Сопротивление

Я сбрасываю с себя рюкзак и одежду Бена, в которой носился весь день. Надеваю широкие джинсы и свободную футболку, как же хорошо оказаться в своем, предвкушая самую приятную часть дня. Подхватываю старый мяч.
Тихо выхожу через кухню. Но свет вдруг озаряет все пространство, я закрываю глаза. И с закрытыми глазами поворачиваю голову в сторону определенного угла кухни, зная, что увижу там маму.
– Тебе опять надо идти куда-то ночью? – ее голос пронзительно тихий.
Я поднимаю оранжевый мяч выше, хотя она не могла его не заметить.
– Просто иду расслабиться, голова кипит.
Встречаться с укоризненным взглядом матери – одна из пыток, которую кто-то придумал, а все используют её по сей день. Я отвожу взгляд.
– Когда Гил и Хизер зайдут?
Что в детстве, что сейчас, ничего не меняется. Я чувствую, что мама чем-то разочарованна. И Гил с Хиз здесь не причем, что-то касается конкретно меня. Но сначала я должен ответить на другие вопросы, подыграть.
– С ними ничего не случилось? – она прокручивает колеса в мою сторону, преграждая путь к выходу.
Я наклоняюсь к лицу мамы и прищуриваюсь.
— Они зайдут на следующей неделе, ты же знаешь. Что случилось?
Но вместо ответа, она достает шелестящий блистер с таблетками.
Ненавижу врать только двум людям. Маме и Гилу. Эта пытка занимает второе место в топе самых истязающих вещей.
— Ты мне скажи, что случилось, — требует она, бросая в меня пачку.
Черт. Я поднимаю таблетки с пола.
— У тебя обезбол закончился, я и не заметил, схожу завтра в аптеку.
Не успев подняться, я слышу скрежетание её инвалидной коляски. Мама пытается встать.
— Если не скажешь мне, что случилось, тебе понадобиться больше болеутоляющего.
Я пытаюсь подавить улыбку. Надо же быть такой настырной. Поддерживаю её за локти. Но спустя мгновение она сдается и садится обратно .
— У меня плечо болит, — говорю я правду.
После признания всегда есть следующая секунда, наполненная сомнениями, а стоило ли вообще говорить?
Мама недоверчиво оглядывает меня.
— Ричард ничего тебе не сделал?
— Нет.
Главное, смотреть спокойно и прямо, будто он и правда мне ничего не сделал.
Было бы проще перечислить, чего он мне не сделал.
Но эта травма действительно не его заслуга. Может, разве что косвенно.
...
Сходить к врачу, еще чего.
Это длится больше года, и я уже привык. Только иногда плечо дает о себе знать.
Каждый раз, когда мяч ударяется потертыми черными полосами об асфальт, его тень растягивается. Но тут же исчезает, стоит ему взлететь на воздух. Я забрасываю его в корзину, от которой остались одни ошметки.
Несмотря на изношенность некоторых вещей, например, этой спортплощадки, они мне нравятся. Мне нравятся вещи с историей даже больше, чем новые, стерильные, без опыта.
Становится невыносимо жарко, и я снимаю футболку.
Чувствую, этот сезон последний. С таким подходом долго это и не продолжилось бы.
Нужно выбирать, либо я работаю на Белфорда. А моя работа заключается не в том, чтобы кофе ему приносить. Либо спорт.
Вообще-то, это не выбор. Нет тут выбора.
Пока я работаю на него во мне высыхают, словно омертвевшая кожа, и отваливаются частички всего, что я люблю. Как только они начинают мешать работе.
Для спортсмена тело — храм.
Нужно заботиться о нем, избегать травм, уж точно не курить.
Но в Олдберге нет храмов.
А мое тело будет со своей историей и опытом. Гил же не жалуется, что все его тело — одна большая история. Вот и я не стану.
Я веду мяч до точки. Бросок.
Он пролетает сквозь корзину, сердце пропускает удар в такт от ощущения присутствия.
Кто-то наблюдает.
Его тень замерла у площадки.
Я оборачиваюсь и бросаю мяч в сторону своего зрителя.
Женские руки из тени ловят мяч. Неплохая реакция.
— Сюда приходят, чтобы играть, — я даже улыбаюсь, требуя жестом мяч обратно.
Она выходит из полумрака.
Дженнифер.
Я медленно киваю головой. Судьба злодейка — сама ведет тебя ко мне.
Или ты следила за мной?
Ее темно-коричневые волосы спускаются неровными волнами до локтей, когда она запускает в меня мяч. Карие глаза вздрагивают азартом.
Мяч влетает в меня, слегка сбив дыхание. А она сильная. Мне нравится.
— Это ты, Дженнифер, — я отворачиваюсь. — Иди домой, поздно уже.
— Я здесь живу, а ты — нет. — четко произносит она, словно стреляет мне в спину.
Мои губы дергаются в ухмылке. Характер будешь показывать?
— Ты не знаешь, где я живу.
Гибсон, ты в жизни в таких районах не бывала. Шафалд тебе не по зубам.
— И что ты здесь делаешь? — продолжает она.
Не видишь?
Я не отвечаю, закидываю мяч в кольцо.
— Башня далеко отсюда, — добавляет Дженнифер.
Так, она хочет знать, где я живу.
— Башня — не мой дом.
Я оборачиваюсь снова, девушка резко поднимает взгляд с моей спины на лицо. Ее глаза кажутся невинными, но они не успели вовремя оторваться от моего тела.
Один — ноль, Гибсон.
— Выглядишь слишком, — она задумывается. — самодостаточным, чтобы подтирать задницы Белфордских отпрысков.
Я, вообще-то, собирался ей мяч передать. Но застыл с протянутой рукой.
Чего он только что сказала?
Дженнифер сама забирает мяч, делает замах. Не попадает. Она же правша? И ногу опорную неудобно поставила, замахивается, как девчонка.
Я отбираю у нее мяч, и тот миг пока мои руки еще подняты, она исчезает из-под меня. Нет, Не отбегает, она уворачивается. Моргнуть не успел.
Пространство натягивается нашими молчаливыми взаимными взглядами. Только ветер поднимает кончики её волос.
Я опускаю руки.
Такая смелая, а испугалась, когда подошел слишком близко.
— Тебя били что-ли?
Мой вопрос зависает в воздухе. Она откусывает  корку губы, и та начинает мелко кровоточить.
Дерьмово получилось.
Тебя выдали инстинкты, Гибсон.
Я рассматриваю ее худое, но напряженное тело сквозь ту же самую розовую рубашку, в которой она была в университете. Она все еще не была дома, точно, здесь же дом Гарольда, отец Сабрины и Кассандры. Значит, ей он является дедом. Она была у него.
Я подхожу ближе, и она стоит на месте. Отлично. Я буду мягче, Гибсон. У меня и в мыслях не было пугать тебя. Я переоценил твою смелость.
Трогаю её за плечо, разворачивая к кольцу. Отдаю мяч.
— Целься вон в тот угол, — указываю на красную рамку.
Дженнифер попадает точно в угол, и мяч со свистом пролетает сквозь корзину. Быстро учится.
— Попала! — она вскрикивает, как радостный ребенок и резко поворачивается ко мне.
Мы чуть не сталкиваемся носами.
— Я попала, — повторяет Дженнифер спокойнее.
— Я вижу.
Девушка отворачивается и идет подбирать мяч.
— Давно ты работаешь на Белфордов?
Внезапный вопрос, я был не готов. Она снова забрасывает мяч в кольцо. Умничка.
— Ищешь работу? — с усмешкой произношу я. — не лучший вариант.
— Мало платят? — она повторяет выученный трюк. — Или тебе приходится выполнять грязную работу?
Она это так просто говорит. Не думает наперед.
Я обхожу ее, выбивая мяч из рук. Попробуй забрать, Гибсон.
— Ты приехала выяснять, что случилось с твоей мамой в ту ночь?
Дженнифер выкатывает глаза, но остается в игре. Пытается отобрать мяч, я обкручиваю её.
Молчит. Слышу только её сбившееся дыхание.
— Что такое, — я улыбаюсь. — тебе можно задавать вопросы, а мне нет?
Она останавливается. Смотрит на меня прямым, враждебным взглядом. Ничего себе, какая грозная.
— Почему-то мне кажется, что ты можешь ответить честно, Тайлер, — руки покрываются гусиной кожей от того, как она произносит мое имя. Так, необычно. — ты был в башне в тот день?
Я киваю.
— Что еще спросишь? Не я ли ее убил?
А она бы спросила. Дженнифер подходит вплотную.
— Ты что-то видел.
Словно удар. И силы ему придают её честные глаза. Это ведь даже не вопрос.
Я замираю на месте. Сказать «нет» должно быть очень просто.
Сегодня у меня не ладится с ложью.
И почему я его до сих пор везде с собой таскаю. Боюсь, что мама найдет или Гил нацепит одну из моих футболок. Поэтому всегда в нагрудном кармане или кармане штанов лежит бесполезная, никому ненужная вещица. Ее цена так высоко мне далась. И сейчас, стоя прямо перед её дочерью, в голове проносится идиотическая идея. Я до сих пор не знаю, кто это сделал. Кто, на самом деле, это сделал с твоей матерью, Дженнифер.
Что она сделает, если я отдам это ей?
Дженнифер выглядит не глупой. Здесь есть и мой интерес. Вдруг она доберется до правды раньше меня?
Дать немного свободы.
Главное, контролировать ее. Каждый шаг.
— Я не видел, — она реагирует с подозрением. —я ничего не видел. Зато, я кое-что нашел в ту ночь, — я достаю из кармана браслет. — на том балконе.
— После? — её голос трепещет надеждой.
Я согласно качаю головой. Дженнифер перебирает в моих руках черные бусины, но забирать браслет не спешит.
— У твоей мамы не было такого?
Очевидно, не было. Дженнифер крутит мою находку, вглядываясь в гладкие шарики.
– И ты отдаешь это мне?
Выглядит странно, я понимаю. Но мы не враги, мое дело — не дать тебе стать проблемой. Хотя я делаю это для себя, просто то, что произошло до сих пор не укладывается у меня в голове. Я хочу сам знать имя.
– Прости, Дженнифер, но я не доверяю тебе и опасаюсь тебя намного больше, чем ты меня, – мои слова вводят ее в недоумение. – хотя в это сложно поверить.