Шипы

Они устраиваются на полу перед окнами, открывают шторы, чтобы свет растущей луны наполнил комнату. Мэтт действительно передает Кире шампанское, чтобы та открыла его сама, и даже театрально вздрагивает, когда хлопает пробка; это не более, чем способ для обоих во время неловкого разговора занять чем-то руки и потянуть время, выгадать драгоценные секунды.

— С чего начать?

— Кто ты такой? — Кира щурит неприкрытый глаз, заглядывая в будто художником придуманное лицо — и как она сразу не догадалась, что смертный таким быть просто не может. — Кем ты был?

— Кем я за пятьсот лет только не был, — Мэтт удивленно поднимает брови, поражаясь наивности такого вопроса. — Человеком я дожил до двадцати пяти... тогда, впрочем, это серьезным таким возрастом считалось. Этакий запоздалый школяр, ищущий секреты вечной жизни в алхимии, но нашедший их в божественной мести. Сначала я встретил одну из обращенных, Кармиллу... — он запнулся на этом имени, на секунду сжав губы в печальной полуулыбке. — Но Виктория «украла» меня, сказала, что раз дочка есть уже, как раз сына не хватает.

Только вот на фамильном портрете нет никакой Кармиллы — зато есть Мейра.

— Для проклятия, посланного мстить за грехи рода человеческого, Виктория была к нам удивительно добра.

Кире не удалось скрыть нервного смешка.

— Ты ведь понимаешь, насколько детям Покровителей чужда обычная людская мораль? — предвосхищая ее возмущения, напоминает Мэтт. — Тем более, с исчезновением последнего полубога им не осталось равных по силе на земле, а Легион перестал вмешиваться после того, как сделал всех нелюдей уязвимыми. Для Виктории те несколько капель ее крови в кубках с вином прежде, чем она нас убьет, были высшей степенью заботы.

Мать — отравительница, и сын такой же...

— Альянс сформировали на пару сотен лет раньше моего перерождения, и все это время Виктория стоит во главе вампирской ложи вместе с Владиславом, — Мэтт характерно поморщился, как будто более мерзкой кучки шарлатанов во всей своей длинной жизни не встречал. — У ведьм и оборотней там тоже по паре правителей. Вершат судьбы нелюдей, по их собственному преставлению.

— То есть пресловутый Альянс — это шестеро потомков Легиона, которые устроили свое нечистое государство?

— Шестеро глав, там мелких служителей сотни, и даже люди есть, — он хитро подмигнул Кире, как будто ей нужно эту фразу запомнить, — Жрецы наших небесных родителей.

Богохульная в своей простоте мысль. Жрецы помогают и охотникам, и жертвам — ладони сжались в воспоминании о рукоятке священного кинжала. Конечно, вряд ли в подчинении Альянса есть последователи Модир...

Кроме самой Киры.

— Но у них тогда должен быть тоже какой-то Верховный Жрец? — спрашивает, а сама от ужаса, насколько далеко от праведного пути ее увел Мэтт, не может на него сейчас даже смотреть — уставилась в окно, делает вид, что такой красивой луны никогда в жизни не видела.

— Нет, сейчас нет. Когда-то в Альянсе был сын Лотты, он как раз был седьмым и замыкал круг, но он отрекся от своей божественной семейки и пропал, — в тишине между его словами можно услышать, как лопаются в единственном уцелевшем бокале пузырьки шампанского. Лотта — взбалмошная богиня битвы и Покровительница сражений, множество охотников чаще всего молятся как раз ей. Она помогает смелым и сильным духом... а еще, видимо, когда-то умудрилась влюбиться в человека. — Я не успел его застать. Разумеется, это нарушило принципы баланса, на которых Альянс и формировался, и последние лет шестьсот три ложи борются друг с другом, чтобы выяснить, кто достоин занять седьмое место. Сама понимаешь, неважно, кто там окажется — вампир, оборотень или ведьма — ни о каком равновесии больше не будет даже и речи. Сейчас-то все очень хрупко... а если седьмой окажется недостаточно силен, чтобы удержать власть, просто начнется война.

Мэтт замолкает, чтобы сделать глоток прямо из бутылки, но скорее — чтобы дать себе время признаться в страшной мысли.

— Виктория считает, что седьмым должен стать я. Черное Венчание может сделать меня достаточно сильным для этого. Она всегда видела во мне... потенциал, — он грустно улыбается, искоса наблюдая за собеседницей. — Долго мечтает об этом, наконец отдать всю власть Альянса вампирам. Я получился сильнее, чем кто-либо из ею обращенных. У каждого первого вампира есть способность, которую он потом передает каждому из укушенных — Владислав, например, телепат, и все его потомки тоже. Каса обратил кто-то по линии Шелли, они безумно сильны физически, и даже святынями практически неубиваемы. Дар Виктории — убеждение и подчинение.

Кира невольно вздрагивает и поворачивает к нему голову. Темные глаза смотрят на нее мягко и внимательно, будто изучая каждую реакцию.

— То есть тогда в клубе...

— У тебя действительно не было шанса за мной не пойти, да. Хотя я удивлен, что просто моим словам ты не поддалась, понадобилась кровь — такого еще ни разу не было. Я привык, что люди в моем присутствии сразу теряют волю, а ты вон, стакан оттолкнула, пока я сам глоток не сделал, — в его голосе смесь сожаления о поспешном выборе, который их сюда и привел, и той самой смешливой заинтересованности, с которой он называет ее «олененком». — Я не думаю, что подобный комплимент тебе понравится, но я тоже вряд ли смог тогда сопротивляться — ты даже не представляешь, как для полуночника пахнет твоя кровь. Одурманивающе. Удивительно, что я первым до тебя добрался. Это что-то невероятное. Мне даже жалко Каса, который с тобой столько времени теперь проводит, но права не имеет...

Звучит действительно странно и нелепо — как будто похвала не человеку, не Кире Зилар, а флакону духов или хорошему ресторанному блюду; если он такие же комплименты делал Юне, чтобы ей голову вскружить, она тоже должна быть... своеобразная.

— Мне нравится, что Кас со мной занимается, — она хмыкает. — Приятно иметь хотя бы игровую возможность дать вампиру по морде.

— А ему нравишься ты, — с таким серьезным лицом выдать такую абсурдную мысль надо еще уметь; Кире на секунду становится даже смешно.

— Ему нравится, что ты с нашего общения бесишься, и что ему есть, куда свои вековые запасы тестостерона выплеснуть. Не говори глупостей.

— Я его наизусть выучил за время нашей дружбы, — такое ощущение, что Мэтт моргать разучился — внимательно наблюдает за каждой ее реакцией, как в зоопарке за неприрученным зверьком. Словно пытается что-то понять, разгадать загадку; то, что его эмоцию сейчас она не совсем может выявить в вихре собственных, не помогает. — Мы с ним не соперники, а союзники. И если его симпатия взаимна...

Дурак ты, Мэтт Хельгон. Идиот.

Еще не хватало ей от Каса еще и в любовном плане начать отбиваться; ей вполне достаточного физического. У Киры никогда не было причины сомневаться в собственной привлекательности, она была довольно уверена в себе; но прямо сердцеедкой на фоне той же Дианы она не могла себя считать. Да и не то чтобы хотелось; особенно учитывая сложившуюся ситуацию, сейчас просто буквально не до этого.

— Кас не в моем вкусе, — абсолютная правда.

Волна чужого самодовольства поднимается у охотницы в груди; вампир неопределенно ухмыляется, как будто его лабораторный образец среагировал совершенно так, как требовалось для эксперимента.

— Да и вообще, если вы забыли, технически я — священнослужительница

— И что, прямо обет безбрачия давала? — эта мысль Мэтта веселит так, что при улыбке снова виднеются клыки; если бы не эта деталь, очаровательнейший бы вышел юноша.

К сожалению, Кира ловит себя на мысли, что этот нюанс беспокоит ее все меньше. Конечно, это же в его природе — завлекать, убеждать, подчинять воле; тьфу.

— Не вижу ничего смешного в священных клятвах, — пытается она его осадить. — Обязана ли целибат держать? — нет, но я обещала посвятить всю себя охоте, а в такой образ жизни семья как-то не вписывается.

— Образ жизни, — передразнивает он и делает глоток из бутылки, — образ смерти, родная. Не думаю, что какие-то долги будут спрашивать с убитой в подворотне девчушки. Мейра тебе говорила — пустой лист. Нет у тебя обязательств ни перед богом, ни перед человеком, только перед вампиром. Только передо мной.

Она эту неприглядную правду уже со всех сторон обдумала, и все же она каждый раз открывается новыми оттенками безысходного серого — как и ее новое нецветное зрение.

— Ну, все должно быть честно, — он не спускает взгляда насмешливых угольков с ее лица. — Ты как дошла до жизни такой? Ты же молодая совсем, даже по смертным меркам. Это же отложенное самоубийство, не я — так другой рано или поздно тебя почуял бы, зачем? Жить бы и жить.

Ничего честного с ней не происходит в последнее время, нельзя даже допустить мысли, что это справедливо — что такого она успела натворить? За что расплата? Кира залпом выпивает шампанское из бокала, кривится от вкуса и пузырьков — наверное, можно действительно Мэтту доверить что-то из прошлого?.. Это звучит чужеродно и неестественно. Сумрачным доверять нельзя в принципе — аксиома; только вот ситуации, в которой они оказались, под общие правила совсем не подходят.

Каждое слово дается с титаническим трудом.

— Ради мести, разумеется, — звучит удивительно просто, но уговорить об этом — раскаленным ножом ковыряться в полузажившей ране; слезы мгновенно подступают к глазам, размывая и без того скрытые в полумраке черты собеседника. — Это случилось чуть больше года назад. Одна из вас напала также... в подворотне. У меня с собой был только перцовый баллончик, она даже не поморщилась. Мой... — она сглотнула, не решаясь произнести имя, — мой жених попытался отбиться, взять удар на себя, но что может безоружный человек против кровожадного нелюдя, — Мэтт похолодел от того, с какой внезапной яростью Кира на него взглянула. Это было сильнее, чем даже в начале их совместного пути — тогда у нее сердце болело только за себя. — Она с ним игралась, как кошка, ей было забавно. Для вас же человек не личность, а просто дичь на охоте.

От резкой смены настроения в комнате по коже побежали мурашки, ледяным сквозняком прошлась застарелая ненависть между собеседниками. У Киры задрожали губы, и больше и слова выдавить было невозможно; боль в груди не позволяла вздохнуть. Ей казалось, она смирилась с этой потерей, когда получила благословение на охоту, но ошибалась. Ей говорили, что с годами можно найти покой, что благодать богов залечит все сердечные раны, что она сможет снова полюбить. Сомневаться — сродни ереси, и она держалась за эту надежду, как за соломинку. Но долгожданный штиль так и не наступал, и она под девятым валом —придется научиться плыть.

В ее уме настолько глубоко засела эта граница между ними, что она мысленно готовится защищаться — сейчас он будет объяснять ей, что они — длань божья, что люди сами на себя навлекли эту кару, что полуночник не может пойти против своей природы; и выложит перед ней, как карты при раскладе, множество разных вражеских правд. Охотница готовится к очередной битве, но вампир сдается первым.

Он проявляет сочувствие.

Мэтт одним движением притягивает Киру к себе. Ее лицо утыкается ему в плечо, и сначала девушка инстинктивно пытается отдалиться, но обманчиво-легко лежащие на ее теле ладони не дают двинуться. Снова окутывает запахом благородного дерева, металла и молитвенных трав, особенно — мяты.

— Я сожалею, — он говорит совсем тихо, почти шепчет — но Кира так близко, что, будь он жив, слышала бы сердцебиение. — Тебя спасли охотники?

Логичное предположение, простая вероятность. Девушка неопределенно скулит в ответ, то ли кивая, то ли качая головой — не ложь, не правда. Скорбь и удивление в ней заглушают все остальные эмоции, и даже сквозь связь Мэтт не понял бы сейчас, в чем его обманули.

Перед глазами вновь встает тот роковой вечер — осенние сумерки, хищная улыбка на алых губах, последнее «Спасайся, Кира!», прежде чем Артур, друг ее детства и первая любовь, потеряет сознание в руках полуночницы. Холодный камень, впивающийся в тело, когда Кира падает и пытается отползти, но оказывается лишь загнана в угол. Ослепительное зарево, разливающееся из-за спины вампирши, и агония в голосе, когда священный огонь поглотил ее — потомки небожителей не могут быть сильнее своих мрачных предков.

Ее спасла Модир.

Мать всего Света даровала ей второй шанс, взяла под свое Покровительство, а она все равно оказалась в логове врага.

— Больше тебя никто не посмеет тронуть, — ласковые слова из уст вампира звучат как хитрость и издевка, но Мэтт не лжет.

В ужасе Кира прислушивается к их связи, ищет подвох, ищет уловку — и не находит. Это неправильно, неверно, нечестиво. Желание создать союз ради выгоды можно принять, но от искренности она, как напуганный волчонок, скалится, обнажает зубы.

— Какая бы древняя магия не связала нас, в этом же должен быть какой-то смысл... мы сможем друг друга защитить.

Это Мейра ему так мозги промыла?

Но что-то в ней все равно откликается. Может, последствие вампирского влияния, сумасшедшей связи, или просто спрятавшаяся глубоко в ее душе маленькая, беззащитная девочка, которую покинула ее богиня-Покровительница, и которая готова прильнуть мокрой от слез щекой к первой нежной руке. Пустой лист. Второй шанс.

— Я знаю, насколько ты голоден, — всхлипывает она, в самой себе непонятном порыве обвивая его руками в ответ. — Никто не тронет — кроме тебя?

Он печально усмехается и, наклонив голову, целует Киру в макушку, стараясь успокоить. Ей нужно было брать на себя роль защитницы, но сейчас у него выходит лучше.

— Ты права, это лицемерно. Мы в тупике.

Снова.

— К сожалению, вряд ли есть другой выход. Куда бы мы ни подались — нас поджидает смерть. Если в Альянсе узнают, что нас связало... если я обвенчаюсь с Юной... если ты откажешь мне в крови.

— Я устала, — признается девушка, закрывая глаза и погружаясь в тьму и ощущение прохлады объятий непримиримого врага. — Я хочу обратно... к охотницам.

— Как долго они будут тебе рады с этим шрамом, Кира? И с твоим зрением... разве ты все еще одна из них?

Имеешь ли ты право все еще считать себя охотницей, а не нечистью?

Ей хочется верить, что Диана от нее даже такой не отречется.

— И что ты предлагаешь? Просто лапки сложить, ждать Солнцестояния, выпить за здоровье молодых и там и подохнуть?

Она отстраняется, и в этот раз Мэтт отпускает. Девушке не хочется смотреть ему в лицо, так что она ложится на спину, и стягивает повязку: даже если сейчас она его увидит, не сможет прочесть ни одной эмоции в тумане и серости. Такой вот способ отгородиться от слишком яркого ощущения возникшей эмоциональной близости — ей понадобится немного времени, чтобы смириться с мыслью, что ей с вампиром может быть безопасно.

Упорная. Будет бороться за свое право его ненавидеть до конца.

— Нет, конечно. У меня есть идея, но для нее нам нужно будет уговорить Мейру пойти на Бал.

— А здесь какой подвох?

Ну, потому что не может его не быть. Явно проблема не в том, что ведьмочке нечего надеть, или у нее свидание с мальчиком в этот вечер, или...

— Ты не задумывалась, почему Мей никогда не выходит из дома? Или почему вся прислуга в доме немая?

— Я же попросила, без загадок!..

Хмыкнув, Мэтт пристраивается рядом — укладывается на пол, так что между их руками остается, в лучшем случае, сантиметров десять.

— Без загадок история будет долгая.

Сейчас им торопиться некуда.