Tundra

Linnea Olsson — The Ocean

Ян был убит.

Девятнадцатого июня, между трёх и четырёх часов дня, во время выступления с благодарственной речью перед военными. Один выстрел в грудь — и он умер, оставшись в памяти граждан как самый добропорядочный президент.

Снимки с места трагедии разлетелись мгновенно. Правительство даже не успело среагировать, когда отрывок из видео появился в новостных телеканалах, откуда сейчас за этим наблюдал Чонгук.

Ян был убит.

И первое, что пришло ему в голову, Тэхёна не было дома всю неделю. Он уехал помогать Сон У с некоторыми делами, и вернулся только этим утром. «Как всё удачно совпало», — подумал Чонгук, наблюдая, как тот, не брезгуя ни грязи, ни зловонного запаха, убирался в конюшне. Ханна тем временем таскала сено лошадям в стойла.

— Я думал, ты уже предупредил Сару о её заслуженном покое, — сказал Тэхён, щурясь на солнце. — Она выбросила документы для инаугурации Сон У в мусор. Неслыханная дерзость.

Чонгук протянул ему солнцезащитные очки, и когда Тэхён послушно взял их, он скользнул по его телу взглядом. Вместо костюма, сейчас на бывшем президенте красовалась обычная рубашка из секонд-хэнда — они купили её в прошлом месяце. Раз в неделю Тэхён всё ещё плавал, а по утрам занимался лёгкими упражнениями, насколько позволяло ему здоровье. Артрит уже исказил пальцы, и при ходьбе он едва заметно хромал, но в движениях всё ещё оставалась какая-то твёрдость. Чонгук бы назвал это скорее уверенностью.

— Твой врач сказал, что у неё начальные признаки старческой деменции, — напомнил он, когда Тэхён вышел из конюшни. — Она приходит только по пятницам, и если ты помнишь: пятница — день генеральной уборки. Любимое правило Сокджина.

Тэхён передал лопату одному из слуг и направился к лошади, чтобы почистить ей копыта.

— Мне это не нравится, — сказал он прямо, даже не обернувшись.

Чонгук последовал за ним. Было больно слышать, с какой лёгкостью он о ней отзывался. Но ещё больнее — осознавать, каким грубым и жестоким мог быть Тэхён по отношению к людям, даже к тем, с кем он находился в тесной близости.

— Ты не можешь просто так выгнать её из дома. Сара посвятила службе больше половины жизни. Она была с нами и в хорошие, и в самые трудные времена.

— За что я ей искренне благодарен, — отозвался Тэхён, коротко кивнув владельцу клуба. — Подбирай выражения, Чонгук. Я не выгоняю её, а отправляю на заслуженный покой. На её банковской карте — щедрая сумма, которой хватит даже её правнукам.

Чонгук пожал плечами:

— Ты всё ещё думаешь, что всё можно решить деньгами.

Тэхён резко остановился.

— Многое можно решить деньгами, — ответил он, глядя ему прямо в глаза. — Пойми, я хочу как лучше. В её нынешнем состоянии она представляет угрозу. У неё маразм. Она не понимает, что делает. А если однажды, когда тебя не будет дома, она навредит Хане?

Чонгуку и в голову не могло прийти, что такая безобидная женщина, как Сара с мягким нравом, может причинить вред его дочери. Но Тэхён прав. Что, если это случится?  Неприятно соглашаться с ним. Но куда хуже, понимать, что это может быть очередная попытка им манипулировать.

«Как же я тебя ненавижу», — подумал он, но с губ сорвалось совсем другое:

— Это ты убил Яна?

Тэхён никак не отреагировал. Не удостоив его ответом, он попросту направился к дочери, которая, смеясь, возилась с сеном. Такая у них игра. Когда Чонгук допускает ошибку или делает что-то не так, Тэхён его наказывает. Он смотрит на него пустым взглядом, каким обычно рассматривает грязь под ногтями, и начинает делать вид, что его попросту не существует. Он поступал так раньше, в первую поездку в Норвегию. И если в самом начале Чонгук не знал, куда себя деть, то сейчас, привыкнув к его заморочкам, просто ждал, когда тот остынет. Так было всегда...

Но не в этот раз.

— Я намерен вернуть Саре её комнату, — бесцеремонно заявил он, подойдя сзади. — Надеюсь, ты не станешь возражать.

Он внутренне приготовился к спору, напрягся всем телом, ожидая, как обычно длинного списка рациональных доводов, обвинений и упрёков. Но Тэхён не изменился в лице. Он лишь коротко кивнул головой.

— Как тебе будет угодно, — отозвался он, вытирая салфеткой испачканные руки Ханы.

Больше они не говорили.

Ян мёртв. В Китае царит хаос. Ситуация выходит из-под контроля. Сон У уже несколько дней не покидает Синий дом, погрязнув в экстренных совещаниях. А Тэхён этим утром связался с Айзавой. Что-то грядёт. И Чонгук это чувствует. Вернее, он не может не чувствовать этого. Не может притвориться слепым, когда прекрасно видит, что творится прямо перед носом. Тэхён готовится провернуть то же, что уже сделал с Японией. Или, быть может, нацелен на китайский рынок — это вполне возможно, особенно учитывая, что с декабря Су Хён начал стремительно скупать активы.

Чонгук до сих пор ненавидит себя за собственную слабость. Но Тэхёна он ненавидит больше. За эту слепую жажду власти, за холодную надменность, за то, как легко он переступает через людей, даже через тех, кто посвятил ему свою жизнь. С каждым днём недосказанностей между ними становилось всё больше, кругом сплошная ложь, и ничего кроме лжи. О любви и речи быть не может.

 Весь июнь Чонгук жил в постоянном напряжении, в июле ему удалось вырваться из дома в Италию — официально под видом выставки, неофициально — чтобы втайне встретиться с юристами и обсудить опеку  над дочерью. В августе же ему снова пришлось вернуться обратно. Всё это время он жил с той мыслью, что спит на одной кровати с человеком, которому, быть может однажды придётся вонзить в спину нож... 

Или наоборот... 

Он уже и сам не знает.

За ужином никто особо не разговаривал.

Чонгук молча ел рыбу, не глядя в тарелку. Нож скользил по фарфору, когда он срезал кусочек с края. Тэхён слегка отодвинул тарелку, вытер губы салфеткой и потянулся за кружкой, но передумал.

— Я чувствую себя досадно. Как выяснилось, ты считаешь меня чужим человеком, — произнёс он с явным упрёком.

Чонгук прошёлся по нему взглядом. На Тэхёне был тот же самый тёмно-серый костюм, что он носил в Синем доме — аккуратный, строгий, безупречно выглаженный. Манжеты рубашки чуть выглядывали из-под пиджака. На запястье — Vacheron Constantin, та самая модель, которую подарил ему несколько лет назад Сокджин. 

— Если ты всё ещё обижаешься из-за ситуации с Ханой, — заговорил он, — у меня не было другого выхода.

Под «ситуацией» подразумевался короткий разговор с воспитателем на прошлой неделе. Тогда Тэхён, не посоветовавшись, собирался увезти Хану в Цюрих, сорвав ей вступительные экзамены. Чонгуку пришлось вмешаться. Он вызвал воспитателя и поручил подчиняться только его указаниям, подчеркнув при этом, что именно он — биологический отец, и Тэхён не имеет к их отношениям никакого юридического статуса.

— Нет, Чонгук. Не из-за Ханны, — ответил Тэхён всё с той же спокойной интонацией. Даже слишком спокойной. — А из-за тебя. Ты снова лжёшь мне, глядя в глаза. Ты принял решение и не поставил меня в известность. Ты встречался с юристами за моей спиной.

Повисла тишина. Чонгук медленно положил вилку на край тарелки.

— А ты бы позволил мне это обсудить, будь я честен?

— Разумеется, я бы позволил тебе говорить. Но, кажется, ты предпочёл не говорить вовсе.

— Ты даже не спросил, почему я связался с юристами.

— Потому что ты не доверяешь мне. Или больше не любишь. Или — и то, и другое, — спокойно ответил Тэхён. — Хотя, очевидно ты и сам до конца не знаешь.

Чонгук бросил в сторону дворецкого укоризненный взгляд, таким образом дав ему знак, чтобы он вывел всех слуг из комнаты. Тэхён на этот жест внимания не обратил. Он хладнокровно потянулся за бутылкой вина и заполнив два бокала, один протянул Чонгуку. 

На некоторое время между ними повисло молчание. 

— Возможно, ты прав, — признался Чонгук, не найдя, чем ответить. — Но больше всего на моё решение повлиял страх. Если завтра нас не станет, я должен быть уверен, что с Ханой всё будет в порядке.

— С чего ты взял, что ей вообще что-то угрожает? — Тэхён облокотился на спинку стула, скрестив руки.

— Ян мёртв. Тебе это ничего не говорит?

— О чём это должно мне говорить? О том, что пока я изнывал от потери и искал тебя по всей стране, ты... крутил с ним интрижку?

Чонгук заметно растерялся. За все эти годы он ни разу не упоминал об этом, поэтому он думал, что тема была закрыта. Но как выяснилось — нет.

— Не стоит удивляться, что я об этом знаю, милый, — продолжил Тэхён, уже не скрывая иронии. — Ян, должно быть, так сильно любил тебя, что, после твоего похищения японскими разведчиками, пришёл ко мне сам и поделился всей правдой, но я попросту ему не поверил, пока ты не рассказал мне об этом сам. 

— Он удерживал меня силой, — напомнил Чонгук. — Ты знаешь, я никогда бы не посмел... предать тебя.

— Но ты посмел, — тихо отрезал Тэхён. — Ты отдался ему, как последняя шлюха.

— Между нами ничего не было, — вновь, упрямо повторил Чонгук.

Тэхён даже не дрогнул.

— Ты прожил с ним год, Чонгук. В это трудно поверить.

— Только не говори мне, что его смерть — это твоих рук дело?

Вот бы Тэхён снова солгал ему, как лгал всё это время. Заверил, что всё хорошо. 

— Думай как хочешь, — уклончиво ответил он. — Но я разочарован в тебе. И, честно говоря, более чем уверен: между нами, как прежде, уже ничего не будет.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Чонгук слишком быстро.

Тэхён медленно вытер руки о салфетку, скомкал её и положил на край стола.

— То и значит. Хватит этой клоунады. Если ты хочешь разорвать со мной все связи — я готов подписать все документы. Забирай Хану и возвращайся в Корею.

— Сложно поверить, что ты не потребуешь чего-то взамен, — отозвался Чонгук. — Что я должен сделать на этот раз, Тэхён? Чем я должен заплатить за свою свободу?

Они встретились взглядом.

— Ты мне ничего не должен. Всё, что я делаю, — я делаю ради нашей дочери. Не твоей. Нашей, — ответил он спокойно, вопреки всему, чего тот ожидал.

Чонгук замер. Он был готов к чему угодно: к угрозам, к очередному расчёту, к привычному давлению. Но не к этому.  Тэхён, которого он знает всегда был расчетливым и никогда не упускал возможности воспользоваться слабостью другого, особенно его.

— Ян из благородной семьи. Если ты и правда замешан в его смерти, боюсь, они ответят тебе тем же, — сказал он с раздражением. — Ты поступил очень, очень глупо, Тэхён.

— Я не убивал его. Но, полагаю, ты мне всё равно не поверишь. К тому же, ты не видишь всей картины. 

— Тогда объясни мне, что я должен увидеть. Чего именно я упускаю?

— Тут нечего объяснять. Ян заслужил эту смерть. Он знал слишком много. Больше, чем ты можешь себе представить. С самого начала он был завязан на договорах, пока окончательно не оказался в ловушке. Он просто не успел понять, что выхода из неё уже нет. К тому же, чем больше я думаю об этом, тем больше утверждаюсь в том, что его убили свои же сородичи. 

Чонгук и не знал, что сказать.

— Никто тебе не поверит. Ты обещал, что отойдешь от дел.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться.

— Они же убьют тебя.

— Никто меня не убьёт.

— С чего такая уверенность?! — сорвался Чонгук.

В комнате резко стало тихо.

— Пойми... я не хочу тебя терять. По крайней мере — не так, — сказал он тише. — Я не знаю, что со мной не так. Я постоянно думаю о тебе. Думаю, что ненавижу тебя, а потом вдруг ловлю себя на том, что просто хочу, чтобы ты меня обнял.

— Ты хочешь, чтобы я тебя обнял, — тихо повторил Тэхён, — но был готов сбежать с ребёнком, не сказав ни слова.

— Потому что я испугался, — выдохнул Чонгук. — Ты не знаешь, что значит жить рядом с человеком, который в один день может тебя пощадить, а в другой — приговорить к смерти. Я жутко устал от тебя. 

Некоторое время, оскорбившись, Тэхён смотрел на него в упор. Он медленно встал с места. Отодвинул стул и выпрямился. 

— Мне больше нечего тебе сказать, — тихо произнёс он, сделав шаг в сторону. — Но если ты правда хотел уйти — двери открыты. Я не стану мешать. 

Чонгук так и не смог ему ответить. Не смог себя осилить. Он смотрел, как Тэхён уходит, с тем самым тупым, сухим напряжением, когда вроде бы всё уже сказано, но ничего по-настоящему не прояснилось... 

2

Waltz — mother Falcon

Сентябрь в Сеуле выдался мокрым. Дождь шёл каждый день, не проливным, нет, а каким-то утомительным, почти надоедливым контрастом. По ряду причин Чонгук не мог — а если быть честным, не хотел — возвращаться в резиденцию, принадлежавшую династии Ким. К счастью, Тэхён не стал настаивать. Он позволил ему поселиться в квартире, при условии, что Чонгук не станет возражать против охраны. Таким образом в холле дежурили двое сотрудников национальной службы безопасности, сменявшие друг друга по вечерам. Ещё двое ежедневно сопровождали Хану в подготовительную школу. Окна в квартире были с бронированным стеклом, а в каждом углу установлены камеры(на всякий случай). 

Первые дни выдались сонными. После истерики, которую Ханна устроила перед отъездом от Тэхёна, они с Чонгуком почти не разговаривали. С тех пор ела она плохо или вовсе отказывалась от любой приготовленной корейской еды. Часто капризничала и сбегала с класса, и также часто плакала, выпрашивая у Чонгука разрешение вернуться обратно. Не привыкшая к новому часовому поясу, на протяжении двух недель она просыпалась с плачем и принималась искать глазами Тэхёна. За всё это время, она ни разу не спросила, где он, но стоило Чонгуку выйти из дома, как Хану охватывала паника — она рыдала, цеплялась за двери и кричала до хрипоты. Успокоить её в такие моменты помогала только пропитанная запахом Тэхёна рубашка. Чонгук протягивал её Хане, укладывал её в постель и оставался рядом, пока она не засыпала, прижавшись к засохшей от слёз ткани.

Тэхён звонил каждый день, строго в шесть, без опозданий и тогда, Хана оживлялась, прижималась к экрану и болтала с ним обо всём: показывала рисунки, рассказывала, как училась плавать. Она всё никак не могла понять, почему Тэхён не может к ним прийти, и если не может он, тогда почему она не может пойти к нему сама? 

Общение с ним, казалось, только всё усугубляло. Он не говорил Тэхёну ни о своих бессонных ночах, ни о том, как Хана однажды на улице узнала в прохожем его походку и побежала следом, пока не споткнулась и разбила колено... Во всяком случае, после звонка Хана заметно терялась. Привыкшая к обильному вниманию со стороны Тэхёна, она принималась искать его в Чонгуке. Но ничего не находила.

Чонгук не знал, как быть с её ожиданием. С этой наивной, болезненной надеждой, с которой она всматривалась в него, пытаясь разглядеть в нём отголоски Тэхёна: интонации, жесты, и даже запах. Каждый раз всё это било по самому уязвимому месту. Потому что он тоже скучал. Скучал так, как нельзя было объяснить ребёнку, и тем более, нельзя было позволить себе этого показать. Но даже так, он ничего не мог с этим поделать, он не мог к нему вернуться. 

***

Ilya Beshevli Glass box

Утро было таким же, как и все предыдущие. За окном — дождь, внизу — гул машин, на телефоне — привычный будильник, а рядом — Хана, свернувшаяся в крошечный клубок. Под утро она неизменно подбиралась ближе, засовывала ладошку ему под шею и тихо сопела. Как только он проснулся, то сразу же приготовил завтрак, затем разбудил и её саму, и пока она умывалась, готовил вещи, в которых отправлял её в школу. 

Вернувшись в квартиру, он успел только налить себе кофе, как раздался звонок домофона. Камера показала знакомое лицо. За дверью стоял Айзава, вид у него был измученный: под глазами темные круги, свидетельствующие о бессонных ночах, губы сжаты в тонкую полоску, брови нахмурены. 

— Ты выглядишь паршиво, — распахивая дверь, констатировал Чонгук.

— Взаимно, — усмехнулся Айзава. — Угостишь кофе? Со вчерашнего вечера ни крошки во рту. Голодный как волк.

— Не думал, что ты всё ещё так востребован в своём-то возрасте. Сон У не даёт тебе спуска?

— Напротив. После той ссоры он меня избегает.

— Вот как. И поэтому ты пришёл ко мне?

— Не только поэтому, — осторожно ответил Айзава.

Чонгук без труда приготовил кофе и предложил тосты, оставшиеся с утра. Он даже не заметил, как Киямо предположительно, сбросив пальто на одно из кресел — уже схватил его ноутбук и подключил к нему флешку.

— Твой бывший — президент целой страны, а ты до сих пор жалеешь денег на нормальный макбук? — съязвил он, дожидаясь, пока запустится старенький аsus. 

И тут Чонгук вспомнил, как на этот же ноутбук ворчали и Тэхён, и Сон У. У них это наследственное?

— Ты его недооцениваешь, — заметил он, опускаясь рядом.

Вскоре аsus с трудом определил флешку, и он беспрерывно начал открывать несколько файлов, пока не добрался до самой последней. Внутри было одно видео и около сотни фотографий. Не вдаваясь в подробности, он щёлкнул по видеофайлу, но тут программа дала сбои и экран полностью загорелся черным.

— Нахрен аsus, — выругался он, откидываясь на спинку кресла. Чонгук невольно усмехнулся. — Тэхён был прав насчёт твоей жадности.

— Я экономный, а не жадный. Есть разница.

— Я бы скорее сказал расчётливый.

— Нет, расчётливость  — это про Тэхёна, — он посмотрел на Айзаву чуть внимательнее. — Так зачем ты пришёл?

 Айзава наконец потянулся к чашке с кофе и к тарелке с тостами.

— Тебе не понравится то, что я скажу, — начал он, думая, не рано ли сделать глоток, потому что из чашки всё ещё поднималась тонкая струйка пара. — Но так или иначе, тебе придётся меня выслушать.

Начало Чонгуку уже не понравилось. С Айзавой они не виделись почти два года — с тех пор, как тот получил повышение до министра обороны и не увиделись бы до конца этого года, поскольку он часто выезжал в Японию, наладив отношения с дальними родственниками по отцовской линий. Да, вы не ослышались: великий клан Киямо официально принял его в свою семью. Более того — они даже попытались наладить контакт с Тэхёном, рассчитывая на перемирие, но все попытки оказались тщетными, потому что кое-кто слишком злопамятен. 

— В Китае сейчас творится беспорядок, — сказал Айзава, будто невзначай, а потом добавил, скорее для себя, чем для Чонгука. — Вы ведь из-за этого и разошлись?

— Я бы предпочел не затрагивать эту тему, — холодно ответил Чонгук.

Не мог же он сказать, что они с Тэхёном поругались из-за покойника. 

— Ни для кого не секрет, что после войны с Японией наша государственная казна оставляет желать лучшего, — начал Айзава. — Мы не смогли погасить задолженность Китаю и просрочили выплаты уже на два месяца. За несколько недель до смерти Ян начал буквально терроризировать Сон У. Хотел заполучить несколько участков с нашими ключевыми ресурсами. Разумеется, Сон У отказал ему. Трижды, а на четвёртый раз они разругались в пух и прах. Я не знаю в чём конкретно было дело, но Ян между двух слов упоминал те года, когда ты был у него в заложниках. Наш парень сильно разозлился. Даже вмазал ему, как следует и разбил нос. С тех пор китайское консульство смотрит на нас с нескрываемой неприязнью.

Чонгук догадывался, что именно мог сказать Ян. Но не осмелился произнести это вслух.

— А теперь представь, как это всё выглядит со стороны, — продолжил Айзава, пристально глядя на него. — После такого фиаско Ян умирает от выстрела в сердце. Сон У в глазах китайцев первый подозреваемый. Они, может, пока и не признают этого вслух... но кто знает, что будет через неделю?

— Сон У не стал бы его заказывать, — твёрдо сказал Чонгук.

Потому что он-то как раз знал, кто мог бы... и кто, скорее всего, действительно это сделал.

— Я рассказал тебе только часть проблемы. Причина, по которой я пришёл, куда серьёзнее, чем ты можешь себе представить.

— Я думал, у нас всё хорошо... Разве нет?

— Друг мой, времена, когда всё было хорошо, закончились в тот момент, как только ты получил статус Избранного. С тех пор всё катится под откос.

— Тэхён об этом знает?

— Пока нет. Но скоро узнает.

— В таком случае скажи это ему, а не мне.

— С радостью. Но сейчас в Корее ты, а не он. И, к тому же, ты и сам знаешь — каждую осень у него начинается рецидив.

Чонгук резко встал.

— Мне всё это не нравится, — проговорил он вслух. — Айзава, если дело не требует моего участия, свяжись с ним напрямую.

Айзава тут же вскочил следом.

— Если бы я мог уладить это сам, то не стал бы приходить к тебе. Я прекрасно знаю, что ты беспокоишься о Хане, но могу заверить, что она будет в безопасности, если ты выслушаешь меня, — продолжил он, сдерживая раздражение. — У нас утечка. Кто-то сливает информацию Китаю, и делает это очень грамотно: не напрямую, а через посредников. На прошлой неделе я случайно получил отчёт, который не должен был попасть в мои руки.

Он достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги, слегка помятый по краям.

— Это список транзакций за последние три месяца. Официально всё склоняется к гуманитарной помощи, но на самом деле всё гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. Оружие, техника, препараты. Один из грузов шёл под твоим именем.

Чонгук взяв бумагу, пробежался по ней взглядом. 

— Это подделка, я таким не промышляю, — упрекнул он его. 

— Я не сомневаюсь, — поспешил заверить Айзава. — Но ты же понимаешь, как это будет выглядеть со стороны, если всё всплывёт наружу? Кто-то явно хочет повесить ответственность на тебя. Или на Тэхёна. А может, на вас обоих сразу.

— И ты до сих пор не сказал ему об этом? — Чонгук посмотрел на него с недоверием. — Ты с ума сошёл?

— А что он сможет сделать в своём нынешнем положении? После отставки он потерял все рычаги влияния.

— А я, по-твоему, что могу?

— В тебе течёт кровь династий Чон и Ли. Для начала ты мог бы связаться с родственниками из Китая и уладить возникшее недоразумение.

— Я никого из них не знаю. И в прошлый раз, когда нас воссоединили, мои «родственники» с радостью сдали меня японской разведке.

— Я не про ту Мэйлинь. Она уже давно мертва. Ян убил их сразу же, как только всё выяснил. У твоей матери много двоюродных и троюродных братьев. К нашему счастью, они состоят в совете и имеют власть над некоторыми политиками.

Зазвонил телефон. Не глядя на экран, Чонгук швырнул его на журнальный столик.

— Чем сейчас занят Сон У? — мрачно спросил он.

— Сегодня у него встреча с маразматиком.

— С Байденом? Он ещё жив?

— Сдается мне, он переживёт даже Тэхёна.

— Или Тэхён его, — пробурчал Чонгук, хватая пальто.

Сидеть сложа руки он больше не мог. В Китай вылететь сейчас было невозможно, но проведать сына в его свободную минуту — почему бы и нет? Особенно если на кону стоят такие вопросы, как государственная безопасность.

Айзава бросил разочарованный взгляд на остывшую чашку кофе и нетронутые тосты, вынул флешку из ноутбука и, не сказав ни слова, последовал за хозяином квартиры.

Внизу их уже ожидал припаркованный «Hyundai». Охраной Айзава по-прежнему не пользовался, поскольку считал, что в отличие от Тэхёна и Сон У занимает не такую уж и важную должность. Хотя Чонгук и не сомневался, что в случае опасности, он мог бы дать отпор и отстоять свои права, ведь с того дня, когда он размозжил лицо одному из подчинённых Юнги, внешне Айзава ничуть не изменился. Разве что седины стало больше, на лбу появились едва заметные морщины, проступавшие лишь тогда, когда он хмурился, ну и сгорбленная осанка. Чонгук с возрастом тоже стал горбиться и теперь всё чаще задавался вопросом: как дворецкому Киму удавалось сохранять спину прямой до глубокой старости?

Тэхёну сообщили обо всём в тот же день. Он вылетел сразу, как только узнал о произошедшем.Не то чтобы он стал совсем бессильным — Чонгук подозревал, что Айзава намеренно преувеличивал. На деле, скорее всего, у Тэхёна всё ещё было куда больше влияния, чем у большинства членов какого-нибудь тайного богемского клуба.  После импичмента он часто любил жаловаться на сокращение трастового фонда, называл себя банкротом, но продолжал летать бизнес-классом, а чаще вообще на личном самолёте, даже если речь шла о переезде из одного города в другой.

Да, ему действительно пришлось продать пару коллекционных автомобилей и пересесть на обожаемый Айзавой «Hyundai». Но Чонгук сильно сомневался, что это было сделано ради экономии. Тэхён всё так же заказывал костюмы у частного портного, причём каждый обходился ему в два миллиона евро. Костюмы, которые вполне можно было купить в бутиках в Tom Ford...

Дорога до Синего дома заняла около двадцати минут. После митингов десятилетней давности здание заметно изменилось: отреставрировали фасад, вдоль дорожек высадили редкие виды деревьев и привели территорию в порядок. Поскольку машину, которой часто пользовался Айзава узнавали даже новички, никто не стал их проверять. Они без лишних вопросов миновали несколько ворот, проехали в зону парковки и спустились в нижний цокольный этаж.

— Сколько вы уже не виделись? — спросил Айзава, когда они вышли из машины и направились к лифту.

Чонгук чуть нахмурился.

— В последний раз он приезжал к нам на Сочельник. Остался на ночь, а наутро снова уехал. Видишь ли, на свадьбе Су Хёна они с Тэхёном что-то не поделили. С тех пор встречаются исключительно из вежливости.

Айзава тут же напрягся, прекрасно зная истинную причину их ссоры.

— И ты не догадываешься, из-за чего они повздорили? — прощупывая почву, осторожно спросил он.

— А должен? — словно чувствуя неладное, вопросом на вопрос ответил Чонгук. — Каждый раз, как я поднимаю эту тему, все предпочитают молчать.

Создавалось впечатление, что он попал в плохо отрепетированный спектакль: все вокруг будто получили свои роли и реплики, а про Чонгука забыли. Вот он и мешкался, не зная что сказать и куда идти. Под пристальным взглядом Айзавы он лишь пожал плечами, и когда лифт остановился на третьем этаже, с некоторым облегчением вышел наружу.

— Увы, я ничего не знаю, — солгал Айзава. — Характер Сон У с возрастом стал только хуже. Тэхён, конечно, вёл себя как ублюдок, но хотя бы умел договариваться с политиками. А твой сын даже на порог парламента их пускать не хочет. Слишком категоричен. Думает, что сможет всё вытянуть в одиночку.

— Тэхён распустил Совет, — напомнил Чонгук.

— Чтобы создать новый, — сухо отозвался Айзава.

На пороге их встретил секретарь Пак. Он был не таким уж и старым, как Айзава, но тоже заметно изменился. Когда-то он начинал путь как ассистент директора Мина, затем стал личным секретарём Тэхёна, а теперь представлял администрацию Синего дома. После смерти Чимина отношения с Тэхёном у него разладились. Что же до Юнги — тот и вовсе уволился.

Чонгук пытался несколько раз связаться с ним через общих знакомых, но Тэхён просто не дал ему ни единого шанса.

Кто знает... может, он и его убил?

Чонгук даже не заметил, как оказался внутри кабинета. Всё вокруг было до боли знакомым, но чужим. Он всегда считал Синий дом предвестником дурных событий — и, как подсказывал многолетний опыт, в этот раз не ошибся.

Сон У всё ещё задерживался на встрече и смог освободиться только через полчаса. За это время Айзава успел уточнить у секретаря Пака расписание и попросил связаться с кем-то по имени Хи Вон. Чонгук же наблюдая за огромным, когда-то принадлежащим Тэхёну столом, задумался, от чего тот нуждался во власти. Неужели месть была настолько важна, что ради неё он был готов пойти даже против собственного отца?

— Каким был покойный президент Ким? — спросил он вдруг неожиданно для себя и для Айзавы. 

— Сложно сказать, — лишь ответил Айзава. — Тэхён ненавидит его и это понятно. Дон Иль очень любил мою тётю. Он стал для неё донором, когда у неё отказали почки. 

— Тогда почему Тэхён его так ненавидит? — мягко уточнил Чонгук. Всё, что он знал, не тянуло на правду.

Было видно, что Айзава не хотел ворошить прошлое. Но он и так скрывал от Чонгука слишком много вещей, чтобы называться его другом. 

—  О случившемся я знаю только со слов Санады. В те годы ему едва ли исполнилось двадцать, и всё, что ему могли доверить, — так это ботанический сад. В детстве Тэхён был непоседлив, часто капризничал, чтобы добиться внимания взрослых, забавлялся со слугами. Порой доставалось даже Су Хёну, и мне. Наоми постоянно болела, а Дон Иль был слишком занят работой, поэтому отчитать его мог только дворецкий Ким, но и он жалел его по той же причине, по которой считал себя жертвой сам Тэхён. К тому же подосланные люди из династии Пак навели шума, мол, он был нагулянным, а Наоми — плутовкой. Всё это ты, наверное, уже слышал от Чжи Сона. С тех пор их отношения только ухудшились, но не это послужило причиной последней ссоры. У этой истории есть официальная версия и есть настоящая, которую никто не любит вспоминать. Официально — да, Дон Иль приревновал Наоми. Так проще всем. Особенно Тэхёну, который мог объяснить своё страдание чем-то личным. Но настоящая причина была другой. Политической. Помнишь премьер-министра Японии, Киямо?

Чонгук быстро кивнул головой. Такого старика сложно забыть.

— В те годы Япония по сравнению с нашей страной была нестабильна. Император служил марионеткой, а за его спиной действовали древние кланы. Из них клан Киямо оказался слишком влиятельным, никто не осмеливался говорить о них вслух, но именно они определяли, кому жить, кому уйти в отставку и кто будет следующим на саммите в Осаке. Они знали, кто такой Дон Иль. Знали, какую кровь он носит — и чья кровь течёт в венах Тэхёна. И знали, что если Тэхён станет наследником, Япония должна будет присягнуть Корее. За несколько дней до седьмого дня рождения Тэхёна отец Наоми связался с Дон Илем. Через него он передал дочери предупреждение о планах клана. Он предложил помощь и пообещал, что позаботится о внуке, даже если ему претит только одна мысль его существования, по его словам, он обязывался воспитывать его у себя в доме, при условии, что ни До Ниль, ни сама Наоми больше никогда с ним не увидится. Наоми отказалась. Она прекрасно понимала, что его предложение было лишь формальностью. На самом деле он вполне мог избавиться от Тэхёна при первой же возможности, выдав всё за несчастный случай. И тогда Наоми предложила себя в заложницы. По крайней мере, отец не осмелился бы тронуть её. Ей грозила опасность только со стороны других родственников. В ту же ночь она собрала вещи и была готова к отъезду. Потому что, несмотря на всё, что про неё говорят, она была последовательна: сын для неё значил больше, чем сама она. Но Дон Иль не мог позволить ей уйти.  Он прекрасно понимал, что если согласится с их условиями, Наоми оттуда никогда не вернётся. А если не согласится — начнётся давление, как со стороны клана Киямо, так и внутри династии Ким. В тот день он не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Он не знал, как остановить их. А потом сделал выбор, который счёл единственным выходом. Он хотел, чтобы Тэхён стал «негодным» для политики. Калекой. Человеком, которого ни один клан не воспримет всерьёз. Дон Иль не был хорошим или плохим человеком. Он попросту выбрал между двумя ужасными вариантами. И выбрал тот, который считал гуманным. Хотя и это слово здесь будет неуместным. Появление Тэхёна было ошибкой для всех, кроме Наоми, — тихо сказал Айзава. — Но она слишком любила его, чтобы признать этого. И Дон Иль, в своём изломанном уме, думал, что делает для него лучшее.

Чонгук и не знал, что сказать. Ему стало дурно. Не от ужаса — от какого-то тупого, вязкого отвращения. Не к Дон Илю — его он даже толком не знал, — а к самому факту того, как всё устроено. Он всегда думал, что потерял отца случайно. Случайная смерть, случайное решение, случайная боль. Так проще жить — когда всё сводится к случайности. А когда всё встало на свои места, становилось только хуже. Не было никакой случайности. Всё было сделано руками людей, в чьих головах детские судьбы укладывались в хитроумные планы. 

Он подумал, что его мать — несмотря на все протесты Чжи Сона — тоже когда-то была «политической фигурой». Потому её смерть и оказалась выгодной. Просто никто не стал объяснять это ребёнку, потому что с ребёнком проще поделиться сказкой, чем правдой. Правдой, где власть решает, кто будет жить, а кто — нет.

Айзава уже открыл рот, собираясь что-то добавить, как дверь кабинета распахнулась, и появился секретарь Пак, за ним шёл Сон У. Вид у него сильно изменился. Детские щеки уступили скулам. За этот год он немного исхудал, от того и хромота его становилась заметнее. Чонгук едва ли осознал, как встал с места. Он даже не заметил, как они пожали друг другу руки, избегая неловких объятий.

— Что послужило поводом вашей ссоры на этот раз? — спросил он прямо. — За эти годы вы столько раз ссорились и мирились, что я уже сбился со счёта.

Услышанное задело Чонгука.

— Как поживает Ю Чжон? — язвительно отозвался он.

Сон У, отпустив секретаря Пака одним жестом, наконец сосредоточился на отце.

— Сейчас она в Милане. Поехала вместе с Наоми за редкой коллекцией картин XVIII века, потому что, цитирую: «Ничего личного, Сон У, но корейские художники слишком чопорные».

— Ты относишься к ней слишком предвзято. Она заслуживает большего.

— Я выделяю ей около двух миллионов долларов в месяц, с учётом налогов и всех вычетов на содержание дома. Она прекрасно пользуется моим положением — и своей безнаказанностью.

— Не каждая женщина станет терпеть в своём доме любовника мужа, — деликатно напомнил Чонгук. — Возможно, это одна из причин, по которой Тэхён отказался от брака.

— Что ж, это было, пожалуй, самым мудрым его решением. Теперь я понимаю его неприязнь к женщинам.

Тэхён не ненавидит женщин, да, он часто заявляет, что они стервы, или что никогда не упустят возможности урвать лакомый кусок побольше. Но это нисколько не мешает ему заводить интрижки. Например, в прошлом месяце он провёл в Цюрихе около двух недель — и две ночи из них посвятил горячей брюнетке испанского происхождения.

Откуда Чонгук об этом узнал?

Просто случайно наткнулся на них, когда общался с юристами в холле отеля, где остановился. Чувствовал ли он боль или разочарование?

Как ни странно — нет. Напротив, он был даже рад. Надеялся, что интерес Тэхёна к нему наконец угас до критического уровня. До той точки, когда можно будет выбросить его за борт — даже в самый лютый мороз.

— Ты выглядишь неважно, — с оттенком заботы в голосе повторил слова Айзавы Сон У.

Чонгук покосился на зеркало. Он думал, что с обретением свободы наконец сможет выдохнуть, расслабиться... но всё вышло с точностью до наоборот. Без Тэхёна у него ничего не получалось: ни найти своё место в мире, ни понять, чем заняться в ближайшие пять, а то и десять лет.

— Со мной всё хорошо, — солгал он.

Сон У к тому времени уже опустился в одно из кресел.

— Я думал, тебе хватит ума не втягивать в это отца, — бросил он Айзаве. — Кое-кто снова будет недоволен тем, что его оставили в стороне.

Айзава никак не отреагировал на упрёк.

— Я лишь выполняю свои обязанности. Ты должен быть благодарен за то, что я заметил это до того, как страна осталась бы без президента, — он потянулся за папкой с документами, которые успел подготовить секретарь Пак. — Тэхён уже в пути. Прибудет через два дня. А пока Чонгук постарается уладить ситуацию с китайской делегацией.

— Говоришь так, будто делаешь мне одолжение.

— Так и есть. Ударив Яна перед чиновниками, ты вырыл себе яму.

Сон У хотел было ответить, но, бросив взгляд на Чонгука, всё же промолчал.

— Когда ты приехал? — спросил он, уже обращаясь к отцу.

Чонгук всё ещё стоял у книжной стойки.

— В начале сентября, — сухо ответил он.

— Мог бы сообщить.

— Ты задержался в Европе. Полагаю, навещал итальянца?

Сон У проигнорировал выпад и перевёл разговор.

— Не поверю, что Хана ни разу не устроила истерику.

Чонгук улыбнулся. Сколько бы времени ни прошло, а Сон У всё так же не изменял своему пылу. Прежде чем опуститься в кресло, он отвесил ему лёгкий подзатыльник и Айзава тут же расплылся в злорадной ухмылке. Всё почти как в прошлом. Почти. Только вот и Чонгуку, и Сон У пришлось пережить слишком многое, чтобы оставаться прежними. Нельзя сказать, что они тесно поддерживали отношения — нет, как раньше уже никогда не будет. Но в одном Чонгук не сомневался точно: окажись он в опасности, Сон У, не задумываясь, продаст душу дьяволу ради его спасения. А он, в ответ, не пожалеет свою.

— Я могу угадать, что сказал тебе Ян, — наконец произнёс он. — Между нами ничего не было, можешь быть в этом уверен. Но даже так — ударив его, ты совершил ошибку.

— Он компостировал мне мозги целый месяц, это была последняя капля.

— И ты решил заказать его убийство? — с иронией уточнил Чонгук.

— Нет, конечно! Я что, по-вашему, идиот? — в голосе Сон У проскользнуло раздражение. — Я предложил ему солидную компенсацию за разбитый нос, но он отказался. Сказал, что не хочет иметь со мной дел, пока не поговорит с тобой лично.

— Увы, китайцы вряд ли поверят твоим словам, — вздохнул Айзава. — К счастью, как ты уже знаешь, у Чонгука есть родственники. Они занимают весьма солидные должности в правительстве. Возможно, нам удастся убедить их в твоей невиновности. Но не думай, что всё сойдёт тебе с рук так просто.

Сон У опустил взгляд, явно испытывая неловкость.

— Я мог бы поехать к ним сам, — предложил он. — В прошлый раз они продали его японским разведчикам. Кто знает, что случится в этот?

— Своим появлением ты их только раззадоришь, — сухо ответил Чонгук. — Хватит с тебя скандалов. Если Тэхён одобрит, я полечу на одном из его личных самолётов, в сопровождении нескольких человек. Как его зовут... — он повернулся к Айзаве. — Я про англичанина.

— Он немец, — поправил тот. — Если ты про Вагнера.

С тех пор как Киямо занял пост министра обороны, Тэхёну волей-неволей пришлось найти ему достойную замену. Вагнеру едва исполнилось пятьдесят, он представлял собой громоздкую фигуру ростом под шесть футов — таким же внушительным был и каждый из тех, кто находился у него в подчинении. За всё это время он не допустил ни единого промаха, выполняя свои обязанности настолько тщательно, что даже такой придирчивый тип, как Тэхён, ни разу не смог к нему придраться. Пока большинство старались обходить Вагнера стороной, Хана с лёгкостью позволяла себе драть его за волосы. Детский разум не мог уложить, почему у такого огромного мужчины они такие светлые, ведь у всех мужчин в её окружении волосы были темные.

Сон У заметно расслабился. 

— Когда вылетаешь? — спросил он, фактически уступая решение взрослым.

— Айзава уже связался с ними для согласования аудиенции. Если погода не подведёт, хочу вылететь сегодня вечером, как только Тэхён даст своё разрешение.

— В таком случае, ждать осталось недолго, — заметил Сон У с притворной иронией.

Так и вышло. Тэхён отправил Вагнера и несколько человек из личной охраны ещё несколько дней назад. Что касается самолёта, и здесь проблем не возникло: в прошлом году Хане подарили два личных борта, которыми распоряжался Чонгук — по крайней мере, до тех пор, пока она не достигнет совершеннолетия.

3

Winter Snow Virginio Aiello

После смерти Яна в Китае изменилось многое.

Чонгук не знал точно, что именно, но ясно понимал, что так, как раньше, уже никогда не будет. Хоть Ян и казался высокомерным, а порой и жестоким, как президент своей страны он, безусловно, сделал гораздо больше, чем все его предшественники. Он открыл пансионы, улучшил систему здравоохранения, продвинул туризм, делал щедрые пожертвования в благотворительные фонды. Чонгук до сих пор имел о нём смутное представление. Он не мог сказать, что Ян по-настоящему тронул его сердце, но и не отрицал, что в глубине души ему хотелось узнать его ближе.

А что если бы его мать осталась жива? Что если бы они с Яном познакомились раньше, раньше, чем он встретил Тэхёна? Могли бы у них завязаться отношения? Был бы он так же счастлив, как десять лет назад, до того, как узнал всю правду о своей родословной?

Чонгук не знал. Да и не было в этом смысла. Ведь, нельзя вернуться в прошлое, не окунувшись в его грязи.

До Пекина они добрались чуть меньше, чем за три с половиной часа. Самолёт приземлился на частной полосе, вдали от городского шума. Уже на трапе их встретил представитель консульства, невысокий мужчина в сером костюме с красной ленточкой на лацкане. По настоянию Вагнера, встреча с китайскими родственниками прошла в центральном здании Пекина. Разумеется, при встрече они несколько раз принесли извинения за случившееся, а затем быстро перешли к делу. Говорили они на официальных тонах, не переходя за личные границы. Чонгук постарался изложить ситуацию как можно проще и договорился с ними о следующей встрече на завтра. Он не стал принимать их предложение остаться, и те, в свою очередь, не стали настаивать.

Благодаря горькому опыту прошлого, Чонгук заранее знал, что все родственники по материнской линии являлись персонажами чересчур колоритными. Каждый из них добился значительных успехов в своей сфере: кто-то представлял государственные партии, кто-то управлял промышленными холдингами. Денег у них — куры не клюют. И всё же это никак не мешало их жадности.

На следующий день, как ни странно вместо двух женщин, пришли лишь двое мужчин, в этот раз без маски добродушия. Выглядели они солидно и внушительно. Старший по возрасту и должности, Ли Ван Цзы, первым протянул руку для рукопожатия, после чего спокойно опустился в мягкое кресло. Второй, пониже ростом и с каким-то несуразным видом, лишь фыркнул и прошёл мимо Чонгука, будто тот был насекомым у него под ногами. Несколько минут ушло на формальности, и лишь затем разговор перешёл в более серьёзное русло.

— Произошло небольшое недоразумение, — начал Чонгук, не до конца понимая, как правильно подступиться. — Я слышал, что в правительстве есть люди, уверенные, что в смерти покойного президента Яна замешан мой сын.

— И они правы, — резко отозвался второй. — Смерть нашего президента слишком уж выгодна вашей стране. К тому же между ними был конфликт. Ян хотел встретиться с тобой вот уже несколько лет. 

— Мы не были с ним близки, — опередил его Чонгук. — Вам ли не знать, что он держал меня в заложниках?

В этот раз в разговор вмешался Ли Ван Цзы. 

— Ты многого не знаешь, Чонгук, — начал он с такой уверенностью, что никто не посмел его перебить. — Все эти годы Ян жил с сожалением. Несколько раз он пытался выйти на тебя через общих знакомых, но всё было тщетно. К тому времени у тебя уже родилась дочь, и ты полностью исчез со всех радаров. Никто из нас не знал, что Мэйлинь решит пойти на поводу у мужа и перепродаст тебя японским разведчикам. Пусть наша династия не так известна, как ваша в Корее, но мы, в отличие от многих, ценим родственные узы.

— Что значит «перепродать»? — спросил Чонгук с неприкрытым недоумением.

— Тебя продали, как последнего раба, Яну! — резко ответил второй, кажется, Сяо Чжан. — Ты просидел в камере полгода только потому, что он пытался уберечь тебя от твоих же людей. Спроси об этом у бывшего начальника охраны, если не веришь! Это он всё подстроил!

— Айзава — мой близкий друг и двоюродный брат Тэхёна. Он бы никогда не посмел так со мной поступить! — рявкнул Чонгук.

Да что они себе позволяют? 

— Но именно он заключил сделку с Яном в обмен на поддержку вашей страны. Он продал тебя, даже не колеблясь.

— Что бы вы сейчас ни пытались провернуть, я на это не куплюсь, — сухо бросил Чонгук, и тогда Сяо Чжан молча бросил ему папку.

— Вот договор, — пояснил он. — Прочитай внимательно. Внизу стоит его подпись. Ян не мог рассказать об этом никому — его сдерживал контракт. Нарушение условий грозило крайне неблагоприятными последствиями. Он поделился этим только с нами — всего за два недели до того, как его расстрелял твой пасынок.

Чонгук не стал вчитываться в текст. Он лишь скользнул взглядом вниз и замер. Под красной печатью, почти невидимая, но безошибочно узнаваемая,  стояла подпись Айзавы.

Он почувствовал, как в груди сжалось. Всё, что сказали китайцы, оказалось правдой. Но тогда почему Айзава отправил его на переговоры? Неужто думал, что Ян никому об этом не расскажет, что никто кроме них двоих об этом договоре не узнает?

— Поскольку ты сын нашей Бо Ён, мы лишь хотим прояснить ситуацию и загладить перед тобой вину, Чонгук. Ты заслуживаешь правды как никто другой, — спокойно продолжил Ван Цзы. — Не стоит разбрасываться доверием направо и налево. Ты уже достаточно взрослый, чтобы понять это. В мире, где люди сражаются за власть, кроме денег и влиянии, дружба, а также чувства перестают иметь значение. Мы не имеем цели рассорить тебя с семьей, не пойми не правильно. 

— Но именно этим вы сейчас и занимаетесь! — резко перебил Чонгук.

— Повторюсь, — невозмутимо сказал Ван Цзы, — мы лишь хотим тебя предупредить. Ты собрал вокруг себя стаду гиен. Твой «близкий» друг не посрамился продать тебя только для того, чтобы добиться защиты для государства. Твой ребенок очередной результат неудавшейся сделки, а твой пасынок все эти годы скрывал от тебя правду, только потому что боялся остаться без должности. Ты не видишь того, что происходит прямо перед носом.

Чонгук думал, что больше никогда не испытает горечи. Но именно сейчас, сидя напротив дальних родственников, чувствуя под ногами твёрдую землю, вдыхая тяжёлый воздух, он ощущал всё сразу: горе, обиду, гнев и разочарование. 

— Чжи Сон с самого начала казался нам ненадёжным, — продолжал Ван Цзы. — Но Бо Ён всё равно вышла за него, несмотря на все запреты. После этого мы потеряли с ней связь. Её поддерживала только Мэйлинь — разумеется, в личных целях. По-другому и быть не могло.

— Мэйлинь всегда искала выгоду, — подтвердил Сяо Чжан. — Интересно, в кого она такая?

— Уж не знаю, — пожал плечами Ван Цзы. — Наверное, ей это досталось по материнской линии. С нашей стороны никто особой хитростью не отличался. Так... о чём это я говорил? — он повернулся к кузену.

— О моём отце, — нетерпеливо бросил Чонгук, хотелось избавиться от их общества так быстро, насколько это было возможно.

— Точно. Несколько лет назад, во время встречи со шведами, мы случайно наткнулись на Чжи Сона в переговорном зале. Уж не знаю, как он туда попал и что там делал, но для беженца выглядел он слишком хорошо. Ян все эти годы следил за вами, и всё, что мы знаем о тебе — его заслуга. В том же году он выяснил, что Чжи Сон потребовал наследника для династии Чон, поскольку боялся, что ваш род прервется именно на тебе. Он знал, что ты откажешь ему в этой просьбе, поэтому напрямую связался с Тэхёном, взамен, пообещав ему, что больше никогда вас не потревожит. Уж не знаю, как Тэхён смог переубедить тебя, но через год у вас родилась дочь. Твой отец покончил собой на следующий день, не зная, что был обманут. По данным Яна, Тэхён нанял двух суррогатных матерей: одна вынашивала твоего сына, другая — дочь. Дальше, думаю, ты уже сам догадываешься. Он избавился от мальчика, возможно — просто отправил его куда-то, потому что видел в нём угрозу для своей власти. А девочка досталась тебе. Такова правда, которую от тебя скрывали.

— Всё это — притянутая за уши ложь, — без тени сомнения ответил Чонгук. — Вы просто хотите рассорить меня с Тэхёном. Вот и всё.

— Когда ты в последний раз общался с Чжи Соном? — надавил на него Сяо Чжан.

Чонгук не связывался с ним больше пяти лет. Ни одного письма или звонка с его стороны. 

— Мы с ним не были близки, — сухо ответил он.

— Обстоятельства его смерти подозрительны,  — мягко сказал Ван Цзы. — Полиция говорит, что он утонул... но так ли это?

— Неблагодарный, — упрекнул его Сяо Чжан. — Может, Чжи Сон и не был идеальным отцом, но он сделал для тебя всё, что мог. А ты даже не знаешь, жив он или мёртв.

— Мы пришли сюда не для переговоров, Чонгук, — в этот раз сказал Ван Цзы, прочищая горло. — Мы не глупцы и прекрасно понимаем, что твой пасынок стал жертвой обстоятельств. Но как бы то ни было, угроза исходит от вашей страны. Заказчиком вполне мог быть Тэхён — ты и сам это знаешь — или тот змей, которого вы пригрели у себя в доме. Разберись с этим как можно скорее, пока наш совет не вынес окончательный вердикт. Иначе нам придётся обратиться к другим державам за поддержкой. В таком случае ваша победа над Японией потеряет весь смысл.

Чонгук сжал пальцы. Казалось, из груди выбили весь воздух.

— Мы не хотим развязывать войну, — с заметной тяжестью в голосе добавил Ван Цзы. — Но если виновный не будет наказан, мы воспримем это как акт агрессии. А значит, нам придётся принять меры.

— Какие меры? — Чонгук поднял на него взгляд.

— Ты сам понимаешь о чём идёт речь, — спокойно сказал Сяо Чжан. — В сложившихся обстоятельствах только ты обладаешь достаточным влиянием и доверием, чтобы сделать это без шума. Без политических последствий. Нам не нужен скандал. Нам нужно правосудие.

Чонгук не смог скрыть возгласа:

— Вы хотите, чтобы я... убил собственного сына?

— Нет, — тихо ответил Ван Цзы, — мы хотим, чтобы ты устранил виновника. И если ты веришь, что Тэхён не при чём, тогда докажи это. Найди настоящего заказчика.

Между ними повисла тишина.

— Вы требуете слишком многого, — выдохнул Чонгук, чувствуя, как в висках начинает стучать кровь. — Это невозможно, он не мог...

— А если мог? — бросил Сяо Чжан. — Ты говоришь, что знал Яна не так близко. А Тэхёна — ты знаешь до конца? Этот человек построил империю, разрушил Совет, отправил в отставку половину парламента, выжил из ума весь дипломатический корпус и... не пожалел родного отца. Ты уверен, что тебя он пощадит?

— Он спас меня, — прошептал Чонгук, будто пытаясь убедить самого себя. 

— Он использовал тебя. Использует до сих пор, — ответил Ван Цзы, не повышая голоса. — И если ты этого не понимаешь... тогда, боюсь, ты нам больше не союзник.

Лицо его утратило даже намёк на мягкость. В холле повисло гнетущее напряжение. Было ясно, что он не шутит.

— Убей его, — произнёс он спокойно, словно речь шла не о жизни человека. — Мы предоставили тебе достаточно уважительных причин. Ты сам видел документы. Ты сам услышал правду. Виновный должен понести наказание. И если ты откажешься — мы всё равно добьёмся справедливости. Только тогда ты окажешься по другую сторону. Мы объявим тебя предателем, лишим поддержки, обнажим твоё прошлое перед всеми союзниками, — он сделал паузу: — Поверь, Чонгук. Если ты не убьёшь его — его убьёт кто-то другой. И тогда ты потеряешь не только его... но и всё, что у тебя осталось.

Ван Цзы встал первым. Не глядя на него, он поправил запонки на рукавах и направился к выходу. Сяо Чжан последовал за ним, не проронив ни слова, только окинул Чонгука последним взглядом полного презрения.

— У тебя есть время до конца месяца, — бросил Ван Цзы, уже на выходе. — Не вздумай использовать его впустую.

Дверь за ними закрылась с глухим щелчком.

Чонгук остался сидеть на месте, не шелохнувшись. Воздух в холле вдруг стал тяжелым. Он чувствовал, как в горле поднимается знакомый ком, но не позволил себе ни дрожи, ни вздоха. Только смотрел в пол, туда, где секунду назад мелькали их туфли.

Как только они покинули территорию, Чонгук вскочил со своего места. Не разбирая дороги, он вышел наружу — туда, где серый китайский двор тянулся в длину, окружённый ровными живыми изгородями и аккуратными дорожками. Дышалось тяжело. Он остановился у парапета и опёрся на него руками. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в выцветшее золото, но Чонгук едва ли замечал краски, перед глазами всё ещё стояли их лица.

Не мог же Тэхён так с ним поступить.

Не мог.

Не имел права.

 Ему нужен был воздух. Свежий, холодный, резкий... такой, чтобы прочистить голову и хотя бы на мгновение притупить шум мыслей. Нужно было подумать. Переварить всё услышанное. Потому что — если быть честным — в это невозможно было поверить. Неужели Тэхён мог так с ним поступить? Неужели он действительно решился убить его сына? Их ребёнка?

Чонгук боялся даже подумать об этом. Боялся ответа. Потому и стоял, не шевелясь, позволяя осеннему ветру хлестать лицо, пробираться под одежду, вгрызаться в кости. Словно почувствовав неладное, в эту же минуту ему позвонил Тэхён, и Чонгук достав мобильник с разбитым сердцем сбросил его вызов. Он не мог. Просто не мог сейчас слышать его голоса. И тогда рядом возник Вагнер(теперь понятно, как Тэхён уловил момент).

— Выглядишь неважно, — сухо заметил он, кладя ладонь Чонгуку на плечо. — Не думаю, что в этом городе есть хорошие врачи.

Если бы это услышал доктор Хан — тот самый, которого однажды нанял для него Ян, наверняка бы смертельно обиделся. Чонгук слабо качнул головой, отмахнулся и молча опустился на заднее сиденье машины. Телефон в руке, тем временем зазвонил снова. И снова это был Тэхён.

— Тебе не стоило туда ехать, — раздался голос на том конце. — Что они тебе наговорили?

— Я не хочу с тобой сейчас говорить, — отрезал Чонгук. — Пожалуйста, перестань за мной следить. Я думал, мы уже прошли через это.

— Скажи мне, что ты знаешь, — Тэхён даже не попытался проявить сочувствие.

— Немного, — между ними повисла тишина. Чонгук с минуту другую помолчал, рассматривая, как по стеклу медленно стекают капли дождя. — Что ты с ним сделал? — наконец выдохнул он, собравшись с духом. Было тяжело принять, что, помимо дочери, у него мог быть ещё и сын.

Послышался напряженный вздох.

— О чём ты говоришь? — с наигранно ласковым тоном спросил у него Тэхён. 

— Ты знаешь, — твёрдо сказал Чонгук. — Не молчи, Тэхён. Я хочу знать правду. Они сказали, что ты нашёл для меня двух суррогатных матерей. Кто знает, может и больше. Об этом им рассказал Ян, за две недели до того, как его застрелили. Он всё это время пытался со мной связаться... Ты поэтому его убил? И куда ты дел моего сына?

Последовала короткая пауза. Тэхён явно был застигнут врасплох.

— У нас только один сын, — наконец произнёс он ровным голосом. — И это Сон У, о другом я не знаю. Всё, что они тебе рассказали очередная ложь и я разочарован, что ты в неё поверил, любимый.

Чонгук устало выдохнул, не зная, во что верить, а во что нет. 

— Они сказали, что я должен тебя убить, — честно признался он.

— Что логично. Сначала они пытаются нас рассорить, а теперь хотят моей смерти. Твои родственники из Китая никогда не были с тобой откровенны.

«Ты тоже никогда не был со мной откровенен...» — пронеслось в голове Чонгука. Он крепче сжал телефон.

— Возвращайся домой, милый. Поговорим с глазу на глаз, похоже, в последнее время я слишком многое тебе позволял, раз ты посмел подумать обо мне, как об убийце собственного ребёнка.

Чонгук даже не успел ничего ответить, как Тэхён сбросил вызов. Послышались гудки. На мгновение он застыл, а затем с силой швырнул телефон прочь.

Разговор был окончен.

4

La fugitive — Lindolfo Gargiulo, Lonepsi

Человек не меняется — вот какой урок Чонгук усвоил окончательно. Жадность Тэхёна не знала границ. Он сверг собственного отца, возомнив себя Зевсом, а теперь взялся за детей. За ни в чём не повинных детей. Страшно было даже подумать об этом, не то что поверить. Но это не отменяет того факта, что он жаждал полного контроля. В точности так же, как и Зевс на Олимпе, он карал, прощал, воздвигал и свергал по своему капризу. Только вот в отличие от мифического бога, за его жестами не скрывалась божественная воля. В нем был лишь холодный расчёт. 

Тэхён был типичным социопатом с нарциссическими чертами. И то, что он когда-то проявил интерес к Чонгуку, казалось не чудом, а скорее роковой ошибкой. Социопаты не умеют любить — не так, как это понимают обычные люди. Они могут быть одержимы кем-то или чем-то, но в этом нет ни тепла, ни настоящей привязанности.

Потому что вместо сердца у них — пустота.

Когда самолёт приземлился на взлётную полосу, в Сеуле уже опустилась ночь. Город мерцал огнями, но Чонгук, уставившись в темноту за окном, не замечал ни огней, ни прохладного воздуха, хлынувшего с трапа. Он не поприветствовал ни секретаря Пака, ни людей Айзавы — просто молча сел в машину и коротко велел водителю отвезти его домой. По пути он долго думал обо всём, что узнал, но мысли оборвались при виде слишком искренней, чтобы быть лживой улыбки Ханы. Девочка вытянула руки в стороны и со всех ног бросилась к Чонгуку, стремясь заключить его в объятия.

— Я думала, ты меня тоже оставишь, как когда-то Сон У, — сказала она с детской прямотой, вонзив слова точно в сердце.

— Конечно нет, — сразу ответил он и, нащупав в кармане цепочку, протянул её ей. — Я ездил за подарком.

Хана сначала с сомнением посмотрела на него, но уже через мгновение схватила маленький кулон с нетерпением и восторгом.

— Оно такое красивое! — радостно визгнула она, и Чонгук, едва заметно улыбнувшись, помог ей открыть медальон. Внутри лежали две крошечные фотографии. На одной был он сам — юный, ещё с мягкими чертами, на другой — Тэхён, почти в том же возрасте, со взглядом, полным дерзости и свободы.

— Узнаёшь? — спросил Чонгук, наблюдая за её реакцией.

Девочка кивнула, внимательно разглядывая лица.

— Это ты, — сладко сказала она, указывая пальчиком на первое фото. — А это папочка.

И тогда Чонгук поцеловал её в макушку. На миг в груди что-то сжалось — от боли, от нежности, от невыносимого контраста между прошлым и настоящим.

— Ты сделала уроки? — спросил он, стараясь вернуть голосу обычную интонацию.

— Нам сегодня ничего не задавали.

— Совсем?

— Совсем-пресовсем.

— А если я спрошу у воспитателя?

Хана состроила оскорблённую гримасу и обиженно надула щёки.

— Ну папа-а... Ты обещал, что больше не будешь доставать меня. 

Он рассмеялся впервые за весь день.

— Ладно, победила. Но завтра я всё проверю. Не забывай, папа всё узнаёт.

— Даже если я спрячу тетрадку?

— Особенно если спрячешь тетрадку.

Хана прыснула со смеху и тут же повисла у него на шее. В то время, как Чонгук снова закрыл глаза, вдыхая её детский запах, такой живой и настоящий... Он не знал, сколько времени им отведено, но чувствовал нутром, что с каждым мгновением оно сокращается, что возможно он видит её в последний раз. Тэхён в скором времени заберёт её. Без сомнении... 

***

За сутки Чонгук ни разу не сомкнул глаз. Между тем телефон разрывался от звонков. Звонил Айзава, затем несколько раз Тэхён, следом Вагнер. Но Чонгук не ответил ни на один вызов. Он сидел, сжавшись в кресле, будто отгородившись от всего мира, и снова и снова прокручивал в голове кадры из прошлого, с болью вспоминал все те годы мучения в концлагере, когда на нем прыгал огромный военный, да так сильно, что был слышен хруст ребер. Он вспоминал, как ему пришлось терять тех немногих близких людей, которыми стали для него подумать только(!) заключённые. Вспоминал и о том, как ему наконец удалось оттуда сбежать. Как он, измождённый, почти ползком пробирался к зданию парламента, пытаясь добраться до Тэхёна, до Айзавы, до любого, кто мог бы его спасти. И тут его осенило. В тот день возле здания парламента он истошно кричал имя Айзавы, в надежде, что тот его заметит, на секунду, ему даже показалось, что получилось. Но Айзава в последний момент просто повернулся к нему спиной. В тот момент Чонгук счел это случайностью. Ошибкой. Недоразумением. Но теперь всё было очевидно: Айзава видел его. Слышал. И всё же отвернулся.

Он сделал это намеренно.

Чонгук до сих пор не может понять причины. Неужели дружба с ним так тяготила его, что он не сжалившись, предпочёл продать его Яну? Может ли быть, что он хотел как лучше, прежде всего для Тэхёна, а затем уже и для страны? Пусть так, но Чонгук ничуть не заслужил подобного хладнокровия. Он верил в него, искал в нём защиту перед Тэхёном. Он верил в Айзаву, даже больше, чем в себя, да так крепко, что был готов доверить ему Хану, как и был готов отдать за него жизнь. 

А теперь узнав о нем жестокую правду, познав очередную горечь, потеряв веру, Чонгук окунулся головую в неизвестность настолько шаткую, что сдвинь его и он упадет в пропасть. Именно так себя он сейчас и ощущал. Чонгук не знал, что ему делать. Куда идти? 

Снова к Тэхёну?  К человеку, что всё это время вытирал об него ноги, лгал и манипулировал им? Мысль о нём вызывала отвращение.

Обратиться к Сон У?  Но готов ли тот пожертвовать ради него своей карьерой? Чонгук, не уверен. Ведь связь между ними оборвалась в тот же момент, когда он попал в руки Яна. 

Какой же жалкой жизнью он прожил, если кроме Тэхёна и Сон У у него никого не осталось. Вернее, был когда-то отец, пусть и его жалкое подобие, но всё же отец, который ради него может быть и сгорел бы в аду. Но теперь и его нет. А Чонгук даже не знал об этом.

Он долго думал, как оказался в таком безвыходном положении. Всё спрашивал себя, где он сделал что-то не так? Но правильного ответа так и не нашёл. И тогда, поднявшись с кресла, он с почти мёртвым спокойствием подошёл к шкафу, заглянул в верхнюю полку, где лежал паспорт Ханы, проверил содержимое, сунул документы во внутренний карман пальто и, не теряя ни минуты, направился к двери. Через несколько минут он уже стоял у порога соседки, что любезно одолжила ему ключи от своей машины. Чонгук незаметно спустился вниз, сел в её автомобиль, пока охрана не почуяла какого-то подвоха и выехал за дочерью. 

Без пробок дорога заняла около двадцати минут. В детском саду ему предстояло обвести вокруг пальца ещё одного охранника, приставленного Тэхёном(уж теперь он понимает, для чего и почему они за ним ходили). После этого предполагалось, что он скроется в самом близком порту, может быть в Пусане, где сейчас проживал Дон Ук. Чонгук надеялся, что тот поможет ему выбраться из страны, и скрыться от людей Айзавы... ну и, разумеется, от главного тирана. Как же без него?

Но не всем надеждам суждено сбываться. 

Стоило ему переступить порог здания, как он увидел Тэхёна. Тот уже рассматривал цепочку, подаренную Хане прошлым вечером. И при виде них внутри Чонгука что-то оборвалось. Сколько раз он хотел спросить у Тэхёна: была ли между ними когда-то любовь?

Не одержимость или созависимость, когда один без другого не может и наверное никогда уже не сможет, а именно любовь? Когда, причиняя ему боль, ты тщетно чувствуешь её на себе? Когда, вонзая ему нож в спину, таким образом ты вонзаешь его и в себя, прямо в сердце. Множество раз он задавался этим вопросом, но всё никак не мог произнести его вслух, и сейчас не смог.

— Отойди от неё, — глухо выдохнул он, сдерживая ярость. — И чтобы больше я никогда тебя здесь не видел.

Тэхён, в отличие от него, был спокоен. Слишком спокоен. Он посмотрел на Чонгука как на несдержанного подростка — с лёгкой усмешкой, полупрезрением — и не воспринял его слова всерьёз. Вместо этого аккуратно поправил лямку рюкзака на плече дочери.

— Садись в машину, — мягко прошептал он ей, голосом, в котором сквозила угроза под видом заботы.

Перед тем как уйти, Хана бросила на Чонгука виноватый взгляд, который обычно бросает ребёнок, разрываемый между двумя мирами. Затем она молча развернулась и пошла к припаркованной машине. И ведь даже не оглянулась.

Тэхён же, не теряя времени, приблизился к Чонгуку. Глаза его потемнели.

— Никогда больше не смей говорить со мной в таком тоне при наших детях, Чонгук! - скомандовал он. — То, что ты её опекун на документах лишь формальность, мне не составит труда забрать у тебя ребёнка, даже если он твоей крови. Или ты забыл, как легко потерял Сон У?

— Она никуда с тобой не поедет, — проигнорировав угрозу, бросил Чонгук. — Верни её. Или мне придётся подать на тебя в суд.

— Тебе нужно остыть.

— Я не позволю тебе использовать её в своих целях! Тебе было мало меня, так ты взялся за мою дочь?!

— Чонгук, предупреждаю в последний раз: успокойся, пока не наговорил того, о чём пожалеешь.

Тэхён посмотрел на него, как на грязь на подошве своих дорогих ботинок, но Чонгук не мог не заметить, как тряслись его руки.

— Я не знаю, что именно наговорили тебе твои родственники, — сдержанно продолжил Тэхён. — Но я не позволю тебе вычеркнуть меня из её жизни. Ханна и моя дочь тоже, я был с нею, когда она родилась и не оставлю её до тех пор, пока она не захочет этого сама. Разрушая нашу семью, ты совершаешь ошибку.

— Слишком поздно. Об этом должен был подумать ты, когда заключал договор с Чжи Соном!

— Твой отец просто хотел не допустить исчезновения вашей династии. Ему нужен был ребёнок, неважно, какого пола.

Чонгук мог поклясться, что был готов убить Тэхёна. Причинить ему боль в точности такую же, какую испытывал сам.

— Но ты предпочёл оставить девочку, — прошептал он с яростной горечью. — Потому что если бы родился мальчик... он стал бы угрозой для Сон У. Не так ли?

Тэхён промолчал. Отрицать очевидное уже не имело смысла. Но и оправдываться он не собирался.

— Думаю, какое-то время нам стоит пожить раздельно, — заключил он так просто, словно речь шла не о детоубийстве. — Позвони мне, когда остынешь. Я отправлю за тобой машину. На случай, если ты вдруг снова захочешь сбежать от меня, Хану я забираю с собой. В Цюрих.

Чонгук не успел раскрыть и рта, как Тэхён развернувшись, пошёл к машине. Он бросился за ним с отчаянием, с яростью, с желанием ударить, в лучшем случае придушить его. Но охранники перехватили его в несколько резких движений.

— Дьявол! — прокричал он, вырываясь. — Каким ублюдком был — таким и остался!

Тэхён не обернулся. Он сел в машину, и она сразу тронулась с места, плавно унося его прочь. Без оглядки.

 Чонгук остался один.

С разбитым сердцем, пустыми руками, и обрушенной до основания жизнью.