4.
Музыка долбила по ушам, эхом отдаваясь где-то в районе груди, когда Вишня вдохнула знакомый, хоть и подзабытый, запах сырости, смешанный с перегаром. В заброшенном Дворце Культуры не изменилось ничего с тех пор, как Лика была здесь последний раз — не то чтобы она ожидала, что в период с августа по май здание развалится, но наблюдать, как в Коктебеле словно застыло время, было жутко. В голове смешивалось отрицание опасной близости того, что она так старалась запрятать поглубже, и желание влиться в когда-то родную атмосферу, чтобы почувствовать хоть что-то устойчивое и постоянное, что она ещё могла контролировать — пусть это даже простая пьянка в местной заброшке.
Риты ещё не было — но, с её слов в голосовом сообщении, она была уже недалеко. Лика пошла сквозь толпу у входа в основной зал, пытаясь разглядеть знакомые лица. Они тут действительно были — но среди них не было никого, с кем можно было бы заговорить, чтобы скрасить ожидание, или хотя бы просто поздороваться. В большинстве знакомыми были парни и девушки, учившиеся в их школе на год-два младше Лики, и общего с ними ничего, кроме этого факта, не было и раньше, а сейчас тем более. Некоторые узнавали Вишню тоже и провожали взглядами, на что она старалась не обращать внимания; она боялась встретить взгляд только один определённый, и эти карие глаза она из сотни других выцепит моментально. Но Кисы видно не было; по крайней мере, пока.
Вишня прислонилась к стене, так и не найдя собеседника; начинать пить без Риты не хотелось, а танцевать одной — тем более. По большей части она сюда и пришла-то только из-за подруги; но, хоть признавать и не хотелось, второй по значимости причиной было отвлечься от раздирающих изнутри мыслей о болезни матери. Сколько Лика ни старалась заставлять себя «думать позитивно», как советовал Мел, ничего у неё не выходило, и от этого хотелось лезть на стены. Вишнёва больше всего на свете ненавидела неопределённость, а она за последние пару недель стала неотъемлемой частью её жизни, и заполняла собой больше и больше места, разрастаясь с ужасающей скоростью.
Лика следила взглядом за парочкой, активно лапающей друг друга в центре импровизированного танцпола, но мысли были всё ещё далеко, когда ей на талию легла тёплая рука, заставив резко дёрнуться. Девушка тут же встретилась взглядом с уже стеклянными от выпитого алкоголя глазами, скрытыми за линзами красных очков, чей обладатель легко проскользнул вперёд, оказываясь прямо перед Ликой.
— Ликусик! А я тебя издалека узнал, — чуть ли не белоснежные кудри Локона как всегда лежат идеальнее, чем у всех девчонок на этой вечеринке, а одежда пестрит цветами так, что в голове Лики сразу всплывает часто используемая по отношению к однокласснику фраза Кислова «петушара ёбаный». — Ну ты не меняешься. Красотка, у меня аж встал, — с ухмылкой осмотрев бывшую одноклассницу с ног до головы, присвистнул он.
— И ты не меняешься, — закатила глаза Вишнёва, но всё же усмехнулась. Локонов хоть и был тем ещё придурком, Лике ничего плохого не делал, и увидеть на этой вечеринке хоть кого-то знакомого было приятно. Последний год в школе она с ним наедине почти не разговаривала, но только потому, что с этого бесился Киса — как думала Вишня, просто из-за того, что Кислов был диким собственником; но в общих компаниях Всеволод часто покупал что-нибудь лёгкое у Кисы, и тот до определённого момента не то чтобы общением с ним пренебрегал, и Лика, всегда находящаяся рядом, как бы тоже. Но в какой-то момент Ваню словно подменили, и к Локону он стал относится с плохо скрываемым презрением. О дуэли Локона и Толстого она узнала намного позже, чем та случилась, и узнала только по определённому стечению обстоятельств, а не от Кисы, как ей хотелось бы. Сейчас, болтая с Локоном ни о чём — об учёбе, визите на майские праздники в Коктебель и подобном, Лика неконтролируемо прокручивала в голове только воспоминания о дне, когда Егор рассказал ей о дуэлях — именно Егор, а не Ваня, которого она считала самым близким человеком, и от которого у неё самой секретов никогда не было.
— Вы совсем ебанулись? Мел, блять, скажи, что это идиотский розыгрыш! — быстрым шагом идя рядом с другом, до последнего не хотела верить во всё им сказанное Вишня. Убитый режиссёр, по которому так страдала Анжела, убитый бармен, про которого ей все уши прожужжала Оксана Хенкина, а теперь, если верить Мелу, к этим двум присоединится Хэнк или Киса. Её Киса, который ещё вчера целовал её до онемевших губ, который оставил засосы на шее и груди, из-за чего теперь придётся перед отцом ходить в водолазках, и который вчера действительно был подозрительно ласковым и нежным. Видимо, решил так попрощаться, и от этого осознания хотелось убить его своими руками, не предоставляя такой возможности Боре.
— Нет, Лик, не розыгрыш. Киса запретил тебе рассказывать вчера, и я думал, он остынет и успокоится, но он нихера не успокоился, и они реально уже в Бухте сейчас с Хэнком и Генкой, — Мел активно жестикулировал, что выдавало, как сильно он нервничал. У Лики голова шла кругом.
— Ладно Киса, он психованный, ладно Хэнк, у него синдром главного героя, но ты и Гендос же вроде хоть немного здравого смысла имеете, какого хера вы это допустили? — воскликнула Вишнёва, но ответить Меленин не успел: они дошли до Бухты, и, заметив стоящего к ним спиной Кислова, Лика ускорила шаг, направляясь прямиком к нему. Киса, правда, то ли почувствовал, то ли услышал её голос, и обернулся — хотя услышать мог вряд ли: море словно тоже негодовало и волны разбивались о камни с грохотом, а в ушах свистел ветер.
— Я знала, что ты ебанутый, но это уже даже для тебя чересчур! — при виде девушки Ваня на пару секунд растерялся, а когда она со всей силы толкнула его в грудь, опешил ещё сильнее, от неожиданности чуть отлетев назад, пока та продолжала надвигаться. Он тут же перевёл взгляд на Меленина, показавшегося следом за Ликой:
— Сука, ты нахера её притащил? Я же по-русски сказал — Вишне ни слова!
— А если бы ты сдох здесь, мне надо было бы спиритическую доску покупать, чтобы назвать тебя долбоёбом? — прошипела Вишнёва, когда её поймал со спины Гена, оттаскивая от Кисы, в свитер которого она уже успела вцепиться. — Гена, блять, пусти!
— Тихо-тихо, ягодка, ты его сейчас и без дуэли убьёшь, — отойдя на безопасное расстояние, продолжал держать девчонку Гена, хотя та вырывалась так активно, что несмотря на её невысокий рост и хрупкую фигурку, приходилось прилагать усилия.
И Лике тогда казалось, что действительно убила бы. Киса не в первый раз поступал эгоистично — не оттого, что действительно эгоистом являлся, а просто потому, что чаще всего сначала делал, потом уже думал. И Вишня это качество в нём ненавидела и любила одновременно — потому что при всех недостатках, в стрессовых ситуациях Киса не впадал в ступор, как она сама. И тогда она была безмерно благодарна вселенной, высшим силам, богу или чему угодно, что в этот момент пришёл какой-то мужчина, извиняясь за опоздание — доктор, как ей потом объяснил Мел. Антон тоже ни на минуту не растерялся, пистолеты у компании выхватив. Когда примерно через месяц вскрылось, что Антон приходится отцом Кисе, первой эмоцией Вишни стал истеричный смех — быстрая реакция Кисе явно передалась по наследству.
— Короче, этот препод у меня уже в печёнках сидит, — закончил рассказ Локон, половину которого Лика пропустила мимо ушей; но главную суть она уловила, так что угрызений совести не почувствовала. — Поэтому у меня к тебе выгодное коммерческое предложение, — заискивающе улыбнулся он, наливая в одноразовый стакан фруктовое пиво из новой бутылки себе и протягивая его остаток в бутылке Лике.
— Если ты хочешь, чтобы я написала тебе эту статью за полбутылки пива, то нет, — усмехнулась девушка, делая глоток. Локон театрально выставил ладони, состроив удивлённое лицо:
— Ликусик, за кого ты меня принимаешь? Любые деньги, только напиши мне эту дрянь, чтобы меня не отчислили из универа. — Парень состроил жалобное лицо, и Лика отмахнулась:
— Ладно-ладно, только скинь точное название темы и требования к тексту. Ну и деньги вперёд, конечно. — Вишнёва, всю жизнь занимавшая призовые места на олимпиадах по русскому и литературе, никогда бы и не додумалась, наверное, писать сочинения, статьи и доклады за деньги, если бы однажды в десятом классе не написала эссе по произведению из школьной программы Ване, которому без него грозила двойка за четверть. Вне себя от радости, Кислов похвастался помощью тогда ещё просто подруги одному из своих клиентов — девятикласснику с их же школы, и тот попросил так же спасти и его. Киса рассказал Лике, шутя, что может её услуги неплохо раскрутить, если она захочет — и всё как-то завязалось, что это стало вполне полноценной подработкой.
— Что ты там строчишь, Вишня? Любовное письмо? — Лениво выдыхая дым от самокрутки, раскинувшись на диване, Гена перевёл взгляд на сидящую в кресле и поджавшую под себя ноги Лику.
На улице шумел дождь, и серость за окнами амбара, звавшегося среди компании «базой», в сочетании с мягким светом гирлянд на стенах, делала обстановку какой-то уютной. Вообще, гирлянды тут благодаря Вишнёвой и появились — она просто принесла их в один день и развешала так, будто это было чем-то самим собой разумеющимся. Гена тогда пробурчал что-то вроде: «Бабы и есть бабы, даже в задрипанном амбаре наводят какую-то бесполезную красоту», а сейчас втайне цветными лампочками любовался. Не хватало только Мела с его речами о чём-нибудь вечном — но он вышел на улицу и стоял под крылом навсегда застывшего неподалёку самолёта, укрываясь от дождя и говоря по телефону с Анжелой.
Вишнёва активно писала что-то в тетради, лежащей на учебнике — видимо, для твёрдости, — и подлокотнике кресла для опоры. Оторвав ручку от листа, она задумчиво смотрела в написанное, на друга глаз не поднимая, но ответила:
— Да. Ревнуешь?
— Смотря кому адресовано, — пожал плечами парень.
— Мне, какие сомнения? — нагло ухмыльнулся Кислов, развалившийся в соседнем кресле, потянувшись за протянутой ему Зуевым самокруткой. Лика к его шуткам — обычно куда более пошлым — давно привыкшая, внимание не обратила.
— А ты читать научился что ли? — максимально артистично удивился Гена, за что тут же получил в лоб подушкой, которую швырнул в него Киса. Сам кудрявый перевёл взгляд на Вишню, услышав её смех, и не смог не улыбнуться в ответ. Она вырвала двойной лист из тетради, протягивая Ване:
— Готово. Скажешь ему, чтобы написал мне, если почерк не поймёт. Но я старалась писать разборчиво.
— Ты недооцениваешь способности в понимании каракуль у тех, кому грозит визит к директору с родаками, — хмыкнул Киса, бегло оглядывая пару страниц, исписанных аккуратным почерком Лики. — И моё нежелание давать твой номер всяким ебалыгам — тоже.
Вишня смутилась — она легко отвечала на его пошлые шутки и подколы, но каждый раз терялась, когда Киса говорил вот так серьёзно, тоном холодным и как бы не терпящим возражений.
— Так, а если по чесноку, чё у вас за переписки, и почему вместо почтового голубя — почтовый драный кот? — хохотнул Гендос, отмахиваясь от «драного кота», как раз с кресла вставшего, чтобы убрать исписанный лист в рюкзак, валявшийся у входа. Лика кратко объяснила, что эссе написала какому-то кисиному знакомому, с ухмылкой вытаскивая из кармана куртки сложенную купюру и демонстрируя ту другу.
— А с каких пор нельзя сочинение просто с интернета скатать? — с ноткой недоверия спросил тот.
— С тех самых, как возлюбленная Хенкалины озверела от недотраха, — с недовольством пояснил Ваня. — Она каждую ссылку по теме открывает и сравнивает сочинения с написанными нами, прикинь? Даже, блять, на второй странице Гугла.
Гена присвистнул, мысленно порадовавшись, что в его время таких сложностей не было.
— Ебать вы мамкины предприниматели, — посмеялся Зуев, покачав головой. — И как вы ваш коллаб и предоставляемый пакет услуг назовёте? «Киса и Вишня: наркотики и литература»?
— «Наркоманы и ботаны», — ухмыльнулся Кислов, упавший на другой конец дивана, в шутку пнув по ноге Гену.
— Если убрать множественное число, получится описание братьев Кудиновых, а нам надо что-то узнаваемое и своё. Будем думать дальше. — Откидывая голову на спинку кресла, весело сказала Лика, и все трое засмеялись.
— Вот вы с Кисой друг друга стоите: у него тоже доверия ноль, всегда сначала деньги, потом товар, — закатил глаза Локонов, и от его слов по спине Вишни побежал холодок. — А куда он пропал, кстати? Я бы взял пару грамм веселья, — во все зубы улыбнулся блондин, явно напряжения собеседницы не замечая.
— Киса тут? — стараясь придать голосу скуку, спросила Вишнёва, зал нервно оглядывая, но так и не замечая нигде знакомой кудрявой макушки.
— Ну, как минимум был, — Локон сделал несколько глотков из бутылки, и добавил: — А вы не вместе что ли пришли?
— Нет. Мы вообще больше не вместе, во всех смыслах, — выдохнула Вишня, сама не до конца понимая, зачем делится этим с Локоном.
— Вот как! Значит, ко мне Фортуна сегодня повернулась красивым личиком? — потерев ладони друг о друга, заговорщицки проговорил он.
— Губу закатай, Севочка, — на плечо Лики легла миниатюрная рука, и её саму моментально окутал сладкий запах духов, стоило Рите только оказаться рядом. — Это красивое личико сегодня со мной и только со мной, — ухмыльнулась блондинка.
— Так я не против и тройничка, Ритуля. Даже всеми руками — и не только — за, — пританцовывая, приблизился к подошедшей Андреевой парень, но та сморщила нос и потащила подругу к столу с выпивкой. Бросив Локону «увидимся», Лика охотно последовала за Ритой, и уже через пару мгновений девушки, смеясь с какого-то пьяного парня, взявшего на себя роль бармена, чокнулись стеклянными бутылками фруктового сидра.
— Зацени, — повернувшись спиной и тряхнув волосами, прокричала Рита, чтобы Вишня услышала её через громкую музыку. Волосы Риты, завитые в мелкие кудри, блестели серебристым в неоновых бликах и выглядели как шёлк — так струились по открытым плечам. Блондинка вытащила из кармана пачку сигарет, потрясла ей в руках и кивнула в сторону выхода, как бы намекая пойти покурить. Сделав ещё глоток сидра, Лика двинулась в указанную сторону, ухватившись за мягкую протянутую ей ладонь подруги.
— Выглядит потрясно, — честно ответила Вишнёва, проведя рукой по волосам Риты, когда девушки оказались на прохладном вечернем воздухе.
— Я тоже в восторге, — улыбнулась та, прикурив сигарету и поднеся зажигалку к сигарете Лики, зажатой в её губах. — Лариса, кстати, про тебя спрашивала.
— Что именно? — Лика выдохнула дым. У неё вообще из головы вылетело, что Рита вчера говорила ей о том, что пойдёт краситься к маме Кисы, и это упоминание сейчас заставило что-то внутри тоскливо заныть.
— Как ты вообще, как дела, как Краснодар, — Рита ковыряла носком кроссовка землю, стряхивая пепел с сигареты. — Она вроде не в курсе, что ты приехала, ну и я тоже не сказала, конечно. Ответила, что у тебя всё нормально, и всё.
— Всё равно в скором времени пересечёмся где-то так же, как с её сыном, — вздохнула Вишнёва и резко добавила: — Я скучаю по ней.
— Да, Лариса классная, — улыбнулась Андреева. — С ней легко как-то, будто она и не из поколения наших родаков. Не то чтобы жалуюсь на свою матушку, но Лариса на вайбах старшей сестры скорее, а не чьей-то матери. И тем более — матери Кисы.
— Она раньше меня всегда поддерживала, советы давала, в отличие от моей мамы. Я иногда к Кисе приходила, чтобы просто с Ларисой чай попить и поговорить... по-домашнему, — усмехнулась Вишнёва. — Интересно, как у них в итоге с его отцом, — задумчиво произнесла девушка, делая очередную затяжку. Арбузный фильтр любимых сигарет Риты оставлял на губах приятный сладкий привкус.
— Хз, но выглядит она отлично, так что даже если у них ничего и не вышло, вряд ли она сильно страдает. — Рита взяла из руки подруги её бутылку, сделав глоток. — Вот же блять, этот сидр с манго вкуснее, чем мой со смородиной, — так серьёзно и разочарованно произнесла она, словно теперь об этой ошибке будет думать перед сном до конца жизни. Вишня улыбнулась:
— Забирай, мне его Локон дал, а я манго не особо люблю.
— Спасибо, — довольно хохотнув, Рита залпом допила почти всё содержимое. — О чём вы вообще с ним разговаривали?
— Да так, фигня, — махнула рукой Лика, затушив окурок о стену Дворца Культуры. — Просил написать ему статью по социологии, потом начал тупорыло подкатывать, но уже пришла ты. А, и сказал, что Киса тоже здесь.
— Ну и пошли они нахуй, — лучезарно улыбнулась Андреева, будто сказала что-то милое. Выкинув окурок на землю и задавив его подошвой, она потянула смеющуюся Вишнёву обратно в здание, виляя бёдрами. — И Локон, и Киса. А мы — танцевать!