Неидеальная Чарли Тэйр

Единственное, что мне действительно хотелось найти, стоя посреди общежитской комнаты Ноэля Коэна, – это точку опоры. Я держалась на чистой гордости, удивляясь, какой, оказывается, огромный нерастраченный запас хранила внутри. Видимо, хорошо сэкономила, пока бегала за бывшим женихом. Теперь с лихвой хватало на любимого парня, который почему-то решил притвориться нелюбимой скотиной.

– Правильно ли я поняла тебя, Ноэль... Все, что происходило между нами, было забавной игрой? И чем же я заслужила великую честь в ней участвовать?

– Ты хочешь, чтобы я сказал вслух? – усмехнулся он.

– Да, будь уж добр. – Я сделала шаг в его сторону, сузив между нами расстояние. – Не собираюсь теряться в догадках и собирать сплетни. Лучше услышать из первых уст, чтобы потом не случилось разночтений.

Если он думал, что я облегчу ему задачу и беззвучно отбуду за линию горизонта, то сильно ошибался. Хочет лгать, как последний мерзавец, пусть постарается соврать красиво, с огоньком и придумкой.

– Александр Чейс – единственная причина, – спокойно произнес он.

– Естественно, – совершенно серьезно кивнула я, надеясь, что со слухом у северянина все в порядке и насмешку он сумел различить.

– Не выношу, когда конфликты заканчиваются ничьей. Он играл нечестно, я тоже. Он отнял у меня победу в турнире, я решил, что отниму у него все: уважение, семью, любимую девушку, будущее. Для этого нужно было сделать единственную вещь. – Ноэль протянул руку и ласково погладил меня по щеке. – Забрать его невесту. Честное слово, Шарлотта, я полагал, что ты окажешься неприступной, как крепость, но ты даже не попыталась сопротивляться. Никаких внутренних противоречий.

Невесело хмыкнув, я отвела его руку от своего лица. Ощущать мягкое ласкающее прикосновение, несоразмерное отвратительной лжи, что без преград вылетала из его рта, было неприятно.

– Господи, я даже оскорблена! Нельзя было наврать что-нибудь помасштабнее? Не знаю... Сказал бы, что поспорил на меня с друзьями, – усмехнулась я, складывая руки на груди. – Ноэль, даю тебе вторую попытку рассказать, что случилось. И если ты продолжишь нести ересь, я действительно уйду из твоей жизни.

– Зачем ты заставляешь меня быть жестоким, принцесса? – выгнул он бровь. – Ты хочешь, чтобы я произнес это вслух? Хорошо. Без Александра Чейса я не заметил бы тебя в толпе других шай-эрских аристократок. Ты не просто не в моем вкусе, мне никогда не нравились девушки вроде тебя.

– Неправильный ответ! Но шанс ты уже истратил, поэтому послушай внимательно. В конечном итоге мне станет легче, всегда становилось, но тебя... – я со злостью ткнула его пальцем в крепкую грудь, – еще долго будет терзать это решение, принятое в общежитской комнате Ос-Арэта. Невозможность вернуться превращает сожаления в ад.

Я уже однажды шарахала дверью в театре и позволила себе этот фокус еще раз. Грохот разнесся такой, что в общежитии наверняка решили, будто магией все-таки прорубили окно в какой-нибудь из купален. От удара символично погасли номер комнаты и имя жильца. Глядя на ровные литеры, словно нанесенные угольным карандашом, я ощущала крепкий узел, стянувший живот.

– Иди ты в... свой проклятущий Норсент!

Единственное, чего хотелось по-настоящему, – вернуться и со злостью прокричать паршивцу в лицо, как сильно ранила меня его ложь. Но с миной истинной аристократки я зашагала туда, куда меня недвусмысленно послали: на выход. И меньше всего ожидала, что Ноэль нагонит меня на лестнице и схватит за локоть.

– Чарли, постой!

Показалось, что его прикосновение ужалило. Сама от себя не ожидая, я освободилась резким рывком и отпрянула к стене.

– Ты решил рассказать правду?

Он хмурился, словно не понимая, что сказать и для чего именно бросился вдогонку. На лице ходили желваки.

– Почему ты молчишь? – холодно спросила я.

– Не надо ехать одной.

У меня вырвался смешок, прозвучавший вовсе не издевательски, а жалко и очень горько.

– Что ты сказал? Не надо ехать одной? – повторила, разделяя слова.

– Уже поздно. – Ноэль на мгновение замялся. – Я провожу тебя.

Пожалуй, одной двери маловато, чтобы не взорваться от злости, как воздушный шар! Я осознала, что влепила звонкую пощечину, когда у северянина мотнулась голова, а у меня запекло ладонь. На его лице стремительно расцвел сочный след от женской руки. Кольцо на указательном пальце, обсыпанное мелкими острыми бриллиантами, расцарапало кожу на скуле северянина, и из ранки выступила кровь.

Он даже не подумал ее стереть, смотрел тяжело. Рваное дыхание поднимало грудь, тонкие ноздри расширились.

– Надеюсь, теперь ясно, что меня не надо провожать?

Пристальный взгляд Ноэля я ощущала лопатками, даже когда выходила в услужливо раскрытую домовиками дверь корпуса и щурилась от ледяного сквозняка, ударившего в горящую физиономию. Возможно, мне хотелось принимать желаемое за действительное, но внутренний голос кричал, что он оставался на лестнице до самого конца, пока я не скрылась на улице. Обернуться и проверить не позволила раненая гордость.

На середине пути между замком и пансионом, когда в прохладный салон проникал лишь призрачный свет фонаря, висящего над возницей, а от окна почему-то ужасно дуло, вдруг страшно защипало глаза и перестало хватать воздуха. Впервые в жизни меня душили рыдания, а я оказалась настолько не готова к проявлению женской слабости, что даже не сразу распознала приближение этой нежеланной, пошлой истерики. Во мне как будто проснулась особая слезная стихия, которую никак не удавалось укротить. Покачиваясь в такт движению кареты и шмыгая носом, со злостью кусала губы и стирала с лица непослушные слезы, без разрешения бегущие по щекам.

В пансион я заходила бледная, с опухшими глазами и с обкусанными губами. В особняке мадам Прудо, как и обычно, пахло сладкими булочками, тонкими духами и вишневыми ароматическими свечами. Из гостиной доносилась нестройная фортепьянная игра, звучали громкие девичьи голоса. Одна из соседок выглянула из дверей, увидела меня и выкрикнула так громко, что на лестнице с хлопком появился домовик в виде ободранного кота и немедленно исчез:

– Чарли вернулась!

В холл высыпали почти все жительницы особняка. Девочки-соседки встретили меня с пресными минами, словно мысленно уже распрощались и яростно спорили, кто переедет на второй этаж в свободную комнату, между прочим, не самую маленькую в доме, а я возьми и воскресни. Мадам Прудо лично вышла из столовой, а кухарка слезно заохала и пообещала прислать в спальню вкусняшек. Признаться, я даже несколько ошалела от ее теплого приема.

Зои поднялась со мной на второй этаж. Шла позади, шаг в шаг, беспрестанно приговаривая ласковые словечки. Едва мы оказались вдвоем, как она, чуть не плача, принялась каяться:

– Чарли, прости меня, пожалуйста! Я ужасная подруга! Беда случилась из-за меня! Я виновата!

– Ты вскрыла защитный полог на пару с Еленой Эридан? – мрачно пошутила я.

– Нет, конечно, – изменившимся голосом буркнула подруга. – Я рассказала Чейсу, что ты ночевала в общежитии. Утром приехал посыльный с запиской из академии, а потом вломился твой бывший жених! Как узнал, что ты не появилась в пансионе, сразу хотел вызвать поисковиков. Кричал, что ты ночью одна уехала из Но-Ирэ и потерялась по дороге. Я и выложила все как на духу: про переданную одежду, про ночевку. Он страшно взбесился. Просто ужас! Выскочил на улицу и так дверью шарахнул, что выпала ручка. Мы еще два дня ждали плотника.

– Все уже утряслось, Зои, – отозвалась я, пытаясь отпереть комнату ключом. – Не переживай.

– Ой, после того как твоя мама ушла, я запечатала замок заклятием! – вспомнила она.

Мы наконец проникли в спальню. На первый взгляд было незаметно, что мама приходила в мое отсутствие, но учебники и книги на секретере стояли стройным рядком, рассортированные по цветам. В хрустальном графине с водой появилась серебряная ложечка. Мама искренне верила, что от серебра вода приобретает целительные свойства. Наверняка, войдя, первым делом она раскрыла все окна и хорошенько проветрила комнату.

На ходу стянув пальто, я кое-как освободилась от ботинок и без сил рухнула спиной на кровать. Сейчас, когда лихорадочное возбуждение спало, начала накатывать слабость и снова захотелось плакать.

Зои упала рядом, сложила руки на животе и повернула ко мне голову:

– Почему ты сбежала из поместья?

– Узнала, что Ноэля высылают из Шай-Эра, – тихо отозвалась я, разглядывая балдахин над головой. Тело казалось чугунным и тяжелым: не пошевелиться, не поднять рук.

– Он почти не отходил от тебя, пока ты лежала без сознания в лазарете, – вздохнула Зои. – На нем лица не было, так сильно переживал! Лекари обещали, что ты очнешься за пару часов, но ты все время спала. Потом неожиданно появилась госпожа Тэйр с семейным лекарем, и тебя увезли из замка.

– Что ж, видимо, ему надоело переживать, потому что он меня сегодня бросил, – со злой иронией проговорила я и вдруг почувствовала, как в носу опять защипало, поперек горла встал горький ком, а к глазам подступили слезы.

Наверное, я позволила бы себе порыдать в жилетку лучшей подруги, но дверь в комнату торжественно распахнулась и явила Вербену в расстегнутом пальто и с длинным полосатым шарфом.

– Чарли! – вскрикнула она с порога. – Я вернулась со свидания, а мне сказали, что ты жива!

Протягивая руки, она бросилась к кровати, ловко втиснулась между нами с Зои и обеих обняла за шею, словно собиралась то ли поломать позвонки, то ли задушить. Захват у зверомага был преотличный! Сразу видно, что готовилась в будущем скручивать бешеных химер и сворачивать крылья мифическим горгульям, в которых эти самые химеры изредка превращались.

– Господи, обнимай только ее! – прохрипела Зои, кое-как освобождаясь от железных объятий соседки по этажу и осторожненько отползая поближе к подушкам. – Зачем ты меня-то мучаешь?

Вообще, я тоже была против бурного рукоприкладства, которое по какой-то непонятной причине пытались выдать за проявление радости, но с Вербеной следовало вести себя как с игривой химерой: дождаться, когда она сама отцепится и начнет вещать. Так и случилось.

– Я позавчера сходила в храм, поставила курительную палочку за упокой твоей души и попросила мадам Прудо переселить меня в эту комнату, – поделилась она.

– Да ты настоящая подруга! – издевательски протянула я.

– Ты что же, обиделась? – искренне удивилась Вербена. – Я купила самую дорогую палочку!

– Благодарю за щедрость, – с трудом сдерживая смешок, фыркнула я.

– Между прочим, поселиться в комнате погибшей подруги тоже очень символично. Если ты не знала, то этот шаг – проявление огромного уважения! Вдруг твой злой дух остался бы в спальне и отражался в зеркалах? Тут никто не сумел бы жить, только глубоко любящие тебя подруги! Но нам повезло – ты возродилась! Выглядишь, правда, паршивенько. – Она с прищуром присмотрелась к моему, по всей видимости, бледноватому лицу и торжественно провозгласила: – Но я могу тебя чуточку подлечить.

– Я выгляжу паршиво, но чувствую себя прекрасно!

– Она полностью здорова! – в унисон мне выпалила Зои.

Обидно остаться невредимой после попадания магического заклятия, но потом отравиться дурацкой настойкой, изготовленной зверомагом то ли по наитию, то ли по какой-то тайной книжке.

– Ты выглядишь зеленой и несчастной, – сузила глаза Вербена.

– Мне просто надо хорошенько выспаться!

– Да-да! Сон – лучшее снадобье от слабости! – с жаром поддакнула Зои, которая, к слову, всегда утверждала, что лучшее снадобье от всех болезней и от разбитого сердца – горячее вино. Самое главное, подогреть его до нужной температуры, а для душевных и телесных недугов она разная.

Утро началось со звука открываемой портьеры. В сумрачную комнату хлынул яркий солнечный свет. Сощурившись, я приоткрыла глаза и обнаружила маму, стоящую на фоне окна. Светлые волосы были собраны короной на голове, стройную фигуру, затянутую в идеально сидящую двойку с бархатной юбкой, очерчивал светлый контур.

– Доброе утро, моя дорогая, – произнесла мама музыкальным голосом. – Здесь очень душно. Я попросила горничных проветрить, пока тебя не будет, и тщательно вытереть пыль. Мы им прилично доплачиваем за уборку, а у тебя страшный бардак.

В спальне царил идеальный порядок, но спорить с родительницей бесполезно. От нее станется натянуть белые бальные перчатки и пройтись по всем поверхностям в поисках пыли. Не сомневаюсь, что где-нибудь обязательно отыщется.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, вытаскивая из ридикюля знакомый флакончик с укрепляющими каплями, выписанными нашим семейным лекарем.

– На удивление неплохо, – вздохнула я, потягиваясь. – Отлично выспалась!

После вчерашних злоключений хотелось издохнуть под одеялом под грустную музыку, но крепкий сон и половина бутылочки с настойкой боярышника из запасов Зои явно превратили меня из живого трупа в обычную девушку. Может быть, не особенно счастливую, но точно здоровую.

– И к слову, я не злюсь на твой внезапный отъезд из поместья, но могла бы сказать, что хочешь долечиваться в пансионе, а заодно и извиниться, – заметила мама.

– Извини, – непроизвольно отозвалась я, хотя виноватой себя не чувствовала.

– Завтра я возвращаюсь в Но-Ирэ, приезжай на выходных. Тебе надо показаться хорошему лекарю, возможно, даже знахарю, и избавиться от этой... говорящей метки.

– Хорошо, – послушно кивнула я.

– Сегодня ужинаем с Чейсами. Ночевать останешься в поместье.

– Зачем?

– Потому что они пригласили! Что бы ты ни думала, помолвка официально не разорвана, вспомни о манерах и веди себя соответственно, – резковато ответила она и, прочистив горло, словно сожалела о порыве, поправила идеально уложенные волосы. – Попрошу кухарку принести завтрак в комнату. Ненавижу пить кофе в вашей унылой столовой.

Мама вышла, подчеркнуто тихо закрыв дверь. Щелкнул замок, я моргнула, словно выходя из магического транса, и упала на подушки. Ничего себе доброе-бодрое утро!

В середине дня замок напоминал огромный гудящий улей, и отчего-то казалось, будто этот улей гудел именно по мою душу. Стоило зайти в гардеробную, как люди, там находившиеся, мгновенно замолчали и повернулись в мою сторону, разглядывая с таким любопытством, словно в Ос-Арэт заявился несуществующий герой анекдотов. Видимо, история с поединком по-прежнему считалась самой горячей сплетней академии.

Людей и шепотки я старалась не замечать, сложнее оказалось не позволить себе случайно завернуть в восточное крыло, где находились атлетические залы и, возможно, тренировался Ноэль. Желание увидеть его хотя бы одним глазком засело на таком глубоком подсознательном уровне, что причиняло практически физическую боль.

Чейс-младший обнаружился в читальном зале. От занятий его отстранили, но сдачу диплома никто не отменял. Сидя на обычном месте, он обложился учебниками и что-то раздраженно черкал в блокноте. По всей видимости, работа не шла. Я постучала по крышке стола костяшкой пальца, неожиданно заставив замигать настольную лампу. Алекс поднял голову. Всего на одно мгновение, но пронзительно-синие глаза вспыхнули незнакомыми прежде эмоциями, очень подозрительно напоминающими то ли радость, то ли облегчение.

– Надо поговорить, – сухо бросила я.

Как и в прошлый раз, мы поднялись по винтовой лестнице на второй ярус и спрятались за стеллажами, подальше от чуткого слуха смотрителя, с особым пристрастием бдящего за нарушителями порядка. Помня о том, что случилось в театре, я отодвинулась от бывшего жениха на безопасное расстояние.

Видимо, заметив, что леди не желает впускать его в личное пространство, Алекс оперся спиной о книжные полки и нарочито скрестил руки на груди. Прекрасно! Меня устраивало, что он эти самые руки держал на замке.

– Ирэна сказала, что ты в полном порядке и уже со вкусом портишь Лилии настроение. – Он улыбнулся. – Хорошо выглядишь.

– С утра накрасилась, – хмуро пошутила я, но только собиралась начать разговор о предстоящем ужине и договориться, что именно мы собираемся сказать родителям, Алекс вымолвил:

– Чарли, я не знаю, как просить прощения за то, что случилось.

Я несколько опешила и очень по-умному моргнула. Александр Чейс никогда не просил прощения. Иногда казалось, что он просто не знал ни такого слова, ни его значения, а о синонимах вообще ничего не слышал. Оказывается, еще как знал, просто не считал нужным использовать.

– Елену отчислили сразу после инцидента, – добавил он. – Она больше не причинит тебе вреда.

У меня вырвался издевательский смешок.

– Почему ты смеешься? – с претензией вопросил Алекс. Он, конечно, искренне старался быть хорошим парнем, по крайней мере лучшей своей версией, но натуру-то не переделаешь.

– За театр не хочешь извиниться? Или за то, что сцепился с Ноэлем, хотя не имел на это морального права.

– Отчего же не имел?

Очевидно, бывший жених не испытывал ни капли сожаления. Более того, я удивилась бы, возникни в нем чувство вины.

– Вообще-то, Алекс, он не ответил на удар, когда ты налетел на него перед Новым годом, – фыркнула я, не обращая внимания на то, что он поджал губы и сузил глаза, явно недовольный тем, куда зашел разговор. – Хочешь услышать, что я думаю о Елене? Она заслужила отчисление! Но выставлять свою бывшую серийной убийцей как минимум низко. Во всем, что случилось, есть и твоя вина. Люди не перестают любить в тот же миг, как расстались. Чувства угасают постепенно и зачастую мучительно.

– С каких пор Шарлотта Тэйр стала специалистом?

– Не забыл? У меня богатый опыт безответной любви...

Мы помолчали.

– Ссориться бессмысленно, – прекратила я дурацкий спор. Очевидно же, что каждый останется при своем мнении. – На самом деле я хотела поговорить о сегодняшнем ужине. Родители наверняка поднимут тему помолвки. По-моему, отличный момент сказать им, что мы хотим мирно разойтись и не имеем друг к другу претензий.

– Зачем? – неожиданно бросил Алекс.

– В смысле – зачем? – опешила я. – Не ты ли говорил, что не собираешься жениться?

– Что-то такое припоминаю... – пробормотал он и почесал бровь. – Хорошо, я буду готов, если речь пойдет о нас... о нашей помолвке.

Неожиданно совсем рядом зазвучали приглушенные голоса, говорящие на северном диалекте.

– Ты не поможешь мне с переводом? – канючила Рэдмин на диалекте. – Я принесла взятку: перекус и кофе!

– В библиотеке запрещено есть, – с раздраженной интонацией отбрил Ноэль.

Они появились в проходе. Высокая девушка с термосом из академической столовой в руках и мой первый мужчина, оставивший в груди не сердце, а растерзанные клочья, которые неожиданно начали болеть даже от мимолетной встречи.

Ноэль повернул голову, обнаружил нас с Алексом и, не замедляя шага, с равнодушным видом отвернулся. Я поймала себя на том, что до побелевших костяшек вцепилась в край книжной полки, словно подсознательно ища опору, чтобы удержаться на ногах и не свалиться в обморок.

– Коэн, тебе сложно по-дружески помочь? – снова заговорила Рэдмин, исчезнув из поля зрения. – Все равно уже не ходишь на занятия.

– Может, мне просто за тебя написать? – Он резко повысил голос.

Некоторое время мы с Алексом сохраняли принужденное молчание. Я сосредоточилась на том, чтобы кое-как отцепиться от стеллажа. Держалась так крепко, что пальцы свело.

– Если ты меня подождешь, то поедем в поместье вместе, – предложил он. – Я освобожусь через полчаса.

– Хорошо, – согласилась я, надеясь, что за книжными шкафами нас тоже слышат. – Как раз успею заглянуть к Канахену.

Профессор встретил меня неласково. Как выяснилось, только смерть являлась достаточной причиной, чтобы вовремя не сдать сочинение, а четыре обморочных дня не считались. Очередной раз, наверное, сотый со дня поступления в Ос-Арэт, он отчитал меня на северном диалекте, употребив в пламенной тираде такие витиеватые обороты, что я и половины не поняла. К счастью!

В итоге старик сменил гнев на милость, а заодно тему сочинения, и разрешил сдать работу до конца недели. Не сказать чтобы до этого самого конца оставалось много дней, но, выйдя из преподавательской, я всерьез поцеловала словарь по диалекту и мысленно поблагодарила северных богов за отсрочку.

– Посмотрите-ка, у Тэйр никакого стыда! – заговорили девчонки, стоящие возле подоконника. – Такой переполох случился, а она носит себя с видом королевы.

Несколько обалдев, что меня обсуждают посреди коридора, даже не попытавшись понизить голос до заговорщицкого шепота, я обернулась к «громким» сплетницам. С неприятной улыбкой на меня таращилась ректорская племянница и ее свита в полном составе.

– Говорят, Шарлотта, что жених разорвал помолвку, потому что ты изменяла ему с северянами, – проговорила она.

– И сколько их было? – хмыкнула я.

– Не знаю, я же вам свечку не держала, – фыркнула ректорская родственница.

– Говорят, Гвендолен, что тебя взяли в академию только потому, что твой дядя – ректор, иначе ты никогда не прошла бы вступительное испытание, – не осталась я в долгу. Говорить гадости вообще несложно, особенно под соответствующее настроение. – Люди, похоже, не соврали. Ведь мне хватало мозгов не озвучивать идиотские сплетни вслух, а тебе – нет.

– Мало тебе досталось боевым заклятием! – злобно сощурилась она, пригрозив физической расправой, словно действительно ей хватило бы смелости послать в мою сторону что-то пострашнее злобного шепотка. – Еще хочешь?

– То есть ты решила повторить путь Елены Эридан? – издевательски заключила я. – Не скажу, что тоже очень умный ход, но отговаривать не буду. Удачи, Гвендолен!

Честное слово, думала, что она действительно напросится на разборки с собственным дядькой и окатит меня какой-нибудь магической гадостью или просто по старинке вцепится в волосы, но ректорская племянница судьбу отчисленной стипендиатки повторить не пожелала. Зато настроение подпортила знатно!

* * *

Семейные ужины обычно доставляли удовольствие только двум людям: моей матери и Энтону Чейсу. Остальные, как правило, мрачно жевали угощения и считали главной задачей вовремя вставить в разговор уместную реплику. В этот раз Чейс-старший выписал из Но-Ирэ известного повара, создающего блюда с помощью магии, а не на очаге. Видимо, поэтому вся изысканная еда была чуть тепленькая, а порции отличались таким условным размером, что заподозрить кого-то за столом в переедании было невозможно даже при богатой фантазии.

В приглушенном свете, разбавленном огоньками зажженных для красоты свечей, влажно поблескивал политый маслом с перцем ярко-алый омар. Никто не стремился его испробовать, и монструозное ракообразное, как и канделябры, красовалось на столе исключительно как часть сервировки. В камине потрескивали вишневые поленья, и в целом обстановка отличалась домашним уютом, который обычно обнаружить в поместье Чейсов очень и очень сложно. Жаль, компания к милой атмосфере подобралась не особенно приятная.

– Позвольте тост! – приторно улыбаясь, Энтон поднял бокал с густым красным вином. – За здоровье нашей дорогой Шарлотты! К счастью, ужасная ситуация с несчастным случаем разрешилась наилучшим образом. Виновные наказаны, содействующие... тоже.

Он покосился на своего сына, и тот, не дождавшись окончания тоста, сделал из бокала глубокий глоток. Я скрипнула зубами от ненависти к этому отвратительному человеку, но фужер подняла и вежливо улыбнулась, изображая благодарность. Не очень талантливо, но всех устроило.

– Александр, а ты не собираешься возвращаться домой? – задала мама, по всей видимости, самый больной вопрос, который волновал обоих Чейсов, притом каждого по-разному. В ожидании ответа Ирэна не донесла до рта широкий бокал с прозрачным вермутом.

– Нет, – не разочаровал мачеху пасынок. – В замке удобно жить. Не приходится каждый день мотаться на тренировки.

– Когда-то птенцы должны улетать из гнезда, – не скрывая облегчения, улыбнулась она. – Как твои уроки северного диалекта, Шарлотта?

Возникла странная пауза. Я понятия не имела, куда деть глаза от неловкости, и очень захотела спрятаться под стол.

– Прекратились, – несмотря на внутреннюю панику, с достоинством ответила на каверзный вопрос. – Я, к слову, в прошлый раз отдала Алексу шкатулку, которую вы мне передали.

Мы обменялись с Ирэной недобрыми взглядами.

– Так что же вы решили с помолвкой? – вдруг спросила она, и в воздухе мигом сгустилось такое напряжение, что даже зажженные в канделябре свечи вытянулись острыми длинными пиками. Не шучу!

Мы с Алексом встретились глазами. Он облизал пунцовые, обветренные на морозе губы и перевел взгляд на мою мать.

– Лилия, по просьбе Шарлотты мы погасили обручальные нити. Носить свадебный символ в академии иногда бывает обременительным. Он привлекает внимание и вызывает много вопросов у сокурсников, – вдруг понес бывший жених страшную околесицу. – Но это никак не изменило моих планов жениться на вашей дочери.

– Алекс! – рявкнула я, пялясь на него, как на чокнутого.

– Что? – У него дернулся на лице мускул.

– Ты голову отбил?! Какого демона ты несешь?

Неожиданно горло перехватило невидимым ледяным ошейником. По телу вихрем пронеслась чужая колючая магия, царапающая жилы изнутри. Я попыталась выдавить хотя бы слово, но получилось только сипло кашлянуть.

Требовалось время, чтобы мои собственные крохи дара изгнали чужое заклятие, и от ярости я швырнула тяжелую серебряную вилку на фарфоровую тарелку. Одну из тех, что тысячу раз колотила в мечтах. Проклятущая посудина, к слову, выстояла.

– Полагаю, что Шарлотта переволновалась, – спокойно заявила мать, заткнувшая рот собственной дочери с помощью колдовства.

Мгновением позже магия растаяла, и я с возмущением выдохнула:

– Господи, мама, вы применили ко мне стихийное заклятие! Теперь я действительно начинаю волноваться!

– Шарлотта, пожалуй, тебе стоит уйти к себе в комнату и позволить нам спокойно закончить ужин, – резко приказала она. – Видимо, ты не до конца восстановилась после несчастного случая, раз совершенно не способна следить ни за своими словами, ни за своим поведением. Иди.

Мы с Ирэной встретились глазами. Она спокойно потягивала приторно-сладкий, не разбавленный ничем, даже водой, напиток и издевательски ухмылялась, словно без слов говоря, что по-хорошему предупреждала, чем закончится этот мой... предсвадебный бунт.

– Благодарю за ужин. – Я отвела взгляд и с улыбкой, вернее, с кривоватым подобием улыбки, поднялась из-за стола. – И кстати, Алекс... В день, когда приехал Ноэль, ты сказал, что умение отказывать когда-нибудь очень сильно пригодится мне в жизни. Так вот я всегда умела отказывать, просто не тебе. Какое счастье, что и это тоже изменилось! Нет! Я не принимаю предложение.

– Шарлотта Мария Тэйр! – охнула мама, опешив от моей неуемной дерзости.

– Еще раз используете магию?

– Если понадобится!

– Прекрасно, но сначала позвольте договорить. – Я дрожала от нервного возбуждения, но говорила твердым, уверенным голосом. – Господин Энтон?

Тот сидел бледный от ярости и, кажется, не меньше мамы хотел использовать пару-тройку каких-нибудь противных заклятий, способных заставить меня немедленно, без колебаний и обсуждений, поскакать галопом по морозу к обручальной чаше.

– По соглашению за разрыв с вашим сыном я обязана выплатить компенсацию своим имуществом. Забирайте все. Именно об этом я написала отцу сразу после Нового года. Мама в курсе. Понятия не имею, почему она делает вид, что ничего не знает. Приятного ужина.

Она ворвалась в спальню практически следом за мной. Подчеркнуто аккуратно закрыла дверь. Торчащий из замка ключ три раза провернулся сам собой. Вряд ли мама замечала, что у нее под ногами стелилась белая поземка, напрочь портящая замечательный азрийский ковер, купленный еще первой госпожой Чейс. С другой стороны, как бы это цинично ни звучало, родная матушка Алекса никогда не предъявит претензий.

– Почему ты решила, что кто-то позволит тебе разорвать эту помолвку? Потому что тот мальчик из Норсента так сильно вскружил тебе голову, что жениху пришлось вызвать его на поединок?

Ничего себе поворот! От вольной трактовки событий я, прямо сказать, даже рот открыла. Потом, правда, закрыла – очень захотелось заскрипеть от злости зубами.

– Посмотри на вещи трезво, Шарлотта, – процедила она сквозь зубы. – Александр Чейс – тот мужчина, которого ты выбрала. Он поведет тебя к венчальной чаше!

– Нет.

– Так и будет! – жестко произнесла она. – Не в этом году, так в следующем, а может быть, через два года. Вы все равно в итоге поженитесь!

Некоторое время мы пытливо изучали друг друга, излучая откровенную враждебность. Снежный след, оставленный мамой на полу, стремительно таял. Вода впитывалась в ковер, не оставляя ему ни единого шанса остаться невредимым.

– Подумайте, мама, вы действительно хотите, чтобы лет через десять я превратилась в уставшую от жизни несчастную женщину, которая начинает каждый новый день с глотка коньяка и носит в сумочке фляжку с бренди?

– Не драматизируй, – сухо бросила она, явно распознав намек на Ирэну. – Нас с семьей Чейсов слишком многое связывает. Тебе стоит смириться и перестать витать в облаках. Мы с твоим отцом тоже поженились по договоренности.

– Но вы папу любите!

– Уже да.

– А я Алекса – уже нет.

– Ты взрослая женщина, Шарлотта, и должна понимать, что брак – это не всегда история о любви. – Она усмехнулась. – Я попрошу, чтобы десерт принесли к тебе в комнату. Магистр-шеф приготовил чудный малиновый пудинг.

– Ты всегда так поступаешь! – не удержалась я.

– Что? – Мама обернулась и от возмущения, что к ней обратились без должного уважения, сузила глаза.

– Обесцениваешь мои слова, заканчивая разговор какой-нибудь несущественной мелочью. Словно мы обсуждали погоду, а не судьбоносное решение, способное полностью изменить мою жизнь!

– Иногда завравшихся детей нужно осекать, дорогая дочь, – холодно ответила она. – Ты поймешь меня, когда у вас с Алексом появится свой ребенок.

Хотелось вернуться в пансион, но даже я понимала, что после скандала, учиненного за ужином, побег из поместья окажется большим перебором.

Заснуть не получалось. Я вертелась в кровати, взбивала подушку, путалась в одеяле, но от ярости сон не шел. Не выдержав, поднялась и отправилась в библиотеку, чтобы отыскать какой-нибудь любовный роман и почитать вместо снотворного. Желательно, чтобы в конце истории главный герой издыхал, а навязанная невеста цвела, пахла и прекрасно жила до самой глубокой старости с мужчиной, способным сделать ее самой счастливой женщиной не земле.

Предположительный отец моих будущих детей не нашел времени и места получше, чтобы надраться бренди из «глобуса» будущего счастливого деда. Хотелось верить, что двадцатилетним крепким алкоголем Алекс лечил не только потрясенную мужскую гордость, но и жесточайшее несварение. Этот паршивец просто заслужил, чтобы от блюд высокой кухни, созданных магией, а не приготовленных на огне, у него заболел живот!

Когда я заходила, он доливал в испитый широкий стакан остатки темного напитка из практически пустого хрустального графина.

– Завтра у тебя будет похмелье, – уверенно предрекла я и с непроницаемым видом направилась к книжным шкафам.

– Давай поговорим? – вдруг предложил то ли бывший, то ли настоящий жених. Признаться, уже сама запуталась.

– О том, что ты сначала не хотел на мне жениться, а потом вдруг захотел? – огрызнулась я. – Нет, спасибо. Я уже сказала, что выплачу компенсацию. И закончим разговоры.

– Скажи, Шарлотта, я настолько тебе противен? – глухим голосом спросил он.

Неожиданно оказалось, что он гораздо трезвее, чем мне подумалось, глядя на пустой графин. Видимо, Алекс был не первым человеком в доме, решившим подлечить нервишки элитным бренди, и только-только приступил к дегустации, когда я нарушила его уединение с отцовским тайником.

– Я люблю тебя, Чарли!

– А я люблю его, Алекс!

В замешательстве бывший жених хотел глотнуть напиток, но отставил стакан на столик и нервно взлохматил аккуратно уложенные на косой пробор волосы. Синие глаза казались одновременно и испуганными, и злыми.

– Проклятие! Лучше бы ты сказала «спасибо», честное слово, – наконец высказался он и растер лицо ладонями. – Предпочитаю чувствовать себя кретином, у которого есть шанс завоевать собственную невесту, чем кретином, которому ничего не светит.

Раньше у тебя светилась обручальная нить, Александр Чейс, но ты все проср... упустил все шансы.

– Прости, Алекс, – развела я руками.

– Ты еще и прощения попросила! – невесело хмыкнул он. – Не замечал, насколько ты на самом деле жестокая, Шарлотта Тэйр.

– Но ты все еще хочешь на мне жениться?

– Да!

– Мы были близки с Ноэлем, – ни капли не смущаясь, призналась я.

Алекс побледнел, но быстро взял себя в руки.

– И что? – бросил он. – Я собираюсь быть твоим единственным, и мне не важно, кто оказался первым!

– Но это важно для меня.

Мы помолчали. В тишине книжными страничками шуршали библиотечные духи.

– Алекс, на самом деле ты любишь не меня, а то, что я олицетворяю в твоей жизни, – мягко проговорила я.

– И что же? Озвучь, может, я чего-то не знаю?

– Порядок, спокойствие и, главное, неизменность. Но когда-нибудь появится женщина, непохожая на меня или на Елену Эридан, ты в нее влюбишься по-настоящему и снова решишь, что меня ненавидишь. Навязанных невест всегда ненавидят, Алекс. Может, поступим по-умному и расстанемся, пока еще можем остаться друзьями?

– Я не готов тебя отпустить, – твердо отказался он поступать по-умному. – Не сейчас!

– А я не готова оставаться твоей невестой ни на каких условиях!

Знаете, мне тоже очень сложно вести себя спокойно и рассудительно, когда хочется побить кретина чугунной кочергой. Меня останавливало исключительно отсутствие этой самой кочерги!

– Они не позволят нам разойтись, Шарлотта. – Он указал пальцем на закрытую дверь библиотеки, видимо, намекая на наших родителей. – В конце концов мы все равно придем к венчальной чаше.

– Самое главное, чтобы у венчальной чаши меня ждал другой мужчина, а ты ожидал другую девушку, – пошутила я и протянула раскрытую ладонь для рукопожатия: – Останемся друзьями, Александр Чейс?

Он сбежал из библиотеки, не пожав моей руки и прихватив отцовский бренди, видимо, в качестве сердечного болеутоляющего. Зато подробно объяснил, в каком гробу видел дружбу с невестой, променявшей его на какого-то северянина.

«Он даже не шай-эрец!» – воскликнул Алекс и шарахнул дверью, перепугав трудолюбивую книжную нечисть.

Не сказать, чтобы я сильно расстроилась из-за его отказа. Женихом Александр Чейс был отвратительным, просто какой-то жених из ада! Вряд ли из него вышел бы хороший друг.

В столовой Чейсов мы завтракали с мамой вдвоем, и от продолжения скандала нас спасло лишь то, что я выбрала стратегически правильное место на противоположном конце стола. Правда, совместной поездки в карете избежать не удалось. Она уезжала в Но-Ирэ и непременно пожелала подбросить меня до академии, словно боялась, что я тихо соберу дорожный сундук и с самого утречка дерну в Норсент. Без разрешения на въезд и портальный переход, чтобы уж наверняка прославить семью Тэйр на два королевства, если о нас еще где-то не слышали!

По дороге я все ждала, когда начнется новый акт обручально-свадебной драмы, но не случилось. Довезли меня быстро, в принужденном молчании, видимо, призванном продемонстрировать, насколько родительница опечалена глупостью взбунтовавшейся дочери. Выходя из кареты, я сделала вид, что забыла попрощаться.

– В выходные я жду тебя дома, – строгим голосом напомнила мама о поездке в столицу.

– Слушаюсь, мадам, – буркнула я и, накинув на плечо портфель с учебниками, пошагала к парадным дверям.

День был загружен занятиями, к вечеру больше всего хотелось вернуться в пансион, но пришлось отправиться в читальный зал за книгами для сочинения Канахену. К сожалению, оно само себя писать никак не желало, и страница блокнота какой день подряд оставалась удручающе пуста.

Профессор потребовал, чтобы я выбрала несколько известных высказываний и рассказала, какую мудрость они несут миру. Но для начала «мудрость» следовало отыскать, свериться со словарем и понять, несет ли она вообще что-нибудь, кроме пустых слов.

За фолиантами на северном королевском диалекте смотритель отправил меня в отдел литературы на иноземных языках, на второй ярус. Набрав целую стопку книг, я выбрала стол в нише, зажгла лампу и разложила вещи. Северный диалект традиционно ввергал меня в сон. Зевая, я листала зачитанные книги. Раскрыла очередной том на развороте, где предыдущий чтец сломался: заложил ленточкой-закладкой и сунул обратно на полку.

Посреди желтоватой страницы без особенного пиетета кто-то подчеркнул чернильной линией пару строчек. Невольно я пробежала глазами по фразе, прочла шепотом. Она звучала подозрительно знакомой...

Перед мысленным взором появился Ноэль на фоне новогоднего дерева. Он бросал эту самую фразу раздраженным голосом и отказывался давать точный перевод. Невольно представилось, как, сидя на втором этаже библиотечного зала, северянин твердой рукой, продавливая пористую бумагу острым кончиком пера, подчеркнул нужную фразу в книге. Видимо, считал, что я ради интереса отправлюсь в библиотеку, но мне не хватило любопытства.

С энтузиазмом, достойным исключительно сочинения для Канахена, я схватилась за словарь, собрала предложение, как мозаику: слово к слову, литера к литере, и получила в итоге сущую нелепицу.

– Господи, чем я только занимаюсь? – в сердцах проворчала я, растерев лицо ладонями, и снова схватилась за словарь. Через некоторое время переведенная фраза аккуратно легла на бумагу.

«Оберегай любовь свою, даже если тебя посчитают злодеем».

– Алекс, значит, тебе жить мешал? – пробормотала я себе под нос и решительно полезла в книжку – искать, кто первым высказался о таком возмутительном принципе причинения добра и защиты большой любви. У этих северян вечно все не как у цивилизованного мира! Никогда не считала себя поклонницей искаженной теории, что жесткость можно оправдать, а добро должно обладать крепкими кулаками...

Проснулась я, сладко прижимаясь щекой к раскрытой книжке с тем самым высказыванием, по которому жил Ноэль. Огонек в настольной лампе оказался приглушен, нишу и стол обступал полумрак. Тишина стояла, как в заброшенном склепе. Стопка книг со стола исчезла, зато появился термос с питьем. Теплым, если судить по мерцающему на боку символу. С недоумением я выпрямилась и обнаружила, что плечи прикрыты мужским пиджаком. Не возникало никаких сомнений, кто именно проявил неожиданную заботу.

Со злостью я стянула пиджак и отправилась на поиски его хозяина. Ноэль нашелся довольно быстро по яркому свету, мерцающему за стеллажами. В рубашке с закатанными рукавами он стоял возле полок с книгами, написанными на языке северного полуострова, и с сосредоточенным видом просматривал какой-то фолиант. На табуретке возвышалась аккуратная, уголок к уголку, башня из томиков.

– Проходил мимо библиотеки и решил подучиться родному языку? – проговорила я, не заботясь, что в читальном зале следует вести себя очень тихо. Полагаю, правило не действовало, когда не слышал смотритель.

Ноэль оторвался от текста и устремил на меня нечитаемый взгляд. В ярком магическом свете можно было рассмотреть каждую черточку лица и то, как напрягались под тонкой тканью строгой рубашки мускулы на руках. Он казался очень красивым, далеким и чужим, даже в груди щемило.

– Забери, мне не нужно!

Я швырнула в него пиджак, но чуточку не докинула. Вещь свалилась северянину под ноги и покрыла пол.

– В пятницу я покидаю Шай-Эр, Чарли, – неожиданно прервал он молчание.

– И решил напоследок написать за меня сочинение? – огрызнулась я. – Спасибо, сама справлюсь! Счастливого пути.

Теперь следовало красиво и гордо уйти, но ноги не шли. Мы смотрели глаза в глаза и не шевелились. Внутри у меня не просто болело, а перемалывало. Кажется, было больно даже костям.

– Почему ты меня бросил? – вырвалось внезапно, сама не ожидала.

– Позови я тебя с собой, ты уехала бы? – вопросом на вопрос ответил он.

– Да, – не задумывалась ни секунды. – Ты сам знаешь.

– Поэтому.

– Поэтому – что? – Я услышала свой голос, словно звучащий со стороны, а в нем – ярость.

– Ты хотела правду, почему я решил расстаться. Вот она – правда. Я расскажу, как будет: ты бросишься за мной следом на полуостров, оставишь позади все, что связывает тебя с Шай-Эром: семью, друзей, привычную жизнь. Побег тебе никогда не простят, не девушке твоего положения и круга. Ты превратишься в изгоя здесь, но останешься чужой там. В конечном итоге жизнь со мной сделает тебя глубоко несчастной.

– «Оберегай любовь свою, даже если тебя посчитают злодеем», – со смешком процитировала я. – Я все-таки нашла словарь и проверила перевод. Верный?

– Вольный, – спокойно поправил он.

– Без разницы, – чувствуя, что готова кидаться книгами от злости, бросила я. – Ты действительно считаешь меня полной тупицей, Ноэль Коэн? Думаешь, я не осознавала, чем рискую, когда говорила, что готова уехать с тобой? Я не собираюсь терять ничего из того, что у меня есть! Понятно?

– В Норсенте умение укрощать стихию перевешивает любые человеческие качества. После смерти того парня репутация Коэнов оказалась под большим вопросом. Чарли, я не уверен, что смогу защитить тебя, как должен, а в Шай-Эре тебе уготовано блестящее будущее. Здесь ты будешь сверкать, как заслуживаешь.

– Видимо, я заслуживаю сверкать, как увядающее новогоднее дерево, – издевательски протянула я. – Если ты не догадался, то блестящее будущее мне уготовано замужем за парнем, которого одобрят родители. Как подумаю, так даже мысленно жизнь сияет яркими красками!

– Ты ерничаешь.

– Конечно! Что мне еще останется, если я слушаю любимого мужчину, а слышу свою мать? Ты как будто говоришь устами Лилии Тэйр!

Неожиданно непроницаемая маска, обычная для Ноэля, дала трещину. Он начал меняться в лице.

– Бог мой, ты говорил с ней! – опешила я.

– Твоя мать приходила ко мне, и я согласен с Лилией, Чарли.

От неожиданного понимания, что мы расстались благодаря моей «заботливой» маменьке, захотелось не просто швыряться учебниками, а еще треснуть северянина куда-нибудь... в глаз. Я уперла руки в бока и перевела дыхание.

– Поверить не могу! У меня просто слов нет, Ноэль! Уму непостижимо!

– Чарли, послушай меня...

– Помолчи! – рявкнула я, выставив вперед палец. – Иначе меня разорвет от злости! Выходит, Лилия в своей обычной манере приказала нам расстаться, а ты пораскинул мозгами, взял и сделал? Как ты позволил ей влезть в наши отношения?

– Она твоя мать.

– Она женщина, умеющая манипулировать людьми почище прожженного дипломата! Отцу фору даст! – вызверилась я. – Как вспомню, какую безобразную сцену она вчера устроила, когда я отказала Алексу, так хочется поехать в Но-Ирэ и закатить грандиозный скандал!

Мы замолчали. У меня першило горло, в ушах стоял звон. Не осознавая, впервые в своей жизни от злости я орала на человека. Открытие по-настоящему ошеломило, ведь в меня с детства вбивали, что повышать голос на кого бы то ни было, даже на обнаглевшую химеру, сгрызшую лучшие туфли и закусившую бабушкиным колье, совершенно недопустимо. Странно, как не прискакал смотритель и не вытолкал нас взашей за возмутительное попрание принципа библиотечно-мертвой тишины.

– Людям, которых любишь, надо давать второй шанс, Ноэль, поэтому спрошу еще раз... – быстро проговорила я, боясь, что он меня перебьет и выдаст очередную глупую, жестокую гадость. – Ты позовешь меня с собой?

Последовала пауза. Тяжелая, долгая, полная моей отчаянной надежды и его мучительных колебаний.

– Чарли...

Сердце упало.

– Не повторяйся. Я с первого раза тебя услышала и поняла.

Уходила гордо, с видом независимой, самостоятельной женщины... Эта самая женщина заплатила огромное состояние за расставание с одним мужчиной и пожертвовала гордостью, чтобы оказаться брошенной второй раз – другим. Просто чемпион в любви, золотой орден прикалывать некуда!

Ноэль нагнал меня неожиданно. Сжав локоть, резко развернул к себе лицом и обхватил руками. Зарылся пальцами в волосы, прижал так сильно, что остановилось дыхание. Я затрепыхалась, пытаясь освободиться, и знакомым жестом он придавил ладонью мою поясницу, спокойно преодолевая вялое сопротивление.

Мы замерли, оба ошарашенные этими тесными долгожданными объятиями. Знакомый запах Ноэля пьянил, его сердце грохотало под щекой. Можно было услышать каждый заполошный удар. И мраморная плита, лежавшая на моих плечах и клонившая к земле, в одночасье растаяла.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Люблю и желаю самого лучшего.

– Знаю, – пробормотала. – Просто все мне желают самого лучшего, но никто не учитывает, чего именно хочу я.

– Чего ты хочешь? – тихо спросил он.

– Разве не очевидно? Опубликовать переводы норсентских классических манускриптов, написать книгу о путешествиях по северному полуострову и тебя.

Еще, как бы тривиально ни звучало, шарик яблочной карамели. Очень от нервных встрясок помогает.

– Что скажешь, Ноэль?

– Я по-прежнему согласен с твоей матерью. Эгоистично удерживать тебя ради туманных перспектив в королевстве, где нас никто не ждет.

– Тогда зачем ты меня остановил? Обняться напоследок?

– Я остро понимаю, что вряд ли мне поможет еще одна татуировка, чтобы войти в жизнь, где тебя нет.

Господи, и почему этот мужчина все еще продолжает говорить о расставании?

– Возвращайся, – едва заметно улыбнулась я, понимая, что он почти сдался. – Ты стоишь перед открытой дверью, Ноэль.

– И ты меня примешь?

– Конечно. – Я помолчала и, подняв голову, посмотрела в его нахмуренное, сосредоточенное лицо. – Но прощения ты попросить обязан. Попробуй, маэтр Коэн, ты удивишься, узнав, какая у тебя отходчивая девушка.

Вообще, думала, что он просто извинится, но мы по-разному представляли, как нужно просить прощения. Способ Ноэля мне понравился больше. Так отчаянно, сладко и горячо он не целовал меня даже в нашу первую ночь. Когда платье было напрочь смято и дурак бы догадался, что на втором этаже читального зала мы вовсе не читали книжки, смотритель не выдержал и поднялся проверить, что происходит. Полагаю, теперь на втором ярусе появится отдельный архивариус, приглядывающий за порядком.

Основательно мирились мы уже в общежитии, крепко-накрепко заперев дверь. Когда я засыпала, расслабленная и такая счастливая, что сама себе завидовала, Ноэль сладко поцеловал меня в плечо.

– Больше всего на свете я хочу, чтобы ты приехала, – прошептал, щекоча дыханием.

– Это хорошо, – пробормотала я сквозь накатывающую дрему. – Иначе я заявлюсь на твой холодный полуостров, а ты и ждать не будешь...

В четверг я сдала Канахену сочинение, написанное без единой ошибки и три раза проверенное родовитым северянином, а в пятницу проводила этого самого северянина к портальным воротам. Пожалуй, не броситься за ним следом оказалось самым трудным поступком в моей жизни.

Стена перехода, как черная дыра, поглощала людей и дорожные сундуки, озаряя зал короткими вспышками. Мы с Ноэлем целовались отчаянно, так, что было больно губам, и ни о чем не говорили. Казалось, если я открою рот, то начну рыдать в голос, как будто кто-то умер. Не к лицу принцессам плакать, как деревенским простушкам.

– Маэтр Коэн! – позвал куратор Чи, вежливо ожидавший в сторонке, пока мы попрощаемся. – Уже пора идти.

Магистру надлежало проводить подопечного до портала, словно Ноэль собирался сбежать. Или вместо холодного северного полуострова взял бы и умотал куда-нибудь во влажный Эл-Бланс, где даже зимой стояла страшная духота.

– До Норсента всего один портальный переход, Чарли, – повторил Ноэль, уже однажды высказанную мысль. – Очень короткое расстояние. Я напишу, как только доберусь до дома.

– Удачного перехода.

Он поднял дорожный саквояж и направился за защитный полог, отделяющий портал от людного зала. Я стояла возле прозрачной стены и следила, как страж, хмурый человек, ничего не знающий, но смотрящий на моего парня, словно на преступника, ставил на документах красную метку и запрещал въезд в королевство. Нам еще предстояло побороться за право Ноэля вернуться в Шай-Эр.

Прежде чем войти в портал, северянин остановился. Нас разделяло не более шага, но плотная прозрачная стена, гудящая от переизбытка магии и заметная даже невооруженным глазом, не позволяла протянуть руку.

– Я хочу видеть на тебе мою обручальную нить, – вдруг проговорил он. – Слышишь?

– Пощади! Я еще за предыдущую не расплатилась, – не удержалась от мрачной шутки. – Подозреваю, маэтр Коэн, в итоге к вам приедет полностью разоренная невеста.

– У меня достаточно денег, Чарли, но нет уверенности, что ты не сбежишь к другому парню, пока мы находимся на расстоянии.

– К другому парню? – искренне рассмеялась я. – Не мечтай! Так просто ты от меня точно не отделаешься!

Всю дорогу до «высокого» квартала, где находился родительский дом, перед глазами стояла сцена, как Ноэля поглощала черная портальная стена. Однажды он спросил, о чем я сожалела по-настоящему. Глядя на вспышку, ознаменовавшую переход из Шай-Эра в Норсент, я действительно жалела, что не могла прыгнуть следом, вжаться в его широкую спину и никогда не отпускать.

Теперь было ясно, что главное испытание в любви – уметь отпустить. Не важно, куда и на какое время: на свободу или в соседнее королевство, на минуту, на год или навсегда. Ноэль отпускал меня не раз. Понятия не имею, как он сумел пережить столько крошечных расставаний.

Наш старинный особняк окружал самый обычный сад с яблоневыми, сливовыми и грушевыми деревьями, зимой напоминающими голые скелеты. Заваленный снегом, без вечнозеленых хвойных, он выглядел жалким, но зато ничто не мешало дневному свету щедро вливаться в окна спален.

На стук молоточка никто не открыл. Пришлось найти в ридикюле резной ключ и самой отпереть замок. Я настолько обалдела от сдержанного приема в родном доме, что не сразу обнаружила очередную странность: особняк обезлюдел. В смысле, обстановка никуда не делась: по-прежнему радовала глаз сдержанной импозантностью, намекающей, что обошлась владельцам в исключительно круглые суммы, но ни лакей, ни горничная ко мне не вышли.

– Матушка, вы здесь? – все больше недоумевая, позвала я, но комнаты отозвались тишиной. Возвращения дочери здесь явно не ждали.

В гостиной возле закрытого ширмами камина на кофейном столике стояли пара чашек с нетронутым кофе, хрустальный графин с вином и два бокала на высоких ножках. Тут же нашлась тележка с закусками под серебряными колпаками. Из любопытства я один приподняла, обнаружила внутри маленькие пирожные с масляным кремом. Значит, матушка еще не успела поменять и уволить всех горничных во главе с отцовским лакеем, как любила делать каждый раз, когда возвращалась на пару недель в Шай-Эр. Подозреваю, в столице скоро не останется ни одного простого горожанина, не пытавшегося удержаться в услужении у придирчивой Лилии Тэйр.

С возрастающим недоумением я поднялась на второй этаж и тихонечко постучалась в родительские покои. Никто не ответил, и я заглянула в комнату. На разобранной кровати в полутьме закрытых тяжелых портьер, обнявшись, крепко спали мама и Энтон Чейс. Обнаженные плечи, руки и торчащая из-под простыни мужская нога не оставляли простора для фантазии о том, чем именно эти двое были заняты. Чувствуя себя в нелепом сне, я ошеломленно втянулась в коридор, прикрыла дверь и огляделась вокруг, почему-то не узнавая собственного дома.

Ждать, когда они проснутся, пришлось почти два часа. Я сидела на синем диване с резными ножками, невидящим взглядом смотрела в окно и складывала кусочки очередной мозаики, пытаясь принять правду. В памяти всплывала то глубоко несчастная Ирэна, аккуратно поправляющая мне волосы со словами, что локоны делали меня похожей на мать, то возникало ухоженное лицо мамы, настойчиво убеждающей меня, четырнадцатилетнюю девчонку, что единственный сын ее хорошего друга Энтона Чейса, с которым они вместе учились в академии, ужас как хорош собой. Алекс красивый, добрый и талантливый! Как, заморозив ковер в поместье у Чейсов, она заявляла о том, что вынудит выйти замуж за этот кладезь талантов, словно мы жили в темные времена первородного языка и девушки не имели права выбора.

Я сгрызла половину жестяной банки карамельных шариков, но такое количество лжи было невозможно ни заесть сладким, ни переварить. Все равно к горлу подступала желчь.

Наконец на втором этаже раздались приглушенные голоса, потом на лестнице зазвучали шаги. Когда любовники спустились в холл, я громко произнесла:

– Ты именно это имела в виду, когда говорила, что наши семьи тесно связаны?

Изумленная пауза была достойна лучших театральных подмостков! Какой там клуб любителей-театралов в белых подштанниках, молчание любовников тянуло на королевскую сцену.

Я поднялась с дивана, простучала каблуками к дверному проему и, скрестив руки на груди, привалилась плечом к косяку. Мама в шелковом халате и Энтон Чейс в отцовской белой рубашке выглядели такими же ошеломленными, как и я всего пару часов назад. Но у меня было время осознать случившееся, а у них – нет.

– Кажется, теперь я понимаю, почему ты каждый сезон меняешь горничных, – холодно улыбнулась я. – Господин Чейс, отличная рубашка! Я помню, как мы с папой ее выбирали.

Темные глаза Энтона вспыхнули нехорошим огоньком. Он что-то хотел сказать, но мама дернула его за руку, приказывая прикусить язык.

– Шарлотта, ты все неправильно поняла! – в ее голосе, впервые на моей памяти, прорезались визгливые, истеричные интонации.

– Я видела вас двоих обнаженных и в кровати, – прямо заявила я, бросив на Энтона косой взгляд, и вдруг подметила, как внешне они сильно похожи с Алексом. – Думаю, я поняла все правильно, поэтому сейчас время не для скандала, а для переговоров.

Мы устроились тут же, в синей гостиной, подозреваю, видевшей много непотребных вещей, но с шантажом столкнувшейся впервые. Заняли места, как фигуры на шахматной доске перед серьезной партией. Мне досталось кресло, в котором обычно сидел отец. По-моему, весьма символично, как любила говорить Вербена.

– И долго у вас это длится? – спросила я, но тут же оговорилась: – По-видимому, очень долго, поэтому не отвечайте. Полагаю, Ирэна в курсе, а отца я слишком уважаю, чтобы рассказывать... о таких вещах.

– Твой отец обо всем знает! – бросила мама.

– Значит, ты будешь не против, если мы поговорим об этом за семейным ужином?

– Не много ли ты себе позволяешь? – проворчал Чейс.

– Полагаю, вы позволяли себе в этой гостиной гораздо больше, – улыбнулась я одними губами. – Хотите стереть мне память с помощью магии, да? Я права, мама? Признайся, ты сидишь и обдумываешь, насколько будет бесчеловечно превратить единственную дочь в калеку, чтобы сохранить секрет. Так?

Вообще, я просто бравировала, но она отвела глаза.

– Господи, ты действительно об этом думаешь! – изумилась я. – Ради кого? Ради этого человека?

– Просто скажи, чего ты хочешь, – глухо произнесла она.

– Помолвка! – Я повернулась к Энтону: – Вы расторгнете обручение по соглашению сторон, и я не заплачу вам ни сантима. Думаю, вы достаточно имеете от нашей семьи.

– Еще? – коротко бросил он.

– Мама, ты больше никогда не заговоришь о свадьбе с Александром! Согласись, выдать меня замуж за сына своего... настолько близкого друга – даже не дурной тон, этот поступок находится за гранью добра и зла. Хуже разве что выдать за самого друга. Или позволить ему оставить собственную дочь в одном исподнем. Считаешь, что это должно меня отрезвить? Поверь, отрезвило. К предательству родной матери ни в одной академии не готовят.

– Шарлотта! – посмела она возмутиться.

– А я не права? – ощетинилась я. – И верни мне цветы Эна Риона. Их подарил мужчина, которого я люблю. Знаю, что они у тебя.

– Верно, – прошелестела она.

– Верно – это когда они на моем теле, а не в твоей шкатулке.

Мама шумно вздохнула, набрав полную грудь воздуха и явно намереваясь по привычке выдать уничижительную отповедь, но, видимо, догадалась, что ситуация не подразумевает лекций о дочернем уважении, и промолчала.

– Верни сейчас, мама! – кивнула я на двери гостиной.

– Хорошо, – сквозь зубы процедила она в ответ.

Мама поднялась с дивана, затянула пояс халата и походкой ледяной королевы, разве что не оставляя снежных следов, отправилась на второй этаж. Мы с Энтоном остались вдвоем, друг напротив друга.

– Отмените запрет Ноэлю Коэну на въезд в королевство, – резковато произнесла я.

– Даже я кое-что не в силах сделать, – отказал он в просьбе. – Должно пройти не меньше пары лет, прежде чем подавать ходатайство. По просьбе твоей матери его величество лично подписал запрет. Ты знаешь вспыльчивый характер короля, нужно время.

– Сколько?

– Год или два, когда все забудется.

– В таком случае на эти год или два я хочу уехать за Крушвейскую гряду по программе обмена студентами с Норсентской королевской академией. Записать меня в какую-то группу ведь в ваших силах?

– Безусловно, – сухо отозвался он.

На лестнице зашелестели быстрые шаги – мама торопилась вернуться со второго этажа, и мы прервали разговор.

– Господин Чейс, буду ждать хороших новостей. – Я поднялась с дивана, подхватила со стола сумочку и усмехнулась: – Мои наилучшие пожелания Ирэне. И еще... бога ради, снимите эту рубашку!

Я вышла в холл. Ледяными нервными руками мама передала крохотную шкатулку-табакерку, украшенную резьбой и драгоценными камнями. На черной ткани лежала знакомая бляшка размером с монетку с выгравированным символом первородного языка. Она тускло светилась в дневном свете, падающем из узких решетчатых окон.

– Я одного не понимаю, – закрыв крышку с громким хлопком, я посмотрела в мамино лицо, самое обычное – непроницаемое и холодное, – как ты можешь быть такой идеально-лицемерной?

Мама поджала губы.

– Когда-нибудь я прощу тебя, но не сейчас, – кивнула я, хотя она и не думала извиняться за то, что пыталась сотворить с моей жизнью.

– Я не нуждаюсь в твоем прощении, Шарлотта, – с ледяной интонацией заметила она.

– Уверена, об этих словах ты будешь сожалеть больше всего, – усмехнулась я и вышла из дома на аккуратно вычищенные от снега ступеньки. Полной грудью вдохнула холодный воздух и спустилась с крыльца.

В Ос-Арэт пришлось добираться с извозчиком. Оказалось, что кучера мама тоже отпустила на выходной. Покачиваясь в такт карете, я вновь открыла маленькую шкатулку, вытащила символ Эна Риона и аккуратно приложила к внешней стороне запястья. От телесного тепла живой магический металл за секунды превратился в красивый цветочный орнамент, обхватил руку, протянул тонкие лозы к пальцам и разрисовал предплечье. Мне нравилось, что теперь его не надо скрывать.

Один портальный переход до полуострова растянулся почти на полгода. Пришлось набраться терпения, окончить третий курс Ос-Арэта и дождаться августа. С мамой мы по-прежнему не разговаривали, но расстояние и время умело сглаживали острые углы. Мы увиделись весной, когда пришло приглашение в Норсентскую королевскую академию на факультет языковедения, и папа захотел лично поздравить меня с таким замечательным событием. За ужином нам с мамой удалось ни разу не поцапаться.

После экзаменационной декады дни побежали с немыслимой скоростью. Казалось, только я страдала и отправляла Ноэлю слезливые письма, что никак не могу дождаться отъезда, как вдруг подступил август. Пришлось спешно покупать вещи, утрясать дела и решать, что стоит взять в первую очередь. Понятия не имею, каким образом в первую очередь я взяла с собой энергичных подруг.

В августе в северном Норсенте стояла вполне себе южная духота. Воздух даже в столице пах соленым морем, хотя главный город сурового королевства, спрятанного от Шай-Эра за Крушвейской скалистой грядой, находился в центре полуострова.

Путь от портальной гавани до академии занял два часа по равнине, окрашенной ярко-желтым солнечным колером. В Шай-Эре из земли везде торчали валуны, глубоко проросшие в землю. Даже фермеры не пытались их выкорчевывать, разбивали отвоеванные у скал пшеничные и ржаные поля вокруг этих каменных гигантов. На полуострове возникало ощущение бесконечного простора, здесь пространство словно расширилось до бесконечности и на горизонте сливалось с пронзительно-синим небом.

Норсентская королевская академия не походила на Ос-Арэт. «Змеиная башня» выглядела единым мощным гигантом, крепко пустившим корни в скалистые уступы. Здесь же было множество зданий, хаотично рассыпанных за замковой стеной и одетых в густые покровы плюща. Даже главная башня из серого камня и с круглыми часами тоже была окутана зеленым одеялом. На остроугольных двускатных крышах сидели каменные горгульи, они же разевали зубастые пасти на водостоках.

Выйдя из тяжелых дилижансов, осоловевшие от долгой дороги, мы невольно потягивались, разминали ноги. Следом за пассажирскими экипажами вкатила подвода с дорожными сундуками, накрытая сверкающей магической сетью, крепко-накрепко удерживающей багаж в открытой повозке.

– Господи боже, Чарли, напомни, почему я решила припереться в Норсент? – простонала зеленоватая Зои. – Что мне не сиделось в Ос-Арэте?

Оказалось, что при портальном перемещении ее нечеловечески укачивало, и двухчасовая тряска на колдобинах не способствовала возвращению в мир живых людей.

– Потому что Эйнар тебе три месяца ездил по ушам, рассказывая, какой здесь замечательный курс бытовой магии, – отозвалась я и протянула подруге термос с холодной лимонной водой.

– Точно-точно, – прошептала она, отвинчивая крышку. – Во всем виноват этот северный демон! Я его не видела всего месяц, а уже ненавижу.

– Почему на северном полуострове жарко, как на южном? – донесся из кареты недовольный голос Вербены. – Я думала, здесь уже в августе снег лежит!

Подруга действительно взяла с собой только теплые вещи, парилась в шерстяном платье и всю дорогу таскала в руках плотную накидку. Странно, как ее еще не хватил тепловой удар.

– А зачем мы взяли с собой зверомага? – уточнила Зои.

– Потому что она решила, что Валериан слишком прост и восторжен, а в Шай-Эре не нашлось ни одного приличного северянина, – хмыкнула я.

Вообще-то, соседка по этажу заявила, что до разрыва аорты желает пройти практику в Норсенте, где обитали драконовые химеры и прочие страшенные крупные твари, способные плеваться огнем и откусывать головы, но мы-то все знали истинную причину.

– Точно! – Зои отхлебнула питье. – Надеюсь, она найдет в местном зверинце какого-нибудь подопытного кролика для своих настоек.

Мы так заговорились, что пропустили появление северян. Это было ужасно странно: я растерянно обернулась, а Ноэль уже оказался рядом, всего-то в паре шагов, и старательно сдерживал улыбку. Долгожданная встреча показалась оглушительной! Я вытаращилась как дура и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть дивное видение.

Как правило, в воспоминаниях люди кажутся физически привлекательнее, красивее и сексуальнее, чем бывают в реальности. В случае с Ноэлем все случилось ровно наоборот: он выглядел во сто крат лучше парня из фантазий. К слову, наплевав на местные обычаи, он по-прежнему коротко стриг волосы.

– Коэн всегда был таким красавчиком? – тихо спросила Зои.

– Естественно, – отозвалась Вербена. – Тэйр умеет отхватить самую сладкую середку именинного пирога.

– Что за середка? – Мы обе с недоумением покосились на целительницу-зверомага.

– Та, что с розочками. – Она закатила глаза. – Вы как будто в кондитерские никогда не ходили.

– Я знаю, что в группе есть студенты, приехавшие на факультет языкознания, – неожиданно произнес куратор академии, вынуждая прекратить перешептывание, и оглядел нестройный ряд измученных шай-эрцев. – Кто?

Я подняла руку и представилась на диалекте:

– Шарлотта Тэйр. Добрых дней!

– У вас отличное произношение, – удивленно похвалил он.

Понимаю: когда северяне появились в Ос-Арэте, от них тоже не ждали особых познаний в языке и недоумевали, как они будут ходить на занятия.

– Благодарю, в Шай-Эре у меня был превосходный репетитор. – Стараясь сдержать смех, я покосилась на Ноэля.

И словно не было мучительных месяцев, когда мы, словно сумасшедшие, каждый день отправляли друг другу письма. Именно из них я узнала, что Коэнам принесли извинения, а в статьях теперь рассказывали о благотворительности и прочих заслугах семьи.

– Маэтр Коэн свободно владеет шай-эрским языком, и он проведет вам экскурсию по зданию факультета.

Потеряв ко мне интерес, куратор продолжил сортировать приехавших студентов по направлениям.

– Ноэль, – шагнув ко мне, с улыбкой протянул он руку.

– Шарлотта.

Включаясь в игру, я вложила пальцы в его теплую, чуть шершавую от тренировок с оружием ладонь. Цветочный орнамент из живого металла, украшающий мое предплечье, как необычная татуировка, задорно блеснул на солнце.

– Знаешь... Шарлотта... – выстрелив в меня пронзительным взглядом из-под ресниц, проговорил северянин на шай-эрском языке. – Наплевать!

– На кого?

Секундой позже на глазах у толпы народа, действительно наплевав на правила приличий, он смял меня в объятиях. Вокруг стояла адская, совсем не северная жара, а люди удивленно шептались, не понимая, что происходит. Уверена, мы уже стали главной сплетней еще не начавшегося учебного года.

– Добро пожаловать в мой дом, принцесса, – облегченно выдохнул Ноэль мне в волосы.