Глава шестнадцатая
Глава шестнадцатая, в которой Анхельм впервые слышит эхо войны, а Фрис принимает решение
– Вставайте, сонные сурки! – громыхнул над ними мужской голос, и Рин вздрогнула, резко очнувшись ото сна.
Анхельм лежал рядом с ней, уткнувшись лицом между подушками и закинув на нее одну ногу.
– Вставайте! Подъем! – потребовал голос опять.
Анхельм дернул рукой, схватил подушку и, не глядя, запустил в сторону источника шума. Послышался грохот упавшей вазы и смех Фриса. Рин повернулась и села в кровати, сонно протирая глаза. Затем она встала и ушла в ванную.
– Вовсе не обязательно было разгуливать передо мной голой! – весело крикнул Фрис ей вслед.
– Фрис, тебя не учили, что невежливо вламываться утром в спальню к влюбленной паре? – недовольно пробухтел Анхельм в подушку, даже не думая поворачиваться.
– Ну, я подумал, что вы не хотите проспать, и решил все-таки вас разбудить, – объяснил Фрис. – Утром пришел этот главный человек гостиницы и сказал, что расписание поменялось, и мы можем уехать в два часа дня вместо семи вечера.
Анхельм резко оторвался от подушки и глянул на часы на стене: двадцать минут первого. Ругаясь себе под нос, он вскочил и стал быстро собираться.
– Фто тафое? – высунулась из ванны Рин со щеткой в зубах.
– Умывайся скорее, опаздываем! – откликнулся Анхельм, застегивая рубашку. Рин скрылась в ванной, а Фрис, посмеиваясь, ушел.
Вокруг носились люди с чемоданами. Все кричали и размахивали руками. Кто-то целовался и обнимался, провожая в путь родственников и друзей, кто-то растерянно стоял среди своей поклажи, ожидая встречи. На углу здания зала ожидания молодая пара выпытывала у полицейского, как пройти к почте, вокруг них, визжа и кидаясь почерневшим от сажи снегом, носились маленькие дети. Прямо перед входом на перроны девушка в нарядном алом платье громко ссорилась с молодым человеком, загораживая проход. Разношерстная толпа гудела, словно рой пчел, и Рин не могла припомнить, видела ли она ранее столь оживленное место.
Казалось, герцог чувствовал себя в этой невозможной хаотической обстановке, словно рыба в воде: он ничему не удивлялся и, даже взглянув на паровоз, лишь хмыкнул. А Рин и Фрис с нескрываемым интересом и благоговейным страхом рассматривали стоящий у перрона состав и морщились от едкого запаха копоти. Паровоз был огромен: колеса в рост Фриса, трубы такие, что руками не обхватить, а из них белыми клубами со свистом и пыхтением валил пар.
Рин следовала за Анхельмом, вцепившись в рукав его пальто и держа за руку немного растерянного Фриса. За ними следом скакал пацан лет двенадцати с охапкой газет и, дергая Анхельма за рукав, всучивал «господину» утреннюю прессу. Герцог дал ему мелкую денежку, чтобы тот отвязался, ухватил Рин покрепче и поволок за собой в толпу. Он крутил головой по сторонам, высматривая в толпе Кастедара, а когда увидел, то рванул к нему напролом, не обращая внимания на тех, кто не успел убраться с пути. Демон стоял, привалившись к стене у входа в кассовый зал, и вид имел крайне сердитый. Рин при виде него крепче сжала руку Фриса, и келпи поспешил заслонить ее собой. Посланник, увидев их, напротив, немного расслабился и недовольно высказал Анхельму за опоздание. Герцог отмахнулся от него, потребовал документы и билеты и стал обсуждать маршрут и пересадки.
Наконец Анхельм и Кастедар договорились и снова пошли через толпу. Люди перед демоном поспешно расступались в стороны, Анхельм быстро двигался, ловко огибая тех, кто зазевался. Фрис и Рин едва успевали уворачиваться.
Спустя некоторое время поисков они нашли нужный вагон, свое купе, распихали поклажу под сиденья и сели. По подсчетам Анхельма, путь до Гор-ан-Маре занимал около четырех суток с одной пересадкой в Тахоссе. Радовало во всем этом только то, что чем больше они удалялись от дома, тем теплее становилось. Рин знала, что в Гор-ан-Маре сейчас тепло, снега нет, и мысленно предвкушала покупку легкой одежды. А уж как тепло должно быть сейчас в Левадии, где совсем не бывает снега, – сказка просто!
Девушка удобно устроилась с новой книжкой на мягком сиденье, поджав ноги. Анхельм снова уткнулся в газету и на время выпал из реальности. Фрис скучающе придвинулся ближе к Рин и стал читать через ее плечо.
Состав тронулся только через полчаса, и, казалось, весь вагон ухнул, когда их по инерции дернуло назад. Фрис вцепился в сиденье так, что костяшки побелели, и беспокойно уставился на перрон, где махали руками провожающие. Рин тоже оторвалась от книжки и с интересом глянула на движение за окном. А в следующий момент все трое подскочили на местах и зажали уши: оглушительно и пронзительно загудел свисток паровоза.
– Что это было? – ошалело спросил Фрис, не без труда совладав с голосом.
– Это был свисток, так состав предупреждает о том, что тронулся, – ответил Анхельм, закрывая двери купе.
– Ты уверен, что это безопасно? – Рин забилась в угол сиденья и глядела круглыми от испуга глазами.
Герцог усмехнулся:
– Ну конечно. Уж куда безопаснее, чем пробираться пешком через лес, полный хищных зверей, бандитов и патрулей.
– Как скажешь... Но провести в этой штуковине четверо суток подряд – боюсь, я не выдержу, – она покачала головой.
– Выдержишь.
Спустя час Фриса укачало. Рин предложила позеленевшему келпи прилечь, что он тут же и сделал, уткнувшись лицом ей в коленки. Она положила книжку прямо ему на голову и одной рукой перелистывала страницы, а другой рассеянно трепала его волосы. На ощупь они оказались густыми и жесткими, как лошадиная грива. Анхельм, закончив читать газету, дремал. Вскоре и она устала от чтения, отложила книгу и уснула, убаюканная мерным перестуком колес.
– Мне кажется, что я уже которую неделю только и делаю, что сплю, ем и трахаюсь, – задумчиво протянула Рин. Она стояла, подперев ладонью подбородок, и глядела на мелькающие за окном низенькие зеленые деревья.
Паровоз подъезжал к северным окраинам Гор-ан-Маре, и теперь пейзаж за окном совсем изменился. Уже не было ни намека на зиму, становилось все теплее. Поля покрывали молодые всходы ржаных колосьев, словно весна уже полностью вступила в свои права на этой территории. Конечно, сейчас они находились много южнее Девори, но в такую разницу климата все равно верилось с трудом.
– Вообще-то, ты именно это и делаешь, но... что за выражения! – флегматично пробормотал Фрис. За те четыре дня, что они находились в паровозе, келпи стал каким-то вялым, на себя не похожим. Сам Фрис объяснял это тем, что такой транспорт противопоказан его чувствительному желудку. Когда они остановились в Тахоссе для пересадки и ночевали в гостинице, он сбежал в лес и вернулся к самому отбытию, едва не опоздав. Всю ночь он охотился и купался в речках, поэтому наутро выглядел куда свежее и лучше, хотя хватило этого ненадолго. Полдня, проведенные в пути, все равно на нем сказались: глаза погрустнели, кожа пожелтела. Но понять наверняка, от усталости это или оттого, что его опять укачало, было нельзя.
– Я так выражаюсь, когда Анхельма рядом нет, – ответила Рин. – Он не любит, когда я говорю такие слова, а у меня уже все чешется от необходимости следить за языком. Тем не менее... Я не понимаю, что со мной случилось.
– Что с тобой случилось?
– Как бы объяснить? – задумалась Рин, провожая взглядом стадо коров, и надолго замолчала.
Чтобы лучше размышлялось, она облокотилась на перила перед окном и закрыла глаза. Глубоко вздохнула и поморщилась: в воздухе витали волшебные ароматы угля и сопутствующие ему запахи. Неудивительно, что келпи здесь плохо и он все время тянет ее из купе. Вот и сейчас они стояли в узком коридоре.
– Раньше я была все время в деле, – неуверенно начала Рин. – Я хочу сказать, разнообразно все было. А последний месяц я сама не понимаю, чем занята. Официально я охраняю Анхельма. Правда, до сих пор не понимаю, от кого. Кто на него нападет?
– Прости, я не очень понимаю, ты нервничаешь из-за того, что жизнь стала более спокойной?
– Надо же, как ты интересно сформулировал! – удивилась Рин, открывая глаза и оглядывая его. Фрис покачал головой. – Ну, это, конечно, грубо сказано, – продолжила она после недолгой паузы. – Но примерно так, да.
– Знаешь, как звучит самое страшное проклятие? – сказал Фрис и практически повис на перилах, тяжело дыша. – «Пусть твоя жизнь будет интересной».
Рин засмеялась и подумала про себя, что вполне может согласиться с этим утверждением.
– В любом случае скоро все изменится. И чтобы тебе не казалось, что ты в сливках с головы до ног, я напомню, что не так давно кое-кто едва не погиб в приключениях. Девчонка, радуйся, что есть такие спокойные деньки... – сказал он, а в следующий момент совсем позеленел и почти стек на пол. – Как же мне плохо, а... Ненавижу, уже ненавижу этот ваш паровоз!
Рин сочувственно погладила его по голове и предложила измученному келпи пойти прилечь. Тот помотал головой.
– Мне хорошо, когда я лежу у тебя на коленях. Но наш блондин скоро придумает, как от меня избавиться, если ты будешь потакать моим капризам.
– Потерпит, я ему, знаешь ли, не жена, – сурово ответила Рин и потянула Фриса за руку.
– Мне не нравится, когда вы цапаетесь, – признался келпи, не поддаваясь. – Неужели он тебе не симпатичен?
Рин от удивления оставила попытки поднять его и честно созналась:
– Он мне нравится.
– Но? Я прямо чувствую, как ты хочешь сказать это но.
– Что – но? – недоуменно переспросила Рин, не вполне понимая, куда он клонит.
– Но ты не хочешь быть с ним, – мрачно сказал келпи.
– Фрис... Ну как я еще должна объяснить это? Я пытаюсь держать с ним эту дистанцию, потому что считаю, что... пф-ф!.. – она не нашла нужных слов и свирепо уставилась на пейзаж за окном.
Фрис терпеливо ждал.
– Он не для меня... – выдохнула она, всплеснув руками. – Я не подхожу ему. Анхельму нужна умная, милая жена, которая будет воспитывать детей, варить ему обеды и крахмалить воротнички.
– У него для этого есть слуги, девчонка, – заметил Фрис, но она его не захотела слышать.
– Ему нужна жена, которая станет его гордостью, а не позором! – горько объяснила она. – Ну посмотри на него и на меня! Я оборванка с темным прошлым, даже не его расы. Он герцог, наследник престола, аристократ.
– Ты просто ищешь причины отказаться от него, потому что боишься.
– Ну как с тобой разговаривать, если ты знаешь все наперед? – расстроилась Рин и плюхнулась на пол рядом.
По коридору прошел пожилой господин, им пришлось поджать ноги, чтобы он прошел, но тот все равно пожурил их за то, что они загораживают проход.
– Да, боюсь. И потом, – продолжила она немного погодя, – как ты себе представляешь нашу жизнь? И жили они долго и счастливо, только она умерла спустя триста лет? Очень смешно. Прямо новый ход в сказках для девочек.
– Откуда ты знаешь, что так сильно его переживешь?
– А я и не знаю, – пожала плечами Рин.
– Ох, девочка, девочка. Цени то, что у тебя есть сейчас, не замахивайся на отдаленное будущее. Он любит тебя без оговорок, он готов на жертвы ради тебя, он отбросит все титулы и трон, если ты будешь рядом с ним. Но на что ты готова ради него?
Она опустила голову и уткнулась носом в колени. В глазах защипало.
– Мне не нужны жертвы. Я хочу, чтобы он просто жил, как живет. Женился на хорошей женщине, которая будет о нем заботиться. Чтобы у него появились наследники, которых я, кстати, не могу ему дать. Мне довольно и того, что он где-то есть в мире и у него все хорошо.
– Глупая, – пробормотал Фрис, опуская широкую ладонь ей на макушку.
– А я и не претендую на звание самой мудрой в мире. Фрис, прошу тебя, я не хочу об этом говорить, мне и так тяжело!
– Потому что рано или поздно придется его отпустить?
Рин не ответила и даже не шевельнулась, она была уверена, что Фрис и так все поймет, без слов.
– Я буду рядом, – шепнул он ей на ухо.
– Надолго ли тебя хватит с моим-то образом жизни? – всхлипнула она.
– Сколько захочешь, столько и буду. Хватит ныть, ты не самая несчастная в мире. Давай я вытру тебе слезы.
Он достал платок из нагрудного кармана и промокнул ей глаза. Рин робко сжала его руку. Эта забота со стороны Фриса немного пугала ее, но, в то же время, сердце подсказывало, что как раз это – правильно.
– Я опять разревелась перед тобой, – шепнула она.
– Ну, похоже, это моя привилегия – доводить тебя до слез, – улыбнулся Фрис, сверкнув темными глазами. – Послушай, неприятно это говорить, но... пойдем обратно в купе, пока меня не стошнило прямо на тебя. Никогда больше не сяду в этот движущийся кошмар по доброй воле.
Они поднялись и вошли обратно в купе. Рин села, и Фрис лег головой ей на колени. Анхельм не обратил на это никакого внимания, так как весь без остатка погрузился в финансовые отчеты по серебряным рудникам, с которыми возился с момента их остановки в Веклехене, шахтерском городке на границе Танварри и Зальцири. Рин снова положила книжку на голову Фрису и с сожалением отметила, что непрочитанных страничек осталось очень мало, но до Гор-ан-Маре должно хватить. Келпи закрыл глаза и задремал, через некоторое время его лицо перестало быть бледно-зеленым и чуть порозовело. В полусне он дернулся, Рин успокаивающе погладила его по жестким волосам, и в этот момент Анхельм оторвался от своих бумаг и удивленно воззрился на Фриса.
– Это еще что такое? – нахмурился он. Рин подобралась и приготовилась к скандалу. За последние четыре дня, что они провели в паровозе втроем в одном купе, ссоры были каждый день, и все по одному поводу.
– Что он опять разлегся на твоих коленях?! – возмутился Анхельм. – Сколько можно?
– Ему плохо, Анхельм! А так он легче переносит дорогу!
– Нашел бы себе другие колени, – не унимался герцог.
– Тебе жалко?
– Да, жалко! Ты его женщина или моя?
– Моему другу плохо, я ему помогаю! А ты себе невесть что напридумывал!
– Да? Я напридумывал? А почему вы постоянно в коридоре вдвоем ходите? О чем вы там говорите? Что твоя рука делает на его голове? Или это тоже напридумывал?
– Ушам своим не верю! Ты что, ревнуешь?! – ахнула Рин.
– Ты моя женщина! – стал давить Анхельм.
И тут Рин взъярилась:
– Нечего присваивать меня, я тебе не вещь какая-то! Я устала от твоих собственнических замашек! Я ничего тебе не обещала! Я не твоя жена, чтобы ты указывал, как мне себя вести с другими мужчинами, ясно?!
– Ах вот как! Я для тебя совсем ничего...
– И даже будь я твоей женой, это все равно не дало бы тебе права...
– Заткнитесь! – недовольно рыкнул Фрис, и каким-то непостижимым образом ссорящиеся сразу замолчали. Келпи смахнул с себя книжку и встал. От него повеяло очень нехорошей Силой, и Рин даже стало страшно.
– Меня тошнит от этого омерзительного паровоза, – вкрадчиво начал он, одаряя каждого недобрым взглядом. – Я целые сутки нормально не ел и не спал. Мы уже третью неделю в пути, и ваши кислые лица у меня в печенках сидят. Я устал быть между вами, как между молотом и наковальней, и устал быть причиной ваших ссор. Запомни ты, мальчишка, мне плевать, что ты там себе вообразил, не смей доводить ее, – он указал на Рин пальцем, – до такого состояния. Девчонка, хватит изображать из себя неприступную стену, поцелуй его и помирись! И последнее, я буду лежать на ее коленях столько, сколько она позволяет, и ты больше рта не раскроешь по этому поводу, потому что мне нужны силы, чтобы оберегать вас, идиотов малолетних, от этой чешуйчатой гадины за стенкой! Доступно?
Оба кивнули, с некоторым страхом глядя на разъяренного Фриса.
– Девчонка, быстро встала, поцеловала и попросила прощения! И ты тоже, мальчишка!
Он сложил руки на груди и стал дожидаться, когда Рин исполнит его указание. Девушка взглянула на Анхельма и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Затем она потянулась к герцогу, который выглядел обиженным и испуганным, и поцеловала его в сжатые губы.
– Прости меня, пожалуйста. Я не... – она запнулась, подыскивая слова, которые могли бы выразить ее чувства должным образом и не обидеть его. – Анхельм, я миллион лет была одна. Сама по себе. Я не привыкла спрашивать разрешения. Я не привыкла думать о чувствах других людей. Это может ранить иногда. Но я вот такая и этого не изменить. По крайней мере, не сейчас. Поэтому постарайся меня принять такой и прости.
Анхельм посмотрел в ее глаза, и Рин потрудилась придать своему лицу больше раскаяния, чем чувствовала на самом деле. Похоже, это сработало, потому что Анхельм чуть улыбнулся, чмокнул ее в ответ и пробормотал что-то вроде: «Да я сам дурак, забыли».
– Вот и молодцы, – удовлетворенно прокомментировал Фрис и, снова позеленев, рухнул на сиденье, а затем упал головой на колени Рин. – Ненавижу это место. Ненавижу этот паровоз! Когда мы уже приедем?
Как будто бы в ответ на его вопрос, дверь купе открылась, и на пороге возник Кастедар. Он прикрывал нос платком и морщился.
– Мы подъезжаем к Гор-ан-Маре. Через пятнадцать минут будем на месте.
Взгляд его жутковатых черных глаз обратился на Фриса.
– На твоем месте я бы не называл меня чешуйчатой гадиной, копытное.
– Пошел ты... – вяло отмахнулся Фрис.
– Дороги не знаю.
– Подсказать?
– О, ты там бывал? Часто, наверно.
– Знаю только направление. Тебе до горизонта и налево.
– Довольно! – остановил их Анхельм. – Мы поняли вас, господин Эфиниас. Спасибо.
Кастедар кивнул и ушел.
– От него мороз по коже, – с чувством выдохнула Рин.
– Да уж... Складывай свои книжки, Рин, – сказал Анхельм, – мы приедем сразу в портовую часть и отплывем, у нас не будет времени на гостиницу.
Рин расстроилась.
– Я так надеялась отлежаться в ванне... И Фрису тоже нужно отдохнуть. И еще у меня нет легкой одежды, а в Левадии жарко, я хотела пройтись, купить вещи. Ты уверен?
– Не уверен, – честно признался Анхельм. – Но, скорее всего, так и будет. Мне не хочется терять целый день.
На радость Рин, планы герцога были сорваны: ближайший корабль до Южных островов отплывал только утром следующего дня. Все гостиницы, как назло, были заняты, и им удалось снять три номера только в той, которая располагалась ближе всего к каналу и довольно далеко от порта. Обстановка в ней была не самая приятная, но все так устали, что не обратили внимания даже на вонь тухлой воды в номерах. Рин бросила свои чемоданы на пол и сразу же ушла в ванную комнату отмываться после долгой дороги. Анхельм спустился вниз, чтобы заказать ужин и отдать в чистку свои костюмы. Фрис просто упал на кровать прямо в одежде и лежал, не шевелясь и едва дыша. Когда Рин вышла из ванной, келпи крепко спал, его лицо было бледным и изможденным. Она осторожно погладила его по голове и прикрыла пледом, но от этого он проснулся.
– Не уходи. Сядь, – попросил он тихо.
Она присела рядом, Фрис извернулся и снова положил ей голову на колени и уткнулся носом в живот.
– Устал? – тихо спросила Рин, поглаживая его по волосам и рассматривая совершенный профиль. Да, Фрис был сказочно красивым мужчиной.
– Хочу в реку, – ответил он. – Сил никаких нет.
– Фрис, я не знаю, где здесь есть река поблизости. Город огромный, тут есть каналы, но вода в них соленая...
– Мне все равно, я хочу скорее в воду.
Дверь открылась, в комнату вошел Анхельм.
– Рин, мы можем поужинать здесь, но на ужин будет рыба... А что случилось? – недоуменно спросил он, глядя на эту сцену. Ему показалось, что сейчас он опять взорвется, но необычная бледность келпи и страдальческое выражение его лица подействовали на герцога, как ушат холодной воды.
– Фрису очень плохо. Анхельм, рядом с городом есть реки?
– На севере, минутах в десяти от города, начинаются виноградники. Недалеко от них есть маленькая речка, там овец пасут все время.
– Овец? – приободрился Фрис. – Я пошел.
Он с трудом поднялся с кровати и вышел из номера.
– Фрис, постой! Ты же потеряешься! – крикнула Рин, выбегая за ним.
– Овец я найду по запаху, этот деликатес я ни с чем не перепутаю.
– А обратно как?
– Точно так же. Найду тебя по запаху. Кстати, купи мне тоже что-то полегче. В моей одежде жарковато.
– Я твои размеры не знаю.
– Тогда сходим потом вместе. Всё, ушел.
Рин со вздохом посмотрела ему вслед и вернулась в комнату. Анхельм перебирал чемодан, перекладывая все легкие вещи ближе.
– Ты готова идти? – спросил он. Рин спохватилась и бросилась одеваться.
Через некоторое время Рин стояла в примерочной перед зеркалом и с удовольствием рассматривала на себе алое платье из легкого гладкого материала.
– В кои-то веки чувствую себя настоящей женщиной, – призналась она. – Как считаешь, декольте не слишком глубокое?
– Хорошее декольте, мне нравится. Почему «в кои-то веки»? – отозвался Анхельм, поднимая на нее глаза и любуясь стройной фигурой.
– Потому что редко выпадает возможность ходить вот так, тратить деньги на одежду, ни о чем не заботясь.
– На здоровье. Ты со мной, и я готов выполнять любые твои капризы.
Рин скептически хмыкнула.
– Пожалеешь еще о своих словах, – пообещала она с улыбкой. – К хорошему я быстро привыкаю. Особенно к красивой одежде. И особенно к одежде из такой ткани. Анхельм, это чудо, а не ткань! Такой шелк... Шить его – одно мучение, но как красиво сидит... Ты только посмотри: лиф – креп-жоржет. Бретели расшиты маскаренским бисером и жемчугом. Пояс под грудью тоже расшит жемчугом. А эта агатовая камея? Я сейчас запищу от восторга!
– Откуда у тебя такие познания в швейном деле?
– Разве я не говорила? Когда у меня нет заданий, я живу в Кардике, шью одежду и зарабатываю этим на жизнь. Я шью, а Мигель продает. Правда, у меня никогда не было таких тканей...
– Кто такой этот Мигель? – наконец решил выяснить Анхельм.
– Я же говорила, я сдаю ему комнату. Он живет со мной и работает. Он снимает мерки с клиентов, я шью, а он продает, – беззаботно ответила Рин, просматривая, как прострочены швы на рукавах платья.
– И долго вы с ним живете?
– Лет двадцать. А что?
– Наверное, он тебе близок.
Рин обернулась на Анхельма, посмотрела с недоумением, а затем расхохоталась.
– Что смешного я сказал?
– Ты опять ревновать взялся? – хихикала она. – У нас с Мигелем отношения лучших подружек. С Мигелем ничего невозможно, потому что он... Как бы это объяснить? Не тех взглядов.
– Что?
– Он абсолютно хладнокровен к женщинам. Его не интересуют женщины, поэтому можешь считать его бесполым, – объяснила Рин, глядя на недоуменное лицо герцога.
– А кто его интересует тогда?
– Никто. Я же говорю, считай его бесполым.
– Мне не понять, – он покачал головой и решил сменить тему. – Ни за что бы не подумал, что ты умеешь шить.
– Это моя вторая страсть после сладостей. Между прочим, то белье, от которого ты пришел в восторг не так давно, – мое изобретение.
– Да-а, – мечтательно вздохнул Анхельм, глядя куда-то сквозь нее. – Кружевная прелесть. Я удивлен. Правда удивлен. Как тебе такое в голову пришло? И почему ты вообще взяла ее с собой? Вроде поход к таким вещам не располагает...
– Я свободная женщина. Что хочу, то и делаю, – поддразнила она его с улыбкой, а потом пожала плечами. – На самом деле я долго думала над тем, что традиционное белье – это не слишком удобная вещь. Сам посуди: в дороге это неудобно для человека моей профессии. В постели с мужчиной все эти рюшки и вышивка, бантики и оборочки... – вместо продолжения фразы Рин поморщилась.
– А кто еще видел это твое изобретение? Я имею в виду, женщины-то, понятное дело, не оценили. От такого только мужчины могут быть в восторге.
– Ах ты, белобрысый зануда! – прищурилась Рин, с притворным негодованием вцепилась в его шевелюру и стала нежно массировать. – Да есть пределы твоей ревнивости?
– Безгранична, – ответил Анхельм, притягивая ее к себе и целуя ее руки.
– Ты первый, – тихонько шепнула она.
– Знаешь, ты мастер не только в швейном деле, но и в такелажном.
Она посмотрела на него с непониманием, и Анхельм вздохнул:
– Веревки ты из меня вьешь мастерски. Ну кому бы еще я позволил назвать себя белобрысым занудой? Тебе одной.
Рин засмеялась и высвободилась из его объятий.
– Анхельм, я не только солдат, который может нарезать салат из любого врага в считанные секунды, я женщина. Только не помню уже, когда эта женщина во мне просыпалась в последний раз. С этой профессией, пожалуй, забудешь...
– Вспоминай и наслаждайся. Мне очень нравится это платье, тебе идет. Я рекомендую взять его и пойти скорее, – сказал Анхельм и снова уткнулся в газету.
Рин еще немного повертелась перед зеркалом, с сожалением отметив, что корни волос немного отросли и пора снова краситься.
– Мне пора в парикмахерскую, – констатировала она. – Я снова становлюсь черной, смотри.
Она ткнула себе пальцем на лоб и потормошила своего спутника.
– Ну, если ты закончила красоваться и выбрала, что берешь, то мы туда пойдем прямо сейчас, – ответил он и поднялся.
Рин немного подумала, кивнула и ушла переодеваться.
Спустя пять минут она почти бежала за Анхельмом по брусчатой мостовой и вертела головой по сторонам, стараясь запомнить дорогу.
– Ты хоть знаешь, куда нам? – спросила она.
– Я был здесь около года назад, думаю, та парикмахерская еще на месте. О, смотри-ка! Лавка с персиками! Привозные, из Маринея. Когда только успели? Торговля ведь встала! Контрабанда что ли? – он резко дернул ее за руку в сторону лавочки, и только природная ловкость спасла Рин от падения.
– Хочешь персик, Рин? – спросил он, оглядывая выставленные фрукты. – А пахнут-то как! Хочешь, я знаю, ты любишь сладенькое.
– Дяденька... – послышался робкий детский голос. Рин и Анхельм обернулись и увидели мальчика лет восьми. Его смуглое лицо было чумазым, одежда представляла собой рванье. Он держал за руку девочку помладше. Лицо ее было таким же грязным, но платьице – более аккуратным и чистым, чем подранная рубашка и штаны мальчика.
– А ну, иди отсюда! – выбежал к ним хозяин лавки и замахнулся. Дети прыснули в стороны. – Пошли прочь! Хватит клянчить тут, бездельники!
Анхельм остановил его, схватив за руку.
– Вы что! Они же дети!
– Не вмешивайтесь, господин! Я должен задать им трепку! Они постоянно здесь околачиваются и воруют у добропорядочных граждан.
Хозяин лавки попытался вырваться, но Анхельм не пустил его. Рин напряглась. Вмешиваться здесь – только ненужное внимание к себе привлекать. Она отошла в сторонку, решив, что Анхельм сам справится.
– Не от хорошей жизни они это делают, – осадил герцог мужчину и поманил мальчишку. – Ты откуда?
– Из Берви.
– Маринеец... – вздохнул Анхельм с пониманием и присел, чтобы ребенку не приходилось задирать голову. – Это твоя сестра?
– Нет. Это Кара. Я просто с ней.
– Где ваши родители?
– Мои умерли.
– А твои? – спросил Анхельм девочку. Та смущенно пробормотала: «Меня выгнали».
– Дяденька... Очень есть охота...
Из глаз Рин вдруг брызнули слезы, в горле встал комок. Она отвернулась, чтобы Анхельм ничего не заметил, и быстро вытерла лицо.
Вот она, дань, которую платит мир за бесконечные, бессмысленные войны. За проваленные задания. За минутные слабости. За глупые ошибки. Разрушенные жизни, которые со временем разрушат жизни других. Чудовищная и бесконечная дань бесконечной и чудовищной глупости.
Рин отошла и присела, сделав вид, что у нее развязался шнурок, а сама в это время давилась слезами. Сделав три быстрых, но глубоких вдоха, она вроде бы достаточно успокоилась. Стараясь не обращать внимания на Анхельма, воркующего над детьми, она стала выбирать персики.
– Берете эти, госпожа? – подскочил хозяин лавки, стоило ей прикоснуться к одному.
– Да. Заверните, – тихо попросила она и все же обернулась. Анхельм как раз в этот момент передавал мальчишке деньги. Ребенок просиял от счастья, но, получив купюру, тут же рванул прочь, не поблагодарив. Лишь обернулся напоследок, и в глазах его горел страх.
– На здоровье, малец, – тихо сказал Анхельм ему вслед.
– Не вини его, Анхельм. Очень редко после первого проявления доброты можно увидеть второе. И он это уже усвоил.
– Это чудовищно тяжело принять. Я не могу.
Когда он повернулся к ней, его глаза тоже влажно блестели.
– Прости, – прошептала она. Анхельм протянул деньги хозяину лавки, глядящему на них с недоумением, схватил Рин за руку, и они пошли дальше.
Улицы Гор-ан-Маре сильно изменились с тех пор, как Рин была здесь в последний раз. Прежде распахнутые настежь окна домов пестрели корзинками с цветами, а теперь ставни были захлопнуты, цветы убраны. Тут и там звучала маринейская речь, по улицам ходили люди с измученными лицами, в одежде, видавшей лучшие времена. Они глазели на Рин и Анхельма с разными выражениями на лицах: восхищение, зависть, надежда, отвращение. Многие, проходя мимо, тихо проклинали, и Рин хватало знания маринейского языка, чтобы понять это. Когда пара вышла на торговую площадь, через которую шла дорога к парикмахерской, их обступила толпа беженцев. Одни умоляли купить с рук бусы из поделочных камней и обереги от порчи и сглаза, другие на ломаном соринтийском просили работу, третьи – деньги. Анхельм схватил растерявшуюся Рин за руку и потащил через толпу. Она послушно шла, опустив глаза и закусив губу. А за ними бежали просители... И лишь когда они забежали в парикмахерскую, от них отстали. Анхельм тяжело рухнул в кресло, и Рин опустилась рядом с ним.
– Боги... – выдохнул герцог. – Я все время твержу, что не хочу быть императором, но, Рин... Я не хочу видеть вот это! Я хочу иметь возможность исправить это. Ты знаешь, мой дядя всегда ездил со мной, если дорога была дальняя, и он умудрялся все обставить так, чтобы я не видел ничего подобного.
– Чтобы ты не услышал эхо войны?
– Да... Теперь я начинаю думать, что в какой-то степени Гальярдо был прав, когда не поддерживал наше решение. Он верно сказал, что мы на севере не видим проблем юга.
– Мне нечего тебе на это ответить, – честно призналась она. – Но мне очень жаль. Прости, Анхельм.
– За что ты-то прощения просишь?
– Да за все это... – пробормотала она и отвернулась. Анхельм только вздохнул.
Наконец к ним подошел управляющий и осведомился, чего желают господа. Рин объяснила, и ее проводили в зал для дам.
Спустя полчаса она сидела на высоком кресле, медленно обгрызала персик и ждала, когда краска впитается в волосы. Анхельм читал газету, изредка поглядывая на часы.
– Представляешь, в Вейнсборо рухнул мост, а в Южном Клароне взорвалась котельная. Пострадавших больше сотни... Вот до чего довела жадность Доунбриджа. Сколько раз говорил ему не скупиться на материалы, так нет! Все экономит, скряга проклятый. Людей ему не жалко – денег ему жалко!
– А при чем тут Доунбридж? Не он же строит мосты.
– Но они строятся на его деньги и по его указанию. Если бы старый скряга прекратил тратить деньги на балы для внучки и вместо этого обеспечил рабочих нормальным материалом, условиями труда, достойной платой, обучением, наконец, то такого бы не случалось! При этом у него в герцогстве самый высокий уровень налога...
– Анхельм, стой! – остановила его Рин. – Я не очень хочу вникать в тонкости управления...
– Твоя страна, тебе здесь жить и жить. Так что проявляй гражданскую сознательность и вникай, – наставительно отрезал он. – Так вот, у него самый высокий уровень налога для промышленных предприятий. Я имею в виду производящую промышленность, ткацкие фабрики, например.
– Я помню, как ты на собрании говорил, что Гальярдо задрал до потолка налоги, а потом разогнал работников, – ответила Рин, с удивлением обнаружив, что кресло крутится. Она оттолкнулась ногой и начала раскручиваться сильнее. И так стало веселее слушать нудящего над ухом Анхельма.
– Там все было гораздо сложнее, очень некрасиво, и этого я тебе в двух словах не объясню. У Доунбриджа другая ситуация. Ему принадлежит семьдесят процентов всех почтовых станций в стране, магический университет в Парудже и патенты на многие изобретения. На его территории находится одно из крупнейших золотоносных месторождений, с которого он отдает государству только ежемесячные доходные налоги и тридцать процентов добытой руды.
При всем этом он самый прижимистый из герцогов в том, что касается развития собственных предприятий. Он считает, что должен поддерживать только себя и свою семью, а на людей в стране ему почти что наплевать. Отстроить огромное поместье, дворец, устроить бал – это да. Вложить деньги в развитие горнодобывающей отрасли – это нет, зачем? Он вложил в предприятия гроши, при этом оставив право собственности на сооружения за собой, а по-крупному пусть вкладываются торговые гильдии и разработчик. А потом стал драть с владельцев тридцать три налога, чем вынудил их экономить на рабочей силе, на образовании рабочих и на материалах, чтобы не уйти в минус.
Рин остановила кресло и потрясла головой.
– Ну а разве он не прав? Разве будут его уважать подчиненные, если он будет гол как сокол? Насколько я успела понять человеческое общество, люди всегда относятся с большим уважением к тем, кто богат и обладает властью.
– Рин, меня уважают и любят, а ведь я дворцов себе не строю и балов шикарных не закатываю.
– Ты исключение, которое подтверждает правило, – парировала она. – Анхельм, а что ты хочешь мне доказать-то? Что Доунбридж – скряга? Так я это и без тебя прекрасно знаю. Если ты не забыл, я тебя на пятьдесят лет старше, поэтому прекрасно знаю, что было, когда он был советником императора.
– Я хочу, чтобы ты понимала обстановку в стране.
– Да я и так понимаю, что она плохая, я же не полено безмозглое. Я больше тебя ездила по миру, видела, как люди живут. Когда шла к тебе, проходила рыбацкий поселок. Да, рыбаки никогда зажиточными не были, но не нищенствовали! Я понимаю, что от человека тоже многое зависит, но когда все дома в поселке выглядят, как бараки... Это о многом говорит. В больших городах еще нормальная жизнь, а вот в глубинке все очень печально. Я уже молчу о поселениях аиргов.
– Это вообще отдельный разговор о другом мире. Головная боль всех герцогов, в чьих владениях есть поселения. Такое ощущение, что аирги считают, будто могут спокойно жить в этом мире, не принимая его правила. Из всех документов приемлют только торговый договор. Ни паспортов, ничего другого! Ну как так? Им нужно больше контактировать с миром, закрытые общины не смогут выжить на натуральном хозяйстве.
– Они не выживают, Анхельм, – вставила Рин, воспользовавшись паузой. – В этом-то все и дело. Они не выживают, они живут.
Анхельм, казалось, не понял глубины ее мысли, или просто сделал вид, что не понял.
– Рано или поздно им придется мириться с соседством людей и интегрироваться в общество людей.
– Это невозможно! Аирги скорее удавятся скопом, чем начнут жить с людьми, – всплеснула руками Рин.
– Не любишь ты своих соплеменников, смотрю.
– У нас очень сложные и запутанные отношения, – сказала Рин и выбросила косточку от персика.
Анхельм с любопытством поглядел на нее и снова стал читать газету.
– Ох! Ну ничего себе. Только сейчас вести пришли, представляешь!
– О чем?
– О том, что произошло в Драконьих горах два месяца назад. Хотя я удивлен, что газеты вообще узнали об этом. Вот ведь гусиные шеи! – Анхельм замолк, внимательно читая текст статьи. – Прекрасно, их снова выставляют террористами без лидера!
– Что ты хочешь от газеты императора? – проворчала Рин.
– Да нет, это действительно хорошо! Мне удобно, что их так называют.
– Когда-нибудь я пойму, почему не могу просто пробраться во дворец и убить императора, – вздохнула Рин.
Анхельм посмотрел на нее с непониманием.
– Ну... Король умер, да здравствует король? – попыталась объяснить она, чувствуя, что сказала несусветную глупость.
Анхельм только головой покачал и продолжил читать.
– Вот опять, – сказал он через некоторое время. – Здесь обсуждают вопрос об экспедиции в Драконьи горы. Сколько раз я предлагал ее императору – всегда отказ.
– Ну теперь-то ты понимаешь, почему он отказывается?
– Теперь – да. Но экспедиция все равно нужна, чтобы хотя бы понять, есть ли там территории для освоения. Соринтии нужны новые территории.
– Зачем?
– Рудные месторождения. Мы все больше зависим от них, и нам не хватает тех, что уже разработаны. Но территории нужны не только поэтому. Нам нельзя позволить другим странам освоить их первыми. Нам нужно решить проблему безработицы, создать рабочие места, потому что война образовала в бюджете страны дыру. У нас уже много лет бюджетный дефицит, который неуклонно рушит экономику. Инфляция растет, растут цены...
– Анхельм! Остановись! – перебила его Рин. – Я прихожу в ужас всякий раз, когда ты начинаешь рассказывать мне о проблемах управления государством. Я тупая деревенщина, мой маленький мозг воспринимает только легенды и сказки, он не способен справиться с экономическими теориями. Я ничего не понимаю в управлении государством, но если хочешь знать мое мнение, то я рада, что никто не суется в Драконьи горы. В мире осталось не так много мест, где человек еще не похозяйничал.
– Придет время, и мы будем вынуждены это делать. Малой кровью, большой, но вынуждены. Чтобы жить. Промышленную революцию не остановить.
– Промышленная революция, говоришь? – задумалась девушка. – С одной стороны, я рада этому. Мне нравится, что я могу умываться горячей водой, не думая о том, что мне нужно ее сначала нагреть. Мне нравится, что я могу путешествовать не на своих двоих и в безопасности от диких зверей. Сейчас я сижу, и мои волосы красят химией. Тридцать лет назад я бы делала это сама – народными средствами. Еще месяц назад я и не слышала о паровозах. Неделю назад мы были на севере страны, сейчас на юге. Все происходит так быстро, что я едва успеваю привыкнуть к переменам. Я рада, что моя жизнь в какой-то мере стала проще. Но долго ли продлится эта радость? Я пока не видела оборотную сторону этой монеты, не могу представить, чем это обернется. Могу предположить, что такое использование ресурсов нашего мира однажды откликнется людям чем-то ужасным. Поэтому я рада, что в мире остаются такие места, как Бонмардский лес и Драконьи горы. Что остаются эти крупицы магии, и они все еще сильны настолько, что мы не можем не принимать их во внимание.
– Поживем – увидим, – туманно ответил Анхельм. Следующие несколько минут тишину нарушал лишь шелест страниц газеты, которую читал герцог.
– О, замечательно. Пишут, как был прекрасен бал в Вейнсборо.
– Доунбридж тебе покоя не дает, я смотрю. А как к нему относятся другие герцоги?
– Так же, как и я. Молятся, чтобы поскорее покинул этот мир. Эх, Генри, Генри... Лучше бы внучку замуж выдал наконец-то. Помнишь Арлен?
– Такую сложно не запомнить.
– По сути своей – наивная дурочка, только мудрость матери постоянно спасает ее от браков с аферистами, которые разорят Доунбриджей до нитки.
– Она хочет выйти замуж за тебя, – заметила Рин.
– Много хочет – мало получит, – недовольно ответил Анхельм. – Откровенно говоря, если бы я не был знаком с тобой, то еще три года назад женился бы на Франсуазе Мелуа. Вот с кем я был бы вполне доволен браком. Умная, сильная, но в то же время по-женски слабая. И хороша собой. Браком с такой женщиной я мог бы только гордиться. Но она замужем за прекрасным человеком и растит двух сыновей. А у меня есть ты. Так что не будем вспоминать поговорку о выращивании грибов во рту.
– Эх, Анхельм... – вздохнула Рин и вгрызлась во второй персик, чтобы не ляпнуть лишнего. Они только недавно помирились, нечего снова топтаться по его мечтам быть с ней.
– Да, кстати, Анхельм, – сменила тему Рин, – я видела, как живут другие герцоги, и в сравнении с ними ты просто... даже слово не могу подобрать.
– Как не самый зажиточный купец? – предположил он. Рин глянула на него из-под пряди волос – герцог улыбался.
– В частности, именно поэтому они не воспринимают меня всерьез и особым уважением я у них не пользуюсь. Герцогиня Зальцири, Амалия, считает, что я веду себя с подданными неподобающе свободно. Мать Арлен, Мэриан, в ужасе от моих манер. Томас Кимри уверен, что мне необходимо послужить в армии, чтобы я превратился в настоящего мужчину. Франсуаза настаивает, что я должен жениться, это пойдет мне на пользу, я перестану быть столь легкомысленным. Они считают, что я не вкусил настоящей жизни, достойной герцога. Я думаю иначе. То, что для них настоящая жизнь, для меня – болото их нелепых придворных традиций, основанных на хвастовстве.
– В некотором смысле я тебя понимаю, – ответила Рин.
– Просто подумай, ну зачем мне десятки слуг? Адель, Милли, Тиверий, все они мне не слуги, они мне – семья. Отец, который мне во всем помогает. Мать, которая следит, чтобы ее сын всегда был накормлен и здоров. Я даже называю ее мамой. Сестра, которая заботится о доме и моем внешнем виде. Мне нужна их помощь, потому что я не всегда могу все успеть сам. Конечно, я способен самостоятельно постирать и погладить вещи. Я сам съезжу, куда мне нужно, и, если необходимо, даже приготовлю себе еду. В этом смысле университет меня неплохо закалил. Все студенты, кем бы они ни были по происхождению, все и всегда делали сами, никаких поблажек.
– А где ты учился? – полюбопытствовала Рин.
– В Кастане. Университет международных отношений, кафедра государственного управления и права и кафедра внешнеэкономических связей. У меня два образования.
– Наверное, не многие могут таким похвастаться.
– Мой дядя может, Гордон Атриди и дочка Амалии, Виолетта. Кстати, с ней мы учились на одном курсе.
– Я знаю, она говорила.
– Да, кстати, ты так и не рассказала мне, а я забыл. Что там между вами произошло?
– Да ничего! По сути, обычные клыки кобры под шелковым языком. Пыталась меня напугать.
– Хочу подробности. Слово в слово.
– Ты бы еще через год спросил... – проворчала Рин и стала пересказывать ему события того вечера. Как раз когда она закончила, в зал зашел парикмахер и объявил, что Рин пора смывать краску.
– Наконец-то! – воскликнул Фрис.
Келпи стоял под дверью номера и ждал их.
– Ты вернулся так рано? – удивился Анхельм, отпирая дверь.
– Девчонка сказала, что сходит со мной в лавку за легкой одеждой.
– Вот как. Ну что же, приятных покупок. Я, пожалуй, останусь и закажу ужин. С вашего позволения, конечно. Рекомендую вернуться до того, как он остынет.
Рин мрачно посмотрела на Анхельма и вздохнула: опять ревнует. Когда же это закончится? Девушка взяла за руку Фриса и вышла, демонстративно аккуратно закрыв за собой дверь. Когда они вернулись, Анхельм спал, а ужин стоял на столе нетронутый. Фрис поставил картонки с покупками на пол и ушел в свою комнату, а Рин села рядышком с Анхельмом и разбудила его.
– Что? Что такое? А, это ты...
– Я. Ты не ужинал?
– Нет.
– Теперь все остыло. Ты как насчет холодных... что там у нас? Холодной рыбы и печеных овощей?
– Нет уж, сама ешь эту гадость.
Рин наклонилась ближе к нему и поцеловала в нос.
– Что ты делаешь?
– Повышаю уровень мастерства в такелажном деле? – предположила Рин. – Ты все еще злишься на меня?
– Да.
Она чмокнула его в губы.
– А теперь?
– Чуть меньше.
Следующий поцелуй был глубже.
– Это был запрещенный прием, женщина, – вздохнул Анхельм.
– Рыбки хочешь? – улыбнулась она.
За ужином у Рин было такое чувство, что она ест холодного ежа вместе с иголками. Рыбьи кости заполнили ее рот, и теперь она сидела и поминала недобрым словом повара.
– Рин? – позвал Анхельм.
– М-м?
– Я люблю тебя.
Вместо ответа Рин поднялась, взяла с трюмо сумочку, достала свою записную книжку, что-то нарисовала и протянула Анхельму. Герцог взглянул и нежно рассмеялся. Он аккуратно выдернул лист, сложил и спрятал рисунок в карман. Рин нарисовала смешную рожицу с улыбкой и сердечком.