35 глава
Почитание Смерти в этом году ничем не отличалось от прошлого. Как, в принципе, и каждый другой праздник от своего предка.
Однако именно на этот раз внутри застыло бесящее меня ожидание. Оно появилось неизвестно из-за чего сразу же после пробуждение и заворочалось... Мне совершенно не хотелось давать ему определение или сравнивать с чем-то. И все это только для того, чтобы эта непонятной формы клякса так и осталась неопознанным существом, дотрагивающимся своими тоненькими, острыми коготками до моих нервов каждый раз, когда в поле зрения появлялся Мальхольн с таким же пылающим ожиданием в своих карих глазах.
Пожалуйста, Севирро, пусть это чувство так и продолжит тренькать на моих нервах, как на скрипке. Даже если от этого звука сводит зубы и загибаются уши, это я могу выдержать. Но только не более.
Все приготовления завершились к полудню. Именно к этому времени мы и прибыли в Алкхеаран, самый большой из трех городов Морозного Хребта. Он превосходил по численности второй, наверное, раза в три, если уже не больше. Эйри все продолжали плодиться, а вслед за ними и расширялись улицы, и строились все больше домов, и становилось теснее.
Почти что ничем не отличающийся от двух других, этот город нравился мне намного и намного больше. И дело было даже не в том, что именно здесь, когда еще вокруг главной площади-центра не стояло и десяти рядов домов, я родилась, и с ним связано множество воспоминаний — хотя и это причастно — а в том, что он сиял намного и намного ярче.
Если во время Почитания все города преображались как девушки с макияжем, то Алкхеаран поражал своей красотой и без всего этого. Каждое здание украшали серебряными тонкими гирляндами с кристаллами-каплями на них. Заборы красили различными серо-голубыми узорами, не сильно выделяющимися из массы белых тонов. Однако при рассмотрении они складывались в единую ошеломляющую картину: историю эйри. Там были и горы с бегающими на ней снежными барсами, и резвящиеся на полях дети с белыми лисами, и плетущие из морозоцветов венки девушки, и вернувшиеся с охоты мужчины, и общие молитвы Севирро, и фестивали с нашими танцами... Там было все, что мы ценили и хранили в сердцах, не желая забывать. А уличные фонари заковывали в кристаллический лед, заставляя свет от камня-накопителя будто бесноваться внутри пламенем.
Нас встретил Саут, глава Алкхеарана. Довольно высокий даже для эйри, с заплетенными во множество мелких длинных косичек волосами и в официальном костюме с бабочкой, застегнутом на все пуговицы.
За пару мгновений покончив с формальными приветствиями меня и Дария, он приставил к нам кучу эйри для подготовки к фестивалю и смылся. Мальхольн вместе с Сироем и Сираей, которые находились вместе с нами сегодня не как разведчики или дополнительные защитники, а как семья, ушли на торговую улицу. Сейчас там как-раз таки происходило самое веселье.
Все эйри, каждый до единого, в этот день снимали свои капюшоны и не боялись разговаривать с другими. Хоть громко, хоть тихо. Каждый говорил и говорил, рассказывал о чем-то, делился своим, спрашивал других об их... Этот праздник развязывал и рты, и руки всем, кто обычного сам цеплял на себя какие-то ограничения.
А потому и среди торговцев сейчас стоял шум и гам. Каждый предлагал что-то, расписывал в лучших красках почему надо выбрать именно его и зазывал, зазывал, зазывал.
Хотя, честно говоря, фестиваль — единственный день, когда действительно следовало тратить много денег. Именно сегодня продавали многое из того, что обычно на показ не выставлялось. Береглось для такого дня.
Те же неизвестно как добытые шкуры редких зверей и ткани, растения и грибы, накопители с уникальными заклинаниями, получившимися совершенно случайно, и красивейшее оружие...
Но мне с Дарием этого было не видать по крайней мере до окончания главной части праздника. Да и тогда скорее всего не увидим. Раскупают такое слишком уж быстро.
Нас завели в комнату в здании управления, и мы поняли, что попали. Читать отчеты и соглашаться на что-то, что на бумаге и в цифрах выглядит очень даже красиво — это одно. А осознавать, что тебя ожидает через пару секунд наведение этой самой красоты — это уже другое.
Я успела только выдохнуть и сделать первый шаг на встречу, как эйри, приняв мое движение за согласие, сорвались с места. Нас дернули, усадили на стулья и началось.
Приготовить наряды, приложить к коже, накрасить нас, соотнести с тканями, перекрасить, заплести волосы, вставить украшения, вновь приложить уже неизвестно какую по счету ткань к лицу и телу, чтобы понять подходит или нет, вытащить заколки, вставить другие, приложить ткань... А потом, спустя целую вечность переглядываний с Дарием и подбадриванием друг друга молчаливыми уставшими взглядами, наконец-то выставить за порог, чтобы мы прошли в другую комнату и сели дожидаться выхода.
Пока эйри проверяли сцену и барабаны, удостоверялись, что все остальные важные лица и охрана на местах, вся стража заимствована и патрулирует город, мы с Дарием сидели и болтали. Обо всем, что приходило в голову, и в то же время ни о чем важном.
— Вот вроде из года в год выступаем, а паникую как в первый раз, — посмеялся он нервно, проходясь летящей походкой по небольшой гостиной, где нас и оставили, и взмахивая руками при развороте.
Примерял движения с одеждой, чтобы потом не путаться в ней.
На этот раз его нарядили во все белое, подобно мне. Свободные полупрозрачные штаны держались на бедрах лишь на паре поясов, которые обмотали вокруг туловища и завязали на слабые, но красивые узлы с длинными лентами. На руки надели толстые серебряные браслеты, к которым привязали отрезы этой же волшебной ткани, и ее протянули к шее и там уже зацепили за такое же широкое и плотно облегающее шею колье, больше похожее на чокер. А на нем блестел одинокий красный гранат Мальхольна, чтобы Дарий не замерз: верх ему оставили оголённым.
Волосы ему только лишь магией немного подкрутили, превратив идеально прямые локоны во вьющиеся. С боков, на висках, закрепили небольшие заколки в виде цветов морозоцветов, больше похожих на волнистый дельфиниум, с которых спускались такие же, но намного уже, ленты.
— И каждый раз все равно выходит идеально. Как бы ты не переживал, — улыбнулась.
— Да я всегда где-то оступаюсь! — возразил, развернувшись ко мне. — И ты тоже! В прошлый раз чуть не свалилась, запнувшись о штанину! — уколол.
— Но не свалилась же? Значит все в порядке, — отмахнулась. — К тому же в этот раз Саут учел прошлый промах и изменил наряды. Они куда удобнее.
— О да. Особенно вот это, — раздраженно выдохнул и потянул за колье на шее.
— Неудобно? — нахмурилась.
Поднявшись, подошла поближе.
Недо-чокер на первый взгляд сидел хорошо. Вроде бы и прижимался к коже, но в то же время в некоторых местах имел свободное пространство.
— Терпимо. Но они забыли учесть, что зацепленная за него ткань уменьшила обхват.
То есть ему не хватает воздуха?
— Снимай, — потребовала и сама рукой потянулась к этому ошейнику.
— Нет! — он отступил от меня со всей серьезностью. — К нему весь верх привязан.
— Так снимай и его! Оставь лишь низ! — пошла за ним. — Не хватало мне еще твоего удушения!
Дарий начал отступать.
— У нас нет времени придумывать что-то новое. А это не так уж и плохо... Севери! — повысил немного голос, заставляя меня остановится. В метре за его спиной оказалась стена. Я могла бы без проблем дожать и силой содрать эту штуку... Но не хотела так поступать. — Хватит! Я не буду портить свой наряд.
Оглядев этого упрямца с головы до ног, покачала головой.
— Хорошо... Ладно. Но чуть что... Если почувствуешь себя плохо, сразу же прекращай и уходи. Понял? — спросила твердо. — Ничего плохого не случится, если начало прервется. Все равно самое важное — это молитвы.
— Это и так понятно, — бросил и, развернувшись, снова начал ходить туда-сюда по комнате.
А я плюхнулась обратно на диван и дотронулась до своей голой шеи. Нас одели по-разному.
Меня — в платье. Из такой же полупрозрачной летящей ткани, но если Дария укутали в три слоя — и даже так все равно все просвечивало — то мне выделили лишь один. Точно у них закончился материал. Поэтому, можно сказать, на мне из одежды не присутствовало ничего. Волосы, в противовес, заплели в несколько косичек по бокам головы и их уже вывели вместе в высокий хвост. Его сделали таким же воздушным, как и все остальное. И украсили все это дело также морозоцветами. Они небольшими бутончиками сопровождали косички и делали меня обманчиво мягкой и невинной эйри.
В принципе, главное, что комфортно. Остальное не столько важно.
Прикрыв глаза, сразу почувствовала то самое неопознанное существо, тренькающее на моих нервах своими когтями. И оно с каждой секундой, приближающей наш выход, увеличивало напор все больше и больше. Непонятные звуки постепенно становились ритмом бурления моей крови.
Так и пролетела вечность. За окном, прикрытым плотными белыми шторами, все еще ярко светило солнце. Скорее всего не проползло и двух часов, а может и вовсе одного. Дарий к этому моменту уже успокоился. Сам побегал, сам поволновался и сам все решил. Я же сидела ни жива, ни мертва и не понимала, что мне делать. Вернее, что делать-то понимала — выступать, но вот как смотреть и реагировать на Мальхольна — нет.
Свободное от всего время в тишине дало не просто побыть наедине с самой собой, оно буквально заставило остаться одной против чувств и желаний, сразиться с ними ... и проиграть в этой битве.
Пора было признать: я ждала реакцию Мальхольна на себя. На свое выступление.
Не как девчонка, желающая покорить понравившегося парня. А как... как Севери. Как та, кого он носил на руках словно сокровище, чьи слезы вытирал во время невозможности подавить эмоции, кого пытался неуклюже, но защищал так, как мог и умел, за кого переживал и беспокоился больше, чем за себя... И, в особенности, как та, кто несмотря ни на что, все же привязалась к этому несносному варвару.
Поэтому мне и хотелось узнать, что ощутит, как отреагирует, что скажет. Не только Мальхольн, но и Сирой, Сирая, в конце концов Дарий. Насколько для меня было важно это выступление, настолько же возрос и интерес от реакции тех, кем я дорожила. Правда, последние трое уже не раз видели подобное в моем исполнении, а потому отходили на задний план.
А вот Мальхольн... Он увидит впервые.
Вдруг прозвучал стук в дверь.
— Представитель, Дарий, — Саут тихо скользнул внутрь гостиной и сразу же увидел меня с Дарием, сидящими на диване, кивнул. — Приготовления завершены. Все на своих местах и готовы к началу. Ожидают только вашего появления.
Дарий тут же встал и подал мне руку. Я приняла его помощь, и нас поглотил перенос.
Ноги встали прямо в центр сцены.
Сзади в последний раз ударил барабан. И один этот удар резко проник в саму мою суть. Мурашки побежали по рукам и спине.
На площади и на улицах, входящих в нее, оказалось не протолкнуться. Везде стояли эйри. Однако где-то мелькали и принятые на Хребет изгои, держащиеся в основном на таких мероприятиях группами, и цветные пятна: дети, не до конца усвоившие традиции.
Найти темнокожего нарада с такой же темной, точно горький шоколад, шевелюрой из растрёпанных волос среди всего этого общества белых, серых и голубых удалось достаточно легко. Он вместе с близнецами сидел на специальных креслах перед ледяной оградой в пяти метрах от сцены. Там же примостились и еще некоторые: Саут, министры, пара лучших охотников... Одним словом — важные гости.
И смотрели они на нас с таким восторгом и восхищением, что я на миг зависла в их взглядах. В частности, в одном темном, поглощающем в себе.
Мальхольн смотрел на меня как на божество.
Но проморгавшись, пришла в себя, отвесила подзатыльник, и обернувшись на миг, кивнула в приветствии семерым барабанщикам. Одетые только в одни белые брюки хорошо сложенные парни привлекали пока что внимания куда больше, нежели мы. Они кивнули в ответ и, перехватив поудобнее ударные палки, посерьёзнели. Приготовились.
Я сделала шаг вперед и раскинула руки в стороны, обернулась кругом, обсмотрев одновременно и каждого, и никого. Все шептавшиеся и переговаривавшиеся замолчали. Наступила гробовая тишина. Никто не посмел издать даже шорох.
Опустив руки, повернулась обратно, в сторону, где стояли близнецы с Мальхольном, и посмотрела прямо им в глаза.
— Почтим же память! — повысила голос, чтобы услышали все. И меня начали слушать. — Всех, кто сегодня не с нами. Кто уже ушел за грань. Тех, кто дал жизнь, кто обучил, кто вернул на правильный путь, кто пошел бок о бок, кто стал «семьей»... и кто был парой. Вам, вашей магии и судьбе. Почтим его, как матерь с отцом!.. — некоторые, удостоившиеся шутки судьбы, понимать мои слова, склонили белокурые макушки. — Почитайте Севирро, почитайте, эйри, друг друга... и молитесь. Молитесь в этот день таким шепотом, чтобы он вас не услышал.
Закончив эту "приветственную" речь, выдохнула и сделала пару шагов назад. Повернулась и к все это время молча стоявшему чуть левее за моей спиной Дарием.
— И пусть Севирро обратит свой взор лишь на нас, — добавил он негромко, также развернувшись корпусом на меня. — Пусть лишь мы станем достойны его прикосновения.
Но услышали все. Каждый эйри до единого. И белое море зашуршало. Они начали надевать капюшоны. Синхронно и точно по давно отработанной схеме.
Только лишь Мальхольн, стоящий как раз таки между поступившими, как и все остальные, Сироем с Сираей, выделился в этом идеально сложенном действии. Он растерялся, вмиг нахмурившись и начав вертеть головой, и только спустя пару мгновений сориентировался, повторил за другими. Правда, белая ткань его плаща не спасла его самого от участи оказаться в центре внимания: на него повернулись несколько голов с разных сторон.
Я отметила это все за ту минуту, что мы с Дарием стояли и смотрели друг на друга — на деле краями глаз на мир вокруг — в ожидании пока снова не установится тишина. А когда она наступила, все потеряло значение.
Ударили барабаны.
Громко, мощно и... вразнобой. Без пауз начали разгонять усталость и сон, вырывать всех из лап дремы и насильно уводить в реальный мир. Они забили намного и намного быстрее нужного ритма. Открывали праздник.
Мы с Дарием наклонились друг к другу, прогнувшись в спинах, точно в старом приветствии и вскинули по одной руке вверх. Взглянули глаза в глаза.
— Не запнись, — сказал он одними губами.
— Не терпи, — вторя, произнесла я.
И бахнули семь барабанов. Синхронно и сильно, создавая резонанс такой силы, что задрожала сцена.
Ознаменовали конец и начало.
Мы дернулись навстречу и остановились, не коснувшись лиц друг друга. Дрожь стихла. Вместе с ней лишись силы и мы. Она утекла сквозь голые ступни куда-то вниз, в землю. Куда ушел и этот ритм.
Наступил момент тишины. Той самой. Всепоглощающей, называемой еще другими мертвой, но на деле же — смертельной.
Секунда. Две. Три...
БАХ!
Весь мир содрогнулся. Этот один единственный удар эйри не шел ни в какое сравнение с со всем ритмом в Железном городе. Он сразу же пробрался внутрь, в кровь и сердце. В голову, мысли и всю меня.
Изнутри поднялось что-то древнее. То, что взращивалось в каждом с самого рождения, что поступало вместе с молоком матери, что было частью нас всех.
Мы с Дарием махнули руками и отвернулись. Резко и быстро, не заботясь о том, успели ли другие увидеть красивое движение кистями. Летящая ткань взлетела и сверкнула всеми цветами радуги на свету.
Момент тишины...
БАХ!
Сцена задрожала вместе с нами на ней.
Кровь ударила в уши. Тело наполнилось энергией.
И мы двинулись. Чтобы сразу остановиться
БАХ! И снова движение. И снова остановка.
БАХ!
Я кинулась навстречу Дарию и в последней момент плавно обошла его по дуге. Мое платье взлетело вверх. Он сделал то же самое, раскинув руки в сторону — его отрезы тканей поднялись. Снова мы остановились, вдохнули, и снова развернулись, взмахнув краями нарядов, и посмотрели на друг на друга. Приблизились, провели костяшками пальцев по воздуху у щек и быстро отстранились, в два летящих прыжка увеличили расстояние.
Мы не танцевали. Мы сражались. Друг с другом. С самими собой.
На выдохе не могли определиться вместе ли мы или порознь, на вдохе снова меняли решение. И так из раза в раз, из раза в раз. Двигались точно ненавидящие друг друга сердца, сгорающие в огне страсти. Удар, хотим дотянуться, вдох в тишине, и уже убегаем в попытках разорвать эту порочную цепь. Двигались как верные союзники, заведомо знающие о предательстве. Удар, действуем сообща, момент тишины, и пятимся назад в попытках прикрыть спину. Двигались как непонимающая друг друга семья. Удар, касаемся рук, переплетаем пальцы, момент тишины, и резко разрываем эту хрупкую связь, рванувшись в разные стороны.
И так вновь, и так снова.
Как била в ушах кровь, так бились на этой сцене и мы. Крутились, взмахивали руками, прыгали, падали на пол и ни разу не действовали вместе.
И так билась и я. Лично, в своей собственной борьбе. Старалась сохранить "себя"... А меня топило, накрывало бушующими волнами несмотря на все попытки удержаться на поверхности, тянуло ко дну ... И все из-за чужого восхищения, и ревности с гордостью, и раздражения с привычной злостью, и... влюбленности. Я захлебывалась в этом светящем как солнце, блестящем как золото и в сильном как все ветры Морозного Хребта чувстве.
Но все продолжала сражаться. Продолжала молить Севирро обратить свой взор только лишь на меня.
Движение. Вдох, отдых.
Движение. Вдох, отдых.
Движение. Вдох. отдых...
Когда мы сделали последний элемент и остановились, прошло, по ощущениям, минута. На деле же пара десятков.
Я стояла почти что в центре сцены, протянув руку к Дарию, и загнанно дышала. Он, встав на колени и смотря на меня своими темными изумрудами снизу вверх, также тянул ко мне руку. И также прерывисто дышал.
Барабанщики так и продолжали свою работу. Но тише и не так. Теперь не содрогалась сцена, не ощущалась дрожь в ногах, и не бесновалась внутри поднятая древняя суть. Она примолкла, притихла и словно улеглась разморенным наевшимся зверем обратно на пол своей клетки.
Он все еще существовал. Ритм самого Почитания. Но сейчас — лишь на фоне. Как шумит ветер, как доносятся другие голоса, как раздаются какие-то шорохи — он стал простой, но неотъемлемой частью всей этой какофонии звуков. И теперь заставлял только вспоминать ушедшее и ушедших.
Все закончилось.
Выдохнув, повернулась. Начала искать нужную троицу среди уже начавшей расходиться, но еще не успевшей снять капюшоны толпы. Однако Дарий поднялся и сразу же дернул меня за собой к лестнице со сцены — справился с моей задачей куда быстрее.
Пара лавирований среди эйри — в этой толкучке не все успевали отходить с дороги, узнав нас — и вот мы уже стояли перед Сироем с Мальхольном. Они скинули капюшоны. В темно-синих глазах плескалась гордость и любовь, та самая, родная, которую Сирой показывал очень редко. И то, почти всегда только вот таким вот взглядом.
— А где Сирая? — спросила с наигранным беспокойством.
На деле же меня больше волновало не это. Вернее, меня совсем это не волновало. Мало ли куда она могла отойти: по работе, увидела знакомого или интересную вещицу, просто захотела... Сейчас меня интересовал только один. Тот, чьи глаза полыхали, буквально горели, благодаря стихии приобретя желтые и оранжевые росчерки. Я словно смотрела на солнце через янтарь со множеством темных вкраплений.
Красиво. Ошеломляюще красиво...
Связь же уже не натягивалась, она разрывалась от неконтролируемых эмоций и чувств, которые Мальхольн или не мог контролировать... или не хотел.
И все это отражалось в его взгляде. Он смотрел на меня так, как эйри смотрят на Севирро, как охотники — на лучшее оружие, как я — на Дария... С восхищением, с желанием, с восторгом и яркой любовью... А еще с непонятной грустью. И связь передавала какое-то странное раздражение.
Я, честно, пыталась распутать клубок его чувств, чтобы понять, но все зря. Ничего не понимала.
— Сейчас вернется. У одной из ее теней нарисовались проблемы, — просветил Сирой.
Я очнулась. Резко. И тут же отвела взгляд, а потом и вовсе отвернулась, попытавшись сделать это не так дёргано, чтобы не привлечь к себе внимание... Не вышло. Дарий смотрел в упор. На его лице расплылась понимающая улыбка, а из-под ресниц на меня глядели озорные, точно мальчишеские, глаза.
Гадство. Гадство!
— Что-то не так? — повернулась на близнеца. — И давайте отойдем уже, — покосилась на эйри, которые обходили нас, как речка — огромный валун.
Дарий с Мальхольном переглянулись и первыми направились к домам всем на перерез. Мы с Сироем пристроились им на хвост.
— Снова на границе какие-то разборки, — отмахнулся.
— Изгои? Твари? Эйри пытались в Тихий Лес проникнуть? Или... другое?
— Непонятно. То ли первое, то ли второе, то ли все и сразу... Вернется, узнаем лучше.
Я кивнула, соглашаясь.
Мы достигли края площади, но не остановились, Дарий, повернув, пошел дальше. На одну из главных широких улиц города. За ним без вопросов — Мальхольн, потом я и за мной уже Сирой: пространство стало меньше, а эйри — нет.
— Давайте поучаствуем! Не зря же пришли? — с весельем протянул Дарий, в какой-то момент наконец притормозив.
Мы прошли не больше двухсот шагов от начала сужения. Но здесь уже кипела совершенно другая жизнь. Стояли натянутые шатры, под которым установили охотничьи конструкции, вкуснейшими запахами манили открытые жаровни и везде, в какое место не брось взгляд, что-то продавали.
— Разве это не детские шалости? Что, все еще тот возраст в одном месте играет? — издевательски протянул Мальхольн, скрещивая руки на груди.
— У меня в том месте хотя бы кто-то играет, что не могу сказать и о тебе, — парировал тот с милой улыбкой и, ухватив меня за руку, утянул под первый же шатер.
Сзади раздались негромкие смешки и яростное: "Чего?!".
Мы оказались перед довольно известной на всем Хребте игрой на любом фестивале и празднике. "Проколи глаз".
— Представитель! Рад видеть вас здесь, — поклонился мне подошедший эйри с длинной, почти до живота, косой. — И Дарий! Аналогично, — тоже склонил голову, но намного меньше. — Хотите сыграть? Вдвоем или против друг друга?
Кинув на меня взгляд Дарий, уверенно произнес:
— Командами! Со мной будет тот эйри, — ткнул себе за спину, словно зная, кто там. Обернувшись, увидела Сироя, действительно, подошедшего прямо к нашим спинам. — А с ней — нарад!
— Дарий? — повернулась на него.
Мальхольн без вопросов встал справа от меня. И из-за хмурости злобно зыркнул на мгновение застопорившегося хозяина. Хотя как раз таки злости в нем и не было.
Эйри очнулся и быстренько пошел ставить нам снаряды в дальний конец шатра. Где грудой как раз таки и свалили весь инвентарь.
— Выиграешь — расскажу кое-что... Проиграешь, выполнишь одно желание! — разулыбался по полной он.
— Я же и так... — только начала, но хозяин уже вернулся и положил на стойку перед нами маленькие, размером с указательный палец, деревянные льдинки.
Ровно двадцать штук. По пять на каждого.
— А так не интересно! Вот проиграешь и выполнишь, — заявил он и отвернулся от меня. — Уважаемый! Нарад-то ветром не обладает.
Эйри спохватился, поменявшись в лице и бросив быстрый взгляд на меня, и побежал в дальний конец шатра, к дополнительным мишеням. Наши — два маленьких круга, выполненных в виде глазных яблок тварей с Хребта, диаметром максимум в двадцать сантиметров, стояли в десяти длинных шагах за стойкой, воткнутые прямо в снег. Они — сами по себе белые — почти что сливались со всем остальным фоном, что еще больше затрудняло попадание.
— А для этой игры надо? — удивился Мальхольн, пока хозяин занимался своей ошибкой.
— Она создана для эйри, так что понятно дело учитывалось и обладание магией, — просветил со знанием дела Дарий.
— И без этого справлюсь, — возразил мрачно тот, и взял в руки одну из своих льдинок.
— Не справишься, — хмыкнул.
Мальхольн смолчал. Вместо этого он прицелился, словно держал дротик, и резко метнул. Снаряд пролетел мимо уже подходящего к мишени вместе с другой, побольше, эйри и воткнулся в край глаза. Для эйри — довольно плохой результат. Для нарада — снег мне на голову, он что, гений.
Повисло молчание. Все вытаращились на деревяшку в другой деревяшке.
Чужие гордость и восторг передались мне. Я повернулась. Обычно хмурое лицо озарилось надменной улыбкой, которая нет да нет вытягивалась в простую счастливую. Зато вот глаза даже не пытались сверкать высокомерием. Они искрились радостью.
— Не справишься тут только ты, — вернула Дарию шпильку, и Мальхольн разгорелся еще больше. Развернувшись, подняла свою льдинку ветром. — Уважаемый, нам не нужна другая мишень.
Дарий усмехнулся и пододвинулся, освобождая место для Сироя, взял в руки снаряд, подкинул его, примеряясь к весу, и легко прицелился.
— Это мы еще посмотрим, да? — хмыкнул он и метнул.
Льдинка пробила самый центр.
— С проигравшего новый кинжал, — дополнил Сирой, засунув руки в карманы и ветром поднимая свою льдинку.
Секунда и второй снаряд пробил почти что центр, воткнувшись основанием рядом с основанием.