Шёпот Стража

— Предания гласят, что когда-то давно, когда материки еще представляли собой единое целое и существовали только люди без магии, боги ходили по нашей земле. На первый взгляд они ничем не отличались от других. Также хотели есть и пить, также болели и умирали. За исключением одного: у них была магия. Намного более сильная, чем ты себе даже можешь вообразить. Тогда их прозвали богами, сейчас же мы зовем их прародителями. Но они покинули наш мир, ушли, оставив после себ жутких, зверино-подобных монстров, не ведающих жалости и сочувствия. Они разделили единый материк и почти истребили все живое. Те, кто выжил, изменились: оставшаяся в мире магия богов способствовала этому. И так появились другие расы. Более сильные, более ловкие, более могущественные... Но их было мало. Слишком мало. Монстры вырезали большую часть и новых поколений. И тогда боги заглянули, чтобы даровать одному единственному человеку силу, превосходящую всех вместе взятых. Так появилось Сердце. Оно смогло перевернуть ход истории и утвердить господство над монстрами. Но убить всех не получилось. Особенный человек очень быстро умер. И тогда боги создали новое Сердце из другой расы, видимо надеясь, что эти изменения помогут. Но они не помогли... На третий раз для Сердца создали защитника — Стража. Но даже...

— Еще минута и клянусь: твоя голова отправиться на корм стервятникам!

Мальхольн развалился на диване и пытался испепелить своим взглядом сидящего на бордовом кресле напротив Дария. Получалось плохо: тот не реагировал, продолжая расчесывать волосы своей любимой золотой расческой и рассказывать то, что считал нужным.

Пару часов назад, в первый момент, как только организм лишился магии из-за надетого адаманта, Мальхольн застыл, не в силах даже сдвинуться с места. А потом, попытавшись сделать шаг к мило улыбающемуся Дарию, чтобы наверняка врезать тому кулаком по лицу, упал плашмя вперед. Чудо, что ему не пришлось сращивать бедный нос.

И только спустя часы, когда нарад немного освоился в более тяжелом, более хрупком, более беспомощном и не обладающем магией теле, не забывая при этом изо всех своих последних сил плеваться ядом, грубить и пытаться ударить того из нас, кто подходил слишком близко, нам удалось уговорить его хотя бы сесть на диван. Вернее, свалить свою тушу на ближайшую мягкую поверхность.

— Ты надел на меня это дерьмо только чтобы рассказать сказку? — прорычал пойманым в клеку зверем.

Кроме угроз он ничего не мог. Но его желваки выделились, а расслабленая поза показалась обманчивой, он словно стал хищником, заманивающим добычу. И хотя я знала, что это не так — адамант то никуда не делся — все равно первое о чем подумала, так это о нападении. Его на Дария. То есть на нас... На меня. Через пару ударов сердца.

Чего не произошло и спустя десяток, когда, выдохнув, опустила взгляд обратно в документы.

— Нет. Потому что твой огонь опасен для нас. Это — намордник для собаки, которая кусает даже своих хозяев.

Я с интересом подняла глаза от отчетов и проследила, как Мальхольн так сильно сжал брюки на ногах, что его руки затряслись.

— Еще раз назовешь меня псиной... — начал он угрожающе тихо.

— Не гавкай. Вот дослушаешь мою "сказку" и...

— Да пошел ты к тварям! Чтоб тебя на части разорвало да песками засыпало! — рявкнул так громко, что кажется вокруг все затряслось, и попытался встать.

Но только лишь дернулся и все. Больше ему ничего оказалось не под силу. Он свалился обратно на диван и начал взглядом уничтожать Дария.

— Спокойнее. С адамантом тебе не желательно так делать, — цыкнул устало. — Так вот... Даже так монстров оставалось слишком много...

— Сними это! — продолжил угрожающе медленно Мальхольн. — Сейчас же!

— И тогда, — твердо и с терпением повторил тот, напрочь проигнорировав все. — Боги решили...

— Да катись ты в бездну! Вообще слов не понимаешь?! Или тебе доставляет какое-то извращенное удовольствие надевать на других адамант и рассказывать сказки?! Что, возбуждают мальчики в ошейниках?!

— Твой член меня не интересует, не беспокойся, — усмехнулся Дарий и подмигнул.

Дикарь напротив скривился.

Проглотив смех, прикрылась бумагами, чтобы Мальхольн точно ничего не увидел, и встала. А потом вышла сначала из гостиной, а следом и из дома. Когда за мной закрылась входная дверь, взгляд меж лопаток все еще продолжал ощущаться.

Свежий воздух пробрался в нос и наполнил его приятным ароматом Морозного Хребта, тем, что был присущ только этому месту: хвойный от простирающихся по горам лесов и с нотками морской соли, благодаря непрекращающемуся потоку несущегося с океана ветра. Он бодрил и успокаивал одновременно — таков был запах моего дома.

Казалось, уже стояла глубокая ночь: луна скрылась за плотными облаками, и ее свет не отсвечивал от снега, не разбавлял сгущающийся плотный мрак, но до начала работы еще оставалось где-то пару часов. Только вечер. Я могла бы отдохнуть дома, но мне не хотелось постоянно ловить на себе мимолетные, почти секундные, взгляды Мальхольна. Злобные, презрительные, обещающие расправу. Сами по себе они никак меня не задевали и не трогали. Мало ли таких же видела за всю жизнь? Да каждый второй мечтал убить меня хотя бы даже из-за одного из моих статусов. А таких ярких и привлекательных для других фонаря над моей головой висело аж целых два. Но вот ситуация, из-за которой все так обернулась, заставляла напрягаться. Я постоянно прокручивала ее в голове.

Долг... Страж... Так ли хороша эта участь? Пока все проживали свои лучшие жизни и тратили время на то, что хотели, мне было позволено лишь учиться становлению достойнымый оружием, а потом как верному псу ждать своего хозяина и, с его появлением, выполнять все отданные команды. И так год за годом, десятилетие за десятилетием, столетие за столетием. Я жила и тогда, когда ушли из жизни сначала отец, потом близкие, потом все знакомые и знакомые знакомых. Сменились поколения, мое детство, юность и молодость уже не мог вспомнить никто, кроме меня и прошлого Сердца. Обо мне написали в книгах по истории, но я продолжила существовать. Уже без Сердца. И уже как ожившее бессмертное божество для других.

И так будет продолжаться до тех пор, пока боги не перестанут оказывать мне свою проклятую непонятную милость. Бессмертие – худшее из даров. Но именно оно стало ценой за ту силу, которую я даже не могу в полной мере использовать. Которой не могу защитить.

Мысли об этом всколыхнули темноту внутри и заставили ее зашевелиться, напомнить мне о том, о чем вспоминать не хотела. О нем. Как даже когда я могла использовать силу на полную, все равно не смогла... Медленно подняв руку, поманила снег за собой. Огромный пласт, повинуясь, волной поднялся следом и застыл в воздухе в виде шара. Резко махнув в сторону, проследила как белый ком стремительно улетел вдаль и упал на расстоянии где-то пятидесяти метров. Обычный эйри способен бросить на где-то двадцать. Но даже так... Раньше от такого действия падали как минимум несколько деревьев.

— Стара ты стала, Севери, — посмеялась над собой, прикрыв по инерции рот рукой.

И подняла взгляд на луну. Как если бы она знала ответы на все, что меня терзает.

Раньше... Но все же Дарию надо сказать спасибо. Если бы он не ограничил мои силы, наверное, я бы нашла способ обойти бессмертие и сдохнуть окончательно... А ведь не найди я его случайно в лесу, все могло бы обернуться по другому. Случайности не случайны, да? Судьба уже давно сплетена в единый плед, и нам под силу только действие за действием создавать в нем новый узор. Пройди я мимо замотанного в плащ эйри розового комка — едва ли ему тогда стукнуло и пару месяцев, но его уже оставили умирать на лютом холоде, видя по цвету волос и глаз, что родился не эйри — тогда, в один из самых отвратительных моментов моей жизни, когда возвращалась с обхода домой, узор моей жизни стал бы другим. Но кто бы знал, что именно эта брошенка станет критерием моего спокойствия, спасительным островом, на который можно будет убежать и спрятаться, как в детстве – домой. Рядом с ним меня больше не пугало будущее и не преследовало в кошмарах прошлое. Оно разжало свои тиски и позволило вырваться на волю. Я снова могла жить: нашла то, чем хочу заниматься, почувствовала вкус еды, повстречала новых эйри. И только поэтому стала сильной. Такой какой с гордостью могу назвать себя и сейчас. Тогда именно его детский плачь поднял меня с колен и толкнул взяться за ум. Деньги, влияние, навыки – я брала все, до чего могла дотянутся. А если не могла, то делала так, чтобы смогла. Бежала по головам, вгрызвалась зубами в возможности и отбирала у слабых. Из раза в раз взваливала на плечи все новые и новые грехи, становилась той, кого раньше презирала. Но все это делалось только ради него. Ради того, чтобы он смеялся и жил как хочет. Чтобы даже не думал о том, что может быть по-другому, что может быть как у меня.

И на удивление с того момента все было замечательно, хорошо, просто прекрасно. Даже бессмертие перестало казаться мне проклятием.

Но теперь, когда шут-судьба натянул мой поводок и ткнул носом в то, от чего мне удавалось убегать двадцать лет, прижатые счастливыми моментами моей новой жизни мысли о прошлом начали выбираться наружу. Словно издеваясь, они вспарывали затянувшиеся раны, тянули свои черные изогнутые когти к шее и шептали о том, кто я такая на самом деле. Кем стала, кем была и кем должна была стать...

Вдохнув полной грудью, попыталась найти среди туч серый спрятавшийся полумесяц. Он показываться отказался. Помотав головой, развернулась и пошла обратно.

Тело уже остыло.

Когда я подходила, из гостиной доносились спорящие о чем-то повышенные голоса. Меня не было всего ничего, а они уже успели окончательно поцапаться. Удивительное создание – Мальхольн, даже терпеливого Дария смог вывести из себя.

Открыв дверь, услышала гневные слова:

—... поэтому я говорю, что вы должны работать вместе. Доверие – это основа силы. Никто не сможет победить в одиночку! — Дарий поддался вперед, вцепившись в подлокотники, и стал выглядеть так, будто готов был доказывать свои слова на практике, если потребуется.

Хотя он все еще уступал взбешенному как все демоны Мальхольну.

— Вспомни кто перед тобой! Сердце, черт тебя дери! Мне не просто так дали эту силу! И я...— прорычал Мальхольн и перевел взгляд на меня.

Сверкнул огнем из глаз, захлопнул рот и вернул свое внимание друиду. Я аккуратно присела в то же кресло, в котором сидела чуть ранее.

— Да будь хоть левым трицепсом, это не меняет дела! Своими тупыми выходками ты не просто сдохнешь сам, ты поставишь под удар своего Стража! Ее! Ведь в первую очередь за тебя отдаст жизнь именно она. Ты не думал об этом, а? И ты думаешь одной силой можно добиться всего?! Да снег мне в глотку если так!.. Если бы так было, мы бы давно уже захватили мир просто потому, что Севери устала от походов на собрание Представителей, а мне стало скучно! И... — он набрал воздух, но, глянув в мою сторону, выдохнул и молча отвернулся.

Что за дела? Удержав поехавшие вниз брови, начала переводить взгляд с одного на другого. Но они смотрели в разные стороны и всем своим видом показывали, что больше не скажут ни слова. При мне нельзя говорить что-то что ли? И что за согласие?

К моему удивлению, Мальхольн больше не гавкнул ни разу, прикусив изнутри щеку, отчего у подбородка появилась небольшая ямка.

Внезапно Дарий громко выдохнул, зачесал назад волосы и покачал головой:

— Слушай, пацан... Хватит, иди уже спать. Завтра разберемся, как и что, раз сегодня ты на диалог не идешь.

Мальхольн сжал кулаки и напрягся. «Готов спорить дальше», — пронеслась в голове мысль, но он удивил: посмотрел прямо на меня, и, не дождавшись никакой реакции, зло выпустил из себя воздух куда-то в сторону. Почему-то в этом действии почувствовалась некая боль, но я отмела от себя такие мысли. Еще несколько мгновений он продолжил смотреть в сторону, а потом покачал головой и начал медленно подниматься с дивана.

Мой мир дал трещину. Уступил. Не начал угрожать расправой, если мы сию же секунду не снимем с него ошейник, и не продолжил спор. А просто-напросто уступил...

Нарады всегда несутся впереди всех и никому не позволяют обогнать их. Это же проявляется и в диалогах: первым сказать, первым закончить, сделать так, как сказал именно он. Так почему? Может потому что Ланша тоже была другой?

Размышляя над этим, молча пронаблюдала, как Мальхольн на дрожащих ногах сначала еле-еле поднимается с дивана, а потом также медленно и тяжело тащится к выходу.

Жалость заскреблась и затмила взор. Теперь казалось, что он изо всех сил пытается сдерживается, чтобы не сорваться то ли на крик, то ли на плач. А ведь если так подумать, то мы поставили его в очень отвратительную ситуацию...

Желание хоть как-то скинуть груз со своих плечь обратилось тем, что я призвала ветер быстрее, чем сообразила. Поток стихии с небольшим количеством снежинок распахнул дверь, поддержал Мальхольна и помог встать ему ровнее. Но он ничего не сказал, даже не оглянулся. Только лишь пошел увереннее и быстрее. Я послала ветер также поднять его по лестнице и сопроводить до комнаты.

«Так надо, — убеждала себя. — Как только Дарий ему все объяснит, и он не захочет кидаться на нас со своим огнем, мы снимем с него адамант". Но получалось плохо. Из головы один за другим всплывали случаи моей расправы над теми, кто использовал этот металл на землях Хребта. А сейчас им воспользовался Дарий. То есть почти что я. По крайней мере все случилось с моего разрешения. И осознание этого вызывало ужасное чувство. Сродни предательству. Оно застыло в ладонях ощущением кинжалов, которыми требовалось оборвать жизнь ребенка.

Облегченный выдох рядом вырвал меня из мыслей. Друид сполз по спинке кресла и бросил расческу куда-то за спину. Я проследила за ее полетом: она приземлилась ровнехонько на письменный стол у окна.

— А нам с ним теперь жить... — тихо прокомментировала его состояние.

— Севирро сохрани... Но если быть честным, то прогресс в разговорах огромный. Да и выглядит он сейчас куда лучше, чем в первый день. Я бы даже сказал, что как тот, у кого все прекрасно.

Дарий грусто усмехнулся, но улыбка растаяла почти сразу же после смешка.

В комнате установилась тишина. Только сверху послышался какой-то грохот и ругательства.

Смерть Ланши ударила не только по Дарию, но еще и по Мальхольну. Особенно по нему. Я прекрасно осознавала это. Потерять единственного родителя, друга, учителя и напарника в одном лице не легко, вовсе не легко. И несмотря на то, что из-за монстров все дети, вне зависимости от расы, еще с раннего возраста обучаются принимать смерть как рассвет или закат, никто не сможет пережить такое молча и без эмоций. Даже эйри. Даже те, кто уже пожал Севирро руку и отправил многих из своего окружения за грань. Все без исключения потеряют хладнокровие.

Потребуется время. Больше, чем обычно. И ничего более.

Но мне в любом случае придется принести ему свои извинения. Шанс спасти ее у меня был...

— Пошли чай выпьем, — прошептала, чтобы отвлечь себя от мыслей.