6
В Санкт-Петербурге вечер дышал свежестью. После длинного дня, полного света софитов, грохота камер и режиссёрских указаний, Дана наконец-то выключила последний прожектор. Клип был почти снят. Новая работа — крупный проект, клиент требовательный, но довольный. Она справилась, как всегда. Холодный кофе, сжатый график, бессонные ночи и мягкое «Снято!» — всё это стало её нормальностью. Черри — режиссёр. Черри — профессионал. Черри — сильная. Только вот за этим фасадом силы всё чаще пряталась усталость, которую она уже даже не пыталась заметить.
После съёмок Андрей снова был рядом. Он был правильный. Хороший, спокойный, внимательный. Слишком правильный. Он держал её за руку, говорил, как ею гордится, и ревновал к прошлому, которое не понимал, к тому, чего не знал. И к тому, как она чувствовала, лучше бы не знал вовсе. Он старался быть ближе, но каждый раз натыкался на стену. Он говорил: «Ты больше не та», а она не знала, кто именно она теперь. Он злился, когда она молчала, и тянулся к ней, когда она закрывалась. Он любил её как надо. А она не любила его вовсе.
Тем вечером Андрей настоял: «Погуляем? Просто воздух, ты устала». Дана кивнула. Ей было всё равно. Она лёгкую куртку и молча вышла с ним на улицу.
Питер светился огнями. Мосты, вода, ветер — всё было прекрасно и одновременно отстранённо. Как чужой город. Они шли, говорили ни о чём, а потом оказались в ресторане. Он заказал её любимое вино. Слушал, как она рассказывает о съёмках. Гладил её руку. Улыбался. Она сидела перед ним, красивая, уверенная, но будто из стекла.
После ужина Андрей вызвал такси. Дана потянулась за телефоном, но он опередил.
— Поехали ко мне? Чай, кино. Не пропадать же вечеру.
Она могла отказаться. Но не отказалась. Промолчала, кивнула. Всё было будто по сценарию. Всё ровно, безопасно. Всё не по-настоящему.
У него дома было тепло. Тот самый мягкий свет, музыка, плед на диване. Чай — жасмин. Она села рядом, закуталась, будто ей и правда было холодно. Взяла чашку, пила медленно, избегая его взгляда.
Когда поставила чашку на стол и встала, чтобы попрощаться, он подошёл.
— Не уходи, — тихо сказал Андрей, взял её за руку.
Она не успела ответить — он поцеловал её. Медленно, бережно. Как будто ждал этого полгода. Черри ответила. По инерции. По привычке. По вежливости. Она не знала зачем. Может, чтобы не обидеть. Может, чтобы самой проверить — может ли почувствовать хоть что-то.
Он поднял её на руки. Смеялся, нес в спальню. Она молчала, смотрела на потолок. Всё было как будто не с ней.
Он положил её на кровать. Поцеловал в шею. Начал медленно снимать с неё одежду, шептал что-то о том, как скучал, как хотел. Его руки были нежные, голос тёплый. Но в голове Даны всё закружилось. Как будто в фильме поменяли плёнку.
Вдруг — вспышка. Лицо Глеба. Его пальцы, грубее. Его дыхание, быстрее. Его глаза, смотрящие не на тело, а внутрь. Она будто услышала, как он говорит: «Ты такая красивая». И всё. Мир перемкнуло.
Она резко выдохнула и отстранилась.
— Прости, — сказала она, садясь. — Я не могу.
Андрей смотрел на неё непонимающе. Он молчал пару секунд, а потом голос его стал жестче:
— Ты издеваешься? Мы полгода вместе. Я не давил. Я ждал. Я уважал.
— И я благодарна. Но... это не работает, — Дана подняла глаза. — Прости.
— Это опять из-за него? — зло выдохнул он. — Из-за того ублюдка, о котором ты не хочешь говорить?
Дана ничего не ответила. Просто встала, накинула свою куртку и вышла. Он не пытался остановить. Только хлопнул дверью.
Ночью Питер стал тише. Ветер у реки трепал ей волосы, а она шла в никуда. Домой не хотелось. Там будет пусто. И слишком тихо.
Она вспомнила, как Глеб говорил: «Я ненавижу тишину. Она кричит громче всех».
И ведь прав был.
Слёзы не шли. Их не было. Была только пустота. Тепло Андрея выветрилось за пару минут. Ощущение его губ — будто и не целовал. В спальне — не было страсти, только страх. И этот образ. Этот голос в голове, как призрак: «Ты не со мной, но ты и не с ним».
Полгода с Андреем. И ни одной попытки лечь с ним в постель. Он не давил. Ждал. Терпел. А она... Она просто не хотела. Тело молчало. Желание не приходило. И только когда это случилось — когда всё шло к сексу — вместо желания пришёл Глеб. Всплыл, как шрам. Острый, жгучий, живой.
Она остановилась у моста. Присела на холодный камень. Посмотрела в воду.
«Я же должна была забыть», — подумала.
Но не забыла. Не вышло.
Глеб жил в ней. Не только как образ, не только как бывший. Он жил в ней, как часть Даны. Как тень, как свет, как музыка, которую она больше не слушала, потому что иначе — рвёт изнутри.
И ни один Андрей этого не вытравит.
Питер дышал туманом. А Дана сидела и не знала — что с ней не так. Или, может, наоборот — что с ней наконец стало по-настоящему.