полу божественные символы. В столпах света плавала пыль. Отчего-то умиротворяющая обстановка вкупе с пониманием, что Александр Чейс поступил в своем репертуаре отборной скотины и забыл про ритуал, злила еще сильнее. Или же не забыл, а просто не явился, посчитав, что в ясное воскресное утро можно найти дела важнее, чем разрыв брачной нити с бывшей невестой.

Святой отец, взявшийся развязать нить, что-то тихо обсуждал с парой, верно, будущими молодоженами, и изредка бросал на меня сочувственные взгляды. Когда разговор закончился, он вернулся к ритуальному алтарю. Было очевидно, что Алекс не явится и я жду из чистого упрямства.

– Возможно, лучше отложить? – мягко предложил храмовник.

– А одна я не могу провести ритуал? – на всякий случай уточнила я.

– Развязать нить может только тот, кто завязал.

– Хорошо. Мы вернемся попозже, святой отец, – наступив себе на горло, сдалась я. – Сейчас найду эту скот... бывшего жениха.

Почти развернулась, и тут мне в голову пришла логичная мысль.

– Святой отец, – даже не пытаясь скрыть недовольство в голосе, обратилась к священнику. – А как быть с теми, кому брачную нить вместо женихов повязывают поверенные? Мою прабабку, например, отдали замуж заочно. Если бы она решила разорвать помолвку, что тогда?

Возникла странная пауза. Святой отец ошарашенно моргнул и с нажимом повторил, как восточную мантру:

– Кто нитку завязал, тому ее и развязывать!

– То есть без жениха отказываетесь?

– Имейте совесть, юная леди! – возмутился он. – Кто приходит в святой храм со своим уставом?

– Так если ваш нелогичен и нежизнеспособен?

У храмовника сделалось такое лицо, что стало ясно: лучше заткнуться и уйти по-хорошему, иначе придется ехать в столичный храм, где проходил ритуал обручения, а в Ос-Арэте меня предадут анафеме и не испытают ни капли жалости.

– Извините, святой отец, – покаялась я. – Вы правы. До встречи.

Пыхтя как забытый на горячем очаге чайник, я вырвалась из храма в оглушительно холодный и солнечный день. Напоминая дракона, выдохнула раздражение вместе с густым облаком влажного пара, и быстро спустилась по многочисленным ступенькам святилища на храмовую площадь.

Через некоторое время я выбиралась из наемного экипажа перед общежитием Ос-Арэта. По дороге мне удалось накрутить себя до такого состояния, что хотелось стянуть с ноги туфлю и настучать Алексу по голове.

Пересекая ледяной двор, я с наслаждением представляла, как устрою бывшему жениху взбучку и за неимением любимой кочерги просто переверну пару стульев. Потом он побежит в храм рысцой, а я из окна кареты буду подгонять эту забывчивую сволочь хлыстом. Упоительная фантазия! Лучше той, где я колотила окна в поместье у Чейсов.

В корпусе, как и обычно, было суетливо, а из окна открывался потрясающий вид на залитые солнцем скалы. Выяснять, где поселился бывший жених, пришлось у информационной доски. Думала, что Алекс вскарабкался на самые высокие этажи корпуса, где находились элитные апартаменты для капризных богатеньких отпрысков, в общем, для таких, как мы, но его комната располагалась на скромном пятом этаже.

Теряя надежду, я несколько раз сердито постучалась прежде, чем щелкнул замок и дверь открылась. Алекс был помятым, заспанным и очень злым. По-хорошему, я никогда в жизни не видела его в таком разобранном состоянии: всклокоченным, с темными кругами под глазами и бледным как смерть.

– Ты забыл явиться в храм! – рыкнула я и, едва не сметя его с пути, ворвалась в комнату. – Поверить не могу, что ты меня обманул! Я два часа ждала в холоде!

Комната оказалась такой же тесной, как у Ноэля. Белье на разобранной кровати было смято комом, на полу валялись вещи: брюки, спортивная форма. Резко пахло ментолом и камфарой. На письменном столе стояла бутылка с остатками воды, открытый флакон с каким-то неведомым снадобьем и кружка.

– Алекс, – осторожно обернулась я, – все в порядке?

– Извини, я проспал, – произнес он таким сиплым голосом, словно в горле у него проскрипели ржавые шестерни. – Сейчас соберусь.

Неожиданно он хрипло закашлялся, прикрывая рот кулаком, и болезненно поморщился. Нахмурившись, я быстро к нему приблизилась и прислонила к влажному горячему лбу ладонь. Кожа была как кипяток.

– Господи, да ты горишь!

– Все хорошо. – Он отвел мою руку. – Поедем в храм.

– Да к демону храм, у тебя жар! – возмутилась я и начала поспешно стягивать верхнюю одежду. – Как ты умудрился заболеть? Ты же никогда даже насморком не страдал! Самостоятельная жизнь подкосила, да?

– А ты умеешь выбрать момент, чтобы съязвить, – нашел он в себе силы огрызнуться.

– Вызывал семейного знахаря? Он выписал снадобья?

– Шарлотта, – остановил он меня.

– Что?

– Я взрослый мужчина и вполне способен позаботиться о себе сам, – попытался отбрить меня Алекс, но немедленно схватился за стену, стараясь удержать равновесие.

– То есть семейного знахаря ты не вызывал, – сделала я вывод. – Хорошо, тогда просто позову лекаря из лазарета. Он осмотрит тебя даже бесплатно. Или ты все-таки не забыл забрать из библиотеки шкатулку с ключом от своего сейфа и деньги – не проблема?

– Не проблема, – буркнул он.

– Благослови боже гибкие принципы, – наигранно помолилась я. – Иначе ты не выжил бы.

– Так и будешь ехидничать?

– Да! – издевательски развела я руками. – Из нас двоих ты ушел из дома и заболел, как ребенок. Живо в кровать! Нет, постой! Надо белье поменять. У тебя есть белье на смену?

– Ты умеешь заправлять кровать? – хмыкнул он, пытаясь размять шею. Видимо, от жара ломило мускулы и скручивало суставы.

– Нет, – честно призналась я, – поэтому не обессудь, если выйдет паршиво.

– Ты не должна ничего делать, Шарлотта.

– Я знаю.

– Тогда зачем?

Сама не понимаю. Видимо, где-то в глубине души все еще считаю его другом.

– Хочется поскорее развязать нить, но я не настолько жестока, чтобы тащить в храм человека, страдающего от лихорадки. Белье в шкафу?

Стараясь на него не смотреть, я раскрыла дверцы полупустого стенного шкафа, так сильно отличающегося от дорогой гардеробной в поместье у Чейсов, и вытащила с полки стопку белого общежитского белья с вышитой эмблемой Ос-Арэта.

– Кстати, где твоя девушка? – сердито пробормотала я, пытаясь справиться с наволочкой, никак не желавшей насаживаться на подушку. – Стоит в очереди за снадобьями от простуды?

– Мы поругались, – вдруг признался Алекс, заставив меня удивленно обернуться.

– И что? Если близкие ссорятся, то перестают заботиться друг о друге? Это новые веянья в Ос-Арэте, а я не в курсе? Или вы не очень близкие?

– Возможно, и так, – устало вздохнул Алекс и растер бледное до синевы лицо ладонями.

– Не теряй сознание и помоги мне с пододеяльником, – проворчала я. – Клянусь, я понятия не имею, как в него вдеть проклятое одеяло!

В чистую постель Алекс не лег, а рухнул без сил, накрылся до самого подбородка. Я запихала грязное белье и одежду в плетеную корзину для стирки, спрятанную в шкафу, с бутылкой сбегала за водой к питьевому фонтанчику, а потом спустилась на первый этаж в лазарет за лекарем.

– У вас, дорогой мой, зимняя лихорадка, – категорически приговорил он больного к лечению согревающими каплями. – Стоит лечь в лазарет, и мы вам сделаем хорошо!

Укладываться в лекарскую и принимать заслуженное болезнью «хорошо» Алекс отказался в своей обычной манере, то есть так, что лично мне второй раз хаму ничего не хотелось предлагать, даже водички попить. Эскулап не повел бровью: уселся за ученический стол и начал быстро выписывать рецепт для аптекарских порошков.

– Вы вовремя спохватились, – кудахтал он, не отрывая острого пера от бумаги. – Можно было и до легочного воспаления дотянуть, тогда бы без магии никак не обошлись и за пару дней не управились.

К магии лекари прибегали в редких случаях, ведь часто вред от заклятий перевешивал пользу. После такого лечения приходилось долго восстанавливаться, пить специальные эликсиры и стоически справляться с невозможностью колдовать. Во мне-то дара теплилось на одну крошечную искорку, а все равно, помню, недели две даже лампу не могла зажечь без посторонней помощи.

– Я пометил, какие снадобья придется купить в городе, – проговорил лекарь, тюкая на бумажку личную печать. – Остальное распоряжусь выдать в лазарете. Завтра загляну на осмотр. И не переживайте, дорогуша, ваш жених вскорости будет в полном порядке.

Видимо, он заметил на запястье больного под кожей тускло светящуюся обручальную нить.

– Мы не обручены, – спокойно поправила я.

Насмешливо фыркнув, Алекс прикрыл ладонью глаза, словно никого не желал видеть.

– Да? Попутал, уж простите. – Лекарь растерянно моргнул. – Зайдите за снадобьями в лазарет. Не забудьте принимать по часам и пить побольше жидкости!

Выдав последние инструкции, он оставил нас с Алексом вдвоем.

Я засобиралась в службу посыльных, чтобы отправить кого-нибудь с рецептом в аптекарский двор и с чистой совестью устроить Ноэлю сюрприз, явившись, так сказать, во плоти на пороге комнаты.

– Я скоро вернусь, только закажу лекарства.

– Шарлотта! – неожиданно позвал Алекс, не изменяя себе даже в полубессознательном состоянии и вынуждая хорошего человека возвращаться от дверей.

– Что?

– Спасибо, – впервые с момента знакомства поблагодарил он меня за дружеское отношение.

Удивительно, как быстро самостоятельная жизнь и лихорадка заставляют людей взрослеть, а если не взрослеть, то пробуждают крепко спящие манеры.

– Пожалуйста.

И меньше всего я ожидала, что по дороге к посыльным нос к носу столкнусь с Ноэлем! Сюрприз, судя по всему, действительно удался, пусть не в том виде, в каком предполагалось: северянин по-настоящему удивился.

– Чарли? – спросил он, словно был не совсем уверен, что у него не случилось галлюцинации.

– Привет, – нервно улыбнулась я.

Он дождался, когда друзья пройдут вперед, и тихо спросил:

– Уже закончила дела в городе?

– Вроде того, – неуверенно кивнула я. – Алекс заболел, и дела пришлось отложить, но понадобилось заказать аптекарские снадобья.

– Александру Чейсу? – с холодком в голосе переспросил Ноэль, во взгляде тоже застыли колотые льдинки.

Неожиданно внутри растеклось отвратительное липкое чувство, будто, пытаясь позаботиться о бывшем женихе, я совершаю что-то неправильное и предосудительное. Никогда ничего подобного не испытывала!

– Наверное, тебе неприятно слышать об Алексе, – пробормотала я, растерянно посмотрев на зажатый в руке рецепт от лекаря. – Сегодня мы хотели развязать обручальную нить, но он не появился в храме...

– Чарли, не стоит оправдываться, вы давно знакомы. Ты привыкла о нем заботиться, это естественно, – перебил Ноэль резче, чем стоило, но определенно мягче, чем ему, похоже, хотелось. – Я подожду тебя в столовой.

Наплевав на людей вокруг, он склонился и приоткрытыми губами прижался к моей щеке. Оторопев от неожиданной ласки, я вытаращилась на северянина, как баран на новые ворота. Он лукаво улыбнулся:

– И буду рад, если ты поторопишься, принцесса.

– Хорошо.

Обалдевшая от происходящего, с пылающей физиономией, я проследила за его удаляющейся фигурой и крикнула на диалекте с этим своим самобытным акцентом:

– Остался один день!

– В смысле? – обернулся он.

– Говорят, привычка проходит через двадцать один день. Двадцать уже позади!

– Эта теория – полная чушь! – широко улыбнулся он. – Но мне она нравится.

Алекс оказался на удивление некапризным больным, даже ни разочка не потребовал писчую бумагу с пером, чтобы написать завещание. Или же у него не осталось сил ни на капризы, ни на изъявление последней воли. Папа, помнится, когда подхватил зимнюю лихорадку, написал целых три варианта. В последнем почти все отдал короне, и мама во избежание этого немедленно уничтожила бумаги.

Бывший жених послушно проглотил горькие порошки, выданные в лазарете, и не возражал, когда я положила ему на лоб мокрую салфетку. Правда, опытным путем выяснилось, что тряпицу следовало хорошенько выжать, чтобы вода не стекала по лицу и шее, но Алекс даже не цыкнул.

Через час привезли заказ из аптекарского двора. Я разобрала порошки и флаконы с эликсирами, попутно объясняя простуженному, что за чем надо выпить.

– Сейчас принесу тебе что-нибудь поесть...

– Чарли! – вдруг назвал он меня именем, которым отродясь не называл.

Честное слово, чуть в обморок от удивления не рухнула. С флаконом в руках обернулась к нему и по-умному, как в старые добрые времена, моргнула:

– А?

– Ты провела здесь весь день и сделала достаточно. Даже больше, чем стоило.

На некоторое время в тесной комнате воцарилась растерянная тишина.

– Сумеешь справиться один? – наконец уточнила я и, получив утвердительный ответ, подхватила пальто. – Выздоравливай поскорее, Алекс. И не забывай пить порошки по часам, как сказал лекарь!

В столовую я не пошла, а припустила на полном ходу, наплевав, что выгляжу не особенно женственно. Ноэль давно ушел – ждать больше двух часов не хватит терпения ни одному, даже самому понимающему парню. Однако за столиком как ни в чем не бывало с неизменной книжечкой в руках сидела Елена Эридан и явно не страдала со своим парнем одной на двоих зимней лихорадкой. Даже в платочек не сморкалась, а преспокойно попивала что-то из изящной кружки. На фоне окна ее худощавая фигура в простом платье была похожа на тень.

– Привет!

Без спроса усевшись напротив девушки Алекса, я бросила пальто на соседний стул и невольно обратила внимание на то, что читала она вовсе не любовный роман, а теорию высшей магии. Она вздрогнула, но состроила равнодушный вид и театрально оторвалась от изучения учебника. Актриса из Елены Эридан получилась паршивая: напускное безразличие плохо скрывало нервное напряжение.

– Алекс заболел, – без предисловий объявила я, – у него сильная лихорадка. Приходил лекарь из академического лазарета, прописал постельный режим и порошки...

– И что? – перебила она с раздраженной интонацией.

– Понятия не имею, что между вами произошло, но было бы неплохо чуточку за него поволноваться, а заодно проконтролировать, чтобы он не забывал принимать целебные капли. Он сейчас один страдает в своей комнате. Справишься?

– Зачем?

– Кхм... – многозначительно промычала я.

– У него есть замечательная невеста, которая о нем печется круглые сутки.

Слово «замечательная» было произнесено с такой выразительной интонацией, что даже дурак догадался бы: в той самой невесте ничего хорошего не содержится и вообще она редкая дура, которую парню навязали родители.

А ведь хотелось поговорить по-хорошему, делить-то нам теперь нечего. Вернее, некого.

– Эй, Елена! Если ты не в курсе последних новостей, у Алекса появилась девушка, из-за которой он ушел из семьи, – мгновенно закутываясь в покрывало надменности, напомнила я.

– А кто его просил?!

Она со злостью швырнула книгу на стол. Звякнули чашки, пустая тарелка из-под десерта и мой инстинкт самосохранения, дескать, ты чего к нервной ведьме подсела, не сумела найти кого-нибудь постабильнее?

– Я не просила менять жизнь ради меня, отказываться от семьи или вообще что-то делать! – в сердцах высказалась Елена. – Вы, богатенькие отпрыски, одинаковые! Привыкли перекладывать ответственность на чужие плечи и считаете, что вам потом абсолютно все должны!

– То есть у вас не просто размолвка, а принципиальный спор, – резюмировала я. – Одного не понимаю, почему этот спор мешает тебе напоить его горячим бульоном?

– А что тебе мешает не строить из себя высокомерную ведьму, Шарлотта Тэйр, и перестать лезть в чужие дела?

– Говорят, когда у людей заканчиваются аргументы, они переходят на оскорбления, – хмыкнула я, ни капли не обидевшись. – Тебя бульон возмутил? Его, к слову, придумала не я, а лекарь.

Неожиданно передо мной на столе вырос широкий термос для еды с выдвижными плошками. Высокая преграда со знаком «тепло» на стенке, как башня, скрыла от меня противницу. Невольно захотелось нагнуться, чтобы вернуть зрительный контакт.

– Все в порядке? – прозвучал голос Ноэля, и мне на плечо легла большая теплая ладонь.

Невольно мы с Еленой подняли головы. Северянин смотрел сверху вниз и, кажется, был недоволен увиденным.

– Не стоит использовать заклятия высшей магии рядом с человеком, который не способен выставить защиту. Не согласна? – вкрадчиво спросил он у Елены.

Та мигом покраснела, нервно схватила со стола книжку и вскочила. Не произнося ни слова, она поспешно удалялась от столика в сторону открытых арочных дверей. Даже не извинилась!

– Не заметила, что она призывала магию, – призналась я.

– Сложно быть феей-крестной, принцесса? – сыронизировал он и занял место, с которого только что сбежала противница.

Между тем со стола исчезла грязная посуда и растворились крошки, появился высокий чайник с чашкой на блюдце, а в воздухе повеяло чаем с бергамотом. Ноэль по-хозяйски подтянул к себе термос, выдвинул полные еды дымящиеся плошки и расставил передо мной обед из нескольких блюд. В одной деревянной тарелочке лежало подрагивающее молочное суфле с ягодой малины на верхушке.

– Не знал, когда ты появишься, и взял еду навынос, – пояснил он.

– Я очень торопилась, но сегодня с проворностью что-то совсем не заладилось, – попыталась я шутливо извиниться за долгое ожидание.

От еды отказываться не стала и начала с десерта. Пока ковыряла – прямо сказать – странный изыск академических поваров, Ноэль вдруг вспомнил:

– Вчера мне прислали пригласительные на спектакль из городского театрального клуба. Не знаешь, когда я успел попасть к ним в благотворители?

– Сразу после новогоднего бала, – припомнила я, как пожалела театралов и отправила им пятьдесят сантимов. – Они очень просили денег на костюмы, а у тебя как раз была лишняя монетка.

– Если посчитать, сколько мне пришло благодарственных писем за последние две недели, я щедрый меценат.

– Должно быть, – стараясь не рассмеяться, пожала я плечами. – Тебе лучше знать. Кстати, когда спектакль?

– Сегодня вечером, – подсказал он, подливая себе чай.

– И как, господин Коэн, – протянула я, – у вас есть на сегодня какие-то планы?

Рука Ноэля замерла, а ароматный чай продолжал бежать из длинного носика чайника, грозя устроить запруду в блюдце под чашкой.

– Ты хочешь в городской клуб театралов? Я однажды был на представлении в академическом театре. Зрелище не для слабонервных.

Судя по реакции, северянин не считал поход на местную народную самодеятельность хорошей идеей и мысленно взмолился оставить его в замке. Мало ли насколько самобытен может оказаться любительский спектакль.

– Не переживай, у меня очень крепкие нервы. Ведь не зря ты им деньги пожертвовал, – смеясь, рассудила я.

Видимо, после дня, прожитого по закону подлости «если что-нибудь может сорваться или не получиться, то оно непременно сорвется и не получится», у меня чуточку затух здравый смысл. Просто не находилось другого путного объяснения, за каким демоном я убедила Ноэля, что самодеятельная постановка «Ночные фурии» непременно станет хитом в каждом уголке Шай-Эра, переедет в королевский театр и потом билеты на представление не купишь даже за большие деньги.

В первый раз дурное предчувствие меня посетило, когда экипаж с эмблемой академии Ос-Арэт на дверце остановился в темном дворе напротив обшарпанного здания, построенного еще в те времена, когда дед Тэйр по молодости лет готовился сдавать экзамен по шестнадцатому иностранному языку.

Возле парадных дверей за стройными колоннами не толпился народ, как бывало возле королевского театра, но в холле желающих посмотреть «Ночных фурий» оказалось неожиданно много.

– Готов поспорить, что это родственники актеров, – пробормотал Ноэль, разглядывая скромную обстановку провинциального театра.

– Ты плохого мнения об Ос-Арэте! Уверена, люди пришли насладиться отличной игрой актеров, – подначивала я.

Увидев особые приглашения, протянутые Ноэлем, смотритель, невысокий мужчина в ярко-красном камзоле с золотой цепочкой и с усами, лихо закрученными вверх, пришел в большой трепет. От его пальцев мигом посыпались золотистые искры, а рисунки на прямоугольных карточках-приглашениях вдруг ожили и начали двигаться.

– Вот и наш дорогой благотворитель! – воскликнул он, схватил северянина за руку и принялся с энтузиазмом трясти. – Безумно счастлив с вами познакомиться, драгоценный господин Коэн!

Между их крепко сжатых ладоней заметно трещали магические токи, но Ноэль – стоит отдать ему должное – даже не поморщился и продолжал сдержанно улыбаться, хоть, по всей видимости, чувствовал себя обескураженным.

Вскоре его ладонь оставили в покое. Коэн пытался демонстрировать невозмутимость, но руку-то в карман брюк спрятал, а второй схватился за мою. Стискивал так крепко, словно опасался, что его отпустят и снова позволят кому-нибудь проделать дружеское рукопожатие.

Впрочем, маневр остался без внимания смотрителя, и нас с большой помпой, возвещая встречным о том, что пришел «господин благотворитель», повели усаживать в полупустой зрительный зал, хотя до начала представления оставалось не меньше двадцати минут и мы рассчитывали оставить в гардеробе верхнюю одежду.

– Чарли, насколько ты была щедра в пожертвовании? – тихо спросил Ноэль, видимо, уже мысленно подыскивая путь к входной двери.

– Не настолько, – ошалело призналась я.

Теперь дурное предчувствие меня не просто посетило, а полностью захватило. Ведь за пятьдесят сантимов, по сути за цену пяти пирожков с капустой с лотка на рыночной площади, радости отвесили как за целую подводу сладостей из кондитерской.

Зал был совсем небольшой, с высокой сколоченной сценой, спрятанной за алым бархатом кулис, и со стройными рядами старых стульев. На полу под ними белела тонкая меловая полоска-направляющая, благодаря которой достигалась эта самая стройность.

– Сегодня очень много народу. Все-таки премьера! – говорил смотритель, ведя нас к первому ряду, откуда за постановкой лично мне придется следить, задрав голову. – Всех родственников и друзей собрали.

Ноэль бросил на меня ироничный взгляд.

– Лучшие места! Видно как на ладони! – объявил смотритель, указывая на два стула с жесткими сиденьями. – В прошлый раз нам пожертвовали на занавес.

Судя по тому, что алый цвет и текстура занавеса подозрительно совпадали с тканью на сюртуке смотрителя, усач не преминул воспользоваться служебным положением.

– Нашему дорогому меценату мы вручили пожизненный пропуск на все постановки. Он один раз с супругой появился, но больше не приезжал. Наверное, очень занятой человек! – с воодушевлением рассказывал смотритель. – Знаете, ведь ваше щедрое пожертвование позволило господину Нарту выполнить мечту и сыграть в спектакле, а так бы и не прикоснулся к прекрасному, пек бы десерты в академической кухне.

– А где он готовит? – вырвалось у меня.

– Студентам в Ос-Арэте, – подсказал смотритель, и перед мысленным взором вдруг появился молочный подрагивающий десерт с ягодой малины, который оказался не то чтобы не очень вкусным, скорее не очень съедобным. Видимо, наш повар торопился прикоснуться к прекрасному.

– И Фейву Историку вы открыли дорогу на большую сцену, а то он без порток сидел и ждал, когда ему повезет и добродетель разыщется.

– Фейв Историк? – уточнила я.

– Творческий псевдоним. Очень талантливый молодой человек, а губит себя на презренной кафедре истории. Как божественно танцует! Засмотритесь!

Тут между красных полотнищ занавеса высунулась прилизанная башка. Орлиным взглядом человек с крючковатым носом-клювом осмотрел зрительный зал, куда потихонечку начали стягиваться зрители из холла.

– Господин постановщик! – привлек к нам внимание смотритель и быстро пробормотал: – Я сейчас познакомлю вас с главным человеком нашего театра...

Постановщик оказался неожиданно высоким и худым, даже сухопарым, одухотворенным молодым мужчиной в чуточку измятом коричневом пиджаке и с зеленым шарфом на шее, по виду ужасно ветхим.

Он спустился со сцены по трем деревянным ступенькам, вырубленным в углу, и мы вновь прошли через ритуал приветствия. Сначала поцеловали мои пальчики, а потом долго трясли руку Ноэлю, словно желали эту самую руку вместе с пальцами и локтем выдрать из плеча.

– Господи, какой же вы! – Постановщик, оставляя магический след в воздухе, нарисовал очертания фигуры. – Такой! Вам бы самому на сцену. Не заинтересованы?

– Талантом бог обделил, – немедленно увернулся «такой» и как-то обвинительно покосился в мою сторону.

Видимо, припомнил, чья это идея – убить вечер на любительский театр, хотя можно было, не выходя из комнаты в общежитии, заняться приятными и полезными вещами. Например, написать сочинение по северному диалекту, которое ждал в конце месяца профессор Канахен.

– О чем вы говорите, ненаглядный юноша? – отмахнулся постановщик. – На мой взгляд, значение таланта сильно переоценено. Главное – харизма! У вас вон ее сколько! Сколько, кстати?

– Простите, чего? – не понял обладатель харизмы.

– Сколько весит ваша харизма? Вес? Фунты!

– Вы в разных весовых категориях, господин постановщик, – умело отбрила я.

От быстрого попадания в главные актеры ошарашенного Ноэля спасла юркая старушка с колокольчиком, зазывающая родственников, близких знакомых и всех прочих, кто воскресным вечером явился на премьеру, к началу действа.

– Присаживайтесь и наслаждайтесь! – провозгласил смотритель.

По залу разбегались едва слышные шепотки зрителей, ожидающих начала спектакля. Гулял сквозняк. С большим удовольствием я запахнула покрепче пальто и ни на секундочку не пожалела, что нам не позволили притормозить возле гардеробной. До начала спектакля постановщик еще пару раз выглядывал из-за кулис, смотрел на Ноэля и восторженно цокал языком.

– Давай на следующей неделе я просто отвезу тебя в королевский театр? – тихо проговорил северянин, явно пытаясь справиться с иррациональной паникой. – Он в Шай-Эре лучший, так? А пока не началось это... действо... тихонечко улизнем?

Он даже попытался оторвать драгоценный, по меркам постановщика, зад от стула, но свет резко погас. Бархатный занавес расступился, открывая неглубокую пустую сцену. Откуда-то сверху запиликала скрипучая скрипка, и на сцену начали вываливаться мужчины-актеры. Ни одного женского персонажа!

И абсолютно все были одеты в белое исподнее: портки и рубаху.

С первого ряда действительно было видно как на ладони, но лучше бы этой ладонью я прикрылась! Единственное, что бросалось в глаза: нюансы обтягивания белой тканью мужских ног различной степени кривизны и облегания животов всевозможной упитанности.

– Они в исподнем? – едва слышно спросила я у Ноэля, почему-то не в силах отвести взгляда от сцены, но не слыша ровным счетом никаких реплик.

– Сколько ты пожертвовала? – шепотом уточнил он.

– Динар, – застыдилась я признаться, что щедрость моя знала границы и они были весьма узки.

– Это много объясняет...

– Пятьдесят сантимов! – с надрывом прошептала я, прикрывая рот ладонью, наверное, со стороны выглядело, что от восхищения. – Мне так стыдно! Им не хватило даже на нормальные штаны!

– Полагаю, это и есть нормальные штаны.

И в страшное мгновение между словом «штаны» и издевательским смешком Ноэля мой мир перестал быть прежним... На сцену, разбежавшись где-то за кулисами, набрав скорость и пружинистость, одним широким прыжком выскочил мой учитель истории!

На первом курсе он вытащил из меня нервные жилы и свернул их жгутом, ведь я носила фамилию Тэйр и совершенно не помнила, в каком году его величество подписал закон о правостороннем движении на дорожных мостовых. Понятия не имею, почему этот закон исторически важен, и его дату одухотворенный монстр спросил на экзамене, но от отчисления меня спасло письмо крестного. Черным по белому, с королевской печатью, придавленной сверху, лично своей рукой его величество написал, что закон принял его дед! Чтобы всех недоделанных историков разобрало танцевальным талантом!

Неожиданно вспомнилось, сколько раз в те дни я кляла историка танцами, и сразу все встало на свои места. Прокляла-таки! Под звуки льющей из какой-то дыры скрипки он проскакал направо, потом проскакал налево, едва не сбив коллегу по театральному увлечению, встал посреди сцены и... ничего не сказал. Забыл слова!

– Господи... – пробормотала я, таращась на его удивительно кривые ноги, просто колесо, обтянутое белыми лосинами.

– Что? – не понял Ноэль.

– Моя жизнь изменилась навсегда, – призналась я, с трудом отводя взгляд от дугообразных конечностей.

В зале между тем прокатилась волна шепотков. Люди затаили дыхание, гадая, вспомнит ли историк реплику или она останется тайной за семью печатями.

– Танцуй! – громко прошептал откуда-то голос постановщика.

– Танцуйте, друзья! – звонким голосом повторил историк и в гробовой тишине, возникшей на сцене, изобразил ногами разудалую чечетку.

– Да танцуй же ты со сцены! Тебе в следующем акте выходить, бездарность! – взревел постановщик под аккомпанемент рокочущего зала. Так и представлялось, как он дерет на голове стоящие дыбом волосы.

– А говорили – редкий талант, – тихонечко припомнила я слова смотрителя и покачала головой: – Явно льстили.

Дожидаться, когда «редкому таланту» все-таки придется выходить на сцену, мы не захотели. Едва объявили перерыв и озадаченно-ошарашенная публика, без особых экивоков обсуждающая пляски в кальсонах, потянулась в фойе, мы тихонечко улизнули из театра.

Уходили за колоннами, держась поближе к стенке, чтобы дерзкий побег не остановили ни смотритель, ни постановщик, всенепременно желающий видеть Ноэля вдохновителем будущих пьес и ведущим актером в новых спектаклях. Забирались в карету молчком, закрыли дверцу и немедленно тронулись с места. Экипаж закачался на обледенелой брусчатке.

Пытаясь отдышаться, я откинулась на спинку сиденья и пожаловалась:

– Глаза закрываю, а передо мной историк в белых портках! Больше ни сантима не пожертвую в театры. Лучше на булавки все до последней монетки потрачу!

Любительский театр располагался недалеко от пансиона мадам Прудо, хоть каждый день на «фурий» в кальсонах бегай смотреть. По дороге я рассказала о злополучной ночи, когда Ноэля увидела кухарка, а потом девочки спорили, завелся ли у нас призрак, пытался ли забраться вор или от кого-то в ночи уходил парень. Я так яростно выступала за последний вариант, что никому в голову не пришло причислить меня в подозреваемые. Все лавры привычно достались Олеандре, хотя она что было мочи отказывалась от сопричастности.

– Придется теперь повременить с гостями, – с сожалением вздохнула я и через окно посмотрела на светящийся окнами особняк.

– Поедем в Ос-Арэт, нечисть в общежитии не поднимает шума, а по ночам в коридорах не гасят лампы, – вымолвил в тишине Ноэль.

Некоторое время мы, словно прикованные, через темноту смотрели глаза в глаза. Сквозь небольшие оконца в салон экипажа, согретый магией и нашим дыханием, практически не просачивался свет уличных фонарей, но я ощущала взгляд Ноэля, словно этот самый взгляд вдруг сделался осязаемым.

– На моей руке все еще завязана обручальная нить.

Я не смогла сказать, что не готова к тому, что предлагает ночевка на узкой кровати, когда в комнату не ломится шумная подруга, а домовик не крадет шарфы. Когда никто во всем белом свете не помешает...

– Позволишь? – вдруг произнес он и раскрыл широкую ладонь.

Без колебаний я сняла перчатку и протянула руку. Прохладными пальцами Ноэль поднял рукав моего пальто, дернул за ленты на манжете платья и обнажил тонкое запястье. В сизой темноте салона обручальная нить горела яркой линией.

Не знаю, откуда взялось безмерное доверие к Ноэлю, словно впечатанное в глубокое подсознание, но я даже не дернулась, когда он призвал магию. Под моей бледной кожей, изрисованной прожилками вен, вспыхнуло белесое свечение. Оно зародилось в запястье, скованном мужскими пальцами, как тесным браслетом, горячей волной прошло до локтя и чувствительно выстрелило в плечо.

– Больно?

– Ни капли, – покачала головой.

Северянин осторожно выпустил мою руку. Оказалось, что символ помолвки потух. Безусловно, он никуда не исчез, по-прежнему сидел под кожей, но теперь походил на тонкий шрам.

– Я думала, только девушки придают значение символам.

– Некоторые символы имеют значение для всех, – серьезно ответил он.

В академию я выехала рано, когда пансион только-только проснулся и лениво чистил перышки, туго соображал и пытался примириться с миром, которому скоро придется явить светлый лик. Хотела перед занятиями навестить Алекса, а заодно отдать ему термос с едой – уверена, вчера он не спустился в столовую, страдал на голодный желудок, без крошки во рту. Специально попросила кухарку приготовить крепкий куриный бульон, гренки и котлеты на пару. В общем, как завещал в своем рецепте добрый академический знахарь.

В общежитии выяснилось, что ни меня, ни завтрак, ни вообще кого-то еще Александр Чейс не ждал. Я несколько раз настойчиво постучалась, наверняка ни свет ни заря разбудив спящих соседей по этажу, но бывший жених не открыл, а потом дверь сама подалась вперед, словно предложив мне зайти.

Комната оказалась пуста. Складывалось впечатление, что Алекс вышел на пять минут: кровать не заправлена, дверцы шкафа раскрыты настежь, и внутри царил бедлам, как у любого человека, не привыкшего обходиться без прислуги. Возможно, он отлучился в купальню или уборную, а значит, передвигался самостоятельно и кормить из ложечки его не требовалось. В любом случае столовые приборы остались в пансионе.

Сталкиваться с Александром Чейсом в полотенчике и в дурном настроении не хотелось. Он и в нормальном состоянии по утрам был невыносим, а с лихорадкой наверняка превратился в монстра, коварно замаскированного под парня.

Я оставила записку, что желаю ему приятного аппетита, плотно закрыла за собой дверь комнаты и отправилась в восточное крыло, где располагались атлетические залы.

На мой скромный взгляд, нормальные люди, а не фанатики боевой магии, в это время суток были способны тренироваться разве что в скоростном подъеме с кровати или в прицельном донесении кружки с крепким кофе до рта. Ноэль уже гонял по атлетическому залу Рэдмин в облегающем спортивном костюме.

Северянка с яростью нападала на противника, явно превосходящего ее и в весе, и в умениях. Размахивала шестом, выдавала воинственные крики, разлетавшиеся в гулком пространстве сварливым эхом, туда-сюда моталась длинная коса с прядями огненного цвета. Ноэль ловко уходил от ударов, не позволяя к себе прикоснуться.

– Ты мне подыгрываешь! – со злостью выкрикнула Рэдмин на диалекте. – Нападай в полную силу!

Не успела она размахнуться шестом, как играючи получила обидный удар чуть пониже спины, а следом – хлесткую подсечку под колени. Девушка потеряла и равновесие, и шест. Ноэль мог бы ее перехватить, но почему-то не стал, и она унизительно приложила обтянутый черными штанами зад к каменному полу.

– Три-ноль, – спокойно объявил противник, подавая пыхтящей от злости северянке руку. – Никогда не переоценивай свои силы.

Он тряхнул головой, убирая упавшую на глаза челку, и немедленно заметил меня.

– Доброе утро! – с улыбкой поздоровалась я.

Рэдмин оглянулась с таким лицом, словно мечтала метнуть шест в своих руках, как острое копье, и пригвоздить к стене шай-эрку, посмевшую испортить тренировку своим внезапным появлением.

– Почему стоишь на балконе? Иди ко мне, принцесса! – позвал Ноэль.

За время учебы я ни разу не спускалась в зал, следила за поединками с балкона, прозванного студентами «галеркой». Пройтись по шероховатому каменному полу и оказаться в окружении поблескивающих на стенах магических амулетов было странно.

– Ты сегодня рано, – мягко произнес Ноэль, дождавшись, когда я приближусь на расстояние шага, и аккуратно погладил мою щеку.

От него пахло пряным ароматом горячего тела, перемешанного с легким флером благовония. Голова шла кругом! Хотелось больше прикосновений, но на заднем фоне раздраженная северянка запихивала в заплечную сумку вещи.

– Давай положу. – Ноэль снял с моего плеча ученический портфель и направился к скамье, где лежала его одежда.

– Доброе утро, Рэдмин, – громко поздоровалась я.

Она бросила ледяной взгляд почему-то на мою белую блузку со строгим воротом, заправленную в брюки, и с остервенением затянула шнурок на горловине своей сумки. Почти уверена, что Рэдмин представляла мою шею.

– Захотела с утра поупражняться в боевой магии? – наконец спросила она.

– Я не настолько амбициозна.

– Зря! Ноэль прекрасный наставник.

Мы одновременно оглянулись к этому прекрасному наставнику, без капли жалости приложившему ее задом о плиты. Он пил из оплетенной кожаными полосками бутылки и делал вид, что понятия не имеет, как сильно его лучшая подружка мечтает избавиться от неожиданно свалившейся на голову аристократки.

– И, к слову, он очень редко соглашается заниматься с дилетантами, – добавила она.

– Да, я впервые видела, как он гонял тебя по залу, – не промолчала я и лучезарно улыбнулась, поймав очередной гневный взгляд северянки. – Встретимся на лекции по первородному языку?

– Коэн, я ухожу! – крикнула она лучшему другу и, закинув на плечо сумку, стремительной походкой направилась к выходу из атлетического зала. За ее спиной в такт шагам подпрыгивала длинная коса.

Мы остались одни в гулком помещении. Я с любопытством взяла прислоненный к стене шест. В чужих руках он выглядел легким, как игрушка, но на поверку оказался увесистым. Понятия не имею, как такой тяжестью возможно ловко размахивать, наносить точные удары или просто долго держать на весу.

– Шесты одного веса с боевыми мечами, – вдруг произнес Ноэль.

Оказалось, он пристально наблюдал, как я пыталась совладать с дурацкой палкой в два своих роста. Кое-как перехватив ее на месте оплетки, я направила тупой конец северянину в широкую грудь:

– Защищайтесь, господин Коэн.

– Ты неправильно держишь шест.

Он стоял полностью расслабленный, спрятав руки в карманы, и смотрел на меня с неуловимой улыбкой на устах.

– Извините, господин превосходный тренер, я в принципе в первый раз в жизни держу его в руках, – промурлыкала я, мысленно взмолившись, чтобы Ноэль поскорее отобрал эту штуку, а то мускулы начинали нешуточно ныть. – Что ты сделаешь, когда я уложу тебя на лопатки?

Карие глаза, спрятанные под пеленой ресниц, мгновенно вспыхнули. Похоже, мысль ему изрядно импонировала.

– Давай проверим, – тихо выдохнул он и с молниеносной скоростью дернул шест на себя. Со сдавленным смешком я полетела вперед и уперлась кулаками в крепкую грудь.

– Что дальше, принцесса? – вымолвил он. – Как ты собираешься укладывать меня на лопатки?

– Сейчас я сделаю подсечку... или что вы обычно делаете? – Я поднялась на цыпочки и быстро лизнула его в сомкнутые сухие губы. – Подсечка.

Из его руки с грохотом выпал шест и покатился по полу.

– Победила, – хрипловато выдохнул он.

Секундой позже я оказалась развернутой и прижатой спиной к широкой твердой груди. Горячие ладони мягко скользнули по предплечьям, накрыли мои пальцы. Дыхание щекотало шею.

– Ты мне доверяешь, Чарли?

– Более чем...

– Тогда не делай резких движений.

Он свел мои руки вместе, заставив сложить ладони чашей, и призвал магию. Сильное мужское тело пронизал колдовской ток, вибрацией отдался у меня в позвоночнике. От острого ощущения перехватило дыхание. Я выгнулась в пояснице, не понимая, от чего именно: от желания избежать чужой магии или полностью ею насытиться.

Ладони закололо, и в их купели зародился бледный, слабый свет. Сначала появилось крошечное зернышко, но постепенно начал наливаться мерцающий шар. Амулеты, безошибочно распознав боевое заклятие, с тихим шелестом растянули над нами полог и накрыли атлетический зал прозрачным куполом.

– Демоны раздерите светлых духов! – пробормотала я детское ругательство, после которого, помнится, мама выпила успокоительные капли и со скорбной миной в течение трех месяцев водила меня в храм. В смысле, водила гувернантка. Сама матушка по сей день считает, что имеет с богом личные отношения, куда не следует пускать священнослужителей.

С поразительной легкостью, не совершая ничего возмутительного, Ноэль Коэн умудрился глупую игру в тренировку превратить в самое интимное действо, какое мне довелось пережить за двадцать с неполным лет. Даже обручальный обряд с женихом, один из сакраментальных моментов для девушки, назвать личным у меня не повернулся бы язык. За ритуалом следили не меньше двух сотен гостей, из которых я знала разве что своих родителей, Чейсов и кое-кого из отцовских знакомых. Так себе – прямо сказать – интимная обстановка для одного из главных событий в жизни.

Северянин отпустил мои руки и обнял за талию, но свет не потух. Я удерживала чужое заклятие! Какие резкие движения? От волнения дышать-то удавалось через раз. Свет льнул к раскрытым ладоням, послушный и укрощенный, словно принадлежал мне, а не стихийному магу, стоящему за спиной.

Шар переливался еще несколько минут и, подчиняясь воле создателя, растворился, оставив лишь тонкий белесый дымок и пустые руки. Казалось, что от яркого блеска перед глазами должны заплясать радужные круги, но нет – даже растаяв, магия Ноэля оставалась приветливо-дружелюбной.

– Таким вещам учат на лекциях по высшей магии? – прошептала я, вжимаясь в него, желая навсегда срастись и не расставаться ни на секунду.

– Совершенно точно нет, – пробормотали мне в шею.

За спиной раздалось сдержанное покашливание. Не оборачиваясь, мы неохотно разомкнули объятия, слишком медленно, чтобы человек решил, будто спарринг-партнеры отрабатывали удары, а не обнималась влюбленная парочка.

Я бросила быстрый взгляд через плечо и почувствовала, как не то чтобы меняюсь в лице, но почти готова поменяться. С сумкой для тренировок в зал вошел Алекс, одетый в черную форму. Выглядел он паршиво: бледный до смерти и с синеватыми кругами под глазами.

– Доброе утро, – поздоровался, не обращаясь ни к кому лично.

– Алекс, ты почему не в кровати? – вырвалось у меня.

– Проснулся уже, – буркнул в ответ.

Было очевидно, что подушка и порошки от простуды просто умоляли, чтобы больной к ним поскорее вернулся и продолжил спать, ни в коем случае не думал практиковать боевую магию с тяжелым тренировочным шестом наперевес.

– Лекарь на неделю прописал тебе постельный режим, – зачем-то принялась отчитывать я.

– Я в курсе, Шарлотта! – резко перебил он простуженным голосом.

Вот он, старый добрый Александр Чейс, а я-то почти успела по нему соскучиться!

Со стороны Ноэля послышалось сдержанное покашливание, намекающее, что кое-кому следует умерить тон, пыл и вообще вести себя повежливее.

– Извини, – буркнул Алекс, вернее, какая-то новая версия старого доброго Алекса.

Северянину в принципе было плевать, какой вариант бывшего жениха предстал перед нами сегодняшним утром. Судя по мрачной мине, ему не нравились оба. Бросив в его сторону выразительно-предупреждающий взгляд, он подхватил собранную сумку, повесил на плечо мой портфель с учебниками и спросил:

– Чарли, ты готова идти?

Находясь в одном помещении, они так подчеркнуто друг друга игнорировали, что я была готова не идти, а бежать, желательно очень быстро и без оглядки.

– Увидимся, Алекс.

– До встречи, Шарлотта, – с фальшивой небрежностью ответил он. – Кстати, спасибо за завтрак.

Мне было страшно посмотреть на Ноэля. Он не подумал останавливаться, направился прямиком к выходу, а я резко развернулась к бывшему жениху:

– Алекс, какие у тебя сегодня планы? Если ты пришел на тренировку, значит, чувствуешь себя нормально? В таком случае готов съездить в храм после занятий?

– Твой парень подгоняет? Да, Шарлотта?

В голову пришло, что вчера вечером нить погасла не только у меня, но и у бывшего жениха. Невольно взгляд опустился на его руку, но запястье скрывал длинный узкий рукав формы.

– Что же вы, Чейсы, так любите приплетать других людей? – фыркнула я. – Не приходило в голову, что я просто устала от тебя и твоей семьи?

Он помолчал и резко бросил:

– Найди меня после обеда.

– Нет! Встретимся в центральном холле возле статуи. Постарайся обо мне не забыть и не опоздать, хотя бы под конец сделай что-то хорошее.

Развернувшись на пятках, я ринулась следом за Ноэлем, который уже успел добраться до соседнего зала и, облокотившись о перила, через прозрачный защитный купол следил за тренировкой внизу.

– Все в порядке? – Я наконец нагнала его.

– В полном. – Он повернулся и аккуратно заправил мне за ухо выбившуюся из растрепанной прически светлую прядь, ласково погладил большим пальцем щеку. – Беспорядок начнется, когда до этого парня наконец дойдет, что именно он упустил.

Алекс приехал в храм, одетый с иголочки: в дорогом костюме, галстуке и кашемировом пальто. В общем, как на праздник. Он не пожалел денег на покупку курительных палочек и, пока мы ждали служителя, абсолютно все сжег, не экономя для следующего раза, чем покорил старушек-прихожанок. Можно подумать, этот следующий раз еще когда-нибудь случится. Но дело было сделано: на меня не смотрела как на дуру, задушившую собственное светлое будущее с молодым блестящим магом, сдержанным, щедрым и привлекательным, только статуя единого бога, но у него просто в принципе не было глаз.

– Обручальные клятвы перед богами забрать невозможно, но вернуть данные друг другу обещания вы имеете право, – торжественно объявил молельщик.

В богов я не верила, в грозного всевышнего слепца в том числе, а из религиозной истории с воскресными проповедями вынесла только то, что при матушке нельзя ругаться дурными словами.

– Если вы всерьез решили нарушить клятву, то скажите об этом вслух и развяжите нить! – пафосно заявил служитель.

– Мы не передумаем, святой отец.

– Впервые вижу подобную прыть от невесты, – послышалось недовольное ворчание под нос, но громко он сказал: – Опустите руки в брачную чашу с водой из благословенного источника.

Как и во время обряда обручения, мы задрали рукава и опустили руки в воду. Во время обручения я не почувствовала, насколько она была ледяной. Пальцы сводило! Служитель заметил, что символы больше не светились, как им было положено, но предпочел странность не комментировать. Под действием водной стихии нить незаметно выступила из-под кожи и – когда я вытащила руку из воды – просто болталась, как растянутая перевязь от больных суставов.

– Жених, можете развязать нить, – скомандовал молельщик.

Алекс посмотрел на мое запястье с тонкими прожилками вен, облизнул губы и взялся пальцами за кончик нити. Было достаточно легонько потянуть, чтобы развязать узел и уже освободить нас обоих от проклятой помолвки... но он почему-то медлил.

– Алекс? – с вопросительной интонацией позвала я.

Он поднял глаза, и меня напугало плохо замазанное фальшивым безразличием чувство, что в них плескалось. Это было сожаление.