Tundra

1

/ Mercuzio Pianist  —Table for Two /

Вернуться в Цюрих означало признать поражение. А Чонгук не хотел и не собирался сдаваться. Не сейчас, когда ему почти удалось вырваться из цепкой хватки Тэхёна. Несколько дней он провёл в квартире, ни разу не притронувшись ни к еде, ни к воде. Он не знал, откуда в нём всё ещё теплилась надежда... но она была.

Только в первые дни. Уже на третий день, после провальных переговоров с подчинёнными династии Чон, его решимость пошатнулась. А к концу недели и вовсе рухнула. Он попытался выйти на Дон Ука, но узнал, что тот исчез сразу после смерти Чжи Сона. Других путей не оставалось.

Разве что пойти к Айзаве и пригрозить ему компроматом. Но и тут не было уверенности, что его не пристрелят на месте.  Он кружил в бесконечном потоке мыслей, но все они вели к тупику. В стране творился беспорядок. Тэхён в любом случае вернётся в Корею, оставив их с Ханой в Цюрихе. Конечно, под защитой и круглосуточной слежкой, но Чонгуку не составит труда уйти от него снова. Оставаться с ним он не намерен ни под каким предлогом. Ведь кто знает, что Тэхён может сотворить с Ханой, если с Сон У вдруг что-то случится.

Ближе к вечеру он неторопливо собрал вещи, упаковал их в чемодан и, бросив последний взгляд на полупустое помещение, тяжело вздохнул. Сколько ещё это будет продолжаться? Сколько ещё Тэхён собирается его мучить? И хотя, тот явно скомандовал позвонить ему, когда он будет готов, Чонгук не спешил этого делать. Он всё оттягивал момент, боясь, что не выдержит даже одного слова. 

Собравшись с последними силами наконец он направился в резиденцию династии Ким, где сейчас жил Сон У. У входа его встретила женщина средних лет. Чонгук её почти не знал, да и не стремился узнать. Он больше не хотел иметь ничего общего ни с Тэхёном, ни даже с сыном. Женщина по всей видимости узнала его не сразу. Несколько минут она заставила Чонгука топтаться на пороге и только потом провела в гостиную, где за последние годы изменилось практический всё. От цвета стен, и пола до расстановки мебели. Из старого, любимого Тэхёном традиционного корейского стиля остался, пожалуй, только фасад крыши. В остальном же, всё было обновлено до современного американского минимализма по прихоти Ю Чжон: вместо лакированного дерева и перегородок из ханжи сейчас на него смотрели белые матовые стены, встроенное освещение и мягкая мебель прямых форм. Деревянный пол с ондалью заменили на плитку с подогревом. Даже привычные раздвижные двери и окна поменяли на стеклянные панели с электроприводом.

Увидел бы это дворецкий Ким, наверное, пришёл в ужас. Чонгук не знал, что сталось с ботаническим садом, где он часто проводил время, но догадывался, что его место мог занять фонтан или зона для пилатеса. А может быть бассейн.

Чонгук уже собирался повернуться и выйти, чтобы осмотреть, как всё устроено снаружи, когда с верхнего этажа послышались лёгкие шаги. Несколько секунд спустя на лестничной площадке показался Сон У.

— Ты не предупредил о своём приезде, — устало заметил он, остановившись на последней ступени.

Чонгук смотрел на него и пытался разглядеть в нём хотя бы крупицу того мальчика, которого он знал, которого растил. Но Сон У больше не был тем ребёнком, которого можно было пристыдить или переубедить. За эти годы он превратился в настоящую копию Тэхёна — суровую, амбициозную, жадную и не менее корыстную.

— Почему ты рассорился с Тэхёном? — прямо спросил он, когда Сон У опустился в кресло.

— С чего ты взял, что мы в ссоре? — вопросом на вопрос ответил Сон У.

— Не держи меня за идиота. Вы не разговариваете со свадьбы Су Хёна.

— Он помог мне выиграть выборы и вернуть диктатуру. Будь мы в ссоре, отец бы даже не удостоил меня взглядом.

Чонгук прекрасно знал, что Сон У так быстро не сдастся.

— Это наша последняя с тобой встреча в качестве отца и сына, Сон У. Я даю тебе шанс рассказать всю правду. Иначе последствия тебе не понравятся, — надавил он ещё сильнее.

Сон У на секунду нахмурился. В серьёзности намерений Чонгука он не сомневался.

— Полагаю, Ян перед смертью всё же успел рассказать обо всём твоим родственникам, — констатировал он небрежно.

На несколько секунд между ними повисла тишина. Чонгук чуть поддался вперёд. 

— Представь мою боль, когда китайцы посмели упрекнуть меня в том, что я вырастил эгоиста, для которого важна лишь собственная карьера и должность, которую он занимает! — высказался он.

— Ты действительно думаешь, что всё это время я лгал тебе только ради должности и своей карьеры? 

— Разве не так? Ты всё знал. Сколько? Год? Пять? Всё это время?

Сон У отвёл взгляд. Впервые за долгое время.

— С самого начала, — ответил он. — Отец заставил меня поклясться, что я не скажу тебе ни слова. Он боялся, что ты вдруг сорвёшься и уйдёшь.

— Что с ребенком? — требовательно спросил Чонгук.

Сон У медленно выдохнул, подбирая слова:

— При всём уважении, я не думаю, что ты выдержишь правду, — попытался он уйти от прямого ответа, и тогда Чонгук обратил на него такой взгляд, что ему стало не по себе. — К тому же, я знаю не так уж много. Всё, что слышал, больше похоже на сказку, чем на реальность. Айзава сказал мне, что они с Чжи Соном выбрали разных женщин для суррогатного материнства. Та, что носила в себе мальчика, оказалась слабее. На пятом месяце её скосил пиелонефрит, потом начались проблемы с сердцем. Чтобы спасти ребёнку жизнь, отец решил перевезти её в Цюрих. Но в итоге ничего не получилось: она умерла от кровотечении при родах. Ребёнок не выжил.

Чонгук почувствовал, как внутри что-то сжалось. Ради Сон У, он пожертвовал своей жизнью, а теперь был вынужден лицезреть его хладнокровное равнодушие по отношению к своему сыну. Пусть и уже мёртвому... В груди поднимался глухой жар, и он не знал, что с ним делать. Куда можно было деть этот гнев? На кого его вылить?

Сон У не убивал этого ребенка, хотя при желании, наверное, мог бы и спасти. Равносильно ли бездействие — убийству? Ведь он знал...знал(!) и всё равно ничего не сделал. Нет, всё же Чонгук пришёл к мысли, что бездействие намного хуже любого предательства.

— Папа сказал, — продолжил Сон У, — что, возможно, та женщина узнала, насколько важен был ребёнок в её утробе и решила воспользоваться этим. Поскольку её смерть вызвала у нас слишком много подозрении, мы пришли к мысли, что операцию провели в спешке. Я думаю, если бы ребёнок родился живым, отец никогда не посмел бы убить его. Как бы ни хотел. Ты просто не знаешь всех подробностей...

— Так расскажи мне, — всё ещё терпеливо продолжал Чонгук. — Должен же я наконец узнать, как все эти годы вам удавалось водить меня за нос.

— У тебя есть право злиться на меня, — спокойно ответил Сон У.

— Конечно есть. Я злюсь, Сон У. Но не на тебя, а на себя! За то, что позволил тебе довериться, считая своим сыном.

— Я всегда был и остаюсь им! — резко перебил Сон У.

Они встретились взглядом, и воздух в комнате стал напряженнее.

— Ты перестал быть им в тот день, когда решил скрыть от меня правду, — с горечью бросил Чонгук. — Я уже связался с людьми из консульства. Они уладили конфликт с Китаем. Это моя последняя услуга. А от Айзавы держись подальше. Это он продал меня Яну. Сдаётся мне, что он замышляет переворот.

Сон У заметно напрягся.

— Ты не дослушал... — начал было он, как его тут же перебили:

— Тут нечего слушать. У тебя был шанс, и ты его упустил. Завтра я вылетаю в Цюрих, и при первой же возможности заберу у него Хану.

— У тебя не выйдет.

— Повтори.

— У тебя не выйдет, потому что Хана — наследница обеих династий. Чжи Сон согласился исчезнуть из вашей жизни только при одном условии: если со мной в будущем произойдут непредвиденные обстоятельства, Хана будет вынуждена занять моё место. 

Он выдержал паузу, дав словам осесть в сознании Чонгука.

— Это решение было принято в присутствии международных наблюдателей и если понадобится, отец готов даже распрощаться с жизнью, чтобы выполнить все условия сделки. То, что ты её опекун на документах, вовсе не повод для уверенности, пап. Её рождение было всего лишь последствием политических интриг. И если вдруг с отцом что-то случится, — подразумевая Тэхёна, продолжил он, — тогда опека перейдёт ко мне. Или к Совету. Но тебе её никто уже не вернет.

Чонгук чувствовал, как внутри всё сжимается. 

— Ей всего лишь шесть, — глухо сказал он. — Неужели, ты хочешь, чтобы она повторила твою судьбу?

— Конечно нет, — искренне признался Сон У. — Но такова её участь. Ты ведь уже понял: в этой династии дети — лишь пешки на шахматной доске власти. Ни один ребёнок здесь не рождался из любви. Даже я.  Я был нужен отцу для продолжения рода , а для тебя я был спасением от смерти. Вот она — правда, которую ты так отчаянно хотел узнать. Всё, что ты считал семьёй, держалось только на молчании. Если ты его нарушишь, всё это рухнет. 

Чонгук с трудом поднялся с кресла. То ли от усталости, то ли от бессонницы в глазах поплыло.

— Не было никакой семьи, Сон У, — сказал он ровно, почти безжизненно. — Ты лгал мне вместе с Тэхёном. И не думай, что я когда-нибудь смогу простить тебе эту ошибку. Своим бездействием ты перечеркнул всю нашу связь. Ты был для меня всем и прекрасно знал, какую боль я испытаю.

— Именно поэтому я и молчал! — воскликнул Сон У.  — Я знал, что ты не вынесешь этого!

— Не оправдывайся!

— Я и не оправдываюсь, я лишь пытаюсь объяснить тебе положение вещей. Почему ты просто не можешь остаться с ним? Если ты снова попытаешься сбежать, власти и подчиненные Чжи Сона попросту убьют тебя. Они заберут Хану, и тогда ни отец, ни я уже ничего не сможем исправить!

Провести с Тэхёном хоть одну минуту? Чонгук лучше перережет себе глотку, чем позволит ему снова стать частью своей жизни.

— Мне ничего от вас не нужно, — выдавил он таким тоном, что в комнате стало на два градуса ниже. 

Разговор на этом прервался. Всё, что ему было нужно, он услышал. И этого было достаточно.

2

/ Marchal: Insight XIV — Julien Marchal /

Вернуться к Тэхёну означало капитулировать. Сдаться без боя. Но у Чонгука больше не оставалось выхода, кроме как подчиниться. Ведь если бы ему пришлось выбирать между правительством и ним, очевидно он предпочёл бы Тэхёна. По крайней мере он знает, что от него можно ожидать, в  то время как о правительстве не знает ничего. Чонгук не идеализировал прошлое. Никогда. Он прекрасно знал, на что тот способен. И всё же каким бы ублюдком ни был Тэхён, он никогда(никогда!) не поднял бы руку на ребёнка. Ни при каких обстоятельствах. Даже в гневе, даже в отчаянии. Он умел быть кем угодно: манипулятором, лжецом, диктатором, но в глазах детей всегда оставался заботливым отцом. Не по любви, возможно, а по долгу. Но и этого для Чонгука было достаточно.

К сожалению, Чжи Сон был далек от такого понятия. Отец, которого ему так не хватало в юности, оказался пустым звуком, слабым человеком, готовым пойти на сделку с дьяволом ради наследия, ради власти. И теперь всё, что ему оставалось, так это расплачиваться за чужие амбиции и чужие долги. 

До Цюриха Чонгук добрался только к полудню, разумеется, в сопровождении Вагнера. Хану к этому времени уже отправили на экскурсию: то ли в соседний посёлок, то ли в другой город, никто не удосужился уточнить. Дворецкий в этом доме и прежде не был разговорчив, а сейчас и вовсе держался отстранённо. Что до Тэхёна, то вот уже несколько дней он находился в больнице(с апрель месяца у него участились приступы с одышками, сильные ингаляторы уже не помогали, и поэтому пульмонолог, договорившись с его личным врачом предложил ему операцию, назначенную на август). 

Вечер Чонгуку пришлось провести в гордом одиночестве, да и к еде он особо не притронулся. Весь мир вокруг него будто бы пошатнулся. Он не знал, что оказалось для него страшнее: предательство Айзавы или сделка, заключённая между Тэхёном и Чжи Соном. Всё это навалилось тяжёлым, вязким комом и застыло где-то в груди, не давая ни дышать, ни думать.

Прошло несколько дней, а Чонгук до сих пор не мог понять причины. Почему Айзава продал его Яну? Он боялся спросить у него это в лицо, боялся той силы, которой сейчас обладал его друг(или уже не друг). Боялся, что если спросит у него, то Айзава с легкостью от него избавится и тогда Хана точно останется сиротой на попечении Тэхёна(которому тоже осталось не так уж и много). На Сон У, после случившегося, Чонгук и не смел рассчитывать, оставался только Дон Ук. К тому же, он был верен династии Чон и всегда выступал против диктатуры. Если кто и мог спасти Хану, то только он. Проблема заключалась в том, что Чонгука не получилось его найти. 

Он обыскал все возможные места вдоль границ перед возвращением в Цюрих, но ничего не нашёл. Жив ли вообще Дон Ук, а если жив, и каким-то чудом его удастся найти, то примет ли он Хану? Ведь своим капризным характером девочка сильно отличалась от смышлёного Сон У. 

Зазвонил телефон, и Чонгук даже не сразу заметил, что пропустил несколько вызовов. Он так сильно погрузился в собственные мысли, что Вагнеру пришлось настойчиво ткнуть его в плечо. Когда Чонгук посмотрел на него слегка заторможенным взглядом, охранник протянул свой сотовый. Без сомнений, звонящим был Тэхён. 

— Где моя дочь? — прямо спросил он, даже не потрудившись поздороваться.

— И тебе добрый вечер, Чонгук, — раздалось на том конце. — Если продолжишь вести себя так со мной, то больше никогда её не увидишь. 

Тэхён несколько раз откашлялся, а затем, кажется, кто-то подозвал медработников. Он говорил севшим голосом, и по характерному сипению в дыхании Чонгук сразу понял, что ему стало гораздо хуже, чем в феврале восемнадцатого года, когда они вместе остановились в поместье Су Хёна за городом.

— Я вернулся в Цюрих, как ты того и требовал, — грубо ответил он.

— Этого мало. Я должен быть уверен, что ты не попытаешься сбежать от меня снова. 

— Ты никогда не умел мне доверять, — заметил Чонгук.

— Я доверил тебе своего сына, страну и жизнь. Напомню: ты мог отключить меня от аппарата в любую минуту, и имеешь эту возможность до сих пор, если со мной вдруг что-то случится. 

Повисла короткая пауза. Хрипы усилились. Было слышно, как ему тяжело даётся каждый вдох. Чонгук уже поспешил приготовиться к угрозам, но услышал совершенно иное:

— Я никогда не хотел причинять тебе боль, — это прозвучало так искренне, что он не мог ему не поверить. — Ни тебе, ни Хане. Вы с Сон У  всё, что у меня есть...

— Я думаю тебе стоит перезвонить позже, — тут же оборвал его Чонгук. — Ты не в себе, если думаешь, что этими словами можно что-то исправить.

Даже не дослушав, он сбросил вызов. Пусть Тэхён помучается также, как мучается сейчас сам Чон...

3

/ Autumn Waltz — Infinite Stream /

С тех пор как Чонгук оказался в Цюрихе, прошло уже больше недели, но ни Хана, ни сам Тэхён не спешили возвращаться. После нескольких вспышек раздражения в сторону Вагнера и неудачных попыток уйти на поиски, ему всё же позволили общаться с дочерью по видеосвязи. Таким образом он говорил с ней ближе к обеду и перед сном. С Тэхёном же не говорил вовсе: свой мобильный он разбил ещё в Китае и теперь пользовался старым, почти лишённым всех новшеств из-за маленькой памяти.

К политике он утратил всякий интерес. Всё это время Чонгук только и делал, что вынашивал планы побега. Китайцы, как он слышал всё же успокоились. Пост президента занял бывший премьер-министр. Сон У тем временем по совету Чонгука, копал под Айзаву. И лишь Тэхён, некогда воплощавший в себе всю власть их эпохи продолжал скрываться в тени. Дошли ли до него новости из первых рук про Айзаву или нет, Чонгук не знал, да и что с того? Вряд ли бы Тэхён убил из-за него человека, считавшего своим разве что не родным братом. 

С другой стороны, если Айзава действительно вынашивал план переворота, это могло стать причиной раздора между элитой и правительством. Чонгук мог бы воспользоваться этим случаем. Пусть режут друг другу глотки, сколько душе угодно. Вот только в случае, если победит Айзава, Чонгук останется без защиты и покровителя.

К тому же, если Сон У не солгал, и в жилах Ханы действительно течёт кровь обеих династий: Чон и Ким, то она станет прямой угрозой... Для всех... В том числе и для Айзавы. При нынешних обстоятельствах он никогда не позволит ей выжить.

Одна только мысль об этом приводила Чонгука в ужас. Он перестал понимать, когда из лучшего друга Айзава превратился в главного врага, ведь раньше им всегда был Сон Хун, а затем уже и Тэхён. Стоило вспомнить о нём, как в груди появлялась тупая боль. Чонгук ненавидел себя за то, что ждал его возвращения даже больше, чем спасения из концлагеря. В глубине души он молился, чтобы Тэхён прожил хотя бы ещё один месяц, ещё один год. Ведь, если он умрёт, то они с Ханой лишатся, наверное, единственного покровителя. Больше некому будет за них вступиться. Некому будет их защитить.

Забавно, ведь парадокс и в том, что иногда, Чонгуку нужна была защита и от него самого...

Тэхён вернулся глубокой ночью, когда Чонгук уже спал на своей половине кровати. Он не стал его будить, да и не видел смысла. Только оставил короткий поцелуй на виске, чтобы убедиться в том, что Чонгук был настоящим, и наверное, немного успокоить себя. Вернее, чуждую ему совесть. 

— Мне тебя не хватало, — прошептал он, зная, что его слушают. С тех пор как Чонгук вернулся из концлагеря, он стал слишком чутким и просыпался от малейшего движения или даже едва заметного шороха. 

Он лег рядом, устроившись удобнее, и осторожно обнял его одной рукой, прижимаясь лбом к затылку, и вдохнул полюбившийся им аромат сандала. Будь у него возможность, то наверное, Тэхён провёл бы с ним вечность. Впервые в жизни ему хотелось рассказать Чонгуку всю правду, поделиться своей ношей. Но при всём желаний он не мог. 

Чонгук же лежал, не открывая глаз. Обида внутри росла с каждой минутой. Всё было очень плохо. Никаких слов или объяснений. Только повисшая между ними тишина. Но даже так, освобождаться из его хватки ему не хотелось. Хотя бы сегодня. В последний раз, пусть они притворятся, будто ничего не было. 

А завтра... Завтра он что-нибудь придумает...

***

/ After You Came — Yehezkel Raz /

За завтраком царила неловкость. И не смотря на то, что Тэхён пролежал в больнице около двух недель, да и вообще нуждался в операции, для больного он выглядел слишком прекрасно. Немного пробурчав что-то повару на счёт слишком приправленной еды, он привычно уткнулся в айпад (вместо газет все новости он проверял теперь только там). Чонгук спустился чуть позже, опоздав на добрых десять минут, но всё как не странно обошлось без привычных замечаний. Он молча отодвинул стул, сел, не глядя на Тэхёна, и уставился куда-то в сторону, то ли на окно, то ли в никуда. 

Дворецкий тем временем, убедившись, что все утренние задачи из списка выполнены, поспешно удалил слуг из столовой, оставив их вдвоём.

— Ты плохо выглядишь, — наконец отложив айпад, удостоил его вниманием, Тэхён. Говорил он уже не так ласково, как вчера. — Тебе не помешало бы обследоваться в клинике.

У Чонгука не было желания заводить разговор. Разве что, кроме одного повода:

— Когда я увижу Хану?

Они впервые встретились взглядом и он мог поклясться, что если он продолжит в том же духе, Тэхён без колебаний убьёт его...даже не моргнув глазом. 

— Это всё, что тебя волнует? — спросил он таким тоном, что нельзя было не почувствовать в нём упрёка. 

— Для приличия могу поинтересоваться, сколько тебе осталось, — больно надавил на него Чонгук. Он нисколько не боялся его гнева. Всё это они уже проходили. 

— Достаточно для того, чтобы успеть привести всё в порядок, — спокойно ответил Тэхён. — Моя смерть не облегчит твою жизнь, подумай об этом. 

В комнате повисла тяжёлая тишина.

Тэхён не шелохнулся. Только медленно опустил взгляд обратно на тарелку. Айпад, потухнув, так и остался лежать рядом. Где-то за окном щебетали птицы (слишком радостно и не к месту). Смешанный запах медикаментов, древесины и старых духов, которых Тэхён не менял уже много лет, бил в ноздри, отбрасывая Чонгука назад, в прошлое, где они уже это проходили. Всё это было слишком привычным, и давно позабытым: до боли знакомое молчание, до омерзения  предсказуемое.

Чонгук сжал зубы. Он медленно поднял на него глаза. Лицо Тэхёна не выражало ничего. Ни следа сожаления, ни признаков раскаяния. Будто всё, что происходило между ними— это просто ещё один пункт в списке дел, которые он должен успеть закрыть до того, как...

— Зачем ты это сделал? — голос Чонгука прозвучал тише, чем он рассчитывал. Даже не обвиняюще. Почти сломано. 

— Что бы я сейчас ни сказал... тебе всё равно не понравится.

Чонгук покачал головой. Он чувствовал, как всё внутри него отравляется этой правдой... или полуправдой... Он сам уже не знал, где она — эта грань между тем, что Тэхён делает ради него, и тем, что он делает ради себя.

— А ребёнок? — тихо спросил он, не поднимая взгляда. — Он правда... мёртв?

Тэхён смял в руках салфетку. 

— Твоя ошибка, Чонгук, в том, что ты всегда пытаешься придать всему человеческий смысл, — спокойно сказал он, откинувшись на спинку стула. — Даже сейчас ты горюешь по ребёнку, о существовании которого до этого момента и не догадывался. Всё, что ты знаешь только то, что тебе позволили знать. Но раз уж ты спрашиваешь... Я расскажу тебе положение вещей такими, какие они есть: твой отец не хотел тебя терять. Не потому что ты был ему дорог,  нет. Он видел в тебе последнюю надежду рода Чон. Его официальные наследники были либо мертвы, либо полностью дискредитированы, — Тэхён уловил на лице Чонгука смесь удивления и отвращения и чуть склонил голову. — Его старший сын умер при странных обстоятельствах после возвращения из военной академии, а второй от врождённого порока сердца, ходили слухи, что ему не оказали своевременную помощь. Я думал, что однажды он найдёт в себе мужество рассказать тебе о них и поделится с тобой теми годами жизни, когда ты жил под гнетом Сон Хуна, но к моему сожалению, он продолжал строить из себя жертву до самой смерти.

Он сделал паузу, словно давая Чонгуку переварить услышанное.

—  К тому моменту, когда я отрекся от должности президента, сам он был слишком стар и политический слаб, чтобы претендовать на долгосрочную власть. Поэтому он предложил мне сделку: потомок рода Чон, рождённый от женщины, которую выберет Совет взамен на его жизнь, — Тэхён пустил короткий смешок и Чонгук был готов врезать ему за наглость. — Но он просто не знал, что женщина, которую они выбрали в качестве суррогатной матери, была моей кровной родственницей. Дальней, по линии отца. Она происходит из практический забытой ветви нашей династии. Их вычеркнули из всех реестров после конфликта из-за земель в Канвондо. У неё не было ни статуса, ни имени, но генетически она подходила идеально. Мне пришлось приложить усилия, чтобы эта женщина дала своё согласие. Взамен она получила виллу в Каннах, два миллиона долларов в трастовом счёте и пожизненное медицинское обслуживание в клинике, которой владеет наш фонд. Та ещё мегера, но это не отменяет того, факта, что в Хане течёт твоя кровь, кровь династии Чон... и моя... Косвенно конечно, но этого более чем достаточно, чтобы никто не посмел поставить под сомнение её происхождение. Наша дочь служит  союзом двух самых сильных династий, Чонгук. К тому же, таким образом, твой отец и я получили то, что хотели. Он продолжение рода, а я тебя, привязанного к ней на всю оставшуюся жизнь. Ты можешь ненавидеть меня, можешь осуждать, я и никогда не надеялся, что ты поймешь меня, но всё это сделано ради твоего же блага. Если я скончаюсь, правительство не посмеет даже тронуть её пальцем. 

Чонгук слышал об этом и раньше: от Сон У, из обрывков чужих разговоров, из намёков Айзавы, и все это только теперь начинало обретать форму. Но сколько бы раз он ни слушал, разум всё равно отказывался принимать этот поток слов, казавшимся ему бредом. 

— Тебе нужно лечиться, — выдохнул он, чувствуя, сухость в горле. — Ты... ты ненормальный!

— Именно поэтому я счёл нужным скрыть от тебя правду, — спокойно отозвался Тэхён. — Я знал, ты не сможешь принять её.

Чонгук был слишком растерян, чтобы сказать ему что-либо вообще. В голове было столько слов, что все они путались, сталкивались и застревали где-то между глоткой и грудной клеткой.  За всё это время он ни разу не притронулся ни к воде, ни к поданной еде. Да и как вообще после всего этого он мог есть? 

— Чжи Сон хотел сына, — снова попытал он удачу. — Сон У сказал, что ребёнок родился мёртвым... Это правда?

Тэхён напрягся. Ему удавалось хранить эту тайну столько лет. Осталось совсем немного, и она умерла бы вместе с ним. Но увы, не всегда планам суждено сбываться. 

— Твой сын жив и здоров, — наконец ответил он, замечая, как руки Чонгука вздрогнули то ли от радости, то ли от возгласа удивления. — При всём желании, я никогда бы не посмел причинить вред нашим детям, Чонгук. Уж ты-то должен знать это.

— Каждый раз, когда я думаю, что уже знаю о тебе всё, ты выдаешь мне что-то новое. К этому... сложно привыкнуть, — горько выдохнул Чонгук. — Так куда ты его дел?

На лице Тэхёна не дрогнул ни один мускул.

— Мне жаль это говорить, но ни с Ханой, ни с этим мальчиком ты больше никогда не увидишься, — сухо ответил он. 

И тогда Чонгук взбесился.

— Что это значит?

— То и значит. Ты представляешь для них угрозу, как только я позволю тебе приблизиться к ним, ты попытаешься ускользнуть от меня. Эти дети не обычные, Чонгук. Я не могу пойти на такие риски, только для того, чтобы угодить твоим капризам. 

— Но я их отец! Ты не имеешь права так поступать со мной! — возмутился Чонгук.

Тэхён даже не вздрогнул. Несколько секунд он смотрел на него в упор, а затем неторопливо встал с места. 

— Я допустил ошибку, рассказав тебе всю правду, — выдохнул он. 

Чонгук сжал руки. Он давно не испытывал такого бессилия перед ним, когда от воли Тэхёна зависела вся его дальнейшая жизнь. 

— Я не сбегу от тебя, — наконец с трудом выдавил он из себя. — Пожалуйста, Тэхён. Позволь мне встретиться с ними, — повисла пауза и не в силе выдержать его молчания, он перешёл на шепот. — Хотя бы с Ханой. Дай мне увидеть её. Клянусь, я не стану убегать от тебя. 

Да и некуда ему было бежать. 

— Я прошу тебя, не заставляй меня унижаться, — добавил он, когда Тэхён дошёл до двери. Судя по тому, как он застыл, кажется, они почти сработали, и тогда, Чонгук надавил на него ещё сильнее. — Если ты действительно любишь меня, дай нам встретиться. Ты знаешь, после концлагеря, её появление придало моей жизни смысл. Я не смогу без неё жить, — признался он искренне. — Я лучше умру, чем потеряю её.

Тэхён замешкался. Было видно, как последние слова пробудили в нём капельку сочувствия. Он пристыженно опустил взгляд вниз, словно размышляя, стоит ли это таких жертв? 

— Я не могу тебе этого позволить, — наконец выдал он с сожалением. — Не сейчас, Чонгук.

Больше они не говорили. Сразу после завтрака Тэхён вылетел обратно в Корею, чтобы уладить проблемы с Айзавой (по крайней мере, так предположил сам Чонгук). Поскольку китайцы жаждали его смерти, Вагнер и ещё несколько человек из охраны сопровождали его на каждом углу. Но Чонгук-то знал, что пока Тэхёну ничего не грозит. Китайцы дали ему месяц. Один месяц на то, чтобы найти виновника и убить его своими руками: две недели из которых он буквально выбросил в помойку. Если бы Чонгук хотел доказать вину Айзавы, Сон У или, возможно, самого Тэхёна — этого времени не хватило бы ни за что. Всё о чём он сейчас мог думать так это только Хана. 

Но как долго ему ещё придется играть по чужим правилам? Как долго ему придётся быть марионеткой в чужом спектакле, то ли под напором Тэхёна, то ли под тяжестью фамилии Чон? И когда он, наконец, станет хозяином своей жизни?

Чонгуку до отвращения надоело быть пешкой в руках королей. Но куда страшнее было представить, что такая же участь уготована его детям. Хватит с него быть терпилой. Он такой же человек — из плоти и крови, с волей к свободе, с правом на спокойную жизнь без всех этих политических интриг. 

Узнав правду, он тут же расклеился. Поник. Тэхён всю жизнь ему лгал, а Айзава, если выйти на чистоту никогда и не был ему лучшим другом. Это Чонгук таким его считал из потребности верить хоть кому-то.. Да, он разочаровался  в них, но больнее всего было то, как с ним обошелся Сон У. Но и это Чонгук переживёт. Он уже пережил годы в концлагере, пытки, голод, бесконечные унижения, хуже, наверное, уже ничего и быть не может.

Собравшись из последних сил, кое-как он связался с секретарем Паком, надеясь на его благосклонность и скрытую неприязнь по отношению к Тэхёну. Долго уговаривать не пришлось: Чонгук изложил ему своё печальное положение(а когда оно вообще не было печальным?), объявил Айзаву предателем, рассказав, что возможно тот планирует государственный переворот и поделился своим страхом. Не то, чтобы они были так близки. Но Со Джун был одним из немногих, кто когда-либо смотрел на него с сочувствием, не жалостью, а именно сочувствием. Таким же взглядом, какое иногда проскакивало у дворецкого Кима. Айзава не в счет, поскольку теперь Чонгук сомневался в его добропорядочности. Поделившись своими мыслями, он надеялся, что Со Джун свяжется с Юнги, а тот в свою очередь поможет ему уладить ситуацию. 

Так и случилось. 

Юнги вышел на связь только через день. Где он пропадал и что всё это время делал, он так и не рассказал, но был рад поговорить с Чонгуком. Они договорились о встрече в Сеуле на поздний вечер пятницы, поэтому Чонгук первым делом отправился искать свободные рейсы. Тэхён к счастью, не стал запирать его в доме, как это обычно происходило. В этот раз он вообще мало чего ему запрещал. При желании, Чонгук мог даже поселиться с любовником в отеле, и Тэхён, наверное, даже бровью не повёл. Только бы Чонгук не искал Хану и безымянного сына... насколько он стал равнодушным. 

/ Healah Dancing — Keaton Henson, Ren Ford /

Перелёт из Сеула в Цюрих занял больше тринадцати часов (на частном борту они обычно сокращали это время до десяти). К тому моменту, как Чонгук вышел из здания аэропорта, его уже ждали люди Вагнера (и когда они успели узнать об его рейсе?).  Без лишних вопросов он сел в машину и коротко велел отвезти его в ближайший отель. Возвращаться ни в купленную для него Тэхёном квартиру, ни тем более в резиденцию, он не собирался. Хотелось тишины, а не воспоминании где он подвергался несколько раз насилию. Водитель на удивление не стал тратить времени на бессмысленные споры. Вместо ближайшего отеля, он молчаливо отвез его в самый роскошный, расположенный в центре города и остановился прямо у входа, чуть ли не заехав внутрь холла. 

— По распоряжению нашего начальника вас будут сопровождать Ламберг и Аяо. Номер уже проверен на прослушку и скрытые камеры. Господин Ким присоединится к вам позже, — произнёс он буднично, словно всё так и должно было быть. 

Но у Чонгука не было в планах встречаться с Тэхёном. По крайней мере, не сегодня. Именно поэтому он и выбрал отель, чтобы сбежать от всего, что могло ему о нём напомнить.

— Он знал, что вы не вернётесь в дом, — опередил его водитель. — Поэтому нам пришлось заранее подыскать подходящий номер. 

«Подходящий его статусу», — мысленно усмехнулся Чонгук.

— Где он сейчас? — спросил он в этот раз вслух. 

— Сложно сказать. Говорят, поехал в Пусан проверять какой-то завод.

Превосходно. Китайцы дышат ему в затылок, охота уже объявлена, а он ездит проверять завод. Таким темпом он и правда умрёт скорее от пули, чем от болезни.

— А Сон У? — имя сорвалось прежде, чем он успел себя остановить(прямо соль на рану).

— У первой леди сегодня утром случился выкидыш. Он сейчас с ней.

Чонгук почувствовал, как у него внутри что-то надломилось. Как долго он был сосредоточен на своих проблемах?

— Где Айзава? — насторожился он. С точки зрения предателя сейчас было самое время для мятежа. 

— Уже два дня как в Швейцарии.

Этого Чонгук не ожидал, как и не понимал, чего именно Айзава делал в Швейцарии, когда у него был такой прекрасный шанс для переворота?  Неужто искал что-то важное? Но, что может быть важнее власти? Чонгук даже не успел вернуться, а всё уже шло на перекосяк. 

Почти в трансе, он дополз до номера и завалился в постель. Дорога выжала из него все силы. Вдобавок всё это время всё, что он мог делать, так это думать о том, как вырулить ситуацию? Найти детей. Избавиться сначала от Айзавы, а затем если понадобится от Тэхёна и Сон У. Или всё же дождаться, когда Айзава убьёт Тэхёна, а затем преподать голову Айзавы на блюдечке китайцам. В таком случае он сможет заручиться их поддержкой и зажить новой жизнью. Но что тогда станет с Сон У? 

Чонгук не хотел никем жертвовать. Он не хотел никого убивать. Но в мире где люди сражаются за власть, без крови никак не обойтись. Об этом знают даже дети. Он почти засыпал, когда дверь скрипнула и послышались прихрамывающие шаги. 

Это был Тэхён. Он наконец пришёл к нему. 

Чонгук, не скрывая усталости, поднялся и пересел на край кровати так, чтобы видеть его лицо. Оно казалось таким же утомлённым, истощённым, каким, наверное, выглядел он сам. 

— Я намерен вычислить заказчика Яна и убить его или передать китайцам, — прямо заявил Чонгук. — Если это ты, то будь добр, признайся сразу. 

Тэхён даже не удивился. Он небрежно скинул с себя пальто, и этот жест невольно напомнил Чонгуку случай в норвежском отеле, когда он ползал перед ним на коленях. 

— Облегчу тебе задачу, наконец сказал он, опускаясь рядом. — Люди Вагнера нашли несколько доказательств, указывающих на Айзаву. 

Чонгук мог поклясться, что лицо Тэхёна на секунду исказилось от разочарования и той боли, которую обычно испытывают при предательстве. Некоторое время они просто сидели молча. Каждый со своей тяжестью на душе. Чонгук с не до конца высказанным облегчением, что это был не Тэхён.... Тэхён же с чем-то слишком личным, что сложно было озвучить.

— Клянусь, я не знал, что он был тем, кто продал тебя Яну, — сказал он искренне, и Чонгук поверил ему. — Я никогда бы не подумал, что Айзава способен на такое. Он был мне ближе, чем кто-либо. Мы с детства росли вместе... на попечений Сокджина... 

И хотя Чонгук разрывался от ненависти, но перед болью Тэхёна, он оказался бессилен. В то время, как Айзава являлся ему другом, Тэхёну же он был семьёй. 

— Я думаю, у него были на то свои причины, — зная его характер, сказал он очевидное. 

Чонгук ненавидел себя за чрезмерное сочувствие. Но продав его Яну, Айзава добился поддержки со стороны Китая. К тому же, наверняка, он заранее всё просчитал, удостоверившись в том, что Чонгуку со стороны Яна не будет грозить опасность. И всё же... 

— Ему нет оправдания, — лишь ответил Тэхён. — Как только он вернётся в страну, я намерен казнить его за попытку мятежа. Пока мы были заняты смертью Яна, он вознамерился убить тебя и наших детей, Чонгук. Он ищет их и в скором времени обязательно найдет. 

— А как же Наоми? — тут же озадачился Чонгук.— Без Айзавы она не выживет. 

— Наоми сейчас находится в клинике с очередным приступом. Ей нужна операция по пересадке сердца, но она отказалась от неё. 

— Из-за Айзавы? — с ужасом спросил Чонгук.

Они встретились взглядом. 

— Ты сам сказал, что без Айзавы она не выживет, — констатировал Тэхён, больно проехавшись по его чувствам. 

Неужели вот так всё и закончится? Чонгук с трудом верил в происходящее. Всё это казалось просто ужасным сном. 

— Как Ю Чжон? — спросил он, чтобы хоть чем-то заглушить эту тяжесть. — Я слышал у неё случился выкидыш. 

— С ней всё хорошо, во всяком случае в физическом плане. Этому ребёнку всё равно не было суждено родиться, врачи уже предупреждали её, но она настояла на обратном.  Упрямство в их семье наследственное.

— Мне жаль, — с искренностью, которую сам не ожидал от себя, произнёс Чонгук.

— Мне тоже, — коротко ответил Тэхён.

О Сон У он спросить так и не осмелился. Они оба замолкли. Чонгук поднял глаза, встретившись с ним взглядом. Он долго смотрел на Тэхёна, как на человека, что разбил ему сердце, а затем снова попытался забраться в его грудную клетку, чтобы хоть как-то его склеить. В этом взгляде была обида, спрятанная под усталостью, гнев, не высказанный в голос, и горечь от того, что любовь его, возможно, вопреки всему всё ещё была жива.

И где-то на полпути между этим отчаянием и невыраженной нежностью, они оба поняли, что всё давно пошло не так, и никто из них уже не сможет вернуться обратно. 

— Ты не обязан мне верить, — прошептал Тэхён. — Но я всё ещё верю в нас. Даже сейчас.

Чонгук хотел было что-то сказать, но язык будто прилип к небу. Какой в этом смысл, если завтра они снова окажутся по разные стороны прицела?

— Если Айзава доберётся до них первым, — продолжил Тэхён, — он не станет медлить. Он либо заберёт Хану и попытается воспитать её, как свою дочь, чтобы получить защиту от Совета... либо убьёт её. Ему не привыкать избавляться от угроз.

Чонгук сжал зубы. Он прекрасно всё понимал. Он знал слишком много, чтобы больше не питать иллюзий.

— Где ты их прячешь? — снова спросил он, надеясь услышать иной ответ.

Тэхён наконец поднял на него взгляд и Чонгук мог поклясться, что в нём не было прежней надменности. 

— Они под присмотром в Цюрихе. Если ты переживаешь за их сохранность, могу заверить, что их охраняют лучшие люди. Но если Айзава продолжит поиски... — он резко осёкся.

— То он найдёт их, — закончил Чонгук за него.

Тэхён не ответил. Только слегка кивнул.

— Разве что мы найдём его первыми, — тихо добавил он. 

И снова наступила тишина. Чонгук почувствовал, как в груди начинает подниматься привычная, глухая тяжесть. Раньше он считал, что хуже предательства может быть только одиночество. Но теперь понял, что хуже всего — это когда ты вынужден защищать семью, не зная, кто в ней предатель.

Он посмотрел на Тэхёна.

— Как думаешь мы успеем? — спросил он дрогнувшим голосом.

Тэхён ответил не сразу. 

— Если ты всё ещё на моей стороне.

— А ты на моей?

Они долго смотрели друг на друга. Небольшое недопонимание между ними снежным комом перерастало в недоверие. Тэхён медленно дотронулся руки Чонгука, так, что тот ощутил его холод. Они неосознанно скрепили пальцы. 

— Я всегда был на твоей стороне, Чонгук, — прошептал он очевидное. — Только ты этого никогда не замечал. 

И вот опять. Чонгук почти поверил ему, он снова был готов угодить в его ловушку. Перед Тэхёном всегда было слишком сложно устоять. Особенно тогда, когда он был мягок. 

— Как ты назвал ребёнка? — спросил он, в горле от чего-то стало сухо.

Чонгук не знал, как выразить эту смесь благодарности и страха, которую ощущал. Он почти был уверен, что Тэхён убил его сына, ведь мальчик представлял прямую угрозу для династии Ким.  Далеко ходить не нужно. Чонгук сам являлся доказательством того, как знатные дома умеют использовать чужую родословную. 

— Я назвал его в честь Сокджина. Подумал, ты бы это одобрил, — спокойно ответил Тэхён.

И он был прав.

— Расскажи мне о нём, — попросил Чонгук. И впервые за долгое время Тэхён не стал отмахиваться. Он действительно прислушался.

Он начал с того, что Сокджин — необычайно тихий ребёнок. Не замкнутый, нет, просто внимательный. Тэхён вспомнил, как впервые увидел сына на экране УЗИ, а потом как впервые держал его в руках, и как всё тело мальчика тряслось от тихого, почти беззвучного плача. Сокджин родился не в роддоме, а в частной клинике на границе Италии и Швейцарии. Ни одной фотографии или записи, что могло бы выдать его существование. И всё же он был настоящим, живым, с глазами Чонгука и носом, который Тэхён всё ещё не знал, унаследован ли он от него или от суррогатной матери. Он рассказал, как Сокджин научился ходить слишком рано и упорно, с тем особенным упрямством, что редко свойственно младенцам. Поделился, что Сокджин любит смотреть на настоящие, механические часы. Любит ветер. Бабочек. Странно для мальчика его лет, но он всегда замирает, когда видит их. Он не боится темноты, но боится громких голосов. Особенно крика. Он не капризничает, не просит больше, чем ему положено. 

И разумеется, ни о Чонгуке, ни о Хане мальчик ничего не знает. Он живёт в счастливой семье у швейцарского банкира и французской художницы, оба проверенные люди, которым Тэхён без колебаний доверил бы не только ребёнка, но и собственную жизнь. Сам же он представился мальчику другом его отца и с тех пор вынужден отзываться на прозвище дяденька. Он добавил, что у мальчика нет ни игрушек с символикой, ни семейных гербов, ни книг о подвигах предков. Как и Хану Тэхён отправил его в подготовительную школу на год раньше, где мальчик уже успел обзавестись друзьями. 

Сокджин безусловно проживает самую лучшую жизнь, он растёт без страха или обязанностей перед династией, без прошлого родителей, что может испортить его будущее. И в этом, пожалуй, заключалось самое главное: Тэхён отдал ему то, чего никогда не имел ни он сам, ни Чонгук. Спокойную жизнь. Свободу и безопасность. 

И пусть ему придётся заплатить за его счастье своей жизнью... это уже не имеет никакого значения. 

4

/ Midnight Waltz  — Infinite Stream /

Чонгук не мог не злиться на Тэхёна. 

Все обиды, вся злость, которую он чувствовал по отношению к нему никуда не делись. Они всё ещё жили в нём, глухо пульсируя под рёбрами. И всё же стоило Тэхёну посмотреть на него тем самым уязвимо честным взглядом, как внутри что-то бессильно опускало руки. Он почти был уверен, что Тэхён убил их ребёнка. Он был уверен, что Тэхён изменял ему... А теперь, когда узнал всю правду, находился в жутком смятении. Пусть его сын жив и находится на попечении заботливой семьи, но разве это заменит ему родного отца? Разве вычеркнутая кровь не остаётся кровью? Разве это может вернуть ему утраченное?

Тэхён ведь снова солгал ему, и вновь нарушил обещание. Он жаждал крови Чжи Сона и получил её. Он убил его, не смотря на то, что обещал Чонгуку, что больше никогда его не тронет. Он скрыл существование ребёнка, и даже оказавшись на пороге смерти, не собирался раскрывать правду. Всё это время он смотрел на Чонгука, как на последнего идиота, и продолжал плести свои интриги, нить за нитью удерживая власть всё сильнее и сильнее. А теперь, когда всё раскрылось, даже не попытался перед ним извиниться. Потому что, в глубине души, не считал себя виноватым. А как же Чонгук? Что делать с его чувствами и мыслями? С его жизнью? Сколько ещё это будет продолжаться? 

Чонгук смотрел на него и не знал, что думать. Он уже дал им шанс... и не один... и каждый из них заставил его пожалеть о своём выборе. Больше так продолжаться не должно. Завтра утром, как только Тэхён покинет номер, он обязательно свяжется с секретарём Паком и постарается выяснить, что происходит в Синем доме. 

Что касается Айзавы...

Чонгуку до сих пор было трудно поверить в его предательство. Всё это время он старался не думать о нём, избегая суровой реальности. Но больше не мог и всю ночь не сомкнул глаз. Лежал, уставившись в потолок, и думал о том, как странно и страшно всё сложилось. Тэхён судя по шуму, кажется, тоже не спал. У них были разные комнаты, за что он ему благодарен. Ближе к пяти часам утра Чонгук услышал лёгкий шорох и ещё через полчаса дверь слегка скрипнула и захлопнулась. Тэхён ушёл, оставив его одного. Слишком часто в последнее время он оставлял его наедине со своей болью. 

Чонгук, не раздумывая, вскочил с кровати. Накинув свежую кофту и брюки, он быстро покинул номер и направился вниз. В холле его уже ожидал Вагнер, в руках он держал два стаканчика с кофе, один из которых был протянут Чонгуку:

— Сегодня я твоя нянька, — весело объявил он. — Так что будь добр, не усложняй мне задачу и не лезь на рожон.

Чонгук нахмурился, принимая кофе.

— Тебе стоило понянчиться с Тэхёном, — ответил он жёстко. — Китайцы только и ждут удобного момента, чтобы прикончить его.

Они сели в машину, стоявшую у входа.

— Не смогут, — отрезал Вагнер. — Сейчас он в Синем доме. Вернулся к обязанностям президента. Неофициально, разумеется, но распоряжения уже отдает он.

Теперь понятно, почему он так рано покинул отель. Чонгук сделал неудачный глоток горячего кофе и обжёг язык. 

— Мне нужно поехать в офис, где раньше работали все его аналитики, — сказал он, сморщившись. — Не тот, что в резиденции, а в центре города. 

Вагнер коротко кивнул водителю. Машина мягко тронулась с места и через полчаса уже остановилась у нужного здания. Прежде чем Чонгук успел открыть дверь, Вагнер настойчиво удержал его за плечо и усадил обратно.

— Сначала наши должны проверить здание, — пояснил он, прежде чем Чонгук начал возмущаться. — Айзава ищет не только твоих детей, но и тебя тоже. Его людям ничего не стоит застрелить тебя прямо на пороге.

Чонгук помрачнел, он и забыл, что охота ведётся не только на Тэхёна, но и на него самого. Всё это чем-то напоминало те годы, когда он был вынужден занять пост президента. Сокджин тоже тогда ещё был живым и бегал между больницей, где лежал Тэхён и домом, чтобы приглядеть за Сон У. Айзава тогда ещё не был им врагом и делал всё, чтобы сохранить его безопасность. Вот бы вернуться в те годы, когда все были живы и относительно счастливы. 

— Вы ещё не нашли его? — спросил он наконец, обращаясь к Вагнеру. — Я про Айзаву. 

— Последний раз его засекли в Швейцарии. Сейчас он в Норвегии, — отозвался Вагнер. — Мы приставили людей к его дочери, на случай, если он всё-таки захочет её увидеть. Но либо он не знает о её состоянии, либо предпочёл отказаться от неё. Впрочем, ты же знаешь Айзаву. В гневе он может быть куда опаснее, чем Тэхён.

Оказалось, что Чонгук ничего о нем не знает. Но в одном Вагнер был прав: в гневе Айзава действительно страшнее Тэхёна. 

На проверку ушло не так много времени, и к тому моменту, когда Чонгук оказался внутри, Юнги уже разложил на столе несколько документов и фотографии. За несколько лет, что они не виделись он заметно изменился: сбросил вес, отрастил волосы, да и в целом выглядел не как обычный сотрудник офиса. Вместо серого костюма, на нём сейчас были потертые джинсы и футболка на два, а то и на три размера больше. Чонгук невольно отметил про себя, что такой эстет, как Тэхён, за подобный внешний вид мог бы без лишних слов пустить пулю в лоб. Или хотя бы пригрозить этим всерьёз.

— Рад, что ты согласился на встречу, — сказал он, протянув руку, но Юнги даже не пошевелился:

— Обойдёмся без формальностей. Перейдём сразу к делу, Чонгук, — отрезал он, не отрывая взгляда от бумаг.

И, судя по его тону, играть в светскую вежливость он действительно не собирался. Тут двери позади него громко хлопнули и в проеме показался Вагнер. Он что-то проворчал в рацию, та издала короткий писк, и четырехнувшись, мужчина неторопливо опустился на один из стульев. 

— Я думал мы будем одни, — недовольно проворчал Юнги, бросив на Чонгука упрекающий взгляд. — Это ещё кто такой? Бугай на случай, если я перейду на крик?

— Я бейбиситтер, — ничуть не постыдившись этого слова «очень даже вовремя»  оповестил его Вагнер.

— Это новый начальник безопасности, — пояснил Чонгук. — Работает на Тэхёна уже больше пяти лет, вместо Айзавы. Можешь не обращать на него внимания.

Не обращать внимания на человека ростом свыше шести дюймов в длину и телосложением, как у бронетранспортёра, было сложно, но Юнги впрочем справился с этой задачей на удивление слишком легко. Он включил ноутбук, вставил флешку, и, одновременно набрав номер на телефоне, поднёс его к уху.

— Ты можешь говорить? — спросил он, и тут же включил динамик.

— Да, конечно, — раздался на другой линии голос Со Джуна.

— Отлично. Имей в виду: ты на громкой связи, и с нами начальник безопасности, — предупредил его Юнги, чтобы тот не взболтнул лишнего. 

В разговор вмешался Чонгук. За эти дни Тэхён уже успел собрать несколько доказательств, но, в своей привычной манере, не стал раскрывать все карты сразу. Единственным человеком, кто имел к ним доступ, оставался секретарь Пак.

— Прежде чем ты начнёшь, — тихо сказал он, — я хочу убедиться, что тем, кто продал меня, действительно был Айзава.

На той стороне повисла короткая пауза. Со Джун казался сбитым с толку.

— Мы до конца не знаем, кто именно отдал приказ, — осторожно начал он, подбирая слова. — Но в тех документах, которые Ян успел переслать перед своей смертью, есть прямое упоминание имени Айзавы. В контракте стоит его подпись, подлинная. Он скрепил с ним официальную сделку, касающуюся поставок вооружений. Но в приложении есть отдельный пункт про «устранение нестабильного фактора», на случай, если всё выйдет из под контроля.

— Под «нестабильным фактором» подразумевался я, — заключил Чонгук.

— Именно, — подтвердил Со Джун. — И ещё кое-что... Судя по последним данным Айзава хотел использовать смену власти в Китае как дымовую завесу. Пока все следили за Яном, он планировал убрать и Тэхёна, и тебя.

Чонгук вздрогнул. Всё это было слишком похоже на игру в шахматы, где он был всего лишь очередной фигурой, которую можно было пожертвовать без зазрения совести. 

Юнги тем временем молча вытащил из папки фотографию, датированную за три недели до убийства Яна. На нём Айзава в военной форме, пожимал руку какому-то высокопоставленному китайскому чиновнику.

— Мы оба знаем, что Айзава... всегда был хорош в двух вещах, – наконец проговорил Мин, глядя прямо на Чонгука. –  В манипуляциях и военных стратегиях. Он не нравился мне с самого начала. 

Чонгук наклонился ближе к микрофону:

— Что намерен сделать Тэхён? — спросил он таким серьёзным тоном, что нельзя не почувствовать насколько это было для него важным. 

На том конце повисло короткое молчание.

— Он уже делает, Чонгук, — наконец ответил секретарь Пак. — Прямо сейчас он подписывает приговоры нескольким знатным домам, что поддержали восстание. Он заглушает международный шум красивыми заявлениями, а за их спинами хладнокровно срывает головы... одну за другой. Не удивлюсь, если только за эти трое суток он уничтожил больше людей, чем за весь прошлый год. И поверь, каждый из них думал, что ещё успеет извиниться, — в микрофоне что-то пискнуло, возможно, передача сигнала ослабла. — Тэхён уже взялся за Айз... — голос становился всё глуше, — ...перерезал его каналы снабжения, ...отрезал от ВМС, ...передал компромат французам... признан угрозой нацбезопасности... К утру его арестуют, — связь наконец восстановилась, — а к вечеру убьют. Если повезёт.

Очень даже в стиле Тэхёна. Чонгук нисколько не удивился такому масштабу событии. Но, что если Айзава мог предвидеть всё это, прекрасно зная характер Тэхёна и его манеры устранения проблем. К слову, в отличии от Тэхёна, Айзава всегда умел выжидать. Его было слишком сложно вывести из равновесия, но так же сложно привести в порядок. Если Тэхёна можно было сравнить с пожаром, то Айзаву с медленно тлеющим углём, от которого вспыхивает целая страна. И если он действительно понял, что его вот-вот сдадут, значит... скорее всего, он подготовил запасной выход. Или запасную жертву. 

Слишком много переменных. Чонгук даже не знал, за что хвататься. С одной стороны на него давили китайцы, пусть они и молчат(пока что), но молчание это продлится не так долго. С другой стороны Тэхён вступил в жестокую схватку с Айзавой, из-за чего могли пострадать их дети... Хуже и быть не может. 

— Ты знал? — обратился он к сидевшему неподалёку Вагнеру.

Вагнер смял пустой стакан с кофе и встав с места, небрежно выбросил его в урну.

— Всё, что я знаю, я держу при себе. За это мне и платят, — ответил он сухо. — И платят хорошо.

Чонгук встал вслед за ним. Он прекрасно знал, что деньги для Вагнера никогда не были решающим фактором. Если бы это было так, Ян со своим состоянием мог бы купить его лояльность ещё пять лет назад.

— Хоть раз в жизни перестань быть мудаком и скажи, что ты ещё знаешь! — потребовал он. 

Тем временем связь оборвалась окончательно, и вызов был сброшен.

— Моя задача — следить за твоей безопасностью. На этом всё, — бросил Вагнер и повернулся, чтобы уйти. Но Чонгук в отчаянии вцепился в его руку.

— Пожалуйста... расскажи мне, — умолял он, срываясь на шёпот. — Всё, что ты знаешь. Я больше не могу сидеть сложа руки и гадать, что происходит...

В глубине души он надеялся, что Вагнер проникнется его искренностью. Ведь с самого рождении Ханы он всегда был поблизости, оберегая их ценой собственной жизни и за это время, ни разу не позволил себе колкости, ни единого замечания по поводу избалованности девочки. Он любил Ханну ничуть не меньше самого Чонгука и Тэхёна. Он возился с ней, как с родной дочерью. Возможно таковой он её и видел, ведь его собственная дочь всё это время даже не знала, жив ли он вообще.

Остановившись возле стола, Вагнер вдруг посмотрел на Чонгука таким взглядом, словно думал, выдержит он полученную информацию или нет. Несколько секунд он мешкался в сомнениях, и только потом, смягчившись, наконец ответил:

— Этой ночью Айзава уже добрался до твоих детей, Чонгук, — прошептал он, и воздух вдруг сгустился. — Именно поэтому Тэхён сейчас в ярости.

Сердце Чонгука пропустило удар. Он уставился на него в немом ужасе, в голове стремительно мелькали десятки возможных сценариев, и каждый заканчивался катастрофой. Он резко втянул воздух. Ведь не мог же Айзава на самом деле убить его детей. Какой бы сильной ни была его ненависть, они всего лишь дети. Они ни в чём не виноваты.

— Они... живы? — с трудом выдавил из себя Чонгук. 

Вагнер кивнул головой. Он обернулся к двери, будто хотел убедиться, что за ними никто не следит и только потом снова посмотрел на Чонгука:

— Айзава не дурак. Он знает, что, убив твоих детей, только подпишет себе смертный приговор. Тэхён взорвёт полконтинента, если с ними что-то случится. Так что он утащил их неизвестно куда... Возможно, они уже давно покинули Швейцарию, и сейчас разъезжают по всей Европе. Он проиграл войну, но держит у себя самое дорогое. Чтобы заключить сделку. 

— Мы должны их найти, — сказал Чонгук с мёртвой решимостью. — Пока он не навредил им.

— Тогда не мешай Тэхёну, — спокойно ответил Вагнер. — Айзаве только на руку, если ты пойдешь с ним на контакт.

— Я не могу сидеть сложа руки, когда у него мои дети, — взорвался Чонгук. — А если он убьёт их?! Я даже не успел увидеть сына, чтобы назваться его отцом!

— Успокойся, — предупредил его Вагнер. — Или я сам отвезу тебя в резиденцию, пока ты не натворил глупостей.

— Он прав, Чонгук, — вмешался Юнги. — Умерь пыл. Мы не знаем, есть ли у Айзавы сторонники за границей и чего он хочет на самом деле. Пусть они решат свои проблемы между собой. 

Чонгук нахмурился.

— У него мои дети, — повторился он. — Ты что не слышал его? Айзава убьёт их, если Тэхён не даст ему того, что он хочет.

— Тэхён сделает всё, чтобы их спасти, — с нажимом сказал Юнги. — И ты это знаешь.

Чонгук ничего не знает. Уже нет. Он оказался в замкнутом круге, где люди вокруг него относились к нему хуже, чем к скотине. За всю жизнь он пережил столько насилия, что больше не мог отличить преданность от манипуляции. И самое ужасное, после каждого предательства, он больше не мог никому доверять. Даже себе. 

— С чего ты взял, что он будет их спасать? — спросил он глухо. — Тэхён одержим властью. Ему плевать на всё, что мешает её сохранить. Даже на собственных детей.

— Значит, ты плохо его знаешь, — сдержанно ответил Юнги. — Я проработал с ним слишком много лет и за все эти годы он и пальцем не пошевелил для кого-либо из его окружения. Но тебе он доверил свою жизнь, страну и сына. А это, уж поверь, значит больше, чем кажется.

Может быть. Но Юнги не знает, как однажды Тэхён, избив его до полусмерти, вышвырнул на мороз. Не знает, как он запирал его в спальне, ломая физически и морально. Как умело выставлял себя жертвой, переворачивая всё с ног на голову.

Если бы Тэхён не был так на нём помешан, всего этого бы не произошло. Во всём виноваты его больные чувства, которые и любовью то назвать слишком сложно. 

— Это ты плохо его знаешь, — выдохнул Чонгук. Спорить больше не было сил. — Если ты не хочешь в этом участвовать, я пойму, но если вдруг передумаешь... Найди мне Дон Ука, он работал воспитателям Сон У. 

Юнги нахмурился.

— Ты что-то задумал?

Вагнер насторожился. 

— Просто найди его, — устало сказал Чонгук. — Это всё, о чём я тебя прошу.

Хватит сидеть в тени чужих решений и ждать чуда. Никто не спасёт его, кроме него самого.

— А теперь... мне нужно поговорить с Тэхёном, — он повернулся к Вагнеру. — Это возможно?

— Разумеется, — кивнул тот.

Чонгук на прощание пожал Юнги руку, совсем не ожидая, что тот затянет его в свои объятья. Несколько секунд он так и стоял, не зная, стоит ли ему обнять его в ответ или просто похлопать по спине. Но тут рука Мина ловко скользнула в его карман. Он что-то положил туда, пока Вагнер отвлекся на телефонный звонок. 

— Что бы ты ни задумал, помни: я всегда на твоей стороне, — искренне прошептал он. 

Чонгук не мог не почувствовать странного тепла в груди. Он был благодарен ему от всей души.

— Мне жаль, что всё так вышло с Чимином, — наконец проговорил он, опуская взгляд в пол.

— Мне тоже, — ответил Юнги с тоской в голосе. 

На этом они и попрощались, наверное, в самый последний раз. 

***

Тэхён ослабил цепи или, по крайней мере, хотел, чтобы так казалось. Он позволил Чонгуку выезжать за пределы города, звонить, даже контактировать с приверженцами династии Чон. Ему было позволено почти всё... кроме одного: встречи с детьми.  Чонгук не говорил с Ханой больше двух суток, с тех пор как вернулся в Сеул. Сначала из-за пересадок, потом из-за Тэхёна, а теперь потому, что она находилась с Айзавой. Он незаметно вытянул смятый клочок бумаги и обнаружил в нём четырёхзначный код, адрес и номер банковской ячейки. В самом низу красовалась неразборчивая подпись Чжи Сона.

Всё это походило на завещание, или как минимум на скрытое послание.

Как только он сел в машину, то сразу же скомандовал адрес банка, коим пользовался и сам Тэхён, и Вагнер ничего не заподозрив, ну или не подав виду, согласно кивнул водителю. Таким образом они были на месте не менее, чем через двадцати минут. Это был частный инвестиционно-доверительный банк, один из тех, что обслуживают старую аристократию, политиков и владельцев фамильных активов. Поскольку сотрудники ценили личные права, а также конфиденциальность своих весьма состоятельных клиентов, нужно отдать им должное, Вагнеру скрипя душой пришлось остаться снаружи. 

Сотрудник почтительно провёл его в хранилище, где Чонгуку открылся взор на несколько десяток небольших ячеек. Он дождался, когда его оставят одного и скользнув в карман пиджака за бумагой, набрал код, затем вставил ключ, выданный при регистрации. Ячейка открылась с глухим щелчком.

Внутри неё лежало два мобильника, один из которых был одноразовым(при жизни Чжи Сон был тем ещё параноиком), одна серебристая флешка, ещё одна карта памяти и несколько плотно перетянутых стопок с документами в кожаной папке, а ещё фамильная печать и его кольцо с эмблемой дракона. Чонгук в первую очередь достал документы датируемые 2010 годом и по нескольким пунктам смог уловить, что держал составленный между его отцом и Тэхёном договор о преемственности. Весь список тянулся длиною в десять странниц, где каждая сторона А и В условилась выполнять свои обязанности, ограничения, а также условия уступки полномочий в случае форс-мажора. В самом конце стояла размашистая подпись Тэхёна. Чонгук прошёлся по всем пунктам беглым взглядом и не узнав ничего нового, принялся за следующий документ, в надежде, что сможет найти нечто важное. Таким образом он провёл там около получаса, если не больше и узнал, что ему завешалась львиная доля в закрытом инвестиционном фонде, зарегистрированном в Лихтенштейне, на имя, связанное с династией Чон. Помимо этого, он унаследовал старинный особняк в Порту, виллу у озера в Чехии, и одну квартиру в центре Вены.

Там же лежали оценочные заключения о коллекции живописи: в списке значились подлинники XVII века, некоторые  из них были с подтверждённой экспертизой Sotheby's и Christie's. Страховая оценка доходила до семизначной суммы. Сбоку от них лежала ещё одна стопка документов, в которых хранились некоторые старые издательства и доступ к архиву с компроматом, датированным ещё временами мятежа. Внизу лежала доверенность на управление активами в случае смерти Чжи Сона. Чонгук был в ней единственным бенефициаром. Теперь Чжи Сон в его глазах не казался бедным, каким он считал его раньше. Во всяком случае, после мятежа Чонгук считал, что его династия потеряло всё имущество и влияние вместе со смертью покойного президента Чона. Но теперь, рассматривая эти документы, он смутно начал понимать, для чего и почему Чжи Сон старался поддерживать близкие отношения с приближенными их династии. Вся сила была в их преданности, в их единстве. Пусть они не смогли предотвратит мятеж и смерть его дедушки, но они сделали всё, чтобы сохранить его наследие. Они чтили традиции даже больше, чем свою жизнь. 

Чонгук вернул всё на свои прежние места и взял только одноразовый мобильник. Его наверняка отслеживался людьми Тэхёна. В самом конце лежало письмо, но до него он так и не дотронулся. Прошлый раз стоил ему слишком дорого... и он не был готов пройти через это снова. По крайней мере не сейчас. 

Вагнер, скорее всего, уже ждал его у стойки. Чонгуку пришлось свернуть в уборную, прежде чем выйти наружу. Он включил телефон, отправил короткое сообщение Айзаве и только после этого нажал кнопку вызова. От испытанного напряжения в горле вдруг пересохло. Они не говорили с тех пор, как он вернулся из Китая, и теперь, он даже не знал с чего начать: с мольбы отпустить детей и взять в заложники его самого или с угроз, что если Айзава причинит им вред, он найдет способ убить его?

Гнев заполнил каждую клеточку его тела, и  тем не менее,  когда на той линий послышался голос, слегка растерявшись, он замолчал. 

— Полагаю, ты уже всё узнал, — мягко произнёс Айзава.

Чонгук опустил взгляд.

— Я думал, мы были близкими друзьями, — выдохнул он почти безжизненно.

— Мы и были ими.

— Тогда почему ты забрал моих детей?

— Они в безопасности. Если ты волнуешься об этом, — спокойно ответил Айзава.

Конечно, он волнуется. Кто бы на его месте не волновался? Чонгук метнул взглядом в сторону двери, надеясь, что в проеме сейчас не нарисуется Вагнер. Времени оставалось совсем мало.

— Наоми в больнице, — счел должным сказать он. — Ей требуется пересадка сердца, но она отказывается от операции. Тебе стоит с ней связаться.

На несколько секунд между ними повисло молчание. Чонгук не знал, что мог сейчас испытывать Айзава: удивление или абсолютное безразличие? Молчание с той стороны длилось чуть дольше, чем положено, и Чонгук уже почти решил, что вызов прервался. Но Айзава всё же заговорил.

— Я знаю. Врачи сообщили мне об этом ещё неделю назад.

— И ты ничего не сделал?

— Я не могу заставить сделать то, чего она не хочет, — сказал он чуть дрогнувшим голосом. — Это её выбор.

— Это твоя дочь!

— И именно поэтому я не стану ломать её волю. Я потерял всё, Чонгук. Двадцать лет я служил системе, которую построили твои предки и Тэхён. И к чему это привело? Мой племянник разрушает страну изнутри, называя это порядком! Я мечтал об воссоединении. Не о фальшивом союзе, а о настоящем мире, где дети не знают, что такое война. Где Корея и Япония не начинают каждые десять лет всё сначала. Я хотел стереть границы, выжечь ненависть, которую мы веками в себе лелеяли. Ради будущего. Ради вас всех. 

Чонгук нахмурился, впервые за долгие годы Айзава раскрыл перед ним свою душу. Наизнанку. 

— Я был так близко, Чонгук. Всё шло по плану. До того самого дня, когда династия Пак подбросила свою чёртову бомбу на японскую территорию. Всё рухнуло за один день. Мир... весь тот мир, что я выстраивал на протяжении двадцати лет, исчез. И началась война. А всё потому, что династии всегда ставили силу выше будущего. Разве ты не устал от пустых обещании Тэхёна? От этих его игр? Он втянул в это всё Хану. Он использовал твою родословную, твою жизнь, твою веру в него.

Чонгук не знал что и сказать. В висках пульсировало. Слова Айзавы звучали пугающе искренне, и в этом крылась их самая страшная часть. Он действительно верил, что поступает правильно. Что вся эта кровь проливается ради чего-то большего.

— Но при чём тут мои дети? — вспылил он.  

— Потому что ты и твои дети его ахиллесова пята, и все об этом прекрасно знают, — спокойно ответил Айзава. 

— Угрожая ему, ты ничего не добьёшься, — попытался образумить его Чонгук. — Ты совершаешь ошибку. Тэхён приказал уничтожить всех, кто связан с тобой, даже косвенно. Верни мне детей, Айзава. Пока не стало слишком поздно. Мы попытаемся решить всё мирным путём.

Айзава выдохнул. 

— Тэхён не идёт на уступки, — констатировал он. — И ты прекрасно это знаешь. 

Чонгук был готов выть от бессилия.

— Тогда возьми меня вместо них, — сказал он с такой отчаянной искренностью, что было трудно ему отказать.

Но Айзава остался непреклонен:

— Ты мне не нужен, Чонгук, — холодно ответил он. 

— Тогда скажи, что мне сделать, чтобы ты вернул их?

— Сдай Тэхёна китайской стороне. Скажи, что он был заказчиком убийства Яна и предоставь им фальшивые доказательства. Я помогу тебе с этим. 

Тут не о чём думать. 

— Я не могу этого сделать, — честно признался Чонгук. — Но я готов взять всю вину на себя, если так тебе будет угодно.

Айзава, казалось, пустил раздраженный смешок. 

— Я думал, ты действительно хочешь спасти своих детей, — упрекнул он его. 

— Хочу. Но их жизни не должны быть запятнаны кровью, особенно Тэхёна. И я не верю, что после его смерти ты действительно отпустишь их. Как только представится случай, ты убьёшь сначала меня, а потом и их. На твоём месте так поступил бы любой, — Чонгук нервно полез во внутренний карман и достал мятую пачку сигарет. — Япония никогда не была нашим союзником, Айзава, — произнёс он, хмурясь. — И не станет. Ты не настолько наивен, чтобы верить их сказкам. Что бы они тебе ни наговорили — это ложь. Они просто используют тебя.

— Ты был первым кто настаивал на перемирии, — напомнил ему Айзава.

— И ничего не вышло. 

— Из-за Тэхёна. 

— Не из-за него, и ты прекрасно это понимаешь. Они солгали мне, а я купился на их ложь, — с горечью признал Чонгук. — Убив нас, ты ничего не добьёшься. Я понимаю тебя, Айзава. Но не могу принять твою сторону. Я не могу убить Тэхёна только ради того, чтобы спасти детей. Я лучше убью себя, чем сделаю это. Да, он причинил мне много боли, но между нами было много и хорошего. Без него я не стал бы тем, кем являюсь сейчас... и ты прекрасно это знаешь. Тэхён сделает всё ради нашей республики, и я сомневаюсь, что его здоровье позволит ему начать войну с другими странами. Возвращайся к нам, пока не стало слишком поздно. У тебя есть шанс всё исправить. 

Чонгук смял упаковку с сигаретами. Вряд ли его речь оказала должного эффекта, но всё же "надежда умирает последней". 

— Я не отступлюсь, — наконец ответил Айзава, чуть дрогнувшим голосом. — Пусть мне придётся вымазать руки по локоть в крови, но я сделаю всё, чтобы остановить это.

— В таком случае мне придётся убить тебя раньше, чем ты притронешься к нему, — с искренней горечью предупредил его Чонгук. 

Звонок на этом прервался. 

5

/ Memoriam — Кирилл Рихтер /

— Ещё раз скроешь от меня хоть что-то и клянусь Богом, я сделаю всё, чтобы ты об этом пожалел! — рявкнул Чонгук, едва переступив порог ненавистного кабинета в Синем доме.

Тэхён закрыл папку с громким хлопком и посмотрел на него, как на последнее ничтожество, посмевшее нарушить его покой. Он терпеливо выдохнул и откинулся на спинку кресла, предвещая, что его ожидает очередная бесконечная тирада: что он должен, чего НЕ должен, и как «всё неправильно».

— Это мои дети! — Чонгук буквально задыхался от гнева. — Они мои, Тэхён, и я имею полное право знать, что с ними происходит! Сколько ещё ты собирался молчать? Что ещё ты от меня скрываешь?!

— Успокойся, Чонгук, — глухо произнёс Тэхён, прожигая его взглядом. — Люди Вагнера уже вышли на след Айзавы. Через несколько часов они заберут наших детей.

— Он не отдаст их, — злобно выдавил Чонгук.

— Отдаст, — с непонятной уверенностью ответил Тэхён.

— Я говорил с ним, и он не пошёл ни на одну уступку. Он уверен в том, что делает это во благо двух стран. Он лучше убьёт себя, чем сдастся.

— Кажется, я запретил тебе с ним связываться, — упрекнул его Тэхён.

Чонгук проигнорировал его выпад.

— Он хочет добиться союза с Японией. Может, если ты сам с ни...

— Всё уже решено, — прервал его Тэхён. — Твои дети в скором времени будут у тебя, можешь в этом не сомневаться. А теперь будь добр, вернись в резиденцию и не мешай мне работать.

Чонгук даже не знал, что сказать.

— Почему ты такой спокойный? — спросил он с недоумением. — Ты вообще слышал, что я тебе сказал?

Тэхён устало выдохнул.

— Мне позвать Вагнера, чтобы он помог тебе выйти? — предупредил он его. — Не заставляй меня снова становиться тем ублюдком, которого ты так ненавидишь.

Несколько секунд Чонгук смотрел на него в упор, но всё же встал с места и вышел, громко захлопнув за собой двери.

***

Одноразовый телефон был изъят. По приказу Тэхёна Вагнер провёл обыск настолько тщательный, что Чонгук остался чуть ли не голым. Забрали не только одноразовый мобильник, но даже рабочий ноутбук, а заодно все наличные.

— Меня лишили премии, — констатировал Вагнер без тени обиды, когда они въехали на территорию резиденции. — Такого ещё никогда не было.

И тогда Чонгук вспомнил, как впервые оказался под контролем Айзавы, когда тот заявился в норвежский отель. В отличие от дружелюбного Вагнера, Айзава встретил его списком правил, угрозами и дисциплиной. Он быстро стянул с него розовые очки и показал, кто здесь хозяин. Весь последующий год Чонгук смотрел на него, как на врага и подружились они только ближе к осени следующего года. Да и то, от безысходности. Ведь куда бы Чонгук не ходил, Айзаве приходилось идти за ним следом. За эти годы вместе они провели столько времени, сколько он никогда не проводил с Тэхёном.

— Прости, — сказал Чонгук искренне. — Я не хотел создавать тебе проблем.

Машина плавно остановилась у сектора B (в главном доме сейчас проживал Сон У и его жена, к тому же после ремонта, что она там устроила, у Тэхёна чуть ли не брызжала из глаз кровь при виде обилия ультрасовременных стен и мебели). Чонгук вышел раньше, чем водитель успел открыть дверь. Он шёл так быстро, что слуги едва за ним поспевали.

— Ты не хочешь навестить свою сноху? — спросил у него Вагнер, когда они зашли внутрь.

Чонгук нахмурился.

— Разве она не должна быть в больнице? — спросил он в ответ.

— Слишком опасно, — коротко ответил Вагнер. — К тому же, первую помощь ей уже оказали. Сейчас она под наблюдением врачей здесь, в доме.

— А Сон У?

— Уехал ещё до твоего приезда.

Чонгук несколько секунд потупил взгляд в сторону.

— Вряд ли она сейчас в настроении кого-то видеть, — подметил он. — Навещу её позже, вместе с Тэхёном, — дворецкий помог ему снять пальто. — Когда ты вернёшь мне мобильник?

Вагнер тяжело выдохнул:

— Как только программисты закончат проверку.

— Обычно это занимало меньше времени.

— Обычно этим занимался Айзава. Наши ребята не такие быстрые и предпочитают не рисковать.

Чонгук устал противиться, поэтому просто рухнул на диван. Судя по тому, каким спокойным был Тэхён, у него всё под контролем и это не могло... не радовать... Но в глубине души он чувствовал явный подвох. Если Айзава требовал его смерти, то Тэхён, как можно было догадаться, умирать явно не собирался.

Как же ему надоело эта бесконечная игра в угадайку, когда нужно узнать следующий ход противника раньше, чем он его сделает. Сколько он себя помнил, политические интриги никогда не были его сильной стороной. Он всегда старался держаться в стороне. А теперь находится в гуще событии... 

Ближе к обеду Вагнер покинул дом без лишних слов, а через несколько часов, когда солнце уже село за горизонтом, и он не сдвинулся с места, к нему подошел дворецкий, объявив, что ни Тэхёна, ни Вагнера ждать не стоит. Они оба этим вечером вылетели в Швейцарию, когда вернутся неизвестно. Покидать резиденцию по своей воле запрещено, но приглашать гостей можно. И нет, никакого мобильника или ноутбука, никакой связи с внешним миром.

Чонгук чуть ли не взвыл от ярости, но противиться было слишком поздно и почти бессмысленно. Все документы и деньги были изъяты, так что далеко он бы не уехал. Поэтому он кружил вокруг дома больше трех суток. Ботанический сад снесли, как и небольшой лес поодаль, но зато установили несколько журчащих фонтанов и лужаек с гриль-зоной. Всё это теперь больше походило на американский дом. Будь дворецкий Ким в живых, возможно действительно схватил удар при виде этих новшеств. Раз даже сам Тэхён предпочёл остановиться в отеле, чем с болью в глазах смотреть на этот «дизайнерский кошмар».

 Чонгуку наблюдать за этим было не тяжело, но ждать появления Тэхёна или хотя бы новостей о том, живы его дети или нет... оказалось невыносимым. Неведение сводило с ума. Минуты для него превратились в целую вечность. Он пытался скоротать время с помощью книг, но как бы не вчитывался ничего в голову не лезло. Текст превращался в отдельные отрывки чего-то недосказанного и слова тут же покидали голову. Тогда он устремил весь взор на телевизор, но ничего интересного в нём не нашел. Только вспоминал о том, как хорошо они с Тэхёном жили.

Когда Сон У исполнилось двенадцать, Тэхён впервые за долгое время взял продолжительный отпуск и отправился с ними в небольшой тур по Европе. Они посетили несколько музеев, а также пару аукционов, где он приобрёл для Чонгука редкую коллекционную книгу XV века.  Вечерами Тэхён и Сон У играли на пианино: Тэхён учил его некоторым хитростям и заставлял играть до механизма. За всю поездку они с Чонгуком ни разу не поссорились, что было редкостью, а когда вернулись обратно, он пообещал, что они будут повторять это раз в год. Были времена, когда Тэхён обращался с ним слишком жестоко, он унижал его, заставив раздеться перед слугами или прогонял из дома, как псину. Но за каждым приступом этой ярости рано или поздно наступала передышка, и он снова становился мягким и тем надежным мужчиной, каким казался в первые дни их отношении. В такие периоды Тэхён позволял Чонгуку всё. Менять интерьер дома (хотя тот так ни разу и не воспользовался этим правом), управлять его аналитической группой, принимать решения о найме и увольнении персонала.

 Каждое утро свободного воскресенья Тэхён старался выделять для Чонгука побольше времени, и проводил его с ним либо в постели, либо за чтением книги. Однажды, они ездили в гончарную, и даже попытались слепить друг другу забавную вещицу, но Тэхёну вскоре это дело показалось скучным, и даже не закончив, он сел в машину и дождался, когда Чонгук закончит начатое вместо них двоих. Такое происходило слишком часто и всюду, куда они ходили, и даже если занятие казалось ему глупым, пустым или «по-детски унизительным», Тэхён всё равно ждал. 

Можно ли считать это проявлением любви?

Чонгук до сих пор не знал ответа. Тэхён был готов за него умереть. Все эти девять лет без него он не находил себе места. Он стал единственным человеком, кто не забыл о Чонгуке и всюду искал его следы. Тэхён был тем, кто защитил его перед Сон Хуном и в каком-то смысле от знатных домов. Но он не смог уберечь его от самого себя. От собственной ревности, гордыни, от ненависти к Чжи Сону. Вот такие вот у них были запутанные отношения.

На четвертый день, когда Чонгук изнывал от ожидания и чуть ли не поддался порыву покинуть резиденцию, наконец объявился Вагнер. Одним грубым жестом он вырвал из его рук книгу, и всучил ему мобильник.

— Для человека, которому угрожали смертью, выглядишь ты слишком бодро, — не удержался он от колкости.

Чонгук рассеяно вскочил с места.

— Где Тэхён? — выпалил он первым делом, даже не зная, стоит ли ему радоваться их возвращению или нет. Но Вагнер выглядел расслабленным, а это значило, что они разобрались с Айзавой... Во всяком случае он верил в это, даже больше чем в себя.

Вагнер чуть натянуто улыбнулся.

— Тебе не стоит о нём переживать, — лишь ответил он, недоговаривая. — Лучше спустись вниз и встреться со своими детьми. Твоя дочь за эти дни чуть ли не вырвала у меня последние волосы.

Чонгук не сразу понял, что только что услышал. «Встреться со своими детьми», пронеслось у него в голове. Ни с Ханой... а с детьми. Тэхён сдержал своё обещание. Он вернул их. В сохранности. Чонгук медленно поднял взгляд на Вагнера. Он не смог скрыть улыбки, и прежде чем спуститься вниз, в благодарность неожиданно затянул его в крепкие объятья.

— Спасибо, — прошептал он со всей искренностью.

— Благодари Тэхёна, — похлопав его по спине, лишь ответил Вагнер. — Он сделал всё, чтобы вернуть их. Подробности я тебе расскажу позже, — отстраняясь, сказал он. — А теперь иди к ним.

Чонгук кивнул и тут же бросился вниз. После стольких дней томительного ожидания, он уже и не думал, что сможет дожить до этих дней, когда вновь увидит Хану... не через экран телефона... а в живую. Казалось, всё должно было закончиться смертью. Его собственной. Или Тэхёна. Может быть, даже Сон У. Но они все живы. Разве что Айзава...
О нем Чонгук старался не думать.

Он уже спускался по лестнице, когда услышал знакомый крик. В холле Хана с яростью вырывала из рук мальчика плюшевого мишку и стукнула его им по голове.Поскольку тот стоял к нему спиной, лица Чонгук разглядеть не смог. Мальчик толкнул Хану со всей силы и та плюхнула на пол, а затем громко взревела, заполнив дом оглушительным плачем.

— Он меня толкнул! — указывая на него пальцем Чонгуку, взревела она. — Я расскажу всё папочке, и он тебя поругает!

Чонгук не смог сдержать улыбки. Они не виделись почти месяц, и за этот месяц характер Ханы нисколько не поменялся. Она бросилась в его объятья и он сжал её так крепко, будто боялся снова потерять. Мальчик тем временем повернулся к нему лицом, и Чонгук мог разглядеть его светлое лицо, чёткие черты, большие, удивлённо прищуренные глаза. Он был поразительно похож на Чонгука в детстве. Те же губы. Тот же нос.. 

— Он назвал меня идиоткой! — всё ещё возмущалась Хана. — Папа, скажи ему, что это не так!

— Конечно нет, — тут же ответил Чон. — Ты самая смышлёная девочка на свете.

Он поцеловал её несколько раз в макушку, ещё раз в щечку и ущипнул другую, а затем сжал в тисках, вдыхая полюбившийся детский запах. Как же ему этого не хватало... Сокджин тем временем, не отводя взгляда, сделал шаг вперёд.

— У тебя что, два папы? — спросил он с лёгким недоумением. Ведь у него была мама. И папа. Всё как положено. Всё как у всех.

— Да, —  ничуть не смутившись, ответила Хана.

— Но почему? — нахмурился мальчик.

— Потому что мне повезло больше, чем другим, — с гордостью повторила слова Тэхёна Хана, и Чонгук расплылся в улыбке.

Мальчик снова посмотрел на него.

Чонгук вдруг ощутил, как сжалось его сердце. Впервые за долгое время он не знал, что сказать. И не хотел пугать его резкостью или... излишней нежностью.

— Как тебя зовут? — спросил он, притворившись, что ничего о нем не знает.

— Сокджин, — ответил тот. — Но друзья зовут меня просто Джин. А вас как?

— Чонгук. Можно тебя обнять? — спросил он, чтобы не спугнуть его.

Мальчик на мгновение задумался, склонив голову набок.

— Обычно обнимать меня можно только папе, маме и дяде, — предупредил он, подразумевая Тэхёна. — Но... раз уж вы её папа... то ладно.

И Чонгук приобнял его. Не так сильно, как Хану, но достаточно, чтобы ощутить его тепла. Сокджин с минуту стоял, затаив дыхание, а потом, словно приняв правила новой игры, позволил себе чуть ближе к нему прижаться. Чонгук на радостях погладил его по спине и едва ли удержался от того, чтобы не разрыдаться. Хотелось просидеть в таком виде ещё несколько минут, в лучшем случае несколько часов. Хотелось спросить о дне рождения, узнать, какую еду он любит, какие книги читает, что его радует, пугает, тревожит. Он жаждал этого сближения, но не имел на него права. Для мальчика он оставался чужим человеком. Да и вторгаться в его жизнь с внезапным признанием, что он не тот, кем его считают, означало бы разрушить его мир. А Чонгук не мог причинить ему такую боль.

Он только позволил себе насладиться этим мгновением, как в воздухе раздался глухой шлепок. Хана, встав за его спиной, со всей силы вмазала Сокджину мягкой игрушкой по голове ещё раз.

— Это мой папа! — ревностно закричала она. — Отъебись от него!

— Хана! — в ужасе воскликнул Чонгук. — Кто тебя этому научил?

— Дядя Вагнер, — мило хлопая ресницами, ответила она. — Он так сказал дяде Айзаве, когда они с папой ругались.

Замечательно. Четыре дня с Вагнером — и она научилась материться. Чонгук обязательно переговорит с ним.

— Так говорить нельзя, — мягко предупредил он. — Если Тэхён это услышит, он заберёт у тебя айпад. Это плохое слово.

— Но оно мне нравится, — насупилась она.

Сокджин засмеялся.

— Я всё расскажу дяде! — поддразнил он её, и не успел отойти назад, как она с размаху снова ударила его по голове.

Чонгук едва сдержал смех и вздох одновременно. Характер она явно унаследовала от Тэхёна. Он с трудом отобрал у неё злополучную игрушку, и, наконец, усадив их в детской, постарался привести в порядок хоть какое-то подобие мира. И где носит воспитателя? Он никогда не думал, что два ребенка в доме может привести к такому хаосу. Но это ему сильно нравилось. Не могло не нравиться.

— Из-за тебя она ругается как сапожник, — взревел он, врываясь в служебную кухню, где Вагнер с видом довольного гурмана уплетал пасту по-французски. При его появлении слуги, поклонившись, быстро ретировались, оставив их наедине. — Сам будешь оправдываться перед Тэхёном. Кстати, ты так и не сказал, где он.

Вагнер неспешно прожевал то, что было во рту, неторопливо запил чаем, и только после этого повернулся к нему.

— В больнице, — наконец ответил он. — Но прежде чем ты поднимешь панику: нет, он не ранен.

— У него снова ремиссия?

— Всё началось ещё зимой, — мрачно произнёс Вагнер. — Врачи сказали, что он перенёс на ногах инфаркт, но к счастью не обширный, поэтому он и принял решение отправить тебя с дочерью в Корею, в то время как сам пролежал в больнице около двух недель. В этот раз всё серьёзно, — тяжело выдохнул он. — Я не думаю, что он дотянет до весны.

Чонгук помрачнел. Вовсе не этого он хотел услышать.

— А Айзава? — спросил он, чувствуя, как во рту пересохло.

— Об этом тебе лучше поговорить с Тэхёном лично, — отрезал Вагнер. — Я не хочу вбивать клин между вами.

— Я просто хочу быть уверен, что моим детям больше ничего не угрожает, — попросил его Чонгук.

Вагнер резко потерял аппетит. Он отодвинул тарелку и, нахмурившись, развернулся к нему всем телом.

— Им больше ничего не угрожает, — сказал он слишком серьёзно. — И тебе стоит прекратить называть их только своими. Они не только твои, Чонгук. Они принадлежат и Тэхёну. Он рвал за них глотку, и сделал то, чего не смог бы сделать даже я. Им повезло, что у них есть такой отец.

Чонгук не осмелился возмутиться, хотя почувствовал в груди небольшой укол.

— Позвони ему, — сказал Вагнер, поднимаясь с места. — А лучше встреться с ним лично, иначе ты рискуешь прожить остаток дней в сожалении...

***

/ Dans le noir  — Éric Christian / 

Так Чонгук и поступил. Необходимость в сопровождении отпала, и теперь он мог передвигаться по городу самостоятельно. Дорога до больницы заняла чуть больше часа, и когда он, наконец, добрался до места, солнце уже клонилось к закату. Чонгуку не пришлось даже представляться, он бывал здесь так часто, что персонал знал его в лицо. Едва он пересёк холл, в нос ударил знакомый, почти ненавистный запах спирта. Всё вокруг сияло стерильной чистотой, вычищено до такой степени, что Чонгуку показалось, будто само его присутствие нарушает этот порядок.

Судя по выражению лиц врачей с искренним удивлением, в котором угадывалось и сожаление, вошёл он не вовремя. Тэхён кивнул им головой, и они вышли из палаты, оставив их наедине. 

Чонгук облизал пересохшие губы и без лишних слов опустился на кресло у кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, не зная, с чего начать и как вообще к нему подступиться.

Внешне Тэхён выглядел абсолютно здоровым, и выдавал его разве что не бледный оттенок кожи. И эта одышка...с пугающе громкими хрипами.

— Ужасно, — честно ответил Тэхён. Врать теперь не имело смысла. — Что тебя сюда привело?

— Я волновался, — пожал плечами Чонгук.

— Что тебя привело на самом деле? — вновь повторился Тэхён, говорил он холоднее, чем в последний раз в кабинете Синего дома, и не смотря на болезнь, выглядел устрашающим.

— Что стало с Айзавой? — спросил Чонгук, не выдержав напряжённого взгляда. Чувствовал он себя отвратительно, в точности как гиены, которые прибегали на падаль. — Если ты не в состоянии говорить сейчас...

Внутренне, Чонгук четырехнулся. Конечно, Тэхён не в состоянии. Он только что потерял одного из самых близких людей, возможно, убил его собственными руками, а теперь лежит в палате с неизвестным диагнозом, связанным то ли с сердцем, то ли с легкими. А Чонгук имеет наглость его допрашивать, перед этим несколько раз успев обвинить в детоубийстве. Хуже и быть не может. Прошло больше десяти лет, как они вместе, но ничего не изменилось.

Чонгук снова попытался посмотреть на него, и вместо привычно теплого взгляда встретился лишь с хладнокровным безразличием. Он потерял его. Безвозвратно.

— Он и ещё несколько человек были казнены сегодня утром, — глухо сказал Тэхён.

— Подожди... ты правда... убил его? — Чонгук чуть подался вперёд, не веря своим ушам.

— Он не оставил мне выбора, — медленно выдохнул Тэхён. — После твоего разговора по телефону, его люди начали перемещать детей. Вагнеру с трудом удалось отследить его  сигнал. Нас спасла их беспечность. Айзава слишком сильно поверил в свою неприкосновенность.

Он приподнялся с подушки.

— Всё это время он водил меня за нос, — голос Тэхёна дрожал от сдерживаемого гнева. — Чёрт бы побрал этих самодовольных японцев. Уж не знаю, каким образом, но их премьер министр — подразумевая дедушку, сказал он, — промыл ему мозги, раз Айзава решил объединить Японию и Корею. Он годами выстраивал этот план, а когда ничего не получилось, решил подставить нас в смерти Яна. Думал, что если избавится от Сон У, и подчинит себе тебя, то станет спасителем двух наций. Когда Вагнер отследил Айзаву, я понял, что никакие переговоры с ним не сработают. Мне пришлось связаться с Наоми, чтобы привести его в чувства, но в тот же вечер она покончила собой.

Чонгук сжал кулаки, но не смог ничего сказать. Ему стало больно дышать.

— Она заслуживала лучшей жизни, чем кто либо из нас, — прошептал Тэхён, чувствуя горечь. — Я оставил её тело в одной из правительственных больниц под чужим именем, чтобы ни Киямо, ни сам Айзава не смогли её найти. Если они хотели войны, то получили войну. Но не на телах моих детей.

В палате повисла напряженная тишина. Воздух между ними сгустился.

— Почему ты не рассказал мне о рецидиве? — негодовал Чонгук.

— Потому что в тот момент всё, о чём ты мог думать — это смерть Яна. Оказалось, что он сыграл в твоей жизни важную роль, раз ты так тяжело перенес его кончину.

— Вовсе нет!

— Я знаю тебя лучше, чем ты себя, Чонгук, бесполезно оправдываться.

Может быть, в каком-то смысле Тэхён был прав.

— С тех пор, как я познакомился с тобой, в моей жизни не было никого важнее. Только ты, — прошептал он. —И никто кроме тебя. Я люблю тебя, Тэхён... Просто иногда ты вынуждаешь меня сомневаться в своём выборе. Даже сейчас ты выставляешь меня не в лучшем свете, когда сам.. — он резко осёкся. — Ты ничуть не изменился.

— Человек, который по-настоящему любит, любит в другом всё: и то хорошее, и плохое, — мягко произнёс Тэхён. — Я принял тебя целиком, со всеми твоими недостатками. В этом и заключается любовь, Чонгук.

И в этом он тоже был прав.

— Тогда почему ты скрыл от меня сына? И, пожалуйста, не говори, что сделал это «во благо». Я сыт по горло твоей ложью.

— Как ты и сказал: я не хотел, чтобы в будущем он стал угрозой для Сон У. К тому же, в Швейцарии он проживает самую беззаботную жизнь, не связанную с долгом и честью наших династии. Это лучшее, что я смог для него сделать.

— А как же я?

— У тебя есть мы.

— И всё же это было жестоко. Ты провёл одиннадцать лет вдали от Сон У и прекрасно знал, каково это. Но всё равно обрёк меня на ту же участь.

Тэхён устало выдохнул.

— Если ты намерен продолжать спор, просто уходи, Чонгук.

Но Чонгук не сдвинулся с места.

— Это ты убил Чжи Сона? — спросил он наконец, и тогда Тэхён посмотрел на него, как на ничтожество.

— У нас с ним был уговор, ему пришлось заплатить своей жизнью за рождение наследника. И он впервые поступил по чести.

Что-то в груди больно ковырнуло сердце. Но Чонгук не мог обвинить Тэхёна в его смерти. Не имел права. Таков был выбор самого Чжи Сона, и если он предпочел умереть, отдав жизнь, то туда ему и дорога.

— Сокджин побудет у нас ещё несколько дней, пока не закончатся каникулы, — попытался перевести разговор Тэхён. — Лучше проведи это время с ним. К концу недели за ним приедет Одетта. Может, в следующий раз нам выпадет шанс увидеться в Сочельник, — слукавил он, прекрасно зная, что с его состоянием он долго не протянет. — Я не стану возражать, если ты решишь забрать его к себе. Но всё же советую оставить всё, как есть. Мальчик в безопасности. У него хорошая семья. В Корее ему будет только хуже, Чонгук. Подумай об этом.

Чонгук кивнул головой, он и так разделял его мнение и ни в коем случае не собирался разлучать ребенка с семьей в угоду своего каприза.

— Что касается Ханы, — продолжил Тэхён, — тебе стоит заняться её воспитанием и обучением этикету раньше, чем она достигнет переходного возраста. У неё довольно взбалмошный характер, боюсь, что в будущем это может ей сильно аукнуться.

— Говоришь так, будто собираешься умереть, — тихо заметил Чонгук.

— Потому что я умираю. Не известно сколько мне осталось. Врачи дают от полугода до двух месяцев.

— Разве ты не говорил, что участвуешь в экспериментальном лечении?

— И это оказалось самым худшим решением в моей жизни, вся эта химия погубила моё сердце, — злобно выплюнул он. — Нужно запретить экспериментальное лечение над людьми, — выдохнул Тэхён, вновь откинувшись на подушки.

— Китайцы захотят твоей головы, — произнёс Чонгук глухо, он почти забыл о них. — Ты убил Айзаву, и теперь им это покажется слишком удобным совпадением.

— Если они хотят крови, пусть придут и попробуют, — лишь ответил Тэхён.

— А как же Сон У? Вся эта ситуация ничем ни хуже попытки переворота Айзавы. Чтобы отомстить за смерть своего лидера, они могут надавить на нас через ООН, ввести санкции или даже привлечь военных. Да всё что угодно, мы дали им слишком много поводов...

— Поэтому тебе нужно уехать. Как только Сокджин вернётся в Швейцарию, забери Хану и заляг на дно. Сон У справится сам. У него есть моя аналитическая группа и Вагнер. Если потребуется, мы сольём в прессу информацию о Киямо и свяжем его с Айзавой. Китайцы не идиоты: если им показать, что Айзава был связующим звеном между смертью Яна и попыткой переворота, они пересмотрят свою позицию.

— Они ничего не пересмотрят, — мрачно отрезал Чонгук. — Их не интересует правда. Они просто жаждут мести за то, что ты не пошёл у них на поводу в переговорах.

Тэхён ни чуть не расстроился:

— В таком случае дадим им шанс отыграться.

— Ты с ума сошел? — возмутился Чонгук.

— Я болен. Моё сердце не выдержит больше месяца, если повезёт двух. Я всё равно умру, так пусть моя смерть станет для них возмездием. Это последний долг, который я могу отдать тебе, детям, Сон У... и нашей стране.

— Ты не можешь так просто взять и... — начал было Чонгук.

— Могу и ты меня не остановишь, — тут же перебил его Тэхён. — Если они решат, что моя смерть — это всё, что им нужно, они оставят остальных в покое.

Он опустил взгляд на свои руки, на кожу, покрытую сплошь синяками от уколов.

— Я уже всё обдумал. Устроим небольшую инсценировку, врачи зафиксируют мою «смерть» и Вагнер передаст документы в китайское консульство. Я отправлюсь в Берн на следующей неделе, остаток своих дней проведу там.

И вновь Тэхён решил всё в одиночку. Чонгук несколько секунд просто уставился на него. В груди теплилась надежда, что все его слова являлись частью очередной попытки манипулировать им, возможно добиться прощения, но лёжа на больничной койке, осунувшийся, бледный, с усталым голосом, Тэхён не выглядел ни фальшивым, ни сильным. Всё это происходило по-настоящему.

— Мы могли бы поехать с тобой, — осторожно предложил Чонгук. 

Но Тэхён только покачал головой:

— Не стоит. Я лучше умру, чем останусь в вашей памяти немощным, — сухо констатировал он.

Чонгук хотел было дотронуться до его руки, но едва ли сдержал себя.

— В таком случае, я не стану спорить с тобой, — лишь ответил он, хотя всё внутри переворачивалось от обиды и горечи.

Они встретились взглядом. В палате снова повисла тишина. И нарушала её только хриплая одышка Тэхёна, но, несмотря ни на что, он не отрывал от Чонгука взгляда, пытаясь рассмотреть в полюбившимся лице все детали, вплоть до едва ли заметных шрамов.

— Когда я умру, тебе не стоит приезжать на мои похороны. И не привози туда Хану, — вдруг сказал он, вонзив в его сердце очередной нож. — И не вздумай скрываться от членов совета.

— А есть причина, по которой я должен с ними поддерживать связь? — с некоторым недоумением спросил Чонгук.

— Полагаю, ты уже забыл, что являешься моим Избранным, — учтиво напомнил Тэхён. — По протоколу нашей династии, в непредвиденных ситуациях ты обязан занять моё место в Совете до тех пор, пока знатные дома не выберут нового лидера. Это правило установлено ещё до правления династии Чон и соблюдается до сих пор. После твоей смерти эту должность займёт Хана, поскольку она происходит из чистокровной правящей линии. Таков порядок, и ни ты, ни я, ни кто-либо другой не смеет его нарушать.

Чонгук мог поклясться, что вся его жалость и сочувствие по отношению к Тэхёну рухнули в ту же секунду.

— Я думал, быть твоим Избранным — значит просто быть твоим компаньоном, — недовольно сказал он.

— Компаньоном может стать кто угодно, Чонгук. Даже шлюха с задворок. А вот Избранным только человек, хотя бы косвенно связанный с аристократией. Сокджин, должно быть, уже говорил тебе: некоторых наследников знатных домов с детства готовят к этой роли. Их обучают этикету, структуре власти, происхождению всех династий, основам управления и ведению финансов. Всё это ты изучал в первые месяцы наших отношений. Поверхностно, но вполне достаточно, для того, чтобы сообразить что делать в кризисные ситуации.

— Но ты никогда не подпускал меня к своим делам, — упрекнул его Чонгук.

— Потому что тогда я не был уверен, что ты не предашь меня, побежав за Чжи Соном. Как показало время, я не ошибся.

Чонгук здорово разозлился. Сколько же между ними хранится секретов. Он не удивится, если Тэхён даже после своей смерти подкинет ему очередной сюрприз вроде тайных испытании боеголовок с планом нападения на Северную Корею.

— А как же Сон У? — озадаченно спросил он. — Он управляет страной не хуже тебя. Моё присутствие в совете только выставит его посмешищем.

Тэхён усмехнулся, искренне развеселённый его наивностью. Именно за это он его когда-то и полюбил.

— Должность президента уже давно ничего не значит, — констатировал он с такой легкостью, будто бы это было слишком очевидно с самого начала. — Ты уже давно должен был понять это.

— Я не нахожу в этом ничего смешного, Тэхён, — резко ответил Чонгук.

— Открою небольшую тайну, президент — это марионетка в руках совета. Задолго до того, как династия Чон пришла к власти, когда Корея была единым государством, ей управляли пять древних родов: кланы Мин, Квон, Намгун, Пэк и Со. Каждый из них отвечал за ключевую сферу жизни страны: промышленность, финансы, безопасность, медицину и образование. Чтобы сохранить равновесие, кланы заключали браки между наследниками, поколение за поколением. Несмотря на сомнительность и превышающее количество лидеров, такой вид власти продержался больше сотни лет, пока Мин, не нарушил правило. Он должен был жениться на дочери главы клана Квон, но вместо брачного контракта, предпочёл связь с мещанином неизвестного происхождения. Говорят что он был парнем, к тому же японцем. Никто не смел противиться порядкам, но Мин был настолько заносчивым, что не только отказался, но и уничтожил весь их род, оставив в живых лишь слуг, чтобы те разнесли его предупреждение.

— Зачем ты пересказываешь мне детскую легенду?! — возмутился Чонгук.

— Это не детская легенда, Чонгук. Я рассказываю тебе, как всё было, дослушай меня, прежде чем станешь перебивать ещё раз: после этого кланы раскололись. Намгун и Со выступили против Мина. Пэк остался нейтрален, но фактически склонялся к нему. Начались заговоры, покушения, перевороты. Через несколько десятилетий противоборствующие кланы отступили на север, провозгласив независимость. Так появилась Северная Корея, где всё подчинено единой воле. А на юге Мин установил новую политику управления государством, дав людям воображаемую свободу. Им же был создан Совет, состав которого меняет раз в столетие. 

В этот раз улыбнулся Чонгук. Всё это казалось таким бредом. Неужто Тэхён тоже умел впадать в горячку?

— Значит, Корея была разделена из-за... любовной связи?

— Не из-за любви, — поправил его Тэхён. — Из-за вызова власти. С тех пор любая вольность среди элиты карается. И ты, как мой Избранный, должен это понимать лучше других.

Было сложно представить, что Тэхён подчинялся чужим приказам.

— Так ты тоже был их марионеткой?

— Меня эта участь обошла. Я начал управлять Советом ещё до того, как стал президентом.

— А если я откажусь от членства? — попытал удачу Чонгук.

— У тебя отберут дочь, может быть они поручат её воспитание Сон У, если повезёт, а если нет, то ею будет заниматься один из членов династии Ли или Мин, в крайнем случае мои дальние родственники, переселившиеся в Канаду. Совет никогда не допустит, чтобы Хана общалась с подданными твоей династии, поскольку они боятся, что ты или кто-то из твоих попытается настроить её против системы.

— То есть наша дочь может пойти по рукам, и тебе на это плевать?!

— Этого не случится, если ты будешь выполнять свои обязанности.

— Но я не хочу связываться с этой политикой! Я не хочу такой жизни для своих детей! Они не заслужили этого!

— Они были обречены с самого рождения, Чонгук. Пора повзрослеть. Оглянись. Если Хана не займёт моё место в Совете, его займёт кто-то другой. И вполне возможно посчитает её угрозой. Став лидером, ты обеспечишь себе и нашей семье гарантированную безопасность. Никто не посмеет пойти против вас. Таковы правила.

Чонгук не хотел его слушать, а Тэхён не собирался отступать.

— Ты не так часто будешь с ними встречаться, — смягчившись, продолжил он. — Обычно  раз в сезон или в экстренных ситуациях. От тебя требуется лишь выслушать доводы и, посоветовавшись с советником, принять сторону. Тебе будет помогать старейшина. Он ворчлив, но, в отличие от остальных, хотя бы не врёт в лицо. Прислушивайся к нему.

— И сколько времени ты управлял Советом?

— Я вступил в него, когда мне исполнилось двадцать пять, и стал главой только в тридцать восемь, когда умер мой предшественник.

— А твой предшественник — это...

— Мой дедушка.

— А как же покойный президент Ким?

— Совет его не принял по ряду причин, к тому же он часто выступал против их воли и считал, что для управления государством нужен только президент.

— Так депутаты и министры для вас пустой звук?

Всего несколько лет назад Чонгук чуть ли не кланялся им, добиваясь перемирия с Японией. А теперь выходило, что всё это не имело значения. Тэхён заметив его замешательство, дал ему немного времени всё переварить.

— Не совсем. Они нужны для баланса, и видимости порядка, — объяснил он ему, как школьнику. — Но не более. Ключевые вопросы вроде экономических кризисов решаются Советом.

— И ты думаешь они так просто примут меня своим лидером? — упрекнул его Чонгук. — Я из династии Чон. Нас тут, как выясняется, давно не жалуют. Даже парламентарии смотрели на меня, как на твою подстилку, не больше. Никто от меня ничего не ждёт...

— Повторюсь: есть правила, Чонгук. Их соблюдают столетиями. Никто не посмеет их нарушить. Твоя кровь благородна. Потерпи, пока Хане не исполнится хотя бы двадцать, займись её воспитанием, и когда придёт время, они тебя отпустят.

Нельзя было описать чувства Чонгука простыми словами. Тэхён словно издевался над ним. За какие такие грехи он должен был выполнять обязанности, к слову о которых узнал только сейчас? Вот всегда у них всё так происходило!

— Ты всё это время молчал как барсук, а теперь решил выложить мне всю правду перед смертью, по твоему это нормально? — с некоторым раздражением бросил он.

— Ты не был готов к этому разговору, — парировал Тэхён.

— Ты мог бы хотя бы предупредить меня, не знаю... лет пять назад?

— Чтобы ты снова сбежал от меня прихватив в обнимку нашу дочь?

Наверное, именно так бы он и поступил

— Я ненавижу тебя, — произнёс Чонгук.

— Мы оба знаем, что это не так, — мягко отозвался Тэхён, нисколько не обидевшись. — Я понимаю, что тебе страшно... Но у меня нет возможности побыть с вами дольше...

Они встретились взглядом и Чонгук не успел заметить, как его пальцы уже переплелись с чужими. Эти прикосновения были пугающе родными.

— Ты точно не хочешь, чтобы мы отправились с тобой в Берн? — снова спросил он, но в этот раз с некоторым волнением в голосе.

— Точно, — без сомнений ответил Тэхён. — Иди ко мне, — ласково прошептал он.

И Чонгук медленно потянулся к нему, позволяя себе слабость, которую долго отрицал. Он положил голову на плечо Тэхёна, в то время, как руки самостоятельно нашли себе место в крепких и надёжных объятиях. Тэхён несколько раз поцеловал его в лоб, затем в щечку и плавно опустился к губам, опаляя его кожу горячим дыханием. Поцелуй выдался жарким, приятным и как никогда прежде — желанным. 

Тэхён не хотел выпускать его из своей хватки, а Чонгук впервые за долгое время и не пытался высвободится...

6

/ Кирилл Рихтер — In Memoriam /

Никакой инсценировки смерти. Никакого Берна. Тэхён погиб от рук китайских наёмников девятнадцатого августа, ровно в десять утра. Перед смертью он истекал кровью больше трёх часов и умер на операционном столе. Чонгук не знал, чувствовал ли он боль, успел ли испугаться, думал ли о нём или о детях... Но точно знал, что без него он не сможет. Он провёл несколько дней в резиденции, оплакивая его смерть и наверное, уже никогда не ступил бы наружу, если не хнычущая в детской Хана. Она звала папу. И он должен был ответить.

По последней воле Тэхёна его похоронили не на семейном участке династии Ким, где покоились представители рода, а в отдельном отсеке, рядом с матерью. Там же, в нескольких шагах, лежал и дворецкий Ким. Чонгук не знал их традиции, но догадывался, что его тело скорее всего будет захоронено там же. Вопреки просьбе Тэхёна не приходить на похороны, он всё же пошёл туда вместе с Ханой. Ему нужно было как-то объяснить, что Тэхёна не стало и что она больше никогда его не увидит, не услышит и не обнимет. А похороны стали пусть и самым болезненным, но всё же первым шагом к принятию.

Не смотря на его положение, похороны вышли довольно скудными, из присутствующих в основном были политики, большинство из них из чужих стран, со стороны династии Ким пришла лишь дальняя родственница и мрачно молчавший Су Хён. Все приносили Чонгуку краткие соболезнования, избегая встречаться глазами, и уходили, будто боялись, что с ним уйдёт и часть их самих. Да и будь Чонгук на их месте, он и сам бы не стал задерживаться. Ведь при жизни Тэхён был тем ещё ублюдком.

— Так это ты... его избранный? — раздался за спиной хриплый голос.

Чонгук нахмурился, прежде чем склонив голову обнаружил невысокого мужчину. На вид ему было за девяносто, если не больше.

— Да, — с некоторой задержкой ответил он.

— Хо Сан, — представился тот, протягивая сухую руку. — Старейшина совета. Остальные, вижу, запаздывают.

Чонгук не знал, что ответить. Представляться не было смысла, поскольку его и так все знали. Воспользовавшись заминкой старика, с которого уже сыпался песок, под шум траурной музыки он незаметно передал Хану Вагнеру и попросил отвезти её домой, поскольку боялся за её сохранность. Остальные члены совета начали прибывать ближе к завершению церемонии: выглядели они сдержанными, одетые с иголочки, преимущественно седовласые мужчины, каждый старше Чонгука лет на десять-пятнадцать. Они принесли несколько слов с утешением, переговорили между собой о незначительных делах, по большинству обращаясь к старейшине, то и дело ожидая его одобрение, и покинули зал только через полчаса. Как сказал Тэхён, они не выказывали недовольства, обращаясь к Чонгуку только с хоть и вынужденным, но всё же почётным уважением, не упрекали его в неопытности и наивности, не пытались надавить или спугнуть, как он того ожидал. Напротив, были осторожны в словах и действиях. Грубости и колкости мог позволить себе только Хо Сан, да и то по стариковской привычке говорить, всё как есть.

Тэхён умер.

И в это всё ещё не верилось... Больше не было контроля и лишних допросов, куда он собирается уезжать, как и не было той заботы об их лучшем будущем. Остался только он, и должность, которой Тэхён намеренно связал ему руки, чтобы Чонгук мог защитить Хану.

 Вопреки тому, что он ждал этого момента, когда сможет свободно разгуливать по улицам, не было той радости, той теплоты, что он когда-то испытывал. Только огромная пустота. И чем её не заполняй, никакого толку. Никакая власть, никакие титулы, никакие остатки семейного наследия — не могли заткнуть дыру, которую Тэхён вырезал в его сердце.

Существование в его жизни Ханы давало небольшую опору, придавало этакий смысл, но всё это ощущалось так, как если бы рыбу выбросили из воды и приказали жить в суше. Чонгук задыхался. Он не знал куда себя деть. Без Тэхёна всё теряло значение. Без Тэхёна всё было шатким. Больше некому было говорить ему когда есть, и куда идти. А сам Чонгук и не знал, что и когда ему делать, и порой это незнание сводило его с ума.

Он прожил в таком состоянии больше двух лет. Ведомый чувством потери, Чонгук принимал решения вслепую, словно на ощупь пробираясь по дымному полю боя. Хотелось сокрушить весь мир. Уничтожить каждого, кто осмелился отнять у него самое драгоценное. Именно так он и поступил. Через полгода после вступления должности главы, с помощью связей старейшины, он отыскал наемников, посмевших выстрелить в Тэхёна, и прежде чем убить их, приказал продержать в камере для пыток больше двух месяцев. Его месть не обошла мимо и родственников. В глубине души Чонгук знал, что поступает неправильно, но он не мог иначе.

Он отдал приказ уничтожить всю ветвь династии с материнской стороны, чтобы им было неповадно, но и тогда не смог обрести покоя. Всё это в конце концов не смогло вернуть ему Тэхёна.

— Я понимаю, что после Айзавы ты больше никому не доверяешь, — проворчал Вагнер, пока они шли к машине. — Но мне за шестьдесят и уже давно пора уйти на покой.

Они одновременно сели в салон. Чонгук закрыл дверь с резким щелчком.

— В таком случае найди себе достойную замену, — бесцеремонно приказал он. —  Я не собираюсь вручать свою жизнь некомпетентной молодежи. Моя дочь и то с ружьём управляется лучше, чем твой племянник.

— Всё приходит с опытом, — усмехнулся Вагнер. — Когда я начинал службу, был куда хуже него.

Чонгук смерил его ледяным взглядом.

— Крайне прискорбно, что ты находишь это смешным, — упрекнул он его.

— Крайне прискорбно, что ты стал одним из тех высокомерных буржуев, что смотрят на всех с высоты пьедестала, — высказал своё мнение Вагнер. Как же он ошибался, когда думал, что служить Чонгуку будет гораздо легче, чем Тэхёну.

Всю дорогу они то и дело цеплялись к друг другу по разным поводам, и не заметили, как машина плавно припарковалась у входа частного старинного дома. Чонгук дождался когда ему откроют двери и убедившись, что снаружи ему ничего не угрожает(уж теперь то он понял, почему Тэхён был таким параноиком) вышел наружу. У ворот их встретили несколько человек, низко склонившись в поклоне. Чонгук не удостоил их даже взгляда.

— Зачем тебя позвали в этот раз? —  спросил у него Вагнер, когда они наконец остались наедине в лифте.

— Северяне хотят мира, — выдохнул Чонгук.

Всё это ему порядком надоело.

— А ты что думаешь? — спросил Вагнер, на что Чонгук лишь молчаливо пожал плечами.

Лифт остановился, и перед ними распахнулся просторный холл третьего этажа. Не прошло и секунды как перед ними возникла девушка, и после сухого приветствия сопроводила в кабинет старейшины, где уже восседало все шесть членов Совета. Все, включая пожилого мужчину, при виде него поспешили встать с места. Чонгук неторопливо прошёл вперёд, и наконец опустившись на главное кресло, жестом позволил им сесть.

— Объявляю шестое заседание Совета открытым, — хладнокровно бросил он, и тон его заставил всех невольно поднапрячься... 

Ни у кого из присутствующих не оставалось сомнения, что Тэхён слепил из Чонгука своё подобие, куда страшнее и хладнокровнее, чем кто-либо ожидал, и перейти ему дорогу, означало приговорить себя к смерти.