Глава тринадцатая
Глава тринадцатая, в которой тайное становится явным
Он переспросил, словно не понял ее:
– Что?
– Он мертв, – повторила Рин, глядя на Анхельма снизу вверх. – Похоже, он слишком сильно испугался. Нам нужно позвать сенешаля и начальника полиции.
– Р-рин... Я... его убил? – дрожащим голосом спросил Анхельм.
Рин поднялась и отряхнула руки.
– Видимо, у бедняги просто остановилось сердце. Хотела бы я знать причину, по которой он так испугался тебя... – задумчиво протянула она, глядя на труп. А потом взглянула на Анхельма. Тот стоял с дрожащими губами, круглыми глазами и был белым, как мел. Она поспешила подхватить герцога под руки и, усадив на ближайшее кресло, прижала ладони к его щекам и заглянула в глаза. – Анхельм, милый, что с тобой?
– Я его убил... – пролепетал герцог, со страхом глядя сквозь нее. – Я его убил...
Рин взяла его руки – ледяные! – и стала растирать.
– Анхельм, ты ни в чем не виноват, ты никого не убивал. С людьми такое случается, это просто несчастный случай.
– Рин, я человека убил!
– Ты что, впервые видишь смерть?
Он кивнул. Рин оторопело уставилась на него. Она понятия не имела, как поступить в такой ситуации и успокоить его. Но потом вспомнила, как тряслись ее руки и как тошнило ее, после того как она впервые подняла оружие на человека. Как каждый раз, стоило ей закрыть глаза, ей снился удивленный взгляд уже потухших, мертвых глаз. Кошмары мучили ее целый месяц, до тех пор пока с ней не поговорил по душам Арман, а сама она не сходила на могилу убитого.
Что же делать с Анхельмом? Видят боги, она не Арман и не Фрис, лечить души не умеет! Оттянуть его страх на себя разве что?.. Она встала перед ним на колени и, легонько хлопнув по щеке, заставила его смотреть прямо ей в глаза.
– Не отводи взгляд. Ты почувствуешь странное чувство, но тебе станет легче.
Она нащупала на его шее пульс, слегка надавила и стала читать про себя фразу, помогавшую ей погрузиться в легкий транс. Рин увидела, как Анхельма окружило облако отвратительного грязно-желтого цвета. Это был страх, который он испытывал. Она поймала этот страх и потихоньку, кусочек за кусочком, словно вату, стала тянуть на себя. Спина под слоем одежды покрылась потом и стала липкой, ладони взмокли, а сердце заколотилось. Рин несколько раз глубоко вздохнула, успокоилась и продолжила тянуть. Лицо герцога порозовело, взгляд его стал более осмысленным, а с последним ушедшим клочком тумана снова заблестел. К рукам вернулось тепло, теперь он дышал спокойно, а не прерывисто, словно захлебывался. Рин стряхнула с себя чувство страха, которое перетянула с Анхельма, прочитала несколько раз замыкающую фразу и вышла из транса.
– Полегче? – спросила она, легонько касаясь его теплой щеки.
– Да... Но теперь нам нужно скорее что-то сделать. Что? – растерянно спросил он.
– Сейчас мы позовем сенешаля, соберем стражу и полицию, – сказала она рассудительно. – Смотритель действительно сильно испугался в тот момент, когда ты потребовал колье своей матери. Помнишь, он хотел тебе что-то сказать?
Анхельм кивнул.
– Я вспомнил о колье, потому что хотел его забрать, но не нашел его ни среди экспонатов, ни в своем кабинете. Помнишь кабинет, где мы обедали? Я оставил его за собой, там я работаю, когда приезжаю сюда. Хорошо... Сенешаль, должно быть, находится в мэрии. Пожалуйста, позови охрану, они стоят у входа в музейные залы.
Рин сходила и позвала стражу. Один стражник остался с ними, а другой помчался искать сенешаля и начальника полиции. Сенешаль пришел в сопровождении Орвальда, который, как оказалось, все еще был здесь. Затем объявился начальник городской полиции со следователем и стал допрашивать Анхельма об обстоятельствах смерти музейного смотрителя. Тот держался плохо, отвечал невпопад, поэтому Рин пришлось наплевать на приказ держать рот на замке. Она предъявила удостоверение и объяснила, как все было. По сути, Анхельм был ни в чем не виноват, ему всего лишь не повезло находиться рядом, когда смотрителя хватил удар.
Орвальд, услышав о пропаже столь ценной семейной реликвии, немедленно устроил разбор полетов сенешалю и выражался словами более резкими, чем его племянник. В считаные минуты зал наполнился виноватыми людьми, и все толпились вокруг трупа, а его превосходительство песочил чиновников и замковую обслугу на чем свет стоял.
Анхельм белел и качался, словно флаг на ветру. Рин держала его за руку, опасаясь, что тот снова начнет терять дар речи, но он вроде бы справился с шоком и стал вторить дяде, нападая на сенешаля с обвинениями в халатности и требуя немедленно вернуть семейную драгоценность.
Спустя еще некоторое время обнаружилось, что колье пропало из замка вовсе и никто будто бы не видел и не знает, что это вообще за вещь. Сенешаля тут же приказали схватить под стражу, на охрану музейного зала надели наручники, стражи порядка вынесли труп, а выставочный зал закрыли и опечатали. Анхельм закрылся в кабинете с дядей и начальником полиции и попросил Рин срочно найти Ростеди. Он дал ей точный адрес, по которому следует искать Эрика, и отправил девушку в город.
В сопли пьяный и почти спящий Ростеди обнаружился в подсобном помещении его конторы. Эрик совершенно не узнал Рин в ее новом облике кудрявой блондинки, а когда понял, кто перед ним, то так удивился, что даже немножко протрезвел. Но хватило его только на то, чтобы предложить ей выпить вместе с ним, а то ему одиноко. Девушка более-менее привела его в чувство с помощью холодной воды и трехэтажного мата, а затем попыталась объяснить, что от него требуется. Когда Ростеди услышал, что «Анхельм в такой глубокой жопе, в какой отродясь не бывал», то сел и стал долго, с силой, тереть собственные уши ладонями. После сих странных действий он вылил себе на голову целый кувшин ледяной воды, вытер лицо грязным полотенцем и, плюхнувшись за свой стол, попросил ее объяснить еще раз. Рин, матерясь через слово, объяснила.
Эрик, услышав, что сейчас на Анхельма не вешают убийство только потому, что у него королевская неприкосновенность и потому что свидетелем была Рин в качестве агента департамента, схватил с заваленного хламом и бумагами стола шляпу, подцепил с вешалки пальто и потащил гостью из конторы.
Рин решила по дороге заехать на почтовую станцию, где остался Тиверий, и предупредила его, что они очень сильно задержатся. Отсчитав дворецкому денег из собственного кошелька, она наказала ему ждать их с Анхельмом в ближайшем трактире, и они с Ростеди помчались к замку.
Но в кабинете в замке уже никого не оказалось. Испуганный камердинер, без дела ошивавшийся рядом, сообщил, что господа уехали в полицейский участок, и пришлось возвращаться через полгорода. За то время, что она моталась по городу, совсем уже стемнело, и Рин, мельком взглянув на часы, горько вздохнула, когда увидела, что времени уже шесть.
В полицейский участок они вошли вдвоем, лица Рин более не скрывала. В маленьком морге при участке уже толпились родственники смотрителя, рыдающие жена и дочь только что были на опознании. Анхельм и Орвальд сидели в кабинете следователя и давали показания, оба были уставшие и злые.
Ростеди поприветствовал своих коллег и снова стал выяснять подробности дела, каких не добился от Рин. Спустя какое-то время привели сенешаля. Эрик, дыша на него перегаром, потребовал рассказать все, что было, и тот повторил слово в слово то, что говорил Орвальду. Сыщик уже хотел от него отступиться, но Рин заявила, что сенешаль лжет. А тот и вправду лгал, когда говорил, что не знает, куда пропало колье, чуткие ко лжи уши аирга уловили это сейчас более ясно, чем тогда, в зале, среди толпы взволнованных людей. Услышав такое обвинение, чиновник взвился и закричал в ответ, что его обвиняет непонятно кто непонятно в чем, что он вообще не виноват, его схватили незаконно, и отвечать он будет только на суде в присутствии адвоката.
Тогда Орвальд напомнил ему, что лично он здесь и сейчас имеет право выступить как прокурор и судья, поэтому пусть сенешаль лучше сам все расскажет, потому что тогда его, возможно, помилуют и не отправят на виселицу.
– Состав экономического преступления я уже нашел, – сказал Орвальд железным тоном, и глаза сенешаля забегали. – Вы начали перестройку подъездного моста без согласия моего племянника, а именно он является владельцем замка. Я без труда могу обвинить вас и доказать вашу вину в следующих преступлениях: нецелевая растрата государственных средств, халатность, повлекшая за собой порчу личного имущества герцога, а также хищение чужого имущества, вверенного вам. Вот эти акты подтверждают факт передачи вам бриллиантового колье с сапфирами, – Орвальд потряс несколькими бумагами перед носом у сенешаля. – Вы хотите, чтобы я начал процесс? Или сами признаетесь, куда дели колье и где деньги? – спросил он тихим угрожающим голосом.
И сенешаль раскололся.
После ливневых дождей, которые шли по осени, в музейном зале отсырел, а затем и вовсе обвалился потолок, и на экспонат рухнул слой штукатурки. Пока рабочие разбирали завалы, смотритель музея забрал колье и объявил герцогам, что сломались некоторые его детали, экспонат снимается с выставки и передается ювелирному мастеру. За реставрацией потолка владельцы коллекции про пострадавшую семейную реликвию как-то позабыли, не до того было. Слишком много времени отнимали строительные работы и другие дела. Ушлые сенешаль и смотритель в это время продали колье на черном рынке, а на вырученные деньги построили в замковом дворике ресторан, с которого имели приличный доход. А купил колье владелец лавочки «Сладкая шкатулка Гордона», что находится внизу, на Каменистом переулке. И это было все, что смог рассказать арестованный чиновник.
Сенешаля снова увели в камеру, полицейские стали ваять дело по факту кражи и растрат, а Ростеди и Рин срочно умчались в упомянутую лавочку.
Спустя десять минут после выхода из участка они уже стояли через дорогу от «Сладкой шкатулки Гордона». Это было белое двухэтажное здание с маленькими изящными колоннами, поддерживавшими козырек парадного входа, и большими прозрачными витринами, на которых были выставлены всевозможные пирожные и пышные торты. Рин поводила носом, вдыхая чудесные ароматы выпечки, и недоуменно посмотрела на Эрика.
– Мы точно по адресу пришли? Это же кондитерская.
– Это точка скупки краденых драгоценностей под прикрытием кондитерской, – поправил ее Ростеди. – Они выпекают особые торты для особых гостей. С особой начинкой.
– Вот как! – приподняла брови Рин. – А делать что будем?
– Будем брать вон того парня в полосатом костюме и хозяина лавочки. Его зовут Гордон Зеферри, тот тип в полосатом – его помощник, Уэйн. Обрати внимание, сегодня в зале только помощник, а это значит, что Гордон наверху, работает над товаром. Уэйн знает меня в лицо, он предупредит хозяина, и тот закроется наверху. Поэтому ты идешь туда, а я постою здесь.
– Почему мы не можем просто вскрыть его кабинет, а Уэйна задержать?
– Ну, потому что формально это кондитерская, а драгоценности ему продают или оставляют в залог под большие суммы. Своеобразный ломбард. Для полиции так даже легче отслеживать краденое. План такой: ты зайдешь первой и прикинешься новым покупателем.
– Какой условный знак, по которому они показывают товар?
– Скажи, что хочешь купить для матушки или для сестры дорогих пирожных.
– Хорошо. Что дальше?
– Дальше он проводит тебя к Гордону. Основная задача – заставить его спуститься в зал, и тогда зайду я. Ничего не выясняй, он сорвется! Пусть просто выйдет вниз.
– Думаешь, он поверит, что я готова купить такой товар? Я же выгляжу как наемный убийца, – Рин указала руками на все свое оружие, что было на виду.
– Сюда разные люди заходят, не переживай. Он смотрит не на одежду, а на деньги. Колоть будем в участке, здесь мы их просто тихо и спокойно попросим пройти с нами. Будут сопротивляться – пригрозим арестом до выяснения обстоятельств. Драться бессмысленно, у него в подсобке сидят охранники и собаки. Только нашумим, а нам надо сработать чисто.
– Поняла. При них ни одно мое имя не называй, – серьезно ответила она, не глядя на Эрика. И затем вошла.
Дверной колокольчик звякнул, и к ней тут же поспешил Уэйн. Это был высокий плечистый паренек с вытянутым узким лицом и почти прозрачными, словно рыбьими глазами. Бледное лицо покрывали веснушки и родинки. Огненно-рыжую шевелюру он собирал в хвост на затылке. Уэйн улыбнулся гостье деловой улыбкой и поприветствовал:
– Добро пожаловать в «Сладкую шкатулку»! Сегодня особое блюдо – персиковый торт с миндалем.
Рин сделала вид, что осматривается.
– Очень холодно сегодня, – сказала она. – А мы с сестрой как раз затеяли праздновать ее день рождения. Так хочется чего-то вкусненького... И я подумала, может быть, привезти сестре дорогих пирожных?
Уэйн коротко улыбнулся и ответил:
– В этом зале нет того, что годится для такого праздника. Позвольте мне показать вам второй этаж. Там только шедевры кулинарного искусства!
Рин мило улыбнулась ему, прошла за ним вглубь коридора и поднялась наверх по скрипучей деревянной лестнице. Девушка вошла в небольшую комнату, где одну стену закрывала синяя атласная портьера, а у другой был камин с чайным столиком перед ним и кресла, обитые синим бархатом. Комнату наполнял сладковатый запах дорогого западного табака. В углу, у окна, стояла конторка, а за ней сидел седой старичок с аккуратной белой бородкой и бакенбардами. Он был мал ростом, худощав, носил костюм с галстуком и курил трубку. Увидев Рин, он поднялся из-за конторки.
– Чем могу быть полезен? – спросил он, оглядывая ее немного настороженным взглядом.
– Я пришла купить дорогих пирожных для сестры. Мне сказали, что вы покажете мне шедевры вашего искусства.
– Ах, вы новый клиент? – старичок переменился в лице, взгляд его из настороженного сразу превратился в заинтересованный и доброжелательный.
– Добро пожаловать, добро пожаловать! – он подошел к ней, потирая руки. – Я надеюсь, у нас вы найдете то, что ищете! Честно говоря, нисколько не сомневаюсь, что найдете. Какой повод?
– Сестра празднует день рождения, господин?..
– Зеферри. Гордон Зеферри к вашим услугам, госпожа! День рождения! Какой чудесный праздник! Вы хотите что-то особое?
– Да. Полагаю, у вас найдется что-то действительно ценное?
Вместо ответа старичок подошел к портьере и потянул за шнурок. Кулиса отъехала в сторону, открывая длинный стол-витрину. На синих бархатных подушечках были выставлены образчики ювелирного искусства.
«И все это краденое», – подумала Рин, подходя ближе. На одной из подушечек она обнаружила изумительное по своей красоте колье, которое показалось ей знакомым.
– Глазам своим не верю, – сказала Рин.
– Это бриллиантовое колье – работа известного ювелирного мастера Роберто Грейвора, – пояснил Гордон, проследив за ее взглядом.
– Глазам своим не верю, – повторила она.
– Некогда оно принадлежало покойной герцогине Танварри, но не так давно их светлости повелели распродать коллекцию семейных украшений из-за финансовых затруднений. Я уже немного жалею, что взял его. Оно лежит у нас уже несколько месяцев, никто не решается покупать, и я начинаю думать, что вина в его происхождении. Не каждая женщина осмелится надеть украшение, принадлежавшее герцогине, погибшей при таких странных обстоятельствах. Цена на него... – Гордон взял блокнот, написал сумму и показал Рин. Та едва удержалась, чтобы не присвистнуть. Затем она многообещающе улыбнулась.
– Похоже, сегодня вы нашли покупателя, господин Зеферри.
– Вы уверены, что можете..?
– Моя работа очень хорошо оплачивается, господин Зеферри, – сказала она.
Старик расплылся в улыбке.
– Гордон, просто Гордон, госпожа.
– Хорошо, Гордон. Мне нужно спуститься вниз, деньги у моего партнера.
– Я провожу вас!
Рин мысленно ликовала. Представить себе было сложно, что все окажется так легко! Похоже, удача сегодня держит ее за руку. Она спустилась в зал и вышла на улицу, Ростеди ждал ее, привалившись к своему коню и надвинув шляпу на самые глаза.
– Эрик, колье здесь, – шепотом сказала Рин.
– Да ладно? – оживился тот.
– Шоколадно! – усмехнулась Рин.
– Ты не ошиблась? Точно оно?
– Точно. Старик даже рассказал мне байку, что его продали из-за финансовых трудностей Римеров.
– Вот это удача! Будем брать.
Они вошли вдвоем, Уэйн и Гордон, увидев Ростеди, изменились в лице.
– Прошу прощения, но что ты здесь забыл, Эрик? – тихо спросил Зеферри.
– У вас в коллекции находится колье, принадлежащее герцогам Танварри, Гордон, – спокойно объяснил сыщик. – Мы пришли за ним.
– Так госпожа действительно желает его купить? – уточнил тот, оживляясь.
– Госпожа желает забрать колье и вас в полицейский участок, Гордон, – ответила Рин, обходя Зеферри и вставая у него и Уэйна за спиной. Эрик встал с другой стороны, напротив нее.
– Я не понимаю... – растерялся владелец лавочки.
– Колье у Римеров было украдено, а не продано за долги, – объяснил Ростеди. – И сегодня случилась одна очень нехорошая история. Вам и вашему помощнику нужно пройти с нами. Вам зададут несколько вопросов, и в ваших же интересах отвечать на них предельно честно.
– Я... я... – со лба старика потек пот, он беспомощно посмотрел на своего помощника, но тот ответил ему таким же растерянным взглядом.
– Уэйн, мои капли... – выдохнул Зеферри и стал оседать на пол, схватившись за сердце.
Рин подхватила его под локти и усадила на стул, а Уэйн вытащил из-за пазухи пузырек, выдернул пробку и вытряхнул хозяину в рот несколько капель. Сильно запахло ментолом и спиртом, старик пожевал щеки и вздохнул несколько раз очень тяжело и глубоко. Ростеди пощелкал пальцами у него перед носом.
– Гордон, тебя не в первый раз приводят в участок. Сейчас не время в больного играть. Его превосходительство рвет и мечет и перевешает всех, кто замешан в этом преступлении, если колье не вернется к нему в скором времени.
Рин кивнула, подтверждая его слова.
– Берите... – тихо ответил Зеферри.
Рин кивнула и сказала Уэйну, чтобы он поднялся с ней. В его присутствии она забрала колье, сложила в коробочку и вернулась. Гордон и Ростеди стояли уже в дверях, готовые уходить.
Весь обратный путь до участка Рин от души материла совещание, всех герцогов, включая Анхельма (особенно досталось Орвальду), сенешаля, покойного смотрителя и этот день. Ростеди, слушая этот словесный фонтан, с трудом скрывал улыбку.
Эрик повел Зеферри и Уэйна к следователю давать показания, а Рин пошла искать герцогов. Анхельм сидел в кабинете начальника полиции вместе с Орвальдом, самого начальника не было.
– Получите, распишитесь, не забудьте передать следствию, – объявила Рин и протянула Анхельму коробочку.
Тот открыл ее и схватился за сердце.
– Как...
– Они не успели его продать. Цена оказалась слишком большой. Я чуть не об... лысела, когда увидела, сколько нулей он нарисовал, – она рухнула в кресло рядом, и оружие на ней лязгнуло.
– Невероятное везение, – хмыкнул Орвальд.
– Что по трупу?
– Прости? – не понял Анхельм.
– Смотритель. Тебе что-то предъявили?
– Нашлись деятели, которые захотели меня обвинить, – с досадой сказал он. – Сейчас проводят экспертизу.
– Моих показаний им недостаточно? – нахмурилась Рин.
– Ты можешь считаться заинтересованным лицом.
– Приехали. Я наемный охранник, какой мне интерес тебя прикрывать?
– Не знаю, я уже ничего не знаю.
– Так тебе что-то конкретное предъявили?
– Хотят обвинить в доведении до летального исхода путем жестокого обращения, но свидетелей нет. Ждем вскрытия. Если скажут, что умер естественной смертью, то все будет хорошо.
Рин только вздохнула. И они ждали. Долго, часа два, пока наконец не пришел следователь и не объявил результаты. У покойного действительно остановилось сердце. Причиной стал испуг, как считает следствие, вызванный требованием герцога вернуть семейную реликвию, которую погибший, состоя в преступном сговоре с сенешалем, продал на черном рынке. На суде будет доказана вина, а в приговоре, помимо, собственно, наказания, объявят сумму материального возмещения, которую должен будет уплатить сенешаль. О дате суда их светлостей известят отдельно.
Анхельм тут же договорился, что на суде присутствовать не будет, написал об этом уведомительную бумагу и, подхватив Рин под локоток, пошел прочь из этого «проклятого места», оставив Орвальда и Эрика разбираться с остальным.
Оказавшись на улице, они долго молча вдыхали морозный воздух.
– Домой, – сказала Рин. – Немедленно домой, пока не произошло что-то еще.
Анхельм лишь кивнул. Они вскочили на коней и галопом направились к почтовой станции, где ждал их Тиверий. Всю обратную дорогу до дома они молча смотрели в окно. И только когда подъехали к дому и вышли из экипажа, Анхельм вдруг вспомнил:
– Картина... Я забыл забрать картину.
Рин в сердцах плюнула.
– Тьфу, да потом заберешь! Пусть Тиверий об этом позаботится.
– Боги, у меня проблем теперь полон рот. Мне нужно найти нового сенешаля, забрать картину, разобраться с судом, мостом, семьей погибшего, они же без кормильца остались...
– Анхельм, если мы сию секунду не зайдем в дом, я клянусь, что искупаю тебя в снегу. На сегодня я сыта по горло всеми этими приключениями и слышать не хочу ни про какие «нужно». Мы ужинаем и ложимся спать. Тихо и мирно. И если тебе от этого будет легче, то даже вместе. А завтра едем в Левадию. И пусть они тут все хоть конем... – последнее слово она выразила беззвучно, зато с помощью символического жеста.
Анхельм оторопело посмотрел на эту пантомиму и решил, что лучше не стоит продолжать ныть. А то и правда в снегу искупает.
Но их планы были жестоким образом нарушены. Посреди ужина заявился Ростеди с раскалывающейся от наступившего похмелья головой, а потому злой, как дракон. Он рассказал, что Орвальд надавил на аппарат и заставил провести закрытое слушание немедленно. В ходе суда была установлена абсолютная вина сенешаля, невиновность Анхельма, которого представлял в суде его превосходительство лично, и объявлен размер штрафа, который арестованный или его семья должны будут уплатить герцогу. От объявленной суммы у Рин закружилась голова – два миллиона триста тысяч ремов. Анхельм при этом довольно хмыкнул, приобнял Ростеди за плечи и повел в кабинет, где все трое продолжили разговор.
– Вот ведь! Я думал, что спокойно усну, но, похоже, вместо этого надерусь до состояния «прекрасен не в меру», – сказал Анхельм и открыл бутылку коллекционного лиллийского вина, которое презентовала ему герцогиня Мелуа.
– Я бы тоже выпила, – призналась Рин, по привычке забираясь в кресло с ногами.
– Тебе я лучше наливать не буду, а то кое-кто меня по стенке размажет. Уже был печальный опыт.
Рин обиженно поджала губы, но в душе с герцогом согласилась.
Анхельм завалился на диван, свесив длинные ноги через подлокотник, посмотрел в потолок, затем на полный бокал и на Ростеди.
– Ну и денек, мать его... – выдохнул тот, прижимая холодный бокал к виску.
– Да уж... – поддакнул Анхельм.
– Во сколько завтра выезд?
– В семь утра. Хочу до обеда добраться до Девори, а там найму экипаж.
– А оттуда?
– От Девори до Зальцири найму экипаж, оттуда на паровозе до Гор-ан-Маре, а там кораблем до Магредины с пересадкой на Южных островах.
– Морских чудовищ не боишься?
– Как будто у меня есть выбор... – задумчиво протянул Анхельм, глядя на свет свечи через бокал вина.
Рин отстраненно слушала их разговор и снова ковыряла подлокотник кресла.
Через некоторое время Ростеди поднялся и стал прощаться.
– Ну, Анхельм, завтра я уже не увижу тебя, так что давай... Береги себя, братишка!
Они хлопнули друг друга по спинам и крепко пожали руки.
– Рин, горжусь, что смог с тобой поработать, – Ростеди протянул ей руку, и Рин крепко пожала ее, покачав головой.
– Прости, что наорала и облила. Я не со зла. И я тоже была рада поработать.
Эрик улыбнулся, натянул шляпу на самые уши и ушел. Когда за ним закрылась дверь, Рин спросила:
– Ну, теперь-то мы можем лечь спать?
Анхельм сладко, с хрустом в челюсти зевнул и кивнул. Рин вскочила с кресла и пошла в свою комнату. На кровати спал Фрис, чуть слышно похрапывая, словно лошадь. Он снял рубашку и остался в одних брюках, руки и ноги раскинул по постели. Рин улыбнулась при виде него, укрыла одеялом и проскользнула в ванную, где добрых полчаса отмывалась после сегодняшней беготни.
Когда она вышла, Фрис уже сидел на кровати. Он посмотрел на нее немного сонным взглядом и сказал:
– Вернулись наконец? Заждался вас. Ну как?
Рин тяжело вздохнула.
– Давай я тебе подробно расскажу завтра в пути? Сегодня уже нет сил. Кстати, где ты спал прошлой ночью?
– Ушел в лес, – ответил келпи, взлохмачивая пальцами волосы.
– Спи здесь, хорошо? Я пойду сегодня спать к Анхельму.
– Как будто комнат других нет... – ворчливо отозвался тот.
Рин улыбнулась ему и сказала:
– Так надо. Ему сегодня туго пришлось, будет мучиться кошмарами.
– Что случилось?
– Ну, если вкратце... – замялась Рин. – Он наорал на смотрителя музея, а тот не выдержал такого обращения, у бедолаги остановилось сердце. Там еще гнусная подоплека со множеством действующих лиц, но подробно я расскажу завтра. В общем, если я не ошибаюсь, то сегодня ему всю ночь будут сниться трупы.
Фрис покачал головой и взмахнул рукой в сторону двери:
– Благословляю. Вперед.
Рин усмехнулась, пожелала Фрису спокойной ночи и пошла к Анхельму. Герцог сидел в кресле с бокалом вина в руках и смотрел в камин. Длинные белые волосы скрывали его лицо и мерцали в свете языков пламени. Рин тихонечко подошла к нему и обняла сзади, положив подбородок на плечо.
– Я здесь.
Анхельм взял ее руку и сжал, переплетя пальцы.
– Сумасшедший, идиотский, невозможный день, – пожаловался он.
– Этот день закончился. А проблемы разрешатся постепенно.
– Слушай... Там, на собрании, я сказал про помолвку...
– Оставь свои намерения меня успокаивать, я знаю, что ты не собираешься. Хотя, между прочим, зря. Герцогиня Мелуа права.
– И ты туда же! Что же это такое? Ну почему все – все! – лучше меня знают, что нужно для моего блага? – проворчал он.
– Прости, я больше не буду, – ответила Рин и прижалась губами к его щеке. – Ты самый умный и лучше всех знаешь, что тебе нужно для счастья.
– И почему в твоем голосе я слышу только сарказм?
– Дурацкая привычка. Никак не могу избавиться, – улыбнулась она, пощекотав дыханием его ухо. – Кстати, Франсуаза Мелуа мне понравилась.
– Правда? Хотя что это я удивляюсь, она действительно очень приятная женщина и умеет нравиться.
– Я заметила, ты так ей ручки целовал, – сказала Рин, чуть впиваясь ногтями ему в ладонь. Анхельм почувствовал ее ревнивый тон и удивленно посмотрел на нее, намереваясь срочно все объяснить. Но Рин усмехнулась и поцеловала его.
– Шучу я, шучу... – прошептала она в его губы.
И потянула в постель. Уютно устроившись под мышкой у Анхельма и прижимаясь к нему спиной, она обняла себя его рукой, а он закинул на нее сверху ногу. Хотя оба устали зверски, уснуть у них не получалось. Буквально кожей на затылке она чувствовала нарастающее в нем напряжение, которое точило его, как вода – камень.
– Анхельм, если ты не прекратишь так громко думать, то мы никогда не уснем, – решила сказать она.
– Я натворил дел сегодня... Я так испугался... Я больше никогда ни на кого голоса не повышу. А знаешь, что самое ужасное? Во всем виновато мое попустительское отношение! Я же не глупый, я прекрасно понимаю, что этим людям доверять нельзя, везде их нужно контролировать, но... Я один, а их много, я не могу успеть все. Я надеялся, что, если буду им хорошо платить, они меня не подведут. Но, сколько ни плати, им все будет мало!
– Человеческая алчная натура... – заметила Рин вполголоса.
– У аиргов такого нет?
Рин некоторое время размышляла, прежде чем ответить:
– Мы иначе относимся к материальным ценностям. Вещи – это всего лишь вещи. Живем тем, что есть, довольствуемся малым. Хотя на меня не смотри, я уже очеловечилась настолько, что мои сородичи меня не понимают. Я, например, люблю, когда мне платят за выполненную работу, но не перегибаю палку и не стараюсь хапнуть лишку. Старейшие следят за нами, и пристально. И в случае чего очень доходчиво объясняют, где мы неправы.
– Старейшие? Ты имеешь в виду богов?
– Старейшие – это ушедшие почитаемые предки, которые после смерти следят за нами и нашими делами. Духи. Они действительно существуют, Аюми – одна из них. Помнишь ее?
– Да, и очень отчетливо. Выходит, у аиргов есть свои боги помимо Сиани и Инаиса? Своя религия?
– Нет. Аирги даже не знали такого слова – «религия». Это из области чисто человеческого. Да, конечно же, мы знаем о Сиани и Инаисе и верим в их существование точно так же, как и все люди, и драконы, и русалки, и все-все живущие в этом мире. Как бы тебе объяснить? У нас нет не религии, а религиозного культа. Мы знаем, что боги есть, но не возводим их в культ, не строим им храмы, относимся как к родителям, а не как к кому-то недосягаемому. В нас нет благоговения и священного трепета. Мы можем обращаться к ним в любой момент, когда нам трудно, страшно, когда мы запутались, и при этом знаем, что получим ответ в той или иной форме. Они нам родители, а не надсмотрщики. Строгие, порой жестокие, но родители. Тебе бы не пришло в голову построить храм папе и маме за то, что они тебя родили, верно? С другой стороны, люди возводят их в культ. Почему? Не знаю. Возможно, потому что иначе понимают их суть.
– Вероятно, так мы хотим... достучаться до них. Построить для них дома, в которых они могут жить. И сами приходим в эти дома, чтобы пообщаться с ними, спросить совета, облегчить душу. Но эти дома... Мне кажется, они пусты, в них никто никогда не приходил. Я хочу сказать, не то чтобы я сомневался в существовании Сиани и Инаиса, особенно теперь, после знакомства с Фрисом, но... Это довольно странно, что они никак не являют себя в мире, который создали. Нужны ли мы им? Такое ощущение, что они просто сотворили мир из любопытства, поиграли и бросили.
– Не говори так, Анхельм, а то прилетит тебе за твои слова свыше! – с жаром отозвалась Рин. – Сиани и Инаис существуют, и Фрис тому живой свидетель. Лично я думаю, что они являют себя, только в тайных обликах. Сам посуди, нашему миру тысячи лет, но за все это время в мире нигде не появилось никаких... мм-м... других религий. Я не везде была, не весь мир еще открыт – взять хотя бы Драконьи горы, кто знает, что там, за ними? – но в тех странах, в которых мне довелось побывать, почитают Сиани и Инаиса. Существование Творцов – это факт, который никто и никогда не пытался оспорить. Хотя в последнее время все чаще стали встречаться люди, – она подчеркнула это слово, – которые разуверяются в их существовании. Я гадаю, уж не это ли является причиной, по которой началось массовое строительство храмов? Как будто кто-то сверху руководит нами. Я не имею в виду императора, это что-то другое, что-то сильнее даже, чем Анарвейд. Не знаю, так глубоко лезть не буду, а то заплутаю в собственных рассуждениях.
– Нет, подожди, я хочу поговорить об этом. В этом есть смысл.
– Ну, я тебе тут много не скажу, – она поерзала и откинула одеяло – жарко.
Анхельм немного помолчал и затем сказал:
– Начну издалека. Я еще не родился, когда Вейлор занял трон, но помню то, что рассказывал отец, да и дядя мне потом довольно доходчиво объяснял некоторые вещи. В начале своего правления, когда не было еще никакого кристалла, Вейлор направил все силы на то, чтобы собрать воедино разрозненные герцогства и создать единую территорию империи.
– Ты имеешь в виду ту реформу восьмидесятых, когда он запретил герцогам иметь собственные военные силы и сосредоточил всю военную власть в своих руках?
– Не только. В тот момент он централизовал вообще всю власть в стране в своих руках, чего не мог сделать его отец. Он запретил Дворянскому собранию выбирать курс политики государства, менять что-либо в законах, создавать местные законы, которые действуют на территории только одного герцогства, и это вызвало массу недовольства, были даже восстания герцогов, которые он подавлял. В частности, тогда герцогство Финесбри было поглощено Танварри, а Атриди лишился большей части привилегий. Моя семья поддерживала Вейлора, не было никакого смысла в обособленности герцогств, наоборот, было удобно идти за сильным лидером, каким тогда представлялся Вейлор. У нас были права торговли, в том числе международной, владения собственными предприятиями и регулирование налогообложения. Да, новые законы обязали нас самостоятельно развивать вверенные нам территории в соответствии с курсом, выбранным императором, – и если ты спросишь меня, то я скажу, что условия были вполне выгодными, – но разве до этого мы не занимались этим сами? Наши обязанности закрепили законодательно, только и всего. Только когда началась война, обнажились некоторые подводные камни опрометчивых решений Вейлора. Он никогда не был талантливым полководцем, зато всегда был жестким и своевольным. Как ты помнишь, он запретил герцогам иметь собственные вооруженные силы и перебросил часть армии к Кимри, а часть направил на очистку территориальных вод от пиратов и искоренение работорговли, при этом убрав войска с границы недружелюбного к нам Маринея, чего просто категорически нельзя было делать. В открытую брешь тут же полезли паразиты, в частности – обиженный жестокостью Вейлора Томас Финесбри, бывший герцог поглощенного Финесбри. Он вступил в заговор с Родемаем-младшим, которому лавры отца покоя не давали, а обещанные Томасом награды слепили глаза. Развязалась война. Сначала это было больше похоже на мелкие зуботычины, активные военные действия начались лишь через два года. Но затем лишенные вооружения герцоги были практически брошены маринейцам на растерзание. На что надеялся Вейлор – было непонятно, похоже, он даже не воспринимал войну всерьез. Надеялся, что герцоги справятся своими силами. Как итог: первые сражения были проиграны, наспех обученные крестьяне никогда не станут сплоченной армией. Приняв весь риск на себя и пользуясь своей репутацией и властью фельдмаршала, Томас Кимри перевел войска в Лилли и Уве-ла-Корде. Мой отец тайно поддержал Томаса финансами и вооружением. Кажется, именно тогда дядя вступил в должность тайного советника. Погоди, вспомню... Да, я как раз тогда родился, это был восемьдесят четвертый год. В общем, дядя смог убедить Вейлора обратить внимание на действия Маринея. А это, я скажу тебе, были страшные вещи.
– Я знаю, – ответила Рин, сдерживая улыбку. Анхельм говорил так, словно вещал с трибуны. Рин вообще нравилась его способность толкать длинные и очень логичные речи, но сейчас она предпочла бы более короткий вариант. Однако ему требовалось выговориться, так что пришлось терпеть и слушать.
– Никто из герцогов и знать не знал, что проклятый кристалл уже завладел разумом Вейлора, и никто не знал, что это сулит. Так вот, возвращаясь к сказанному тобой, что есть причина, по которой Вейлор начал столь масштабное строительство храмов. Война лишила многих людей того, что они имели. На что им оставалось уповать? На милость богов. Это нормально – надеяться на высшие силы, когда у тебя не остается никаких своих средств для продолжения борьбы. Так вот, Вейлор, а точнее, не он, а Анарвейд, завладевший его разумом, понял, что сейчас пришел момент, когда нужно задействовать то, что не позволит нам, выражаясь словами Фриса, скатиться в дикость. Строительство храмов, домов для богов, началось резко и на фоне войны выглядело как минимум глупо с экономической точки зрения, потому что на строительство нужны деньги, нужны стройматериалы – то, чего катастрофически не хватало. Но это было крайне мудро с точки зрения житейской. Вера вселяет в людей бесстрашие. Мы выиграли эту войну благодаря вере. А Анарвейд убивал двух зайцев одним выстрелом: он обеспечивал поддержку и людям, и себе. Люди вспомнили легенды, вера в богов и Хранителей выросла и дала силы Анарвейду.
– Ты не перемудрил? – скептически спросила Рин.
– Нисколько, – уверенно ответил Анхельм. – Осмысли.
Рин почесала подбородок и задумчиво уставилась на луну в окошке.
– Да, в этом определенно есть смысл. И тогда становится понятно, почему Вейлор, согласно моей теории, до сих пор не получил от богов по шапке.
– Ты думаешь, Анарвейд действовал по велению Творцов? Вот в это я верю с трудом. Хотя... Кто его знает?.. – Анхельм замолк ненадолго. – Порой я думаю, почему те, кто создал нас, не следят за нами? Я бы хотел, чтобы у людей были такие же Старейшие, как у аиргов. Те, кто следил бы за нами и давал нам по шапке, чуть что. Тогда все бы было иначе, – мечтательно протянул он.
– Старейшие не дают по шапке, чуть что, Анхельм, – возразила Рин. – Они позволяют идти своим путем, но наказывают за вполне определенные вещи, и вещей этих не так много.
– Все равно, мне кажется, если бы за людьми кто-то следил, все было бы лучше.
– Как именно лучше?
– Не знаю. Как в сказке?
– Как на заре мира, говорит Фрис. Когда-то у нас были Хранители, Анхельм, – напомнила герцогу Рин, прижимаясь макушкой к его подбородку. – Оба влюбились в Альтамею, за бурными романами забыли о своих подопечных, и это повело их по кривой дорожке. Сколько проблем из-за женщин, – цокнула она языком.
Анхельм улыбнулся.
– Как ты можешь так говорить...
– Ну, я-то как раз могу, – ответила Рин, радуясь, что тема разговора сменилась с серьезной на шутливую. – Я же женщина. Вот тебе бы такое вряд ли с рук сошло.
– Если уж на то пошло, все беды от безголовых мужчин, которые излишне легко поддаются эмоциональным порывам. И я тому яркий пример... Вот чего стоило мне сдержаться?
Рин только вздохнула: опять он за свое.
– Анхельм, не кори себя, – как можно мягче ответила девушка. – Подумай лучше, что бы светило этому смотрителю музея за кражу колье, если бы он остался жив?
– Виселица, однозначно.
– Грубо говоря, и так и этак он был бы мертв. Видишь? Боги наказали его за воровство, чем тебе не пример того, что за нами приглядывают?
– Твои бы слова да богам в уши... – скептически протянул Анхельм.
Рин фыркнула.
– Слушай... Я не хотела это говорить, но, видимо, придется... Анхельм, тебе всего двадцать пять. Твоя жизнь только началась. Тебе придется пройти очень, очень долгий путь, на котором будет всякое. В том числе и подобные случаи. Вполне вероятно, что однажды тебе придется вести себя жестко или даже жестоко, чтобы добиваться своего. Но это будет не потому, что ты злой, а потому, что так этот мир устроен. Так устроено человеческое общество: загрызть слабого, чтобы дать возможность жить сильным. Так живут волки. Человек человеку волк, кто бы там что ни говорил.
– Ты считаешь, мне от этого должно стать легче? – хмыкнул Анхельм. – Я знаю, знаю, что ты права. Но... У него же были жена и дочь. Что с ними будет?
– Жены таких мужчин часто сильнее, чем кажутся, не переживай за нее. Я думаю, она вряд ли поймет, если ты поддашься мукам своей совести и предложишь ей помощь.
– Рин, мне все равно паршиво, – сказал он, и она очень тяжело, глубоко вздохнула.
– Хочешь расскажу, что со мной было после первого трупа? Меня тошнило. Я думала, что сама подохну. Конечно, мое первое дело было грязным, я в крови с ног до головы перемазалась. Помню, приходит Арман домой, а я сижу у него на диване, бледная как смерть, и вся моя белая рубашка перепачкана кровью. Руки трясутся, зубы дробью и взгляд такой, что он от меня сразу убрал все острое, включая столовые приборы. Накачал меня бренди так, что я его дровяной сарай разнесла выбросом Силы. И сама в дрова была. А потом мне целый месяц снились кошмары. Прекратилось все только тогда, когда я сходила на могилу к своей жертве. Знаешь, что во всем этом меня бесило? Я понимала, что убила сволочь, мир очистила от грязи на одну человеко-единицу, но легче от осознания этого не становилось! Я потом долго еще задавалась вопросом – почему все так?
– Ответ нашла?
– Нет. Просто перестала его задавать.
– О, твоей великомудрой головы не хватило, счастье-то какое!
Она шутливо лягнула его под одеялом, в ответ его пальцы заиграли на ее ребрах. Рин засмеялась, забрыкалась и отпихнула его.
– Куда? А ну стоять! – он притянул ее обратно и без труда закинул на себя.
– Ты уверен, что у тебя есть силы? – зеленые глаза по-кошачьи блеснули в темноте.
– Есть только один способ это проверить.
Горячие сухие губы Анхельма прижались к ее, и она ответила на поцелуй. Его пальцы тут же запутались в ее длинных волосах, а Рин нетерпеливо дернула в стороны его рубашку, оторвав на ней пуговицы.
– Варварство! – притворно возмутился Анхельм, покрывая поцелуями ее шею.
– Пуговиц у тебя мало, что ли... – ворчливо прошептала Рин в его ухо и прикусила нежную кожу. – Не жалей на меня пуговиц, и я не пожалею на тебя страсти!
– Тогда мои пуговицы – твои пуговицы. А теперь заткнись и дай мне тебя поцеловать, – отозвался Анхельм, запечатывая ее губы поцелуем и подминая под себя хрупкую девушку.