глава 19
Почти весна. Улицы больше не заснеженны как было прежде. Теперь везде мокро и тепло. Снег оставался на крышам домов и прятался в траве. Сезон легких курточек и снятия преющих шапок объявляется открытым! Можно не думать о том, как выглядеть классно и одновременно быть в тепле и комфорте. Март подал нам руку.
— Блин, я соскучился по школьной еде, — голос Бена быт таким счастливым. Радуется, что теперь он снова в строю. Не придётся сидеть дома, ведь нога уже не болит. Бенджамин «возродился».
— Ты был на каторге? — Ханна нюхает еду, прикрыв глаза, словно сейчас брызнет щелочь. — Дома еда лучше в сто сорок раз, дурень.
— Зато дома нету этого, — Бен осторожно, дабы не перевернуть поднос, находит мою холодную руку, сжимая до покраснения.
Смеюсь, но мой смех прерывает звонок на урок, куда мы пошли с удовольствием. Мне кажется, теперь как минимум неделю, я буду вставать по утрам с отличным настроением. Есть ведь чему радоваться. Никаких интриг. Только любимые люди рядом, домашние задания и сон.
— Вивиан, ты готова? — спрашивает миссис Грин, осматривая весь класс. Кто-то чуть было не поперхнулся от смеха, что саму Виви-зубрилу еще и спросить умудрились.
Игнорирую смешки, приступаю к разбору новой темы, как раздается стук. В дверях оказывается Чарли, жестом объясняя, что его прислали за инвентарем для уборки в классе.
— Сейчас, Чарли, — миссис Грин привстает с места и направляется в подсобку. — Продолжай Вивиан. Класс, слушаем Вивиан Блэр, пока иду!
Я не могла пошевелить губами. Чарли смотрел прямо на меня, чуть улыбаясь. В свою очередь я пыталась вспомнить хотя бы пару слов, чтобы продолжить отвечать, глядя в очки Бена, что сидел на первой парте. В отражении я выглядела как призрак, который умер буквально сейчас.
— Что, стесняешься перед мальчиком, Вивиан Блэр? — эта шутка пронзила меня как игла.
Ханна стукнула одноклассника по голове, злобно настроенная на появление Чарли. Бен тоже все слышал, но куда смотреть — не знал. Он вообще не в курсе, что происходило месяцев раннее, если вы помните. Мы не стали его грузить этим.
— Еще слово — и пойдёшь домой не на своих ногах, — пригрозила Ханна, обернувшись на Чарли. По выражению лица косолапого, взгляд Ханны был убийственнее чем крысиный яд. Он опустил глаза в пол, ожидая инвентаря.
— Я закончила, — прекрасно отдавая себе отчет о том, что мне все равно поставят пять, я села на место, уставившись в парту как проклятая.
Бен не двинулся с места. Ни после ухода Чарли, ни после окончания урока. Сидел неподвижно. Я знаю, у него на душе бетоном залито. Все время, что я знаю Бена, я научилась чувствовать его. Он никогда не показывает грусть, обиду внешне. От чего ему может быть обидно? Банальнее ответа не придумать! Он не может действительность увидеть. Обмануть такого как он — проще всего.
Но знаю еще одно. Он точно мне доверяет.
«Виви, мне кажется ты ему тоже нравишься! Вы прямо созданы друг для друга» — всплыл голос надоедливого одноклассника Мауса.
За школой есть место, куда я раньше ходила в Руби, когда отменяли урок. Это высоченный склон. Там есть скамейка, сев на которую ты будущие пару часов скорее всего не встанешь от красоты Прескотта с высоты птичего полета.
Туда я отправилась, проводив Бена и Ханну до их дома. Я хотела посидеть там в одиночестве, мне было необходимо это. Там мысли приходят в строй. На высоте легче думается. Легче все.
Поскольку начало оттаивать, подниматься по траве вверх, было не так-то уж просто. Но оно того несомненно стоило. Там я выдохну. У меня есть всего час до наступления темноты. Вечером здесь очень страшно, и водятся даже наркоманы.
Взяв верх над отдышкой, я увидела что скамейка не пуста. Кто-то сидит. Кто занял место Вивиан? Кому еще нужна моральная реабилитация?
— Извините, можно присесть? Я не помешаю, — подойдя ближе к скамейке, я отпрыгнула.
Логотип орла на синей бейсболке. Чарли.
— Ты тут зачем? — Чарли даже не повернулся на меня. Холодно глядел перед собой.
— Подумать, — отплатила правдой, присев на другом конце обветшавшей скамейки.
— Над чем? Стоит ли меня сажать в тюрьму?
Чарли звучно сглотнул слюну и откашлялся в руку. А я, воспользовавшись моментом, глянула ему прямо в глаза. В них была агрессия и печаль.
Агрессия. Какое незнакомое мне слово. Сколько себя помню, я никогда не была злой. И Чарли никогда не видела злым. Бена всего раз. В тот злополучный вечер. Когда им воспользовались.
— Заткнись, — беззлобно произнесла я, даже немного с ноткой доброты в голосе.
Он лениво повернул ко мне голову, скрестив ноги под скамейкой. Шмыгнул носом и улыбнулся.
Я была морально удовлетворена. Впервые меня так быстро понимают и не переспрашивают.
Пару минут мы сидели и думали о своем. Ветер гладил холодной рукой мои волосы. Голые ветки деревьев насвистывали музыку, а небо темнело.
— Ты мне не нравишься, — вдруг возник голоса Чарли, отодвинув на второй план мои мысли.
— Извини, что?
— Ты не нравишься мне.
Что происходит? Я не знала, что сказать.
— И ты мне нет, — сообразила лишь ли. Чарли засмеялся, потерев ногой сухую землю.
— Круто, — Чарли приподнял брови, осматривая меня с зимних ботинок до заколки на макушке.
Мои же брови были на лбу от недоумения. Зачем мне такое говорить вообще? Тем более после тех знаков внимания. Он точно влюбился, и сейчас вешает мне лапшу на уши, дабы утешить свое мальчишеское эго. Отказали парню, вот уж на.
— Чересчур богат? — надменно задала ему вопрос. — Не знал, куда деньги деть что-ли?
— Я не платил за подарки, — сухо ответил он.
Истерично рассмеялась от его наглости.
— Ну да, медведи на деревьях растут!
— Это мой старый медведь, — покривил губой.
— А фотографии? Совпало, что на них Вивиан Блэр? Ты не фотографировал?
— За пленки я тоже не платил. Это подарок. Я же тебе говорил, у тебя нет ни одной фотографии достойной. Всего лишь услуга, — спустил замок на куртке до середины. — Вивиан Блэр...
— Бред! — смешок смешался со злобой. — Это бред, и ты это знаешь. Несусветная чушь!
Чарли засучил рукава вверх, и я увидела порезы на его руках. От запястья до локтей. Длинные, но уже давнишние. Глубокие противные шрамы. Как дождевые черви, засохшие на солнце.
Чарли тут же повернул руку ко мне тыльной стороной. Он понял, что я видела их.
— Вид снизу интереснее, чем мои руки, — голос звучал как завершение интересной сказки.
— Ты что, резал руки?
Я всегда боялась вида крови, а мысль, что кто-то может доставить себе боль — ужасала меня.
— Это от гвоздя, — на его глазах выступила влага, вид чего ударил меня прямо в сердце. Так больно смотреть на огромного плачущего парня.
Чарли раскрыл свои черные глаза максимально широко, а апрельский ветер высушил слезы. Он выглядел жалко. Словно щенок, чью маму убили живодеры, и теперь он одинёшенек. Пухлые губы были похожи на две булочки. Тряслись толи от холода, толи от нападающей боли между ребрами. Мне знакомо это ощущение.
— От гвоздя? Ну ладно, — вперила взгляд на носки своих ботинок.
Чарли закинув одну ногу на скамейку, повернулся ко мне, сглотнув перед этим слюну.
— Думаешь, гвоздем можно так пораниться?
— Не думаю, — мне стало смешно от его вопроса и моего ответа. Знаю, что это нисколько не смешно, но мне предстала картина, как возможно поранить гвоздем обе руки одновременно. Это ведь просто невозможно. Это и рассмешило меня. Невозможное.
Чарли тихо рассмеялся, опустив рукава. Улыбался как мультяшный персонаж — так добро и позитивно, как многие люди просто не смогут. Искренне. По-детски.
— Никто не смеялся на моими шрамами и над болью, — вновь ухмыльнулся он. — И ты первая, кто не стал расспрашивать, откуда они, из-за чего, и для чего они. Это прикольно.
— Расскажешь сам, когда посчитаешь нужным. Хочешь завтра, хочешь через год.
К ногам подбирался пар, возносящийся снизу. Словно бы потушили фитиль огромной свечи. Возможно это дым из выхлопных труб машин. Или дымоход, труба пекарни какой-нибудь. Где выпекают вкусности. Пожар или туман.
— Расскажу через год, — сказал Чарли, перекидывая мобильный телефон из руки в руку.
— А почему через год? — подивилась я.
— Ну, чтобы рассказать тебе через год — придется нам с тобой все это время общаться, — Чарли откашлялся, глядя мне под ноги. Он стеснялся — его выдавало красное как перезревший помидор из Балтимора.
— Ты фотографировал меня без спросу. Как мне тебе доверять?
— Если у тебя есть сердце — то доверься ему. И озвучь свой выбор через 10 секунд.
Чарли начал загибать по пальцу, отчеканивая веселенькую мелодию пяткой.
— Ты поссорил мое сердце с разумом, но... сегодня я отдам свой голос сердцу.
— И что же это значит? — Чарли хлопнул разок в ладоши, словно малый ребенок, которому долгое время не подают добавки вкусной банановой смеси.
— Это обозначает, что у меня нет хороших фотографий. Помирать так с хорошими фотками. И в этом ты мне поможешь.
Чарли хитро защурил глаза, и в этот момент мне показалось, что на меня смотрит мой Бен. Только вот глаза были наполненными жизнью и цветом.
— Знаешь, а мне нравиться твое сердце. Даже больше чем ты.
— А мне нравятся твои фотографии намного больше, чем ты, — съязвила я, мысленно проехавшись грузовиком по его довольной физиономии.
— И все-таки я бомбезно щелкаю, скажи же?
— Что есть — то есть. Фотографии твои как кусок нежного торта с кремом.
Парень стал томно молчать, словно переваривая то, что я сейчас сказала. Вздернул брови вверх, покусывая внутреннюю часть щеки. Его вид был довольно настораживающим.
— Все в порядке? Я сказала что-то не то?
— Да, — сказал Чарли, поспешив дополнить. — Сказала то, что никто не говорил прежде. И это приятное ощущение, скажу я тебе. Приятно как потягивание по утрам.
Чарли глубоко вздохнул, а на лице так и написано, что кремовый торт — это именно та рецензия, которую он бы хотел сегодня получить. Возможно даже от меня ему было это слышать двойне приятно. Как никак была его музой — я, Вивиан Блэр.
— Говорю так, как вижу. Не стоит меня благодарить.
— Я не благодарил тебя.
Тишина на вершине холма вдруг наполнилось мужским и женским смехом. Моим и его. Похоже, теперь у меня есть личный фотограф и новый приятель. С тайной на запястьях.