Глава седьмая
Глава седьмая, в которой Рин и Анхельм встречают хозяина рек и озер
Does it seem, like I'm looking for an answer,
To a question I can't ask?
(Norah Jones - Nightingale)
С момента прихода Рин в поместье Римера отрывной календарь на стене в кабинете Анхельма потерял еще восемь листков и показывал тридцать первое декабря, воскресенье. За ту неделю, что она находилась в поместье, Рин не раз думала о том, что происходящее абсолютно нереально. Пирожные, теплые постели, общество в высшей степени приятных людей – и при этом отсутствие необходимости срочно куда-то бежать, мерзнуть, драться... Все это было, конечно, хорошо, но шестое чувство Рин недвусмысленно намекало, что идиллия не продлится долго и по окончании ее ждет какая-то генеральная неприятность. Что именно могло случиться, Рин даже не предполагала, однако у нее появилось сильнейшее желание наплевать на приказ, собрать вещички и срочно уехать в Кандарин одной, пока неприятности не настигли ее в этом уютном гнездышке в компании герцога. О своих переживаниях девушка молчала, не собираясь делиться ими с Анхельмом. В конце концов, зачем ему об этом знать? Случится так случится, а если нет, то зачем воду варить?
Анхельм, на первый взгляд такой наивный и беспечный, при более близком знакомстве оказался проницательным, осторожным и весьма неглупым юношей. Да, ему не хватало ее опыта, с другой стороны, он знаком с такими вещами, о которых она за всю свою долгую жизнь даже не слышала. Единственное, что ее действительно беспокоило, – это то, как он в нее вцепился. Как клещ! Только с положительным эффектом. Он окружал заботой и лаской, был внимателен ко всем желаниям и ловил каждый ее взгляд и жест. С одной стороны, такое внимание льстило. Это всегда приятно, когда гладят по шерсти, а не против. Всегда приятно, когда тебя берут в сильные руки и ведут, позволяя расслабиться. С другой стороны, это пугало. Временами ей казалось, что все это ненастоящее. Что случится что-то незначительное, она потеряет все и будет горько плакать. И эта мысль заставляла ее ершиться и держать колючки поднятыми. Хотя в глубине души она осознавала, что не слишком права.
– Светлейшая, рассуди, а? Направь свою глупую дочку на верную дорогу! – просила Рин каждую ночь, глядя в звездное небо.
После четырех дней безвылазной, но почти бесплодной работы в библиотеке Рин совершенно забыла, что приближается праздник, и вспомнила об этом, только когда Анхельм предложил ей прогуляться в город на празднование.
Снежинки кружились, застревали фигурными краями в шарфике Рин и тут же таяли от ее теплого дыхания, превращаясь в блестящие бисеринки капель. В воздухе витал аромат выпечки, меда, хвои и того особого запаха, который появляется за несколько дней до праздника Середины зимы.
Девушка стояла одна посреди главной площади Лонгвила, засунув руки в карманы полушубка, смотрела, как танцуют под развеселую музыку горожане, и ждала своего спутника, который вот уже полчаса стоял у лавочки, где продавали вкусности. Издалека она наблюдала картину маслом: очаровательная стеснительная малышка, стоявшая в очереди перед герцогом, по всей видимости, никак не могла определиться с выбором, перебирая то одно, то другое. Герцог не выдержал, купил все, что продавалось в лавочке, и теперь стоял и раздавал детям бесплатные сладости. Наконец он избавился от всех леденцов и пряников, забрал свою покупку и направился к Рин.
Анхельм шел к ней через площадь. Рин смотрела и восторгалась красотой и легкомысленностью этого лопуха, который еще недавно был вдрызг больным: белый шарф болтался бесполезной тряпкой, ветер трепал полы расстегнутого серого пальто, во взъерошенных волосах застряли хлопья снега, щеки раскраснелись от мороза. Но на лице застыла довольная ухмылка, потому что в обеих руках он держал дымящиеся горшочки.
Он подошел к ней, сунул в подставленные ладошки горячий горшок и довольно заявил:
– Я готов спорить, такого ты никогда не пробовала. Это блюдо готовят только в Лонгвиле и только на праздник Середины зимы.
Рин недоверчиво посмотрела на темно-зеленую кашицу в горшочке, под которой виднелось что-то желтоватое. Вид у блюда был неаппетитный, но аромат – вкусный, сладковатый.
– Что это?
– Сначала съешь, потом объясню. И попробуй только сказать, что тебе не нравится! Я слишком долго стоял в очереди за ним!
Девушка взяла прикрепленную к горшочку деревянную лопатку и нерешительно замерла.
– Ну не стоя же! Давай мы присядем вон на ту лавочку, и я тебя научу есть это.
Они расположились на лавочке под мохнатыми заснеженными елками. Анхельм взял ее горшок, зачерпнул лопаткой немного зеленой кашицы и сказал:
– Осторожно, оно горячее.
Рин послушно раскрыла рот.
Странное блюдо оказалось кисло-сладким, вяжущим, немного пахло лимонами и еще каким-то сладким фруктом. Анхельм был прав: такого она никогда не пробовала.
– А теперь сразу же вторую часть.
И Анхельм черпнул ложкой желтоватой массы. В первый момент ничего особого Рин не почувствовала. А затем... нежнейшая тающая сладость персика в меду, аромат свежескошенной травы, какой-то странный, до боли знакомый вкус, словно бы ягодный, но в то же время не похожий ни на что... И все это смешалось с кисло-сладким лимонным вкусом.
– Судя по выражению твоего лица, – засмеялся Анхельм, – тебе понравилось.
– Что это такое? – потрясенно спросила Рин, отбирая у него горшочек и приступая к поглощению ценного продукта.
– Этот фрукт растет только в этом герцогстве, на полях вокруг Лонгвила. Называется ракис. Его собирают в середине осени, когда он еще не совсем спелый, складывают в светлое помещение, накрывают белой простыней, и вот так он зреет до самого праздника Середины зимы. Блюда из него едят только горячими: холодный ракис очень кислый и сильно вяжет. Это блюдо делают так: берут ракис, отбивают до такой степени, чтобы он стал мягким, нарезают очень тонкими ломтиками, посыпают корицей и укладывают между ломтиками лимона и груш. Фрукты лежат так сутки, и их каждый час сбрызгивают водой. А тем временем готовят персики в меду и...
– Я угадала! – перебила Рин, довольная своей сообразительностью. – Персики в меду! Я однажды ела их, это было невообразимо вкусно.
– Но это только одна часть, подожди! Так вот, ты почувствовала аромат скошенной травы и чего-то еще, верно?
– Да.
– Это ракис. Я не знаю, как они добиваются такого эффекта, я пробовал готовить сам, но... Мой кулинарный талант никто не смог оценить. Адель сказала, что деревья грызть вкуснее. А эта штука вкусная, правда?
– Это... У меня слов нет. Я не знаю, что может с этим сравниться, – ответила Рин, сожалея, что ракиса больше нет.
– Я знал, что ты оценишь! – довольно улыбнулся Анхельм. – Ну как, пойдем еще прогуляемся? Я хотел показать тебе Мост фей, а ближе к полуночи начнется большое гуляние, и мы вернемся сюда.
– Мост фей? – переспросила Рин.
– Да, красивый мост с беседками, настоящее произведение искусства.
Они прошли через площадь, а затем и через весь городок, Анхельм будто нарочно вел ее какими-то переулками и закоулками. Они вышли за город, даже стоящие на отшибе фермерские домики остались позади, и, пройдя еще минуты три, остановились перед спуском к реке. Через реку вел старинный широкий мост дивной красоты. Белокаменный, с вычурными башенками у входов и крышей, украшенной витиеватой резьбой. С самого моста и с крыши живописно свисали огромные сосульки, и казалось, что мост был изо льда, а не из камня.
Когда они зашли на мост, Рин стало немного не по себе, словно кто-то дохнул в затылок ледяным дыханием. Анхельм тоже передернулся, замотал шарф и застегнул пальто.
– А за городом значительно холоднее, – заметил он. – Вот это сооружение называется Мостом фей. Красиво, правда? По преданиям, он стоял тут еще задолго до основания города, и построили его для королевы фей. Но когда пришли люди, феям пришлось покинуть это место, потому что волшебные создания не могут жить с людьми...
Он говорил что-то еще, но Рин слушала его невнимательно и все пропустила. Ей решительно не нравилось это место, здесь было что-то... невидимое. Чувствовалась чья-то невероятная волшебная сила и слышался странный звук, похожий не то на плач, не то на стон. С каждой секундой он становился слышен все отчетливее, словно приближался к ним. Будто отзываясь на этот звук, сердце Рин застучало быстрее, сильнее, кровь забурлила в жилах. Все внутри нее заныло, и предчувствие чего-то невероятного сжалось в горле тугим комом. Она огляделась по сторонам и остановила рассказ Анхельма.
– Анхельм, тут что-то не так... – она потрясла головой и зажмурилась. – Мне не нравится это место. Я словно слышу чей-то тяжелый стон, и в нем столько боли, что у меня волосы встают дыбом... Кто-то рядом умирает!
Она силилась разобрать, что это, кто это, но тщетно. Герцог взял ее за руку и сжал.
– Я ничего не слышу. Откуда этот звук?
Рин не отвечала, напряженно вслушиваясь в стоны и плач, звучавшие у нее в голове, и пытаясь определить направление, откуда они доносились.
– Сюда! – она потянула Анхельма за руку в сторону чернеющего леса, а потом вниз, к реке. Они сначала шли медленно, Рин пыталась сдерживать себя, но ноги сами норовили перейти на бег. Тогда они побежали по замерзшей реке прочь от города. Шум в ее ушах все нарастал, вскоре Рин заметила, что даже Анхельм обеспокоенно завертел головой. Внезапно девушка остановилась, и ее спутник чуть не налетел на нее. Она сжала его руку и молча указала вперед.
Анхельм вгляделся в темноту, но смог рассмотреть только нечто черное, распростертое на льду.
– Анхельм, – прошептала Рин, – это келпи. Там, впереди.
– Келпи? – недоуменно переспросил Анхельм.
– Повелитель Рек, недобрый и коварный водяной дух. Пойдем назад!
– Что с ним случилось? Почему он так стонет?
– Вполне вероятно, что ничего не случилось, а он просто учуял нас и заманивает в ловушку. Хочет, чтобы мы подошли поближе, посмотреть, что с ним, а потом напасть и сожрать, – ворчливо отозвалась Рин. – Я не вижу, что там происходит и почему он лежит на льду. И выяснять не желаю. Предлагаю уходить.
И хотя она сказала так, интуиция, чутье, сердце ее возмутились тому, что произнес язык. Все внутри клокотало, но Рин списала это на магию келпи.
– А если с ним правда что-то случилось? Если он ранен или болен? Как мы можем бросить в беде волшебное существо?!
– Но если он здоров и хочет на нас напасть, то я с ним не справлюсь. Он сильнее меня, причем во много-много... очень много раз. К тому же он ненавидит людей и ест таких, как ты, на завтрак. Хочешь быть завтраком для келпи?
– Но ты не человек! И нас тут двое. Давай подойдем ближе, хотя бы посмотрим, что с ним такое. И вдруг он добрый, – оптимистично заключил Анхельм и пошел вперед.
– Куда! А ну стой! – она потянулась, чтобы удержать его, но схватила только воздух. Шаги у Анхельма были значительно длинее, чем у нее, и он успел отойти далеко... Рин оставалось только последовать за ним.
– У тебя дурная тяга к приключениям! – прошипела она, хватая его за рукав.
– Брось. Если бы он хотел напасть, то уже напал бы, – ответил герцог.
– Я очень надеюсь, что ты прав.
Однако Рин покривила душой: ей и самой было интересно, кто мог так ранить келпи, которых считали непобедимыми созданиями. Их глазам предстала странная картина: лед расколот, вокруг растекаются кровавые кляксы, а рядом с прорубью лежит огромный черный конь. Келпи повернул голову и посмотрел на пришельцев большими светящимися синим светом глазами.
– Вы должны помочь мне! – прозвучал властный голос, и Рин дернулась от неожиданности. Тело, будто бы сотряс разряд.
– Обалдеть! Келпи разговаривает! – изумилась она. – А я-то думала, вы безмолвны.
– Вы должны помочь мне, – он повторил приказ.
Анхельм рванулся вперед, но Рин оттащила его за рукав.
– Тебе что, жить надоело?! – прошипела она. – Он опасен!
– Я не опасен для вас! – ответил голос с ноткой недовольства. – Меня ранили мерзавки накки. Я не причиню вам зла...
Немного помедлив, Рин оттеснила Анхельма назад, подошла и остановилась в четырех шагах от истекающего кровью келпи. На всякий случай достала нож из сапога и револьвер из кобуры.
– Чем я могу тебе помочь и как могу быть уверена, что ты не нападешь на нас?
Келпи фыркнул, рассматривая ее лицо.
– Не тронул однажды, не трону и теперь.
– И все же хочется гарантий, – ответила Рин, вспоминая в Лунном лесу, где она видела келпи.
Тот смотрел на нее тоскливо, некоторое время всматривался в ее глаза, и Рин чувствовала себя странно. Что-то очень знакомое ей было в облике келпи.
– Я не в том состоянии, чтобы причинить тебе вред... – заметил он после долгого молчания. – Иди сюда, вырви несколько волос из моего хвоста и обвяжи вокруг задних копыт. Это будет твоя гарантия.
Рин не без опаски подошла к келпи и сделала то, что он велел. На секунду келпи охватило синее сияние, он тоскливо вздохнул и снова заговорил:
– Человек пусть не подходит.
– Вообще-то это он хотел помочь.
– Мало ли, что он хотел... Помоги мне, девчонка.
– Я тебе не девчонка! – огрызнулась Рин.
Келпи фыркнул, как будто рассмеялся.
– Ты младенец рядом со мной, бессмертным духом.
На секунду Рин показалось, что в его темных глазах-омутах отразилась вся мудрость земная, что сама вечность заглянула ей в глаза. Она смущенно отвела взгляд.
– Не будем тратить время на глупые разговоры. Осмотри мою грудь. Накки ранили меня трижды. Одна моя нога парализована их ядом.
– Темно здесь слишком, луна скрылась, а мне нужен свет.
– А это подойдет? – подал голос Анхельм.
Рин обернулась и увидела в его руках довольно толстую ветку. В ответ на немой вопрос Анхельм обтер ее шарфом, вынул из внутреннего кармана пальто фляжку, облил ветку, вероятно своим любимым бренди, и протянул ей. Рин, порывшись в рюкзаке, нашла коробок спичек, и общими усилиями они превратили ветку в импровизированный факел. Келпи недовольно зарычал, будто волк, блеснули в свете огня острые хищные клыки.
– Подойдет! – девушка взяла горящую ветку и воткнула в снег рядом с собой. Келпи откинул голову подальше, огонь ему явно был неприятен. Пациент выглядел плохо: на груди зияла глубокая рваная рана, словно келпи полоснул когтями горнид. На передней правой ноге с внутренней стороны виднелись следы укуса. Очевидно, что яд уже проник в кровь и не убил келпи только потому, что он был волшебным существом, которого поддерживала собственная магия. Третью рану обнаружить не удалось, но Рин подозревала, что несчастный келпи лежит на раненом боку.
– Надо шить. Здесь это сделать я не смогу, – сразу объявила она, стаскивая с себя полушубок. В этот момент ветка потухла.
– Я и не надеялся.
Ей пришлось повозиться с рукавами кофты, чтобы вытащить нательную рубашку через воротник. Зябко передернувшись, ножом она разрезала рубашку на ленты и перебинтовала ногу и грудь келпи.
– Я могу попробовать остановить кровотечение, но я не знаю, подействуют ли на тебя мои зелья.
– Помоги мне встать, – попросил келпи.
– Как ты себе это представляешь? – ехидно осведомилась Рин. – Я сильна, но тебя не подниму.
Келпи подумал, а потом мотнул головой в сторону Анхельма.
– Пусть поможет. Он поднимет мою голову, а я обопрусь на него.
Анхельм подошел ближе и встал у головы келпи. Тот окинул его долгим оценивающим взглядом. Герцог спокойно и с достоинством ответил на этот взгляд, стараясь не моргать. Наконец келпи сказал:
– Подставь плечо мне под шею. Руками не трогай.
Анхельм опустился и чуть не рухнул под тяжестью шеи келпи. В какой-то момент Рин показалось, что сейчас этот хрупкий юноша просто переломится пополам, но Анхельм выдержал, и общими усилиями они смогли поставить келпи на ноги.
– Мерзавки накки... Они мне за это заплатят, клянусь водорослями! – зло фыркнул келпи.
– Послушай, – прервала его угрозы Рин. – У тебя имя есть? Как нам тебя называть?
Келпи еще раз взглянул на нее, и теперь Рин отчетливо увидела в его черных глазах боль утраты. Почему?
– Фрис. Спасибо тебе, Наследница. И тебе, человек.
Анхельм поклонился и сказал:
– Ваше одобрение – большая честь для меня. У меня поместье в городе. Я буду несказанно рад предложить вам остаться у меня, до тех пор пока мы не вылечим вас.
– Предлагаешь мне, Повелителю Рек, стоять в одном стойле с лошадьми? – по тону келпи невозможно было понять, издевается он или гневается, но Рин на всякий случай встала между ними, раздумывая, как пресечь скандал и обойтись без членовредительства.
– Я был бы счастлив предложить вам лучшую комнату, – в тон ему ответил Анхельм. – Но я не думаю, что вы сейчас способны подняться по лестнице на второй этаж дома. В любом случае конюшню обустроят под ваши нужды, а лошадей переставят, чтобы они не надоедали вам своим обществом.
Фрис тряхнул вороной гривой и ответил согласием.
Сложнее всего было поднять раненого келпи в гору. Анхельм и Рин выкопали подобие лестницы в снегу и держали его с двух сторон, когда он поднимался. Когда они переходили мост, лицо Рин словно поцеловало теплое дуновение ветра, и тогда девушка поняла, что правильно поступила, послушав Анхельма.
Им пришлось обойти город стороной, чтобы не показываться на людях, и до дома добрались без происшествий. При виде волшебного создания, которое притащил в дом хозяин, домашние подняли переполох: мадам Пюсси всплеснула руками и запричитала, что теперь бед не оберешься, Тиверий, напротив, необычайно заинтересовался келпи, двумя емкими словечками заткнул жене рот и помог обустроить нежданного гостя с удобством. Вытащенная из постели Милли, поминутно зевая, помогала Рин искать в оранжерее нужные лекарственные растения. Келпи едва дождался, когда выведут лошадей, и, выбившись из сил, рухнул на подстеленную солому и одеяла. Рин сначала разорила оранжерею Анхельма, а затем побежала в город, в аптекарскую лавку, за новыми снадобьями, чистыми бинтами и иглами. Когда она вернулась, келпи лежал, закрыв глаза, и тяжело дышал. Бока огромного коня ходили ходуном, из ноздрей с каждым хриплым выдохом вырывались султанчики пара. Анхельм помог Рин перевязать Фриса, который стойко перенес процесс обеззараживания ран и наложения швов.
– Я не хирург, – сокрушалась девушка, накладывая стежок за стежком, – я мало умею, но надеюсь, что это поможет. Антидот должен подействовать через пару часов. Будем надеяться, что до этого времени он протянет...
– Я сильнее, чем ты думаешь, ребенок, – тихо ответил Фрис и обнажил зубы в ухмылке.
Анхельма передернуло при виде лошадиной пасти с острыми волчьими клыками.
– Не бойся меня, парень, я тебе ничего не сделаю, – сказал келпи, видя его реакцию.
– Я понимаю, просто... Я удивился. Кстати, меня зовут Анхельм, а ее – Рин.
Келпи окинул косым взглядом своих спасителей и снова закрыл глаза.
– Подумать только... Какая ирония судьбы... – хрипло рассмеялся Фрис своим недосказанным мыслям. Рука Рин дернулась, и она нечаянно уколола пациента.
– Поосторожнее, девочка, не кукле платье шьешь! – огрызнулся тот.
Рин смерила его красноречивым взглядом и продолжила зашивать рану.
– Не мог бы ты рассказать, что ты имел в виду, когда назвал меня Наследницей? Наследница чего? Кого?
Келпи вздохнул.
– Вельмингов.
Рин подумала, что не расслышала и с некоторым удивлением переспросила:
– Вельмингов? – А когда келпи кивнул, добавила: – Ты всерьез веришь, что вельминги являются предками аиргов?
Фрис скосил на нее глаз.
– Шей, – коротко приказал он. Рин спохватилась и продолжила работу. Фрис замолчал, отвернулся, и девушка подумала, что он не скажет ей больше ничего. Она обработала последнюю рану и приступила к стежкам.
– Я не просто верю, я знаю это, – сказал Фрис тихо, спустя долгое время. – Это был славный народ, мы всегда уважали друг друга. А исчез он еще задолго до Раскола, как называют его люди.
Он бросил суровый и презрительный взгляд на Анхельма.
– Люди все разрушили... Весь наш хрупкий мир.
– Как? Почему? – не поняла Рин. – Расскажи... Пожалуйста.
Келпи перевел взгляд на нее, и ей показалось, что он немного потеплел.
– Много тысяч лет назад все, кто мог говорить и думать, собирались в канун Середины весны и пробуждали своими песнями землю от зимнего сна. Разбивался лед, сходили снега, талая вода пробуждала жизнь, поддерживая вечный баланс жизни и смерти. Все создания этого мира, Повелители этого мира, откликались на зов хранительницы Жизни. Альтамея – так звали ее. На ее зов не приходили только люди, потому что не было и нет у них магии, а без магии земля мертва. Ничего они не могли и не могут дать земле. Люди способны лишь отнимать. Жадность, завистливость, неблагодарность... Этих качеств Инаис дал им сверх меры.
– Так кто же ты, наконец?
Он долго медлил с ответом.
– Один из хозяев мира. Я Повелитель Рек и Озер, дух созидания и неотъемлемая часть вселенной, – ответил келпи, глядя на нее волшебными глазами. – Только я, видимо, слишком старая ее часть. Мир так сильно меняется... Магия уходит, мы, волшебные создания, перестали быть нужными, стали слабеть. В нас перестают верить, и надежда наша гаснет.
– Надежда на что? – нахмурилась Рин.
– На восстановление первозданного равновесия, каковое призваны были хранить великие Даламерис и его брат Анарвейд.
Вот так номер! Еще недавно они с Анхельмом читали легенду о двух братьях, и воспринимали ее, как сказку, а теперь... Выходит, все это правда? Рин немного помолчала и сказала:
– Анарвейд вернулся.
Келпи открыл глаза и посмотрел на Рин очень серьезно.
– Как?
– Я расскажу тебе все, что знаю, а ты сам решишь, верить или нет. Возможно, ты дашь нам ценный совет. Раз уж это и для тебя важно.
Рин и Анхельм рассказали и прочитали келпи все, что им удалось разузнать и найти в книгах. Большой черный конь слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов. Рин умолкла, выжидающе глядя на Фриса. Келпи долго молчал, видимо, осмысливал услышанное.
– Кристалл, который вы ищете, – это душа Анарвейда, – печально вздохнул Фрис. – Легенды не лгут, великий Хранитель действительно поклялся вернуться. Перед смертью он выбрал одного из людских правителей, заклял на верность себе и повелел, чтобы отныне все дети короля и дети его детей, и его правнуки всегда искали душу Хранителя, а когда найдут – отдадут ему свое тело и разум. И вот заклятие сбылось.
– Так что же теперь нам делать?
– А это зависит от того, чего вы хотите добиться. Если вы хотите восстановления равновесия, то оставьте все как есть, живите и дайте Анарвейду окончательно пробудиться ото сна. Тогда вернется и Даламерис. А нам нужно будет вернуть в наш мир хранительницу Жизни Альтамею.
– Нам? – переспросила Рин, приподняв бровь.
– Я не отказываюсь помогать. Легенда о ссоре Даламериса и Анарвейда, которую вы мне прочитали, не совсем верна, это лишь часть очень длинной истории, в которой замешаны многие, очень многие силы этого мира.
– Что за силы?
– Мне не хватит дня, чтобы перечислить. Но я тоже был тому свидетелем.
Рин выразительно посмотрела на него, намекая, что неплохо было бы рассказать эту историю. Келпи намека не понял.
– А сама история началась... – подсказала она и замолчала, ожидая продолжения от него. Черный глаз открылся и тут же закрылся.
– С нарушенного запрета, – вздохнул Фрис, видимо, поняв, что придется рассказать больше. – Альтамея, воплощение Жизни, в то время свободно и открыто являлась живущим, и часто видела Хранителей Анарвейда и Даламериса. И все шло хорошо поначалу, пока оба Хранителя не полюбили Альтамею. Но не как явление, а как женщину. Альтамея не ответила им. Жизнь не может любить кого-то больше, а кого-то меньше, она ко всем относится справедливо и равноценно. – Фрис глубоко вздохнул и продолжил: – Анарвейд требовал от нее большего, хотел того, что Альтамея не могла дать в принципе. И забыл о своем предназначении. И Даламерис был так удручен безответной любовью, что не следил ни за братом, ни за миром, пребывая в несбыточных мечтах об Альтамее.
– В итоге у них все вышло из-под контроля, – вставила Рин свои пять ремов, вызвав неодобрительный взгляд Фриса.
– Да. Они оба были виноваты. Однако Даламерис, не сознавая меры своей вины, свалил все на брата. У Анарвейда всегда был дурной характер, он всегда был агрессивным и напористым. А Даламерис, в противоположность ему, – застенчивым раззявой. Лично мне кажется, что их ссора была лишь вопросом времени, даже если бы Альтамеи и вовсе не было. Уж слишком разными они были. Такая вот шутка Творцов.
Когда братья поссорились в первый раз, Альтамея решила обратиться к живущим в мире людям. Она просила их вспомнить об изначальном балансе и жить в согласии и порядке, царившем на заре мира. Это был поступок... фатальный. Заранее обреченный на провал. Люди ее убили.
– Как? Она же... Хм... Она же богиня.
– Не совсем, – ответил Фрис, обращая к Рин странный взгляд. – Да, по своей сути, по порядку, ее воплощение было выше воплощений остальных хранителей мира. Но можно ли назвать ее богиней? Вероятно, да, но только для удобства. Это слово не отразит всей ее сущности.
– Разве можно убить богиню? – удивилась Рин, пытаясь переварить сложные объяснения келпи.
– Твои сородичи, старшие аирги не рассказывали эту легенду?.. – нахмурился Фрис.
– Э-э... – замялась она. – У меня сложные отношения с сородичами. Я с ними не живу уже очень давно, а все наши легенды считала просто сказками. Считай меня обычным человеком, который ничего не знает.
– Аирг, живущий вне своей общины... – Фрис фыркнул. – Хорошо, расскажу. Ты спросила, можно ли убить богиню. Конечно, можно. Не оружием, нет. Это меня можно пристрелить, зарезать, я дух другого порядка. А Альтамея – суть Жизни, ее воплощение, и она зависела от веры в нее. Она обратилась словами любви к тем, кто этих слов не понимает. Люди лишили ее главного – веры. Лиши божество веры, и оно просто исчезнет. Поверь в него всем сердцем, и оно появится в мире и будет тем сильнее, чем больше в него верят.
Когда келпи произнес эти слова, Рин снова почудилось легкое дуновение холодного ветерка. Она повертела головой в поисках открытой форточки, но все было закрыто.
– Так вот, – продолжал келпи, – Альтамея долгое время чахла, а затем исчезла. Когда Даламерис осознал, что Альтамеи больше нет в этом мире, когда он вышел из своего любовного забытья и увидел, что творится с вверенными ему землями, то пришел в ужас. Как я уже упоминал, он, вместо того чтобы принять свою вину и наставить людей на путь истинный, пошел войной на Анарвейда. Тогда и произошел Раскол, великие Хранители уничтожили друг друга...
Фрис тяжело вздохнул, обратив взгляд на ночное небо, видимое через маленькое окошко под потолком.
– Остальное вы знаете из своих легенд. Удивительно, как они сохранились? Ведь тысячи лет прошли с тех пор...
Фрис замолчал, давая понять, что говорить больше не будет, Рин и Анхельм переглянулись.
– Ничего не понимаю, – сказала Рин, пытаясь сложить воедино пласты противоречивой информации. – То есть люди просто в одночасье разуверились в богине?
– Это происходило в течение очень долгого времени. Такие вещи за один день не происходят, девчонка. Конечно же, я рассказал лишь часть истории.
– А если предположить, – начал Анхельм, – что мы не хотим вернуть все к тому балансу, который был тысячи лет назад, а хотим, чтобы страну просто перестал терроризировать ее собственный император под управлением психически неуравновешенного божества? Я сейчас, конечно, грубо выражаюсь, но дело обстоит именно так. Анарвейд подчиняет себе людей, лишает их воли и разума, творит зло. Что может быть хуже, чем лишить человека воли и свободы выбора? Как справиться с этим?
Фрис хмыкнул.
– Он делает то, что считает нужным. С моей точки зрения, люди являются причиной почти всех бед, я бы истребил людской род без лишних размышлений. Люди идут по миру, оставляя за собой лишь прах и мертвый песок. Плодятся, как саранча, и они так же прожорливы и губительны. Но Анарвейд считает иначе. Он полагает, что именно люди должны главенствовать в мире, и если вы не помешаете осуществлению его планов, то все так и будет, а остальные народы сгинут. Аирги, русалки, оборотни – все они исчезнут, потому что слабы и неспособны выживать в мире, которым правят излишне торопливые люди. Поймите одно: планы Анарвейда не осуществятся завтра или через месяц. Ему понадобятся сотни лет, чтобы достичь цели. Я рассказал вам лишь общую суть. Невозможно объяснить сразу все, это история длиной в жизнь.
– И как справиться с Анарвейдом? Как остановить то, что он творит? Можно ли ему внушить, что... Я не знаю...
– Что дело прошлое и хватит уже! – помогла Рин.
– Да. Вы говорите, что он хочет, чтобы люди главенствовали в мире, но я что-то не вижу никакого созидательного начала в его действиях. Он подчиняет людей своей воле, губит их зазря. Знаете, кого он выбирает в качестве охраны? Бывших убийц, воров, насильников! Все равно что на стражу отары поставили волков! Разве можно творить добро через зло?
– Кто сказал, что он хочет творить добро? Он хочет создать баланс, – ответил келпи таким тоном, словно поучал ребенка. – Наверное, я не слишком понятно объяснил. Баланс в понимании Анарвейда – это мир, в котором слабый погибает, сильный выживает. Закон жизни. Анарвейд не питает симпатии к людям, но считает их единственной расой, способной жить и развиваться в этом мире. Но для таких, как он, не может быть дел прошлых. Он припомнит людям гибель Альтамеи, он преподаст жестокий урок справедливости. Единственный способ остановить Анарвейда – это пробудить Альтамею. Ну как, сможете заставить людей поверить в существование давно исчезнувшей богини, о которой и легенд-то не осталось?
Насмешка в голосе Фриса была такой явной, что Рин негодующе хлопнула ладонью по столу. Посуда и склянки с зельями подпрыгнули и жалобно звякнули.
– Я вообще не понимаю, ты на чьей стороне, Фрис? – возмутилась она.
Фрис удивленно скосил на нее глаз, насмешливо дернул уголком пасти и снова закрыл глаза.
– Я, девочка, не на стороне – я в стороне. Меня мало волнует, что станет с людьми и их странами. Я хочу, чтобы мне не нужно было прятаться. И чтобы на аиргов не смотрели, как на мусор, если такое объяснение тебе доступнее. Но я понятия не имею, что для этого надо сделать, если ты спрашиваешь об этом. Я хоть и очень стар и мудр, однако сознаю, что на свете есть множество вещей, о которых я не подозреваю. Я готов делиться с вами своими знаниями, но я не готов решать, как вам поступать.
Рин опустила глаза и уставилась на свои ноги.
– Я не знаю. Это все просто в голове не укладывается, – тихо сказала она. – Я столько лет жила с лютой ненавистью к императору, а теперь не знаю, что и думать. Я верю тебе, верю в то, что ты говоришь, Фрис. Я понимаю, что в мире ничто не берется ниоткуда и ничто не исчезает в никуда. У Анарвейда были причины делать то, что он делал. Но больше этих причин нет. И я не понимаю, почему мы должны терпеть, когда ради какого-то непонятного «баланса» людей лишают разума, воли, жизни, делают из них послушных марионеток, а поселения сжигают вместе с жителями заживо!
Так как келпи в ответ на это промолчал, а ей тоже нечего было добавить к сказанному, она стала нервно собирать склянки с лекарствами. Анхельм отвернулся к окну, лица его не было видно.
– Поздно уже, – сказал вдруг он. – Фрис, мы откланяемся, с вашего разрешения. Нам нужно попасть в город, а вам нужно отдохнуть.
Рин недоуменно посмотрела на герцога. Все эти события и разговоры порядком ее утомили и изрядно испортили праздничное настроение, так что продолжать праздник ей совсем не хотелось. Но возражать она не стала. Рин собрала все вещи, проверила еще раз повязки на келпи и укрыла его одеялом.
– Моя нога начинает понемногу двигаться, – сообщил Фрис. – Спасибо тебе, девочка.
Рин кивнула, нервно дернув щекой в кривой усмешке.
– Не печалься, – вдруг сказал келпи тепло и даже нежно. – Ты найдешь ответ и лучшее решение.
Рин шла, загребая мысками ботинок снег и с каким-то отупением уставившись себе под ноги. Анхельму так надоела эта походка грибника, что он не выдержал и хлопнул ее по спине. Рин остановилась как вкопанная и посмотрела на него с возмущением и недоумением.
– Не ищи грибы, зима на дворе, – весело ответил Анхельм.
– Еще раз так сделаешь, и я тебя искупаю в снегу, – проворчала Рин.
– Не обижайся. Просто ты ушла слишком глубоко в себя. О чем задумалась?
Ее ответ очень удивил его:
– Об отце. Келпи говорил в точности как мой папа. Таким тоном только он со мной разговаривал. Рядом с ним я на миг снова почувствовала себя маленькой девочкой...
– Ты знаешь, я, если честно, ужасно радуюсь, когда он называет тебя девочкой или младенцем. Потому что твоя похвальба своим возрастом в аж целых семьдесят четыре года уже сидит у меня в печенках, – признался Анхельм.
Рин обалдело посмотрела на него и нервно рассмеялась.
– Да... – невпопад ответила она и вскинула голову, словно ища слова в небе. – Я просто размышляю... Что бы мой отец сказал? Смог бы он помочь мне найти ответ?
Рин снова замолчала. Анхельм полюбовался ее ниспадающими темными локонами и мерцающими в свете полной луны изумрудными глазами, а затем произнес:
– Я знаю несколько способов, как поговорить с мертвыми. Пару сложных и один очень простой.
Девушка недоверчиво уставилась на него с кривой ухмылкой.
– Первый способ, – он поднял один палец. – Мы можем найти одного из этих шарлатанов, которые якобы умеют говорить с мертвыми, и заплатить ему за сеанс разговора с душой усопшего. Но что-то мне подсказывает, что мы только потратим деньги зря. Второй способ, – Анхельм поднял второй палец, – пойти на могилу и рыдать там сутки, двое, сколько понадобится, пока душа усопшего не появится и не попросит тебя убраться восвояси и дать отдохнуть.
Уголок рта девушки пополз вверх.
– Ну а третий способ, – он заговорщицки подмигнул, наклонился к ней ближе и положил руку на ее сердце, – это послушать саму себя. Потому что ушедшие из этого мира всегда присматривают за тобой и подсказывают дорогу. Верь своему сердцу, верь себе. Я верю, что отец тебя не оставил: он в твоем сердце. Помогает. Незримо. Так же как и брат, и твой возлюбленный.
Вдруг ее лицо стало невероятно растерянным, словно он сказал что-то, что шокировало ее.
– Рин! Ты чего?
– Зачем ты это сказал? – едва слышно прошептала Рин. Он взял ее за плечи.
– Прости... Я... Что тебя так расстроило?
Он нежно обнял ее и прижал к себе, но она отстранилась и отошла на шаг. Видно было, что она с трудом подавляет эмоции.
– Стыдно говорить, Анхельм. Я не помню лица родных. Я забыла их.
Анхельм растерянно умолк: не это он ожидал услышать. Долгое время никто не мог сказать ни слова. Они просто шли рядом молча, а он думал над ответом.
– Ну... Не переживай так... – неловко начал он. – Я тоже едва помню лица родителей. Мы ведь не можем все помнить, верно? Главное, что ты помнишь, какими они были. Их слова, поступки. А лица... Ведь, наверное, дома остались портреты?
– Портретов аирги не пишут. Дома осталась мама.
– Так за чем дело стало? Мы поедем к тебе домой. Хочешь? Ты ведь давно не видела родных? Поедем?
– Истван далеко... – неуверенно ответила девушка.
– Поедем послезавтра. Этот келпи... Фрис, я думаю, будет уже здоров. Мы можем даже отправиться вместе. Ну, будет тебе сырость разводить!
Он все же не удержался, притянул ее к себе, нагнулся и поцеловал в лоб. Рин, хотя и была напряжена, к большому удивлению, не отстранилась. И тогда он коснулся губами ее виска и сжал сильнее в объятиях. Близость ее губ и безотказность соблазняли невыносимо, так что ему пришлось приложить все усилия, чтобы удержаться. Она бы вряд ли простила ему слабость.
– Даю тебе пять минут, чтобы успокоиться, – прошептал он, вдыхая пьянящий аромат ее волос.
Она посмотрела на него изучающим взглядом и обняла в ответ.
– Хорошо, десять минут, – поправился Анхельм.
Они пришли на площадь за час до полуночи и успели как раз ко времени Старшей песни. В Лонгвиле существовала традиция: в праздник Середины зимы все дети городка собирались на площади и пели песни, восхвалявшие Сиани и Инаиса. Затем пела песню самая старшая женщина, после нее – самый старший мужчина, какие есть в городе. Даже если они пришлые. По словам Анхельма, этой традиции было несчетное количество лет, и никто уже не знает в точности, откуда она взялась.
Утоптанный снег скрипел под сапогами прохожих, крупные снежинки нежными редкими перышками опускались на землю. Все дома были в праздничных украшениях, и кое-где сияли разноцветные магические огоньки. Тут и там стояли столы с котлами, в которых дымилось ароматное горячее вино с пряностями. Рин сидела на лавочке, прильнув к Анхельму, и с нежностью глядела на хор. Дети были хорошенькие – просто прелесть! Нарядные, с ясными и радостными улыбками на прекрасных личиках.
– Ты так смотришь... – заметил Анхельм.
– Мм... – отстраненно хмыкнула она.
– Тоскливо и так... нежно. С тихим обожанием.
Рин чуть улыбнулась, прислушиваясь к словам песни.
– Они такие милые! И чудесно поют. Я люблю детей. Хотя по мне этого, наверное, не скажешь, – мечтательно ответила она.
Анхельм озадаченно замолчал. Долго молчал, целых две минуты. А потом не выдержал:
– Я тоже люблю детей. И знаешь, – он сбивчиво затараторил, – я тут подумал, может быть, когда все это закончится...
– Что – это? – напряженно выдавила Рин, сразу поняв, куда он клонит.
– Ну, война... Она же закончится и потом... Понимаешь...
– Не понимаю и не хочу, – тихо ответила она, но Анхельм ее словно не слышал. Он с глуповатой мечтательной улыбкой продолжал:
– Сейчас жизнь не располагает к подобному, но, когда мы победим, все изменится. Ты станешь моей женой, у нас будет своя семья...
Рин вскипела мгновенно, как капля воды, упавшая на раскаленную сковороду. Внутри у нее все заклокотало от злости.
– Анхельм! – прошипела она, едва удерживая себя от грубостей. – Лучше не продолжай. А то я за себя не отвечаю.
Герцог осекся, улыбка его погасла, он растерянно взглянул на свою спутницу.
– Прости... Кажется, я опять сказал что-то лишнее...
Рин не ответила, лишь неуютно поежилась. Перед глазами опять замелькали обрывки прошлого, в животе стал сплетаться противный комок, и появилось гадливое ощущение разбуженной совести: разве ситуация требовала огрызаться, как дикая кошка? Он же не знал ничего, в конце концов. Когда она уже собиралась ответить Анхельму, что все нормально и извиниться за излишне резкий тон, ей на плечо опустилась чья-то тяжелая рука, и Рин испуганно замерла. Сердце рухнуло в пятки.
– Попалась? – хохотнул над ними басовитый голос.
– Арман! – выдохнула Рин, вскакивая и оттаскивая его за руку ближе к раскидистой ели, в тень. – Слушай, старый ты медведь, нельзя же так пугать!
– Тебя, пожалуй, испугаешь, – усмехнулся он. – Что-то бдительность твоя ослабла, раньше ты бы мне за такой номер руку сломала.
– Что ты мелешь! – улыбнулась Рин. – Задери меня дракон! Что это за борода у тебя?
– Накладная. Приходится прятаться, тут меня каждая собака знает. Я решил, что мне стоит поспешить к вам, и поэтому позаимствовал лошадь, – ответил тот, наклоняясь и стискивая в медвежьих объятиях маленькую девушку. – Я рад видеть тебя, мелкая! Как ты?
– Да что мне сделается, – отмахнулась Рин. – Больше всего меня интересует...
– Не здесь! – шикнул Арман.
– Да, действительно, что это я... – опомнилась Рин, а потом добавила, враз посерьезнев. – Мне нужно очень многое тебе рассказать...
– Да я уже вижу, – усмехнулся в бороду Арман, разглядывая Анхельма и Рин, на чье плечо в собственническом жесте легла рука герцога. Темные глаза бывшего агента проницательно блеснули, и Рин в мыслях тяжело вздохнула. Арман догадался, а значит не за горами очередная нотация о запрете на отношения. Она мельком взглянула на Анхельма и отметила, что на его лице появилась холодная, отстраненная маска. Герцог с достоинством кивнул.
– Добрый вечер, Арман! – сдержанно поздоровался Анхельм, протягивая руку. – Надеюсь, дорога была легкой?
– Рад видеть вас в добром здравии, ваша светлость! – ответил Арман, отвечая на рукопожатие. – Добрался без особых проблем, только за группу переживаю. Мы так спешили... И кое-что случилось, поэтому отношения в группе натянуты.
– Что такое? – нахмурилась Рин.
– Джим поцапался с Мейсом из-за бабенки. Хотя оба знают, что шуры-муры запрещены. Он бабник хуже Нариса, светлая ему память. Вот и думаю, как теперь Мейс с ним справится?
– Ничего, подерутся и помирятся.
– Так ведь если Джим начнет драться с магией, то от Мейса одни головешки останутся. А если без магии, то Мейс раскатает Джима в блин.
– Подумать только, ведь Джиму уже больше сотни лет, а все туда же... – качнула головой Рин. Арман добродушно засмеялся.
– А где Заринея? – спросил Анхельм.
– Я забрал ее с собой, она сейчас уже должна быть дома у его превосходительства. Пусть хоть выспится в нормальной постели. Она много сил потратила.
Рин полюбовалась на старого друга и отметила, что в его густой черной шевелюре появилась широкая прядь седых волос. Она встала на цыпочки, подцепила эту прядь пальцем, и Арман ответил на ее немой вопрос:
– Перенервничал. Потом расскажу.
– Понятно.
– Я остановился ночевать на постоялом дворе, углядел вас из окошка. Сложно пропустить такую видную персону, как вы, ваша светлость.
– Я и не собирался скрываться.
– А вот тебе надо бы позаботиться о своей маскировке, – назидательно ответил Арман, кладя тяжелую руку Рин на голову. – Кто угодно заметить может. А когда ты с его светлостью, к тебе двойное внимание! Ничему жизнь не учит?
– Все в порядке. Капюшон отлично скрывает лицо, а здесь довольно темно, так что мой цвет кожи никому не разглядеть. Все хорошо.
– Ну, не мне учить тебя уму-разуму. Ваша светлость, я устал с дороги, завтра заеду к вам с утра и отчитаюсь.
– У нас тоже есть новости, и весьма серьезные. Не будем об этом сейчас, не место.
Арман попрощался и ушел в сторону постоялого двора. Рин поежилась от холода и снова уселась на лавочку.
– Вот так встреча, ничего себе! – пробормотала она. – Выходит, он опередил остальных на три дня?
– Выходит, так, – подтвердил Анхельм и облегченно улыбнулся. – Как вовремя дядя это сделал.
– Что сделал? – не поняла Рин.
– Забыла, да? – спросил герцог с усмешкой.
– Что забыла?
– Что теперь ты подчиняешься мне, – он наклонился к ней и улыбнулся.
Самодовольная улыбка Анхельма сейчас раздражала Рин, поэтому она довольно невежливо отпихнула его.
– Я не забыла, – Рин наморщила лоб. – Просто теперь мало что понимаю. Меня словно вывели из игры, я... растеряна. Я думала, что передам тебе письмо, а потом надеялась присоединиться к Арману. А сейчас... я не знаю, что делать.
Она уперлась локтями в колени и закрыла ладонями лицо.
– Рин, что тебе не нравится?
– Мне не нравится всё. Мне не нравится вся эта история. Фрис подтвердил все наши догадки, и история стала похожа на сотни тех романов, какие я читала. Внезапно у героев на пути нарисовывается невероятное зло, которое они должны победить каким-то загадочным способом. Да, в книгах это заканчивается героически, но в реальности подобные вещи всегда оканчиваются трагедией, – выдала она на одном дыхании. – А еще мне не нравится то, что мои друзья будут без меня. Невыносима сама мысль об этом.
Анхельм печально вздохнул.
– Думаешь, тебе лучше быть с ними, чем со мной?
Рин обернулась к нему и сердито ответила:
– Я вообще не очень хорошо понимаю, как в этой ситуации можно сравнивать, где мне будет лучше! Я волнуюсь за своих друзей, они рискуют жизнью!
– Ты хотела бы рисковать жизнью вместе с ними?
– Я всю жизнь занимаюсь тем, что рискую жизнью, – проворчала она.
– Ты не ответила на вопрос.
– Я просто хочу, чтобы они были в безопасности. И мне кажется, что если я буду рядом с ними, то все будет в порядке.
– Тебе это только кажется, – довольно прохладно ответил Анхельм. По его тону можно было предположить, что он сердится, но сердитым герцог не выглядел. Серьезным, не более.
– Что ты имеешь в виду? – вызывающе спросила она.
– Ты не сможешь спасти их, если им действительно будет угрожать опасность. Но можешь пострадать сама.
Рин была сбита с толку.
– Где тут логика? – возмутилась она.
– Я просто против того, чтобы ты рисковала понапрасну.
– Что значит «понапрасну»? – начала она заводиться. – Осторожнее со словами, Анхельм, не то я решу, что ты считаешь напрасным и бесполезным все, что я делала до встречи с тобой.
– Я так не считаю... – он пошел на попятный, но нахмурился.
– Но ты так сказал!
– Я не это имел в виду! Рин, я не хочу, чтобы ты пострадала, только и всего!
Она, не веря своим ушам, уставилась на него.
– Анхельм, проснись! Я сама буду решать, рисковать мне или нет! Ты представляешь, что значат для меня Арман и Зара? Не представляешь. Я за них порву глотку кому угодно, жизнь отдам без сожалений.
– А я? – кротко и грустно спросил Анхельм. – За меня нечего волноваться, конечно же, у меня и так все хорошо, да?
От его вопроса Рин растерялась, запал сошел на нет. Он что, ревнует?
– Анхельм, это же не значит, что я не волнуюсь за тебя. Да, честно сказать, сейчас никакого повода для беспокойства я не вижу, твой дядя на холодную воду дует, но все равно, чтобы защитить тебя, я сделаю все возможное.
– Знаешь, я очень неуютно себя чувствую, когда женщина обещает мне защиту. Все должно быть наоборот.
– Значит, перестань воспринимать меня как женщину! – всплеснула она руками.
– Не ставь передо мной непосильные задачи, – буркнул Анхельм и отвернулся.
Оба замолчали. Дурацкий разговор! Дурацкий и нелогичный! Рин злилась на него за его непонятные и весьма глупые речи, хотя и сама понимала, что не должна была заводиться. Отговорка «он первый начал» была слишком детской, чтобы оправдать свое поведение. Наконец Анхельм тихо спросил.
– Арман здесь надолго?
Рин помолчала, прежде чем ответить.
– Я откуда знаю? Он не сказал. Он не любит долго оставаться на одном месте, ищейки ходят за ним по пятам. Ты заметил, как он поседел?
Анхельм рассеянно кивнул.
– Не понимаю... Как? Человек-скала со стальными нервами. Наверняка что-то случилось с Зарой. Это единственный человек, за кого он способен так переживать.
– С Зарой? С Заринеей, ты имеешь в виду? Его сестрой?
– Да. Он ее очень любит, она у него одна осталась из родственников.
Анхельм вдруг грустно и нервно рассмеялся.
– Хорошенькое у нас революционное сообщество. Сборище сирот и отщепенцев.
– И не говори... – мрачно поддакнула Рин.
Оба надолго замолчали и стали смотреть, как на высоком деревянном помосте устраиваются музыканты. Толпа собралась перед сценой полукругом.
– Я должен сказать речь, – внезапно сказал Анхельм.
– Что? – недоуменно спросила девушка. – Какую?
Анхельм улыбнулся и нежно посмотрел на нее:
– Я, знаешь ли, правящий герцог этих земель.
Он грациозно поднялся с лавочки, поправил небрежным движением белый шарф, одернул пальто и легкой походкой направился к сцене. Рин оторопело смотрела, как он здоровался с собравшимися горожанами, пожимал руки каким-то мужчинам в дорогих одеждах и поднимался на сцену. Молодой герцог очаровательно улыбнулся толпе, взял на руки малышку в белом салопе и начал говорить. Вообще Рин нравился тембр голоса Анхельма, но она даже не думала, что он может быть таким. Низким, плавным, тягучим, словно горячий шоколад с ложкой коньяка. Музыка для ее ушей.
– Я рад видеть всех на ежегодном празднике по случаю Середины зимы! – говорил Анхельм, одаряя взглядом пронзительно-синих глаз каждого. – Год выдался трудным, лето не радовало нас хорошей погодой, однако мы все же смогли получить хороший урожай благодаря новым технологиям обработки земель. У меня есть несколько важных, радостных новостей. Я думаю, что вы слышали различные слухи от торговцев и читали прессу, но официальных сведений у вас нет, и для этого здесь я.
Первое: с превеликой радостью хочу сообщить вам, что мне удалось добиться послабления налоговых сборов на поставляемые герцогством Танварри в столицу пшеницу, кожи и фрукты! На пшеницу налог составит всего три процента вместо предыдущих пяти.
Эти слова толпа встретила восторженными возгласами, и Анхельм снова обворожительно заулыбался.
– Полный список со всеми ценами и новой системой ценообразования будет доступен через месяц всем главам торговых гильдий и частным торговцам при предъявлении лицензии.
Второе: в Кастане завершено строительство храма Сиани. Наше герцогство больше не будет платить строительные взносы, а это влечет за собой понижение цен на строительные материалы и понижение налогов на их ввоз.
Толпа одобрительно загудела, а некоторые мужчины в плащах торговцев срочно принялись записывать новую информацию.
– Третье: Дворянское собрание наконец-то дало разрешение на строительство академии в Кандарине. У нас в Лонгвиле есть младшая и старшая школы, но у молодежи не было возможности продолжать образование, не уезжая далеко от дома. Отныне нашим детям не нужно будет уезжать в столицу, чтобы учиться в академиях, а значит, ценные работники не будут оставаться там после обучения. Таким образом, наш город получит возможность развития и сможет жить не только за счет земледелия и ремесла.
Толпа встретила новость молча. Женщины взволнованно зашептались с мужчинами, Рин расслышала, как кто-то задался вопросом, возможно ли вернуть сына из столичного университета. Девушка решила подойти ближе к сцене. Пока она, придерживая капюшон, пробиралась сквозь обсуждающую последнюю новость толпу поближе к сцене, Анхельм опустил девочку на пол, взял поднесенный ему каким-то толстым старичком свиток и развязал. Рин не слишком вежливо втиснулась в первые ряды между двумя девицами, которые строили глазки Анхельму.
– Прошу тишины! – объявил герцог, и толпа затихла. – Последняя новость наиболее радостная и самая важная. Двадцатого октября сего года его величество Вейлор Седьмой Соринтийский подписал пакт о прекращении войны с Маринеем и окончании рекрутского набора в регулярную армию.
Что тут стало с толпой! Она взорвалась радостными криками так, что Рин аж пригнулась от неожиданности. Люди стали радостно обниматься, матери прижимали к груди своих маленьких сыновей, мужчины кричали «ура», бросали в воздух шапки, а девушки повисли на шеях своих возлюбленных, щедро обливая их слезами радости.
Факт окончания войны не стал для Рин таким уж сюрпризом, учитывая, сколько раз она слышала, что военные действия уже закончены. Важнее было то, что она закончилась официально и отменили рекрутство. Хотя познания Рин в области политики, экономики и управлении были скудными, она знала, что рекрутство доставляет немало проблем людям всех сословий и наносит ежегодный ущерб экономике страны, разграбляя казну и кошельки граждан. На вооружение и ведение войны с Маринеем Соринтия тратила около четверти капитала, и это не могло не отражаться на жизни. Для империи, чье благосостояние более чем наполовину зависит от земледелия, потеря мужской рабочей силы выливается в огромные проблемы, и немудрено, что теперь, когда война закончилась, уровень жизни должен вырасти. Но какой ценой дались такие изменения? Послабление налогов, отмена рекрутства... Что-то здесь неладно. Не темнит ли его светлость? Хотя к чему об этом думать? В любом случае, омрачающих праздник новостей он сообщать не будет. Что, если задуматься, правильно.
– На этом у меня радостные новости закончились, – сказал Анхельм, с сожалением разводя руками. – Я удаляюсь со сцены и уступаю место нашему детскому хору. Объявляю фестиваль Старшей песни открытым! Начнем же праздник!
Сразу после этих слов рядом со сценой и со всех крыш близстоящих домов взлетели в воздух разноцветные фейерверки, яркими букетами раскрасив ночное небо. Детвора восторженно завизжала, горожане задрали головы, смеясь. Рин с тихим восторгом смотрела, как вспыхивает всеми цветами радуги ночное небо.
– Тебе нравится? – спросил Анхельм, появляясь откуда-то из-за ее спины.
Рин чуть кивнула и обхватила себя руками.
– Было очень сложно организовать все это, но я справился, – похвалился он, потирая руки. Рин краем глаза заметила, какие взгляды бросают на нее девицы, что пытались обратить на себя внимание ее спутника, и поежилась.
Анхельм подтолкнул ее в спину и повел в сторону той же лавочки, где они сидели раньше. Салюты прекратились, и тут же детский хор запел чудесную песню о Творцах мира Сиани и Инаисе. Рин снова залюбовалась детишками, не улыбнуться было невозможно: они выглядели прелестно!
Признаться по совести, после того как Анхельм намекнул... да что там намекнул – открытым текстом сказал о женитьбе и семье, Рин поняла, что у нее абсолютно пропало желание говорить, так что Арман появился как нельзя вовремя.
– Попробую догадаться, о чем ты думаешь, – начал Анхельм осторожно.
Рин неопределенно пожала плечами, мол, валяй.
– Ты не хочешь со мной разговаривать.
Она с удивлением воззрилась на него и чуть нахмурилась.
– С чего ты взял?
– Я затронул больную тему и обидел тебя.
Рин тяжело вздохнула, досчитала до десяти.
– Я не умею обижаться.
– Я задел тебя за живое... Я идиот и хам. Прости.
Она покачала головой.
– Нет, это ты меня прости, Анхельм... Я не должна была огрызаться. Я поняла, о чем ты хотел сказать тогда, перед тем как Арман появился, – Рин запнулась, не вполне понимая, как ему объяснить. Наконец нашла слова. – Понимаешь, я вообще не хочу об этом говорить. Не потому, что я вредная и хочу скрыть от тебя что-то, а потому, что мне... стыдно о таком говорить. По крайней мере сейчас. Если тебе действительно хочется знать, то поговори с Арманом. Я тебе рассказывать не буду.
После этих слов она снова почувствовала себя как-то неуютно. Вот ведь странно, что за вечер? Все было замечательно – и вдруг чуть не поссорились на ровном месте. Анхельм повздыхал-повздыхал, но свое любопытство сдержал.
– Прости меня за бестактность, – попросил герцог. – В твоем присутствии я... теряюсь? Веду себя нелепо. Я еще не привык к тебе и никак не могу успокоиться.
Рин наконец подняла голову и посмотрела на него. И не смогла сдержать улыбку.
– А не надо ко мне привыкать. Это и спасет нас обоих.
Он со смущенной улыбкой взял ее ладошку, открыл рот, чтобы что-то сказать, но смолчал.
– Говори.
– Я пойду возьму горячего вина себе и еще один горшочек ракиса для тебя.
«А может быть, даже и хорошо, что хвоста нет», – подумала Рин, глядя ему вслед. А то ведь точно завиляла бы им, как собака какая-то...
Фестиваль близился к завершению, народ расходился по домам. Рин устало зевнула, и Анхельм предложил вернуться домой, с чем девушка без раздумий согласилась.
Анхельму не спалось. Он уже час вертелся в постели, безуспешно пытаясь найти наиболее удобное положение. Под одеялом было слишком жарко. Без одеяла – холодно. Он пробовал считать овец, пробовал понять, что же его так беспокоит, но не смог. Словом, что бы он ни делал, сон к нему не шел.
Мысли перескакивали с одного на другое. Сначала он долго размышлял о делах государственных, затем прокручивал в памяти сегодняшний праздник. Потом вспоминал легенды, которые рассказал Фрис. Затем думал о том, что Рин – Наследница; еще дольше думал, что это значит, но ответа не нашел. И еще ему очень хотелось знать, что же на самом деле так расстроило Рин и почему она так категорично отказалась обсуждать с ним тему семьи. С одной стороны, Армана об этом спрашивать было неловко, все же он Анхельму не близкий друг, а в каком-то смысле подчиненный. С другой стороны, кто еще расскажет ему обо всем?
Анхельм окончательно запутался в своих переживаниях, ноги у него уже взмокли под жарким одеялом, и он решил немного поработать, раз уж не спится. Герцог зажег огонь в камине, налил бокал вина, устроился в кресле и взялся за годовую отчетность налогового инспектора. Анхельм ушел с головой в цифры и, когда громко щелкнула замком дверь его комнаты, дернулся от неожиданности, едва не разлив вино на бумаги. Он обернулся и увидел Рин, прижимающую к груди плюшевого медведя, которого когда-то сшила ему мама. На девушке была его белая рубашка, которая доходила ей до колен, и пушистые меховые тапочки. Волосы были небрежно убраны наверх, и пара прядей выбилась из прически.
– Я не могу уснуть, – пожаловалась она. – А ты чего не спишь?
– Это что, моя рубашка?
– Угу, – смутилась она. – Она так вкусно пахнет... Я не смогла устоять.
– Чем... пахнет? – растерялся Анхельм.
– Не знаю. Тобой, наверное, – смущенно пробормотала Рин. Вид у нее был милый, домашний и безобидный. Она казалась расположенной к беседе, но Анхельм теперь не знал, как ему завести разговор.
– Проходи, садись. Я тоже не могу уснуть, – вздохнул Анхельм. – Решил поработать.
Он бросил бумаги на столик, хотя больше всего ему хотелось отправить их прямо в камин.
– Очень душно, – заметила Рин, забираясь с ногами в кресло.
– Это от камина. Трубу пора прочистить, видимо, – он обернулся и отметил у нее совершенно отсутствующий взгляд, словно сквозь предметы. Видимо, она очень глубоко задумалась.
– Угощайся, – он протянул ей бокал, который Рин приняла и залпом выпила, даже не спрашивая, что это было.
Тишина была уютная. Огонь в камине с сухим шелестом облизывал раскрасневшуюся головешку, на стене тикали часы. Анхельм искоса посматривал на Рин, стараясь запомнить каждую деталь ее лица. За те дни, что она провела рядом, он ни разу не упустил возможности понаблюдать за ней. Она сидела у окна, задумчиво глядя на зимний сад, – он смотрел. Она уминала за обе щеки свежую выпечку – он смотрел. Она листала книги, водя пальцем по страницам, шевеля губами и заправляя за ухо непослушные локоны, – он смотрел. Каждое ее слово, каждый жест и взгляд в его сторону отзывались в душе Анхельма ощущением щемящего счастья. Вот и теперь она смотрит на огонь, на ее лице грусть и сосредоточение, но он не может отвести взгляда от ее губ, которые она то и дело облизывает розовым язычком. «Смотреть на тебя, слышать твой голос, видеть твою улыбку, – вспомнил Анхельм собственные слова и чуть улыбнулся. – Нет, моя ненаглядная, это не все, что мне нужно. Я хочу всю тебя без остатка. Я добьюсь тебя, открою тебя. Если я так долго ждал, неужели не смогу подождать еще, до тех пор пока ты не решишь, что готова? Смогу. Я все могу, пока ты есть рядом. Из-за тебя я всесилен».
– Я решила, что хочу рассказать тебе, почему у меня не может быть семьи. Почему я не могу иметь детей, – сказала Рин, не глядя на него.
– Ты...
– Я не просто расскажу, – она не дала ему сказать, – а покажу. Через транс. Тебе лучше знать об этом. Понятно, что ты никогда не спросишь у Армана. Смелости не наберешься. А мне надо рассказать. Чувствую, что так надо.
Анхельма насторожил ее резкий и нервный голос.
– Ты хочешь сейчас? – спросил он тихо. Она кивнула, слезла с кресла и уселась на пол, подложив под ноги подушку. Анхельм стянул плед с кресла и устроился на нем рядом с Рин. Рин все еще не смотрела ему в глаза. Молча взяла его руки, потерла ладони какими-то определенными движениями и поцеловала каждую.
– Что ты делаешь? – он смутился.
– Ты человек и не можешь войти в транс, поэтому я должна проводить тебя в него. Я попрошу Старейшую Аюми, которая хранит нашу память, позволить мне это. А так Всепомнящая Аюми испытывает тебя на стойкость.
Она наконец посмотрела прямо на него, и он увидел, что ее изумрудные глаза словно горят пламенем. Или это языки огня в камине отражались в ее зрачках? Его пробрало до самых костей ознобом, как в тот раз, когда на него смотрел келпи Фрис. В тот миг он понял, что сидит рядом с волшебным созданием, которое отличается от человека, словно небо от земли.
– Смотри мне в глаза и повторяй за мной, – сказала Рин и произнесла заклятие. Анхельм послушно повторил все слова древнего заклятия, которым пользовались аирги.
– О Старейшая! Всепомнящая Аюми! Из глубины сердца своего взываю к тебе! Откликнись на зов мой и позволь мне передать другу о моей памяти сокровенное знание!
Того, что произошло дальше, Анхельм не забыл бы никогда. В его голове зазвучал резкий, зычный женский голос. Словно раскаленное тавро, в мозг впечатывалось каждое слово, разум взрывался вспышками режущей жаркой боли, в глазах цвели огненные цветы.
– Готов ли ты к знанию? – спросил голос на языке аиргов.
Рин слегка сжала его ладонь, намекая, что нужно ответить. Продираясь сквозь боль, Анхельм собрал остатки мыслей и рассудил, что если это Всевидящая, то она знает ответ. И потому не стал врать и храбриться.
– Я хочу узнать, но это не значит, что я готов, – язык едва слушался его. Этот язык никогда не давался ему легко, а в такой ситуации было особенно тяжело соображать.
– Сумеешь ли ты уберечь знание?
– Я обещаю сделать все от меня зависящее, чтобы уберечь.
– Считаешь ли ты себя достойным этого знания?
– Я могу лишь просить открыть его мне. Достоин ли я? Решение принимает Рин.
– Знание будет открыто тебе.
– Благодарю.
Анхельм испытывал сильнейшую боль, которая словно бы разрывала его голову на множество осколков. Он мужественно терпел ее и, когда мука внезапно закончилась, не сразу понял, что все то время, пока он говорил с безликой Всепомнящей, по его щекам катились слезы. Рин смотрела на него со смесью страха и сожаления во взгляде, но в то же время с одобрением. Робкая улыбка на ее губах подбодрила Анхельма, он нашел в себе силы улыбнуться и утереть выступившие слезы.
– Я не сомневалась, что она позволит, – прошептала девушка.
Она снова взяла его за руки, развернула ладонями к себе и приложила их к своим щекам.
– Будет еще одна часть ритуала? – с плохо скрываемым беспокойством спросил Анхельм.
Он ощущал теплую мягкость лица Рин, ее беспокойное дыхание слегка щекотало его кожу на запястьях. А потом ощутил что-то горячее и влажное на ладони и увидел, как по коже аметистового цвета катятся слезы. В этот момент его словно ударило током, а в сердце поднялся пожар беспокойства и осознания вины: это же его бестактная настырность заставила ее плакать! Он уже было дернулся к ней, чтобы обнять, утешить, вымолить прощение на коленях, но... отключился. Последнее, что он видел, – это нежный и сожалеющий взгляд изумрудных глаз.