50
Весь следующий день Глеб будто проживал на автопилоте. Кофе с утра не имел вкуса, телефон — привычного звучания, даже музыка, играющая фоном, казалась пустой. Он не понимал, что именно происходит с Даной, но чувствовал — между ними что-то сдвинулось. Точнее, раскололось. Он замечал это по мелочам: по её молчанию, по тому, как она не встретила его взгляд за завтраком, по тому, как легко и буднично она сказала:
— Я поеду к Лере, ей нужна помощь. Пока.
Без улыбки. Без прикосновения. Без поцелуя. Просто «пока». Как будто между ними не было этих месяцев, не было совместных ночей, разговоров под пледом, бессмысленных ссор и примирений. Будто она решила отойти в сторону, а он — даже не понял когда и почему.
Он предлагал поехать с ним вечером на студию. Она отказалась коротко, как будто даже не услышала до конца.
Оставшись один, он поехал всё равно — хотя в этот вечер не тянуло к музыке. Просто хотелось быть в пространстве, где не будет этой гнетущей пустоты, которая с каждым часом захватывала его всё больше. В студии был Слэм. Он листал треки, обрабатывал биты, молчал. А потом вдруг бросил:
— А ты чего не с Черри?
Глеб пожал плечами.
— Она у Леры.
— А ты выглядишь так, будто не знаешь, где она на самом деле.
— Я не знаю, что с ней. Она будто... закрылась. Как будто я сделал что-то, но не понял что.
Слэм усмехнулся, хотя в этом звуке не было веселья.
— Да, Глеб сделал. Ты же в курсе, что вчера ты никому даже не сказал, что Черри — твоя?
— Да все и так знали.
— Никто не знал, Глеб. Особенно она. Она сидела рядом с тобой, как посторонняя. А какая-то девка пила из твоего бокала и вешалась тебе на шею. Ты хоть видел, как Черри на это смотрела?
Глеб отвёл взгляд.
— Ты ведь даже не представил её. Не сказал: «Это моя девушка, Дана». Не защитил, не обозначил, не поставил на место тех, кто лезет. Для всех она была просто... тенью рядом. Ты вообще представляешь, как она себя чувствовала вчера?
В груди будто что-то провалилось. Глеб замолчал. В голове проносились сцены вечера в клубе, одна за другой: она выходит из туалета — а место рядом с ним уже занято, а он только улыбается, даже не произносит её имя...
Он вспомнил, как она смотрела на него. Не с упрёком, а с чем-то тяжелее — с разочарованием и болью. И как она потом молчала, просто пила, уходила в себя. Он не услышал её тогда. Не увидел.
И только сейчас понял, что Дана — это не просто его привычка, не часть быта. Она — человек, которого он любит. Которого боится потерять.
Он резко встал.
— Я пойду.
Вернувшись домой, он впервые за долгое время не включил музыку. Квартира казалась чересчур тихой, почти враждебной. Он прошёл на кухню, открыл ящик стола и достал маленькую бархатную коробочку. Внутри — кулон. Серебряная гитара, в центре которой — тонкое сердечко. Он заказал её недели две назад, просто потому, что увидел и понял: это про неё. Про музыку, про упрямство, про чувство, которое росло между ними с каждым днём.
Но всё откладывал. Ждал момента.
Теперь понимал: момент создают. Не ждут.
Он вышел из дома и поехал в круглосуточный цветочный. Попросил именно гортензии — те самые, нежно-голубые, которые Дана когда-то назвала «облаками, только живыми». Купил её любимое белое вино. Потом заехал в магазин, набрал продуктов и вернулся домой.
Решил порадовать свою Вишенку и приготовить ужин. Готовил сам. Без помощи, без спешки. Просто — нарезал, тушил, пробовал. Потом накрыл стол, поставил цветы, зажёг свечи, убрал коробочку с кулоном на середину — так, чтобы не сразу бросалась в глаза.
Он был готов.
Но её всё не было.
Он написал:
«Ты скоро?»
Ответ пришёл спустя почти полчаса.
«Нет, я уже сказала, что я у Леры. Вернусь поздно.»
Он снова посмотрел на стол. На цветы, кулон, свечи.
Потом — на телефон.
Написал Лере.
— Прости, но... можешь сказать, где вы? Я должен её увидеть.
Лера прислала адрес почти сразу.
— Только не говори ей, что я сказала, а то она не в настроении .
— Не скажу. Обещаю.
Он стоял у двери и не знал, что скажет. Просто знал, что должен быть здесь.
Открыла Лера. Она выглядела уставшей, но увидев его с цветами, грустно улыбнулась.
— Она в комнате. Ещё не знает, что ты тут.
— Спасибо. Можешь... дать нам минуту?
— Конечно.
Когда Дана появилась в коридоре, её глаза расширились.
Она не ожидала. Не была готова. Она перевела взгляд на Леру, которая виновато пожала плечами и ушла в комнату.
— Зачем ты приехал?
— Чтобы забрать свою девушку домой, — спокойно сказал он.
Дана смотрела на него долго, словно пыталась понять — шутка это или реальность.
— Я всё испортил, знаю. Но хочу попытаться вернуть. Поехали. Я купил твое любимое вино.
— Ты думаешь, вином всё решишь?
— Нет, — честно ответил он. — Я думаю, что этим — начну.
Дорога прошла в тишине. Он не включал радио, не говорил. Только иногда бросал на неё взгляд, но она смотрела в окно, будто боялась, что если заговорит — снова сломается.
Когда они вошли в квартиру, Дана прошла в кухню — и остановилась.
Она замерла.
На столе — гортензии, свечи, вино и ужин. И в центре — открытая коробочка с кулоном.
— Что это?..
Он подошёл.
Взял кулон.
Показал ей.
— Я давно хотел подарить. Но всё ждал «подходящего повода». И понял, что он вот он. Я дурак, что не сказал тебе раньше. Не обозначил. Не защитил. Но я хочу — замялся Глеб. — Хочу, чтобы ты была моей не просто в быту, не только в сексе, не между делом. Хочу, чтобы ты была моей девушкой. Официально. Чтобы я мог сказать это вслух. Чтобы ты чувствовала себя не просто рядом, а на своём месте.
Она смотрела на него, ничего не говоря. Потом подошла. Взяла кулон из его рук молча и кивнула.
— Только если ты больше никогда не заставишь меня чувствовать, будто я лишняя.
— Никогда, — прошептал он.
Он обнял её. Она прижалась к нему всем телом — будто возвращалась домой. Теперь — уже по-настоящему.
Теперь — официально.