Когда цветы на твоём теле завянут

But my love is all I have to give
Without you I don't think I can live
I wish I could give the world to you
But love is all I have to give

Выпить бы чай с черникой и переслушать бэкстрит бойсов
а скоро экзамены((

^^^

Простынь была мягкой, но холодной. На душе было тепло, а лицо горело, особенно опухшие губы. Они правда были опухшими, потому что Хёнджин безжалостно кусал их, когда хотел больше страсти. Младший и слова сказать не мог, то ли от боли, то ли от наслаждения. Всё вперемешку. В комнате было очень темно, а светильник в виде звёздочки уже валялся под кроватью, освещая пространство парочке баночек от газировки, двум разным носкам и неудавшимся рисункам, скомканным в десять раз. В углу, возле окна, стоял тот самый самодельный мольберт с большим холстом, композиция на нём была так и не закончена. Как говорил Хван, ему больше нет дела до него, пока. Пока Чонин рядом - он обо всём забывает. На кровати напротив лежало несколько игрушек Джастина, и это было единственное место в комнате, на которое Чонин не хотел смотреть. Ревностные мысли тут же охватывали его с головой, заставляя на время забывать о рядом лежащем Хёнджине. Тот лежал на боку с закрытыми глазами. Иногда он их открывал, проверяя, рядом ли ютится младший. У самого губы не менее опухли, от неопытности Чонина. Но, кажется, ему это нравится. Ян даже и не думал закрывать глаза, этой ночью ему совсем не хотелось спать, хотелось лишь наблюдать за своим опытным и очень взрослым другом. Внутри тихим звуком колят капли любопытства, нетерпения и небольшой ревности. После такого вечера он ещё и смеет чувствовать что-то плохое. Руки теребят подушку под головой, а в самой голове предупреждения не трогать Хвана, но Чонину хочется. Он очень не хочет, чтобы сегодняшний день заканчивался, а если он закончится, то Ян сделает всё, чтобы каждый последующий был похожим. Лицо Хвана в сантиметрах пяти от его собственного, но Яну кажется, что он спит, он очень боится нарушить его сон. Хотя он вроде только минуту назад открывал свои глаза и смотрел на губы напротив, но тут же их закрывал.

- Хёнджин-а, - хриплым голосом отзывает Ян, старший глухо хмыкает в ответ. И Чонин победно ликует где-то внутри, но на всякий случай спрашивает, - ты спишь?

Хван отрицательно махает головой, шебурша подушкой под головой. Рука по простыне тянулась к талии младшего и стала теребить резинку синих штанишек. Губы были так удобно свёрнуты, но он всё же решил продолжить:

- А что?

- Давай не будем спать сегодня?

И Хёнджин оживился, будто это не он сейчас лежал на кровати как труп, и не он, дразня, притворялся, что спит. Он с усмешкой наваливается на младшего, раставляя руки по бокам от маленькой головы, проваливаясь в мягкую подушку. Чонин с опаской глядит на него, в ожидании.

- И чем ты хочешь заняться? - продолжал дразнить Хван. В его голове, наверное, это должно было выглядеть абсолютно адекватно, но вот Чонин даже и не знал, что думать. Он в целом горел от стыда, из-за своей неловкости, щёки покраснели, хотя чего говорить, они и без того были яркими-яркими.

Чонин нервно сглотнул и хихикнул. Вдруг в руках появляется сила, и он спихивает нависшее тело с себя. А Хван так и продолжает смеяться. Но через секунду-две ощущает на себе всю неловкость происходящего, что свалилось на голову юного друга. Он мимолётно извиняется и переваливается со спины на живот, смотря на бедного мальчишку, что так и не понял, что имел в виду старший.

Сейчас бы хорошо было поговорить о сегодняшней погоде, о завтрашних планах или о планах на жизнь. Уже можно было спокойно мечтать о том самом холодильнике с фотографиями в совместной кухне с фисташковым гарнитуром, о двуспальной кровати (только не из тёмного дерева!!), и об огромном окне, которым Чонин с детства грезил. Сейчас бы хорошо было разбавить этот навязчивый вечер поцелуев, но никак не прибавить неловкости.

- Споёшь мне что-нибудь? - как-то без причины попросил Хван. Он вдруг вспомнил, как Чонин, сам того не замечая, признался ему в любви через песню еще до того, как они чётко дали понять это друг другу. Хёнджин тогда ему очень поверил, но тут же отогнал от себя выдуманные догадки, словно это несколько назойливых комаров, жужжащих над ухом. Но сейчас уже и нечего было бояться. Ни слащавых слов, ни тёплых рук, ни светящих глаз, ни неловких вопросов. Песни тем более. Чонин поёт прекрасно, будто затягивает в себя и заставляет поселиться в его голосе, даже не понимая этого. И неудивительно, почему Хван так хочет послушать хоть одну песенку.

Но Ян ломается, словно девчонка перед первым свиданием. Назойливые воспоминания о маме, об её оскорблениях дрелью сверлят по виску. А вообще многие вещи напоминают ему о матери, и он всеми силами старается их избежать, но, как бы не хотелось, из интерната когда-нибудь придётся выйти, и мать снова будет гнобить его за то, что он существует и за много чего ещё. Но пока он здесь, с Хёнджином, который даже и знать не хочет об отказе и плохих словах, он чувствует себя лучше. Он забывает о воспоминаниях, как только видит умоляющий взгляд старшего и оголённые ключицы, что не прикрыты свободной рубашкой.

- You put the boom-boom into my heart..., - стал аккуратно напевать Ян. Голос безусловно подрагивал, на первом слове даже немного сфальшивил, но Хван слушал с замиранием сердца, сложив ручки под подбородком. Он смотрел на младшего, который пел очень тихо, закрыв глаза и лежав как Белоснежка.

"...You send my soul sky high when your lovin' starts..."

Хван старался избежать любых звуков, которые могут прервать Чонина, ведь это очень легко. Даже падение подушки с кровати или кашель Хёнджина могли ложно дать понять Яну, что что-то не так. Песенка была весёлой, слова цепляющими, не трудно было понять, что через песню Ян обращался к старшему. А ведь он её ни разу не слушал, и нужно будет как-нибудь спросить у Йени, что это за песня.

"...I was dreaming, but I should have been with you instead..."

(Wake me up before you go-go - Wham!)

Последние слова Чонин уже пел на последнем выдохе. Он так же неожиданно прекратил петь, как и начал. Будто в его голову пришло некое осознание, и он решил больше не петь. А Хёнджин замер, в его голове наверняка ничего не было кроме одной фразы - "я влюблён по уши". Но Чонин счёл молчание за осуждение, поэтому, открыв глаза, начал искать поддержку в чужих.

- Ты самый красивый, - ответил Хёнджин. В его глазах так и было видно розовые сердечки. Пожалуй, это не совсем то, что хотел услышать младший, но и эти слова не были лишены приятности.

Хван разрывает зрительный контакт, когда решает посмотреть в окно, убедиться, что уже поздно. Для Чонина это хороший знак снова закрыть глаза и устроить голову на подушке, как до этого. Но не проходит и пяти секунд, как Хёнджин снова наваливается на младшего и целует его в губы.

Сердце начинает бешено колотиться, тонкие пальцы сжимают простынь под собой, пока хвановы пальцы гладят щёку. Чонин точно вырвет себе волосы на макушке, если хоть на секунду откроет свои глазки. Вроде уже не первый раз целуются, и в конце концов это была инициатива самого Чонина, но сейчас это ощущалось совсем по-другому. Хёнджин очень настойчиво целовал, и даже было непонятно, что его сподвигло на такие непристойности. Но буквально через минуту Ян успокоился и расслабился. Всё-таки он как-никак доверяет Хёнджину, он больно не сделает. Все органы будто перестали выполнять свои функции, Ян лежал словно отмерший, и, поверьте, очень хотелось бы так лежать до конца дней, получая многочисленные чмоки в губы, шею, подбородк, щёки и туда, куда только можно.

- Я лучше остановлюсь, ты не против?

- Не против.

Оба понимали к чему могут привести такие игры. Хёнджину однажды довелось поиграть подобным образом, после чего, оказался здесь.

Хван поправляет свою рубашку, которая волшебным образом задралась, и усаживается рядом. Чонин так и продолжает лежать. Но всё в таком же опешенном состоянии. Всё-таки ему очень нравятся поцелуи, тем более от Хёнджина. Никогда не целованный человек, впервые попробовал это, да ещё и в такой обстановке, да ещё и с таким человеком, как Хёнджин. Представьте, какого ему сейчас. Чонин пошатываясь поднимается на локти и робко смотрит на Хвана, от чего тот быстро стал бегать глазами по тёмной комнате. Открытый шкаф возле двери, разбросанные по полу носки, полотенце на вешалке сейчас казались такими занимательными. Да, он очень стеснялся. И младший почувствовал всю неловкость Хёнджина, которую бедный сам выдумал.

На языке уже давно крутится вопрос, которому вроде как ещё не время. Но Ян боится, что ему больше не удастся спросить об этом старшего. Когда он ещё будет таким же раскрепощённым как сейчас? Пусть и сидит сейчас с красными щеками. Но зато есть то, чем разбавить эту неловкость, и, накопив во рту слюну, он громко сглатывает, увлажнив горло, и спрашивает:

- Эй, а... расскажешь, что случилось?

И Хёнджину даже не нужно уточнять, что именно он должен рассказать. Безусловно, он замер. Вопрос был очень неожиданным сейчас, но в общем он его ждал. Он знал, что рано или поздно придётся снова прокрутить воспоминания в голове, но впервые рассказать об этом. А ведь он только начал чувствовать, что забывается с младшим, ему ничего не напоминало о прошлом, ничего не мешало жить, кроме как чрезмерная осторожность.

Хёнджин снова с опаской смотрит на Чонина, будто не доверяет, будто всё будет так же, как тогда. Но Чонин прекрасно понимает, что сейчас у Хвана в голове, поэтому сам приподнимается и осторожно гладит его по коленке. Этот жест немного успокоил Хёнджина, но теперь осталось подумать, с чего же начать говорить. Стоит ли умолчать о каких-то деталях, или вымолвить историю со всеми потрохами. С одной стороны, Чонин знает его не очень долго, и это немного смущает, но с другой, он и так уже достаточно наигрался в эти игры с Хёнджином, так что он ещё как причастен к такому преступлению, и ему уж точно нечего было скрывать, и он бы не впутывался в это, ради личной выгоды или забавы.

Он так и не придумал, с чего начать говорить. Он встал с кровати, заставив Чонина поёжиться на месте и испугаться. Он явно подумал, что Хван обиделся или типо того. Но последний шёл к своему столу. Чонин внимательно наблюдал, пытаясь найти в его действиях хоть какое-то подтверждение того, что старший не притеснился. Хёнджин опустился на коленки, открыл последний дряхлый ящичек и, порывшись в тетрадях, учебниках и прочей безделухе, достал из своих закромов альбом, которых ни разу не попадался Яну на глаза, хотя Хёнджин показывал ему все свои рисунки, большинство из которых были посвящены Чонину.

В голове крутилась куча вопросов. Что он собрался там показывать? если Чонин просил рассказать. Дыхание участилось от нетерпения, уж не мог он заглушить свои эмоции, что казалось, он сейчас взорвётся на этой самой кровати. Хёнджин ещё секунд тридцать сидел на коленках, разглядывая обложку этого самого альбомчика, что был размером меньше чем те, что были в руках у Яна. Хван наверное пустил слезу, сидя задом к младшему, но когда он обернулся, постарался натянуть жалкую улыбку. Чонин даже вопросов задавать не стал. Мгновенно альбом оказывается в чониновых ладошках, а Хёнджин прямо напротив, расположив ноги по бокам от младшего, который спокойно (ну почти) ютился в позе лотоса. Чонин сначала недоумевая смотрел на Хёнджина, но умным быть не надо, чтобы понять, что альбом нужно открыть. Что он и делает.

Лист за листом, набросок за наброском. Чонин не то чтобы быстро пролистывал рисунки, но и не задерживался на них по часу, было очень интересно, ведь каждый рисунок становился всё сюжетнее и сюжетнее с каждым последующим листом.

- Это Сынмин, - начал Хёнджин. Рисунков было не очень много, но рассказ можно расстянуть хоть на целую ночь (но врят ли кому-то захочется плакать всю ночь). - Он перевёлся в мой класс больше года назад. Я тогда ещё в Корее жил. Ты наверное представляешь, как там с дисциплиной, - Хёнджин сделал небольшую паузу, пытаясь восстановить хронологическую последовательность. Это было сложно, ведь всё перемешалось в кучу, когда наступил переломный момент, и даже казалось, что Сынмин - сон. - Всё началось с того, что я рисовал его на уроках. Он был тихим... очень. Я очень стеснялся с ним заговорить. Знаешь, такое чувство внутри всегда было, когда смотрел на него, которое тянуло к нему, я думал, что мой долг - с ним познакомиться. Но ты наверное понимаешь, сам через это прошёл, - чуть-чуть усмехнувшись, отвлёк себя от грусти. - Моё молчание длилось недели две может, а альбом всё пополнялся новыми рисунками, и все листы были заполнены только им. То ручкой, то карандашом; то за партой, то на коленке; то прямо на соседнем ряду, то дома, вспоминая его образ. Но однажды моя неосторожность меня подвела, и он увидел альбом. Хотя это наверное единственный раз, когда я был благодарен своей неосторожности... Он сам со мной заговорил, я даже не понимаю, как его не смутило такое большое количество рисунков. Сначала мы просто общались, ну знаешь... как друзья (вообще-то отсылочка к их с Чонином знакомству). Но потом я прямо-таки хотел его коснуться, увидеться с ним, рисовал его так часто, как только мог. Понимал, что это нездоровый интерес, да ещё и к парню... Я поделился с ним этим, не понимаю, как смелости у меня хватило. Оказывается, у него было то же самое, - Хёнджин заметил, что Чонин был на последнем листе, и уже хотел было убрать альбом обратно, но Ян вернулся на первый и пошёл по-новой. Хван чутка замешкался, но продолжил. - В общем, не помню, как в итоге мы сблизились, но точно помню, что это было без всяких признаний, очень постепенно, но за короткий срок. Мы с ним ходили гулять после уроков, его родители были очень строги, но на руку играло то, что ему запрещали гулять только с девчонками, а чтобы он встречался с парнем - до такого ни то что не додумаются - даже мысли не подпустят. Меня считали просто прилежным учеником, с которым Сынмин мог бы подтянуть языки. А мои родители особо не интересовались, с кем я гуляю. Знаешь... у нас с ним тоже было одно местечко, где мы не боялись людей. Это было на одной заброшке, но она была очень уютной, мы её обустроили, - на лице Хвана была тёплая улыбка. Перед глазами впервые за долгое время чётко появилась картинка с этой заброшки. Выбитые окна, завешанные бабушкиными одеялами, подушки, покрывающие бетонный пол и радиоприёмник, валяющийся между ними. Много деталей так и не удалось вспомнить, но и такие вещи, как тёплое молоко, разливались по телу. - Я лучше умолчу о том, что мы там учились целоваться и всё такое... но чаще всего мы играли в тетрис и всякие подобные игрушки, - Ян на это лишь искренне хихикнул. Он совершенно не испытывал ревности, а ведь мало кому понравится слушать о бывалой любви своего партнёра. - Долго продолжались наши гулянки, конечно, ему иногда приходилось привирать родителям, чтобы лишнего не подумали, но в целом всё было хорошо, на людях мы были друзьями, никто и подумать не мог, что между нами двумя могут быть такие непристойности. А ты подумай только, за такое не то чтобы выпороть, да хоть на кол могли посадить, а ведь мы подростки... Мы понимали опасность происходящего, и даже до того, как начать ласкаться, нужно было пройти через столько страданий, пришлось тысячу раз биться о стенку, чтобы выбить эту дурь из головы. Ты не представляешь, какая каша у меня была в голове... хотя ты, наверное, как раз-таки и представляешь. Короче... мы с ним уже прожили так долгое время, почти до конца весны, месяцев... девять получается. В один день я пришёл к нему домой, его родители спокойно отреагировали, думали, что я снова пришёл позаниматься английским с Сынмином, теоретически так и было. Мы сидели в его комнате, дверь была закрыта - как мне казалось - на замок. Постепенно наше занятие переросло в заигрывания. Ну знаешь, толчки в плечо, дыхание в шею, смешки вперемешку с касаниями рук и так далее. Мы перебрались на постель, целовались... Ты не подумай ничего дурного, мы и знать не знали о большем, это было скорее в шутку, хоть поцелуи и были далеко не шутливыми. А дальше всё как в тумане: громкий плачь миссис Ким, кто-то за ухо выдернул меня из квартиры, наверное, мистер Ким, а за дряхлой дверью были слышны удары, биение посуды и прочий шум. Я сидел под этой дверью и слышал всё. Я слышал, как Сынмин кричит от боли. У меня слёзы текли ручьём. Я тогда и не понял, от чего: от того, что всё кончено, или от того, что Кима чуть ли не до смерти избивали.

Хван замолчал. Он опустил голову. Не трудно было понять, что он плачет, не так, как тогда, но боль та же, хоть и пережитая. Чонин незамедлительно обвил ладонями шею старшего, осторожно поглаживал её, получая в ответ одинокие всхлипы и небольшой дискомфорт на своих коленях от ногтей Хвана, которые через ткань штанов умудрялись впиваться в них. Нет, слова по типу "мне так жаль" сюда вообще не вписывались, вообще ни на миллиметр. Не то что бы Чонину это безразлично (ему ой как не безразлично), но эти слова будто слишком много раз вырывались из уст в сторону Хвана. А ведь очень не хочется заставлять его чувствовать себя жалким. Он совсем не этого заслужил. Хёнджин ещё немного полил покрывало под собой своими слезами и решил добить себя концовкой рассказа и разбить интерес младшего, который и не вынуждал ничего.

- На следующий день я пошёл в школу, только чтобы его увидеть. Он выглядел ужасно: на лице была повязка, которая глаз прикрывала, на шее было много-много синяков, на руках тоже, типа следы от пальцев. Ты знаешь, как я карал себя за то, что это всё завязал я, а получил он... Это меня надо было избить, но мои предки, когда узнали, отправили меня сюда, хотя я считаю, меня надо было исколотить до потери пульса, чтобы никогда об этом не думал больше... Но я не договорил. Я в тот же день поймал его где-то в коридоре, и он сорвался, как собака с цепи. Видел бы ты его глаза, он был так зол, он ведь даже злиться никогда не умел. Я понял его это состояние, я вообще его за это не виню. Он правильно поступил, но вот бы ещё попросил своих родителей и меня украсить парочкой синяков. Наверное, меньшее, что я мог сделать и в итоге сделал, - это рассказать предкам самому, надеялся, что меня убьют прям в той же кухне, но я обошёлся пощёчиной и парочкой грубых слов от отца, а от матери - всхлипы и осуждение. Ходил я какое-то время ещё в школу, наблюдал за ним, он всё тускнел и тускнел с каждым днем, Чонин... - по щекам начал течь новый поток слёз, более сильный, а младший уже во всю прижимал Хвана к своей груди, чувствуя мокрые капли через кофту, - я вот что хочу сказать, кто-то, например я, легко отделается, а вот... Сынмин... истаял на глазах.

Это было последними словами старшего. Больше он не выдерживал. Сейчас следовало бы достать баночку и собрать все слёзы Хвана, которых точно хватит, чтобы полить цветы на подоконнике. Чонин стал сумбурно двигаться, пытаться принять удобную позу, чтобы как можно сильнее обнять друга. Ему очень сложно пришлось, конечно, сложнее было Сынмину, но сейчас он не здесь, и это пережиток прошлого. Руки Яна как-то случайно оказались на спине под рубашкой Хёнджина. Ему казалось, что этот клочок одежды как-то сильно отделял этих двоих. Он водил указательным пальцем по позвонкам, вспоминая уроки биологии и потрёпанный жизнью скелет, над которым всегда забавлялись ученики, и Чонин не был исключением. Но это он, конечно, совсем от темы отошёл. Всё-таки он обнимается с Хёнджином, а не со скелетом (хотя Хван был очень худым, но не худее самого Яна).

- Не знаю, успокоит ли тебя это, но у тебя такая приятная спина на ощупь.

Кажется, что только Чонин мог так удачно запороть момент. Да, Хвану, безусловно, следовало как можно сильно поплакать сейчас, чтобы больше не возвращаться к этой теме и жить настоящим. Но Ян не видел способа лучше, чем отвлечь старшего. Обычно, он не обижался, а правда отвлекался. Сейчас, конечно, случай посерьёзнее, но, на худой конец, поверьте, Чонин просто не знал, как поддерживать. Ему всегда было проще отшутиться, развеять человеку плохие мысли, ввести в заблуждение, в общем - отвлечь.

И его тактика, кажись, сработала, хоть и частично. Хёнджин уже не мочил чужое плечо и не завывал с охрипшим горлом. Он легонько прыснул, предварительно чуть-чуть помолчав. На лице Йени выглянула самодовольная улыбка. Всё же он знал слабые места Хвана, те действия, из-за которых у него мурашки табуном идут, из-за которых появляется улыбка и из-за которых он ещё больше любил Чонина - прикосновения. Он жаждал их даже когда всеми способами старался избегать их, чтобы не влюбиться сильнее, но всё было безуспешно. Его только больше клонило в этот сон, в котором закрытая реальность исключительно между ним и Яном. Где их не трогают, и можно делать всё, что хочется. Руками Йени считал позвонки, начиная снизу. Где-то, чуть ближе к шее, он, похоже, нащупал одно местечко.

- А ещё очень чувствительная, - добавил Ян к своим ранним словам, потому что старший заметно прогнулся после такого касания.

- Ты... издеваешься, - через улыбку прошептал Хёнджин, - да ещё и так умело абстрагируешь, жулик.

- "Я любить тебя буду, можно?
Даже если нельзя, буду!
И всегда я приду на помощь
Если будет тебе трудно!" - неожиданно для себя вспомнил строчки из стихотворения Чонин. А с какой экспрессией он их озвучил. Хёнджин только больше заулыбался, а Чонин вытер оставшиеся слёзы, улыбнувшись своей искренней улыбкой в ответ. - Я люблю тебя, - заключительно добавил Ян.

Хёнджин ещё долго глядел на Яна, как на бриллиант, как на сокровище, для него Чонин таковым и являлся. Во второй раз Хван ни за что не позволит себе упустить младшего, ни за что не будет так рассеян и безответственнен. Всё в Чонине было манящим, любимым, родным: закрытые глаза, которые неестественно двигались, ведь Йени только-только засыпал, то, как двигался носик и светлые, как сахар, пряди, что и щекотали этот носик. Он младше Хёнджина, и это очень чувствовалось. Его неопрятный внешний вид каждое утро (и он бы так до вечера ходил, если бы его не ловил Хван где-нибудь в коридоре и не поправлял носочки, расчёсывал чёлку и завязывал шнурки. А сам наивный даже не догадался, что с ним играются и пользуются его добродеятелью), его поведение, а именно то, как он вредничает постоянно, как прыгает от счастья, как улыбается самым простым вещам и как ребячливо спрашивает об этих самых простых вещах. Не то чтобы Хёнджин фанател от маленьких глупеньких мальчиков, но Ян, несмотря на своё поведение и внешний вид, имел очень устоявшуюся планку и у него были довольно здоровые и обдуманные взгляды на многие вещи. Хоть он и не думает о последствиях, например, об этих ласках с Хваном.

Глаза вот-вот закроются, а вот младший, что предложил не спать всю ночь, уже уютно сопел в подушку. Хёнджин на секунды две закрывает глаза, но снова их открывает, будто хочет ещё раз взглянуть на это маленькое чудо прямо перед собой, то ли проверить не упал ли с кровати, но чтобы уж точно не упал, Хван сильно прижимается к младшему, а тот, как плюшевая игрушка, даже не двигается, поэтому Хван кладёт руку ему на затылок, немного ворошит волосы по привычке и крепко обнимает.

"Теперь точно не упадёт"

***

- Ого, Крис, и ты здесь?

- Да, уже приехал. Мы с родителями ездили в заповедник, моя мать устроилась там работать. Я за неё так рад, - воодушевлённо делился своими впечатлениями Чан. - О, а это... Хёнджин? Привет! Ты чего там прячешься?

***

Чонин и Хван проснулись не рано, но и не поздно, в двенадцать. Произошло это одновременно, потому что в комнату громко постучали. Но сначала сонные глазки разлепил младший, через пару секунд и Хван. Оба сначала не поняли, что происходит, за исключением нахождения друг друга в одной постели в обнимку. Сразу как до Хёнджина дошло, он засуетился и грохнулся с кровати, хотя ночью боялся, что упадёт младший. После его эффектного падения Ян тоже закопошился, помогая встать партнёру. Старший быстро встал, потирая ягодицу и стал непонятно жестикулировать, но Чонин понял, что Хёнджин имел в виду спрятаться. Что он и сделал.

Хван медленно подходит к двери, в ожидании самого худшего, открывает её.

- Эй, Джастин тут? - бесцеремонно стал спрашивать незваный гость.

- Ты же его друг - лучше знать должен, - съязвил Хёнджин.

- Так, слышь, не ёрничай, - Марк был невыносим, в прочем, начиная с того момента, когда хёнджиновы глаза открылись, и Хван понял, насколько он ужасен.

- А ты мне не приказывай, вали отсюда, его здесь нет.

- Слушай, это что, всё из-за того соплееда, за которым ты бегаешь?

- Не называй его так - это раз, два - я же сказал, что не желаю больше с вами общаться, - чуть ли не переходя на тихий крик, пересчитывал Хёнджин. Его лицо надо было видеть. Чонин, наверное, если бы был рядом, просто ошалел бы от такого выражения. Он всем своим видом показывал, насколько ему безразличен собеседник, и как бы он хотел, чтобы он немедленно смылся. Где-то глубоко в душе Марку правда было не по себе, и он действительно был настолько глуп, что даже не признавал свою вину, да он даже и не собирался думать над этим.

- Не строй из себя крутого. Здесь девчонок нет, не перед кем выёживаться. Общайся с нами, я тебе в последний раз предлагаю. Мы, в отличие от того мелкого, хотя бы покруче играем, а он после нашего выигрыша, бедняжка, плакать убежал, нахрена он тебе? Иначе я и Джастина против тебя настрою, а ты же знаешь, как легко его запрограммировать, - на его лице красовалась та же неприятная ухмылка, которой он светил всегда, в том числе и при знакомстве с Чонином.

- Всё? Высказался? Нам больше не о чем говорить, проваливай и не суйся в мою жизнь! Я сам решу, с кем мне общаться, подонок.

- А ты ведь ещё побегаешь за мной, - придержав дверь, которую начал закрывать Хван, натянул лыбу Марк.

- Замечу, что сейчас именно ты умоляешь меня с тобой дружить. Кто ещё за кем бегает, - напоследок кинул Хёнджин и сильно хлопнул дверью, даже было плевать, защемил ли он чужие пальцы в проёме, а может нос. Но вот ущемил ли он его - это да.

Хёнджин в завершении всего этого концерта перед прячущимся где-то Чонином решил ещё послушать движение за дверью, но ничего полезного не услышал, кроме как парочки оскорблений в свою сторону и громких шагов, что удалялись от комнаты. Убедившись, что никто больше подслушивать не собирается, Хёнджин спокойно прошёл в середину комнаты, оглядывая всю площадь, но больше всего он зáрился на дверь гардеробного помещения.

- Ну ладно, выходи, Йени, - поменявшись в лице и голосе, ласково попросил Хван. Но было тихо. Хёнджин, конечно, предвкушал какой-то розыгрыш или ещё что-то, но вот то, чего он точно не ожидал, случилось через некоторое мгновение. - Слушай, давай не будем играть в прятки.

И тут же какое-то нечто хватает старшего за ногу из-под кровати и начинает её дёргать. А Хван немедленно начал кричать, но сразу же прикрыл рот рукой, а то мало ли какой-нибудь куратор мимо его комнаты пройдёт. Но он долго не дрожал. Не трудно было понять, что это младший. Хван присаживается на корточки и смотрит в глаза довольному негодяю.

- А ну вылезай оттуда, гадёныш, сейчас будет расправа, - угрожал перепуганный до чёртиков Хван.

- Ээ, не-е. Я на верную смерть не пойду.

- Да? Тогда я больше не буду давать уроки по поцелуям, идёт? - протягивая руку для заключения сделки улыбнулся Хван Яну, который как-то и вроде не собирался вылезать. Очень же классно лежать на пыльном полу среди тех самых баночек из-под газировки, носков и рисунков, а светильник, случаем, не там?

- Зачем ты со мной так? - проныл младший и стал не спеша выползать навстречу Хвану.

- Давай шустрее, капуша, - хватая Яна за локти и тащя его на себя, ворчал Хёнджин.

Чонин пару раз чихнул от пыли, отряхнулся и сел на кровать. Уже увидел, как Хёнджин что-то затеял, но младший не глупый, сразу решил отвлечь Хвана.

- Эй, а... что произошло? Кто это был?

- Марк заходил, помнишь его?

- Как такого идиота не запомнить.

- Это уж точно, он тем ещё идиотом оказался... - прокручивал воспоминания Хёнджин. - Ты же слышал, да?

- Да. Он что-то натворил?

Джин сел на кровать Джастина, пока Чонин сидел на его собственной. Сейчас их разлучали только яркие солнечные полосы, входящие через окно.

- Всё было неплохо до поры до времени. Но когда ты убежал, после игры, все подумали, что ты расплакался и тому подобное... А я знал, что ты по таким пустякам не запариваешься, поэтому хотел уж было за тобой рвануть, как меня остановил Марк и Джонни, а Джастин просто рядышком был... Короче Марк спросил меня типа  "неужели ты не радуешься, что мы выиграли?", я ответил, что конечно рад, но мне надо идти. Они поняли, что я хотел тебя догнать и начали насмехаться, говорить, что... короче они много чего плохого про тебя сказали, похожие слова я раньше слышал и в свой адрес, когда пошло много слухов про нас с Сынмином... Я не буду тебе говорить, он и так сейчас тебя при тебе же обозвал. Я им сказал, что ты тоже мой друг, но, ты думаешь, они это понимают? Нет конечно. Ещё перед вечеринкой было пару случаев, когда они меня донимали, они мне говорили, что я тебе не нужен и что они видели тебя в зале с какими-то парнями. Потом они ещё прикапывались к моей одежде. В общем, они то меня оскорбляют, то просят вернуться в компашку. Но я слабинку вообще не даю. Всё, чего они хотели от меня - выгода. Я им очень на уроках помогал, какой же я наивный. Мне так жаль, что я в них ошибся, это ведь сразу можно было увидеть, - выдохнул Хван, смотря то в пол, то на свои шерстяные носочки.

- А я сразу понял, какие они придурки! - по-детски возгласил Чонин.

- Э-э, не ругайся. Но я рад, что ты меня понимаешь.

- Пошли умоемся что ли, - предложил младший.

***

Хван стоял за спиной Чонина, немного стесняясь его друзей. Понятное дело, что с Ликсом он уже хорошо знаком, тем более тот называет его своим другом. Но вот Криса, с которым он вроде тоже разок контактировал, он слегонца побаивался. Он выглядел намного старше, умнее, опытнее, разговорчивее и влаственно. А разок был, когда они врезались друг в друга в коридоре и Хван уронил свои художественные принадлежности. Чан тогда ему помог всё поднять, извинился тысячу раз, да ещё и поспрашивал о всяком: о классе, комнате, друзьях и тому подобное. Но в тот момент Хёнджин был неразговорчив и много летал в облаках, из-за неожиданного признания Чонина. Вот Крис и сделал вывод, что Хван вообще почти не разговаривает, а тут ещё и прячется за спиной Яна.

- Эй, Хёнджин, иди вперёд, - попросил Чонин.

Тот, всё ещё прижимаясь к его спине, немного подумал, но всё-таки встал рядом. Крис сидел на ближайшей качеле и недоумённо пялился на него. Феликс, что качался на качели рядом с чановой, тупо наблюдал, помахав Хвану.

- Он стесняется просто, - оправдался за него Ян, получив в свою сторону убивающий взгляд. Крис от этой картины заулыбался, привстал и похлопал по плечу Джина.

- Нечего стесняться, тут все свои, - ещё сильнее улыбнулся Чан и предложил занять своё место. Но Хван усадил туда Яна, мол "сиди на попе ровно".

Стоило буквально пару минут поспрессоваться под рассказами Бан Чана, свежим воздухом, смехом Чонина и играми Феликса, и Хёнджин уже чувствовал себя как дома, но это не о том доме, из которого он уехал когда-то; не тот дом, в котором ему приходилось целое лето сидеть под надзором отца и почти ничего не есть; не тот дом, в котором он убивал себя мыслями о Сынмине и о своих нездоровых интересах. Наверное, Хёнджин и подумать не мог, что, приехав сюда, казалось бы в тюрьму для детей, он впервые за долгое время почувствует себя очень счастливым. И как бы не были эти слова наполнены иронией, но, приехав сюда, он почувствовал свободу, которой не было никогда.

Забор с большой дыркой, прикрытой кустами и ветками, лесная тропинка, протоптанная раннее Хёнджином и Яном; была даже заброшенная проезжая часть, которая просвечивалась через зелёную листву; дуб, под которым проливал слёзы Йени и наконец обрыв, связанный со смешными шутками Яна и занудством Хвана. Спуститься пришлось под довольные вопли Феликса и монотонное ворчание Криса, что на последних двух метрах упал и покатился кубарём, собирая на себя песок и вязкие водоросли. С горем пополам они оказались в середине дикого пляжа под всё то же ворчание Чана.

- Я же говорил, что это опасно, - оглядываясь по сторонам, подметил Крис.

- Опасно может быть то, что мы вышли с территории, а то, что ты свалился, уже твои проблемы, - прыгая от счастья, язвил Феликс.

Он, наверное, был самым чудаковатым в этой компашке. Он почти всегда таким бывает, за исключением тех случаев, когда он сидит на уроках, и то, может кинуть пару необычных двухсложных предложений учителю.

- Теперь понятно, для чего ты попросил взять запасную рубашку, Чонин, - улыбнулся Феликс и кинул свою розоватую, покрытую катышками, рубашку на песок, думая, что Ян это имел в виду.

- Не-а, Ликс, я имел в виду, если купаться захочешь, - объяснил Йени, - без верха сейчас опасно купаться, солнце очень палящее.

Конечно, в его голове совсем не это было причиной. Просто если все снимут свои футболки, то и Яну придётся, а он очень боится показать свою кожу цвета ванильного мороженного, с вкраплениями в виде синяков и кофейных отметин, оставленных Хёнджином под приглушённый свет ночной звезды и простыни, создающей собственный мир.

- А-а! Я хочу купаться, Крис пойдём!

- Ты же не умеешь плавать, дурачок.

После недолгих уговоров Ли, Крис всё-таки согласился "искупать" младшего, предварительно натянув на него белую украденную панамку, от которой он отнекивался всю дорогу, и задрав свои чёрные штаны до колен. Чонин и Хёнджин вежливо отказались купаться пока солнце ещё слишком палящее, а так ещё если плескаться с Феликсом, рискуешь получить не только солнечный удар, но и солнечные брызги ликсовой улыбки.

Чонин же, получив недавнее разрешение от Ликса, залез в его старенькую дедушкину сумку цвета хаки, с большим количеством карманов на ней, которые, вероятно, не использовались, ну, разве что, для подцепки значков. На каждом кармане было по штуки три-четыре. Группа "Тату", какой-то персонаж из аниме со свинцовым оттенком волос, изображения непонятных существ, геометрических фигур, даже "Чип и Дейл" поместились на одной только охапке, при этом это даже не всё. Больше всего Чонина и Хвана удивил брелочный Тамагочи голубого цвета на ручке сумки. Даже открыть это чудо было страшно, ведь на замке было куча брелоков со Спанч Бобом, пингвинами и Черепашками-няндзя. А внутри лежал... апельсин?

- Апельсин?

- Зачем ему апельсин?

Недоумевая от фрукта, который они, похоже, впервые увидели, ребята переглянулись, но продолжили осмотр. Под оранжевым шариком лежала ещё одна запасная рубашка, помимо той, что лежала на песке, видимо по забывчивости Ли случайно взял две, бутылка воды, обклеенная наклейками, в которой и воды то почти не было. На дне сумки лежало множество разных браслетов: из силикона, бисера, бусин, даже были фенечки. И откуда у него столько барахла? Да ещё и здесь. Не исключено, что это ещё не вся его коллекция браслетов. Наверняка в комнате, где-то в закромах, у него лежит шкатулка, где браслетов даже больше.

Глаза устали от такой пёстрости и разнообразия вещей Ли, что сумка осталась где-то за Хваном, пока ребята гнездились напротив друг друга. Другие ребята уже были насквозь мокрые, Феликс, похоже, несколько раз оказывался окунутым в воду, но тут же бывал спасённым Крисом, который сам его туда заталкивал. Солнце и не думало скрыться за облаками или уйти за горизонт, на сегодня у него не было планов, кроме как прожигать пламенным взглядом четырёх мальчишек.

Феликс подустал, ведь уже начал вешаться на плечи старшего, прося вытащить его из воды. Губы слегка подрагивали, зубы бились друг о друга. Ему точно пора выйти, греться.

- Эй, что вы делали всё это время? - удивился Ли, сопровождая своё удивление улыбкой и мотанием головой, дабы высушить мокрые волосы.

- Мы делили апельсин.

- Много нас, а он один, - задорно добавил самый младший.

Но фрукта хватило всем. По рукам текло, а в рот не попало. Наверное Феликсу придётся сделать ещё один заход в воду, ведь он был очень сладким. Ян умудрился повалять свою дольку в песке, а потом всё равно её съесть, "а чего добру пропадать" - как бабушка сморщивался Йени. Хёнджин и Крис, как самые взрослые, просто подавали им подзатыльники и кидали поучительные фразочки.

- Хёнджин, а что у тебя в портфеле? - с намёком поинтересовался Феликс.

- Там альбом и камера, а ещё пачка мелков, которые ты забыл, а точнее, украл у детей, - доставая и протягивая её, он вспомнил про апельсиновые ладошки. - Иди помой руки сначала.

Ликс лишь покорно кивнул, суматошно встал, опрокидывая с себя кожуру и бутылку и кинулся к воде под возгласы Криса с предостережениями. Вернулся он через пару секунд, но не потому, что хотел убрать "свои" мелки, а потому что хотел посмотреть рисунки Хвана.

- Держи, - протягивая и альбом, и мелки, кивнул Хван, совсем забыв о содержимом. Ян даже бровью не повёл, ему-то откуда помнить, что нарисовано в определённом альбоме. Единственный альбом, а вернее его обложка, который на пару дней задержится в его голове, тот, что он рассматривал вчера. А после этих пары дней он опять запамятывает, в каком именно его портреты, в каком портреты Сынмина, а в каком просто каракули Хёнджина.

Хван, безответственно отдав свой сборник лучших моментов с Чонином, тут же отвлекается на Чана, что увлекательно рассказывал самому младшему о своих похождениях в заповеднике. Кого он только там ни встретил, но больше всего ему запомнилась рысь. По его рассказам, это всё потому что она символизирует бдительность, открытость, честность и вежливость. Он вообще один из тех людей, кто любит искать скрытый смысл в каких-то вещах, животных, действиях, поэтому от него сложно что-то скрыть, даже если получается, внутри его точно будут терзать сомнения и догадки.

- Ты что, влюбился в Чонина? - в шутку прервал их диалог о животных Ликс.

- Ха, не неси бред, Феликс, - попросил Крис, заглянув в альбом. - Ого, ты так хорошо рисуешь... И правда, только Чонин. Почему ты его рисуешь?

Хёнджин заметно разнервничался, на руку сыграло то, что и Ликс, и Крис смотрели на бумагу, затёртую грифелем. Он, наверное, секунд так восемь тянул своё "ну", пока его не спас остроумный Йени.

- Это просто такой спор был.

- Что за спор? - не отрываясь от рисунков, спросил Крис.

- Мы играли в игру, и Джин проиграл, теперь он вынужден рисовать меня, пока я ни скажу стоп.

- А если бы ты проиграл? - поинтересовался Ликс.

- Я бы украл все твои браслеты, - удачно отшутился Ян.

Хёнджину оставалось лишь молча удивляться находчивости и уверенности младшего.

В очередной раз восхищался им.

Атмосфера дня была компанейской, приятной. Небо руками собирает оглушительный хохот, игры в салки, падения в песок, плески лазурной водой, неприметные прикосновения к шее Хвана, тактильного Феликса и уставшего Криса, который любовался свежей фотографией, сделанной Чонином, где Крис впервые обнялся с Хваном. А завтра придётся идти на уроки, и уже будет другое небо, но всё ещё напоминающее о прошедшем дне.

И вот, небо почернело, выглянули звёзды, а лежать на песке совершенно без сил можно целую вечность, пока не начнётся физкультура у Чонина, химия у Хёнджина, литература у Феликса и астрономия у Криса. А ведь можно было бы просто быть в компании друг друга и получать удовольствие. Но за каждым мучением идёт наслаждение. За каждым закатом идёт рассвет, а за каждым последним уроком идут очередные долгожданные и даже неожиданные встречи.

- Жаль, это мой последний год, - закрыв глаза, вздохнул Крис.

- Последний? - не зная, что и думать, Чонин оторвался от звёзд и посмотрел на нарушителя тишины, что лежал за Ликсом.

- Мне семнадцать. В следующем году я должен поступить куда-то. С моим то здоровьем, я совершенно не знаю, как буду жить.

Рядом лежащий Ликси сомкнул их пальцы, в очередной раз поддерживая своего друга. Он понимает, что ему тут учиться целый год, Крис скорее всего уедет в Австралию и будет лечиться в оздоровительном центре, возможно сможет устроиться на работу к матери. Но успокаивало то, что Хёнджин и Чонин тоже будут учиться здесь, а ведь он так боялся не найти друзей до выпускного Криса, и быть тут совершенно одним, только мама ловила бы его в столовой и угощала бы чаем, выслушивая непримечательные заметки Ликса.

- Семнадцать? - заметно удивился Ян. - А мне вот только шестнадцать будет.

- Ты такой юный, не место тебе здесь, конечно.

- Если бы я здесь не был, я бы не встретил вас. У меня никогда не было друзей, я никогда не чувствовал, что нужен кому-то. Странно, но здесь я впервые узнал, что такое ласковое отношение, - Чонин смотрел на Хёнджина, а тот отвечал тем же. При других обстоятельствах они бы поцеловались, но мыслей друг о друге было достаточно.

- Ты приятный, Йени, получай удовольствие, - блаженно вздохнул Крис.

Но на щеке всё-таки остался маленький ожог. Ожог любви. А после ожога остался небольшой красный пепел, что пах апельсиновыми губами. Глаза быстро проверяют наличие чужих взглядов, но их, к счастью не было, лишь рука Феликса, поднятая вверх и показывающая на что-то. Крис, слушающий монолог Ликса, давал разрешение на ещё один пожар, но уже не позволяла совесть. Ещё не хватало быть пойманными за такие гнусности.

"Ты ответь мне, но только глазами.
Ты ответь мне глазами - Любишь?"

И Хёнджин моргнул восемь раз. Раз моргнул. Мгновение. Четыре раза моргнул. Мгновение. Три раза моргнул. Улыбка.

- Me too, - улыбка.

^^^

А за окном пахнет летом.