ГЛАВА 12
Он наклоняется. Кусает. Не просто впивается, а рвёт. Жадно и без пощады. Место укуса — как огонь, пронизывающий насквозь. Она дергается, но тело будто парализовано.
За что он с ней так? Почему? Оно и понятно — Аято сорвался с цепи. Очень долго терпел, ведь ранее не было той вседозволенности, что есть сейчас. Он отрывается и смотрит с хищной похотью. Аято вновь наклоняется, и в следующую секунду ещё один укус. Необузданный, наглый, болезненный. Он вгрызается, словно хочет не насытиться, а оставить болезненный след. И ей некуда деться. Вода, жар, боль, унижение — всё сливается в кашу.
Она не кричит. Просто замерла, оцепенела. От испытываемого позора и шока смотрит в одну точку. Слезы проступили из уголков глаз. Алая кровь смешалась с каплями воды и пота на теле, стекая вниз. Это такой стыд... и она готова умереть, лишь бы картинки этого момента больше никогда не всплывали.
Когда он отстраняется, проводит языком по губам, — в его взгляде проснулась похоть, власть и уверенность, что он может делать с ней всё, что захочет.
— Великий Аято всегда берёт, что ему по праву. И сейчас я возьму тебя всю.
Яростный выброс адреналина мгновенно разлился по венам. Сейчас в ней не осталось ничего живого. «Бей или беги. Бей или Беги. Бей или беги».
Удар. Ещё один. Билли даже не знала, что тело способно на подобное. Бессмысленно бить нечеловеческой силы дьявола в лицо — третий удар был ниже пояса, как в самый первый раз, тогда, в коридоре... рядом с Райто. «Нет!» — голосливо выкрикнула. Билли схватила полотенце, как смогла на ходу укуталась и выбежала из ванны без оглядки. Пол мокрый, ноги подскользнулись, она ударилась плечом о косяк, но не остановилась. Всё, что внутри, кричало: БЕГИ. Необузданный страх, почти истерика. Грязь, которую не сможет с себя смыть. Она закрылась у себя, заперла дверь, хоть и осознавала, что это наивно и бессмысленно. Сейчас она одна. Но теперь совсем другая.
Постель в мокрых и окровавленных следах. Ногти впиваются в кожу, раздирая до крови. «Грязь. Грязь. Мерзость. Грязь...» — шептала тихо Билли, таращась неживым, не человеческим взглядом в одну точку. Мокрая и обнаженная — холодно, ужасно холодно! Безмолвный крик раздирал изнутри грудную клетку. Слезы текли ручьем, обжигая ледяные щеки. Но на лице — ноль эмоций.
༒
Глубокая ночь. Всё погружено в тишину, в которой даже стук часов кажется оглушительным. Билли всё ещё не может забыть случившееся в ванной... Последние несколько суток голову не покидали мысли и переживания о том, что случилось. Стыд охватывал с головы до ног, а вместе с ним и страх, что Аято вернётся продолжить начатое. Билли едва заставила себя заснуть после тяжёлого дня, когда в дверь её комнаты раздался сначала робкий, потом более настойчивый стук. Неудержимо, ритмично, почти в истерике — тук-тук-тук-тук-тук.
Она знала. Только один человек стучал так... будто не он к ней, а она к нему — в его собственный безумный мир. Канато. Он мог ворваться сам, мог просто появиться в комнате из ниоткуда, но предпочел вывести Билли из себя, доканать раздражающим стуком.
— Билли-и-и... — раздалось из-за двери, протяжно, умоляюще. — Открой. Пожалуйста... открой, нам плохо...
Сердце громко стучало, руки дрожали. Она прокляла себя за то, что встала, но всё же, медленно, как в трансе, дотянулась до ручки и открыла дверь. На пороге стоял он — бледный, как привидение, с маниакальным блеском в огромных глазах. Тедди прижат к груди, будто дитя. Голос — почти ласковый, но в нём слышались ноты истерии.
— Ты забыла... — прошептал он. — Забыла пожелать нам спокойной ночи...
— Канато, я... — она не успела договорить.
Он буквально влетел в комнату и с поразительной резкостью прижал её к стене. Ладони сжались на её плечах. Воздуха почти не хватало. Его лицо оказалось слишком близко. Тедди свисал с одной руки, будто безжизненное тело.
— Мы были хорошими... послушными... ждали... — он дернулся всем телом, глаза блуждали. — Почему ты такая холодная? Почему не любишь меня, как любишь Райто?!
— Я не... — вырвалось у неё. Губы задрожали. Она хотела сказать, что не любит Райто. Что всё это ложь. Но язык словно прирос к нёбу. Внутри что-то предательски сжалось. — Я... не люблю...
— Врешь! — взвизгнул Канато. — Сама себе же и врешь!
Он вцепился в её шею зубами, как бешеный щенок, не думая, не размышляя, лишь на инстинктах. Долго. Глубоко. Смакуя. Как будто хотел высосать из неё не только кровь, но и душу. Она вскрикнула, но даже не сопротивлялась, замороженная от безысходности. Вспоминая былую себя — бойкую, воинственную, готовую отстаивать свою честь до конца — сейчас проклинает за свою слабость.
Билли устала. Нет сил сопротивляться... а есть ли вообще в этом смысл? Кто она, что бы противостоять? Слабый человек, теперь не способный дать отпор даже словесно. Им и повода не нужно, что бы сделать больно. Словно собаки, которых слишком долго дразнили куском свежего мяса, сорвавшиеся с цепи. И где же Райто? Почему его нет рядом тогда, когда он так сильно нужен? Билли буквально нуждалась в нем, в его защите. По началу он просто стал холоден, а сейчас его словно никогда и не было. На что он затаил обиду? Какие у него мотивы? В голове так и крутились эти мысли, вгоняя в ещё большую апатию и отчаяние. Однако, в любом случае, какая бы не была причина — Билли не простит его. Даже если она доживёт до его мольбы об этом — не станет слушать, не поверит. Он бросил её, как надоевшую игрушку.
Не от физической, а от моральной боли проступили слезы. Нос заложило, Билли дышала ртом. Канато, будто очнувшись, отстранился и посмотрел прямо ей в глаза. Страшный, маниакальный взгляд и запачканный её же кровью рот будоражил даже самое безжизненное в ней. Он приблизился к щеке и кончиком языка слизал слёзы. Глаза его расширились.
— Твои слёзы... вкусные, я чувствую в них страх и отчаяние. Мне так это нравится, хи-хи... — пробормотал он, а затем снова вонзился в шею.
(...)
И только когда он ушёл, оставив её с разорванной от множества укусов кожей, словно он вгрызался в плоть, в луже слёз и стыда, Билли осознала, как сильно трясётся. Она соскользнула на пол, сжавшись в комок. В комнате осталась Элли и глухая, тягучая тишина. Её дыхание — сбитое, рваное — выбивало ритм, в котором билось сердце. Шея горела. Влажные пятна на коже... кровь или слюна? Или её собственные слёзы? Опустив голову, увидила, что почти весь верх белого ночного платья в кровавых пятнах.
«Меня используют. Как игрушку. Они все... играют мною, как будто я не человек. А кукла. Пустая. Без права говорить "нет"...»
Мысли скакали, как лошади в панике, и ни одна не давала передышки. Внутри разливался липкий страх. Холодный, как вода подо льдом: «Почему, Райто? Почему ты молчишь? Где ты, когда мне так страшно?»
Она ненавидела его. Нет — ненавидела себя за то, что всё ещё ждёт от него защиты. От того, кто никогда не обещал ничего. И не обязан был ничего давать. «Я устала быть слабой. Устала плакать. Устала бояться, — и вдруг, среди боли и ужаса, появилась мысль. Тихая. Пронзительная. Почти крамольная:
Если я не стану как они - они меня сожрут».
Её пальцы судорожно сжали край платья. Глаза — потухшие, но где-то в глубине уже мерцал новый свет. Это не была надежда. Это была ярость.
༒
Тихий шелест страниц, запах пыли, мрак между полок. Тут почти всегда тихо, но особенно сильно в полночь, когда заканчиваются уроки и студенты класс за классом расходятся по домам. Билли спряталась от лишних глаз в школьной библиотеке. Её дыхание было неровным — не от бега, а от безысходности. Сердце стучало как-то глухо, будто даже оно не хотело мешать этой тишине. Совсем одна, даже Кино перестал появляться в академим. Казалось все, кто хоть немного был ей близок, больше не существовали.
Билли изо всех сил избегала встречь с Сакамаки, и уже на столько отчаялась, что посетила мысль: «Либо я сбегу, либо убью себя, но не позволю им сделать это первыми».
Лёгкий звук — как книга, сама по себе соскользнувшая с полки — вынудил Билли замешкаться и осмотреться. После — шаг. Медленный, едва слышный, но достаточно весомый, чтобы по спине пробежал холодок.
— Ты снова ищешь утешения не там, где надо.