Когда цветы на твоём теле завянут

Насильственным страстям - насильственный конец:
В их творчестве - им смерть; они сгорают,
Как порох и огонь, в лобзаньи*.

*У. Шекспир "Ромео и Джульетта"

***

Жизнь всегда преподносит определённые уроки. Можно даже смело сказать, что мы учимся чему-то каждый день. Сегодня вы научитесь логарифмам и законам физики, а завтра научитесь прощать людей и принимать себя таким, какой вы есть.

Странно только, что даже усваивая какой-то урок, это может не поощряться. Вот скажем, ответили вы у доски на уроке, за это получили хорошую оценку. Вам дали вознаграждение. Даже если вы ничего не получили, вряд ли вас это очень огорчит.

Ну, а что если вы научились убирать из жизни ненужных вам людей? К примеру, вы долгое время общались с кем-то, хоть и понимали, что вас это напрягает, и вот, в один прекрасный день, вы поняли, что ваше состояние вам дороже, чем сложившееся мнение этого человека о вас. И вы надеетесь обрести свободу после этого разрыва, однако жизнь вас не вознаграждает. Этот человек либо продолжает бегать за вами, либо вас начинают преследовать похожие на него люди. То есть... вы же вроде как усвоили урок, так почему вы изучаете всё то же самое? Где же достойные люди, на общение с которыми вы надеялись?

Поэтому и складывается впечатление, что жизнь несправедлива. На самом деле, это не так. Ничего не бывает просто так. Возможно, ваше вознаграждение уже у вас в руках, а возможно, оно всё ещё ждёт вас, и вам осталось постараться совсем чуть-чуть.

На самом деле стоит поверить в то, что всё, что происходит с человеком - задумано кем-то или чем-то. Мысль о том, что всё к лучшему, и что ничего не бывает просто так, правда заставляет легче проживать определённые события. Пусть и кажется, что кто-то несправедливо расправился с вами или распорядился вашими событиями, вам будет легче смириться с этим, если вы будете знать, что так и должно быть.

А если с вами произошло что-то ужасное, и вы видите в этом явную несправедливость, то просто подумайте о том, что это проверка от жизни.

Насколько вы сильный человек?

Хёнджин тоже думал, что усвоил урок. Тоже думал, что после потери одного дорогого себе человека, получил вознаграждение в виде нового.

***

Подготовка к Рождеству идёт полным ходом. Пусть снега здесь нет, а морозов и подавно, волшебная атмосфера всё равно чувствуется неоднократно. Деревья на территории украшены гирляндами и игрушками, в общежитиях уже висят какие-то поздравительные плакаты, а самые нетерпеливые носят красные шапки Санта Клауса.

Кстати Чонин, Хёнджин и Феликс неоднократно участвовали в украшении деревьев, занимаясь отбором рабочих гирлянд и хорошо сохранившихся игрушек. Именно тогда Фел и раскусил этих двоих.

Чонин и Хёнджин уже торчали в огромной кладовке школы и пытались вытащить из тёмного высокого шкафа все картонные коробки с надписью "Рождество". Конечно, без несколько уроненных штуковин не обошлось, однако работа в команде спасала. Если бы Ян не поддерживал шаткую стремянку, на последней ступеньке которой устроился Хван, старший давно бы шандарахнулся с неё, сломав всё, что можно себе, так ещё и все игрушки разбив.

- Держи, последняя, - пытаясь скинуть чёлку с потного лба, выдохнул Хван, осторожно протягивая младшему переклеенную в тысячу слоёв скотча коробку. Вентилятор в углу, возле окна, совершенно не спасал от аномальной жары, а лишь надоедливо поддувал.

- Тут работки, конечно-о-о... - проныл Чонин.

- Втроём быстро справимся... Где Феликс кстати? А Крис придёт?

- Нет, Хёнджин. У него своих проблем по горло. - Чонин сел на стул возле соседнего шкафа и запрокинул голову назад, упираясь в светло-голубую стену, норовясь заснуть.

- В смысле? Что случилось? - успел только спросить Хёнджин, как залетел Ликс, которого точно не смущала жара, а точнее, бежать со скоростью света в такую погоду. Капельки пота так и стекали по его шее и прятались за белым воротником его рубашки.

- Блин, извините, бежал так быстро, как только мог, - пытался отдышаться Феликс.

- Да ладно тебе, мы ещё не начали, - успокоил Хван.

Затем Феликс подошёл к столу, на котором ютились коробки, и стал дрожащими пальцами пытаться убрать газеты сначала с поверхности, а потом и с игрушек. Он, хоть и торопливо, но бережно разворачивал каждую, убирая с блестящих красных игрушек в форме сердец пожелтевшие газеты с новостями десятилетней давности и кидал их на пол возле себя. Хёнджин присоединился сразу же, подхвачивая какой-то диалог с Феликсом, а Чонин так и оставался сидеть на тонком стуле, наблюдая за Хёнджином.

Не секрет, что он в который раз просто удивлялся его красоте. Он очень ровно держал спину, из-за чего казался выше. Ноги были до идеальности прямыми, а все изгибы тела были так подчёркнуты из-за его стройности и осанки. Волосы уже немного отросли, однако продолжали пушиться, как и всегда. Сегодня на его ногах красовалась новая пара обуви, которую ему привезли родители, в качестве подарка на Рождество. И это показалось Яну странным, ведь Хёнджин вроде как собирался отметить его с семьёй, тогда и можно бы было подарить. Но это не суть. Суть в том, что Яну очень нравилась эта пара на ногах старшего - голубые вансы. Смотрелось очень просто, но со вкусом.

И конечно, Чонин сразу же проводил аналогию с собой. Каждый раз, ловя себя на том, что он бесстыдно пялится на друга, он не находит варианта лучше, чем просто сравнить его с собой.

Неопрятный, горбатый, тощий, неуверенный в себе и не имеющий вкуса - таким себя описывает сам Чонин. Разумеется, ему не составит труда причесаться и хотя бы протереть свои кеды, однако зачастую он не делает это специально, из-за чего у него потом появляется страх, что старшему когда-нибудь это надоест.

Но с другой стороны, Хёнджин неоднократно упоминал, что он принимает и любит Чонина таким, какой он есть. По его словам, если бы Чонин хоть раз зализал волосы, заправил бы выглаженную рубашку в шорты и надел бы что-то поприличнее своих кед - это был бы совсем не он. Не тот человек, в которого влюбился Хёнджин.

Из транса Чонина потихоньку стал вытягивать низкий голос блондина, который, кажется, уже не раз пытался позвать Яна.

- А-а... - хитро протянул Феликс, растягивая свои губы малинового цвета в довольной улыбке, - так это и есть твоя самая уродливая девочка в мире... - догадался Ликс, саркастично произнося это вслух, а следом переменяясь в лице, будто до него только дошло. - И как я сразу не понял..?

- Уродливая девочка? Ты о чём? - Хёнджин отложил газетку и взглянул сначала на Ли, а затем на Яна, который только оторвал от него взгляд. - У тебя есть какая-то девочка? - недовольным тоном спросил Хёнджин, но вспомнив про рядом стоящего Ликса, переспросил ещё раз, но скорее с наигранным удивлением.

- А... - резко подскочил со стула Ян. - Так это...

- Ха-ха, хватит шифроваться, Хёнджин. Ты бойфренд Чонина, да? - прыснул Ли, собирая с пола все газетки и попутно закидывая их в мусорное ведро в углу комнаты.

У обоих чуть рты не пооткрывались от такого слова. Хёнджин и Чонин ещё никогда не применяли друг на друге подобных клеймёных прозвищ. Может, потому что случая не было, а может потому, что не хотели привыкать к этому, ведь на публике может вырваться. Во всяком случае, Хван, который на полминуты забыл как моргать и дышать, стал часто хлопать ресницами и уперся руками о столешницу сзади.

- Ну... мы вместе, да... - вымолвил старший, проводя глазами по стене и Чонину. Тот, в свою очередь, вылупился на него в ответ, словно разбил его вазу. - А что за девочка-то? - снова спросил он, но уже с прищуром глядя на младшего.

Феликс снова расхохотался, подошёл к столу, возле которого был Хван, и принялся неспешно распутывать гирлянды.

- Так мне Чонин сказал, что ты самая уродливая девочка на свете!

- Чего-о?! - Хёнджин оторвался от несчастной деревянной поверхности и подошёл вплотную к Яну, что чуть не свалился с дряхлого стульчика. - Да ты хоть знаешь, будь я девочкой, за мной бы все мальчики бегали! - недовольно возразил Хван.

- За тобой и так бегают, - рассмеялся Ли.

Хёнджин лишь поджал губы, чтобы не засмеяться, а вот Чонин от смятения даже не услышал, что там сказал Ли.

***

Был ещё один случай. Довольно разочаровывающий. Даже очень. Числа так двадцатого декабря. Феликс был погружен в уныние, Крис совсем перестал обращать на него внимание. Мало того, так он вообще на глазах не появлялся. Создавалось ощущение, что он просто под землю провалился. Чонин безусловно видел, как Ли тает на глазах, казалось, что и цвет его волос становился тусклее, а тело мертвее. Феликс бы и сам пошёл к старшему, но гордость не позволяла, да и не нашёл бы его в комнате, в которой всегда жил. Ян несколько дней пытался достучаться туда, но ему не открывали. Он хотел серьёзно поговорить с Чаном, ярость только сильнее разгоралась. И всё-таки один раз, в коридоре Ян заметил Юту - соседа Криса - и на всех парах помчался к нему, даже за плечо как-то грубо дёрнул, впопыхах расспросил его о Крисе, но тот сказал, что он переехал в другую комнату, а в какую - не знает.

Тогда уж Чонин совсем нос повесил от того, что Феликс практически перестал общаться, и от того, что он не знает, чем ему помочь.

- Феликс, ну открой! - долбя кулаком в дверь, кричал почти на весь коридор Ян. - Это очень серьёзно! Пожалуйста!

К Чонину как-то пришло осознание, что молчать перед Ликсом, зная, почему Крис с ним не хочет общаться, - глупо. Это его дело и это его касается. Ужасно видеть, как увядает его друг, а другой и вовсе пропал, оставив всех своих близких друзей без весточки и намёка на неё.

От частых и резких соприкосновений кулака с деревянной поверхностью начинало болеть плечо, а во внутренней схватке выигрывала злость, нежели беспокойство.

Но так же резко распахнулась дверь, от чего Чонин пошатнулся и чуть не упал вперёд, и он, вроде как, даже хотел упасть для привлечения внимания, однако впереди себя увидел вовсе не Феликса, а Марка. Он был в ярости и выглядел так, словно его только что оторвали ото сна или игры на приставке.

- Ты чего разорался, мелкий уродец?! Нет здесь твоего дружка, в слёзках как девочка убежал, - усмехнулся старший. Вот уж не подумал бы Чонин, что Марк такой ужасный, если бы увидел его сейчас впервые, совершенно не оправдывал свой прикид. Одет он был в свитер с Рождественским оленем, да в клетчатые красные штаны.

- В слезах? Почему?! - Чонин топнул ногой по полу от бешенства и заглянул в глаза оппоненту, словно пытался загипнотизировать.

- Я что ли знаю, что у него на уме? Сидел, сидел он, неподвижный, я и сказал ему, что так скоро с кроватью срастётся, а если и вправду так будет, то хоть мир счастливее станет. Кому он такой нужен, а? - Марк сложил руки на груди, преминув по бокам жёлтый свитер, и упёрся крепким плечом об косяк.

- Ну ты и ослина! - зашипел младший и убежал поскорее, чтобы не успели морду набить.

И не зря побежал, сзади Марк действительно закопошился и даже ринулся вдогонку, но видимо лень остановила его прямо перед первой ступенькой, и ему осталось лишь крикнуть вслед Яну дешёвую угрозу и профыркать весь путь обратно до комнаты.

Как только Чонин услышал характерный и мощный хлопок дверью, он, стараясь не скрипеть ступеньками под собой, осторожно спустился на цыпочках и дошёл до выхода из общежития. Там, на крыльце, стояла пара компаний, состоящих из незнакомых Чонину ребят, они все непринуждённо что-то обсуждали, басисто посмеивались и толкали друг друга в плечи. Поэтому Ян решил не упустить возможности и спросить у этих парней, не видели ли они конопатого блондинистого парня с заплаканными щеками. Компания из трёх парней тут же принялась обсуждать этот вопрос, и один из них быстро опомнился и посоветовал Яну глянуть за деревьями возле спортивной подсобки. Наспех поблагодарив добряков, он пулей бросился к "трём соснам", по пути сбивая всех - в том числе и себя - с ног. Он даже умудрился упасть прямо на грубую асфальтированную поверхность, разодрав правое колено так, как ни раздирал даже при падении с велосипеда в детстве. Немного оплакал колено, схватил огромный зелёный лист, валявшийся на траве, и вытер текущую кровь. Побежал дальше.

У него, кажется, вошло в привычку бегать за всеми и спасать чужие жизни.

К сожалению, под высокими стволами солнечного мальчика он не обнаружил, зато увидел раскромсанные ромашки, а дальше по асфальту белые лепестки тянулись тоненькой дорожкой, которая вскоре привела Яна к растущим черёмухам, которые ребята недавно посадили, а на окрашенном в белый бордюре сидел Феликс. Его глаза были наполнены пустотой, непонятно было, куда он смотрит, в руках он дорывал стебель цветка, и это не было похоже на игру "Любит - не любит".

Свет и вовсе угас.

- Феликс! - Тон младшего был наполнен облегчённостью, лаской и желанием высказать всё, что знает. - Я тебя по всему интернату ищу, а ты... вот где, - почти на выдохе произносит Ян.

Но в ответ лишь молчание, Ликс даже не посмотрел на него. Пальцы продолжали дорывать зелёный стебель и скидывать его крошки куда попало, особенно их было много на школьных шортах Феликса, а он даже не обращал на это внимание, его задачей было просто выместить свою агрессию хоть на что-то, и самым безобидным вариантом были ромашки.

- Я понимаю твоё состояние... - Чонин перешёл на более спокойный тон, приведя своё дыхание в порядок и поняв, что бодрого разговора не будет. - Понимаю, что вы долго дружите, но неужели это стоит твоего состояния? Я имею в виду, ты слишком глубоко поник, ты на себя совершенно не похож. Я тебе зуб даю, я как только сюда прибежал, не сразу тебя узнал, - хмыкнул Ян.

Выслушав в ответ целое ничего, Ян уже напряжённо выдохнул и выхватил остатки ромашки из рук старшего и выкинул их куда-то за себя. Феликс тут же дёрнулся и посмотрел назад, пытаясь разглядеть какой-нибудь цветочек поблизости, но такового не оказалось, и он хотел уж было сорвать траву, но младший помешал этому.

- Эй, Ликс, ты мой лучший друг. Ты многое обо мне знаешь... даже слишком много, и я не позволю тебе так просто погаснуть. - Ян прижал одной ладонью руку Ликса, которая норовились рвать траву, к земле, а второй дотронулся до его подбородка, чтобы заставить взглянуть на себя. - Феликс, Крис искренне не хочет с тобой дружить, просто перестань за ним бегать. Это всё, дружище, конец, - скороговоркой выдавливает из себя Ян, даже и не думая продолжать смотреть на старшего.

- Чего..? - первое, что выдавил Феликс за сегодня. Даже на уроках он усаживался за самую дальнюю парту, уклыдывал голову на мягенький пенал и тихо размышлял или плакал, подминая ручки под подбородок. Он не высовывается нигде. Это вовсе не Феликс. - Ты хочешь сказать, что он вот так вот прекращает нашу дружбу?!

Ян всё же решился поднять жалобные глаза на лицо Ли и успел тысячу раз пожалеть об этом. Лицо опухло так, будто его ужалила стая ос, веки под глазами покраснели, как и сами глаза, но это ещё не самое страшное. Выражение лица, с которым Феликс смотрел на младшего, - оно было устрашающим. Брови приподнялись, губы приоткрылись в нерешительности сказать что-то, а нос продолжал морщиться с каждой секундой в осознании и переваривании информации. Феликс резко выдернул свою руку и отодвинулся от друга на полметра.

Черты лица Яна напрягаются, жалость уходит чуть ли не на последний план, выступает вперёд только напряжение. Веки опускаются, а за ними и взгляд. Ему уже и не счесть, сколько раз он бегал глазами по физиономии, а затем по зелёным скомканным травинкам на земле. А от того, что Ликс и вовсе отодвинулся, он испытал лёгкий шок, а затем и отвращение. Отвращение от себя.

- Стоять. Получается ты об этом знаешь? И как давно? - Громкость его низкого голоса нарастала по мере количества вопросов. Было видно, как он полыхает злостью и ненавистью. Ему точно хотелось порвать, разорвать что-то, и Ян уже молился, чтобы тот всё-таки взял эту жалкую траву в руки и сделал с ней всё, что захочет. А иначе сейчас разорвёт на куски Яна.

- Э-это имеет значение? - запнулся Чонин, однако он изо всех сил старался казаться уверенным в себе.

- Имеет! И ещё какое!

Ян нервно смеётся; от внезапно появившейся улыбки начали болеть щёки, блокирующие уголки губ, что норовились залезть на их территорию. От этого покалывания Чонин мгновенно пришёл в себя, и рот снова приоткрылся в готовности говорить что-то.

- Ладно, я знаю достаточно давно... - начал было Ян, но как увидел встрепенувшегося Феликса, тут же добавил: - Но прежде чем ты начнёшь ругаться, выслушай полностью! Я думал, что если буду молчать, - будет лучше, ведь если бы ты сразу узнал об этом, тебе было бы ещё хуже!

Старший смотрит почти прищурившись, прикрывая глаза длинными ресницами. Можно было видеть, как мышцы его лица напрягаются с каждым словом, а руки на коленях сжимаются в кулаки. Чонин только и молился боженьке, чтоб Ли ненароком не ударил его.

- А, то есть сейчас мне прям хорошо? Мало ли, что ты думал, это вообще не твоё дело!

- Вот именно, что не моё, вот я и не вмешивался! - Со временем Чонина начинала бесить нынешняя ситуация, а раз и была задета его честь, то за себя он готов постоять. Даже перед лучшим другом.

Феликс так и продолжал смотреть на него со злостью и с неким вызовом, но вдруг он резко встал, не сводя глаз с младшего, отряхнулся и произнёс:

- Присмотри за мной. Я за себя не ручаюсь.

Чонин, шаркая стёртой подошвой по каменистой земле, смотрел с недоумением и неким страхом перед неизвестностью. С одной стороны потому, что на Феликса это совсем не похоже, с другой, он просто не знает, что от него сейчас можно ожидать. От этого Чонин тоже спохватился и привстал, сразу же хватаясь за пораненное колено, где снова начинала просачиваться кровь. Ян тут же сощурился и пригнулся, надеясь на то, что Фел всё же не побежит творить делов, но он был повёрнут к младшему спиной и, более того, уже стремительно шёл к мимо проходящей женщине. Она, вероятно, была чьим-то куратором.

- Здравствуйте, вы классный руководитель класса, в котором учится Кристофер? - послышалось Чонину издалека. Ближе подходить он не решался, вроде как и подслушивает, уже не вежливо. Поэтому он оставался стоять около бордюра, с которого только-только встал, и смотрел за действиями Феликса на противоположной стороне. Тот пытался что-то выведать у женщины, временами она задумчиво прищуривалась, прикусывая нижнюю губу, а потом щёлкала пальцами, будто что-то вспоминала. И после нескольких таких щелчков, Ян увидел, как они улыбнулись друг другу, Фел конечно же наигранно, и разошлись. Чонин тут же рванул вслед Ликсу, который знал, что младший бежит за ним, из-за этого он только сильнее ускорял шаг.

Феликс завернул за угол жёлтого корпуса, целенаправленно двигаясь вдоль стены, чтобы скоротать дорогу, а после побежал прям сквозь кусты, наверняка царапая икры ног о ветки шиповника. Чонин же старался аккуратно их обходить, но и не замедлять шаг, чтобы не потерять старшего из виду, который и так уже был на достаточно далёком расстоянии. И как назло, когда он с горем пополам обходил кусты, умудряясь всё же расцарапать ноги, да ещё и цапнуть недавнюю рану, его поймал Хёнджин, с которым он с самого начала дня не виделся. А вчера ночью они вместе сидели в библиотеке на подоконнике и читали романы шёпотом, и их чуть даже не поймал постовой на ночной проверке.

- Привет, мальчишка! - слишком радостно вскрикнул Хёнджин. - Мада-ам, - манерно произнёс он, сделал небольшой поклон и изящно подал руку помощи.

Чонин с улыбкой закатил глаза и принял помощь старшего хватаясь обеими ладонями за его - и еле как выпрыгивая из природной ловушки.

- О боже. - Хёнджин раскрыл глаза так, что они напоминали два больших мандарина, а губы подавили улыбку и приоткрылись в непонимании. - Что у тебя с ногами, Чонин?

- Хёнджин, сейчас не до этого. - Чонин приподнял старшего, что начал опускаться ниже, пытаясь приглядеться, за плечи и отошёл на шаг. - Побежали, Феликс идёт к Чану, чувствую, что сейчас будет плохо!

- В смысле? А что у них произошло? - И тут до младшего допёрло, что Хван всё ещё не в курсе дела. И на самом деле, случая, чтобы рассказать ему об их тёрках не было. Он как-то не спрашивал про Криса, а если и спрашивал, то тема тут же переводилась сама собой. Но сейчас времени объяснять нет, поэтому Чонин сказал ему это и за руку потащил за собой, но тот не сразу спохватился и еле как сдвинулся с места.

Идти пришлось по логике, а не по следу, так как Чонин прошляпал путь Феликса, пока говорил с Хёнджином. Они переступили через белый бордюр, отгораживающий асфальт от травы, перешагнули через клумбовые цветы, и двинулись прямо сквозь площадку, держа курс на местность, которая была спрятана за деревьями. Среди них кстати было то самое дерево, с выцарапанной мишенью и парой дротиков. Если пойти в правую сторону от этого дерева и завернуть за высокие кустовые деревья, там можно увидеть довольно отгороженное место, о котором не многие знают, и в основном уединяются для того, чтобы прогнать ненужные мысли и расслабиться. А ещё иногда кураторы отправляют туда непослушных учеников и дают им книжку в руки, чтобы потом пересказали её содержание.

Туда они и бежали в быстром темпе, и конечно же, Хван был намного быстрее, хоть и не понимал, куда так торопится. С приближением туда, Чонин уже стал слышать какие-то оры и звуки... ударов? Именно, это были именно они.

Как только тело почувствовало смену направления ветра, из-за резкого поворота, оно также почувствовало резкое напряжение и ступор. Но в отличие от прошлых разов, Ян не встал, как вкопанный, а тут же ринулся разнимать товарищей вместе с Хваном.

Феликс продолжал попытки ударить старшего, на лице Криса уже можно было видеть покрасневшие щёки и немного опухшие глаза, но это, скорее всего, было связано с плохим сном. Феликс замахивался сильно и вёл кулак стремительно в лицо старшего, но тот явно не хотел драться. Он был выше и крупнее Фела, и прекрасно понимал, что просто сломает его, поэтому он ловил кулаки Ли в свои ладони, от чего у него, вероятно, потом очень сильно будут болеть запястья. Как только обе руки Ликса оказались в клетках в виде пальцев старшего, Фел не упустил момент и ударил правым коленом в паховую зону, от чего Чан моментально выпустил из своих рук руки Феликса, согнулся и шикнул от боли.

В тот же момент Феликс хотел было повалить его на землю и продолжить избивать, но его схватил за живот Хёнджин, резко потянул на себя и крепко прижал к своему телу, чтобы тот ни за что не выкарабкался, однако он состроил максимально недоумевающее лицо и продолжил махать руками, прожигая крисову макушку разъярённым взглядом. Чонин же пулей подлетел к Чану и положил одну свою руку ему на спину, наклонился и попытался поймать его взгляд, но ему явно было не до этого.

- Да ты предатель! Вы оба предатели! Почему ты сразу не сказал, что я тебе надоел, что я такая заноза в заднице, а?! - начал истерично кричать Феликс, в конвульсиях бия Хёнджина по рукам, чтобы тот выпустил. - А ты, - он метнул подбородком на Чонина, - ты знал и молчал! Я тебя считал другом, тайны твои храню, а ты так со мной поступаешь!

Феликсова злость постепенно угасала, на её место восходила печаль и жалость. Из его хрустальных и, несмотря ни на что, добрых глаз потекли слёзы. Они быстро скатывались по фарфоровым щекам и падали на складки белой рубашки. Хёнджин стал ослаблять хватку, но всё ещё придерживал его за талию.

- Феликс... я ничего такого... не хотел, - еле расправляясь, прохрипел Крис. Фел смотрел на него, как на самого противнейшего человека. - У меня... начала развиваться болезнь, Феликс. Я сказал Чонину, что не хочу с тобой дружить, чтобы не говорить об этом. Чтобы в случае чего, он не проболтался тебе.

Крис наконец полностью разогнулся и был застигнут врасплох, завидев на себе сразу три пары глаз, прибывающих в ужасе.

- Стой, стой... то есть... ты хочешь сказать... - пытался выровнять дыхание Чонин.

- Мне может стать хуже в любой момент. Недавно, когда я отдыхал с родителями, они предложили мне провериться в дорогостоящей клинике. И в итоге выяснилось, что я всё это время жил с неверным диагнозом, - на последнем слове голос Криса дрогнул. - Феликс... моё состояние здоровья не зависит от места жительства: живу ли я в городе или на природе... эта болезнь всё равно может развиваться. Да, я живу с ней уже долгое время, но как выяснилось... из-за того, что мы ничего не предпринимали, она прогрессировала... Фел... мой организм умирает... - пустил слезу он, - всё, что мне остаётся делать - пить прописанные лекарства. Они хоть немного продлевают... моё пребывание здесь... в этом мире... Я не могу предугадать... когда, ну...

Руки Хёнджина окончательно оторвались от Феликса, второй же стоял как вкопанный, согнув руки в локтях и оставив их в невесомости. Чонин, стоял рядом с Чаном и не решался сказать и слова. Все словно были загипнотизированы. Каждый чувствовал, как внутри них что-то упало в самые ноги. Казалось, что даже дышать они перестали, тишину пронизывало только щебетание птиц и приглушённые крики детей с недалеко расположенной площадки. Феликс первым подал признаки жизни.

Сначала начал падать его торс, но он рефлекторно выставил одну ногу вперёд, а затем вторую и в конце концов, пьяной походкой подошёл к старшему. Он постоял перед ним на расстоянии в полметра несколько секунд, прежде чем упасть в его объятия и громко зарыдать в плечо. Крис стоял абсолютно неподвижно некоторое время, чувствуя, как намокает его рубашка, после очередного всхлипа младшего, он обхватил руками торс Феликса и зарылся своим лицом в его шею.

Он не плакал. Он выплакал всё сразу, как только узнал. Ему было больно осознавать, что его тело давно уже обмертвело, и всё, что оставалось живым - его душа, которая приняла решение провести остаток жизни здесь, в инетрнате - несмотря на уговоры родителей, - со своими друзьями, пусть он и захотел разорвать общение. Он заверил себя, что ему будет лучше здесь, где его никто не собирается жалеть, ведь дома об этом все знали, и просыпаться каждый день, идти на кухню, где пахнет мамиными панкейками с кленовым сиропом, и видеть лица с натянутой грустной улыбкой - просто невыносимо.

Другое дело здесь. Он не планировал закрываться от всех, а тем более от Феликса. Но и рассказывать о диагнозе не планировал, чтобы его не жалели, чтобы не бегали, как за маленьким ребёнком. Вот он и подумал, что если при таком раскладе, он однажды упадёт в обморок, или начнётся кровотечение, Феликс просто не выдержит. А таким способом он пытался подготовить младшего. Подулся бы на него какое-то время, потом бы понял, что нет смысла тратить время на человека, который на тебя забил. А вскоре, Криса бы увезли на носилках, а он бы даже и не узнал. Может, подумал бы, что его перевели на другое обучение. Так бы всё и было хорошо. Не узнал бы он никогда, что Чана не стало.

Чонин грустно переглянулся с Хёнджином, у которого на лице было такое же опустошение, когда он рассказывал про Сынмина. Руки теребили края рубашки в растерянности, а ноги не решались сделать и шага. Всё, что ему оставалось делать - пристально смотреть на Чонина, как бы спрашивая "что делать?", и не только конкретно сейчас, а в общем. Ян, прочитав этот вопрос в его глазах, наконец сделал первое движение за эти долгие минуты. Он поднял тяжёлую руку и, сжимая и разжимая пальцы, подозвал того к себе. Хёнджин машинально подошёл к нему практически впритык, но младший подтолкнул его к рыдающему Феликсу и Чану, что поглаживал его по спине. Сам он тоже приблизился к ним и жестом показал Хвану, что нужно обняться.

Так они все и стояли, обнимая друг друга, плача... Один только Крис не плакал, он устало улыбался, понимая, что врать больше не придётся, и что его ценят, несмотря ни на что. С одной стороны ему было больно слышать, как рыдают его друзья, но с другой стороны, он был счастлив этому. Он правда нужен им.

Нужен...

- Ребят, спасибо вам... и простите за это всё... - произнёс Крис спустя тихие пять минут, оторвавшись от друзей, - не стоило мне врать... Однако, не сочтите за наглость, но... выполните, пожалуйста, одну мою просьбу.

- Что угодно, Чан, - хрипло произнёс Феликс, с которого сошло всякое выражение лица. Хёнджин и Чонин не были способны ни на что, кроме того, чтобы кивнуть ему.

- Я не знаю, сколько мне осталось, но, пожалуйста, давайте будем делать вид, что ничего не происходит. Позвольте мне доживать свою жизнь солнечно... так, как можешь ты, Феликс, - гордо улыбнулся Крис, смотря на младшего. Слабая улыбка посетила и его лицо. - Вы мне дороги, и я не просто так решил остаться здесь, а не с родителями. Всё только из-за вас. Поэтому пообещайте, что ни за что не подадите виду, что со мной что-то не так.

Крис напоследок пробежался взглядом по ребятам, ища в их грустных лицах хоть намёк на согласие.

- Всё будет хорошо.

***

"Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам...
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счетчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери."

Очередное зачитывание любовного стихотворения Хёнджину уже давно вошло в привычку у Чонина. Они снова тепло ютились на немного влажной траве, прозрачные солнечные лучи красиво падали на лицо младшего, а Хёнджин бесстыдно любовался им, сидя против солнца.

Повторяя позу Лолиты, Чонин продолжал глядеть в книгу, вчитываясь в только что прочитанное вслух стихотворение. Старший мог наблюдать контраст между отросшими тёмными корнями и слишком белыми волосами, что на свету будто бы светились. Он практически полностью лежал на траве, однако подпирал локтем голову, для более удобного обзора.

Луг, кажется, никогда не будет забыт ими. Хёнджин даже представляет, как во взрослой жизни они будут специально приезжать сюда, когда уже здесь всё цветами порастёт и высокой травой, когда возможно перестанет работать этот многолетний интернат, и когда он покроется лозой, и мало что будет напоминать о нём.

В аккуратных руках Хвана оказывается их любимый и, в общем-то, единственный фотоаппарат. Нажав на кнопку включения, он тут же направляет объектив на младшего, фокусирует и нажимает на кнопку затвора. На фотографии это всё безусловно выглядит волшебно: низкий световой баланс - из-за чего он будто светится, - высокое качество и контраст зелёного и белого. Однако в жизни он и вовсе будто гипнотизирует.

- И как ты сходу понимаешь о чём стихотворение? - заворожённо пролепетал Хван, раздражаясь от того, что Чонин совсем не смотрит на него. И да, наконец младший всё-таки обратил на него внимание.

Бывало опущенные в книгу глаза, обрамлённые длинными ресницами, перевели взгляд чуть выше, сначала на пухлые губы Хёнджина, затем скользнули взглядом по щекам и в конце концов, посмотрели прямо во влюблённые глаза.

- А чего тут непонятного? Всё же доступным языком написано, дурик, - хихикнул подросток. Но завидев на лице Хвана огорчение, продолжил: - Лирическая героиня живёт в постоянном ожидании своего любимого, в прямом смысле ждёт его целыми днями под дверью, в надежде, что он соскучится, что он поймёт, что давно не согревали друг друга... Как ты можешь не понять этого, это же так душу дерёт, словно ты - и есть этот человек, что ждёт свою любовь, которая почему-то никак не придёт, - возмущался Чонин, щурясь от солнца и от белых прядей чёлки, что уже отросли до носа и щекотали его.

- Почему ты читаешь мне такие грустные стихи? Повеселее есть что-нибудь?

- Ничего-то ты не понимаешь! Грустное или весёлое - оно всё равно искусство, - захлопнул книгу младший и подмял руки под подбородок.

- Ну ладно, ладно... прости. - Хёнджин положил голову на траву, практически впритык к локтям младшего, и бережно потянул его за макушку к своему лицу. Оставил нежный поцелуй на щеке и уже хотел было оторваться, однако Чонин приспустил голову и прижался к его губам. Ян прерывисто целовал его, даже не думая залезть глубже, аккуратно причмокивал, закрыв глаза от наслаждения. Хёнджин не мог перестать довольно улыбаться в поцелуй и жмурить глаза сильнее из-за грубых лучей солнца.

Вскоре Чонин оторвался от любимых губ и слабо улыбнулся.

- Покажи что нарисовал, - кивнул младший на недавно закрытый альбом, лежащий возле хёнджиновой коричневой сумки. Сегодня они здесь довольно долго. Выходной, так как завтра Рождество. Родители заберут Хёнджина завтра утром на несколько дней, поэтому Чонин попросил всё своё сегодняшнее время отдать ему. Так и проснувшись после двенадцати, позавтракав тостами с яйцом и надев лёгкие рубашки и шорты, они направились сюда. У Чонина была цель - читать стихотворения из новой книги, которую ему прислали родители на Рождество - хоть что-то приятное, - пока Хван будет рисовать новыми красками, которые ему подарили вместе с кедами, которые он кстати не снимает уже какой день.

Хёнджин неохотно приподнялся, потянулся за новеньким альбомом, открыл его, контрольно взглянул и показал младшему.

Чонин увидел на плотном листе бумаги копию этого самого луга. В самом верху был слегка желтоватый цвет, имитирующий беспощадные лучи яркого солнца, а дальше, по бокам, был наложен зелёный цвет, на котором было много деталей в виде лисьтев и веток. Сама опушка тоже не была лишена детализированности. Был прорисован каждый фиолетовый цветок, на котором обязательно была белая краска, словно это свет солнца.

Чонин невольно улыбался этому рисунку, он бы с радостью вложил его в рамку и повесил бы над их общей кроватью, чтобы всегда было напоминание об этом месте. Его бы воля, и он бы поставил синюю палатку прямо здесь, питался бы чем попало, мылся бы в речке, но главное, что с Хёнджином.

- Если честно, у меня иногда просто слов нет. Ты такой невероятный... Я бы хотел быть нарисованным тобой... - мечтательно произнёс младший. - Я имею в виду не просто рисунком, которые ты мне еженедельно показываешь, а целиком и полностью быть созданным тобою, - сквозь улыбку выдохнул Чонин, не сводя глаз с листа и всё ещё не веря, что так рисует его... парень?

- Это пронзает душу. И если честно, сильнее чем эти твои стихи... - хихикнул старший, получая слабенький щелбан в ответ. - Что ж... создать я тебя, увы, не могу, а вот порисовать на тебе...

Чонин присел поудобнее, упираясь ушибленными коленками в траву и заморгал чаще, как бы пытаясь догнать, о чём говорит Хван. Тот же, в свою очередь, достал деревянную коробчонку с красками и одну кисть из сумки.

- Снимай рубашку, - тихо приказал Хёнджин, открывая блестящий замочек на коробке.

- Я..?

- Ну не я же.

Чонин, всё ещё прибывая в недоумении и смотря на старшего удивлёнными глазами, стал неосознанно расстёгивать пуговицы, начиная с самой верхней. И с каждой расстёгнутой пуговицей, щёки краснели всё сильнее и сильнее. Пальцы заплетались, и всё же он смог дойти хотя бы до половины. Дальше рука просто не дёрнулась. Хван уже как несколько секунд сидел и наблюдал за этим всем в ожидании. И что удивительно, на его лице не было ни смущения, ни стыда - ничего. Чонина вводило это в заблуждение. Вскоре Хёнджин громко вздохнул, закатив глаза, подался вперёд и принялся сам расстёгивать эти надоедливые пуговицы. Он же расправился с ними быстрее раза в два. Чтобы вывести младшего из транса, он запустил свои ладони под рубашку, дошёл до талии и легонько ущипнул его бока. Тот резко дёрнулся и схватил Хвана за запястья.

- Давай только без рук, ты рисовать собрался! - по-детски возмущался Ян. - Что мне делать?

- Ляг и обопрись локтями о землю, так, чтобы твой торс был под углом, - сказал Хёнджин и взялся открывать светло-зелёную краску.

Чонин, всё ещё борясь с напряжением, прилёг, опираясь одной рукой, другой - убирая оба края рубашки с живота.

- Ты вообще кушаешь?! - Не глядя на младшего, Хван размешивал краску в прозрачной баночке деревянной кисточкой и возмущался. - Я что, на костях сейчас буду рисовать?

- А что, не нравится? - Чонин привстал в наигранной обиде и стал растерянно застегивать пуговицы, хоть и получалось у него неважно.

Но конечно, он вмиг пожалел, что взялся за них. Хёнджин навалился на младшего, хоть немного спасая от солнца, и принялся нежно целовать его в губы (вернее сказать, не целовать, а почмокивать). Осторожно причмокивал его алые губы и пальцами считал рёбра Яна. Тот, безусловно, получал удовольствие. На самом деле, всё, что делает Хёнджин, приносит неимоверное удовольствие. Младший успел только положить свои руки на спину Хвана, как тот резко встаёт и садится в исходное положение, схватив баночку и кисть.

- Нет, я не это имел в виду, ты мне любым нравишься! Просто это же вредно для тебя...

- Да ты себя видел? Мы тут все как на подбор! - усмехнулся младший, и снова приподнялся на локти, оголяя торс.

- Видел, но я стараюсь кушать побольше! Иногда не хочется...

Чонин не стал продолжать этот бессмысленный разговор и просто устроился поудобнее, завидев, что Хёнджин наконец вытащил кисть из банки и вёл её к своему "холсту". Как только кисть коснулась живота, Ян вздрогнул. Краска была прохладная, а ворсинки на кисти - твёрдые. И всё это необычно контрастировало с тёплым телом Яна. Даже несмотря на свой торс, можно было чувствовать, как аккуратно Хёнджин вёл деревянной палочкой с твёрдыми волосками по животу от зоны пупка и практически до груди, вырисовывая некий стебель.

- Ты призадумался о чём-то? - спросил Чонин старшего. Тот был сосредоточен, но во взгляде можно было видеть не присутствие в этом мире.

- А... да так. Просто я когда рисую, меня могут посещать крайне странные мысли, а может и воспоминания, вызывающие ностальгию, - произнёс Хван, мимолетно посмотрев на младшего. Он слабо закрутил крышку зелёной краски, протёр кисть тряпочкой и принялся открывать белую краску.

- Поделишься?

- Знаешь... я тут что-то подумал... представляешь, как бы было хорошо, если бы познакомились в другом времени? Я имею в виду не если бы познакомились год-два назад, а если бы жили в ином временном промежутке, к примеру... в начале двадцатого века, - на секунду Хёнджин замолчал, усмехнулся и продолжил. - Мне представился ты в какой-нибудь цилиндровой чёрной шляпе, пенсне или монокле, в такой дли-и-инной накидке и во фраке. Это забавно, но если бы ты был реально таким, это было бы очень красиво. Я бы тоже надел что-то приличное: шляпа, сюртук... Мы бы сидели на веранде пригородного кафе с газетами в руках и обсуждали бы последние новости, в основном - о политике. Попивали бы коньяк со льдом и громко смеялись с тупых анекдотов... - Хёнджин чуть приблизился к Чонину, пытаясь вырисовывать что-то. - Вот мне и стало интересно, влюбились бы мы тогда друг в друга?

- Я думаю, что нам было это суждено... Но к тому же, что тогда, что сейчас, отношение к этому одинаковое. Если все узнают... это будет просто ужасно. Но если бы это было тогда, нас бы наверное расстреляли, а вот что бы сейчас было... я не знаю, - призадумался Ян. - Но мне нравятся твои размышления. Меня тоже привлекает то время. Тогда всё, кажется, было так дорого и богато. Все разговаривали так, будто по книжке... Хотя это наверное всё, что мы знаем. Не факт, что так и было.

- Да, но помечтать не запрещают. Тем более, одежды, архитектура, искусство и музыка того времени существует, а если и жить в этом поголовно - это как минимум эстетично. - Хёнджин накладывал белую краску на впалый живот, а потом слегка растирал её тряпкой, пытаясь создать что-то вроде свечения. - А у тебя что-то задерживается в голове в последнее время?

- Я начинаю скучать по дому, - сказал младший, едва хихикнув от щекотки. Хёнджин озарил его понимающей улыбкой, таящей в себе интерес. - Помню свой стол, что стоял возле окна. Он был очень уютным, деревянным. Хоть и странно, но только на нём всегда держался порядок... - Чонин услышал тихую усмешку в ответ, ведь Хёнджин, кажется, никогда не замечал за Яном порядок где-либо. - Я думаю, это потому, что стол бабушкин. Она раньше хранила там свои пряжи, тетрадки с рецептами и всё такое... Помню, что на одной из полок этого стола стоял какой-то цветок в горшке; после того как бабушка умерла, я не разрешил маме переставлять его, а солнце и так светило весь день, пока не сядет, и даже в зимние дни так было. У меня там очень чисто было: карандаши все были в пеналах, а пеналы в ящиках, папочки всякие для учёбы тоже были аккуратно поставлены... Книги, конечно... тоже стояли битком на полках этого стола - для специального шкафа денег не находилось... Большая кровать у меня там стоит... стоит ли? Такая тёплая, проблем со сном вообще не было у меня тогда... - Чонин до сих пор не был уверен - не использовали ли его комнату родители для каких-то своих прихотей. Ему почему-то казалось, что родители смогли вычеркнуть его из своей жизни, и теперь его комната не просто пустует, а стала складом для родительских вещей. - Был у меня зато шифоньер в этой спальне, некоторые книги и там стояли, а об одежде я вообще молчу. Я всегда старался наряжаться... пацанам со двора хвастался импортными шмотками... чего только олимпийка от "Томми Хилфигер" стоила... все завидовали. А зеркало-то в полный рост было - глядишь на себя и сам себе завидуешь... По вечерам забирался на свой подоконник холодный и по радиоприёмнику слушал песни любимые, а за окном шёл дождь и светили уличные фонари приглушённо жёлтым цветом. Планировка квартиры тоже всегда заставляла меня испытывать какую-то... теплоту..? Небольшая прихожая с лакированным тёмно-коричневым шкафом, такие же маленькие ванная и кухня, сразу перед входом в квартиру - зал с балконом, где у меня велик хранился, мячи воллейбольные и ещё всякое барахло, ну и моя и родительская комнаты. В родительской раньше всегда бабушка жила. Ванную комнату я кстати всегда любил. Мне там бабушка ванну набирала и я со своими игрушками играл... уточки резиновые, Человек-паук, и ещё всякие штучки, совсем ненужные в ванне, из-за которых бабуля всегда ворчала... - улыбнулся Чонин. - Там была светло-голубая плитка, шторка у ванны была с кораблём и морем, раковина и ванна были молочного цвета - по-старенькому, конечно, но очень уютно... А кухня это просто волшебное место... Уж о том, что я с бабулей там всегда что-то кашеварил, я промолчу, хотя из-за этого я считаю это место таковым. Гарнитур там был под светлое дерево сделан, прямо посередине кухни стоял стеклянный стол, а на нём - конфетница, там было сто-о-олько всяких конфет. А рядом стояло блюдце с палкой халвы... вот так ложкой зачерпнёшь, когда есть нечего, и ходишь довольный... Стулья стояли вокруг стола, а ещё диванчик тонкий у стены был, у него сиденья можно было открыть, а там внутри... представляешь, мешки с орехами и банки с вареньем! Большое окно на кухне, там весь вид заслоняли деревья, но если приглядеться, можно было увидеть панельный дом соседний, точно такой же как у нас. И вот по утрам сидел я в этой кухне, кушал "Несквик" с молоком и смотрел в окно, на лучи солнца, которые хоть если и пробивались, но светили очень ярко. Такой я маленький зайчик был, когда щурился от этого. Меня всегда за щёчки щипали и окликали: "Йена-а-а". Но на самом деле ближе к вечеру, когда солнце уходило, квартира становилась тёмной, но атмосферной. Свет везде был довольно тусклый, только балкон всегда оставался светлым, потому что фонарь на улице был прямо на его уровне и светил внутрь. В зале стоял телевизор, который бабушка ещё сама покупала, там ничего дельного для меня не шло, поэтому я вообще его не смотрел. Сидел я всегда на этом самом балконе, там лежали старые пыльные подушки, на которые я удобно усаживался, на них я и читал, играл со своими игрушками... - мечтательно закончил Чонин, едва ли не улыбаясь во всю ширину.

Хёнджин тем временем продолжал вырисовывать фиолетовые цветочки, но Чонин замечал пару раз, как он застывал на мгновение, слушая рассказ Яна, но тут же возвращался к работе. Это было мило.

- Судя по твоему описанию, дом правда дорог тебе... а вот мне... Не люблю то место. Я бы хотел побывать у тебя в квартире, но при всём желании, это было бы вообще невозможно, - грустно протянул старший, вздыхая от настигающего утомления.

- О да... считай, что ты мысленно там побывал! - засмеялся Ян, создавая ненужные движения, от чего Хёнджин злобно посмотрел на него. - А с твоим домом что?

- На самом деле... там и рассказывать нечего... Я тебе наверное не говорил, что жил с Сынмином в одном доме, более того - в одном подъезде и на одном этаже! - как-то неловко сказал старший. На его лице ничто не намекало на грустные эмоции. А вот Чонин был удивлён, и хотел было натянуть маску сочувствия, но как увидел безразличие в глазах Хвана - передумал. - Тот этаж полностью пропитан криками Мина и ударами его родителей, наша квартира тоже. Там всё было чужим после его смерти. Я не могу это обосновать...

- Понимаю... но как же... ваши родители живут там... видя друг друга каждый день? - спросил Чонин, мельком замечая, что Хёнджин заканчивает.

- Никак, его родители переехали куда-то. Обошлось без серьёзных разборок. Оно и понятно, они сами избили сына, сами заставили его тяжело заболеть депрессией и... ну ты понял. Афишировать проблему не хотели, это ведь такой позор! - осуждающе крикнул Хван. - Эх... не прими как повод для ревности, но... я всё ещё скучаю по нему... просто как по человеку, который открыл мне глаза на многое, - заключил Хёнджин, наконец оторвав кисть от торса Яна, протерев её тряпкой, закрыв все баночки и убрав их в коробку. Он всё же погрустнел.

- Нет, ты что, какая ревность?! Когда ты мне впервые рассказал об этом, я испытал такое сожаление, будто я был на твоём месте. К тому же... пережить всё это и при этом жить дальше... Ты просто герой. - На последних словах голос Яна стал тише. Он будто на миг проиграл в голове всё, что до этого рассказывал Хёнджин. Он слегка приподнялся, чтобы посмотреть на свой живот.

- Не смей это отрицать, но это всё только благодаря тебе, - произнёс Хван, складывая руки на коленях и смотря железным взглядом на младшего. - Твой чрезмерный позитив заставил меня выбраться из того ужасного состояния. Хоть и в первые дни я держался молодцом, ты и представить себе не можешь, что творилось у меня внутри из-за Сынмина, как сильно я плакал. Параллельно ещё загнал себя в угол от того, что начинал влюбляться в тебя, но впрочем... мы об этом говорили...

- Хорошо, отрицать не буду. Но всё же скажу, что ты жуть какой сильный человек. - Чонин всё так же продолжал глядеть на свой живот. Всё выглядело совсем иначе, нежели в начале. Из парочки зелёных линий и белых вкраплений, рисунок превратился во что-то необыкновенное. Зелёный стебель тянулся от самой резинки шорт и до ключицы. От него было окликнуто несколько веточек и... сколько там было много красивых цветочков. Они были фиолетовыми, а сзади подсвечивались белым. Это было трудно описать, но выглядело безумно реалистично и волшебно. Словно эти цветы выросли на Чонине. - Я без ума от этого.

- Ха-ха, - смущённо усмехнулся Хёнджин. - Давай так: когда цветы на твоём теле завянут, тогда и придёт конец нашей любви, - продолжал посмеиваться старший, удобнее разместившись на траве.

- Ты что, дурачок?! - со страхом в голосе спросил Ян. - Да я никогда не разлюблю тебя! Обещаю! Или это ты чего-то нехорошего надумал?! - Чонин и правда начал по-настоящему тревожиться, да так, что в животе начало что-то покалывать.

- Да это ты дурачок! Успокойся, - с иронией произнёс Хван. - Я же намекаю, чтоб я тебе эти цветочки всегда рисовал! Вот как сотрутся, я тебе новые нарисую... - снова рассмеялся старший.

- Нет, ты правда дурачок!

***

В тот же день, не считая часов, ребята разошлись. Старший отдал свою сумку с ценными ему вещами Чонину, боясь того, что на каникулах, когда будет проходить уборка, могут найти его скетчбук или ещё что-то, где неоднократно будет появляться Чонин в виде рисунка или фотографии. В той сумке, что он отдал, был фотоаппарат, пара скетчбуков и карандаши, чтобы ничего не заподозрили.

Хёнджин захотел прогуляться по территории, посидеть, порисовать в новом скетчбуке с плотной бумагой, набраться вдохновения, ведь его не будет здесь неделю. Вполне логичнее было бы провести это время - сегодняшний вечер - с Чонином, на чём и настаивал последний, но Хван убедил его в том, что сейчас ему нужен чистый воздух и прогулка в одиночестве. И всё же он пообещал прийти к нему ночью, попрощаться.

Чонин же решил, что не будет напрасно тратить время. Крис тоже уезжает завтра, поэтому и пошёл к нему, где уже сидел Феликс.

Немного ранее, Крис рассказал о том, куда он конкретно переехал. Чтобы обеспечить для себя личное пространство и отсутствие риска утечки информации, он переселился в абсолютно свободную комнату. Безусловно, он воспользоваться существованием своей болезни и сказал директрисе, что не может жить в комнате, где находится двое, или более человек.

Конечно, это всё туфта, но проверять никто не будет.

И на самом деле он далековато переселился. В мальчиковом общежитии одно основное крыло, но ещё есть небольшое ответвление, где тоже живут парни, но в основном - помладше, а раз Чана они не знают, то и не скажут никому где он, чего он.

Чонин так и оставил на себе творение Хвана, на самом деле цветок немного просвечивал через летнюю рубашку, а самый верхний стебель выглядывал из-под воротника. Феликс с Крисом сразу стали игриво переглядываться из-за чего Ян закатывал глаза.

Вечер коротался быстро за дружескими разговорами, шутками Криса и смехом Феликса. А особенно Чонину понравилось, что Чан воспользовался дисководом, который ему недавно подарили, он вставил в него диск с рождественскими песнями. Так, комната пропиталась невероятной атмосферой, из-за чего у Чонина, кажется, наконец-то появилось новогоднее настроение. Крис также мило украсил свою комнату маленькой ёлочкой, что стояла на письменном столе и светодиодной гирляндой, что была подвешена за гардины.

Снег всё так и не шёл, от этого было на самом деле грустно. В Корее хоть и тоже не всегда огромные сугробы, но всё хотя бы покрывается белым слоем, а небо всегда серенькое, но светлое.

А здесь постоянно ярко-голубое небо, а минимальная температура градусов десять-пятнадцать. Но даже такой роскоши от сегодняшнего дня не дождёшься.

А ещё Ян завидовал ребятам, которые уезжают на эти каникулы. Им есть куда приехать, у них есть те, кто их любит. Даже Хёнджина, которого родители словно возненавидели, всё равно забирают. А Чонина непонятно за что не ценят. Он уже и не пытается понять, за что именно. Все его жалкие догадки и являются ответом.

Он представляет, как мог бы встретить новый год вместе с Хёнджином, сколько бы фотографий они наделали возле бумажных снеговиков и в шапках Санты. Как бы поцеловались, весело встречая праздник, а потом пошли бы к Чану и Фелу, где уже бы открылась игристая сода и играла бы праздничная музыка.

Но Ян довольствовался тем, что есть. Хёнджин приедет через несколько дней, нужно просто потерпеть. Это время он планирует провести с Феликсом, который тоже грустит из-за отъезда Криса. А в школе должны провести праздник, может даже подарки будут, этим Чонин и пытался радовать себя, отгоняя тоску.

Как только стукнуло девять часов, Ян решил пойти в свою комнату, Хёнджин никогда не уточняет в какое именно время собирается прийти. Поднявшись на свой этаж и войдя в комнату, он был неприятно удивлён.

- Ты что, ещё не уехал? - злобно спросил Чонин, захлопывая дверь.

Силуэт перед ним быстро обернулся, оставляя свой рюкзак на стуле.

- Тебе-то что? - в той же интонации спросил Ник и снова вернулся к сбору вещей.

- Хочу уже перестать видеть твою рожу каждый день.

- Спешу тебя разочаровать, это всего на неделю.

- Ого, побалуешь меня целой неделей! - наигранно удивился Ян, присаживаясь на свою кровать.

- Я уезжаю завтра утром, как и все, - ухмыляясь, наконец ответил на вопрос старший. - Ну и слава богу, а то бог знает, что ты тут собирался делать со своим приятелем-мерзавцем. Я ещё бельё со своей кровати сниму, мало ли.

- Да я тебе сейчас врежу! - Чонин резко встал с кровати и подошёл ближе к Нику, действительно намереваясь замахнуться.

- А-а-а, - с дерзкой улыбкой, старший помахал пальцем, - побереги силёнки, чувствую я, тебе они ещё пригодятся.

- Что? Что ты имеешь в виду? - тут же съежился Ян. Кулак разжался, а на лицо налезло непонимание, смешанное с отголоском страха.

- Так получилось... что одни ребята узнали о ваших отвратительных отношениях... - посмеялся Ник. - Ну ты их наверняка знаешь. Ты бы видел их лица, там и ярость и отвращение было. Они в прямом смысле хотели набить морду этому паршивцу, с которым они раньше дружили... Может, они уже его нашли, а может и нет. Поэтому советую тебе... - хотел было продолжить Ник, как Чонин резко пнул его в живот, выбежал из комнаты и рванул по лестнице вниз.

Теперь страх наполнил его доверху, он чувствовал себя так, словно его разбивают на куски. Если с Хёнджином что-то случится, он же просто себе этого не простит. Чонин хоть и бежал, но чувствовал себя парализованным, ноги не слушались и заплетались, он просто не мог думать о чём-то лишнем. В голове был только Хёнджин, его радостное лицо, яркая улыбка и тёплый взгляд. Воздух словно чувствовал всю беспомощность Яна и целенаправленно не поступал в его лёгкие, ну либо же он сам его не пускал.

Обречение - вот, что его наполнило, вот, что он пустил в себя. Конечно, надежда найти его целым и невредимым была, но этот максимализм Яна, который у него везде при себе, выигрывал.

Как только Чонин осознает, что задыхается, он начинает жадно глотать воздух ртом, он не давал себе и секунды на отдышку. Он бежал в неизвестном направлении, ему уже было плевать на красивые гирлянды, висящие на столбах, на украшенные деревья, на резвящихся детей. Он, кажется побывал везде, у него болели ноги, что спотыкались о каждый бордюр, а особенно болела голова. Рассудок был потерян.

Он смог забрести на асфальтированную тропу, что находилась за столовой, практически в самом углу территории. Она скрывалась за деревьями, а не очень далеко был тот самый проход в лес Чонина и Хёнджина. Ян, понимая что тут ещё не был, побежал по тропинке к местности, где обычно играют в классики.

И вот тот момент, когда внутри всё замирает. Сердце словно перестаёт биться, губы сжимаются в полоску, а мышцы славливают паралич. Пульс стал учащаться. Он отшатнулся. Чонин готов был потерять сознание прямо на месте, но не позволил себе.

Хёнджина избивают.

Марк, проезжается мощным кулаком по скуле Хёнджина, в то время как Джонни крепко держит второго за плечи. Джастин, от которого вообще не ожидалось что-то подобное, стоял рядом и смотрел. На лице Хвана уже неоднократно видно покраснения, с переносицы и губы текла алая кровь, и с каждым ударом по лицу она текла всё сильнее. Его глаза опухли, он вот-вот должен был упасть в обморок. Следом Марк поднимает коленку и со всей силой бьёт ею по животу Хвана, от чего тот с пронзающей болью сгибается и жалостно стонет. Марк тут же хватает Хёнджина за подбородок, поднимая к уровню своего лица, и снова бьёт напряжённым кулаком куда-то в губу. Голова Хвана сильно отлетает в сторону от этого, и Джонни не удерживает его. Хёнджин падает на грубый асфальт. Он и не в силах пошевелиться, не то что встать. Конечно, парни пользуются моментом и начинают со всей силы пинать его по животу, по голове, рукам, ногам - везде, главное - что с колоссальной силой. Марк при этом с яростью глядел на Джастина, призывая присоединиться, и он присоединился. Казалось, что Хёнджин уже лежит без сознания.

И всё это происходило с такой скоростью, что Чонин даже не успел осознать и опомниться. Всё хорошее в нём словно покинуло его, единственное, что осталось - любовь к Хёнджину, который сейчас находился в полумёртвом состоянии.

Его ноздри стали агрессивно трепетаться, слёзы лезли на щёки, а разум терялся в истерике. Он, почувствовав огромное напряжение в теле, ринулся вперёд, громко крича "уйдите!". Как только все три силуэта замирают, Чонин набрасывается на Марка, и сильно отталкивает его от лежащего Хёнджина. Пока тот пытается опомниться, Ян тут же бьёт его по лицу, не так сильно как сам Марк, но всё же бьёт. А следом замахивается ногой и ударяет куда-то в колено или в бедро. Но, по правде говоря, Чонин даже не осознавал, насколько он наивен.

- Давай, хватай его! - хмуря брови, приказал Марк своему приятелю.

Джонни тут же схватывает Чонина за предплечья и тянет к себе, из-за чего тот начинает грозно хмыкать. Марк, потирая ударенное бедро, направляется к Яну.

- Вот и ты явился, - улыбнулся он. - Знаешь, лучше бы ты не лез, тогда мы тебя не тронули бы, но ты сам напросился, - прошипел он и резко ударил незадачливого Чонина по подбородку. Младший, впервые почувствовав такой сильный удар, скривился в лице и попытался выбраться из цепких рук стоящего позади парня, но тот только сильнее дёргал его и прижимал к себе.

Хёнджин, услышав и увидев затуманенными глазами младшего, попытался привстать на ладонях, щурясь от ослабленности и шипя от сочившейся со лба крови. Однако чуткий Марк, приказал Джастину остановить его любыми способами. И он стал бить его ногой, как до этого.

Следующий удар был ещё сильнее, Чонину казалось, что у Марка силы прибавляются от каждого стона боли или от малейшей капли крови, стекающей по губе. Удар пришёлся чётко по челюсти. А потом ещё один - по глазу, ещё один по губе, а потом... ещё, ещё и ещё. Таким слабым Чонин себя ещё не чувствовал никогда, но рассудок всё ещё не покидал его. Он пытался... пытался вырваться, но у него совсем не получалось. Кровь текла по виску тонким, но сильным ручьём.

Коронным стал удар в пах, Чонин оглушительно закричал от нестерпимой боли, но эти мерзавцы даже поныть спокойно не дают. Марк, ничего не выжидая, ещё раз бьёт его в висок, заставляя Чонина упасть, прямо рядом с Хёнджином.

- Скажи-ка, а он тебе передёргивал? - выдохшемся голосом спросил Марк. - Или вы, может, трахались?

Не дожидаясь того, как Чонин начнёт возмущаться и пытаться встать, Марк садится на его живот и начинает непрерывно бить кулаками по лицу.

- Прошу, хватит, - охрипшим голосом попросил Хёнджин, пытаясь поднять хотя бы голову, но у него физически не выходит. - Он ни в чём не виноват...

- Замолчи, тварь! Джонни, Джас, чё стоите?! - крикнул Марк и продолжил избивать младшего.

Парни же схватили Хвана за затылок и... удары стали сыпаться со всех сторон, даже Джастин, и тот бил! Хоть и очень неумело и жалко. Хёнджин и так был лишён всяких сил, но его продолжали бить как последнюю мразь, с той же силой и яростью. Но что он им сделал?

Чонин уже и не пытался сопротивляться. Его били, уродовали его лицо, но ему было плевать. Он пытался плакать, но из-за ударов не получалось, он даже не мог взглянуть на Хёнджина, убедиться, что тот ещё жив. И думал он только о нём. "Хоть бы с ним всё было хорошо!"

- Марк, я думаю хватит. Этот уже еле дышит, - сказал Джонни, отводя Джастина от Хвана.

Тот, услышав это, тут же прекратил бить, разглядывая "своё творение". Он грубо схватил Яна за подбородок, повертел в разные стороны и с силой откинул его на асфальт, из-за чего в затылке больно зазвенело.

- Слушай сюда: таким как вы, педикам, в этом мире не место, и на вашем примере я показываю, что лично буду разбираться с каждым, кто смелым себя почувствует. Чтоб вы все сдохли! - свирепо прошипел он и напоследок ударил по щеке.

***

Чонин и не заметил, как скоро они ушли. Смотрели ли они ещё на них какое-то время, или сразу сбежали... Чонин пытался привести дыхание в норму, пытался разлепить опухшие глаза, пытался хоть как-то пошевелиться, но при малейшем движении, всё тело невыносимо ныло.

И хоть Чонину и казалось, что прошло много минут или часов, на самом деле, прошло всего несколько секунд с того момента, как обидчики ушли.

- Йена... - Послышался хриплый голос слева.

Чонин, невзирая на ужасную боль в шее, повернул голову, и тут же её расслабил щурясь. Он не сдержался. Ян заплакал от вида Хёнджина. Тот еле держал глаза открытыми, не говоря уже и о дыхании. Всё его лицо было в грязи, в красных пятнах и в засохшей крови. Однако со лба всё ещё тихонько текла свежая. Он пытался натянуть хотя бы слабую улыбку, но получалось плоховато...

- Хёнджин... нет... - жалобно застонал Чонин, пуская горячие слёзы по щекам, губы дрожали от страха.

Обречено?

- Чонин-а... Я всегда буду рядом, - всё же улыбнулся Хёнджин. Из глаза вытекла первая слеза, захватывая с собой всю боль и обиду. - Каждый раз, когда будешь вспоминать меня... отправляй мне улыбку и любовь...

- Нет, нет, Хёнджин! Не говори так! - Чонин уже не сдерживался. Он плакал навзрыд, готов был даже волосы на голове рвать, но в нём не было столько сил. - Я хочу быть с тобою - Слышишь?!

"Ни минуту, ни месяц, а долго
Очень долго, всю жизнь - Понимаешь?"

Чонин, борясь с мучительной ломотой, постарался довести руку до лица старшего. Холодные от обезжизненности пальцы коснулись такой же холодной и влажной щеки, хотя с координацией Яна сейчас всё было настолько плохо, что ладонь, кажется, лежала на большей части лица старшего. Хёнджин сильнее сощурил глаза, от чего потекли новые слёзы, столкнувшиеся с рукой младшего.

- Я... люблю тебя... всегда буду любить, - на последнем издыхании произнёс он.

"Крайним, что он мне подарил, был его драгоценный вздох".