Между страхом и чем-то большим
Я снова осталась с ним одна. Почти случайно. Почти.
На этот раз всё было проще — я пришла забрать забытый в классе свиток, и он оказался там, в полумраке, за письменным столом, с чашкой остывшего чая и тем же сосредоточенным выражением, будто весь мир за пределами его мыслей давно не имел смысла.
— Ты снова здесь, — сказал он, не поднимая глаз. Но голос его был мягче, чем я привыкла.
— Я просто... — Я замялась. — Знаю. Могла бы вернуться завтра. Но...
Я не закончила. Он поднял на меня взгляд — пристальный, внимательный. Как будто я — загадка, которую он не может разгадать, но всё равно продолжает пытаться.
— Хочешь остаться?
Этот вопрос повис в воздухе между нами, как чары, которые нельзя отменить.
Я кивнула.
***
Мы сидели на полу. Я рядом с книжной полкой, он — напротив, чуть в тени. Свет от камина мягко мерцал на его лице. Он снял мантию, остался в тёмной рубашке, закатанные рукава открывали предплечья с тонкими белыми шрамами. Я не спрашивала, откуда они. Он не спрашивал, почему я дрожу, хотя в комнате было тепло.
— У тебя бывает... чувство, будто ты живёшь не свою жизнь? — вдруг спросила я.
Слова вырвались, будто из меня — не спросили.
Он не ответил сразу. Только слегка наклонил голову. Потом сказал:
— Каждый день. Я просыпаюсь и думаю, что должен быть в другом месте. С другими мыслями. Быть... другим человеком.
Я замерла. Его голос был тихим, чуть хриплым, без защиты. Как будто он впервые сказал это вслух.
— А потом я вижу тебя — и вспоминаю, почему я всё ещё здесь.
Я посмотрела на него. Мы не приближались друг к другу. Но внутри всё медленно рушилось, как замки из песка под водой.
— У меня часто болит грудь. — Я говорила, не глядя. — Не из-за болезни. Просто... тяжело дышать. Будто кто-то сжимает изнутри. От ожидания. От того, что я не справляюсь. Что не стану тем, кем должна.
Он кивнул. Медленно, как будто понимал слишком хорошо.
— Я знаю это чувство. Оно было со мной весь седьмой курс. А потом... — Он усмехнулся безрадостно. — Потом был выбор. Или остаться человеком. Или перестать чувствовать вообще.
— И что ты выбрал?
Он поднял глаза. Их цвет в тусклом свете напоминал полночное небо.
— Думаю, я до сих пор выбираю. Каждый день.
Мы снова замолчали. Но теперь между нами не было пустоты. Только тишина, в которой бились два сердца — неровно, тревожно, почти в унисон.
— Ты боишься будущего? — спросила я.
Он качнул головой.
— Я боюсь потерять то немногое, что осталось. Себя. Память. Способность чувствовать.
Пауза.
— Я боюсь — прикоснуться к чему-то настоящему. Потому что знаю: придётся отпустить.
Эти слова ударили сильнее любого заклинания.
Именно в этот момент я поняла, что он чувствует то же самое. Эту боль — пронзительную, вырезанную острыми краями одиночества. Это не просто запретная связь. Это — узнавание. Отражение.
Я встала. Он тоже. Без слов.
Мы стояли близко. Слишком. Я могла рассмотреть тонкую жилку на его шее, услышать, как учащённо он дышит. Он не отводил взгляда. И в этом взгляде было всё — страх, нежность, злость на самого себя. Но больше всего — желание.
— Нам нельзя, — прошептала я.
Это была не попытка остановить. Это была мольба — не отступать.
— Я знаю, — ответил он.
И тогда — всё рухнуло.
Он шагнул вперёд. Резко. Почти грубо. Его ладони оказались на моём лице, пальцы дрожали, и в следующую секунду его губы накрыли мои.
Поцелуй был не мягким. Он был срывным, как дыхание после долгого бега. В этом касании было столько боли, сдержанной нежности и гнева — на судьбу, на правила, на нас самих.
Я не сопротивлялась. Потому что сама этого хотела. Слишком давно.
Мои пальцы сжались в его рубашке, будто я боялась, что он исчезнет, если отпущу. Он поцеловал меня снова — глубже, сдержаннее, но всё ещё на грани. Вздох сорвался с его губ. Или с моих.
Мы оторвались друг от друга, будто вышли из-под воды. Я чувствовала, как горят щёки, дрожат колени. Он сделал полшага назад. Руки опустились, но взгляд остался.
— Прости, — прошептал он.
— За что?
— За то, что не сдержался. За то, что хочу — ещё.
Я смотрела на него. И впервые не чувствовала страха.
— Тогда не притворяйся. Больше не надо.
Он кивнул. Впервые — без маски.
И я поняла: всё изменилось. Уже навсегда.
