Глава шестая
Глава шестая, в которой Анхельм находит ответ на вопрос, а Рин проводит учебную тренировку
Рин чувствовала себя выжатой как лимон после всех этих объяснений. Она убедила Анхельма оставить работу и лечь в кровать. Затем пришлось снова готовить горячее вино, разыскивать подходящие лекарства в бездонной аптечке мадам Пюсси и сидеть с Анхельмом, пока тот засыпал. Чтобы сбить жар, Рин на минуту бросила влажное полотенце в снег на карнизе и затем положила ему на лоб. Сейчас герцог спал, тихонько посапывая, а она сидела в кресле рядом и листала книгу, искоса поглядывая на пациента.
– Вот прямо сейчас, сию секунду, я лягу, – пообещала она сама себе. От ее голоса Анхельм проснулся, сонно посмотрел на нее и протянул к ней руку. Рин пересела на кровать.
– Что такое?
– Плохо. Все болит, – он снова зашелся сухим кашлем.
Она досадливо поджала губы. Сняла полотенце с его лба и прижалась губами: температура не снизилась ни на градус, только возросла. Рин снова остудила полотенце и протерла ему лицо, шею и грудь. Анхельм запротестовал и попытался плотнее закутаться в одеяло.
– Не надо, холодно!
– Тебя знобит. На самом деле ты весь горишь. Я должна сбить жар, Анхельм. Терпи.
Некоторое время она обтирала его влажным полотенцем, он то проваливался в сон, то снова просыпался.
– Вот теперь хватит. Спи, – она повернулась, чтобы уйти, но он ее остановил, поймав за руку.
– Не уходи, – сказал он, сжимая ее ладонь и закрывая глаза.
– Но я так хочу спать! – ответила Рин.
– Ложись рядом и спи, кто тебе мешает? – чуть нахмурился Анхельм, не открывая глаз. – Пожалуйста, останься. Клянусь честью: я не трону тебя.
Рин повздыхала, потопталась на месте, но решила, что вреда не будет. Ну в самом деле, не оставлять же его одного в таком состоянии?
– Хорошо. Но ты будешь спать.
Анхельм слабо улыбнулся.
Рин сходила за своей сумкой и пижамой, еще раз сменила ему полотенце, погасила лампу и улеглась рядом. Кровать была широкая, так что они не прикасались друг к другу. Несмотря на то что рядом спал Анхельм, сон сморил ее почти сразу. Но спала недолго: проснулась от надрывного кашля герцога.
– Что? Что такое? – сонно спросила она.
– Мне совсем плохо. Больно здесь, – пожаловался он и указал туда, где, по идее, разветвлялись бронхи.
Рин поспешила зажечь свет и обеспокоенно взглянула на него. Анхельм от природы был бледным, но сейчас его лицо было, как мел и резко контрастировало с пунцовыми пятнами на щеках. Он снова зашелся сухим, болезненным кашлем, который, как она по своему опыту знала, раздирал горло на кусочки. Его всего трясло крупной дрожью, он кутался в одеяло.
– Ну что же с тобой делать... Анхельм, где болит?
– Везде. Спать... – простонал он.
– Я тебе посплю! – пробурчала Рин и прикинула, что может сделать. Снять температуру магическим воздействием? Нет, на это сил не хватит, слишком устала за день. Рин вспомнила, что у нее должны были заваляться какие-то настойки, и принялась рыться в рюкзаке в поисках остатков своих зелий. Ей удалось найти лишь согревающую настойку. Средство варварское, он всю ночь будет мокрый, только успевай рубашки менять. Подумала немного, затем налила из кувшина на столе стакан воды, открыла пузырек и смешала порцию лекарства.
– Давай, Анхельм, соберись! Оно очень невкусное, но хорошо помогает.
Одной рукой приподняв его голову, другой она держала стакан, пока Анхельм пил. От противного горького вкуса он недовольно скривился, но выпил лекарство, после чего обессиленно упал на подушки и закашлялся. Ему на глазах становилось все хуже, и Рин стала беспокоиться: не случилось ли с ним чего-то посерьезнее, чем просто простуда, и не пора ли позвать доктора? Девушка стянула с Анхельма одеяло, не обращая внимания на протестующий стон, расстегнула рубашку и снова несколько раз обтерла мокрым полотенцем лицо, грудь, плечи и живот. Он дрожал от холода, пытался отстраниться от холодных прикосновений и шептал ее имя.
Через некоторое время болезненный румянец пропал, лицо чуть порозовело, и к губам вернулся нормальный цвет. Она погасила лампу, скользнула под одеяло и прижала Анхельма к себе. Он доверчиво положил голову ей на плечо и уснул, переплетя свои пальцы с ее. Правая рука начала затекать, и Рин осторожно вынула ее, стараясь не нарушить его сон. Он все еще мелко подрагивал и вжимался в нее так, словно она была единственным источником тепла.
Рин устало откинулась на подушки и гладила его волосы, которые оказались неожиданно густыми, мягкими и шелковистыми. В какой-то момент его волосы стали слишком длинными, и у нее никак не получалось выпутать из них руки. По комнате поползли длинные пугающие тени, она зажмурилась от страха, и все вокруг почернело. Она провалилась в глубокий сон.
Еще пару раз ночью она просыпалась, разбуженная тяжелым кашлем Анхельма. Помогала ему сменить мокрую от пота рубашку, обтирала мокрым полотенцем с головы до ног и заставляла пить настойку. Под утро он перестал кашлять, дрожать и температура ушла.
Рин с удовольствием хрустнула суставами затекших пальцев и перевернулась на бок. В кровати было тепло, мягко и уютно. Что-то горячее грело спину, и поэтому просыпаться не было никакого желания.
– Проснись, наконец, соня, – сказал тихий голос, и что-то боднуло ее в шею.
Девушка что-то пробормотала, не открывая глаз.
– Рин, одеяло сползло.
– М-мм...
– Как хочешь. Тогда я буду любоваться телом самой прекрасной женщины на свете. Все еще не хочешь прикрыться?
– Вот зараза... – недовольно пробурчала она, шлепая рукой по кровати в поисках одеяла. Не нашла.
– Ну же, проснись!
– Не буди меня! – рыкнула она сквозь зубы.
Анхельм тихо рассмеялся и прижался к ней теснее.
– Мне скучно, я хочу поговорить.
Рин раздраженно открыла глаза, вскочила с кровати и ушла в ванную комнату. Она умылась, тщательно почистила зубы, прополоскала горло и на всякий случай выпила половину порции своей настойки. Вернулась, плюхнулась обратно в кровать и заявила:
– Я терпеть не могу, когда меня будят. И утром, пока я не почищу зубы и не умоюсь, я не существую в этом мире. Поэтому не заставляй меня разговаривать и даже думать, пока я не почищу зубы. Пожалуйста.
Она взглянула на него. Анхельм был уже одет в белую рубашку с жилеткой и брюки и выглядел вполне бодрым, но озадаченным ее поведением.
– Я всего лишь хотел сказать спасибо.
– На здоровье, – ответила Рин, разминая затекшие после сна конечности. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, вполне. Ночью было так плохо, думал, умру.
– Ты пару раз даже сознание терял, – заметила Рин, серьезно глядя на него. – Это не обычная простуда.
– Потом расскажу, что это было, – пообещал он.
– Угу. Что мы будем делать сегодня? – Рин пыталась привести в порядок мысли, но мозги еще, очевидно, не проснулись.
– Ну, дядя дал нам вполне конкретное задание. Сейчас позавтракаем и пойдем в библиотеку, брать штурмом все те книги.
– Как я люблю эту литературную работу, – пробурчала девушка, закрывая голову подушкой.
– Ты ведь еще не видела мою библиотеку? Вот, посмотришь сегодня.
– А я-то надеялась, что мы будем читать, не вылезая из постели. Спа-ать... – она уткнулась носом в подушку. Анхельм рассмеялся.
– В библиотеке удобнее, там есть шикарные диваны.
– На диванах нет одеяла, – парировала Рин, а затем доверительно сообщила, что за дверью стоит Милли и не решается постучать. Анхельм мгновенно поднялся, поправил одежду и пригласил служанку войти. Милли показалась в дверях, лицо ее пылало от смущения. Она поставила поднос на чайный столик и поспешно вышла.
– Ты знаешь, что она к тебе неравнодушна? – спросила Рин.
– Это детская ревность, не более. Она любит меня, как брата.
– Ха! – фыркнула Рин.
– Что это за «ха»? – укоризненно взглянул на нее Анхельм.
– Ну, это такое эффектное «да неужели?»
Анхельм вздохнул и объяснил:
– Ей всего шестнадцать, и у нее нет никого, кроме бабушки и дедушки. Она внучка Адель. Милли родилась и всю жизнь прожила в этом поместье, ее мама умерла от лихорадки, когда ей было пять, а отец погиб на войне.
– Подожди, кто такая Адель?
– Адель Пюсси, моя кухарка. Она бабушка Милли и жена Тиверия.
– Так у вас тут семья целая!
– А я о чем говорю? Пока Милли была маленькая, она воспринимала меня как старшего брата. А сейчас увидела тебя, мое отношение к тебе и ревнует, что внимание достается не ей. Ничего, выйдет замуж и забудет обо мне.
– Ага... А ты не будешь ревновать?
– Что ты, конечно, нет! – улыбнулся он.
Рин многозначительно хмыкнула.
После завтрака они поднялись в библиотеку и уютно устроились на огромном велюровом диване, укрывшись пледами.
– Для чего нам «Разумные принципы магии разума»? – удивился Анхельм, повертев в руках увесистый томик. – «Классификация драконов», «Путешествие в опасный край», «Легенды и мифы древней Соринтии». Ничего не понимаю... Чего он от нас хотел?
– Он же сказал, нам нужна любая наводящая информация. Легенды, предания, сказки, исследования по географии и заметки путешественников. Никакой конкретики про кристалл мы не найдем, это факт. Сомневаюсь, что император позволил хоть одному ученому к нему близко подойти. Давай пока просмотрим книги про Драконьи горы, а через пару часиков, если ты не против, пойдем и разомнемся.
Рин забралась на диван с ногами и, вооружившись пирожными с кремом, принялась листать «Классификацию драконов», внимательно разглядывая картинки и не забывая уминать сладости. Анхельм пожал плечами и взялся за легенды и мифы. Спустя минут десять тишины, нарушаемой лишь едва слышными восторгами в адрес пирожных и шелестом страниц, он не выдержал.
– Интересно, – заметил Анхельм, склоняя голову набок, – если отобрать у тебя пирожные, что ты будешь делать?
– Начнется война, – серьезно ответила она, отодвигая поднос в сторону, подальше от Анхельма. – В моей жизни единственная радость – это сладости. Сладости – это хорошо.
Рин поставила поднос на столик и взялась за чашку с горячим шоколадом. Когда ее замерзшие пальцы согрелись, она счастливо вздохнула: «Наконец-то тепло!» Анхельм потянулся, взял ее ладошку в свою и стал нежно растирать. Рин посмотрела на него предостерегающе.
– Ты что делаешь, а?
– Пытаюсь отплатить тебе за заботу, согревая твои миленькие, маленькие, окоченевшие ручки.
Она продолжала смотреть, не мигая. Анхельм улыбнулся так, будто дразнил ее. Вдруг он вскинул сжатый кулак и сделал неопределенный жест, подражая волшебнику, сплетающему заклинание.
– Я хочу тебя приворожить! – объявил он в ответ на ее вопросительный взгляд, отпустил ее руку, вскочил с дивана и снова сделал некий пасс руками, чуть ли не пританцовывая. Рин следила за ним с некоторой опаской: он что, сумасшедший?
– Ты что делаешь?
– Я хочу приворожить тебя!
Его глаза горели, выражение было вроде бы серьезным, но кто на самом деле мог нести такую чушь серьезно? Он точно притворяется!
– Я не шучу! Я тебя приворожил! Теперь ты моя!
Рин не выдержала и расхохоталась. Анхельм рухнул на колени перед ней, заглядывая в глаза.
– Ты сумасшедший дурак! – проговорила она, хохоча. – Боги, какой же дурак!
– Да. Но теперь ты в меня влюбишься, – довольно объявил он.
– А-ха-ха! А я-то думала, мадам Пюсси преувеличивает... – Рин не могла перестать смеяться. – Ты болван, Анхельм. С чем я тебя и поздравляю!
Он улыбнулся и сел обратно, взял ее за руку и продолжил растирать. Рин уже не возражала. Пусть его.
– Смотри! Солнце наконец-то выглянуло... – сказал Анхельм и кивнул на окно. Рин повернула голову и увидела, как солнечный свет вползает в комнату, подползает ближе к ним, и затем ощутила ласковое еле теплое прикосновение. С удовольствием подставила лицо лучам, жмурясь.
– У тебя такие тонкие пальцы, – заметил Анхельм, нарушив тишину. – Ведь и не скажешь, что девушка с такими маленькими пальчиками виртуозно владеет оружием и способна расчленить противника любыми подручными средствами.
Рин подавилась воздухом.
– Ты как скажешь! Верно говорят, что влюбленные похожи на баранов, вот ты...
– Почему у аиргов сиреневая кожа? – перебил он, не дав ей толком возмутиться.
– Ты слишком быстро меняешь темы...
– Я впервые держу за руку аирга и могу наконец об этом спросить. Пойми мою любознательность.
– Это любопытство, а не любознательность, – проворчала Рин. – Есть же легенда о происхождении аиргов, неужели не знаешь?
– Какая?
– Мне казалось, ее все знают. О вельмингах. Не слышал?
Он медленно покачал головой.
– По легенде, до Раскола не было аиргов, но были вельминги. Это такие... Древние создания с ярко-синей кожей. Вельминги и люди жили бок о бок долгие годы, но что-то там между ними произошло, я уже не помню, что именно. Перессорились, наверное. Тогда один из вельмингов – конечно же, это был самый старый и самый могущественный из них, как иначе? – заколдовал всех остальных так, что они превратились в существ, подобных людям. Я не очень хорошо помню, то ли он в процессе заклятия что-то напутал, то ли этого и добивался, но в итоге у аиргов осталась сиреневая кожа вместо обычной человеческой и очень острые слух и зрение. И сверхъестественная сила. И продолжительность жизни. В легенде были еще хвосты, но куда они потом делись – непонятно.
– Я так посмотрю, ты тоже эту легенду не очень хорошо знаешь.
Рин засмеялась.
– Ну, да... Я все эти древние байки не очень люблю. Знаешь, как аирги перевирают старинные сказания? Каждый норовит добавить что-то от себя, якобы пересказанное его предками, которые все это сами видели. А на самом деле они вообще с трудом понимают, что вокруг творится. Поэтому верить этим легендам я не рекомендую.
Анхельм кивнул, отпустил ее руки и улегся на бок, подложив руку под голову.
– Знаешь, читать нет ни малейшего желания. По правде говоря, хоть я и выгляжу бодро, но чувствую себя разбитым. Давай поговорим?
– О чем?
– Ну, например, расскажи мне о себе. Я хотел бы больше узнать.
– Что? – чуть напряглась она.
– О твоей семье.
Рин грустно усмехнулась.
– От семьи у меня осталась мама и дальние родственники. С маминой стороны есть тетя Мияко, дядя Томио и их дочка, моя двоюродная сестра Майа, но мы с ними не общаемся уже давно. Они переехали в Тарото, когда мне было лет тридцать что ли, и наши дороги разошлись. С папиной стороны была бабушка из Делея, но я не знаю, жива она сейчас или нет. Последний раз я видела ее двадцать пять лет назад, когда Истван сгорел. Она меня терпеть не может и это взаимно. Так что, по сути, только мама и есть. А мама моя – это что-то с чем-то, – охотно поделилась Рин. – Ей надо бы командовать армией. Голос у нее что надо! Когда она ругается, даже я боюсь, а я вообще мало чего боюсь. Она меня ужасно любит, хотя любовь такая... своеобразная. Постоянно меня гоняла и воспитывала, ни одной поблажки ни в чем! Помню, в школе я нахватала выговоров от учителей за невыученные уроки, так мама меня домой не пустила и заставила сидеть всю ночь за учебниками прямо в школе. Я полночи чертила звездную карту и уснула. Просыпаюсь – на лице отпечаток чернил. Так и проходила весь день со звездной картой на все лицо. И ведь никто не сказал, только хихикали! – возмутилась Рин.
– Что, и подружки?
– И подружки, – кивнула Рин. – Еще мама у меня храбрая и сильная.
Рин осеклась, поймав себя на мысли, что рассказывает о маме, как пятилетняя девочка и усмехнулась.
– Как-то раз я видела, как она без лишних размышлений растащила дерущихся мужчин и окунула обоих в лохань с водой. Никто не решался, а она подошла, обоим тумаков – и в воду, чтоб остыли. Она очень сильная. Значительно сильнее меня, хотя на голову меньше ростом.
– Серьезно? – удивился Анхельм.
– Ну, у нас вообще женщины не очень крупные. Я в школе одной из самых высоких была, в папу пошла.
– Во мне четыре с четвертью локтя, – улыбнулся Анхельм, провожая взглядом корзиночку с кремом.
– Такой длинный... Я вот не заметила сегодня, у тебя ноги с кровати не свисают?
Он расхохотался.
– Нет, не свисают. В экипаже только тяжеловато, кареты под мой рост не делают. У меня папа был очень высокий. А мама – примерно как ты. Сколько в тебе?
– Три с половиной локтя.
– Ее платья пришлись бы тебе впору.
– Нет уж, спасибо, платьев не надо, – решительно отказалась Рин.
– Ты не любишь платья? – немного удивленно спросил Анхельм. – Неужели ты не носила их?
– Ну за кого ты меня принимаешь? Носила, конечно. В основном, в детстве и в юношеском возрасте.
– В школе? У аиргов есть особая школьная форма, как у людей?
– Нет, ничего такого. Дети ходят в том, что есть. В детстве нас не балуют одеждой. После школы наряжалась в платья по каким-то случаям. На свидание, например, или на праздник.
– Ты ходила на свидания? Часто?
– Фасон женской одежды аиргов сильно отличается, – Рин с улыбкой проигнорировала его вопрос. – У нас платья другие: нет такой многослойности, рюшей, а еще они все струящиеся и совершенно не годятся для повседневной носки. А тем более – для работы на ферме оленей.
– Ты работала на ферме?
– Да, у нас было свое стадо. Ничего увлекательного, обычное ремесло. Ткани к нам привозят редко, особенно хорошие, а своя ткань у нас только шерстяная, из оленьего пуха... В общем, платья я носила в школу и на праздники. А потом вообще не до платьев стало, жизнь изменилась. На самом деле я обожаю красивую одежду, но мне просто не до этого.
– А где ты научилась боевым искусствам?
Рин не решилась открыть ему все, как есть, поэтому сказала лишь часть правды.
– Вообще, всех детей сызмальства учат охоте и основам владения оружием. А отец настоял, чтобы я училась всерьез. Да и мне самой нужно было постоянно выплескивать лишнюю энергию.
Рин замолчала, вспоминая долгие изматывающие тренировки и своего учителя.
– Какими были твои родители? – спросила она.
Анхельм прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания.
– Стыдно признаться, но я не очень хорошо их помню, мне было десять, когда они погибли. Я плохо помню себя в детстве. Только наиболее яркие моменты. Когда все случилось, у меня, знаешь, как будто какую-то часть памяти отрезали. Врачи говорили, что это последствия пережитого потрясения, что так часто бывает, особенно у детей.
– Да, я знаю, каково это. Прости, что спрашиваю, но мне больше не у кого узнать. Как это случилось?
Он некоторое время молчал, будто подбирал слова. Выражение лица стало холодным и отчужденным, Рин захотела отказаться от вопроса, но не успела ничего сказать.
– Это был пожар. Поместье заполыхало, был взрыв. Они не успели выйти из спален. Ни мама с папой, ни сестра. Только я спасся.
«Боги, за что вы так жестоки? – мысленно вопросила Рин. – Чем мы обидели вас, что вы заставляете нас так сильно мучиться?»
– Мне жаль, – сказала она вслух. – Я надеюсь, у тебя остались светлые воспоминания о родителях.
– Да. Я до сих пор чувствую мамину любовь, каждый день она со мной. Незримо помогает мне и часто снится, – тихо проговорил Анхельм, и Рин тут же вспомнила о своем папе и почувствовала, как в носу защипало.
– Знаешь, в ней было столько внутреннего света! – продолжал он. – Я помню, что одной улыбкой она могла заставить моего отца прекратить перепалку с дядей Орвальдом. Они часто спорили; дядя – упрямец, а отец был еще более упрямым человеком и весьма жестким. Адель говорит, что я характером в отца. Как думаешь, она права?
– Я тебя еще мало знаю, но кажется, нет. Ты мягкий и отзывчивый, – улыбнулась Рин. Глядя на него сейчас, она испытывала опасное ощущение нежности и душевной близости, родства. Хотя роднила их только потеря близких, больше ничего общего между ними и быть не могло, но боль от этой утраты была настолько велика, что на ее фоне все прочее казалось малозначительным. В этот момент горе, пусть и давно испытанное, объединило их. Рин протянула руку и сжала его ладонь.
– Рад, что ты видишь именно это, – тихо ответил он, поднося ее ладонь к губам и целуя. – Я над этим долго работал. Стало быть, не зря.
Поняв, что разговор уходит в опасное русло, Рин огляделась по сторонам и заметила как бы невзначай:
– Этот дом очень красивый, мне нравятся... окна. Это витражи под Тельмера?
– Это работа одного из его учеников.
– Ученик самого Ханса Тельмера?! Подожди, так ведь Тельмер жил-то... Почти восемьсот лет назад.
– Моему роду тоже лет немало, и нам принадлежит школа витражной росписи имени Ханса Тельмера. Лет триста назад, когда один из моих прадедов строил это поместье, школа подарила нам вот этот витраж. Но, Рин... – он с уважением посмотрел на нее и кивнул каким-то своим мыслям. – Я удивлен, что ты так хорошо разбираешься в этой области. Большинство людей понятия не имеют, на что смотрят.
– Я поклонница. Подожди, я не поняла, а как же этот витраж уцелел в пожаре?
– Сгорело не это поместье, а то, которое было в Девори. Здесь когда-то жили родители отца. Бабушки и дедушки уже давно нет в живых, я их даже не помню. Мне было меньше пяти, когда их не стало. В то время здесь еще было много слуг, они жили в том флигеле, который потом я переделал в склад, а за прудом находился огромный конный двор. Еще были два флигеля, которые я решил снести, потому что некому было в них жить, а держать пустое здание проблематично. Большинство коней продали еще мои родители, а двор уже при мне, каюсь, зарос бурьяном. Из слуг здесь только мои старики и Милли, а из лошадей остались любимые – Акробат, Лимон и Жар.
– Почему ты не наймешь еще слуг и не восстановишь поместье, каким оно было?
– Некогда, Рин. Да и многое этому препятствует.
Рин печально вздохнула и помешала ложечкой уже не очень горячий шоколад.
– Мне нравится вот так сидеть и разговаривать. Ты какой-то не такой, как те важные персоны, с которыми мне доводилось общаться. В тебе нет... – она помолчала, подыскивая нужное слово. – Как же это? Снисходительности, что ли. Ты разговариваешь со мной, как с равной. Мне это нравится, хотя поначалу даже испугало. Знаешь, я ведь с ужасом думала, что мне придется вести себя по этикету. Разговаривать изящно, приседать в реверансах. А вышло все так странно, что в голове не укладывается.
– Я с тобой такой, потому что люблю тебя, – спокойно заметил он, и Рин неуютно поежилась при этих словах. В груди стало жарко, к щекам прилила кровь. Но Анхельм продолжал, словно и не замечал ее смущения: – Между нами и без этикета пропасть непонимания, так к чему отягощать все правилами? С другими людьми я веду себя совсем иначе.
– Я думала, что все, чего я смогу от тебя добиться, – это горячая ванна, а потом мне придется идти в гостиницу. Откуда же мне было знать, что здесь меня ждет такой...
– Обходительный, любвеобильный и щедрый красавчик? – подсказал он, улыбаясь.
Рин рассмеялась.
– К тому же очень скромный, – добавила она. – Но в целом да.
– Если честно, я тоже едва верю в происходящее, – признался Анхельм, улыбаясь своим мыслям. – Позавчера ты пришла и выглядела чуть лучше, чем смертельно больной. Утром накинулась с обвинениями, а вечером всыпала, как ребенку.
– Безответственному ребенку! – вставила Рин со смешком. Анхельм проигнорировал ремарку.
– Я всерьез опасался, что ты уйдешь, но всю ночь ты была занята спасением моей жизни. Опасения перенеслись на утро, но сейчас мы сидим здесь и спокойно разговариваем. Что за магия? Как так получилось?
– Понятия не имею. Стечение обстоятельств.
Он с улыбкой покивал, тяжело вздохнул и закашлялся. Рин с неудовольствием отметила плохой звук кашля – грудной.
– Что-то мне не очень хорошо. Ты не против, если я прилягу?
Рин протянула руку и потрогала его лоб. У Анхельма снова поднималась температура. Она подвинулась и похлопала по своим коленям, приглашая его лечь.
– Ложись. Я попробую тебя вылечить магией. Ты можешь почувствовать себя немного странно, поэтому лучше закрой глаза, – сказала она, и Анхельм подчинился.
Рин погрузилась в легкий транс, нащупывая источник болезни. Голову герцога окутывал бледно-желтый туман, в области горла и на висках пульсировал сгусток почти красного цвета. Она осторожно потянула, отрывая от сгустка кусочки, как от комка ваты. Через некоторое время Анхельм глубоко вздохнул, и Рин показалось, что он уснул. Когда цвет его лица стал нормальным, а жар спал, она вышла из транса и легонько погладила Анхельма по плечу. Он не проснулся.
– Хотела бы я знать, почему я тебе это позволяю? – тихо спросила Рин саму себя.
– Просто я знаю твое слабое место, – заговорщицким тоном сообщил Анхельм, и Рин ойкнула, удивившись, что он не спит. – Сладости!
– Что поделать? Я люблю еду. Когда человек сыт, он счастлив.
– Я даже не представляю, как тебе удалось сохранить фигуру, учитывая, сколько шоколада и крема ты можешь слопать.
– Во-первых, я не так уж часто ем подобное, – заметила она. – Во-вторых, побегай, как я, через всю страну на своих двоих и сразу поймешь, откуда что берется.
– Ты очень красивая женщина, Рин. В тебя легко влюбиться. Куда только смотрят мужчины?
– На мой характер, – ответила Рин, понадеявшись, что румянец на ее сиреневых щеках не слишком заметен. – Э-э... Я не умею отвечать на комплименты, прости.
Анхельм засмеялся. Вдруг он повернулся и обнял ее.
– Эй-эй! Это еще что такое? – запротестовала она. Анхельм сделал умоляющий взгляд и попросил:
– Можно мне так полежать? Мне кажется, рядом с тобой я выздоравливаю. Пожалуйста, Рин!
– Нечего делать щенячьи глаза, – отрубила она сурово и стала сталкивать его с колен. Но Анхельм смотрел так, будто совершенно не опасался показаться смешным и нелепым. Он потянулся к столу, схватил пирожное и поднес к ее губам.
– Съешь пироженку!
Рин сдалась и приняла угощение.
– Ладно. Лежи... Но я буду читать. Твой дядя и так голову мне оторвет за мою вредительскую деятельность, так что хоть какую-то пользу я должна принести.
Анхельм хохотнул, стиснул ее покрепче и закрыл глаза, уткнувшись ей носом в живот.
Рин долго листала книгу о драконах, выискивая хоть какие-то зацепки и стараясь игнорировать теплые мужские пальцы, рисующие узоры на ее спине. Найдя на сотой странице легенду о вельмингах и иллюстрации к ней, она потыкала Анхельма в плечо:
– Вот, посмотри. Это вельминги!
Анхельм открыл глаза, приподнялся на локте и взял у нее книгу.
– Здесь та легенда, про которую ты мне рассказывала?
Рин неопределенно пожала плечами.
– Не знаю, не успела прочитать.
Он прочистил горло и стал читать вслух:
– Вельминги – вымершая разумная раса. Обитали, предположительно, вокруг хвоста Драконьего Хребта. Приблизительные размеры: самки – около семи локтей, самцы – около девяти. Тело вельмингов покрывала ярко-синяя кожа, по фактуре схожая с человеческой. Вероятно, вельминги имели способности к различным типам магии стихий и разума. Существует легенда, согласно которой вельминги являются предками аиргов, но никаких документальных подтверждений этому не найдено.
– Странно, – удивилась Рин. – Аирги из поколения в поколение передают это как красивую сказку, а здесь пишут, что вельминги на самом деле существовали. Да еще и нарисовали их. Похожи на аиргов, как думаешь?
– Похожи, – согласился Анхельм, присматриваясь к картинке. – Череп вполне похож на человеческий, если не брать в расчет нос и вот эти гребни. Глаза точно не человеческие. Челюсть и строение зубов позволяют предположить, что они плотоядные. Судя по картинке, ходили на двух ногах, потому что стопа вытянутая. Пользовались руками, потому что есть большие пальцы, строение кисти в точности такое же, как у нас. Только когти вместо ногтей. Крылья, судя по всему, рудимент.
– Это что значит?
– Рудимент – это то, что утратило свое основное значение в процессе развития организма. Понимаешь, маловероятно, чтобы такие крылья удержали вес взрослого вельминга. Слишком большое тело. Но маленькие вельминги наверняка могли летать. Хотя кто знает? Может быть, и взрослые тоже могли, они же обладали магией. А хвост...
– Это еще если художник не нафантазировал, не забывай.
– Может быть, нафантазировал, но вряд ли, – он перевернул страницу. – Внешнее описание вельмингов есть в легендах, а вот здесь рисунок скелета. Он совпадает с этой картинкой, взгляни сама. Хотел бы я знать, откуда ее взяли. Неужели проводились какие-то раскопки?
Девушка не ответила, лишь пожала плечами. Некоторое время она перечитывала статью.
– Думаешь, это правда, что моя раса когда-то выглядела так? – грустно спросила Рин, рассматривая существо на картинке.
– Вполне возможно. Что тебя так опечалило?
– Обидно осознавать, что от былого могущества осталась лишь сиреневая кожа, физическая сила, острый слух и способность входить в транс. А настоящей магии больше нет. И крыльев нет.
– А тебе так хотелось бы быть магом и летать?
Она кивнула и печально улыбнулась.
– Ребенком я представляла себя могущественной волшебницей. Я воображала, как случается что-то особенное – и тут моя Сила просыпается, я всем нужна и всех спасаю. Детские мечты, знаешь ли, – слабо улыбнулась она.
– Ну, все дети в душе отважные герои.
– Ага, – она отвернулась, легла на бок и уткнулась лицом в диванные подушки. – А потом вырастаешь и понимаешь, что на самом деле ты ни разу не герой и спасти никого не в состоянии. И максимум... – Рин не хотела это говорить, но сдержаться не смогла, хотелось поделиться наболевшим. – Максимум, что можешь сделать, – это успеть всадить нож в солдата, который собирается убить твою маму. Схватить двух маленьких девочек и убежать в лес. И только молиться, чтобы родные остались живыми в этой кровавой бане. Но даже после всего этого ты тоже никакой не герой и никого не спасаешь, а шляешься через всю страну, доставляя письма тем, кто действительно что-то может изменить в этом трижды проклятом мире. При этом ты рискуешь шкурой, а они не рискуют фактически ничем, потому что об их действиях никто не знает.
Анхельм раскрыл рот, будто хотел возразить, но потом кивнул.
– Да, ты абсолютно права. Я тебя понимаю. Я тоже ребенком воображал, что я могучий волшебник или непобедимый рыцарь. Всем нам в детстве хотелось быть непобедимыми. Когда смотришь на бессилие родителей, всегда хочется какого-то... волшебства, что ли? Чтобы взмахнуть рукой и сделать все хорошо. И я тоже ничего не смог сделать. Ничего. Мне осталось только оглядываться через плечо дяди на мой горящий дом, в котором остались родители. Я хорошо понимаю, что ты чувствуешь, Рин.
Повисла тяжелая пауза. Каждый думал о своем, и мысли были не из приятных.
– Каждый из нас потерял что-то ценное в этой войне. Кто-то родных, кто-то дом. Кто-то и то и другое, – мрачно заключила Рин. – Но главное для нас – это не потерять самих себя. Если мы опустим руки, то так и случится. Поэтому мы должны бороться, не сдаваться, сжать зубы, отбросить все сомнения и просто делать то, что должны. И чем меньше мы будем сожалеть о прошлом, тем больше сможем сделать.
– В твоих словах истина, но ты сама-то в это веришь?
– В том-то и проблема, что не особенно. Просто уговариваю себя.
Анхельм грустно хмыкнул и погладил ее по руке.
– Анхельм, вот меня недавно Рей спросила, как дела, есть ли мне что рассказать. И пока я рассказывала ей какую-то ерунду, общие новости, я пришла к выводу, что мы ничего значимого за эти двадцать пять лет не сделали! – она подняла голову и посмотрела на него. Во взгляде изумрудных глаз отчетливо читались недоумение и недовольство. – Двадцать пять лет идет вялотекущая подковерная мышиная возня. Чего добилось наше недоразвитое сообщество? Мы что, научились противостоять этому проклятию кристалла, которое превращает человека в безвольную тряпку? Нет. Мы узнали что-то ценное о кристалле? Тоже нет. Мы нашли принца? Простите, а он вообще существует? Или это красивая сказка, а на троне будет сидеть управляемая кукла непонятно чьего роду-племени? Зачем вообще нам искать принца? Почему мы не можем провести революцию сейчас?
– Власть должна переходить из рук в руки, чтобы не случилось раскола, чтобы страна оставалась единой территорией, чтобы никто из дворян не тянул на себя одеяло власти. Ты же не хочешь, чтобы началась междоусобная война?
– Я хочу активных действий, мне надоело смотреть, как всё разваливается, как все опасаются этого... гхм!.. на троне! «Вейлор – великий правитель»? Эпический театр! В таком случае я – великая балерина! Меня достало все это! В газетах лишнее слово сказать боятся, все его превозносят, и никто не пишет про пытки военнопленных из Маринея, никто не сочувствует пострадавшим от бандитских действий гвардейцев! Ни в одном случае не пожелали разобраться! Я уже молчу про сожженные поселения, это вообще за гранью добра и зла...
Она села и тяжело вздохнула.
– Ты ошибаешься. Ты просто не знаешь всех деталей, не видишь многих документов и газеты, видимо, пролистываешь, а не читаешь. Не так давно председатель Ассамблеи безопасности наций написал статью во «Времени Соринтии», в которой он очень жестко осудил инцидент с солдатами, захваченными под Гор-ан-Маре.
– И чем это он был возмущен? – удивилась Рин. – Он что, не в курсе, что Мариней с нами воюет?
Анхельм немного подумал и сказал:
– Военные действия уже закончились. Мы медленно, но верно движемся к перемирию. И он был возмущен действиями наших солдат в отношении маринейцев.
– Пусть засунет себе свои возражения в зад и достает по мере надобности! – вскипела Рин. – Председатель вшивый! Враг пересек границы, а мы его должны встретить с почестями? Да пошел он в пень!
Анхельм засмеялся.
– Ты такая милая, когда ругаешься.
– И много погоды делают его осуждения?
– Конечно нет. Для Вейлора визги Ассамблеи не имеют значения. Собака лает – ветер носит, а караван идет.
– Анхельм, почему мы не попросим поддержки в борьбе с кристаллом у других государств?
Герцог округлил глаза.
– Рин, что ты! Нельзя ни в коем случае!
– Почему?
– Ты что, действительно не понимаешь? – он смотрел на нее со смесью изумления и легкой снисходительности, будто она спрашивала, почему небо голубое.
– Очевидно, нет, потому и спрашиваю, – проворчала она. – Объясни, будь добр.
– Допустим, я заболеваю тяжелой формой слабоумия и прошу у Канберийского президента Ральфа Крауса помощи в организации государственного переворота и захвате власти. Он, естественно, сразу соглашается. Разумеется, не бесплатно. Что он запросит в первую очередь? Конечно, согласование концессий по разработке алмазных и золотых месторождений, которые у нас, к сожалению, находятся на спорных территориях. Это самое малое, все перечислять не буду.
Рин почувствовала, что Анхельм встал на воображаемую трибуну и собирается вещать, но перебивать не стала. Ей действительно было интересно узнать мнение человека, знающего больше, чем она сама.
– Я соглашаюсь, договор продажи заключается, владелец концессии говорит, что окажет посильную военную поддержку. Затем в максимально короткие сроки вырабатывает месторождение и вывозит сырье. За время разработки обещанная военная помощь поступает ни шатко ни валко, скорее всего, не поступает вообще. Если я буду возмущаться таким подходом к ведению дел, то Краус сдаст меня Вейлору. А, как ты знаешь, у нас ничто не решается так быстро, как дела о государственной измене. Таким образом, нас изящно кидают на информацию, на сырье и на власть. Никакой дружбы между странами не существует, существует торговое партнерство, и каждый торговый партнер – потенциальный враг в борьбе за мировые ресурсы. А если я не соглашусь продать концессии, то на моей шее затянут петлю не позже, чем на закате следующего дня.
– Но как можно игнорировать одержимого правителя? Это же не душевная болезнь, это гораздо, гораздо хуже! – недоумевала Рин. – Вейлор опасен и для них тоже!
– Агрессии нет. Поэтому никто из них даже не почешется. Рин, пойми одну вещь: короли других стран не видят всего своими глазами.
– Правильно, для этих целей и держат разведку.
– Да, но сложно на основании разведданных предъявлять обвинения. Конечно, все они поняли, что Вейлор сильно изменился, но причина может быть в чем угодно. Потеря семьи, к примеру. Любой врач тебе скажет, что потеря меняет характер человека, ты и сама знаешь. Народ может распространять сплетни сколько угодно, фантазия у людей безгранична. А на политической арене слухи не имеют реальной силы. Все ждут, когда Вейлор допустит серьезную ошибку. Но если международный совет узнает, что страна в реальности уже стоит на пороге гражданской войны, что оппозиция готовит переворот... Рин, нас раздерут на кусочки. Канбери, пользуясь моментом, мгновенно объявит нам войну и аннексирует спорные территории. Соринтия и так еле на ногах стоит после войны с Маринеем, еще одной мы просто не выдержим. Все, что мы можем делать, – постепенно создавать общественное мнение, что Вейлор безумен. Ты помнишь, что было, когда Дворянское собрание потребовало у Вейлора сложить корону?
– Если коротко, то Вейлор продемонстрировал общепринятый жест отказа и сказал, что пандемия опустошила бы континент, пострадали бы миллионы человек, а не несколько сотен. Наплел, что для уничтожения деревень, где буйствовала чума, он отобрал добровольцев, цитирую, «готовых отдать жизнь за здоровье соотечественников». Устроил пышные похороны погибших, объявил траур, чтобы показать, как он якобы сожалеет о случившемся. А реальные события я наблюдала, так сказать, из первых рядов. Не понимаю, как можно было принять это на веру, как можно было поддаться подобным доводам?! У всех временно рассудок помутился?!
– Возможен и такой вариант, – совершенно серьезно кивнул Анхельм. Рин остыла.
– Да, Анхельм, ты прав, – согласилась она. – Спасибо, что объяснил, я действительно не понимала этого. Я ведь далека от таких тонкостей... Подумать только, мы знаем, где корни зла, знаем что к чему, но доказать это не можем!
– Даже если бы могли, толка от наших доказательств не будет никакого. Поэтому лучше будем делать то, что уже наметили, а именно: искать подступы к кристаллу и бороться самостоятельно.
Рин тяжело вздохнула.
– А что будет, если мы не узнаем ничего о слабых сторонах кристалла? И как вообще мы будем это выяснять? Методом научного тыка?
– Я думаю, мы должны продолжить то, чем занимались полчаса назад и найти все существующие сказки и легенды. Может быть, где-то в детских сказках о драконах что-нибудь да найдем... – он собирался продолжить мысль, но вдруг замолк и удивленно посмотрел на нее. – Почему я сейчас сказал «о драконах»?
Рин пожала плечами. Он с полминуты соображал, молча глядя на нее. Потом лицо Анхельма изменилось, словно к нему пришло озарение.
– Ты что-то придумал? – нетерпеливо спросила Рин.
– Сейчас, подожди, это пока на уровне ощущений... Дай додумать мысль... – выдохнул он. Анхельм еще некоторое время смотрел на нее, а затем схватил со стола «Легенды и мифы древней Соринтии» и стал быстро перелистывать страницы. – Я же точно помню, что читал это... Где это было? Нашел! Так, это не важно... А, вот! Слушай:
«...Светлая Сиани сотворила наш мир, а темный Инаис заселил его своими детьми. Бонмарды, вельминги, русалки, люди, драконы, оборотни появились в мире и вместе пользовались дарами природы. И каждое свое дитя Сиани и Инаис наделили особым даром. Бонмардам досталась магия Леса. Вельминги овладели магией Воздуха, Разума и Земли. Драконы стали повелевать магией Времени и Огня. Русалкам дали магию Воды и наказали им жить в подводном мире как хранителям источника жизни. Оборотни взяли магию Солнца и Луны. И только на людей магии не хватило. Как ни просили люди дать им магию Жизни и Смерти, Творцы не соглашались. Но нельзя было оставить детей без дара, и тогда Инаис сказал:
– Я даю вам волю к жизни, неутолимую жажду нового и хитрость. Пользуйтесь с умом моим даром, он поможет вам и сделает вас сильными.
Нужно было сохранить баланс сил в новорожденном мире. И тогда Сиани и Инаис сотворили двух Хранителей и нарекли их Анарвейд и Даламерис. Создатели поручили им охранять мировой баланс и детей богов.
Мир долго пребывал в спокойствии, развивался и жил по законам Творцов. Но однажды люди развязали жестокую войну. Человеческий век короток, поэтому людской род множился значительно быстрее, чем их разумные братья. Конфликты были неизбежны: для строительства домов, для одежды, для своих нужд и прихоти ради они стали вырубать леса, истреблять животных, выкапывать драгоценные камни и металлы. Бонмарды первыми пострадали от жадности людей. Одного за другим люди убивали их, снимали с них цветные меховые шкуры и вытесняли из родных мест. Бонмарды боролись за свои леса, но гнет человеческий был сильнее, и вскоре род бонмардов сгинул. Оборотни не стали дожидаться, когда их начнут убивать ради их драгоценных алмазных когтей, и ушли глубоко в леса, где никто не мог их найти, потому что магия Солнца и Луны позволяла им исчезать без следа. Со временем они одичали и стали нападать на людей, а те стали бороться с оборотнями всеми способами, какие могли придумать. Вельминги решили, что не будут связываться с мелочными людьми, и ушли в горы, где стали жить закрытыми общинами и постигать глубины магии. Русалки оказались недосягаемы для людей: никто не мог покорить морские глубины. Также и драконы не захотели бороться за территории. Небо было полностью подвластно им, а люди были слишком слабы, чтобы с ними справиться. Шло время, баланс в мире нарушился. Земля страдала и болела. Появились недуги, каких не было раньше, и они уносили многие жизни. На месте вырубленных лесов стали рассыпаться проплешины песчаных морей, где не было места жизни. Многие реки иссохли, животные и птицы вымерли.
И тогда Даламерис сказал людям:
– Забыли вы закон Создателей! Неужели мало вам места, чтобы жить в мире и согласии со всеми, кто отличен от вас по форме и существу? Ваша жадность вас погубит!
А Анарвейд, который симпатизировал амбициозным и сильным людям, возразил ему:
– Не прав ты, брат! Люди сильны, они знают, что им нужна земля для продолжения рода. Слабые должны сгинуть, ибо это необходимо для всемирного баланса, так велит закон Жизни!
Даламерис был возмущен словами брата и сказал ему жестокие слова:
– Наша светлая Мать создала этот мир для всех живых существ. Наш темный Отец заселил его. Они создали законы и наказали всем своим детям его соблюдать. Смотри, к чему привела людей их забывчивость и алчность! Они убивают тех, с кем еще вчера делили пищу! Неужели ты приветствуешь жестокость? Если да, то не способен ты более хранить баланс мира, а значит, должен ты уйти в изгнание!
И тогда Анарвейд разозлился и ударил своего брата...»
– Так, тут детальное описание битвы, скорее всего, вымысел автора, нам это не пригодится... А, вот, слушай дальше:
«Даламерис победил Анарвейда в битве. Смерть Хранителя вызвала столь чудовищный взрыв, что мир раскололся на многие осколки. В мучениях умирал Анарвейд, осыпая проклятиями и себя, и своего брата. Перед самой смертью Анарвейд пообещал вернуться и доказать, что только люди достойны жизни на земле. В месте, где погиб Хранитель, образовались великие горы, в которых стали обитать драконы. И назвали их Драконьими горами. Даламерис не пережил смерти брата и от горя слился с изначальным светом, пообещав вернуться, если вернется его брат».
Анхельм замолчал и выжидающе посмотрел на Рин.
– Если ты ждешь моей оценки, то я считаю, что стиль у автора так себе, а история – бред сивой кобылы в лунную ночь.
– Рин, будь серьезнее! Ты понимаешь теперь?
Она некоторое время молча обдумывала услышанное.
– Ты думаешь, что наш кристалл – это и есть легендарный Анарвейд? – спросила она наконец, скептически глядя на Анхельма.
– Я почти уверен в этом. Судя по этой легенде, после битвы Хранителей мир разорвало на кусочки. Это косвенно подтверждает ваши легенды...
– Если бы мир разорвало на кусочки, мы бы тут не сидели, – сообщила она с усмешкой и затолкнула себе в рот пирожное.
– Не цепляйся к словам! Мысль главную улови и подумай серьезно. Не на пустом месте появились легенды о том, что твоим предкам-вельмингам нужно было выживать в стремительно меняющемся мире. Ключевое слово – «стремительно». Вот почему вы изменились и превратились в аиргов.
Рин прожевала и прочистила горло. Затем призадумалась, сделав вид, что относится к его размышлениям серьезно.
– Вельминги, возможно, существовали, возможно – нет. Наше летоисчисление идет от Раскола, но эта легенда пишет о том, что было до Раскола. Ну кто может знать, что там было до Раскола? Четыре тысячи лет минуло. Понимаешь, у нас легенду о вельмингах из поколения в поколение передают как красивую сказку, и не иначе. Ну не верю я...
– Я думаю, что нам нужно найти кого-то, кто может подтвердить это. Вот эту книгу написал... – Анхельм глянул на обложку и почесал подбородок, – Ставрицио Морони. Что-то я раньше о нем не слышал, хотя я знаком со многими историками.
Он глубоко вздохнул и с новой силой продолжил:
– Тем более нам нужно отыскать кого-то, кто подтвердит его слова! Из всех, кто жил тогда и обладает жизнью достаточно длинной, чтобы сохранять такие предания, сейчас существуют только аирги, оборотни, русалки и драконы. Кого мы можем расспросить?
– Аиргов, я так поняла, вы уже пробовали спрашивать?
– Мы с дядей приезжали в Делей и в Истван. Старейшины выставили нас, едва мы задали этот вопрос.
– Узнаю своих сородичей! – с усмешкой кивнула Рин. – Прости, я к ним тоже не могу обратиться. Я дома не слишком желанный гость. Даже вообще нежелательный.
Анхельм заинтересованно посмотрел на нее и спросил:
– Почему?
– Когда-нибудь расскажу. Но не сейчас, – ответила Рин с грустной улыбкой. – Давай дальше развивай мысль.
– Можно ли обратиться к оборотням?
– Сомневаюсь. Видишь ли, никто из ныне живущих людей или аиргов никогда не видел оборотня в том виде, в котором он появляется на свет. Форма, в которой он появляется перед человеком – своей очередной жертвой, – им принята после того, как он попробовал кровь предыдущей жертвы. Потому-то их и называют оборотнями. Оборотень может быть кем угодно: оленем, человеком, собакой. Понимаешь?
– Не совсем.
– Когда рождается маленький оборотень, он в своей первоначальной форме, никто не знает, в какой. У них есть магия, чтобы скрываться от человека, что, кстати, подтверждает та легенда. Родители приносят детенышу жертву, детеныш кусает и получает форму, в которую может обращаться. И вот он живет-живет, надоела ему та форма, которую он получил после первой жертвы, решил он форму поменять. Куснул другого – оборачивается в этого человека или любое другое существо. Понятно?
– Теперь да.
– Оборотни хитры, но разумными их назвать сложно. По поведению они недалеко ушли от животных, хотя некоторые из них умеют говорить. Живут не так уж долго, это зависит от того, чью кровь они попробовали перед первым обращением и в кого превращаются. Если оборотень укусит оленя, то жизнь его будет такой же долгой, как у оленя. Хотя в последнее время они все чаще кусают людей. Рей Гонт говорила, что они стали таскать детей.
– Дикость какая! Они что, надеются все стать людьми, чтобы свободно разгуливать по нашим городам?
– Не знаю я, на что они надеются и чего хотят. Их становится все больше, они уже вышли из Бонмардского леса и поселились в Красном. Ты бы предпринял что-то, пока у тебя не появилось поселение оборотней под боком. Ладно, идем дальше. Кто еще?
Его светлость взъерошил пальцами шевелюру.
– Русалки.
– Они живут веками и даже слишком разумны для полурыб. Я могу с ними общаться, но есть одна проблема: они живут в море и вряд ли в курсе того, что происходит на поверхности. Еще?
– Драконы. Последние, кого я знаю. И до них действительно можно добраться, стоит только забраться на вершину Золотого Когтя в Драконьих горах.
Рин задумчиво посмотрела на него и высказала свои соображения:
– Что-то подсказывает мне, что это плохая идея.
– У тебя есть получше?
– Пока нет, но играть роль завтрака для дракона мне не хочется. Я же пойду в Драконьи горы, а не ты.
– Почему роль завтрака? – удивился Анхельм.
– Те драконы, что живут сейчас, я слышала, воспринимают людей в качестве обеда, а с аиргами предпочитают не разговаривать.
– С любым можно договориться, – возразил герцог.
– С драконами можно договориться, – кивнула Рин. – До серьезных неприятностей можно договориться.
Анхельм вздохнул и, похоже, досчитал до пяти.
– Но драконы – единственные, кто живет долго и с кем можно поговорить.
– Ну, – задумалась Рин, – не думаю, что они живут дольше, чем аирги.
– У аиргов зимой снега не допросишься, не то что легенду рассказать, – недовольно пробурчал Анхельм, а Рин расхохоталась.
– А у драконов ты вместо легенд можешь допроситься огонька-а-ха-ха!
– Вместо того, чтобы разрушать все мои начинания, ты можешь предложить что-то лучше?
Рин отсмеялась и сказала:
– Ладно, хорошо. Возможно, драконы обладают какими-то знаниями, которыми могут поделиться, если мы сможем до них добраться и останемся при этом в живых. Скорее всего, верна и твоя догадка по поводу Анарвейда. Так, давай-ка вспомним, что там было в той книге, которую нам читал твой дядя...
Рин повздыхала и стала вспоминать вслух.
– В горах, недалеко от Золотого Когтя, глубоко-глубоко в шахте нашли кристалл. Когда он появился из земли, рвануло так, что разнесло все вокруг, и погибли все, кто находился в шахте. Потом к этому месту начали стекаться люди из окрестных деревень. Милый мальчик – тогда еще мальчик – Илар побежал в Сорин-Касто, чтобы доложить о находке. Приехал император, и тут произошло что-то из ряда вон. Император сказал, что с ним говорили некие высшие силы, которых он назвал Хранителями. В этой легенде тоже Хранители, так? Да. Даламерис и Анарвейд. Даламерис слился с каким-то непонятным изначальным светом. Судя по изречениям Анарвейда, тот ни с чем не сливался и пообещал вернуться, чтобы показать всем, как солить помидоры.
Рин замолчала. Взгляд ее был полон скепсиса, и Анхельм это заметил.
– Рин, ты так сомневаешься в легендах, словно этот кристалл – нечто обыкновенное!
– Я неплохо знаю жизнь, – ответила она. – И опыт мой показывает, что самая невероятная история начинается с двух идиотов, которые хотели приключений. Или что-то перепутали.
– Дядя уже искал всю научную информацию и не нашел ничего, а ведь он один из знаменитейших ученых страны. Если ему нужно, он иголку в стогу сена найдет. Нам просто нужно поверить в сказку и... Попытаться проверить ее.
– И для этого мы должны пойти в пасть к драконам, – добавила Рин.
– У нас еще есть масса времени, чтобы все обдумать, – закатил глаза Анхельм. – Все, я устал от рассуждений, с тобой спорить бесполезно. Ты говорила, что хочешь размяться? Пойдем.
Тренировочный зал представлял собой небольшое светлое помещение с деревянными полами, ростовыми окнами и зеркальными стенами с балетным станком. В последний раз по своему прямому назначению комната использовалась, когда хозяину дома исполнилось двенадцать, поэтому ее приспособили для хранения постельного белья. Сейчас у единственной стены, где не было зеркал, стояла лавочка и большой шкаф для полотенец. Зал крест-накрест пересекали веревки с бельем и прищепками, в одном углу стояли доски для глажения, тазы с тряпками и корзины с ворохами грязной одежды. Поэтому Анхельму и Рин пришлось повозиться: снять все веревки, убрать сохнущее белье и приспособить несколько мешков под тренировочные мишени.
Анхельм с восторгом любовался, как стремительно и красиво движется Рин. Девушка упражнялась с Соколиной песней и дротиками одновременно, прыгая вокруг обернутого несколькими полотенцами стобика турника, на котором до этого сушились ковровые дорожки. В ее действиях не было никаких силовых приемов, одна лишь акробатика. Вот она прокрутилась на руках, ударяя поочередно ногами в голову невидимого врага. Вот резко опустилась и выполнила подсечку. Наконец она остановилась, тяжело дыша, и посмотрела на Анхельма. Поманила к себе пальцем.
– Я не умею драться, – замялся он.
– Ничего, мне просто нужен живой противник, который будет двигаться. С бревном неудобно. Не бойся, я буду с палкой, не стану же я тебя лупить клинком.
– Я не слишком высокий для тебя? И я же сильнее...
Она фыркнула и засмеялась:
– Если ты сможешь до меня хотя бы дотронуться, я поставлю тебе памятник из золота в центре неважно какого города.
После пяти минут разминки Анхельму захотелось взять свои слова обратно. Рин вертелась и скакала, словно белка, и не позволяла ему пробить ее защиту. Рядом с ней он казался себе неповоротливым медведем и действительно ни разу не смог до нее дотронуться. Сколько у него к вечеру будет синяков, он боялся даже предположить. Анхельм решил использовать свой рост и просто схватить ее, но внезапно пол прыгнул ему в лицо – это Рин подсекла его. Пока он соображал, что произошло, она уже приставила импровизированный клинок к его горлу. Анхельм сразу поднял руки вверх. Девушка усмехнулась и помогла ему подняться.
– Это было похоже на избиение младенца. Кто тебя учил? – спросила она, вытирая лоб полотенцем.
– Я же сказал, что не умею драться, – Анхельм пожал плечами и сел на лавку. – Сам учился, пока маленький был. Толку-то от этого?
– С этим надо что-то делать. Плохо, что ты не можешь постоять за себя...
– Научи меня.
– Учить тебя я не смогу, у меня тот стиль боя, который тебе не подходит: все основано на акробатике и единичных ударах по смертельным точкам. С твоим ростом акробатика невозможна. Ладно, я подумаю, чем могу помочь, но не факт, что придумаю.
Рин стала ходить кругами, остывая. Наконец она села на лавку спиной к нему и стала стаскивать с себя кофту.
– Постой, я выйду! – смутился Анхельм.
– Куда? – не поняла Рин, а потом сообразила и ухмыльнулась. – Да сиди, сиди.
– Это как-то неловко...
– Анхельм, я служила в армии. Я спала в казарме с мужчинами, переодевалась там же, и на одном поле нужду справляла. Так что тебя я не стесняюсь. К тому же у меня кое-что есть под кофтой.
Не дав ему времени на возражения, она стянула кофту и осталась в простом белом хлопковом лифе на тонких бретельках.
– И правда, так ноги болят! Пожалуй, посижу все же.
Рин засмеялась, отложила кофту в сторону и стала развязывать сапоги.
– Что это у тебя такое? – спросил Анхельм, проводя пальцем по ее голой спине. Кожа мгновенно отозвалась мурашками на прикосновение теплых пальцев, но Рин решила не придавать этому значения.
– Где? – она смешно сморщила лоб и попыталась посмотреть себе на спину.
– Вот эта бледно-розовая полосочка под лопатками. Как будто шрам...
– А... Она у меня с рождения.
Анхельма осенило:
– А если это были крылья?
– Ага, конечно. Большие крылья, как у летучей мыши, – захихикала она.
– Нет, серьезно? – засмеялся Анхельм.
– Спроси что полегче. Вот, к примеру, этот шрам, – она закатала штанину и ткнула себя в ногу. От колена до щиколотки тянулась белая ниточка. – Это мне кости сращивали, когда нога была сломана. Почти год ходить не могла.
– Кошмар какой. Как же это ты умудрилась?
– Уметь надо, – цыкнула зубом Рин и надела сухую кофту.
– Но тот шрам на спине...
– Дался он тебе, – поморщилась Рин.
– А у других аиргов таких нету?
Она недоверчиво уставилась на него, а затем усмехнулась.
– Я что, по-твоему, раздевала всех подряд, чтоб на шрамы посмотреть?
– Ну мало ли, может быть, ты знаешь... – смутился Анхельм.
– Ох... – Рин закрыла лицо рукой. – Нет, Анхельм. Ничего такого нет ни у кого. Только у меня. Доволен?
Ханс Тельмер (3199 - 3278гг) - художник, скульптор, основатель школы витражной росписи. Создал первый витраж для собора Сиани, на котором изображены Творцы, спускающиеся с небес по золотой лестнице к людям.