Tundra

Winter Snow — Virginio Aiello

«1»

Тэхён вернулся почти под утро, жалея о том, что сотворил. Он прекрасно знал, что в этот раз извинения не сработают. Как и то, что Чонгук больше никогда его не простит. И всё же, несмотря на это, в душе теплилась какая-та искра надежды. Хотелось верить, что Чонгук ни за что его не оставит. Никогда его не покинет. Ведь они не разлучные. До самой смерти. Не подав ни единого вида, он прошёл через холл, равнодушно отбросив пальто на руки слуги, и не замедляя шаги, направился наверх, в ту комнату, где всегда был Чонгук. Или, по крайней мере, где он всегда должен был быть. Однако, комната встретила его свой пустотой. Шкафы в гардеробной были слегка приоткрыты, вещи разбросаны, на прикроватной тумбочке лежал подаренный им же браслет на одно из день рождений. Простыни после их ссоры были небрежно смяты, на полу лежала сорванная рубашка, по краям которой виднелись высохшие пятна крови от удара кнутом.

Сердце словно сжалось в тисках. Тэхён выдохнул.

Он тут же развернулся и прошёл в свой кабинет. Руки потянулись в сторону сейфа, и набрав четырехзначный код, он медленно просмотрел все документы. Чонгук забрал свой паспорт, несколько денежных купюр, и водительские права. Тэхён не смог скрыть растерянности. Прогоняя его, он никогда не думал, что Чонгук уйдёт взаправду. Особенно сейчас, когда они нуждались в друг друге больше, чем в ком-либо. Тэхён был готов простить Чонгуку всё, только бы услышать его голос, только бы увидеть его взгляд. Годами он твердил себе, что Чонгук принадлежит только ему, что никто его не отнимет. А теперь оказавшись в таком положении, даже и не знал, что делать. Всё внутри него переворачивалось вверх дном, разрываясь в страхе, в котором он никогда не смог бы признаться вслух:

А что если Чонгук ушёл навсегда?

И тем не менее, он не стал бросаться на его поиски. Если таков его выбор, Тэхён попытается смириться с этим. Пусть с трудом. Пусть ему будет больно, но всяко лучше, чем если бы он снова причинил своими руками боль.

Чонгук так и не позвонил ему. Ни на следующий день. Ни через неделю. Ни даже через две. После его ухода и смерти дворецкого Кима, дом словно осиротел. Слуги не упускали возможности посплетничать, пуская колкие шутки в адрес хозяина. А Тэхён, казалось, попросту не замечал этого. Стараясь забыть о Чонгуке насовсем, он велел Санаде убрать все вещи, которые хоть как-то могли напомнить о нём. И тот действительно позаботился об этом. Он убрал кровать, и всю одежду, включая запонки, ремни и часы, которые Чонгук когда-то носил. На следующий день избавился от всех тех редких книг, которые тот коллекционировал. Старую машину, на которой совсем изредка ездил Чонгук, он спрятал в другом блоке. Санада сделал всё, что мог. Всю неделю он только и делал, что выбрасывал, прятал, переносил. И пусть с вещами решения ему давались с легкостью, а вот с ботаническим садом пришлось попотеть. Санада не мог и не хотел его сносить. А Тэхён при виде клумб, всегда отмалчивался, наверное и сам был не уверен в своём решении.

Большую часть времени он проводил в кабинете. Сидел за массивным столом, переполненным документами в хаотичном беспорядке, и всё никак не мог сосредоточиться на работе. Раз в неделю по старой привычке он созванивался с Сон У. Некоторое время они говорили о самых простых вещах, почти бессмысленных, а когда разговор неуклонно касался Чонгука, мальчик, неизменно задавал один и тот же вопрос:

— Думаешь, он вернётся?

И Тэхён неизменно молчал, отводя взгляд. Он верил, что Чонгук где-то там, что он всё ещё жив, но знать — нет, он этого не знал. А признание своего бессилия перед кем-то, даже перед сыном, казалось немыслимым. В выходные в резиденцию приезжал Айзава. В основном они то и делали, что ругались, и не желая на него давить, Айзава уступал, будучи уверенным, что через месяц Тэхён придет в свою прежнюю форму. Он прекрасно знал его. Но всё же со сроком ошибся. Тэхён изводил себя. Он больше не мог спать. Не мог есть. Не мог думать. И хотя он присутствовал на совещаниях, больше он в них не участвовал.

В скором времени Айзаве надоело наблюдать за его бессилием.

— Что бы я сейчас не сказал, выслушай меня, — начал он, придя поздним вечером вторника.

Тэхён едва заметно нахмурился, но отложил ручку и поднял на него взгляд.

— Что случилось?

— Я собрал все имеющиеся данные о местонахождении Чонгука, — ответил Айзава, бросая папку на стол. — И, если честно, ситуация вызывает у меня вопросы.

— Я думал мы закрыли эту тему, — в очередной раз возмутился Тэхён. — Чонгук ушёл. Вот увидишь через месяц или два он вернётся к Сон У.

— Ты знаешь, он не из тех, кто пропадает без слов. Тэхён, всё хуже некуда, и у меня есть определенные причины так думать. В тот вечер, когда вы поссорились, Чонгук не выходил из дома. Более того, в тот день он не появился ни на одной из камер наблюдения за пределами нашей территории. Мы осмотрели резиденцию от подвала до чердака, но так и ничего не нашли. Я думаю, он покинул здание через тайный ход.

— Это не имеет смысла. Зачем бы ему сбегать через потайной хо...

— Именно это я и пытаюсь выяснить, — прервал его Айзава. — Я связался с Чжи Соном, предполагая, что он мог организовать его исчезновение.

— И что он сказал?

— Он ничего не знает. Причем судя по его реакции, он был недоволен моим вопросом. Угрожал мне, что если мы не найдем его сына, то он заставит тебя пожалеть об этом.

— Чонгук забрал свой паспорт, — всё же настаивал Тэхён.

— Он не пересекал границы.

— Ты опросил всех слуг?

— Разумеется. Я проверил всех, кто работал в резиденции в день его исчезновения. Несколько человек уволились вскоре после этого, но на первый взгляд их досье чисты.

Тэхён даже не знал, как на всё это реагировать. Злился ли он?

Безусловно.

Но только на себя. За свою глупость, за то, каким же он оказался идиотом. Чонгук был похищен прямо у него под носом. Более того, прошёл месяц с момента его исчезновения. Бог знает, что с ним могло пройзойти за всё это время. И жив ли он вообще?!

Тэхён нервно провёл рукой по волосам, пытаясь унять трясущиеся пальцы.

— Почему ты не сообщил мне об этом раньше? — укоризненно спросил он.

— Разве не ты был тем, кто запретил искать его?! Я хотел собрать больше информации, прежде чем беспокоить тебя предположениями, — Киямо выдержал его взгляд. — Но теперь у меня почти нет сомнений, что исчезновение Чонгука было организовано кем-то изнутри.

— Найди его, Айзава. Используй все ресурсы, всех людей. Я хочу знать, где он и кто за этим стоит.

Айзава кивнул, не сказав больше ни слова, и вышел из кабинета. Тэхён остался один, сжимая подлокотники кресла до боли в пальцах. Мысли о том, что Чонгук мог страдать где-то, мучили его. А ещё больше угнетало осознание того, что всё это время он ошибался. Чонгук никогда бы от него не ушёл.

Satie: Gnossienne No.1 Starkey Remi x Pascal Rogé, Starkey, Эрик Сати

«2»

Временной промежуток в девять лет оказался слишком ощутимым, чтобы не заметить происходящих вокруг изменении. Личный самолет плавно приземлился на обозначенную зону и когда Сон У вышел наружу, холодный ветер тут же ударил его по лицу. В прошлом непривычная трость, теперь стала неотъемлемой частью жизни. Сон У неторопливо пересел в лимузин, и пока у аэропорта не скопились недовольные происходящими событиями люди, водитель тут же тронулся с места.

Столица (если можно было её так назвать), лежала в руинах. После вспыхнувшего взрыва прошлой ночью, огонь угас только к следующему дню, но воздух всё ещё был пропитан гарью. Когда-то роскошные улицы были завалены обломками разрушенных домов, среди которых лежали кучки мертвых тел. Некоторые из них уже давно превратились в безымянные силуэты, о которых некому было позаботиться (уж точно не правительству). Среди них бродили дети с пустыми глазами, перетягивая мешки с остатками чужой еды. Там же поблизости находились женщины, которые смотрели на это всё с холодным безразличием.

Наблюдая за ними, Сон У не мог скрыть открытого презрения к их ничтожной жизни, и в тоже время в некотором смысле корил себя за то, кем являлся. За то, какой силой обладал, но всё равно не мог с нею ничего сделать. И словно в подтверждение своим мыслям, он передвигался с помощью чёрного лимузина, чей кортеж медленно продвигался по разбитым дорогам. Впереди ехали три мотоцикла, которым управляли люди одетые в строгие военные костюмы. За ними шла первая машина охраны, затем отцовский лимузин в котором находился Сон У, а позади него по указке президента замыкали ещё две машины. После той аварии, произошедшей в Швейцарии, Тэхён опасался почти всего, что могло угрожать их жизни. А потому, Сон У на протяжении вот уже девяти лет был вынужден находиться в сопровождении охраны чуть ли не круглосуточно.

Совсем недавно ему исполнилось двадцать пять. Он уже давно утратил мальчишескую мягкость, за которую его так сильно любил дворецкий Ким и с возрастом, только всё больше становился похож на Тэхёна: высокие скулы, прямой нос, тонкие губы. Исключением не стал даже характер: с годами он стал спокойнее, говорил монотонно, иногда даже слишком надменно. А если и злился, то старался не подавать виду, играя роль воспитанного мальчика, коим его воспитал Чонгук.

Кортеж резко свернул на более чистую дорогу, ведущую в элитный район, и чем ближе они подъезжали к центру, тем меньше становилось разрушении. Город словно оживал на глазах. Где-то виднелись уцелевшие здания с вывешенными плакатами с портретом его отца. И когда кортеж замедлил ход, приближаясь к центральному входу Синего дома, Сон У услышал гул. Вся площадь перед зданием была заполнена протестующими людьми, которые заблокировали главные улицы (вот почему им пришлось ехать в объезд). В руках они держали самодельные плакаты и транспаранты с надписями:

— «Остановите войну!»

— «Дьявол, вон!»

— «Мы не хотим умирать!»

Многие из них кричали так громко, что срывали голоса. Сон У не мог не заметить, какими уставшими они выглядели, как не мог упустить покрасневших от слёз глаз. Топла кипела. Среди протестующих находились люди всех возрастов: пожилые мужчины, матери с детьми, молодёжь, размахивающая кулаками и выкрикивающая проклятия в адрес президента и его администрации. Там же среди них находились и журналисты, то и дело снимая возбуждённые лица.

Сон У старался разглядеть каждого. Не потому, что был зол на них и вовсе не из-за того, что чувствовал вину. Совсем нет. Он смотрел на них из простого любопытства, не имея, ни малейшего представления из того, что им удалось прожить. Это ведь не он потерял сына в развалинах, и вовсе не ему пришлось разлучиться с мужем, только потому что так велел президент. Не ему приходилось голодать только для того, чтобы прокормить единственного выжившего ребёнка. Сидя в этом роскошном лимузине, в дорогого пошива костюме и кожаной обуви он был слишком далёк от понимания, «справедливости». Ведь Тэхён не учил его этому.

А Чонгуа рядом больше не было...

Сон У не отрывал взгляда от людей размахивающих руками с плакатами, на которых были изображены изуродованные тела, разрушенные дома, дети, плачущие на руинах. На одном из них красными буквами было выведено:

— «Твои руки в крови нашего будущего!»

— «Династии Ким пора исчезнуть!»

Когда кортеж остановился у главных ворот, охрана тут же ожила. Из задних машин вышли вооружённые солдаты, выстроившись вдоль дороги. Один из телохранителей открыл дверь лимузина, и Сон У медленно вышел из машины, слегка опираясь на трость. Стоило протестующим увидеть его, как вопли на улице только усилились.

— Выродок! — крикнул кто-то из толпы, указывая на Сон У. — Убийца! Сын диктатора!

— Все вы одинаковые! Вы погубили нашу страну!

Сон У невольно поморщился от шума, но не позволил себе показать слабости. За девять лет ему довелось услышать много грязных вещей, так что подобные выходки больше никак не задевали его чувства. Если вообще что-то могло задеть их. Ведь с уходом Чонгука из его жизни, он попросту замкнулся от внешнего мира.

Как только он прошёл вглубь, охранники плотно окружили его со всех сторон, отсекая любые попытки толпы прорваться внутрь. Несколько раз кто-то из протестующих попытался кинуть в него бутылку или камни, но к счастью администрации или к всеобщему сожалению народа — промахнулись.

— Пропустите нас! — кричали люди, прорываясь через кордоны.

Сон У, прихрамывая, шёл вперёд. Трость тихо постукивала по мраморным ступеням у входа в Синий дом. Солдаты на каждом шагу окружали его плотным кольцом.

— Протестующих становится всё больше, — передал один из охранников по рации. — Подключаем резервные силы.

Люди множились с неописуемой скоростью. Крики митингующих становились громче. Голоса сливались в вопли. Но Сон У пропускал всё мимо ушей. Он был сосредоточен только на том, как добраться до входа, и когда тяжёлая дверь Синего дома наконец захлопнулась за спиной, шум толпы остался снаружи. В холле царила мёртвая тишина.

Секретарь Пак подошёл ближе, слегка наклонившись к Сон У.

— Президент Ким в своём кабинете. Он распорядился подготовить для вас комнату на втором этаже, чтобы вы могли отдохнуть после дороги.

Сон У кивнул, не сказав ни слова, и направился к кабинету отца. Каждый шаг отзывался болью в колене, оставляя едва заметную хромоту, но он держался прямо, не позволяя усталости взять верх. И только он хотел было свернуть направо, как был остановлен звонким женским голосом:

— Сон У!

Позади него стояла Наоми. Выглядела она немного уставшей, и даже чуточку исхудавшей.

— Ты не изменился, — сказала она с мягкой улыбкой, подходя ближе и взглядом указала на трость. — Смотрю мой подарок тебе полюбился, с ним ты уже не прихрамываешь, как раньше.

Сон У кивнул, взяв её протянутую руку.

— Не обольщайся, ты нажаловалась отцу, — с колкостью ответил он ей. — У меня не оставалось выбора, — они завернули в сторону лифта. — Кстати, как он?

— Всё как обычно. Он слишком занят, — тихо ответила девушка, оглядываясь на двери кабинета. — Но он ждал тебя, и рад твоему приезду. Хотя... — её голос дрогнул. — Возможно, ты выбрал не лучший момент.

— Я уже понял, — горько усмехнулся Сон У, обернувшись на крик, доносившийся снаружи. — Город в огне. А здесь, внутри... словно ничего не происходит.

Наоми чуть нахмурилась.

— Здесь тоже всё рушится, просто медленнее, — шёпотом добавила она, а затем резко попыталась сменить тему. — Кстати, я приехала сюда только для того, чтобы предупредить тебя. Сегодня вечером папа устраивает званный ужин. Дядя давно перестал отмечать дни рождения из-за войны, но в этот раз мы решили устроить ему небольшой сюрприз.

— Отец не из тех, кто любит сюрпризы, — с укором бросил Сон У.

— Ты прав, но я его любимая племянница. Он не станет противиться моей воле. К тому же, я подумываю подарить ему оригинал работы одного малоизвестного художника из Лондона. Ему понравится.

Сон У остановился, прислонившись к трости, и внимательно посмотрел на неё.

— Это смело, но рискованно. Если отец не увидит в этом особого смысла, он не примет подарок. Ты уверена?

Наоми чуть насмешливо улыбнулась:

— Уверена. А ты сам хоть определился с подарком?

— Ещё не решил, — признался парень. В памяти всплыла чонгуковская зажигалка, которой он любил в детстве баловаться. — Возможно, что-то личное. Если он конечно будет в настроении принять его.

— Личное, но не слишком, — поддразнила она.

— Именно. Ты знаешь, для меня важно сохранить баланс. Я ведь не папин любимчик и не могу позволить себе сентиментальности.

Они встретились взглядом и в повисшей между ними тишине чувствовалась особенная связь. Наоми неловко приподнялась на носках, перебирая в головке отрывки из детства, когда Сон У заливаясь слезами, умолял Тэхёна вернуть ему Чонгука. И впервые, дядя который казался ей самым уступчивым и мягким человеком на свете, предстал в истинном облике. Не смотря на боль, которую испытывал Сон У, Тэхён не обращал на его рыдания ни капли внимания.

— Мне жаль, что так случилось, — тихо заметила она. — Дядя тоже по нему скучает, просто не подает виду. В последние дни ему совсем тяжело. Он отказывается от лечения и еды. Всё время запирается в кабинете и говорит только с папой. Вот поэтому я и позвонила тебе. Не хочу смотреть, как он мучает себя. Мы ведь с ним не настолько близки. А тебя он слушает.

Сон У не ответил. Лишь едва заметно улыбнулся и двинулся дальше по залу. А когда они дошли до дверей переговорной, остановившись, он обернулся к ней.

— Спасибо, что присматривала за ним. Ты всё делаешь правильно, Наоми. Как всегда.

— Ты тоже, — ответила она с лёгкой теплотой в голосе.

Сон У кивнул, развернулся и вошёл внутрь, оставляя её за дверями.

Prelude to a Soul — Sebastian Plano

«3»

— Я вас не прошу, а приказываю, немедленно откройте огонь по митингующим, — строгий голос Тэхёна, не оставлял места для обсуждений.

Министр обороны, провёл в этом кабинете уже больше получаса, пытаясь склонить его к сочувствию. Однако все попытки были тщетными. Никакой пощады. Тэхён оставался таким же суровым, каким предстал перед ним в свой первый рабочий день.

— Президент Ким, — продолжил он осторожно. — Люди протестуют не просто так. Они устали от войны, от потерь, от того, что их сыновей, ещё мальчиков, забирают на фронт. Это не подавит восстание, а лишь разожжёт огонь.

Тэхён сжал костлявыми пальцами трость, что стояла рядом с его креслом, и привстал. Высокая фигура, но теперь чуть сутулая, всё ещё внушала уважение. Но нельзя было не заметить, как он изменился из-за болезни и возраста: лицо стало резче, кожа бледнее, а глаза — глубже.

— Пока они дерут свои глотки, я пытаюсь спасти страну, они обязаны мне своей жизнью, — произнёс он, обводя взглядом комнату. — Но взывают о возвращении предателя, который лишил их веры. Они смеют оспаривать моё решение.

— Но, президент... — начал министр.

— Достаточно! — резко перебил Тэхён, ударив тростью об пол. — Я не позволю толпе диктовать, как мне править этой страной. Каждый из этих мальчишек, призванных в армию — является солдатом, который будет защищать наше будущее. Если их матери и отцы не понимают этого, значит, они враги государства.

Министр тяжело вздохнул.

— Президент Ким, с каждым днём наше положение ухудшается. Экономика на грани краха, в городах беспорядки. Если мы начнём стрелять в людей, это станет концом.

— Концом для них, но не для меня, — всё так же неуклонно ответил Ким. — Я велел открыть огонь, и это будет сделано. Вы забыли, кто здесь командует?

Министр напряжённо молчал, не осмеливаясь спорить дальше. Тэхён подошёл к окну, глядя на протестующих внизу с абсолютным безразличием. Ни капли сочувствия в глазах.

— У вас час. Если через час толпа не разойдётся, стреляйте.

Не имея смысла спорить с ним дальше, министр обороны учтиво поклонившись, вышел из кабинета и Тэхён снова погрузился в тишину. Работы было много, но тем не менее, он не спешил приступать к списку дел. Стоило ему сесть за стол, как тишину кабинета нарушил негромкий стук в дверь, за которым послышались отмеренные шаги. Дверь открылась, и в кабинет вошёл его сын.

— Сон У, — уже мягче произнёс Тэхён. — Ты выбрал не подходящее время, но я рад, что ты приехал.

— Я не знал про митинги, — ответил парень, приблизившись. — Ты выглядишь неважно, пап. У тебя всё в порядке?

Тэхён откинулся на спинку кресла, пытаясь скрыть горечь, которую чувствовал последние девять лет. Ничего у него не в порядке. Напротив, Тэхён чувствовал себя покинутым. Мир вокруг превратился в сплошной беспорядок. Но он не осмелился признаться об этом вслух.

— Волчанка обострилась. Такое бывает, когда я забрасываю лечение.

— За этот год уже в третий раз, — утрировал Сон У. — Пап, я не хочу тебе указывать на ошибки, но думаю ты и сам понимаешь, что с годами твоё влияние в стране сильно пошатнулось. Ты не можешь позволить себе слабости. По крайней мере не сейчас. И если это из-за... — он мгновенно замолчал, чувствуя в горле ком. Упоминать Чонгука было запрещено. — Если это из-за отца, то тебе пора забыть о нем. С тех пор как он исчез прошло девять лет.

— Девять лет, — эхом повторил Тэхён, не сводя взгляда с сына. — Ты думаешь раз мы не говорим о нем, то он перестал быть важным?

Сон У сделал шаг вперёд.

— Я не это имел в виду, — осторожно начал он. — Но ты не можешь вечно держаться за призраков прошлого.

— Призраков? — переспросил Тэхён, губы его изогнулись в лёгкой, почти незаметной усмешке. — Так ты считаешь его мёртвым?

Сон У тяжело выдохнул, стараясь подобрать слова, которые не превратят разговор в очередной спор.

— Мы оба знаем, что происходит на границе, — начал он. — Война не оставляет места для случайностей. Если бы он был там, его давно нашли. Но девять лет — слишком долгий срок для выживания, особенно с его прошлым. Вероятнее всего...

— Не смей, — резко оборвал его Тэхён. — Не смей произносить этого здесь.

Сон У сжал губы, но не отвёл взгляда.

— Я пытаюсь быть реалистом, пап. Ты можешь избегать этой темы сколько угодно, но это ничего не изменит. Он не вернётся.

На мгновение в комнате повисла напряжённая тишина.

— Я слышу в тебе отголоски обиженного ребёнка, — встав с места, холодно бросил Тэхён.

Сон У не ответил сразу, уткнувшись взглядом в пол.

— Я просто хочу, чтобы ты жил своей жизнью, — наконец произнёс он. — Ты держишься за прошлое, а люди тем временем теряют терпение и своё доверие.

— Люди всегда ищут, кого винить. Сегодня это я. Завтра им будешь ты. Народ уже давно не доволен моими решениями.

Тэхён сделал шаг вперёд, сокращая между ними расстояние.

— И именно поэтому пришло время для инаугурации, Сон У. Ты должен принять на себя мои обязанности.

— Ты хочешь, чтобы я занял твоё место? Что, прямо сейчас?

— Не хочу. Но у нас нет выбора. Ты сам сказал, что я уже потерял былую власть. И наша республика должна видеть силу, которой я уже не обладаю. Люди нуждаются в надежде.

— А ты? — тихо спросил Сон У.

— А что я? Моё время уже прошло. Ты должен убедить их, что мы начали эту войну не зря. К тому же, последние данные из разведки сообщают, что японцы скоро капитулируют.

— Убедить их? Они ненавидят меня не меньше, чем тебя.

— Значит, нужно заставить их бояться больше, чем ненавидеть, — холодно заметил Тэхён.

Сон У тяжело вздохнул.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я приму твою волю. Но не сегодня. Сегодня у тебя день рождения. Вечером мы ждём тебя на ужине. Не опаздывай и не расстраивай Наоми, она и так ждёт твоего одобрения по всем пустякам.

Тэхён коротко кивнул, признавая его правоту. Сон У натянул на лицо учтивую улыбку и опираясь на трость, вышел из кабинета, оставив отца наедине со своими мыслями.

«4»

Через полчаса после приезда Сон У, толпа митингующих у Синего дома разрослась до нескольких тысяч человек. Люди стояли плечом к плечу, заполняя площадь, ближайшие улицы и даже крыши автомобилей, гудки которых сливались с криками. Флаги трепетали на ветру. Выше голов поднимались транспаранты с требованием вернуть к власти их избранного лидера. Кто-то выкрикивал лозунги в мегафон, перекрывая гул голосов, кто-то держал в руках фотографии погибших на войне подростков. В центре митинга играла музыка, но её громкость не могла заглушить ни гнев, ни отчаяние.

— «Нет войне!»

— «Долой диктатора!»

— «Наши дети не пушечное мясо!»

Они повторяли эти слова снова и снова. С каждым днём решимость их только твердела, не оставляя места сомнения. Война забрала у них дома. Правительство детей. А дети своей смертью — отнимали вместе с тем и смысл жизни. Девять лет мучений, которому нет конца и края. Репрессии только хуже. Японцы становились сильнее. Разве не есть их жизнь ад?

Из соседних улиц показались первые колонны военных. Под светом фонарей блестели каски, в руках они крепко сжимали автоматы. На лицах между тем никакого сочувствия, только холодное безразличие к происходящему. Толпа вздрогнула. Кто-то продолжал кричать, но многие замерли.

— Они не посмеют, — произнёс один из пожилых мужчин, дрогнувшим голосом.

— Мы граждане этой страны, мы имеем право голоса! — добавил другой, сжимая в руках флаг.

Однако военные не остановились. Они выстроились по периметру площади, перекрывая пути отступления, сжимая митингующих в кольцо.

— Разойтись немедленно, — прозвучал из мегафона голос. — Это ваш последний шанс.

Толпа взревела в ответ. Кто-то начал кидать камни, другие стали передвигать баррикады из мусорных баков и перевёрнутых автомобилей. Протестующие были готовы стоять до конца.

До тех пор пока не раздался первый выстрел.

Воздух прорезал чей-то крик. Сначала один, затем другой. В темноте показались первые вспышки выстрелов. Пули рикошетили от металла, пробивая стекла машин, которые служили укрытием. Люди, пытаясь спастись, кричали, падали, бежали в стороны. Матери, сжимая в руках детей, неслись по площади, но были сбиты прикладами или пулями. Молодые парни, которые всего несколько минут назад держали транспаранты, теперь лежали лицом вниз на асфальте, их кровь смешивалась с снегом.

Камеры журналистов, спрятавшихся за колоннами зданий, передавали в прямом эфире, как площадь превращается в поле боя. В кадре мелькали испуганные лица, мёртвые тела, звуки выстрелов смешивались с грохотом взрывающихся коктейлей Молотова, которые протестующие кидали в отчаянной попытке защититься. Кто-то всё же сумел прорваться через строй военных, сбивая их с ног, но далеко убежать не удалось: их догоняли на окраинах, избивали и бросали в грузовики.

Всё закончилось только через несколько часов. В площади наконец повисла мертвая тишина. В воздухе витал запах крови, пороха и гари. Задание было выполнено, протестующие подавлены и военные молча собрались в несколько рядов.

Всё ещё находясь в трансе, один из солдат с трясущимися руками, посмотрел на своего товарища и спросил:

— Разве это победа?

Но никто не ответил.

Timeless — Julien Marchal

«5»

Хосок медленно шагал по узкому коридору, освещённому тусклым светом старых ламп, которые моргали от перебоев с электричеством. Пол был заляпан грязью и кровью, стены облупились. В нос бил запах сырости и разложения вперемешку с запахом медикаментов. Позади слышались шаги молчавшего всё это время Чжи Сона.

— Вопрос не в том, что делать с митингами, — наконец сказал Хосок, остановившись у обшарпанной двери. — А в том, сколько ещё люди смогут держаться. Они умирают быстрее, чем мы успеваем их спасти.

Чжи Сон, облачённый в грязный медицинский халат, коротко кивнул, глядя на свои измождённые и запачканные кровью руки.

— Я делаю всё, что могу, но у нас почти нет медикаментов. Эти дети, которых мы прячем... если вспыхнет эпидемия, они все погибнут.

Хосок нахмурился, взглянув на дверь. За ней раздавались тихие стоны раненых, которых он и его команда смогли вывезти из зоны боевых действий.

— Я знаю. Но у нас нет выбора, — сказал он, толкнув дверь.

Комната в которую они вошли, выглядела ещё мрачнее. На старых матрасах лежали люди, некоторые без сознания, другие корчились от боли. Лица их были серыми, а взгляды пустыми.

— Им повезло, что они ещё живы, — пробормотал Чжи Сон, осматривая одного из пациентов, которого терзала лихорадка.

— Живы, — усмехнулся Хосок. — Если это можно назвать жизнью.

Они вышли из комнаты и продолжили идти по коридору. Проходя мимо очередного помещения, Хосок обернулся. Внутри, на самодельной кухне, трое детей тихо делили кусок чёрствого хлеба и когда одной из девочек не досталось, она тут же всхлипнула от досады.

— Если мы продолжим в том же духе, никто не выживет, — тихо сказал Чжи Сон. — Нам нужна помощь.

— Помощь? — переспросил Хосок. — Единственный, кто мог бы помочь — исчез. Или хуже.

— Он бы не бросил их.

— Нет, не бросил бы. Но это не имеет значения, если его уже нет в живых.

Они остановились перед главным помещением, где располагались карты, радиоаппаратура и несколько человек, обсуждавших следующие шаги.

— Эти митинги — только начало, — сказал Хосок, глядя на карту. — Если мы ничего не сделаем, они превратятся в массовую резню.

Чжи Сон вздохнул.

— Ты хочешь спровоцировать бойню?

— Нет. Я просто хочу воодушевить народ. Они сдаются, мы теряем десятки людей за один вечер. Некоторые из них отправляются на войну. Другие сбегают из укрытия. С его уходом всё изменилось.

— Он вернётся.

Хосок не ответил сразу, взглядом задерживаясь на одной из фотографий на стене — старой, пожелтевшей, но слишком дорогой, чтобы её выбросить.

— Прошло шесть лет, — сказал он, отводя взгляд. — Мы больше не можем его ждать. Вы и сами знаете, что это означает. К тому же, сегодня утром министр обороны сообщил нам, что дьявол приказал открыть огонь по митингующим. Много ли нас осталось? На кону их жизни, господин Чон и нравится вам или нет, но ваш сын потерял право голоса. Отныне, все задачи на себя беру я и наша команда бывших военных.

Чжи Сон одарил его недовольным взглядом, и прежде чем ответить, остановился на месте.

— Тогда начнём с того, что есть. И никакой кровавой бойни, лейтенант Чон. Я не смогу лечить всех, если ты вдруг решишь рисковать этим местом ради одной битвы, — он чуть помедлил. — Знаю, я говорил тебе. И не один раз. Но он вернётся, Хосок. Мой сын жив. Я уверен в нем больше, чем в ком-либо.

— Я понимаю вас, — кивнул Хосок. — Но и вы поймите, выбор у нас по-прежнему только один: мы или сражаемся или умираем. Ваш сын сделал многое для всех выживших, но этого недостаточно. Все запомнили его, как лидера. Но повторюсь, лидер не бросает своих людей на половине пути.

Тема, касающаяся Чонгука всегда становилась острой. Чжи Сон нахмурился:

— Не намекаешь ли ты на его смерть?

Хосок больше не хотел возражать. Он лишь неоднозначно вскинул плечами и развернувшись, зашёл в кабинет, где их ожидали люди.

Song for the Little Sparrow Ouverture — Patricia Kaas, Abel Korzeniowsk

«6»

Машина плавно скользила по пустынным улицам ночного города. На заднем сидении, положив локоть на подлокотник, сидел Тэхён. Внутри всё горело огнём, напоминая ему том хаосе, в котором он оставил Чонгука. Однако, снаружи он по прежнему сохранял невозмутимый вид. В голове эхом звучали слова, сказанные Чонгуком в их последнюю встречу.

«Не уходи... Если ты хочешь признания, тогда я признаюсь.»

И голос его всё ещё звучал так ясно, словно это было вчера. Тэхён закрыл глаза и вдохнул чуть глубже, чувствуя, как сжимала грудь знакомая боль.

«Я был не прав, Тэхён. Я встречался с людьми, которых ты ненавидишь, и заключал с ними сделки. Я взял под контроль все твои проекты.»

Стоило Сон У напомнить ему о нём, как Тэхён снова почувствовал потерю. Девять лет прошло, а рана всё ещё кровоточила. Когда машина остановилась у ворот резиденции, Тэхён на миг задержался, прежде чем выйти. Ночной воздух был прохладным, но это его никак не беспокоило. Он прошёл через заброшенный сад, за которым так любил ухаживать дворецкий Ким вместе с Чонгуком, и неторопливо вошёл в дом.

На пороге его встретил Санада.

— Добрый вечер, президент Ким. Все ждут вас в гостиной.

Тэхён кивнул, снимая пальто и протягивая его дворецкому с которым поддерживал только официальные разговоры.

— Спасибо, Санада.

Едва он вошёл в гостиную, как его взгляд упал на трёх людей, которые явно ждали его возвращения. Сон У, одетый в строгий чёрный костюм, поднялся первым, опираясь на трость, и подошёл к отцу, слегка прихрамывая.

— С днём рождения, пап, — тихо сказал он, улыбнувшись.

— Тебе стоило отдохнуть после дороги, — вместо благодарности ответил Тэхён.

Рядом стояла Наоми, подавая знак Санаде.

— Ты опоздал дядя, не думай, что мы простим тебе такое поведение, — упрекнула мужчину девушка. — Ужин остывает.

Айзава, сидящий в кресле с чашкой чая, лишь покачал головой.

— Ты всегда приходишь позже всех, даже в собственный день рождения. И как после этого тебя можно уважать, президент?

Тэхён бросил на него острый взгляд, но смягчился, когда оказался к тесных объятьях племянницы.

— Уважение я зарабатываю не визитами домой, — ответил он сухо, проходя к столу.

Айзава хмыкнул, но больше ничего не сказал. Сон У слегка усмехнулся, наблюдая за их привычной пикировкой, и, обернувшись к Наоми, добавил:

— Думаю, торт ещё не вынесли. Это даёт нам время заставить его всё-таки расслабиться.

Тэхён сел во главе стола, задерживаясь взглядом на всех присутствующих. Окруженный среди людей, которые оказывали ему поддержку, он снова погрузился в свои мысли, чувствуя в себе пустоту, которая оставалась незаполненной вот уже девять лет. Он постарался сосредоточиться на негромком разговоре Наоми и Сон У, но мысли были далеко отсюда.

«Ты всё время делаешь то, что хочешь. Ты забрал мою свободу, мою жизнь, но и этого тебе мало! Ты ведь прекрасно знаешь, что наш конец сильно ударит по Сон У. Знаешь, и всё равно хочешь бросить меня?»

Зазвонил чужой телефон и Тэхён неторопливо посмотрел на Айзаву, чье выражение лица со спокойного резко сменилось на недовольное. Когда они пересеклись взглядом, Киямо тут же вскочил с места и поспешил выйти наружу. Тэхён не теряя времени, пригубил бокал вина. Мысли снова вернулись в тот злосчастный вечер, когда исчез Чонгук. Без предупреждения, без следа.

Тэхён ведь так верил в то, что он ушёл по своей воле. Так надеялся, что в скором времени злость его стихнет, и Чонгук снова вернётся, как возвращался всегда. Но ночь сменялась рассветом, дни шли, а от Чонгука не было ни одной вести. И тогда что-то внутри него оборвалось.

Тэхён поднял на ноги всю охрану, потребовал проверить камеры наблюдения, опросить всех, кто находился в резиденции. Чонгук словно провалился сквозь землю. Нет. Он не выходил из спальни. Не сбегал из дома и даже не покидал резиденцию. Камеры видеонаблюдения не дали никакого результата и когда ни один из его людей не смог найти никаких зацепок, он стал звонить, но раз за разом, встречался только с холодным автоответчиком.

«Всё это время я руководил страной, хотя не имел на это права. Ты это хотел от меня услышать?»

Сказанные им слова служили насмешкой и теперь, когда он пропал, страна для Тэхёна перестала иметь значение. Жизнь перестала иметь смысл. Люди перестали быть важными. Всё сливалось в единое маленькое пятно на белом полотне, вокруг которого вертелись мысли о Чонгуке. Тэхён отложил все важные встречи и дела на второй план. Он выслал десятки групп по поиску. Люди обыскивали все возможные места: вокзалы, аэропорты, отели, дома его знакомых. Он встречался с людьми, которые утверждали, что видели его. Допрашивал слуг и даже людей, которые работали на Чжи Сона. Кто-то говорил, что Чонгука увезли в машине, кто-то — что он пересек границу. Но никто не мог дать точной информации. Собственное безумие толкало его на край. Он пытался расшифровать каждую деталь того вечера, искал ответы там, где их не было.

Сон У же, напротив быстро смирился с его исчезновением. Месяц он просил Тэхёна вернуть его, ещё через два замкнулся, а через полгода сделал вид, что Чонгука в его жизни и вовсе не существовало.

Разговор за столом тем временем не утихал, но Тэхён почти их не слушал. Мысли снова ускользнули в воспоминания, и он едва обратил внимание на то, как Айзава переключился на Наоми, заводя очередной спор:

— Наоми, я прожил долгую жизнь и научился замечать таких людей за версту. Твой парень ищет лёгких денег. Выйдешь за него и даже оглянуться не успеешь, как он сядет на твою шею.

Наоми слегка нахмурилась, но не подала виду, чтобы не портить праздничную атмосферу.

— Пап, ты утрируешь. До Хён тоже из знатного дома. К тому же, дяде он нравится.

Тэхён сложил столовые приборы и тут же посмотрел на девушку, явно не желая участвовать в чужих семейных разборках. Айзава тут же начал прожигать его взглядом.

— Наоми, дорогая, — с осторожностью начал он, чтобы не задеть её чувств. — Десять лет назад он действительно показался мне воспитанным юношей. Но это не значит, что я готов его одобрить.

Айзава довольно кивнул, словно услышал именно то, чего хотел.

— Вот видишь? Даже твой дядя понимает, что этот парень — не то, что тебе нужно. Послушай меня, я плохого не посоветую.

Наоми сжала в руках вилку, что не ускользнуло от внимания молчавшего всё это время Сон У. Её взгляд метался между Айзавой и Тэхёном, и пока она не взорвалась, он постарался сменить тему:

— Дядя Су Хён женится, — вдруг произнёс он, намеренно добавляя радости в голос, чтобы отвлечь внимание. — То ли на итальянке, то ли на испанке. Свадьба этим летом. Он просил не рассказывать вам, но, думаю, вы должны знать.

В комнате повисла неловкая тишина, в которой каждый переваривал свежую информацию.

— Вот это новость, — наконец вымолвил Айзава.

Наоми, воспользовавшись моментом, чтобы поддеть отца, склонилась ближе к столу:

— Даже он женится, а ты, пап, до сих пор не можешь созреть до брака.

Айзава скривился, но ответить не успел. Тэхён, до этого момента погружённый в собственные мысли, вдруг поднялся, когда заметил, что стрелки часов медленно близились к девяти часам вечера.

— Прошу прощения, — произнёс он спокойно. — Продолжайте без меня.

Наоми бросила на него обеспокоенный взгляд, но промолчала, Айзава, однако, всё же не удержался от замечания:

— Тэхён, ты должен отдыхать, а не прятаться в своём кабинете. Это не сделает тебя моложе.

Balder Shyloom RemixPower — Haus, Shyloom, Christia

Мужчина, не оборачиваясь, направился к двери, словно не слышал слов Айзавы. Шум голосов за столом постепенно стихал, отодвигаясь куда-то на задний план. Поднявшись с помощью лифта на второй этаж, Тэхён машинально поправил часы на запястье. Взгляд зацепился за циферблат. Ровно девять. В ту же секунду телефон в кармане завибрировал, разрывая вязкую тишину.

Сообщение пришло с неизвестного номера.

Аноним:

«Митинги можно остановить. Вопрос в том, чего ты боишься больше — потерять власть или разрушить свою страну?»

Тэхён нахмурился, прочитав текст. Каждый вечер в одно и то же время его телефон разрывался от сообщений. И каждое из них оставляло после себя едва ощутимый холод. Он несколько секунд смотрел на экран, будто пытаясь найти в словах скрытый смысл, затем резко зашагал в свой кабинет и медленно опустился в кресло, ещё раз перечитывая сообщение.

«Кто это?» — в который раз отправил Тэхён в ответ, но почти сразу пожалел о своей реакции. Он ненавидел играть в чужие игры.

Вибрация раздалась снова. Ровно девять часов и одну минуту.

Аноним:

«Ты забыл о тех, кто страдает. У тебя есть 48 часов, чтобы ослабить репрессии. Иначе митинги перестанут быть мирными.»

Третье сообщение пришло через несколько секунд:

Аноним:

«А пока ты думаешь, я покажу тебе на что мы способны. Мир не купишь слезами, только кровью. Сегодня ты заплатишь свою цену, президент.»

Тэхён нахмурился. Рука сама потянулась к столу, пальцы сжались в кулак. Мысли путались. Знать, о чём идёт речь, мог лишь кто-то очень близкий к его жизни. Но Тэхён исключил всех — живых и мёртвых. И всё же последнее сообщение заставляло его поднапрячься:

Аноним:

«Кровь людей, которых ты убил, всё ещё на твоих руках. Чистить их слезами бесполезно. Я подарю тебе фейерверк, достойный твоего дня рождения.»

Тэхён почувствовал, как холод прошёлся по его позвоночнику. Он снова набрал текст, пытаясь сохранить спокойствие.

Тэхён:

«Ты думаешь, что это меня сломает? Фейерверк не сотрёт моё имя из истории.»

Аноним:

«Этот фейерверк не для истории. Он для тебя.»

Дом Тэхёна, расположенный за городом, утопал в ночной тишине. В гостиной звучал негромкий смех: Айзава обсуждал с Сон У недавние политические события, а Наоми, сидя в кресле, задумчиво крутила в руках бокал с шампанским. Телефон замолчал, но в эту же секунду кабинет содрогнулся от глухого звука взрыва. Тэхён вскочил в ужасе, и бокал с виски, разливая янтарную жидкость, упал на стол. Из окна на горизонте были видны огни, похожие на всполохи салюта, но зрелище явно выглядело не праздничным. Телефон снова оповестил о новом сообщении:

Аноним:

«Пока ты прячешься за стенами своего дома, твой мир рушится. Включи телевизор. Порадуй себя к своему дню рождения.»

Тэхён замер. Незнакомец, всегда говорящий намёками, впервые дал прямую инструкцию. Он медленно включил телевизор, переключив канал на новостной. Экран сразу вспыхнул тревожным красным фоном, и диктор с напряжённым лицом громко зачитывал новости:

— Прямо сейчас, на заседании парламента в Сеуле, прогремел мощный взрыв. Пострадавших уже более тридцати, количество погибших уточняется. К нашей редакции поступило видеообращение от предполагаемого террориста...

Трансляция резко сменилась. На экране появился человек, чье лицо он видел впервые. За ним мерцали красные огни пожара, а вдалеке можно было различить колонны разрушенного здания. Громкий и уверенный голос мужчины прорезал тишину в кабинете:

— Президент Ким, это обращение направлено не для переговоров, а для того, чтобы положить конец вашей политике террора и насилия. Сегодня вам вынесен народный приговор, и наша цель — восстановить справедливость и свободу, которые вы отняли у людей. Мы не найдем покоя, пока наш голос не будет услышан. Сегодня вы отдали приказ об открытии огня по безоружным протестующим, чьей единственной целью было добиться справедливости. В результате десятки людей погибли, сотни были ранены, и тысячи навсегда лишились своих близких. Вы закрыли независимые СМИ, распустили редакции, которые критиковали вашу политику, и преследуете журналистов, выступающих против вашего режима. Вы изменили завещание предыдущего президента, чтобы продлить своё пребывание на посту, узаконили силовое вмешательство в парламентскую работу и фактически превратили страну в диктатуру. Вы поддерживаете бессмысленные военные операции, которые приносят только страдания вашему же народу. Вы отправляете солдат умирать в чужих странах, отбирая у людей их сыновей, мужей и братьев. Ваши решения привели к неравенству, где богатые становятся богаче, а бедные вынуждены бороться за выживание. Вы вкладываете миллиарды в военный бюджет, в то время как миллионы голодают.

Вы должны незамедлительно отменить законы, ограничивающие свободу слова, собраний и протестов. Народ имеет право говорить и быть услышанным. Включая лично вас, президент Ким. Все виновные должны предстать перед международным судом. Вы обязаны остановить бессмысленную бойню, которая опустошает бюджет и разрушает жизни людей. Армия должна защищать родину, а не быть инструментом агрессии. Немедленно объявите дату новых президентских выборов под международным наблюдением. Это единственный способ восстановить легитимность власти. Силовые структуры, которые вы используете для запугивания и убийства граждан, должны быть распущены. Деньги, направляемые на военный бюджет, должны быть использованы для образования, медицины и улучшения условий жизни населения. Народ имеет право знать, как управляется их страна. Мы требуем полный доступ к государственным финансам, протоколам заседаний и договорам с другими странами.

Никаких компромиссов. Президент Ким, ваши попытки уничтожить голоса недовольных тщетны. Ваша власть держится на крови и страхе, но это не может продолжаться вечно. Народ требует справедливости. Мы не сядем за стол переговоров, потому что ваше место не за столом, а на скамье подсудимых.

Каждое ваше решение, каждый ваш приказ отныне будет сопровождаться нашим наблюдением. Мы — голос тех, кого вы пытались заставить молчать. Мы — отголоски тех, кого вы похоронили своими приказами. Мы — народ, который требует свободы. И мы больше не будем ждать. Мы объявляем: если наши требования не будут выполнены в течение 72 часов, последствия будут необратимыми. Это не угроза. Это факт. Сегодня вы почувствовали силу гнева народа, но это лишь начало. Ваша политика разрушила жизни тысяч, и теперь пришла ваша очередь.

Взгляд Тэхёна не отрывался от экрана. Сердце бешено колотилось, виски напряглись, голова пульсировала. Снова вибрация. Сообщение:

Аноним:

«Ты видишь, как красиво? Это только начало. Сколько ещё крови потребуется, чтобы ты услышал своих людей?»

Тэхён: 

«Твои угрозы ничего не изменят. Парламент восстановят, а тебя найдут.»

Аноним:

«Ты уверен, что найдёшь меня? Я всегда рядом. Даже ближе, чем ты думаешь. Смотри внимательнее.»

Слова звучали насмешкой. Тэхён почувствовал, как напряжение в груди перешло в злость. Его взгляд метнулся к часам — 21:15.

Тэхён:

«Хватит играть со мной. Кто ты? Чего ты хочешь?»

Аноним:

«Ты и сам знаешь, чего я хочу. Мира, который ты забрал. А ты?»

Тэхён:

«Я уничтожу тебя. И что бы ты ни задумал, ты проиграешь.»

Аноним:

«Ты уже проиграл, Тэхён. Оглянись.»

Он развернулся, его взгляд метнулся к двери. В пустоте кабинета звенела тишина. Только часы продолжали отсчитывать секунды, и каждое их тиканье било по его нервам. Тэхён почувствовал, как злость уступает место страху. Страху не перед врагом, а перед возможностью, что человек, которого он пытается найти, ближе, чем он мог себе представить...