Повелитель Смерти I

Леонхард сидел в тени белоснежной беседки, утопающей в вьющемся винограде и благоухающих цветах. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, туда, где тонкой линией сливались небо и земля. Он сидел почти неподвижно, закинув одну ногу на другую, опершись подбородком на руку - всё в нём выдавало сосредоточенность, но не над внешним миром, а над мыслями, терзающими изнутри.

Перед ним на столике стоял тонкий фарфоровый чайный сервиз. Чашка, наполненная янтарной жидкостью, оставалась нетронутой. Тонкие клубы пара давно рассеялись, как и тепло, которое она могла дарить.

Рядом стоял Айзек, как всегда безупречно прямой и молчаливый. Он держал поднос с идеальной осанкой, но глаза его невольно скользнули по чашке. Он, как и двое других, знал, почему Повелитель не прикоснулся к чаю. Сердце Леонхарда было сжато новостью, которую они подслушали вечером у его комнаты.

Гао и Рюо стояли по обе стороны за спиной господина. Оба были напряжены, как струны, хоть и скрывали это под привычной маской спокойствия.

Тишина, повисшая в беседке, казалась почти священной. Даже ветер не решался шевелить листву. Никто не осмеливался заговорить первым.

Айзек слегка придвинул чашку, надеясь пробудить господина из раздумий.

Леонхард лишь чуть заметно качнул головой.

- Он остывает, - тихо произнёс раб.

Леонхард медленно моргнул.

- Я знаю, - наконец ответил он. Голос был тихим, почти безжизненным.

- Вы не желаете...? - мягко осведомился Айзек, кивнув на чашку с остывшим чаем.

- Не желаю, - так же тихо откликнулся Владыка.

- Унести?

- Унеси.

Айзек безмолвно кивнул и начал неспешно собирать сервиз. Движения его были отточены до беззвучия - он знал, что каждый лишний звук сейчас способен раздражать. Владыка явно был не в духе, и чай с закусками лишь подчеркивали его отрешённость.

Когда поднос был собран и раб уже собирался удалиться, Леонхард неожиданно поднял руку - лёгкий, почти неуловимый жест.

- Приведи моего отца, - коротко приказал он, даже не обернувшись.

- Как прикажете.

Айзек слегка склонил голову в поклоне и молча покинул беседку, растворившись в садовых аллеях, чтобы выполнить волю Повелителя.

Леонхард остался сидеть неподвижно, словно и не замечая, как Айзек покидает беседку. Его взгляд всё так же был устремлён вдаль, а мысли продолжали кружиться в голове тяжёлым вихрем, не давая покоя.

***

- Леонхард, мой Повелитель....

- Розочка, цветок мой, что-то случилось? Как твоё здоровье? Тебе стало лучше?

- Не совсем.... Мне нужно поговорить. Это очень важно, Леонхард.

- Да, конечно, я слушаю тебя, - в голосе Владыки слышалась настороженность.

- Во мне зародилась новая жизнь....

Леонхард застыл, позволяя словам улечься в сознании. Он медленно закрыл книгу, не сводя взгляда с девушки, и отложил её в сторону.

- Что...? - прошептал он, не в силах поверить в услышанное.

- Я жду ребёнка... - выговорила она, с трудом подбирая слова. - Только... я не знаю, от кого.

Губы её задрожали, и в следующую секунду Розария зарыдала, уткнувшись лицом в ладони, словно желая спрятаться от мира - и от него. Тяжёлое пятно прошлого, тайные связи, ночи, о которых хотелось забыть, страх перед осуждением, гнев отца - всё это сжалось вокруг неё удушающим кольцом. Она ненавидела себя за совершённое и теперь лишь молилась, чтобы расплата не настигла того, кто меньше всего заслуживал страданий. Её ребёнка.

Повелитель Смерти поднялся с ложа и уверенным шагом направился к жене. Его движения были твёрдыми, в них чувствовалась сила, сдержанная ярость и что-то ещё, сокрытое глубже. Розария бросилась к его ногам и срывающимся голосом взмолилась:

- Прошу тебя! Молю... Это может быть и твой ребёнок... Я... я...

Слова предательски застряли в горле. Она не знала, как продолжить. Вспоминались клятвы, данные им в день их союза - тогда они растопили её сердце, но сейчас.... Оставшись с ним наедине, Розария не знала, чего ждать. И то, что он сделал дальше, полностью выбило почву из-под ног.

Подойдя ближе, Леонхард внезапно опустился на колени рядом с ней. Он заключил её в объятия, крепко, бережно, прижимая к себе, к своему сердцу. Его ладонь скользнула по её волосам, а голос зазвучал тихо, почти шёпотом:

- Всё хорошо. Это прекрасная новость. Всё хорошо, Розочка... Не плачь.

Но она плакала. Задыхаясь от рыданий, уткнулась в его плечо, прижимаясь к нему с такой силой, будто хотела исчезнуть внутри этих объятий, спрятаться от всего мира.

Леонхард закрыл глаза.

- Я люблю тебя. И не накажу за то, что случилось в прошлом. Обещаю. Я уже простил. Всё хорошо.

- А ребёнок? - выдохнула она сквозь слёзы.

Он мягко улыбнулся, не отпуская её.

- А ребёнок... может быть и от меня.

***

"Я люблю её. Люблю по-настоящему - не так, как Владыка любит наложницу, а как человек - свою половину. Я хочу, чтобы она родила мне ребёнка... Нашего ребёнка. Сына, которому я смогу подарить лучшую жизнь из возможных. Я хочу держать это крошечное создание на руках, учить, защищать, быть тем, на кого оно сможет всегда опереться. Тем, кого будет звать "отец" с гордостью - не со страхом. Я хочу быть для него не только опорой, но и другом. Тем, к кому можно прийти в слезах. Тем, кто поддержит, а не осудит. Тем, кто научит, а не уничтожит.

Но... а вдруг я не справлюсь? Я - Повелитель Смерти, а не пример добродетели. Что, если я сломаю его так же, как когда-то сломал её? Если повторю свои же ошибки? Что, если я стану не тем, кто защищает, а тем, от кого хочется бежать?..

И ещё... если этот ребёнок не мой? Если он родился от другого? Что я тогда - самозванец в роли отца? Имею ли я право держать его рядом, зная, что где-то есть мужчина, чья кровь течёт в его жилах? Может, я должен поступить честно... вернуть его настоящему отцу. Но тогда... я разобью сердце Розарии. Смогу ли я смотреть в её глаза, когда она будет терять ребёнка - пусть не физически, но духовно? А ребёнок?.. Он ведь тоже будет чувствовать, что не нужен тому, кто должен был быть рядом с самого начала...

Я не знаю. Я слишком хочу, чтобы он был моим. Но желание - не правда. А если это и не мой ребёнок... может, любовь - это не в крови, а в том, кто остаётся рядом?.. Как в том видении с тем сироткой, когда...".

- Леонхард, - раздался знакомый голос, вырывая Повелителя Смерти из глубин размышлений. - Я привёл Крэса.

Старый раб шагнул вперёд и, как всегда, с достоинством опустился на колени перед сыном. Его лицо, ранее измождённое болезнью, выглядело спокойным и отдохнувшим, кожа уже не была такой бледной.

- Чем могу быть полезен моему господину? - спросил он с лёгкой, почти незаметной улыбкой.

Леонхард на мгновение задумался, потом перевёл взгляд на всех присутствующих.

- Отец... мне нужно рассказать тебе кое-что важное. И всем остальным - тоже. Пожалуйста, послушайте. Мне нужен совет.

Все присутствующие в беседке замерли, уловив серьёзность в голосе Повелителя. Айзек, не смея отвести взгляда, застыл с опущенными руками, словно боялся нарушить тишину движением. Гао и Рюо, стоявшие за спиной хозяина, чуть наклонились вперёд, готовые к восприятию каждого слова. Крэс же смотрел прямо в глаза сыну, в его взгляде читались и настороженность, и едва заметная отцовская тревога. Наступила напряжённая тишина - та, в которой каждое слово звучит особенно тяжело и весомо.

Леонхард резко вдохнул, будто собираясь с силами, и твёрдо произнёс:

- Розария беременна.

Слова прозвучали громко, почти с вызовом - так, словно он заранее был готов отразить любую реакцию. В беседке повисло молчание. Но прежде чем кто-либо успел поздравить или даже удивиться, он тут же добавил, уже тише, но не менее решительно:

- Но мы не знаем, от кого...

Разумеется, для собравшихся эта новость уже не была откровением. Розария доверилась Крэсу, а Айзек с близнецами случайно стали свидетелями ночного разговора господ, когда прятались в коридоре. Однако, чтобы сохранить видимость неведения, всем пришлось сымитировать удивление.

- Беременна?.. - переспросил Крэс.

- Что значит: "Не знаете от кого", Владыка? - напряжённо уточнил Гао.

- Леонхард... - тихо прошептал Айзек, прикрывая рот рукой.

- Вы хотите сказать, что... - начал Рюо, но запнулся, не найдя продолжения.

Леонхард кивнул, его голос стал холоднее и резче:

- Да. Она беременна. И существует вероятность, что ребёнок не от меня. У неё был любовник. Отношения с ним закончились ещё до нашей официальной помолвки, но след остался. Айзек в курсе. Я прошу - пусть это останется между нами.

Он обвёл всех взглядом, словно проверяя их молчаливую клятву.

- Я уже простил её за то, что было. Это не обсуждается. Но теперь... всё сложнее. Либо я стану отцом. Либо - отчимом. И я не знаю, что страшнее.

- Ты боишься отцовства? - скрестив руки на груди, спросил Айзек.

- Я боюсь облажаться..., - от этой фразы Леонхарда по спинам окружающих повеяло холодом.

- Это ты сейчас сказал...?

- Айзек, пожалуйста, не начинай. Мне правда страшно. Я боюсь, что я буду плохим отцом для ребенка, который даже, возможно, окажется не моим. Я боюсь разочаровать Розарию и потерять ту хрупкую любовь, которую приобрел недавно. Я боюсь, что....

- Сынок, - мягко перебил его Крэс, - этого не нужно бояться. Поверь, ты уже доказал Розарии, что твоя любовь к ней чиста. А теперь... теперь она боится потерять уже твою.

- Откуда ты это знаешь? - недоверчиво нахмурился Леонхард.

- Ну, скажем так, я кое-что понимаю в женщинах, - с хитрой, почти заговорщической улыбкой ответил Крэс, ловко обходя упоминание об откровенном разговоре с невесткой. - Просто поверь мне.

- Но что мне делать?..

- Покажи ей, что это ничего не меняет. Что ты всё так же рядом. Всё так же любишь её.

- Я уже говорил ей это...

- Говорить мало. Покажи.

- Как?

- А вот это... - Крэс пожал плечами с лёгкой улыбкой, - пусть подскажет твоё сердце.

- Моё сердце?.. - Леонхард почти растерянно повторил, будто впервые задумался, умеет ли оно подсказывать. - А что насчёт ребёнка?.. - голос Леонхарда дрогнул. - Что, если я не смогу его полюбить? Что, если, зная, что он не от меня... я буду смотреть на него с холодом, с ненавистью?.. А ведь тогда Розария будет винить себя. Каждый день.

Крэс выпрямился.

- Когда он родится, ты всё поймёшь. Все эти страхи исчезнут. Когда мы с твоей матерью ждали тебя, мы были самыми счастливыми людьми на свете. Я считал дни до твоего рождения. А потом - до появления Коты.

Он сделал шаг ближе, почти шептал:

- Когда ты впервые увидишь, как ребёнок смотрит на тебя... тянет к тебе руки... когда услышишь его смех, когда он уснёт у тебя на груди - Леонхард, все твои сомнения растают. В одно мгновение. Но запомни, все мы не рождаемся идеальными родителями. Все мы совершаем ошибки в воспитании, за которые потом будем винить себя. Так у всех. Но это не делает тебя ужасным отцом.

- Что ж.... Мне стало легче.

- Вот и славно! - хлопнул в ладоши Айзек и натянул улыбку.

- Айзек?

- Да, мой Повелитель?

- Чаю.

- Но я же только что!.., - раб вздохнул, понимая, что это бесполезно. - Слушаюсь, Владыка.

***

Солнечный день окутал лес мягким, золотистым светом. Воздух был тёплым и пах свежестью, насыщенной ароматами цветущих трав и душистых цветов. Птицы щебетали где-то в кронах деревьев, создавая мелодичный фон, а чуть дальше шумел водопад, ниспадающий с гладких скал в кристально чистую заводь. Вода сверкала под солнечными лучами, как жидкое серебро.

На большом, прогретом солнцем камне, что покоился посреди тихой заводи под хрустальным водопадом, было расстелено тёплое покрывало цвета зрелого граната. Его складки чуть шевелил лёгкий ветер, донося аромат дикой мяты и пыльцы с ярких цветов, росших повсюду вокруг. Тропинка из гладких, словно отполированных водой камушков вела от берега прямо к этому природному островку уединения. Всё здесь казалось частью сказки - небо было ясным, прозрачным, птицы щебетали где-то в листве, а капли с водопада, искрясь на солнце, оседали в воздухе тонким серебристым туманом.

На покрывале был разложен пикник, организованный с редкой для Повелителя нежностью и вниманием. Из аккуратной плетёной корзины выглядывали бокалы из тонкого стекла, рядом стояла бутылка лёгкого фруктового вина, а рядом с ней - графин с родниковой водой, в которой плавали лепестки роз, придавая напитку нежный цветочный оттенок. В глиняной миске алели и темнели ягоды - земляника, малина, голубика. На деревянной дощечке лежали ломтики мягкого сыра, щедро политые мёдом и посыпанные кедровыми орешками. Тут же лежал пшеничный хлеб с хрустящей корочкой, тонкие лепёшки, пропитанные ароматом дикого тимьяна и укропа, а рядом - нарезка вяленого мяса и ломтики запечённой птицы, покрытые золотистой корочкой. Пирожки с фруктовой начинкой, завернутые в ткань, источали тёплый, сладковатый запах персиков и вишни. Завершал это угощение маленький пирог с лавандой и лимоном, его поверхность была украшена тонкими лиловыми цветами. И, словно для полного уюта, на покрывале лежали две мягкие подушечки - приглашение сесть, расслабиться, забыть обо всём и просто быть рядом.

Леонхард стоял у самого края берега, позволив солнечным бликам танцевать на его лице. Он не сводил глаз с каменного островка, где всё уже было готово: еда аккуратно разложена, подушки на месте, цветы нежно качались от ветра. В его взгляде читалась гордость - и лёгкое волнение. Это было их особенное свидание - и он хотел, чтобы она почувствовала: её любят, принимают, ждут.

Гао и Рюо было велено стоять в стороне, поодаль от места свидания, чтобы не портить романтическую атмосферу.

Вскоре, сквозь зелень, зашуршали ткани и тихо зазвенели украшения. Четверо рабов, облачённых в простые, но чистые одежды, вынесли на плечах носилки, отделанные тонким шёлком и увитые живыми цветами. На них, среди мягких подушек, сидела Розария, одетая в лёгкое платье цвета лунного золота. Тонкий покров прикрывал её плечи, волосы были уложены с особым вниманием, а на лбу поблёскивало изящное украшение - диадема, подарок Владыки. Как только носилки были опущены на землю, девушка грациозно поднялась, сделала несколько шагов и, остановившись перед Леонхардом, с лёгким наклоном головы и плавным движением рук почтительно поклонилась.

- Повелитель, - её голос прозвучал мягко, чуть дрогнув, как лепесток в утренней росе.

Леонхард улыбнулся - по-настоящему, тепло, с той редкой искренностью, которую он позволял себе лишь рядом с ней. Его горделивая осанка чуть смягчилась, когда он опустил голову в легком поклоне в ответ, отдавая тем самым дань не статусу, а её присутствию. Затем он плавным жестом выставил локоть, приглашая её принять его руку. Розария сдержанно, но заметно тронутая этим жестом, скользнула своей ладонью под его руку, позволив себе на мгновение опереться.

Они вместе зашагали по тропинке из мелких камушков, по которой весело перекликалась вода, будто сама приветствовала их. Солнечные блики отражались в глади озера, пение птиц окружало их тихой музыкой.

Подойдя к плоскому камню, на котором был расстелен тонкий тканевый плед, Леонхард аккуратно помог Розарии опуститься на одну из подушек, словно она была не женой Повелителя, а драгоценным сокровищем, что ему доверено хранить. Он сел рядом, сохраняя уважительное расстояние, и, склонив голову к ней, спросил:

- Как прошёл твой день, Розочка? Ты чувствовала себя хорошо? - в его голосе звучала не только забота, но и лёгкое беспокойство.

- Всё хорошо. Благодарю, - с улыбкой ответила девушка, удивленная той романтикой, что для неё подготовил супруг. - А в честь чего такой приятный сюрприз?

- Чтобы делать приятные сюрпризы своей возлюбленной, мне повод не нужен, - чуть отведя взгляд в сторону прошептал Леонхард. - А вообще, можем приурочить это к чудесным новостям. Зачатие ребенка - это же такой прекрасный повод!

Леонхард наполнил бокалы лёгким вином цвета янтаря, и в лучах солнца жидкость в стекле заиграла теплыми отблесками. Он бережно протянул один из бокалов Розарии, ловя её взгляд.

- Так ты, правда, не злишься? - спросила она негромко, с лёгкой дрожью в голосе, в котором звенела неуверенность, но и слабая надежда.

Он усмехнулся с оттенком удивления и мягкости.

- Злюсь? На что? - переспросил, качнув головой. - Я очень жду этого ребёнка. Очень, - сказал твёрдо, протягивая ей бокал.

- Правда ждёшь? - глаза её чуть расширились, в них вспыхнула робкая искра.

- Тебя это удивляет? - Он улыбнулся и слегка покачал головой. - Я действительно хочу быть отцом. Хочу... дать то, чего сам когда-то не получил. Любовь. Заботу. Уверенность. Я буду хорошим отцом, Розария. Обещаю.

Она прижала бокал к груди, будто защищая его, и прошептала:

- А если... ребёнок не твой?

Леонхард замолчал на мгновение, затем медленно кивнул.

- В таком случае... я всё равно постараюсь принять его как своего. Если ты позволишь. Если он позволит. Я хочу быть рядом. И для тебя, и для него.

Леонхард поднял бокал.

- За радостное событие, - торжественно произнёс он. - За новую жизнь и за то, что мы встретим её вместе.

Розария ответила ему улыбкой и, не отводя взгляда, тоже подняла бокал. Они чокнулись - тонкий звон хрусталя затерялся среди пения птиц и шума водопада. Повелитель выпил до дна с лёгкостью, наслаждаясь вкусом, а Розария лишь едва коснулась губами края бокала, не делая и глотка.

- Ты не пьёшь? - спросил он с лёгким удивлением.

- Мне нельзя. Всё-таки... - она слегка опустила взгляд и положила ладонь на живот. - Но и тебе не стоит увлекаться, Леонхард.

Он вопросительно вскинул бровь, но девушка продолжила мягко, почти с мольбой:

- Я прошу тебя... не позволяй вину с бокала помутить разум так, как в тот вечер. Я всё ещё помню.

Мгновение - и выражение на лице Повелителя изменилось. Вино вдруг стало горьким. Воспоминание вспыхнуло, острое и стыдное. Он отвёл взгляд, сжал пальцы на бокале - и, не сказав ни слова, отставил его в сторону, затем взял бутылку и убрал её подальше, за спину, на край плоского камня.

- Прости меня, - тихо выдохнул он, всё ещё не поднимая глаз. - Я больше не допущу, чтобы ты страдала из-за меня.

- Я верю, - мягко произнесла Розария и аккуратно коснулась ладонью его щеки, нежно, почти трепетно. Её пальцы слегка надавили, заставляя Леонхарда вновь посмотреть ей в глаза. - Я не сомневаюсь.

Леонхард слегка покраснел. Возможно, это было вино, но, скорее всего, в нём пробудилось нечто более глубокое. Он смотрел на неё, и в глазах его была не власть, не гордость, а тихое, искреннее волнение. Медленно, будто боясь спугнуть момент, он потянулся к ней за поцелуем, и Розария не отвернулась. Их губы встретились в лёгком, но наполненном смысла прикосновении, которое длилось дольше, чем требовала приличие, но короче, чем им бы хотелось.

Когда всё закончилось, их губы разомкнулись, оставив после себя сладкое послевкусие тишины и близости. Розария медленно открыла глаза. Она чуть приблизилась, её дыхание обожгло губы Леонхарда, и, не отводя взгляда, едва слышно прошептала:

- Для тебя... я рожу хоть сотню детей. От тебя.

Не сдержавшись, Леонхард рассмеялся — искренне, звонко, почти по-детски. Сама ситуация показалась ему до смешного нелепой: жена, с серьёзным лицом, обещающая родить ребёнка от собственного мужа, будто это было чем-то необычным или сомнительным.

Однако Розарию его смех немного уколол. Она недовольно надула губы и, не долго думая, возмущённо, но с явной игривостью, толкнула его ладонями в грудь. Леонхард не ожидал удара и с шумом рухнул в воду, расплескав брызги по сторонам. Он оказался на мелководье, но успел промокнуть с головы до ног.

- Леонхард! - ахнула Розария, мигом подползла к краю и наклонившись. - Прости, я не хотела! Ты... ты не ушибся? - запаниковала она, пытаясь протянуть ему руку.

Повелитель Смерти, сидя в воде с мокрыми волосами и одеждой, сначала смотрел на неё с видом почти театрального страдальца, а потом, увидев её обеспокоенное лицо, не сдержал ухмылки.

Его вид, мокрый, жалкий и всё равно до смеха гордый, вкупе с неловкостью ситуации, рассмешил и саму Розарию. Она прикрыла рот ладонью, потом рассмеялась вслух, искренне, с той самой искоркой счастья, что бывает только в минуты абсолютной близости. Вслед за ней снова рассмеялся Леонхард, и в этом их общем смехе растворились все страхи, тревоги и неуверенность уходящих дней.

***

Карета остановилась перед главным входом замка, подняв облако пыли на выложенной каменной дороге. Двое рабов, дежуривших у ворот, бросились к экипажу. Один распахнул тяжелую дубовую дверь, другой поклонился и подал руку гостю.

Из кареты вышел молодой человек - высокий, сдержанный, с прямой осанкой и легкой строгостью во взгляде. Солнце слегка тронуло его кожу бронзовым загаром, будто он привык к жизни на открытом воздухе. Светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, а голубые глаза выделялись особенно ярко на фоне строгого наряда: черные брюки, светлая рубашка и жилетка глубокого бордового цвета придавали ему утонченную, но неброскую элегантность.

Гость уверенно направился по вымощенной дорожке ко входу, где уже ждал Айзек - спокойный, невозмутимый, со сдержанным вниманием в глазах. Завидев гостя, он почтительно склонил голову и произнёс:

- Добро пожаловать, господин Фабиан. Повелитель велел проводить вас. Прошу, следуйте за мной.

Фабиан кивнул в знак благодарности, не теряя достоинства, и вместе с Айзеком они пересекли порог замка. Двери за ними медленно закрылись, отрезая от дневного света и суеты внешнего мира.

Тишина замка была величественной и почти осязаемой. Айзек шел немного впереди, уверенным шагом ведя гостя по длинным коридорам, стены которых были украшены гобеленами и тяжелыми бронзовыми светильниками. Каменный пол отдавал легким эхом от каждого их шага. Воздух был прохладен, насыщен тонким запахом свечного воска и древних книг.

Фабиан не задавал вопросов - его лицо оставалось спокойным и собранным, но голубые глаза внимали каждой детали: убранству, гробовой тишине, выверенным движениям сопровождающего. Он чувствовал, что здесь все подчинено строгому порядку.

Наконец Айзек остановился у деревянной двери с резным узором:

- Это здесь.

***

Кота сидел в мягком кресле у окна, старательно выпрямив спину и сложив руки на коленях. Он выглядел почти неподвижным, словно статуэтка из фарфора, но внутреннее напряжение выдавали его слегка поджатые пальцы и едва заметно покачивающееся колено. Раболепные руки придали ему лоска: гладко собранные в тугой хвост волосы, аккуратный тёмный костюм с вышитым воротником, натёртые до блеска туфли - всё говорило о статусе, которого он сам ещё не осознавал.

Он выглядел, как юный Лорд, готовящийся к первому выходу в высший свет - и от этого было вдвойне страшно.

- Папа... - тихо сказал он, обернувшись к Крэсу, стоявшему чуть в стороне. - А что если я всё испорчу? Что если... он поймёт, что я глупый? Или скажет, что из меня ничего не выйдет? Братик рассердится....

Крэс подошёл ближе. Он опустился перед сыном на одно колено и положил руку на его плечо.

- Кота, послушай меня, - сказал он спокойно, глядя в глаза мальчику. - Ты не должен быть похожим на Леонхарда. Ты должен быть собой. Умным, внимательным, добрым - каким ты и есть. Учитель не пришёл тебя судить, а помочь тебе раскрыться.

Кота опустил взгляд, кусая губу.

- Но он такой важный... Он наверняка знает всё на свете. А я... не знаю почти ничего.

Крэс улыбнулся и слегка сжал его плечо.

- Именно поэтому он и здесь, правда? Чтобы ты узнал больше. И ты не один. Я рядом. А твой брат... даже если и не говорит об этом вслух, он выбрал лучшего учителя, потому что верит в тебя. Значит, и ты должен поверить.

Мальчик медленно кивнул, всматриваясь в лицо отца.

- Хорошо... Я постараюсь.

- Вот и молодец, - тихо сказал Крэс, поднялся и поправил воротник сыну. - А теперь сядь спокойно, дыши ровно... и, когда он войдёт, просто будь вежлив и внимателен. Всё остальное придёт со временем.

В этот момент за дверью послышались шаги.

Кота затаил дыхание.

Дверь тихо отворилась. В проеме появился Фабиан — высокий, собранный, с тем самым невозмутимым выражением, которое придавало ему почти монаршее достоинство. Но стоило его взгляду задержаться на мальчике в кресле, как в голубых глазах промелькнуло что-то мягкое, человеческое — почти незаметное, но ободряющее.

Он вошёл в комнату, остановился посреди и коротко, но учтиво поклонился:

- Господин Крэс. Кота. Благодарю за приём.

Кота резко встал, чуть неловко, но с искренним старанием, и торопливо поклонился в ответ. Крэс тоже почтительно склонился.

- Господин Фабиан, мой сын сильно переживает от встречи с Вами. Прошу, будьте снисходительны в первое время. Он очень сообразительный мальчик.

- Я в этом не сомневаюсь, - спокойно отозвался Фабиан, переводя взгляд с отца на сына. - Если позволите, я бы хотел немного побыть с ним наедине. Начать знакомство без посторонних глаз.

Крэс на миг задержался взглядом на Фабиане, затем вновь взглянул на Коту и чуть улыбнулся.

- Конечно. Я буду неподалёку, если понадоблюсь.

Он ободряюще кивнул сыну и вышел. За ним следом, бесшумно, удалился Айзек, жестом пожелав Коте удачи.

Когда дверь мягко закрылась, и в кабинете наступила тишина, Фабиан приблизился к мальчику.

- Итак... Кота, не так ли?

Голос его был спокоен, без давления, но сдержан - как у человека, знающего себе цену, но не стремящегося подавить.

- Да, я Кота, господин....

- Давай договоримся, - мягко начал Фабиан. - Ты можешь называть меня по имени или просто - учитель.

- Хорошо, - тихо ответил Кота.

- Кота, я хочу, чтобы ты видел во мне не только наставника, но и друга, верного помощника на пути твоего роста и самосовершенствования. Позволь рассказать, что нас с тобой ждёт. Прежде всего, мы начнём с основ - базовых дисциплин, без которых не обойтись: чтение и письмо, история Империи, география, философия и этика, риторика и искусство речи, а также, конечно, математика. Это - фундамент. Без него трудно удержаться на ногах в мире знати. А ты ведь собираешься в нём жить, верно?

- Да... я постараюсь.

- Уверен, у тебя получится. Кроме того, нам предстоит заняться изучением этикета, музыки и искусства, танцев, а со временем - языков. В будущем тебе пригодятся и основы дипломатии, политологии, экономики, военного дела и стратегии.

- Так много всего... - с тревогой прошептал Кота.

Фабиан слегка улыбнулся и сел напротив, облокотившись на подлокотник кресла.

Не переживай. Я прослежу, чтобы у тебя оставалось время на отдых и то, что приносит радость. Учиться всему сразу не нужно - мы начнём с малого и пойдём шаг за шагом. Договорились?

- Договорились, - слабо, но уже с тенью улыбки ответил Кота.

- Вот и хорошо. А пока ты растёшь, я бы хотел назначить тебе тренировки по фехтованию и верховой езде. А чуть позже - если получим разрешение - я возьму тебя на настоящую охоту.

- Здорово! - глаза мальчика вспыхнули живым огоньком.

- Так что.... Отправимся с тобой в мир удивительных открытий и бескрайних знаний?

- Да! - восторженно воскликнул мальчик.

- Хороший настрой! Так держать!

***

Город ещё не проснулся, но тишина была уже нарушена. Как будто сама ночь, не дождавшись зари, поспешила передать трагичную весть утру.

На мраморном возвышении у подножия дворца стоял Доминик. Один. Его силуэт - чёрное пятно на фоне пепельного света. Плащ тяжело ниспадал с плеч, словно траурное знамя. Он не говорил - и уже тем самым заставлял слушать.

Перед ним - море лиц. Люди стекались со всех улиц города, как вода к воронке бедствия. Одни - с растерянностью в глазах, другие - с тревожным ожиданием, иные - с притворной печалью. Но все - с затаённым вопросом: почему их всех собрали так рано?

Голос Доминика разнёсся над площадью не криком, а приговором:

- Ваш Лорд и правитель, мой отец, - он сделал паузу, как будто сам пробовал вкус этих слов, - скончался этой ночью. Во сне. Без страха. Без борьбы.

Тишина. Застывшая, плотная. Потом, как будто из трещины, пробился ропот.

- Ему ведь не было и шестидесяти...

- Такой силы человек...

- Что-то здесь не так...

Доминик не прерывал их. Он смотрел прямо перед собой, как будто видел не толпу, а что-то далёкое, за ней — пустой трон, тень прошлого, пульсирующую тишину собственного триумфа.

- Я принял его волю, - продолжил он, - и с сегодняшнего дня возлагаю на себя венец. Я поведу Вас к свету.

Слова падали, как камни в воду. Глухо, медленно, необратимо.

- Объявляется траур. Прощание сегодня же. Похороны тоже. Не будем медлить с этим. Все обязаны склонить головы перед тем, кто служил этой земле и Повелителю Смерти до последнего вздоха.

Доминик замолчал. Он опустил взгляд. На мгновение. Почтительно или, может быть, лишь для вида. Затем резко развернулся и скрылся за воротами дворца, не обернувшись ни разу.

Суа стоял у дворцовых ворот, словно тень - неподвижный, молчаливый, едва различимый на фоне каменных колонн. Его взгляд неотрывно следил за каждым движением и словом нового Лорда. Он выискивал в толпе признаки тревоги, вспышки гнева, опасное напряжение - всё, что могло перерасти в бунт. Если бы хоть один человек дерзнул бросить вызов Доминику, Суа должен был бы среагировать мгновенно, без колебаний.

Но, хвала Повелителю, всё прошло спокойно. Люди, пусть с сомнением в глазах, склонили головы. И Суа так и остался неподвижной фигурой - немым силуэтом за спиной своего господина, почти неотличимым от стражи, от тени, от холодного мрамора самого дворца.

Когда всё закончилось, и они скрылись за мраморными вратами, Доминик, не оборачиваясь, негромко произнёс, почти шепотом, как будто задавал не вопрос, а утверждение:

- Ты разобрался с телом?

Суа кивнул, не замедляя шаг.

- Да, господин. Тело запечатано в гробу таким образом, что его уже не разглядеть. Никто не узнает истинных причин.

Наступило молчание.

Доминик остановился у арочного прохода, на мгновение прикрыв глаза.

- А свидетели?

Суа не колебался:

- Убраны.

Доминик открыл глаза. В них не было ни облегчения, ни сожаления. Только холодное удовлетворение - будто сложная партия, разыгранная с точностью, подошла к своему хладнокровному финалу.

Он кивнул, и, не проронив больше ни слова, шагнул вглубь дворца. А за его спиной следовал раб, который хранил тайны, которых сам боялся.

***

Доминик стоял перед высоким зеркалом, и отражение возвращало ему облик юного Лорда, застывшего в ожидании своей великой роли. Вокруг него бесшумно сновали рабы, ловко и молча затягивая по его указанию ремни, поправляя ткани, расправляя складки. Он молчал - лишь взглядом давал команды.

Траурных одежд на нём не было. Чёрный - удел скорбящих. Он же готовился стать правителем.

На нём был глубокий тёмно-бордовый камзол, отливающий алым при свете свечей, с высоко расшитым серебром воротом. На плечи ложилась накидка из плотного бархата, цвета увядшего золота, обрамлённая мехом - не пышно, но весомо. На длинных тонких пальцах красовались фамильные перстни. Волосы аккуратно зачёсаны назад, лицо бледно, но спокойно, словно он лишь слегка прикоснулся к утрате, а потом отстранился.

Когда все приготовления были закончены, рабы с низким поклоном покинули покои лорда, оставив его настраиваться на грядущие события - одновременно траурные и торжественные. Доминик шагнул вперед, чтобы разглядеть себя повнимательнее, как вдруг за его спиной появился легкий, едва заметный силуэт женщины, а в голове прозвучал её голос:

"Теперь в твоих руках власть над этими людьми.

Что ты планируешь делать дальше?"

- По традиции, каждый новый Лорд после своей коронации обязан явиться к Повелителю Смерти на поклон, - произнёс Доминик, глядя на своё отражение с холодной отрешённостью, будто повторяя строку из древнего, надоевшего заученного ритуала.

Он замолчал на мгновение, позволив тишине лечь между словами, как завесу перед коварством. Затем уголки его губ медленно изогнулись в хищной ухмылке - не искренней, а выверенной, почти театральной.

- Что ж... - тихо, почти ласково, - я подготовлю для него подарок... и явлюсь на поклон. Как положено.