Сопротивление

Я десятый раз бросаю взгляд на наручные часы. Мое сердцебиение учащается, без пяти. Я должна закончить лекцию, мой голос начинает дрожать, как в первый год преподавания. Лица учеников расплываются.
Собранность. Сдержанность. Выдержка. Терпение.
Все, чему меня учил отец предает меня в один миг, когда я представляю, что Остина уже растерзали. Как кровь стекает по рыжим волосам, как я ненавижу себя, и не могу даже пройти мимо его дома, не могу смотреть в глаза его семье. Если через пять минут он не появится... Я ведь просто воспользовалась им. У мальчика должно быть большое будущее, но он становится преступником ради меня. Он ведь даже не вовлечен в дело, у него только один мотив – это я.
Я поворачиваюсь в аудиторное окно и вижу внизу Остина. Он улыбается? Машет мне? Вот дурак.
Я сдерживаю собственную улыбку. Ко мне возвращается безмятежность. Медленно восстанавливаю дыхание и распускаю учеников, которые вряд ли заметили мои раскрасневшиеся щеки.

После пары я спускаюсь в обеденную зону и подхожу к одному из деревянных столиков во дворе университета. Кидаю свои книжки на стол и усаживаюсь якобы проверять работы учеников, ожидая его. Надо мной нависает тень и я невозмутимо поднимаю голову. Ведь Остин принёс, что я просила, и теперь я смогу...
– Миледи?
Кошмар.
– Гилберт? – я выдавливаю хладнокровно.
Ну и что тебе надо?
– Как у тебя дела, Сандра? – он садится напротив меня.
Вдалеке у дерева я замечаю Остина. Он стоит, испуганно наблюдая за нами. Не стал подходить, потому что увидел, что ко мне направляется Гилберт — правильно сделал, молодец.
– Отлично, мой рабочий день почти закончен. А твои?
Гилберт улыбается на одну сторону, довольный тем, что я поинтересовалась в ответ. Сокращает расстояние между нами и говорит уже тише:
– Мои дела плохо, – следит за моей реакцией, но ее нет. Впивается в меня черными глазами. – подумываю обратится в полицию. Кстати, твой папочка вроде неплохой полицейский.
– Закрой рот, Гилберт, – рычу я, не выдерживая, когда он упоминает отца. Даже если решил зубки показывать, ты для всего лишь глупая малолетка.
Обращайся со мной, как хочешь, борись со мной, уничтожай меня. Но не трогай мою семью.
– Я лишь спросил, а ты сразу кидаешься, как бешенная собака, – он насмешливо поднимает брови. – меня обокрали, не знаешь, кто бы это мог быть?
Не знает.
Он не может знать наверняка, что это дело рук Остина. Смотрю поверх него на Остина. Этот парень точно делает свое дело. Надо будет провести с ним беседу потом, чтобы он не ушел в воровство с головой. Но он обкрутил даже такого осторожного и бдительного человека, как Гилберт. Я поражена.
– И что же у тебя пропало?
– Верни мне это.
Он сжимает кулаки до побеления костяшек. Черные глаза – воплощение гнева. Но я вижу что-то еще глубоко внутри, что скрывается за агрессией. Страх?
– Может, уже поговорим про твоего папочку? – впервые в разговоре с ним я улыбаюсь.
Гилберт резко моргает и отводит взгляд лишь на секунду, но это она.
Та самая болевая точка. Росс говорит, что Бог покарает меня за то, какое удовольствие мне приносит месть. Пускай, только я не забуду взять Гилберта с собой в ад.
– Это не твоя вещица, не так ли? – мое тело разогревается от ликования, как я сразу об этом не догадалась, когда впервые увидела кулон на его шее.
– Это не твое, — я повторяю. – и ты пугаешь меня полицией? Сначала расскажи папе, что у него пропало. А потом, если останешься жив, приди ко мне и угрожай.
Он склоняет голову, зажевывает верхнюю губу. Его темные завитки падают на глаза. Признай, ты проиграл.
– Знаешь, что самое ужасное? – голос парня становится мягче. – Рано или поздно мой отец обнаружит пропажу и действительно спросит с нас. Он начнет с Тайлера.
Окей.
Мы оба прекрасно владеем техникой – бей по больному. Мне безмерно жаль Тайлера, мальчик рос на моих глазах, и то, что из него сделали... его жизнь не должна быть такой.
Но он сам ее выбрал. Каждый раз, когда я напоминаю это себе, становится проще.
Гилберт продолжает давить:
– Тайлер ни черта не знает об этом кулоне, а даже, если бы знал, он бы ничего не сказал. Потом Ричард спросит с меня. И я не сдам твою задницу, ведь он просто убьет тебя, он сожжет каждый твой волос и скормит останки собакам.
Он очарователен, когда признается в том, что мы можем долго играться в войнушку, но он боится брать на себя такую ответственность, как моя жизнь.
– Ты влюблен, – я шепчу себе под нос, но Гилберт слышит, и из него вырывается смех.
– Иди нахрен, Сандра, – он распыляется. — ты слишком высокого о себе мнения.
Влюблен. Его сердце до сих пор подчинено одному человеку.
– Не в меня, конечно.
От его ухмылки не остается и следа. Глаза чернеют, становясь самым мрачным в мире местом.
— Что ты с ней сделал? — поговорим о Сабрине, Гилберт. Хочу, чтобы этот разговор уничтожил его. — Если найдешь в себе хоть крупицу совести, ты пойдешь и сам сдашься. Сделаешь так, чтобы Ричард не мог прикрыть тебя, — мои плечи расслабляются, я вдыхаю воздух полной грудью. — но ты же просто трусливый мальчишка.
Меня поглощает тьма его взгляда. Ментально он уже раздавил меня, убил, заставил замолчать.
В реальности Гилберт молчит.
Он уходит. Вот она. Его самая больная точка.
Гилберт никогда не отвечает, не посылает. Он просто уходит.

Ощущение превосходства. Оно разливается по венам, горячее, сладкое. Знакомое до мурашек.
Не чувствую угрызений совести. Никогда не чувствовала.
Это напоминает мне школьные годы, я ломала других, видела их страх, доводила до пика беспомощности. Это власть.
А Гилберт слабее, чем кажется. Я улыбаюсь и подзываю Остина. Кладу раскрытую ладонь на стол.
Он аккуратно протягивает кулон, голубой окантованный камень ложится мне в руку.
— Он знает, — удрученно бубнит парень, склонив голову. Рыжие волосы почти горят на солнце.
Я провожу рукой по его волосам.
— Не бойся, Остин, он заметил не сразу. Ты невероятный, так никто бы не смог.
Он поднимает на меня щенячьи глаза. Боже.
Ты не должен так на меня смотреть.
— Вы должны остановиться, — просит Остин, снимая  мою руку со своей головы. Заключает ее в свои ладони. — это становится опасным. Вы же говорили, он как-то причастен к пропаже вашей сестры. Белфорды, они уничтожат вас.
Его взгляд смещается на мои губы. Сегодня они бордово-красные. Моя улыбка предвещает победу.
— Я сама их уничтожу.