Когда цветы на твоём теле завянут

Выйдя из душного помещения, Чонин направился в сторону окна, чтобы присесть на подоконник - освежиться под открытой форточкой.

Урок прошёл очень муторно. К слову, математика - самый нелюбимый предмет Яна. Сидеть и рассчитывать какие-то глупые уравнения, решать задачи и искать результаты из неданных данных. Конечно, найдутся такие люди, которые будут втирать, что математика - это прекрасно, в этом есть своё удовольствие, и нужно лишь проявить интерес, но Чонин упёртый, как баран. То, что сначала не зашло - не зайдёт никогда. Ему всегда было тошно оттого, что нужно что-то точно рассчитывать. Понятное дело, математика - это математика, с жизненными ситуациями не сравнишь, но нелюбовь к такому делу общая. Вот что Чонин любил, так это литературу. Ян любит открывать какую-нибудь старую книжку и переносить себя в прошлый век, вдыхая запах своего детства: когда зарождались новые субкультуры, когда люди не боялись оставлять ключи под ковриком подле двери, когда дети собирались во дворе под вечер - кто-то приносил самодельную палатку, кто-то покупал зефир в подвальном магазине, а кто-то запасался страшилками на вечер; и сидели до тех пор, пока мама из окна не позовёт на ужин. Чонин готов поклясться, что это было одно из самых лучших времён в его жизни. Тогда даже родители были всем для Яна, а он - всем для родителей. И когда всё так испортилось? Жизнь была такой пёстрой до тех пор, пока в середине девяностых, им ни пришлось вернуться в Корею к бабушке, из-за того, что у родителей "категорически не хватало денег". Бедному малышу Йени пришлось изнурительно изучать корейский, каждый летний день проводя за деревянным, покрытым порванной скатертью, столом, при этом постоянно отвлекаться на всех мимо проходящих, например, на бабушку, которая души в Яне не чаяла и всячески занимала своими историями.

Возвращаясь к литературе, на уроках они уделяют больше всего внимания обсуждению пройденного произведения. Именно в такой момент Ян говорит без умолку, он может рассуждать долгие часы на ту или иную тему. А ещё, как Чонин её называет, "понимающая училка" всегда рада его выслушать, никогда не затыкает Яна, даже если он будет жаловаться, что в рассказе нет диалогов или слишком много воды. А учительница и правда неплохая, но скорее двуличная. Она в своём обычном состоянии просто ужасна, но Чонина не трогает. Часто кричит на одноклассников, может даже и за дело, но очень раздражает её ругань. Это один из тех криков, который просто обволакивает всё пространство и заставляет поддаться её отборной ругани. Неосознанно чувствуешь, что кричат на тебя или из-за тебя. И это, кстати, обычное дело для Чонина - принимать всё на себя, но через пару минут всё забывать.

Привстав на подоконник, Чонин схватил руками потрескавшуюся оконную раму и вдохнул свежий воздух, да так сильно, что он слегка обжёг нос. Выглядел он сейчас чересчур беззаботно, точно ребёнок: на ногах слегка спустившиеся белые гольфы (довольно широковаты ему были), рубашка выправлена, и жуть как помята. Всё это не просто так, разумеется. Можно сказать, что это уже привычка, но в последнее время это так же и повод привлечь внимание Хвана.

Он чувствует его за километр.

- На подоконнике опасно стоять, - не удосужившись даже поздороваться, подметил только что появившийся Хёнджин, который присел рядом, - стекло может потрескаться - и ты порежешься, либо свалишься и приземлишься на твёрдый пол, - повернувшись, он заметил развязанные шнурки на грязных кедах, и, конечно, он бы не был Хёнджином, если бы не стал завязывать их.

- Ты, как обычно, зануда, - наблюдая за тем, как ловко Хван пропускает шнурок в петлю своими костлявыми холодными пальцами, пролепетал Ян, думая о том, чтобы начать нарочно развязывать шнурки, или и вовсе не завязывать их с утра.

- А ты, как обычно, неряха. Ну и видок, - оценивающе смотря, он отвесил ему слабый подзатыльник, когда тот спускался, чтобы сесть рядом. Но Чонин такой знак внимания проигнорировал, лишь слегка скривился.

- Я так хочу тебя обнять.

- Нельзя - здесь опасно.

Да, диалог не был долгим. А вот чувства били через край. Ян только стиснул зубы до неприятного скрипа и обречённо обнял ноги вместо парня, впиваясь ногтями в мягкую кожу. Хван наблюдал за этим странным и нетерпеливым мальчишкой, вспоминая себя когда-то. Он был такой же. Такой же нетерпеливый и наивный. Всегда хотел ласки. Не мог жить без родных прикосновений. Поэтому до боли понимал, что чувствует Йени, ещё не чувствовавший этого ранее.

А Ян лишь понимающе кивнул спустя пару минут и слез с подоконника. Отряхнув шорты от пыли белой штукатурки, он похлопал всё ещё сидящего Хвана по плечу, а точнее погладил, чуть ли не зайдя за шиворот, шепнул на ухо что-то вроде "ещё увидимся", и ушёл в сторону другого кабинета, в котором намечался следующий урок, перерыв всё-таки не такой большой. Хван только проводил взглядом уходящего парня, придумывая случай, когда и где им удастся свидеться сегодня.

Ян шёл по коридору, на удивление почти пустому, возможно, все уже расселись по кабинетам в ожидании предстоящего урока, и один только Чонин безалаберно шастал по зданию. Или нет?

- Эй, братишка, ты куда вчера пропал? - из угла сначала показался силуэт невысокого парня с белой головой, а затем и кудрявый.

- Привет, Чонин. На самом деле, я немного переживал, - тут же подключился Крис.

Ян изначально слегка помялся с ответом. А что тут ещё отвечать? "Простите, ребята, я не посчитал нужным оповестить вас о том, что после томных обнимашек, убежал с любимым в закат", - так что ли? И, судя по лицам напротив, их смущало долгое молчание, да ещё и сопровождающееся задумчивым лицом Чонина. Но, благо, Феликс взял всё в свои руки и, высунув язык, он покачал головой из стороны в сторону, дразня Яна.

- У меня появились дела, - на полном серьёзе ответил Ян.

- Дела? Какие у тебя могли появиться дела, когда ты весь вечер сидел, не отрывая попу от стула ни на секундочку, - заливисто засмеялся Феликс, пытаясь подстебать младшего, на что Крис тоже хихикнул.

В сущности говоря, такая несерьёзность с их стороны иногда раздражала Яна. Безусловно, это часто бывает к месту. Например, после незначительных слов, которые Ян и сам говорил в шутку, в зависимости от контекста. Но бывает и такое, что это становится из ряда вон выходящим и даже выводящим. Нередко Ликс за свои очень остроумные шутки получал обильную дозу щекотки, либо обходился небольшим предметом, который оказывался у него в одном очень занимательном месте. А о Чане и говорить нечего. На него даже посмотреть было страшно. Как он себе такую репутацию заработал - непонятно. Но у Яна с первой встречи такое было. Если же он делал что-то не совсем приятное Чонину, он обходился безобидными фразочками по типу "шутник хренов", но даже после таких слов, Яну тут же прилетала нехилая ответка. Хоть он и добрый.

Тяжело вздохнув, Ян неспешно поплёлся дальше, расталкивая двух приятелей, изображая своё стремление не опоздать на урок, хотя чего там, он и правда не хотел задерживаться здесь.

Но друзья тут же подсуетились, толкая друг друга в плечо, то бишь "это ты виноват", и поковыляли вслед за Йени.

- Да ладно тебе, извини. Ну так и скажи: "Пошёл в лес, отлить, и заблудился", - продолжал отшучиваться Феликс, за что сразу же получил тычок в бок от Чана, который всем своим видом говорил, что тот перегибает.

- Хей, Чонин, мы тут прогулять собрались, с нами не хочешь? - отводя обиды в другую сторону, игриво предложил Чан.

Сначала Ян очень удивился такому заманчивому приглашению. Вот только изумляло то, что оно от Чана. Весь такой правильный, контролирующий, с репутацией какого-то главдиректора в крупной компании, который за всеми приглядывает, и в случае своеволия сразу увольнял; словом - шишка. Но не тут то было, он тоже со своей спецификой. Умеет удивлять парень.

- Вы что? Прогулять? Вы знаете что за это бывает? - состроил образ прилежного ученика Ян.

Парни переглянулись. Выглядели они так, словно хотели намекнуть Яну, что тот рохля. Ещё не познал всех тонкостей хулиганства.

- Всему-то тебе нас учить надо. Мы тут не первый месяц живём. И не такое приходилось проворачивать, - подмигнул Ликс. - Мы, как приличные джентльмены, проведём время с пользой, за чтением какой-нибудь книжечки. Я имею в виду библиотеку. Ну что, пошли? - даже не то чтобы спрашивая, а уговаривая, мотал глазами Ликс. Поистине, он умел добиваться согласия через недолгие упрашивания. С Чонином, который убивал осуждающим взглядом и водил губами от отвращения, такое редко проходило. Пусть Феликс даже глазами поморгает или на худой конец на колени встанет, Чонин только сильнее поморщиться и изобразит приступ воображаемой тошноты.

- Ага, ясно. Струсил.

А вот это запрещённый приём, которым Крис переизбыточно пользовался, засранец. Эти двое из ларца как два слагаемых, добиваются своего. Сколько раз ещё нужно будет убеждаться, что они правда друг друга дополняют.

- Ладно, пошли, - поднимая руки, словно на расстрел, согласился Ян.

***

Запах школьной библиотеки. Один из любимых ароматов Ян Чонина. Он чуть ли не каждый день бегал в ближайшую, когда был маленьким, когда учился в начальной школе. К сожалению, жил он в небольшом городке Кореи и учился в очень мутной школе, в которой не то, что библиотеки не было, там даже нормальная столовая отсутствовала, была какая-то одинокая будка с раздачей, а есть там, где место найдётся: в туалете, в классе, на улице. Поэтому малыш бегал после уроков в другую сторону от дома за небольшой связкой детских книжек и с удовольствием прочитывал их за один вечер.

Ликс и Крис давно зашли за порог и прошли ближе к столу, пытаясь объяснить старому, похожему на горбунью, библиотекарю, что их привело сюда. Дядька, по правде, выглядел весьма непривлекательно: морщинистое лицо, настолько, что складки чуть ли глаза не закрывали. Очки, свисающие с переносицы, которые он снимал и протирал каждые тридцать секунд краешком своей дешёвой клетчатой рубашки. Ну и этот противный взгляд, полный осуждения, который медленно перетаскивался то на двух перед собой товарищей, то на Чонина, который так и оставался где-то между библиотекой и коридором, очарованно разглядывая каждый уголок помещения.

Но тут на всю библиотеку (которая, кстати, была довольно огромной) раздаётся этот гадкий звон офисного телефона, и старикашка, скривившись в лице и показав рукой жест, а-ля "молчите", шустро берёт трубку. А ребята обернулись на Яна и подозвали к себе, а то тот встал, будто не родной.

Дядька разговаривал громко, голос был до жути хриплым и низким, пробивающий на дрожь. А из трубки доносился совершенно противоположный по звучанию голосок: мягкий, тонкий и сладкий. Скорее всего, он принадлежал какой-нибудь милой учительнице.

Наконец, библеотекарь, быстро поболтав с какой-то девушкой, кладёт трубку, издавая характерный звук, и переводит внимание на парней.

- Так, ладно, мне нужно отойти по делам. Вы присмотрите за библиотекой, - встал старик, демонстративно позвенев ключами. Мальчишки синхронно закивали, стараясь сдержать радость от успеха.

После хлопка и без того хлипкой двери, ребятки стали бодать друг друга по плечам. Жухленький Феликс чуть ли на стеллаж не упал, при этом смеясь от лица Криса, который скривился так, что был похож на того самого библиотекаря.

Для Чонина библиотека - это удивительное место. Подумать только, прямо сейчас перед тобой целая куча вариантов, в какое время перенестись, в какой комнате оказаться или даже - в какой стране побывать. Достаточно прикладывать каплю воображения. Деревянные стеллажи - в каждом из которых шесть высоких полок - стояли друг за другом как домино, практически вплотную, оставляя лишь немного пространства, чтобы в меру упитанный человек мог бродить меж ними. Если зайти в этот промежуток, можно увидеть много шалостей, перенесённых на деревянные перегородки. Кто-то нарочно нарисовал фломастерами на них разных существ, а кто-то приклеил наклейки: от самых милых, с разными феями, до готических, с рок-исполнителями. Где-то, если нагнуться, можно увидеть ярко-голубые жвачки, уже давно засохшие.

Тело невольно подрагивало.

Чонин провёл своими нетерпеливыми пальцами по книгам, позволяя себе прочувствовать толщину каждой из них. На одной из полок был заботливо поставлен кем-то одинокий кактус, который выглядел безжизненно, видимо дядька не горит желанием хоть как-то ухаживать за ним, хотя кактусы же вроде не нужно поливать...? В самом дальнем углу библиотеки, подле небольшого окна, ютился старенький проигрыватель, стоящий на деревянной табуретке, изготовленной в домашних условиях. Рядышком, чуть ли не под табуреткой стояла коробка из-под обуви, обклеенная теми же самыми наклейками, что Ян видел на стеллажах. В коробке теснилось огромное количество виниловых пластинок, убранных в бумажные свёртки, а рядом валялось ещё несколько, вероятно, их слушают чаще всего, вот они и лежат в лёгком доступе.

Феликс и Бан Чан, словно два маленьких ребёнка сидели за библеотекарьским столом и дурачились, изображая старенького дядьку, не осозновая всю прелесть окружающей их атмосферы.

Чонин взглянул на них лишь на одно мгновение, чтобы проверить, насколько сложно их будет отвлечь и тут же присел ближе к коробке. Под кедом был край свёртка одной пластинки. Пластинка была с песней группы "Queen", и всё равно с какой именно композицией, ведь мама Чонина была заядлой фанаткой этой группы. И, поверьте, просыпаться каждый день под одну и ту же песню и слышать на протяжении всего дня, как маман поёт своим скрежешущем голосом о какой-то королеве-убийце - сложно. Точнее нет, просто потом от одного звука любой из их композиции будет тошнить, ведь переслушал каждую до дыр. Так и сейчас, при виде этой пластинки, Чонин брезгливо откинул её в сторону. Он сунул руку в коробку и наугад достал пластинку. На бумаге - судя по всему, которая эксплуатировалась тысячи и тысячи раз - было изображено четыре силуэта, идущих по дороге. Сложно не догадаться, что перед вами знаменитые "The Beatles", а точнее их винил. Ян незамедлительно устроил пластинку в проигрыватель и уселся. В ожидании.

Это до боли знакомое "Here comes the sun, doo-doo-doo-doo" заставило вернуться на несколько лет назад, когда Йени впервые услышал эту песню из уст своей бабушки. Жаль, что сразу после этих строк, она вздохнула в последний раз. Но Чонин никогда не ассоциировал эту песню со смертью бабушки, а с новым началом. Он верил, что она приходит к нему с каждым новым днём в виде солнца. Сейчас, сидя перед проигрывателем, он даже не плачет, а глупо улыбается, вспоминая её образ и глядя в окно.

В очередной раз играет в гляделки с солнцем.

- Ничего себе! Ты где такое старьё откопал? - восхищённо протараторил самый старший, хватась за какую-то из пластинок, осматривая её со всех сторон.

- Вот именно! Сейчас все дисками пользуются. Слышал о таком? - в очередной раз блеснул юмором Ликс и выхватил из рук Криса пластинку, так же изучая её.

Но Чонин их проигнорировал, лишь вслушивался в слова.

"...Little darling, the smiles returning to the faces..."

- Я знаю эту песню! - Феликс присел рядом с Яном, прошёлся рукой по его спине и зажмурился, а Йени вопросительно посмотрел.

- Чего это он?

- Он сосредотачивается, - хихикнул Крис и тоже решил насладиться звучанием.

Так они и просидели до конца песни. Ян вытащил пластинку и убрал на своё законное место.

На подоконнике места много, но уместился там только Чонин, Феликс и игрушечный слон, запачканный в области носа, который наверняка был случайно оставлен здесь рассеянным ребёнком. Крис предпочёл постоять возле стеллажа. Иногда он делал заинтересованный вид, и изображал, будто ищет какую-то книжку. Феликс жевал жвачку тутти-фрутти и надувал огромные розовые шары, которые с характерным звуком лопались и липли к его лицу. Крис пришёл в заблуждение, когда увидел рассеянный вид Яна. Вероятно, тот не понимал, зачем пришёл сюда, зачем прогуливает. Поэтому Чан и решил разбавить молчание.

- Чонин, а знаешь, сколько пар обуви я переносил за свою жизнь? Около...

Около двух сотен. Столько пар обуви побывало на ногах Криса. Его отец работал на обувной фабрике раньше. Он сам придумывал дизайны кроссовок, сам их конструировал и воплощал в жизнь. А его маленький сын всегда был первым, кто пробовал эту обувь в деле. Отец всегда старался на славу, работал без отдыха. Всё потому что до головокружения любил свою работу. К сожалению, на фабрике его не воспринимали всерьёз, особенно начальство, которое видело в его обуви нечто не бóльшее, чем два поношенных тапка. А высокооплачиваемые работники, по примеру начальства, насмехались над ним. Бывало даже, что кидали его кроссовки в грязные мусорки, или ещё хуже - в измельчитель. Вскоре фабрика закрылась, из-за того, что городок маленький, и компания обанкротилась. Чану тогда было четыре. Отец Криса нисколько не растерялся. Он перевёз семью в Сидней, где на последние деньги открыл собственную мастерскую, которая со временем стала разрастаться и переросла в довольно большую компанию. Пусть Крис уже и не был первым испытателем обуви, но отец продолжал делать ему небольшие подарки в виде новых кроссовочек, которые ему удавалось принести из собственной же компании. О матери Чан рассказал лишь то, что она работает поварихой в одном из дорогих ресторанах чуть ли не в центре Сиднея, но подумывает работать в заповеднике. А в молодости упахивалась домработницей, принося домой гроши. Когда Крис вырос до пятнадцати или шестнадцати лет, у него начали проявляться проблемы с лёгкими. Врач посоветовал переехать за город, Чану нужен был свежий воздух. Родители не знали, что делать, ведь в центре у них работа, бизнес. Нельзя всё так бросить, поэтому в свободное от школы время он всегда находился у бабушки за городом, или с родителями на каком-то активном отдыхе в лесу. В один день, в школе кто-то из ребят хвастался импортной газетёнкой, Чан тоже заинтересовался и попросил дать почитать. На одном из листов бумаги было изображено огромное здание, а рядом режущая надпись "Отдайте нам своих детей". Именно, это и была своеобразная реклама интерната. Крису нечего было терять: Ликс, с которым они давным давно подружились, переехал в Корею, как писал в последнем письме, а так же упомянул, что они вряд ли встретятся в ближайшем будущем. Поэтому и предложил родителям отправить его в это место.

Вслед за Чаном, Феликс начал бормотать всякий бред. Он перебирал длинные волосы, из-за которых потела шея. Но вскоре его бред стал перерастать в собственную историю.

Феликс родился в прекрасной семье, с прекрасными родителями. Его мама работала воспитательницей в детском садике, в который ходили Феликс и Крис. Отец был художником и преподавал живопись в учебном заведении. Оба родителя души не чаяли в своём единственном ребёнке, всё делали для него, воспитывали в доброте и заботе. Поэтому он и вырос таким лучезарным, добрым и слегка смахивающим на ребёнка. К сожалению, родителям пришлось развестись, после чего, мать с Феликсом переехали в Корею, а отец остался в Сиднее. Но не прошло и нескольких месяцев, как мама Ликса нашла работу во Флориде - воспитатель в начальных классах в интернате. Так он здесь и оказался, да ещё и не один, а под крылом матери. Удивительно, как судьба свела этих двоих в одном месте. Невольно начинаешь верить в сказки и мифы. Неужели случайности не случайны, а вечная череда совпадений на самом деле и не совпадения? Эти двое крепко связаны какой-то невидимой тонкой нитью. Не важно, где они будут через десять, пятнадцать лет, они, несмотря ни на что, окажутся в одно время и в одном месте вместе, чтобы снова дополнить друг друга.

Голубенький слон явно не вписывается в их компанию.

Солнце ярко просачивалось сквозь окно, на котором они сидели, что можно было видеть зависшую в воздухе пыль. А Феликс, видя как эти лучи падают на его коленки, протягивает руки к ним, точно ловит, а потом засовывает в карман или куда-нибудь в мешочек, это уж сами додумайте. Теперь понятно, почему он всегда такой лучезарный - солнечный мальчик напрямую связан с солнцем, со светом и теплом, которым всегда готов делится.

Но хорошего, как принято, всегда понемножку. Урок закончился. Ещё один просидеть тут не выйдет, и товарищи-прогульщики это понимали. Ликс с Крисом поблагодарили Яна за душевный разговор, в котором Йени, вообще-то говоря, особо и не участвовал, и посоветовали обращать внимание на тех, кто к нему прикасается. Бог знает зачем. Йени тепло провёл взглядом двух удаляющихся парней, смеющихся над кем-то, и подошёл к одному стеллажу, который он заприметил из-за переизбытка вандализма. Он лазил глазами по уже знакомым коркам книг, ища что-то новое; под руку попадается небольшой сборник стихов. Его он и закинул в сумку, повешенную через плечо.

***

В комнате сидел уставший Ник. Наверняка, он снова мотался по кружкам после уроков, а потом сидел где-нибудь на лекции по медиаграмотности и рисовал единорогов на полях кольцевого блокнота. Да, его сильно мотают, а он, ответственный, и отказать не может. Вот какова жизнь многих отличников и любимчиков учителей. Хотя, подразумевается, что в этом интернате все должны быть такими.

Ага, к чёрту.

- Привет, - из под одеяла на секунду показалась светлая макушка и тут же залезла обратно. Блондинистые прядки всё равно играли на мягкой подушке, создавая впечатление, что под одеялом ютится пушистый одуванчик.

- Ого-го, ты чего, напился вчера что ли? - подколол Ян.

- Не издевайся, - Ник высунул из-под белого покрывала кулак и пригрозил им Чонину. - Сам-то куда пропал?

А действительно, куда это он пропал? В голове закопошились какие-то пчёлки, жужжащие и не дающие придумать отговорку. Чонин чуть сам жужжать не начал. В конечном итоге он просто проигнорировал вопрос, а через пару секунд услышал громкое сопение. Застыв на том же месте - около кровати - и держа сумку за единственную длинную ручку, Ян пытался вспомнить, зачем вообще сюда пришёл, так и не дойдя до забытых намерений, он с шипением махнул рукой в пустоту и закинул сумку обратно. Пошёл на поиски сами знаете кого.

Подошва, исписанная надписями по типу "Kick them hard", звонко билась о покрашенный в коричневый и залакированный пол. Чонин бежал вниз быстро, как только мог. Внутри захватывало дух, когда он перепрыгивал сразу несколько ступенек, на секунду забывая, куда он вообще торопится. Но как только вспоминал, сразу опоминался и рвался быстрее. И вот - он уже около двери. Перед тем как постучать три раза, Ян тысячу раз помолился, чтобы внутри не было никого кроме Хёнджина. Но дверь открыл Джастин. Один из самых ненавистных Яну людей.

- О, Друг! Заходи! Я тебя давно не видел! - чуть ли не задыхаясь от радости, встретил он Чонина. Но тот лишь ненавистно фыркнул.

- Кто там? - раздался сосредоточенный голос Хвана, что сидел за столом склонив голову, записывая что-то в тетрадь.

- Это я, Хёнджин.

Выражение лица со скривившегося сменилось на доброе, спокойное, улыбчивое, наивное. Только таким оно может быть рядом с Хваном.

- Ты чего пришёл? А мы тут обсуждали вкусы жвачек, ты какую любишь? - махая перед глазами Чонина пустой серебряной упаковкой из-под жвачки, наполнялся любопытством Джас.

- Банан и клубника, - присев на кровать Хвана и глядя, как тот всё ещё что-то пишет, не задумываясь, ответил Ян.

- Ох, как жаль, у меня только мятная, - расстроился Джастин и кинул упаковку на общий стол.

Подобные вопросы, совершенно неимеющие значимости, тем более для почти незнакомых людей, продолжали свой культ на протяжении, кажется, минут пятнадцати. Этот комок с темами для разговора перекидывался ещё своими некими фразами, которые понимают только они между собой. А Хван, отвлекаясь от своей писанины, смеялся. Искренне. Бросьте, он, конечно, понимал, что это нормально, нормально смеяться и дурачиться не только с тобой, но раздражал именно этот человек. И когда Яна это в конец достало, он пытался намекнуть Джастину, чтобы тот свалил куда-то, ведь ждать, пока Хёнджин закончит свои дела, так ещё и ждать под бубнение Джастина, - пытка. Он начинал закипать, вот-вот верхняя часть головы, как крышка чайника, улетит куда-то и послышится свистящий звук. Но Хёнджин чувствовал напряжение со стороны Йени. Он не понимал, почему они всё ещё сидят тут, в неприятной для Яна компании, почему они просто не ушли сразу, ведь дела подождут, а Ян - нет.

-... а и кстати, завтра же суббота, родители обещали свозить меня в парк аттракционов. Я там не был, кажется, лет шесть, поскорее бы! - складывая какие-то вещи, бормотал Джас. - А ты, Хёнджин, опять останешься тут?

- Ты же знаешь, - наконец откладывая эту злосчастную ручку в сторону и напоследок переворачивая листы в качестве проверки на количество, ответил Хёнджин соседу.

- Мы пойдём, Джастин, у нас есть дела, - ликуя внутри, но не подавая виду снаружи, Чонин резко встал, благодаря всевышнего за то, что сумел перетерпеть этот "словесный понос".

- Дела? Вот так вдруг? - Джастин оторвался от своего рюкзака, который он возьмёт с собой на выходные, и вопросительно взглянул на обоих парней. - Я думал, мы это время, до домашки, вместе проведём, как друзья...

- Да ты даже моего имени запомнить не можешь! - Чонин сорвался и, подхватив за руку только что вставшего из-за стола Хвана, он стремительными шагами вышел из комнатушки, оставляя Джастина одного. Но он привык, он привык постоянно быть брошенным, а из-за чего? Из-за его общительности?

Кажется, он никогда не поймёт, почему Чонин так его не любит.

- Чонин, что это было? - с немного игривым выражением лица спросил Хёнджин, уже стоя на улице под палящим солнцем.

- Что ты имеешь в виду? - Чонин состроил такую глупую, но злую гримасу, будто ни черта не понимает. Выводя Хвана из общежития, он продолжал держать того за хрупкое запястье, немного сжимая кожу, пытаясь через язык тела дать понять, что нисколько не злится. Тело ведь не обманет.

- Ты что, только что приревновал? - старший поиграл бровями и улыбнулся, как Чеширский Кот. Младший тут же понял, как обольщённо себя чувствует Хван, и решил не подавать лишних надежд.

Чонин остановился у какого-то дерева, облезшего, заросшего, безжизненного, закиданного зелёными и красными дротиками (там была выцарапана мишень для них).

- Ревную?

- Ревнуешь.

Что-то игривое оставалось на его лице, он улыбался. И его улыбка заставляла отогнать свою гордость в сторону, скомкать как неудавшуюся домашку и выкинуть в мусорку. Уголки губ предательски хотели подняться, подобно хвановым. Чонин отвернулся. Отвернулся и улыбнулся.

Вдруг по телу прошли мурашки, кто-то начал щекотать Йени, щипая за бока и заставляя извиваться на месте. Да ещё и смеяться во весь голос.

- Эй, остановись! Что ты делаешь? - мешал возмущения со смехом Ян. Он пытался кричать серьёзно, но получалось ужасно, от его возгласов ещё больше хотелось смеяться.

- Тогда зачем тебе это? - Хван сорвал ничтожный клочок розовой бумажки со спины мальчика и протянул Яну.

- Что за...? Феликс! - осознавая, крикнул Ян. Его брови застыли высоко над глазами, но лицо всё равно было раздражённым. На бумажке было написано:"Я люблю щекотку". - Так вот зачем он меня по спине гладил! - резко вспомнил младший этот момент, и то, как его предупредили следить за тем, кто его трогает.

- Кто тебя там по спине гладил?

Чонин в очередной раз закатил глаза. Он надул губы и выстроил путь к дыре в заборе.

- Эй, а тебе повезло, что её, видимо, только я увидел! Ты мне спасибо сказать должен!

***

Ребята шли долго, бродили по лесу. Сегодня они приняли решение погулять дольше. Чонин безоговорочно шёл дальше, вглубь, как только мог, а Хван пытался его отговорить, боялся, что они заблудятся. И, похоже, это уже случилось, но, по правде говоря, так думал только Хёнджин, потому что Чонин дорогу запоминал. В глазах старшего Ян и правда был безответственным, он считал его обветренным и не постоянным, считал, что Чонин, всегда переложит ответственность на другого человека, совершенно не волнуясь за себя. Но вообще-то Ян уже по привычке брал ответственность на себя, и его не колышало, беспокоится ли об этом старший. Он абсолютно не беспокоился о том, заботится ли о них сейчас Хёнджин, даже если да, он всё равно перестрахуется и сам запомнит дорогу.

- Йена, может пойдём обратно? Ты знаешь сколько уже время? Мы опять домашку пропустим! - постанывал сзади Хван, строя грустную гримасу. Ему казалось, что сегодня вообще не его день. Мало того, что в тот момент, когда Чонин своевольно прогуливал и, можно сказать, веселился, Хван позорился перед классом у доски. То, что их с Яном объеденяло - нелюбовь к математике. Вот и он, стоя у доски пытался решить свои нелюбимые логарифмы, хотя казалось, что все в школе их обожали. Вот и влепили ему плохую оценку, и он под ликование класса гордо сел за свою парту.

А мало того, что оценку плохую получил, так ещё его потом новоиспечённый сосед достал. По правде говоря, когда он заселялся, Хван вроде как был не против и даже рад, ведь это значило, что подозрения насчёт его "интрижек" с Яном отметутся. Но теперь, поживя с ним какое-то время, он понял, как это трудно, поскольку Джас правда говорил без умолку. Но чтобы его не обидеть, он всегда улыбается ему и говорит что-то в ответ.

А теперь, идя позади Чонина, он тысячу раз споткнулся и даже пару раз упал, чуть ли не захватив младшего с собой, благо тот, как самый настоящий друг, тут же отскакивал, смеялся, а придя в себя, протягивал руку бескорыстной помощи.

- Мне Феликс сказал, что если идти куда-то вперёд, то мы что-то увидим, но вот что - я не помню, - оглядываясь по сторонам, и ища просветы сквозь зелёную гущу, пытался заверить в безопасности младший.

- Неужто он сам, лично, ходил? - передразнивал Хёнджин, складывая руки на груди от дискомфорта. Природу-то он любил, а вот насекомых... От них он всегда метался, как от огня. Так и тут, его мало того, что комары искусать успели, так ещё и какие-то огромные жуки летали, и он, как большой ребёнок, бегал от них, хотя им вообще до лампочки было.

- Нет, но я знаю, что Феликс не соврёт, тем более мне, - Чонин точно не знал, откуда Ли знает, что за лесом что-то есть, но, вероятно он здесь когда-то жил, может, отдыхал. Ведь не зря он живёт здесь вместе с матерью, наверняка всю географию этого места изучили вдоль и поперёк.

Хёнджин лишь недовольно фыркнул. Что это за Феликс такой, который так очаровал Яна? С какой это стати он не может соврать? А может, он просто хотел, чтобы они тут потерялись и не выбрались. Однако, допустив эти мысли, Хван тут же мысленно бил себя по лбу, осознавая, что сам сейчас ревнует, причём на ровном месте, как и Ян некоторое время назад. Но в отличии от себя, Чонину это было простительно и даже вполне дозволено, "всё-таки он младше", а значит забывчивее, так что после малейшей ревности, он об этом и не скоро вспомнит.

Со временем Хван начинал бояться. Реально бояться того, что они заблудились, но и говорить Яну об этом он не спешил, да и бесполезно бы было, если они уже так далеко забрели. И чтобы не зацикливаться на страхе, он считал деревья, вслух, да так, что его приятный голос эхом разливался по лесу. Чонин даже не ворчал на него, а наоборот - наслаждался его голосом. И младшему действительно казалось, что он в какой-то степени зависим от Хёнджина. От осознания, что он готов провести с ним вечность, слушая его голос или просто глядя на него, даже если с ума сойдёт, пробивало на дрожь. И Чонин действительно страшился этой зависимости, если она правда есть, ведь неизвестно, к чему она может привести. Но он, как и старший, тоже старался не цепляться за свои страхи сейчас, поэтому шёпотом подловил счёт Хвана и в унисон ему считал.

И вот, от числа до числа стал появляться какой-никакой интервал, ведь деревья стали мелькать всё реже, тем самым замедляя счёт. Лесная зелень стала потихоньку сменяться белым светом, мгновенно режущим нежные глаза. Но зато, вместо деревьев, обзор впереди закрыла высокая тёмно-зелёная трава, которая до этого была лишь под ногами, не возвышаясь более чем на двадцать сантиметров. Чонин, как первопроходец, отважно раздвинул траву, полностью выводя их из леса. И наконец-то над головой был не зелёный лиственный потолок, а свободное ярко-голубое небо, не держащее на себе ни одного облачка.

- Ого! Ты смотри, куда мы пришли! - удивлённо протянул Чонин, указывая пальцем вдаль, на бескрайний океан. - Так вот, что имел ввиду Фел.

- Это океан? - неуверенно осматривась, но не менее восхитившись, Хёнджин стал осторожно подходить чуть ближе к младшему, пытаясь привыкнуть к такому обилию голубого цвета.

- Или море.

Чонин, не имея никакого страха высоты, подошёл ближе к обрыву, чтобы посмотреть, где вообще будет возможно осуществить спуск. В прозрачной лазурной воде отражалось небо, что было идентичного с ней цвета. Но обзор закрывала пара низких и очень тонких деревьев, выступая в роли ограждения, на которое Ян не обращал никакого внимания, подходя всё ближе, тем самым неосознанно подбешивая неспокойного Хёнджина, что за шкирку оттаскивал младшего от края.

- Ну что, кто первый? - ехидно спросил Ян, держась за это самое деревце.

- Что? - Хван, который, в свою очередь, держался за правую руку младшего, сильнее сжал его запястье от непонятного вопроса.

- Прыгнет.

- Ты что свихнулся?!

Хван ещё дальше оттащил Яна и повёл в сторону, удивляясь его "тупости".

- Да ладно, я пошутил! - заливисто смеясь, пытался вывести на ответный смех Чонин, однако получил лишь порцию нравоучений, попутное ворчание и ещё сильнее сжатую руку на своём запястье.

- Смотри, там есть спуск, - облегчённо вздохнув, Хван повёл Чонина от этого места подальше, мечтая как можно скорее безопасно добраться до прибоя, а то мало ли что ещё взбредёт Яну в голову, и уже не важно будет, шутка то или нет.

С горем пополам они спустились к дикому пляжу. По дороге Ян несколько раз падал на Хвана, от чего тот недовольно ворчал и угрожал Чонину, что скинет его с обрыва однажды (и отбросим тот факт, что сам только что хотел уберечь его от этого). Хотя, знаете, пусть скидывает, всё равно потом сам будет готов прыгнуть, как Джек из "Титаника".

И вот, трава и камень уже под ногами не чувствуются. Ступни проваливаются в белый песок. Из-за этого немного брезгливо, ведь он попадает в кеды, а потом эти частицы чувствуются через носки. Поэтому Йени не думая снял и обувь, и носочки, которые, кстати, были разрисованы специальными красками. На них были изображены жёлтые смайлики. Такие мелкие детали в вещах Чонина делали его ещё более ребёнкоподобным, а значит - ещё более милым. Хёнджин повторил за ним: снял свои до блеска начищенные низкие мартинсы и белые носки. Босыми ногами уже было в сто раз приятнее ходить по песку.

В руке из стороны в сторону болталась обувь, а носки уже были потеряны где-то в начале пути, ну, потом подберут. Морской воздух - один из самых приятных запахов. Он очень свежий, очень чистый и исцеляющий. Солнце сегодня сильно яркое, глаза ни на секунду не открываются. Пляж и правда дикий: нигде не валялось мусора, из белого песочка, в некоторых местах прорастали маленькие травинки. Он был очень красивым, не тот, что вы можете увидеть около речки, это был действительно пляж при океане, как в фильмах.

Чонин выкинул сумку в сторону, совершенно не заботясь о её содержимом, а сам наслаждённо положил ладошки на пояс, вдыхая свежий воздух и позволяя витамину Д полностью пропитать его оголённые руки.

Хёнджин же встал рядом.

- Купаться пошли, - прикрыв глаза, Хёнджин повторил позу младшего, мгновенно чувствуя тепло на своих предплечьях. Солнце сегодня и правда было палящим. Хоть прям сейчас надевай купальник и загарай, ведь весь пляж в твоём распоряжении. Но вообще-то загарать - это не очень весёлое занятие, да и погреться можно в любое время, хоть на территории школы, а вот океаны там не водятся.

- Я... рубашку не сниму.

- Ты раздеваться собрался?

Хван посмеялся и полез к Яну. Тот ненароком подумал, что старший уже снять с него рубашку норовился, попятился назад. Но Хёнджин лишь ласково схватил Йени за запястье и повёл за собой, в сторону воды.

Вода шумно и резво толкалась вперёд, ближе к берегу. Белые брызги впереди, но чем дальше посмотреть, тем прозрачнее и голубее вода. По телу пробежался холодок, босые ноги почувствовали влагу, а брызги попадали на коленки и выше. Чонин прошипел от холода и стал отходить назад, но настойчивый Хёнджин тянул его за собой.

- Хёнджин, холодно, - хныкал Ян.

- Ты толком в воду не зашёл, глупый.

Хван всё сильнее тянул Яна, и тот окончательно сдался. И вот - вода уже по колено.

- Ну что, теплее?

- Нет, - продолжал ворчать Йени. Он пытался вырвать свою руку, но Хван не отпускал, боялся, что он убежит. В итоге Ян дал своё честное чониновское, что даже под дулом пистолета с места не сдвинется.

- Ну чего ты такой хмурый?

Хван вдруг обхватил руками мальчишку, как тогда, на дискотеке, вокруг талии, лицом упирался в волосы младшего. Чонин приятно пах библиотекой, старыми книжками, кактусом, и синим слоником. Хёнджин пах жвачкой, которой с ним поделился Джастин - мятной.

- А теперь?

Чонин соврёт, если скажет, что ему по-прежнему холодно. Сейчас ему стало ой как жарко, в горле застрял камень, а в груди кончился воздух. Ян, будучи под состоянием эйфории, вяло кладёт свои ладони на чужие локти, поворачивает голову и упирается в шею Хвана, томно дышит, будто это его последние вздохи. Интимность этого момента зашкаливала, а ведь Яну только без пяти минут шестнадцать. Хёнджин чуть старше, на год и месяц, но он ещё далеко не совершеннолетний. Йени уже успел обескуражиться, расслабиться, довериться, как вдруг Хёнджин наваливается на Чонина, и оба падают в воду. Хван тут же выныривает и подхватывает Яна. И опять он смеётся.

- Ты что, спятил?!

- Ха-ха, ты, по-моему, перешёл границы, мальчик.

- Ты первый начал, дурак! Не смейся!

"Не смейся" - значит - "О да, продолжай, Хёнджин".

- Да ладно тебе, теперь тебе в любом случае придётся купаться со мной!

Ян не сдержался, снова сдался Хвану и посмеялся в ответ. Следует напомнить, что они всё ещё сидели в воде, из неё выглядывали только голова и туловище. Волны иногда поднимались чуть выше, доходя до шеи. Волосы уже были мокрые, солёные, ресницы слипались. Ребячий смех разделял шум моря и вой чаек. Что может быть лучше?

Было светло и ещё долго будет. Мальчики были насквозь мокрые, белые рубашки прилипали к телу, просвечивался бежевый оттенок кожи; шорты потяжелели, так и норовились спасть; а слипшиеся пряди волос свисали со лба и щекотали веки. Хван, как обычно, сражает на повал. Он всё время зачёсывал рукой свои волосы назад, но пара непослушных прядок чёлки всё равно торчали. Они толкались, пинали воду, брызгались, обнимались, долго обнимались. Чонин несколько раз запрыгивал на спину парня, а тот с большим размахом кидал его куда-то вглубь, Ян пытался его разыграть - якобы он тонул - из-за чего, тот сразу же бешено суетился и сам кидался под воду.

За такой день каждый человек готов отдать всё, что у него есть. Это такая мелочь, казалось бы: достаточно иметь похожего или очень непохожего на тебя человека, и вот он - пусть к счастью.

А на что вы готовы ради счастья?

- Ну всё-ё, Хёнджин, я очень устал. Мы ни разу из воды не вылезли, балда, - выходя на берег и тяжело дыша, констатировал Ян.

- Если я сяду на песок, то он прилипнет к моей попе, - унывал Хван.

- Сядь на мою сумку, если хочешь.

- Ты её для этого взял?

- Ой, нет, она не пустая!

Ян поспешно вытащил из портфеля камеру, которую Хёнджин вчера забыл у него, и сборник стихов; всё остальное было нехрупким, поэтому Хван спокойно сел на сумку.

- А, моя камера! Я и забыл про неё!

- Мне кажется, мы сфотографировали весь лес, пока в корпус шли, - Чонин внимательно разглядывал каждое изображение, которые он листал, нажимая на кнопочку. Попадались фотографии, где Хван сидел на корточках и нюхал цветочки; где Ян поймал маленькую божью коровку и улыбался ей так, будто она - Хёнджин; фотография, где старший был в паре сантиметрах от объектива, и где он раскрыл глаза, будто приведение увидел - была самой любимой фотографией Яна. Очень смешная и очень живая.

- Давай ещё раз тебя щёлкну, - предложил младший.

Хёнджин тут же согласился и скорчил смешную гримасу прямо в момент щелчка. Вот и ещё одна любимая фотография для Яна. И он уверен, что его коллекция будет пополняться изо дня в день.

Хёнджин отвлёкся, пока Йени продолжал разглядывать изображения в фотике и потянулся к книжке, что притащил Чонин.

- Ты стихи принёс?

Чонин тут же отвлёкся от своего занятия и выхватил книжку из рук парня.

- Хочешь зачитаю?

- Хочу.

Чонин, долго не ища, остановился на странице 34, где и было стихотворение, которое он заприметил сегодня утром. Покашляв пару раз и усевшись поудобнее мокрыми шортами на белом песке, он тихо начал зачитывать вслух:

"Я в глазах твоих утону, можно?
Ведь в глазах твоих утонуть - счастье.
Подойду и скажу: Здравствуй,
Я люблю тебя. Это сложно...
Нет, не сложно, а трудно
Очень трудно любить, веришь?
Подойду я к обрыву крутому
Стану падать, поймать успеешь?
Ну а если уеду - напишешь?
Я хочу быть с тобой долго
Очень долго...
Всю жизнь, понимаешь?
Я ответа боюсь, знаешь....
Ты ответь мне, но только молча,
Ты глазами ответь, любишь?
Если да, то тогда обещаю
Что ты самым счастливым будешь
Если нет, то тебя умоляю
Не кори своим взглядом ,
Не тяни своим взглядом в омут
Пусть другую ты любишь, ладно...
А меня хоть немного помнишь?
Я любить тебя буду, можно?
Даже если нельзя, буду!
И всегда я приду на помощь
Если будет тебе трудно!"

Пока Чонин читал, он тысячу раз бегал глазами то по строкам, то по родным глазам, в которых таилось увлечение, страсть и ожидание чего-то. Сложно было читать строки "я люблю тебя", почему-то в этом всегда сложно признаваться, сложно говорить о том, о чём человек уже неоднократно знает. Это такие громкие слова, надо же их так удостоиться.

Хван замер, немного потускнел, но быстро опомнился. Заулыбался.

- Будешь мне его почаще читать?

- Буду.

- А говорить, что любишь, будешь?

- Буду.

Будет. Обещает, что будет.

^^^

В Корее 20.03, с днём рождения, Хёнджин!!♡♡