Сопротивление

Я прислоняюсь лбом к могильной плите. Скоро меня с головой затянет учебный процесс, и я клянусь, буду реже приходить, мам.
На моем лице появляется улыбка. Прохладный ветер обдувает мне ноги, верю, что это она. Велит мне уходить.
Он отнес в полицию браслет, мам. Но Белфорд вернул Тайлеру браслет, как насмешку. Если это правда, то не бесполезно ли с ними бороться?
Я встаю и оттягиваю тугую юбку-карандаш, которая мне так непривычна. Мама оценила бы мой студенческий образ.
— Должна ли я вообще ему верить?
Я не знаю, что делать. После нотаций дедушки я оказалась на площадке с тем, кому он нарекал вообще не доверять.

...

Я заглядываю в аудиторию, полную таких же первокурсников. Прохожу между партами, на которых стоят стаканчики с кофе и колой, без зазрения совести принесенные студентами. Они пришли не для лекции, а чтобы весело провести время. Хочу быть одной из них.
Издалека вижу Хизер, которая подмигивает мне, тыча на стул рядом с ней. Вариантов нет.
— Первый учебный, — смеется она. — доброе утро, милая.
— Привет, Хизер.
Я сажусь рядом с ней, и меня обволакивает дорогими духами, которые, кажется, не стоит наносить в таком количестве. Хизер достает розовую ручку и изящный блокнотик.
— Где ты купила такую красивую тетрадь? — я искренне удивляюсь, рассматривая художественное творение на ее лицевой стороне. Обложка покрыта красками так естественно, будто она действительно поросла мхом и сухой травой, а над ней раскатилось звездное небо.
— Это был простой блокнот, его изрисовала Ивви, моя двоюродная сестра.
Ивви.
— У тебя есть и брат, и сестра?
Хизер поворачивается на меня всем телом, изображая недоумение. И начинает громко смеяться.
— Какая ты милая! Гилберт мой родной брат. А Иввет и Эрни — это мои двоюродные.
Надо бы зарисовать в тетрадке их семейные связи. Я набираю побольше воздуха, и улыбаюсь в ответ.
— Дети Вильяма и Аделаиды, — Хизер продолжает объяснять. Она переворачивает свою тетрадь и рисует на последней странице семейное дерево. Соединяет Вильяма и Ричарда. — Они братья, понимаешь?
Я молча слежу за тем, как она водит ручкой по блокноту. Выписывает под именем Ричарда — Хизер и Гилберт. А под Вильямом — Эрнесто и Иввет.
И если Вильям имеет полноценную семью из жены и детей, то напротив Ричарда образуется пустота.
— А ваша мама? — опрометчиво спрашиваю я, Хизер сдавливает ручку, но улыбается.
Мужчина пятидесяти лет входит в аудиторию, надевает очки и начинает монотонный рассказ о том, что его предмет — это основа журналистики, а значит, это самый важный предмет. Допускаю, что примерно то же самое мы услышим на каждой паре.

Наступает большой перерыв, и студенты заполоняют университетскую столовую до краев. Я выбираю между ореховыми кольцами и запеканками, уложенными идеально в ряд на прилавке. Беру песочное кольцо, усыпанное миндалем и стаканчик кофе. Столы, за которыми должно сидеть человек пять, вмещают до десятка друзей. Ни одного свободного места. Я плетусь к подоконнику, прекрасное место для таких отбросов, как я. Закидываю рюкзак и достаю тетрадь. Пишу имена двух братьев, Ричард и Вильям Белфорды. Оставляю место для матери Хизер и Гилберта.
— Ты же первокурсница?
Я переворачиваю блокнот. Передо мной, чуть нагнувшись стоит красивая черноволосая девушка азиатской внешности. Ее белоснежная кожа и холодные глаза придают строгости, но она улыбается, поправляя длинный хвост.
— Да, с журналистики.
— Неважно с какого факультета, — она протягивает мне листовки. — вступай в какой-нибудь клуб.
Листовка изображает чересчур радостных студентов на фоне теннисного корта. Список клубов раскатился на целую страницу: баскетбольный клуб «Гловер», клуб драматургии, клуб фотографии, университетский хор, танцевальный клуб «Белли» и многие другие. Я останавливаюсь на какой-то строчке.
— Это дает баллы к сопутствующим предметам. И у нас не поддерживается отсутствие активностей, — поясняет девушка, присматриваясь ко мне, — Меня зовут Джулия Кларк.
— Я, — не успеваю представиться.
— Я знаю, кто ты. Твоя мама, кстати, основала клуб фотографии в прошлом году.
Я озадаченно киваю. К этому стоит привыкнуть.
Джулия уходит, а я снова достаю тетрадь с семейным деревом Белфордов. Мама основала клуб фотографии? Ее слова вертятся в моей голове, и вожу ручкой по одним и тем же клеткам тетрадного листа. Я ерзаю, когда вспоминаю те фотографии в кладовой. Не могу успокоиться и ищу глазами новую знакомую. Она выходит из столовой, продолжая раздавать листовки. Я вскакиваю с места и бегу за ней.
— Джулия! — кричу я, и девушка оборачивается. — А этот клуб и сейчас функционирует?
— Да, знаешь, — она встает на носочки, оглядываясь в толпе, вдруг ее взгляд останавливается, и Джулия указывает куда-то. — по вопросам фотографии к Остину. Миссис Гибсон поддержала его идею создания клуба.
Я вижу его спину в синей толстовке. Вижу рыжие кучерявые волосы. Он эмоционально что-то показывает другу на экране телефона.
— Значит, фотографии, — говорю я сквозь зубы.
— Да, они были довольно близки, идеи Остина никто не поддерживал, но миссис Гибсон все таки добилась от деканата создания клуба, — Джулия пожимает плечами и отходит в сторону, продолжая свою агитацию.
Я просачиваюсь сквозь толпу студентов, держа его в поле зрения.
Добравшись до Остина,я чувствую мутную тревогу. Возможно, из-за его роста. Он хоть услышит, что я говорю?
— Остин, привет, — огибаю его, оказываясь спереди.
Он лениво отлипает от телефона. Молча разглядывает меня.
— Я хочу спросить тебя насчет клуба фотографии.
— Новых не берем, — цокает он и обходит меня, морщит нос перед другом. Тот ухмыляется, и они удаляются.
Я остаюсь на месте, подавляя желание пнуть его противную уходящую задницу. Он словно отшил меня. Неужели, здесь большинство парней копия Гилберта с его надменностью.
Я опускаю взгляд на пол, где только что стоял Остин. Мои глаза выцепляют его грязные следы. Еще бы он чистил ботинки, придурок.
Вдруг я вижу бабочку, которая растекается в дурное месиво. И покрываюсь гусиной кожей, руки со злостью сдавливают тетрадку. Узор бабочки на подошве.
Это он.