Сопротивление

Я вхожу в комнату Гила, бросаю рюкзак на диван. Чувствую неуловимый запах остроты, чего-то орехового. Зарываюсь носом в свою куртку, пахнет приятно.
Ее запах.
Никаких цветочков и ванили, только смесь жженого кедра и миндаля.
Когда я увидел, как она бросает Остина о стену, даже не сразу подошел. Меня заворожила её животная ярость. Хрупкая девушка с несвойственной ей силой. Это ненависть, злость. И в ней её много.

Рыжая башка Остина вечно ошивалась рядом с миссис Гибсон. Значит, Дженнифер остается в игре, у нее к нему претензии. Вряд ли Остину пришлось ощутить её гнев из-за его тупых шуток. Но вряд ли Остин знает что-то важное, её мать никому не доверяла, насколько я знаю.
Я набираю номер Гила, чтобы узнать, где его носит, и на кой черт он тогда позвал меня. Его комната напоминает незавершенную стройплощадку. Голые стены, ни обоев, ни краски. Стол с ноутбуком, абсолютно пустые и пыльные полки для книг, обшарпанный диван с выскакивающими пружинами, на котором Гил толком не помещается. Закидывает ноги на подлокотник и засыпает, впрочем, он не всегда ночует дома. Вечно его кружки на полу у дивана.
Никто из пассий Гила никогда не бывал в его комнате, еще бы. Не комната, а перевалочный пункт.
Дверь за моей спиной открывается, а затем раздается грохот, словно чье-то падение. Я оборачиваюсь, перед моими ногами корчится какой-то парень в белой поло. Среди его черных волос выбиваются ярко выкрашенные красные пряди.
Я поднимаю глаза на Гилберта, который швырнул его в раздевалку и уже закрывает дверь на ключ. Сажусь на диван в ожидании.
– Что это? – я спрашиваю у Гила, пока он ковыряется в кармане.
Но вместо ответа он кидает на пол знакомый пакетик. Маленький обклеенный сверток.
– Иду я по аллее возле универа, а пацаненок прям при мне достает!
Я поднимаю сверток. Новый совсем. Не старая партия. В покрасневших глазах парня зреет ужас. Черт бы тебя побрал, Конолли договорился с  Ричардом о запуске партии только неделю назад. Голову снесет за то, что в районе возле университета ходит.
– И нахрен ты его приволок? – вздыхаю я.
Гил садится на корточки и оттягивает за волосы незнакомца.
– Ты меня считаешь идиотом? – спрашивает он у меня. – У пацана то я спросил, где он взял. Он, конечно, немного покабенился, но сдал нашего барыжку.
Значит, тот мальчишка — это не содрогающееся тело с нами в комнате. Только сейчас я замечаю ссадины на костяшках Гила. Ладно. Поделом тому мальчишке, может, испугался так, что принимать больше не будет.
– Спасибо, – я усмехаюсь, глядя на Гила. Если бы я проворонил утечку, было бы плохо. Очень плохо. – Хорошо делаешь мою работу, может, нам поменяться местами?
– От моего ты сам отказался, – он поднимает плечи с озорной улыбкой.
Придурок.
– У-убейте, прошу, – парень внезапно подает дрожащий голос. – вы же Белфорды, вы все равно меня убьете.
Я вижу, как взгляд Гила тускнеет. Он отпускает волосы парня, и тот падает лицом в пол. Гил расхаживает в черных берцах, и с каждым шагом бедолага вздрагивает.
– Я не Белфорд, он – да, – я указываю на Гила.
Один-один, говнюк. Гил закатывает глаза.
– Ты хуже, еще хуже, – лепечет он со страху, его глаза бегают по мне. В них отражается ничто иное, как чудовище. – пожалуйста, – он цепляется за ногу Гила. – просто застрелите.
Мы с Гилом смотрим друг на друга.
Самое ли это тяжелое в нашей жизни? Встречаться с отчаянием людей, которые попрощались с совестью и заключили сделку с Ричардом. А затем облажались.
Смотреть, как человек теряет себя, подползая к моим ногам, моля о пощаде. Наше дело – доложить. И дальше его судьба в руках Ричарда и тех, кто занимается самым дерьмом.
— Ты же Мартин? — спрашиваю я, припоминая его в рядах ответственных за поставки Грега Конолли.
Парень закрывает глаза, готовится к худшему.
– Сегодня покидаешь город, – говорю я спокойно. – ночью тебя здесь не должно быть.
– Тайлер! – Гил смиряет меня строгим взглядом.
Но я вижу и взгляд другого. Если отчаяние – это самое угнетающее, самое жуткое, что я видел в глазах людей.
Та крошечная зарождающаяся надежда – это подарок, который напоминает человеку, что он еще жив. А пока он жив, он может.
Но скольких мы не спасли. Сколько раз я «предавал» Ричарда. Если бы он знал, я бы сейчас в ужасе глотал остатки воздуха под землей.
Все мы балуемся человечностью, когда это безопасно. Некоторые за свою доброту платят большую цену, я вглядываюсь в лицо Гила. Он научил меня этому, а теперь страдает от страха за мою жизнь.
– Через неделю тебя не должно быть в стране, ты меня услышал? – я наклоняюсь к парню.
Он молча кивает. Четко, один раз. И я чувствую облегчение, он точно меня понял. С ним не должно быть проблем.
Гил открывает дверь, и парень выметается со скоростью света.
– Это ж не первый раз, – он садится рядом на диван, задевая меня, будто случайно. – если каждый, кто провинился, будет бесследно исчезать, Ричард рано или поздно заподозрит.
—Не переживай, — я откидываюсь на спинку дивана. — если Мартин даже не способен спасти себя, то я в нем ошибся, это мой прокол.
— Это подвал, не угол, Тайлер. Прознает, говори, что я его отпустил.
Мы оба смотрим в небольшое окно. Небо тяжелеет.
– К матери зайди, — говорю я. — она переживает, вы с Хиз на прошлых выходных не приходили.
Я стягиваю худи через голову, и мое плечо скручивает от боли. Твою же мать, да что ж такое.
— Как она?
— Ничего. Она начала вставать, мы гуляем по десять минут вокруг дома, – отвечаю я, сжав зубы.
— Каждый день?
Вот уже и в глазах Гила появляется та же теплая надежда, которая делает из него не Белфорда, а человека.
— Ага, каждый, размечтался. Я прихожу домой ночью, только по выходным получается нормально провести с ней время.
В ней столько добра, сколько не хватает в нашей жизни. Она делает нас людьми. Перед глазами снова всплывает образ Дженнифер. Она зачем-то пришла бороться со злом, но не на земле, а в аду. А это дело неблагодарное.
— Знаешь, я подумываю, — на миг я задумываюсь, стоит ли предупреждать Гила. — дать больше пространства Дженнифер.
Он так резко поворачивается на меня, будто я его ударил.
— Вдруг она найдет иголку в стоге сена, которую мы так долго ищем.
— Тайлер, блять, — он закатывает глаза, и трет от усталости глаза.
Я поднимаюсь, становлюсь перед Гилом, будто собираюсь представить и защитить свой проект.
— Не приводи её в башню, — жестко отрезает он.
— Мы не нашли убийцу, прошел год. А Ричард до сих пор держит на поводке ту, которая никак не могла этого сделать. Почему не позволить дочери Гибсон докапаться до истины?
Мышцы на лице Гила содрогаются от злости.
– Она не тупая. Давай, другой аргумент, Гил.
— Она сдохнет.
Вот тебе аргумент. Поди, поспорь.
Дискуссия окончена. Я открываю рот, но Гил выставляет руку передо мной:
— Я против, — он непоколебим. — пустишь её в наши дела, я за себя не ручаюсь. Иначе — она сдохнет.
Я пытаюсь оценить, блефует ли он. Но последние слова зависают надо мной тяжелым предупреждением, как и плывущие тучи за окном.
В них нет лжи, это же Гил, я сильно рискую. Надо, чтобы они с Дженнифер не пересекались.
Сейчас я не чувствую в кармане браслета, который был со мной целый год. Ведь он у нее. И об этом я ему точно не скажу.