Tundra

Prelude to a Soul — Sebastian Plano

«1»

После утреннего обхода врачи, тихо переговариваясь, вышли наружу, оставив Тэхёна и Сон У наедине. Палата погрузилась в напряженную тишину. Сон У так и продолжал лежать на кровати. После операции и недавних процедур, он был так ослаблен, что даже не мог говорить. Из-за тяжелых открытых переломов обеих ног, бедренные и большеберцовые кости были укреплены фиксирующими конструкциями (не очень то и приятный вид). Утром женщина солидного возраста сменила ему повязку на голове, и засохшая кровь снова прилипла к бинту, отзываясь болью при малейших движениях.

Тэхён всё это время наблюдая за ним, даже и не знал, что сказать. Всё это ему так не нравилось, что он часто вспоминал те дни, когда Сон У пришлось пролежать в реанимации около двух месяцев. Отличие только в том, что тогда он не умел говорить, а сейчас будучи взрослым, попросту не хотел. Тэхёну было тяжело смотреть на то, каким хрупким и уязвимым Сон У сейчас выглядел, и несмотря на то, что сердце разрывалось от жалости и вины, он не мог позволить себе проявить слабость перед своим сыном.

Сон У, уловив его взгляд, сначала отвел глаза, а затем, после короткого молчания, тихо спросил, глядя в потолок:

— Когда папа приедет?

У Тэхёна внутри всё сжалось от заданного ему вопроса.

— Он приедет, как только сможет, — тихо ответил он. — У него дела, но он обязательно будет здесь.

Сон У слегка приподнял голову, выражая легкую обиду.

— Он всегда говорит, что будет рядом, но где он сейчас, когда я... когда мне так плохо?

Тэхён, не касаясь его, медленно положил руку на постель рядом с Сон У.

— Я понимаю, что тебе тяжело, — произнёс он, стараясь быть искренним, насколько мог. — Я понимаю, что это непросто... Но на твоего отца сейчас навалилось слишком много проблем. Сон У, ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что наша страна на пороге войны. От его решении зависит жизни людей... Но это не значит, что ему всё равно. Не будь я в таком состоянии, он бы уже давно сорвался.

— Если бы он правда беспокоился обо мне, то сейчас сидел рядом. Вы ничем друг от друга не отличаетесь. Оба помешаны на этой власти. Неужели она важнее сына? — сглатывая ком в горле, сдавленно сказал он. — Или ему стало плевать на меня, потому, что мы не родные?

— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — упрекнул его Тэхён.

— А как? Объясни мне, пап? Я вообще для вас что-то значу?

Знакомые слова. В точности такие же, он когда-то говорил дворецкому Киму в обиде на Наоми за то, что она часто отсутствовала в его жизни. Сердце в груди сжалось, и Тэхён нахмурившись, медленно коснулся его руки. Хотел бы он найти слова, которые могли бы утешить его, но ничего не приходило в голову. Сон У нуждался не просто в отцовской заботе, а в глубоком понимании и поддержки, которую Тэхён к сожалению, не знал, как ему дать. Как бы ему не хотелось, а Чонгук в этом плане всегда был лучше него.

— Конечно значишь, иначе меня бы сейчас здесь не было, — наконец ответил он. — Но я рядом, Сон У, и никогда не оставлю тебя.

Вот только его слова, казалось, возымели другой эффект. Сон У вспыхнул ещё сильнее.

— Зачем ты здесь? Тебя не было столько лет, — упрекнул он. — Почему теперь ты пытаешься быть рядом? Если это из-за жалости, я в ней не нуждаюсь. Оставь, пожалуйста, меня одного.

— Это не из-за жалости, — тут же возразил Тэхён. — Я знаю, что не был для тебя образцовым отцом, но я пытаюсь. Сон У, ты мой сын. Мой ребёнок. По твоим жилам течёт моя кровь. Ты самое родное, что у меня есть на этом свете. И будь уверен, ты всегда был и будешь мне дороже власти, это ясно?

Он впервые был искренен. Сон У почувствовав вину, отвёл взгляд. Ему всегда казалось, что Тэхён не умеет чувствовать. Во всяком случае, он всегда был холоден. Говорил отстраненно. Смотрел на него как на чужого. Дни сменялись месяцами, а между ними ничего так и не поменялось. За всё это время, Тэхён ни разу не сводил его в хоккей, ни разу не спросил, хорошо ли он освоился, и ни разу не отпраздновал его дня рождения. Сон У иногда задумывался, уж не потому ли, что своим рождением он забрал жизнь матери? Но так и ни разу не осмелился спросить этого вслух.

Наконец, набравшись смелости, он сказал то, что терзало его с того самого момента, как он очнулся после жуткой аварии:

— Я не хочу быть калекой, — прошептал он, сжав простыню.

И сказанное им причинило Тэхёну такую боль, что он на секунду оторопел.

— Жизнь не заканчивается, от того, что ты станешь калекой, милый, — произнёс он, стараясь говорить мягко. — Взгляни на меня, разве я выгляжу слабым?

Сон У не осмелившись посмотреть, только расплакался.

— Ты ничего не понимаешь, — тихо прошептал он.

— Чего не понимаю?

Сон У всхлипнул и Тэхён, увидев его таким разбитым, не знал куда себя деть. Он рассеянно сжал его руку крепче, будто бы это хоть как-то могло помочь ему.

— А вдруг я вообще не смогу ходить? Они сказали, что ничего не гарантируют, я всё слышал!

— Врачи всегда предупреждают о рисках, тебе стоит поменьше их слушать. Понимаю, что тебе страшно, — проговорил Тэхён, опуская взгляд. — Когда-то я тоже думал, что никогда не смогу быть таким, как все. Что моя хромота сделает меня другим. Я был убеждён, что люди будут видеть во мне только калеку. И знаешь, что я понял?

Сон У молчал, но Тэхён знал, что его слушают:

— Я понял, что сила не в том, как ты ходишь, а в том, как ты борешься, — продолжил он.

На секунду в палате повисла тишина.

— А если всё-таки не получится? — через некоторое время сдавленно спросил Сон У, не глядя на него.

Тэхён замер, чувствуя, как это простое «если» бросает его в воспоминания.

— Тогда я буду рядом, — повторил он слова Сокджина. — И мы справимся с этим вместе.

/ Andante Con Moto — Piano and Strings — «Vaulter» Nicholas Britell /

«2»

Сидя за огромным столом, Чонгук чувствовал себя выжатым. Меньше всего ему хотелось находиться среди министров. Пытаясь воспользоваться отсутствием Тэхёна, они то и дело пытались промыть ему мозги. Всё намекали на его родословную, давили, упрекали, презирали, или напротив, заискивали и хвалили. Чонгуку весь этот цирк порядком надоел. Он не представлял, как Тэхён с этим справлялся и не имел ни малейшего представления, почему ему так нравилась политика, ведь по его скромному мнению от неё были одни проблемы. Например, проблема первая: Чонгуку пришлось пойти на сделку с династией Пак, чтобы заручиться поддержкой в парламенте. Проблема вторая: теперь он должен скрыть их участие в покушении на Тэхёна, а это равносильно тому, что он является их соучастником. Проблема третья: угроза со стороны Японии, которая так и никуда не делась. Сдаваться они не собирались, а подчиняться им не хотелось.

Чонгук мог бы перечислять их бесконечно, но счёл остановиться на самых главных. Он уже давно закрыл глаза на премьер-министра и отца (в последнее время они подозрительно стихли). Стоило о нём вспомнить, как в зал вошёл и сам Сын Вон. Чонгук не мог не заметить, как он скользнул взглядом по министерским рядам, те в свою очередь поддержали его кивками.

Чонгук выдохнув, даже не стал ничего говорить. Тут и дураку понятно, что сегодня его слушать никто не станет. К слову, так и случилось:

— Итак, мы собрались для обсуждения наиважнейшего вопроса, касающегося защиты нашей страны, — начал Сын Вон, сразу захватив инициативу. — Как все знают, Япония заключила союз с КНДР, и я считаю, что перед началом войны, будет уместно настаивать на повторных переговорах.

Чонгук, с трудом подавляя злость, взглянул на премьер-министра.

— Простите, но мне кажется, что мы уже раз пытались наладить отношения с Японией, — утрировал он. — Эти попытки привели к угрозам и насилию. Не забывайте, что мы потеряли многое из-за их интриг.

— Да, но в прошлый раз переговоры провалились из-за личных конфликтов премьер-министра Киямы и президента Кима, — возразил Сын Вон. — Мы могли попробовать ещё раз. Подумайте о том, сколько жизней мы можем сохранить, если не допустим войны.

— Если мы согласимся на переговоры, и дураку будет ясно, что наша страна испытывает трудности. Как долго мы будем демонстрировать свою слабость?

— Но это безрассудство! Война потребует гораздо больше ресурсов, чем переговоры. Мы потеряем людей, экономику — всё, что было построено годами. Неужели вы не понимаете цену, которую придётся заплатить?

Напряжение в зале росло с каждой минутой. Чонгук упрямо посмотрел на премьер-министра, прожигая его таким взглядом, каким обычно смотрел Тэхён.

— Я прекрасно понимаю, премьер-министр, — ответил он, делая ударение на каждом слове. — Но я также понимаю, что отступление сейчас станет началом нашего конца. Япония видит в нас лишь слабое препятствие. Если мы покажем готовность к переговорам, это будет сигналом к капитуляции.

— Вы молодой и решительный, президент Чон, — произнёс один из пожилых министров, подбирая слова, чтобы смягчить колкость в голосе, — но вам не стоит забывать, что ставка здесь — не только ваша гордость, но и будущее всей страны. Если вы так уверенны, что нам не нужны переговоры, то ошибаетесь. Мы — государственные служащие, наш долг — обеспечивать безопасность наших граждан, а не развязывать кровопролитие.

Чонгук ощутил, как по телу прокатилась волна раздражения, но сдержался. Сколько ещё раз ему предстоит выслушивать о своей неопытности?!

— Я не собираюсь развязывать войну, — отчеканил он, стараясь звучать спокойно, — но мы уже столько раз пытались наладить отношения. Сколько раз нам предлагали «перемирие» и сколько раз они нарушали все договорённости?

— Мы все понимаем вашу приверженность, — добавил министров финансов. — Но у нас уже не осталось ресурсов на бесконечную вражду. Каждое столкновение истощает нашу экономику, и мы просто не можем себе этого позволить.

Чонгук промолчал. Он прекрасно знал, что всё так и будет. Только переводил взгляд с одного на другого, наблюдая, как каждый из них выражает своё сугубое мнение. Ещё полчаса последователи династии Пак пытались оспорить решение в свою пользу, но последнее заявление Сын Вона, всё же взяло над всеми верх:

— Все эти разговоры о силе лишь страхи, рожденные гордостью, — обратился он напрямую к Чонгуку. — Вспомните, что на кону не только ваша гордость, но и жизни людей. Мы не требуем от вас капитуляции, мы требуем разумного подхода. Вы — лицо нашего государства, и если вы будете непоколебимы, вся страна окажется под угрозой. Даже такой приверженец силы, как президент Ким согласился на переговоры, прежде чем приступил к войне.

Он сделал паузу, затем, понизив голос, добавил:

— Нам не нужно признавать поражение. Мы просто даём себе шанс на мир. Подумайте о людях, которые смотрят на вас, как на пример. Что вы им скажете, когда мы потеряем свой суверенитет?

Чонгук ощутил на себе взгляды всех присутствующих. Зал вдруг притих, ожидая его ответа, и он невольно задумался о последствиях своего решения.

— Все свободны, — обратился он к остальным. — Премьер-министр останьтесь на пару слов.

Сын Вон плавно опустился на стул, не проявив никаких эмоций, когда министры покинули кабинет. Некоторое время они так и сидели в тишине. А когда двери закрылись, Чонгук, расслабившись, смог выдохнуть.

— Вы недовольны моей работой, — прямо сказал он, словно уже вынес вердикт.

Сын Вон слегка приподнял бровь, не зная, чего и ожидать.

— Вы слишком прямолинейны.

— А вы слишком уклончивы, — парировал Чонгук. — Давайте говорить на чистоту.

Премьер-министр медленно кивнул головой, поджав губы.

— Раз вы этого хотите, я признаюсь, что недоволен. Вашей работой. Референдумами. Вами. Вы молоды и неопытны. Слишком мягки в некоторых вопросах и слишком импульсивны в других.

Чонгук усмехнулся.

— И вы бы предпочли видеть на моём месте кого-то другого?

— Безусловно, — спокойно ответил Сын Вон, сложив руки на груди. — Времена требуют сильного лидера, который способен подавить любые угрозы и объединить страну. Не обижайтесь, но вы — не тот человек.

— Тогда кто, по-вашему, должен занять моё место? Тэхён? Или, может быть, кто-то из ваших союзников?

Сын Вон слегка пожал плечами.

— Я не стану отвечать на очевидные вопросы. Но вам стоит задуматься: возможно, лучшее, что вы можете сделать для этой страны — это уступить место кому-то более компетентному.

— Знает ли об этом мой отец? — холодно спросил Чонгук.

Премьер на мгновение замер.

— Ваш отец? — переспросил он, будто удивляясь вопросу.

— Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю, — продолжил Чонгук, откидываясь на спинку кресла. — Он в курсе ваших амбиций?

Сын Вон тихо рассмеялся.

— Ваш отец, президент Чон, гораздо умнее, чем вы можете себе представить.

— И всё же, вы не ответили, — настаивал Чонгук. — Какие планы вы вынашиваете?

— Не пытайтесь меня запугать. Я служил этой стране дольше, чем вы живёте на этом свете.

— Это не ответ.

— Задайте этот вопрос своему отцу. Он больше всего мечтает о вашей отставки.

— То есть от вас я ничего не добьюсь?

Сын Вон пожал плечами, вызывая у Чонгука раздражение.

— В таком случае вы свободны, — не желая говорить с ним дальше, приказал он.

Сын Вон неторопливо встал с места, развернулся и направился к двери. Перед выходом он снова повернулся к нему лицом:

— Хотел бы сказать, — произнёс он. — Вы допускаете такую же ошибку, как и президент Ким. Вы оба сочли правильным, что лидерство заключается только во власти. Но, как меня научила жизнь, лидером может быть только тот, кто способен признавать свои слабости и вовремя уступать другим людям. Подумайте об этом на досуге.

Дверь закрылась за ним с сухим щелчком. Чонгук остался один, чувствуя, как гнев смешивается с тревогой и тонкой, почти болезненной каплей страха. Сын Вон, нужно отдать ему должное, был прав. И благодаря ему, Чонгук узнал, что его отец вероятно, был гораздо глубже вовлечён в эту игру, чем он мог себе представить.

/ Satie: Gnossienne No.1 Starkey Remi x Pascal Rogé, Starkey, Эрик Сати /

«3»

— Какого черта ты себе позволяешь? — начал Чжи Сон, сдерживая голос, но не скрывая резкости. — Ты прекрасно знаешь, что переговоры с Японией опасны, особенно для Чонгука. Его втягивание в политику на таком уровне, это же неоправданный риск!

Сын Вон слегка усмехнулся, его губы изогнулись в холодной усмешке, словно слова Чжи Сона забавляли его. Он сложил руки на груди и чуть наклонил голову, прежде чем ответить.

— Опасно? — переспросил он, с притворным удивлением в голосе. — Ты говоришь об опасности, но разве истинный лидер должен бояться таких трудностей? Если он не может справиться с переговорами, то разве достоин быть здесь?

— Ты забываешься, Сын Вон. Он не просто кто-то, кого можно использовать для наших политических игр. Это не очередная фигура на шахматной доске! Он мой сын и я должен оберегать его, а не бросать на амбразуру ради собственного удобства. И если он стал президентом, значит твоя задача следовать за ним, как за своим лидером!

Сын Вон разозлившись, приблизился к Чжи Сону, их лица оказались на расстоянии вытянутой руки.

— Чжи Сон, ты, похоже, заблуждаешься насчёт моего места и роли. Ты хочешь видеть в Чонгуке лидера? Я его не вижу. Я вижу молодого человека, неспособного принять серьёзные решения, ведомого чувствами и страхами. Наша страна в опасности и мне нужен тот, кто будет думать головой, а не сердцем, и я готов стоять до конца, даже если для этого потребуется рискнуть всем.

— Ты совершаешь ошибку.

— Я исправляю ошибки! Твой сын сговорился с династией Пак, когда мог выбрать тебя. Если они возьмут над ним вверх, наше положение станет плачевным. Я не собираюсь, из-за эгоизма Чонгука, жертвовать внуком. Мин Хо тоже живой человек, он не будет твоим инструментом или пешкой в игре, как ты это назвал. И если ты этого не понимаешь, боюсь, я ошибся в тебе больше, чем думал.

— И поэтому ты отправил Чонгука на переговоры? Ты хоть понимаешь, что они могут убить его?

— С ним будет этот японец. Тебе не о чем переживать.

— Айзава действует только в своих интересах. Даже Тэхён для него не указ.

— Если бывший министр юстиции и вся его семья вернётся в парламент, нам не жить, Чжи Сон. Это факт и я не могу закрыть на него глаза. Можешь злиться на меня сколько угодно, я долго терпел твои указы.

— Ты должен терпеть мои указы, благодаря мне ты стал премьером! Без меня, тебя и в депутаты не приняли бы!

— Да что ты говоришь?

— Предупреждаю, Сын Вон. Не играй на моих нервах. Ещё одна подобная выходка с Чонгуком, и мне не составит труда, лишить тебя всего, что ты имеешь.

Несколько секунд они так и сверлили друг друга взглядом. Чжи Сон не хотел идти на крайние меры, а Сын Вон по всей видимости не собирался отступать. Всё зашло слишком далеко...

/ Behind the Glass — Ilya Beshevli /

«4»

Сидя в полутемной палате, Тэхён молчаливо рассматривал загипсованные ноги Сон У. Никогда в жизни он не думал, что докатится до такого состояния, когда не сможет защитить даже собственного ребёнка. Сон У не должен был пострадать. Он слишком молод, чтобы познать боль, слишком невинен, чтобы повторить его судьбу. И каждый раз, когда Тэхён смотрел на него, то чувствовал, как что-то в груди сжималось. Он прекрасно знал эту боль — долгую, въедливую, оставляющую следы. Потому, что сам прошёл через это: травма, бесконечные операции, хромота, которая до сих пор напоминала о себе каждую секунду. Тэхён провёл рукой по лицу, глядя на тонкие пальцы сына, покоящиеся на одеяле. Хотелось взять его за руку, но он не посмел.

Дверь тихо приоткрылась, и в палату зашёл Су Хён. Не нужно было слов, чтобы понять, что именно Тэхён сейчас чувствовал, и всё же завести разговор пришлось:

— Как ты? — спросил он, присаживаясь на край кресла напротив.

Тэхён вздохнул.

— Мой сын на пороге инвалидности, в стране, как я слышал хаос. Хуже и не придумаешь, — глухо ответил он.

Су Хён кивнул, не отрывая взгляда от младшего брата. Некоторое время они просто молчали, слушая звуки аппаратов. С тех пор, как Тэхён попал в аварию, прошло больше недели. Он, кажется, и не думал возвращаться в Корею. Встречаясь в его глазах с усталостью, Су Хён только сейчас догадывается почему.

— Тебе стоит отдохнуть, — прошептал он совсем тихо, чтобы ненароком не разбудить племянника. — Я присмотрю за ним.

— Я и так отсутствовал большую часть его жизни.

— Тэхён, ты не виноват в том, что случилось.

— Тогда скажи мне на радость, кто виноват? — чуть громче прошептал Тэхён, окинув быстром взглядом сына и убедившись, что он спит, продолжил. — Династия Пак? Премьер-министр? Чжи Сон? Кто виноват, Су Хён? Скажи мне, и я убью их!

— Я тебя не узнаю. Что с тобой стало? Ты всегда относился ко всему с холодным расчетом!

— Это другое. В этот раз речь идёт о моём сыне, — почти сломлено произнёс Тэхён. — Если он останется инвалидом... если он больше не сможет ходить...

Су Хён положил руку ему на плечо.

— Ты знаешь, как жить с этим. Если понадобится, ты поможешь ему и научишь его.

— Я не хочу, чтобы он знал, каково это. Он должен был бегать, падать, вставать... жить. А не сидеть в кресле и видеть, как проходит мимо него жизнь.

Между ними снова повисла тишина, в которой доносились звуки аппаратуры. И хотя Тэхёну хотелось неистово кричать, он сдерживал себя.

— Так что тебя на самом деле привело, Су Хён? — спросил он, наконец взяв себя в руки.

Су Хён помедлил, словно решаясь стоит ли ему говорить или нет.

— Ты знаешь, я не могу сидеть сложа руки, когда кто-то покушается на нашу семью. Когда ты попал в реанимацию после первого покушения, акции семейной компании резко упали. Мне позвонил Сон У, чтобы попросить поддержки для Чонгука. Я решил не терять времени, и выйти на виновного.

Тэхён только кивнул, ожидая продолжения.

— Авария, в которую вы попали, была подстроена. Есть ещё кое-что, о чём ты должен знать.

Тэхён пристально смотрел на Су Хёна, не позволяя ему уклониться от разговора.

— Это касается Чонгука, — наконец сказал его брат, поднимая взгляд. — И династии Пак.

Имя Чонгука прозвучало ожидаемо, но всё равно болезненно. Тэхён не позволил себе выдать эмоции.

— Продолжай, — сказал он ровным тоном.

— Он заключил с ними союз, — начал Су Хён осторожно. — Я знаю, это могло быть вынужденным решением. Возможно, у него не было другого выбора. Но... — Су Хён на мгновение замолчал, подбирая слова. — Но ты понимаешь, кто стоит за твоим отравлением и аварией?

— Разумеется я догадывался с самого начала, — произнёс Тэхён тихо. — И что ты хочешь этим сказать? — В его голосе не было ни гнева, ни растерянности.

— Я хочу, чтобы ты был осторожен, — ответил Су Хён, глядя прямо на брата. — Ты силён, я знаю. Но эти люди... Они опасны. И Чонгук... — он замялся. — Тэхён, он играет в их игру.

— И ты думаешь, он предал меня? — спросил Тэхён, поднимаясь с кресла.

Су Хён покачал головой.

— Я не утверждаю этого. Но ты сам понимаешь, как это выглядит. Он знал, кто стоит за отравлением. И всё же пошёл с ними на союз.

Тэхён отвернулся, медленно подойдя к окну и рассматривая его силуэт, Су Хён не мог угадать о чём он думал. Но одно знал точно: Тэхён не терпит предательств. Особенно от самых близких.

/ Wind Song — Fabrizio Paterlini /

«5»

Утро начиналось одинаково. Ровно в шесть часов в палату заходила медсестра, проверяла показатели и заменяла капельницу. Сон У так и продолжал безмолвно лежать на больничной кровати, и видя его таким слабым, Тэхён с трудом сдерживал ярость. Не боль. А ярость. После услышанного от Су Хёна ему хотелось уничтожить каждого, кто был причастен к этой аварии, что он обязательно и сделает. Но не сейчас.

Сейчас он должен сыграть роль хорошего отца. Хотя бы раз в жизни. Несмотря на ту боль, что он испытывал, а боль была всюду, каждое утро Тэхён брал влажную тряпку и, немного прихрамывая, аккуратно протирал лицо и руки Сон У. Когда было нужно подавал утку, настолько его сын был слабым. И хотя Тэхёну было тяжело, он старался не показывать этого. Он гладил его по голове, утешал словами, которые хотел бы услышать в детстве сам, и не смотря на то, что это было не в его стиле, иногда пытался подшутить. Но сколько бы он не старался, а заполнить ту дыру, которая была внутри Сон У, так и не мог. Ведь Сон У нуждался не в нём, а в Чонгуке. Он считал своим отцом не его, а Чонгука, и любил тоже не его, а Чонгука.

И Тэхёну иногда становилось жаль, что он это он, а не Чонгук.отсылка к Мураками «Норвежский лес».

Время шло, раны постепенно заживали, но Сон У, казалось, попросту потерял надежду на то, что сможет когда-то ходить. Он больше не хотел никого видеть, не хотел ни с кем говорить. Не хотел жить. Но по какой-то причине, всё равно продолжал. Утром выполнял дыхательную гимнастику, после неё получал капельницы с антибиотиками, а дальше общался с психологом (по настоянию врачей и Тэхёна).

В обед к ним снова пришла медсестра. Она пыталась уговорить Сон У поесть, ноон лишь толкал тарелку на край тумбочки.

— Я не хочу, — всё повторял он.

И тогда Тэхён снова приступал к уговорам:

— Сон У, тебе нужно поесть, иначе ты не выздоровеешь.

Сон У смотрел на него с таким разочарованием, что у него всё внутри холодело.

— Разве есть смысл? Ну и выздоровею, меня выпишут, а дальше что?

— Не говори так. Если твой отец услышит об этом, он расстроится.

— Мой отец? — Сон У горько усмехнулся, отводя взгляд. — Где он был, когда я оказался в таком состоянии?

— Он не знал, что так выйдет, Сон У, — постарался его защитить Тэхён. — И если бы он мог, уверен, он исполнил бы отцовские обязанности куда лучше меня, — некоторое время он молчал, попросту не зная, что и сказать. Как его поддержать. А затем продолжил, не скрывая боли в голосе. — Я не хочу, чтобы ты повторил мою судьбу. Ты слишком юн и никогда не заслуживал этого. Мне очень жаль, что всё так вышло, но прошлое уже никак не исправить, понимаешь? Если ты продолжишь в том же духе, — он посмотрел ему в глаза. — Если ты так и продолжишь жалеть себя, то ничего не выйдет. Поэтому возьми себя в руки, сынок. Ты можешь плакать, ты можешь жаловаться на жизнь, можешь хандрить, но сдаваться я тебе запрещаю, ясно?

Сон У сжал руки под одеялом.

— Я не хочу, чтобы меня называли калекой, — наконец посмотрев на него в ответ, всхлипнул он. — Я не хочу быть инвалидом.

— Ты не будешь калекой! — вытирая с щек слёзы, ответил Тэхён.

И тогда Сон У одним рывком стянул с себя одеяло, оголяя ноги в страшных металлических конструкциях.

— Откуда тебе знать? — прокричал он громче, чтобы Тэхён наконец его услышал. — Только посмотри на это! Уродство какое-то! Я даже в туалет без твоей помощи сходить не могу!

— Сон У, это временно. Их скоро снимут.

— Когда?

— Я не знаю.

— Ты хоть что-нибудь знаешь?

Вот она карма? Тэхён, стиснув от боли зубы, встал с кресла и неторопливо поднял с пола одеяло. В детстве он закатывал истерики куда хуже, а Сокджин почему-то безропотно потакал всем его желаниям. «Он же ребёнок», всё повторял он врачам, когда те выражали недовольство. Тэхён в такие минуты так сильно нуждался в нём, что даже не знал, куда себя деть.

— Сон У, моё терпение не безграничное. Не ты один попал в аварию и не ты один нуждаешься в лечении, — укрыв его, упрекнул он. — Будь добр, пожалей меня, — а затем потянувшись к остывшей еде, протянул тарелку сыну. — Попробуй поесть. Не ради врачей, не ради меня, а ради себя, милый.

Сон У не ответил, но спустя минуту хотя с неохотой, всё же взял ложку. Тэхён не Чонгук, и церемониться с ним он действительно не станет. Стоило ему доесть, как дверь в палату снова отворилась, и вошёл врач (Тэхён заставлял их отчитываться чуть ли не ежеминутно). Некоторое время они о чём-то обсуждали. Судя по результатом анализов до выписки оставалось не так уж и много, как предполагалось изначально, и пока Сон У не начал огрызаться с врачами (в последнее время, он часто позволял себе отпускать грубости), доктор поспешил покинуть палату.

Чонгук позвонил только ближе к вечеру, около шести часов. Он всегда звонил в это время, чтобы ненароком потревожить их во время медицинских процедур или тихого часа, но даже так, Сон У всё равно продолжал игнорировать все его попытки поговорить с ним и вместо него, говорить приходилось Тэхёну. Однако, сегодня его звонок особой радости не вызывал. Коснувшись экрана, мужчина неторопливо ответил на вызов:

— Чонгук, — произнёс он, стараясь не выдавать злости.

На другом конце линии послышался голос, наполненной тревогой:

— Как он?

— Уже лучше, — повторил Тэхён в трубку, не сводя глаз с сына. — Жалуется на сильные боли, но врачи уверяют, что угрозы жизни нет.

— Можно с ним поговорить? — в очередной раз спросил Чонгук.

И тогда Тэхён коснулся плеча Сон У, и протянул ему телефон:

— Он хочет поговорить с тобой.

Сон У молчаливо скользнул взглядом по телефону в руке отца.

— Я не хочу, — наконец бросил он, снова уставившись в окно.

— Сон У, — тихо произнёс Тэхён. — Ты не можешь избегать этого разговора вечно.

— Он даже не приехал. А теперь звонит? Зачем? Чтобы что? Снова оправдаться?

Тэхён наклонился ближе, выражение его лица резко сменилось на серьёзное:

— Ты можешь злиться, можешь быть разочарован, но это не изменит того факта, что он твой отец. Поговори с ним.

Сон У вздохнул, пытаясь справиться с эмоциями. Некоторое время он так и сверлил его взглядом, но телефон всё же принял.

— Алло?

— Сон У... — тихо произнёс Чонгук, почти умоляюще. — Ты всё ещё злишься на меня?

— Зачем ты звонишь? — на этот раз без агрессии, спросил юноша.

— Потому что переживаю, — ответил Чонгук, не скрывая отчаяния. — Я знаю, что поступил неправильно, но...

— Ты обещал мне приехать уже больше трёх раз. Заставлял меня ждать тебя и разочаровываться. Ты ведь прекрасно знал, — перебил Сон У, стараясь держать голос ровным. — Ты знал, что мне будет больно, и всё равно не приехал.

— Я был связан, — быстро произнёс Чонгук, словно пытался оправдаться. — Но это не значит, что мне всё равно.

Сон У замолчал. Он сжал пальцы на телефон так крепко, что побелели костяшки.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал, — добавил Чонгук после паузы. — Я сделаю всё, чтобы это исправить.

Сон У наконец позволил себе взглянуть на Тэхёна, который тихо наблюдал за разговором.

— Я хочу, чтобы ты был рядом, — начал он, не отводя глаз от отца. — Вот и всё. Большего мне не нужно.

Он вернул телефон Тэхёну и снова отвернулся, всем своим видом демонстрируя засевшую в груди детскую обиду. Тэхён, к счастью, не стал его упрекать, как делал это обычно. Лишь принял трубку и неторопливо встав с места, вышел в коридор:

— Не воспринимай его слова всерьёз милый, — сказал он мягко, поднося телефон к уху. — Ему не хватает твоей поддержки. Он скучает по тебе.

На другом конце Чонгук задержал дыхание, прежде чем выдохнуть:

— Я тоже по вам скучаю. Если бы не военный режим, клянусь, я был бы уже в Цюрихе.

Тэхён закрыл за собой дверь и отошёл в дальний угол коридора, продолжая слушать:

— Парламент настаивает на повторных переговорах, Айзава относится к их решению со скептицизмом. И так почти всё время. Мне приходится угождать двум сторонам.

— И что ты намерен сделать? — с явной проверкой спросил Тэхён.

— Пришлось согласиться с министрами, — не сразу поняв его намерения, выпалил Чонгук. — К тому же утром от японцев пришло письмо, они согласны на переговоры, но только на своих условиях.

Тэхён улыбнулся.

— И ты поверил в это? Чонгук, о чём ты думал, когда отправлял им запрос? Ты хоть понимаешь, что означает твоя просьба для японцев? Куда вообще смотрел Айзава и моя группа аналитиков?

С другой стороны линии на мгновение повисла напряжённая тишина. Чонгук глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Если есть шанс завершить всё мирно, без кровопролития, так почему бы и не попробовать?!

— Ясно, — уже без былой мягкости в голосе ответил Тэхён, от чего у Чонгука по телу прошлись мурашки. — А когда ты заключал союз с династией Пак, тоже так думал? Ты хоть понимаешь, что сделал? Эти люди пытались убить меня! Они едва не убили Сон У. И ты выбрал их, чтобы укрепить свою позицию?

— Это было необходимо, — попытался объясниться Чонгук. — Ты сам знаешь, что без их поддерж...

— Замолчи, — перебил Тэхён, и хотя он не повышал голоса, в его словах звучала угроза, настолько явная, что Чонгук на мгновение замолчал. — Я дам тебе шанс, Чонгук, — произнёс он сухо. — Ты откажешься от этого союза, и не просто откажешься — ты публично осудишь их. Ты заставишь их ответить за всё, что они сделали. Или я собственноручно уничтожу всю их династию. Ты меня понял?

На том конце провода повисло недолгое молчание и прежде чем ответить, Чонгук устало выдохнул. Дежавю?

— Ты всегда так делаешь, Тэхён, — начал он, раздражаясь. — Ставишь свои условия, и диктуешь, как мне жить. Ты хоть раз задумывался, в каком положении я оказался?

— Я думаю о том, в каком положении оказался мой сын, — упрекнул его Тэхён. — И я не намерен оправдывать тех, кто едва не лишил его жизни.

— Думаешь, мне легко? — с той же злобой ответил Чонгук. — Думаешь, я хотел этого? Ты сидишь там, весь такой правильный. Неумолимый. Упрямый. И куда привела тебя эта упрямость, скажи мне? Чтобы выжить, иногда нужно идти на компромиссы.

— Компромисс с убийцами? С теми, кто пытался уничтожить нашу семью? Это твоя идея выживания, Чонгук?

— Ты понятия не имеешь, что значит быть мной! — взорвался Чонгук. — Тебя всегда все боялись и сейчас боятся. Меня же с первого дня никто не воспринимает всерьёз! В глазах членов парламента я твоя подстилка! Кроме тебя, у меня больше ничего нет.

— У тебя есть всё, что я тебе дал, но ты всё равно выбрал их.

— Этого мало, чтобы оказать влияние на парламент. Не понимаю, чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты показал, что способен быть мужчиной, — холодно ответил Тэхён. — Не марионеткой.

Чонгук замолчал, дыхание его участилось, но не от страха — от гнева.

— Мужчиной? После всего, что ты сделал со мной?

Тэхён закрыл глаза, сдерживая нарастающее разочарование, которое угрожало перерасти в ярость.

— Помнишь проблему вагонетки, о которой я тебе рассказывал? — спросил он отчуждённым тоном. — Даю тебе время. Не разочаруй меня снова и сделай правильный выбор, Чонгук. Потому что если нет... последствия будут на твоей совести.

Он не стал ждать ответа, просто отключил вызов и положил телефон в карман.