глава 14
Потрясла кудрями, чтобы облако лака для волос осело на волосы, спрыснула белое платье моими любимыми духами и, с подозрением доверившись отражению в зеркале, я отступила от трельяжа.
Пока папа и мама наряжались и спорили, кто поведёт машину, я ещё раз подвела губы карандашом и повторно прыснула на себя духи в красной коробке, которые папа мне повторно покупал неимоверное количество раз. Обожаю этот аромат.
— С тобой посидит Ханна, — заверила я покалеченному Теодору, войдя в его комнату, где все было так по-детски.
— Я знаю, — отвечает он.
— Откуда?
— Папа сказал.
Я изогнула брови и кивнула.
— Ты сегодня красивая.
Тео суёт огромную пластмассовую ложку в ванильный йогурт, глядя на меня как на создателя его самой любимой игры про войны роботов с людьми.
— Спасибо, — от неловкого и приятного ощущения ниже живота, я непроизвольно натянула глупую улыбку, покинув тихо комнату и нежно закрыв дверь, что могло показаться, что в этой комнате была вся моя жизнь, а я вот так ухожу. С болью.
Все уже стояли в гостиной, переминаясь с ноги на ноги, рассматривая свою обувь.
— Пап, а откуда ты знаешь, что Ханна должна присмотреть за Беном?
— А это что, величайший секрет? — шутит папа, завязывая галстук.
— Да нет, просто интересно. Теодор говорит, что это ты ему сказал.
Папа покашливает и говорит:
— У меня есть её номер, а у неё мой. И вчера она меня оповестила, что придёт присматривать за твоим братом.
— Понятно, — сложив пальцы веером, я сажусь в кресло, дожидаясь такси.
Сегодня торжественный день. Выходит замуж дочь маминого нового мужа. Я до последнего не понимала, какого черта я должна присутствовать там, но мама и даже сам папа заставили меня поверить, что у невесты очень мало родственников, и мы должны пойти и поддержать её. Я согласилась, но только на пол вечера.
Зато, у неё есть богатый отец. И теперь моя мама, которая является ей мачехой.
— Я вернусь через 5 минут, — говорю я, выходя из дома на белых каблуках.
Идя по улице, честно говоря, я немного остерегалась взглядов соседей, хоть и знала, что их мнение обо мне довольно хорошее; они не знают меня распутной девушкой, но в этой коротко куртке я немного походила на ночную бабочку.
Стучу дважды в толстую дверь.
Дверь открыла бабашку Грета, которая точно была удивлена моему виду. Я же говорила — слишком уж парадно!
— А Бен и Ханна уже готовы?
— Да, родная, проходи.
Я улыбнулась любезности Греты и уже хотела войти, но Ханна меня опередила — она протиснулась мимо своей бабушки и вышла из дома прежде, чем я ступила за порог из дома. Она мне чуть ногу не отдавила своими мужскими кроссовками.
— Бабушка, мы пошли! — говорит ей Ханна, держа за руку Бена, который был похож на настоящему джентельмена в этом темно-синем пиджаке и такого же цвета брюках. А галстук был красный, что дополнял цвет его пухлых губ.
Бен хватает меня за руку и прижимает к себе, целуя меня в пахнущую лаком для волос макушку. От него сегодня снова пахло этим приторным одеколоном. Но на этот раз мне хотелось упиться этим ароматом, хотя нравится он мне не стал сильнее с тех пор. Просто мне казалось, что этот аромат — аромат Бена.
— Боже-е-е, Бен, видел бы ты какая красивая сейчас наша Виви, — с не наигранным восхищениям прошептала Ханна. В руках у неё был пакет со вкусностями для моего брата.
— Мне бы хоть некрасивую увидеть её разок, — с долей грусти сказал он.
Около дома уже стояла жёлтая машина с открытыми дверями. Я видела, как мама и папа сели в машину, скорее всего звоня мне на телефон, так как чуточкой позже, я ощутила на коже короткие вибрации.
Открываю дверь для Бена и замечаю внутри машины такси недовольней взгляд мамы. Я точно знаю, о чем она сейчас думает; что дверь открывать должны мужчины, а не женщины.
— Приветствую, Бен! — засунув галстук внутрь пиджака говорит папа, протянув свою медвежью руку Бену, который на это раз понял, что нужно пожать руку.
— Здравствуйте. Всей семье Блэр, — сказал Бен, широко улыбаясь. Но на эту улыбку ответили взаимностью не все — папа, водитель такси, и, естественно я.
Почти все дорогу мы пробыли в тишине. Девяносто процентов разговоров взял на себя таксист, ведающий нам, как хорошо жить около моря, как тепло становится на душе, заходя закат, и как же здорово все-таки иметь детишек.
Расскажи об этом моей маме, старик!
Бен не выпускал моей руки. Держал моя ладонь в своей так крепко, что порой мне даже становилось больно. Он боялся, что мама о нем думает. Он знает, что она не из простых людей, готовых отдать свою дочь слепому парню вроде него. Но, как я уже ему говорила, нет ничего, что могло бы меня бросить его. Эти слова Бена всегда злили, но и успокаивали.
— Зря ты заставила меня прийти сюда, — прошептал мне в волосы Бен, когда мы выходили из машины. — Увидишь, все пойдёт куда хуже, чем ты думаешь.
— Заткнись, — любя изрекла я, стукнув лбом его в грудь как буйная корова.
Свадьба проходила в ресторане. А я уж боялась, что придётся мёрзнуть во дворе там какого-нибудь особняка, ведь мама и её новый муж — любители роскоши.
Гостей действительно было не много. Но все они были разодеты очень дорого. Я никого из них не знала. До того момента, пока ненароком не глянула в сторону туалетных кабинок. Из женского туалета, приподнимая красное платье, выскочила Маккензи Лот — девушка, всю жизнь утирающая мне нос. Маккензи купалась в воздыхателях, когда ещё училась у нас в школе. Самым главным достоинством в себе она считала свои волосы, которые, по правде говоря, были похожи больше на занавесь в гостинице, чем на завесу густых шикарных волос, как заверяли всем её поклонницы. Поклонницей её была даже моя бывшая лучшая подруга Руби, утопившая меня во лжи.
— Ну что, идём? — Бен потерся носом мне о плечо. — Пора садиться.
— Конечно.
Я ответила очень боязно. Душу бередили страхи, что придётся сегодня оскорбить Маккензи за хамство, без которого она не может прожить и часа, а потом дать ей в нос за обливание грязью меня.
На столах было много всего вкусного. Я даже удивилась, как не устали повара. Но есть спокойно я не могла потому, что каждую секунду просила небеса, чтобы мы покинули это торжество до того, как Маккензи меня заметит за этим столом.
— Виви, ты же любишь фаршированные грибы с соусом, — мама указывает вилкой на тарелку, попивая вино.
— Я уже поела, — соврала я, спрятав руки под скатерть. Я хотела написать пару сообщений Ханне и Теодору, чтобы занять чем-то себя, пока мы здесь.
— Когда ты молчишь, я всегда думаю, что тебе плохо или ты недовольна, — угадал Бен, нащупав мои пальцы под столом. И тем же самым, закрыв своей рукой экран моего телефона.
— Все в порядке, правда.
— Точно? Слепому врать — гнусно, — пошутил снова о своей слепоте Бен, но я уже не собиралась злиться. Бен был прав — его недуг это не повод для грусти.
— Точно, — с наигранным спокойствием сказала я. Потёрла его руку, которую он положил мне на колено и вздохнула.
За весь вечер я поела салат, немного выпила вина, чтобы не думать так много о плохом, а десертом моим стал пудинг, вкуснее которого я никогда не ела.
— Пора бы уже домой, — говорит папа, жестами намекая своему другу, который тоже пришёл сюда по просьбе отца, что мы уже уходим. Затем показал второй жест — прощальный жест.
Тепло развивалось по телу от второго мною выпитого бокала вина. Мне было как никогда спокойно за сегодняшний день. Маккензи меня больше не волновала, так как я знала, что через пару минут я больше не буду в одном здании в этой распутной задирой.
Ретировавшись в холл, я забрала свою и Бена куртки с гардеробной, пожелав гардеробщице хорошего вечера. Бен меня даже за это подколол, мол пьяным людям даже кусок черствого хлеба — ужин за двести долларов.
Все ещё смеющаяся над шуткой Бена, я обернулась, услышав, как меня кто-то зовут по имени. Это была Маккензи.
— Он твой папочка?
— Прости, что? — встревожилась я.
Грудь Маккензи Лот затряслась от смеха, который она пыталась удержать.
— Отец невесты. Он твой папочка новый? Я слышала именно так.
— Он новый муж моей матери, — весьма глупо ответила я, чувствуя, как голова становится все легче и легче.
И вдруг возник Бен, когда мне до жути сильно захотелось икать:
— Мне кажется, это не очень правильно.
Миндалевидные глаза Маккензи словно вспыхнули огнём, когда она увидела Бена, помогающего мне надеть куртку.
— Что именно? — одиозным флиртом решила сходить Маккензи, засовывая глубоко в сумку какие-то билеты.
— То, что ты говоришь сейчас. И лучше бы было, если бы ты пошла домой.
— Я вот-вот собиралась, — худощавая, как столб, Маккензи расправила свои длиннющие локоны каштановых волос, взглядом так и намекая Бену, что он ей очень понравился.
Лоб стал липким от жары. Лицо горело от нахлынувшей во злости. От того, что во мне находился алкоголь, я чувствовала себя незащищенной и беззащитной.
— Свали, дорогая!
Мне пробило на хохот, увидев я, как Маккензи смотрит на незрячего моего парня. Если бы одними лишь глазами можно было переспать с человеком, то этот случай бы относился к тому.
— Не груби мне. Я знаю, что плохо к тебе относилась много лет назад, но это все в прошлом. Я изменилась, честно.
Она изменилась. Какая ложь! У неё даже голос остался таким же лживым. После такого её тона, обычно плакали девочки, которым она устраивала розыгрыши.
— Ты можешь отвалить, Маккензи?
— Виви, не стоит грубить, — Бен нежно положил руки мне не плечи, шепча мне, что я пьяна и стану сейчас нести чушь.
В груди разверзлась молния. Как он может такое говорить? Очнись, Бен!
— Ничего страшного. Я не злюсь. Правду говорят, что злость — это грех! В школе я была злюкой, но теперь все иначе, — говоря очередной бред, Маккензи лихо расстегнула молнию на куртке, открыв взор на свою идеально узкую талию.
Бен ухмыльнулся, покивав снова.
— Люди меняются, — в голосе Бена не было флирта, но отвечал он этой дряни очень даже миловидно и радостно.
— Точно-точно, — пошла на попятную Маккензи Лот, сверля меня взглядом.
Я стянула волосы в хвост и, не выдержав порыва злости и обиды, со слезами на глазах, дала Маккензи пощёчину.
Бен услышав, как я ору на неё, схватил меня за руки и прижал к себе, не дав возможности вырваться и окончательно разобраться с этой двуличной мразью.
— За что? — нарочито воскликнет она.
— Не суйся ко мне, слышишь? — кричала я во весь голос, что Бену даже пришлось заткнуть ладонью мне рот.
Потыкал пальцем царапину от ногтей под глазом, Маккензи ретировалась в туалет, ничего больше не сказав в ответ. Только разок невинно глянула на Бена.
— Отпусти меня и ты! — накричала я на Бена, отстранившись.
— Ты что, не видишь? Ты собрала целую толпу на себя. Пошли в машину уже!
Бен хотел подойти ко мне и взять за руку, но ототкнула его, заплакав.
— Куда ты можешь меня отвезти? Ты слепой и не знаешь, куда идти! Только что с тобой флиртовала Маккензи и ты просто стоял! Как мешок с дерьмом!
Бен словно проглотил гранату, которая вот-вот взорвется. Этот взгляд, кажется, я запомню на всю жизнь. Такие глаза люди обычно делают, когда им сообщают о смерти кого-то из самых любимых.
— Пожалуйста, сходи за миссис Блэр и своим отцом, умоляю, — стиснув зубы, проговорил Бен, потирая переносицу.
Я не могла больше говорить. Мой язык словно пропал изо рта. Осознавая, что только что сказала, становилась больно в груди. Однажды мне уже доводилось испытывать подобные чувства — когда я чуть было не попала под колёса.
— Вивиан, иди! — очень зло прошептал Бен, вздыхая. — Я подожду на улице.
Я, еле-еле заставляя ноги слушаться, вернулась обратно к столу, где мы всей семьей сидели. Сказала маме с папой дрожащим голосом, что очень плохо себя чувствую и побежала к парадной двери, роняя на плиточный пол горькие слезы.
Я жадно желала только одного — найти Бена, обнять его за шею, пропитанную терпким одеколоном, поцеловать его и услышать, что все будет хорошо...
На улице было очень холодно, но именно это мне и было нужно. Потная кожа под платьем вмиг покрылась мурашками.
— Бен! — громко позвала я его, не видя почти что ничего из-за облаков тёплого пара, вылетающие изо рта.
Осмотрелась кругом раз пять, но никого не увидела. Решила ещё поискать на парковке, быть может он там, но там его тоже не оказалось. Заметила его куртку, когда обернулась на мусорные баки. Он был там не один. С папой? Мамой?
Задержав дыхание, чтобы клубы дамы не мешали видеть, я разочаровалась всем миром — Бен и Маккензи стояли под окнами черного вхожа и целовались.
— Бен! — успела простонать я до того, как потеряла сознание. Весь мир для меня потемнел и потерял цвет. Прямо как для Бена. Мои глаза закрылись.
***
Потихоньку отмыкая веки, я видела, как поднимаются мои вдоволь накрашенные тушью ресницы. На их фоне — желтые пятна на пыльном стекле автомобиля.
Я была в машине такси.
Глубоко вздохнув, голова стала сильно кружиться, и ниже живота будто-бы воротился комбайн. Во рту был привкус вина. Меня жутко тошнило. Я впервые так сильно напилась. И теперь знаю, что верно поступала, отказываясь каждый раз на школьных вечеринках от всего, содержащего хоть каплю алкоголя.
— Мам, — вежливым тоном позвала я маму, вспомнив, что недавно видела.
Глаза стали влажнеть. Душа рвалась на части. Губы трепетали от обиды.
— Где Бен? — простонала я, — Где он, мама? Где Бен? Пожалуйста, скажите мне, где он! — все стонала я, пока не посмотрела вверх и не увидела лицо Бена. Он смотрел на меня. Прямо мне в лицо. Своими слепыми глазами.
— Доченька, он рядом с тобой! — сказал папа, нагибаясь к моему лицу. Заботливо погладил меня по мокрым щекам, шепча, что все будет хорошо.
Уже не будет.
— Я не хочу видеть его больше! Папа, скажи ему, чтобы валил отсюда!
Я пыталась кричать громко, как только мне позволяли связки, но вместо криков выпаливала жухлые мольбы.
Подавшись вперёд, я приземлилась без сил на колени Бену, который отдирал от моего лица мокрые локоны волос. Но я не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Я ненавидела его всем сердцем. Мечтала, чтобы машина слетела с обочины и мы с Беном насмерть разбились. Чтобы вся эта жгучая боль разом утихла.
— Я люблю тебя, — виноватым голосом заверял он мне. — И я очень виноват!
— Не говори так! Не смей!
Платье была насквозь мокрое.
— В чем ты виноват, Бен? — вкрадчиво спросил папа у Бена, которой ничего ему не ответил.
— Он подлый человек, папа!
— Я говорила вам, — проговорила мама, сидевшая рядом с водителем. Смотрела перед собой и поправляла кудряшки.
Ядовитый алкоголь с большей силой взял меня в свой плен, не дав шанса даже для глубоко вздоха. Самым верным способом я подметила — просто закрыть глаза, улечься на коленях изменщика и дождаться, пока приду в себя.