Хроники Марионеток. Цель Офицера

Глава пятая, в которой Рин получает приказ и признание

– А твой дядя большой оригинал, – заметила Рин, поднимаясь по крутой винтовой лестнице.

– Да, – тяжело вздохнул Анхельм, – он отстроил себе эту башню, чтобы ему никто не мешал работать. Ума не приложу, как ему пришло в голову разместить кабинет вверху, а спальню и гостиную внизу, – сплошное неудобство! Ну, вот мы и пришли. Дядя!

Рин увидела в потолке открытый люк и поручни, подтянулась и села, свесив ноги. В проеме показалась белобрысая голова Анхельма, и она протянула ему руку, чтобы помочь. Он жестом попросил ее отойти и подтянулся точно так же, как она.

Рин огляделась. Внешняя стена той комнаты, где они находились, была круглой, в ней было одно большое окно, у которого стоял громадный письменный стол, заваленный бумагами, перьями, книгами и различными непонятными штуками. Рядом с ним на круглом ломберном столике темного дерева лежала треугольная доска, расчерченная маленькими треугольниками, а на ней стояли фигурки из дерева. Всю комнату пересекала стена, очевидно отделяя лабораторию от кабинета. Откуда-то доносился тихий мужской голос: «По зиме вернусь в отчий дом,

Сяду за простой скудный стол.

Матушка нальет мне чайку...»

– Вот это его кабинет, – объявил герцог и позвал: – Дядя! Дядя, ты здесь?

Откуда-то послышался звук разбитого стекла, а потом яростное чихание.

– Анхи! Ты испортил мне опыт!

– Прости, дядя.

Из лаборатории вышел высокий мужчина в темном костюме и рабочем халате. На вид ему было около шестидесяти лет, и он был все еще моложаво красив. Правда, первое впечатление было несколько подпорчено видимыми результатами неудавшегося химического эксперимента. Густые темные волосы, довольно длинные и волнистые, были всклокочены и покрыты непонятной зеленой слизью. Дядя был хмур и рассержен: темные густые брови сбежались к переносице, отчего на лбу появились морщинки, ноздри его крупного носа правильной формы недовольно раздувались, твердые тонкие губы искривились в недовольной усмешке. Его простая мужская красота была совершенно не похожа на утонченную, почти женственную красоту племянника. Единственным, что выдавало в нем родство с Анхельмом, были глаза. Такие же ярко-голубые, словно топазы.

– Анхи! Сколько раз я говорил тебе дергать за веревку, когда поднимаешься? – проворчал он.

– Не называй меня так, пожалуйста, – попросил Анхельм. – Я дернул. Веревка свалилась на меня.

Дядя на секунду задумался и топнул ногой.

– Проклятые грызуны! Опять отгрызли.

– Дядя, позволь представить тебе мою гостью, которую мы с тобой так долго ждали. Рин Кисеки, – улыбнулся он и с гордостью взглянул на девушку.

Дядя поспешно пригладил вздыбленные волосы и шагнул к ней с приветственно протянутой рукой.

– Ох, прошу прощения, леди! Я подумал, у меня начались галлюцинации.

Он затряс ее руку, приветливо улыбаясь.

– Рин, позволь представить, – продолжал Анхельм, – его превосходительство тайный советник императора, высокий канцлер Соринтии, герцог Танварри и по совместительству мой обожаемый дядюшка Орвальд Бернан Танварри Ример.

Рин пробрал озноб. Вот и встретились наконец. Хотя Рин много лет работала под руководством этого человека, она никогда его не видела. Ни разу тайный советник не снисходил до общения с агентами, все приказы передавались через руки нижестоящих начальников департамента.

– Да к чему же все эти регалии? – недовольно проворчал он. – Меня зовут Орвальд, и я дядя этого бестолкового юнца.

Анхельм с усталой улыбкой вздохнул, что свидетельствовало о том, что к такому обращению он уже привык и перестал с ним бороться.

– Не позорь меня перед дамой, – мягко попросил он. – Мы приехали к тебе, чтобы поговорить.

Орвальд взглянул мельком на племянника и снова залюбовался Рин, чья рука уже начала побаливать от крепкого пожатия.

– Письмо? Наконец-то. Ах, дорогая Рин! Я счастлив познакомиться с вами лично! За все эти годы вы почти не изменились.

Рин коротко улыбнулась ему и кивнула.

– Да, отличительная особенность аиргов. Мы медленно меняемся.

– Я прекрасно помню, как вы поступали к нам на службу в департамент. Уже тогда я знал, что о вас будут слагать легенды. И спасибо за Кревилля... Да...

Анхельм непонимающе нахмурился, и Рин поняла, что если сейчас словоохотливый дядюшка не заткнется, то одной ее тайной станет меньше.

– Я тоже счастлива с вами познакомиться, ваше превосходительство, и не стоит благодарностей! Это большая честь для меня! Прошу простить, но я очень спешу и прошу вас как можно скорее ознакомиться с письмом, что я привезла.

Орвальд нехотя отпустил руку Рин и пошел к своему столу.

– Проходите, присаживайтесь. Едва ли вы на самом деле так сильно спешите. Анхельм, дай мне письмо.

Анхельм дал. Некоторое время после прочтения Орвальд молчал, затем подошел к книжному стеллажу и достал несколько массивных томов.

– Значит, кристалл вывезли в Драконьи горы... – медленно сказал он, как будто пробуя на вкус эту мысль. – Дело пахнет хуже, чем дерьмо горнида.

– Дядя, здесь же дама! – возмутился Анхельм.

– По-моему, она не собирается падать в обморок, – насмешливо ответил тот. – Тут только ты, как изнеженная девица.

– Ох, да что же это! – всплеснул руками герцог.

Рин улыбнулась и тут же снова посерьезнела.

– То, что кристалл увезли, – стала размышлять она, – спутало все карты. Когда я отправлялась, его уже увезли из замка, а Арман пытался его перехватить. А вот что случилось дальше – неизвестно.

Орвальд некоторое время задумчиво молчал. Подошел к окну, полюбовался пейзажами, затем снова сел в кресло и пристально посмотрел на Рин.

– Я вижу несколько вариантов развития событий, – сказал он. – Первый вариант: Арман и все остальные попали под проклятие кристалла и стали одними из послушных... ну...

– Следующий вариант, – прервала его Рин.

Даже допустить такую мысль было нелепо. Арман не первый раз сталкивается с гвардейцами, он знает, что с ними нельзя контактировать. Стреляй – останешься цел. Позволишь им схватить себя и взглянуть в глаза – в рядах гвардейцев прибудет. Арман не мог совершить такую глупость.

– Арман и вся группа убиты, – высказал следующее предположение Орвальд.

– Такого не может быть, – она решительно отмела это предположение. – Моя интуиция говорит, что они живы и в порядке. Я бы знала, если бы что-то случилось.

И тут Рин вспомнила, как переживала совсем недавно об Иларе... Нет. Нет! Такого не может быть! Рин сжала кулак так, что костяшки побелели, а ногти больно впились в кожу.

– Вы уверены в этом на сто процентов?

Рин коротко и нервно кивнула.

– Если вы так уверены, значит у меня нет оснований полагать, что с ними произошло что-то подобное. Рассмотрим другой вариант: они просто упустили кристалл. И это значит, что до него теперь не добраться, ибо Драконьи горы для нас абсолютно неприступны и смертельно опасны. Драконы хорошо позаботились о собственном покое. Под каким углом ни взгляни, картина неутешительная. Есть, конечно, и четвертый вариант: они успешно уничтожили кристалл. Чувствуете что-нибудь подобное, Рин?

Рин отрицательно качнула головой.

– Вот и мне что-то подсказывает, что не уничтожили. Словом, мы снова в тупике. Казалось, счастье было так близко... – с горькой усмешкой резюмировал Орвальд, откинувшись в кресле. Рин закрыла лицо руками и отчаянно взмолилась, чтобы ее опасения не стали правдой. Один раз уже пытались пробраться на восток, за Драконьи горы... Это не кончилось ничем хорошим, еле спаслись.

– Дядя, а что насчет мятежа в Вэллисе? – спросил Анхельм, видимо, поспешив отвлечь внимание Рин от тяжелых мыслей. – Откуда растут ноги у этой истории?

Орвальд недовольно поморщился и вопросительно посмотрел на Анхельма.

– Я не давал Арману приказа спровоцировать волнения, и ты этого тоже не делал. И Томас Кимри тоже ничего подобного не обсуждал со мной, – пояснил тот.

Орвальд снисходительно усмехнулся.

– И конечно же, есть только два человека, способных разжечь такой скандал, и они обязательно живут в Соринтии. И конечно же, именно нашей оппозиции нужно это волнение, да? Ох, Анхельм, порой я думаю, что тебя нужно отправить обратно в университет доучиваться. Ну хорошо, слушай. Ты знаешь, что жители Вэллиса уже много лет требуют от Соринтии и Маринея признания их территориального и государственного суверенитета. А помнишь ли ты, что фактически общество там раскололось надвое: власть региона – правительственная, направленная туда непосредственно Вейлором, а жители требовали выбрать губернатора из местных? До сих пор они выдвигали требования лишь в устной форме, несколько раз выходили на площадь Вэллиса покричать, что хотят жить свободно от империи. Теперь же те, кто радикально настроен на смену правительства даже военным путем, требуют отставки губернатора, поставленного Вейлором, и хотят добиться отсоединения от Соринтии. Не все жители это поддерживают, поэтому я и говорю, что общество раскололось. Инсургенты уже несколько раз проводили различные акты военного характера, в конце концов Вейлору это надоело, он не пошел на переговоры и сделал то, что сделал. Подавил их. Потому что – кого волнует кучка крестьян, несведущих в политике? Руководство региона понимает, что если сейчас Вэллис выйдет из состава империи, это нанесет серьезный удар по целостности государства. Это будет значить, что вслед за Вэллисом и жители других спорных территорий запросятся на волю. Это могут быть, к примеру, Южные острова, которые, кстати говоря, Мариней спит и видит своими. И если всем эту волю давать, то мелкие государства расплодятся, как крысы. При этом Соринтия потеряет статус империи и снова станет королевством. Это будет означать раскол; то, к чему Вейлор приложил столько усилий в начале своего правления, пойдет прахом. Так вот, возвращаясь к твоему вопросу, откуда растут ноги у инсуррекции... Вспомни-ка, кто у нас под западным боком такой хитрый сидит, кто спит и видит, как бы отгрызть от Соринтии кусок пожирнее?

– Канбери? – удивился Анхельм. – Но им-то какое дело до южных территорий? Все равно не дотянутся, это же другая сторона континента!

– Наивный. Я тебя точно отправлю доучиваться. Если бы вэллисовским инсургентам удалось добиться цели, Канбери признал бы Вэллис суверенным государством, взял на себя обязательство уважать его территориальную целостность и подписал торговый договор. В военное время Вэллис был аннексирован Соринтией у Маринея, который, в свою очередь, когда-то аннексировал его у Соринтии. Проще говоря, Вэллис уже долгое время болтается как дерьмо в проруби, плавает от одной страны к другой.

Исходя из того, что Вэллис вышел бы из состава империи военным путем, ему был бы запрещен политический или экономический союз с Соринтией или Маринеем, а потому он бы очень быстро обанкротился и был в долгу как в шелку. Канбери дал бы в долг один раз, другой, а потом сделал обнищавший Вэллис своим вассальным государством. Жители Вэллиса это поддержали бы, потому что кушать что-то надо, гордостью никого не накормишь. А из своего у них только овцы да нефть, которая никому из этих крестьян не нужна, а вот Канбери как раз пригодится. И таким образом Канбери получает нефть в обмен на продовольствие. Нефть – это путь к развитию. Развитие – это путь к военной мощи. А военная мощь – это путь к господству.

Так вот, Канбери нужно лишь спровоцировать волнения, чтобы у нас начался разброд, и спокойно дожидаться, когда паника и хаос разгорятся по всей стране, чтобы в подходящий момент стать единственными, кто может решить проблемы народа. Но им нужны потрясения, а нам нужна великая империя. Пока жив Вейлор, у них ничего не выйдет. Как волк, попавший в капкан, отгрызает себе ногу, чтобы выбраться, так и император будет уничтожать инсургентов, чтобы Соринтия могла жить дальше как единая империя. Он великий правитель. Да, он творит ужасные дела, но его дела – великие. Вейлор держит Соринтию, как капитан – судно, попавшее в шторм. Если нужно рубить канаты, чтобы корабль не перевернуло – он отрубит. Кристалл к подавлению мятежа имеет лишь косвенное отношение, он дал Вейлору армию, которая не предаст его ни при каких обстоятельствах. Конечно, со стороны все выглядит страшно, как будто страна на пороге гражданской войны, где брат убивает брата.

– Я понял, дядя, можешь дальше не продолжать...

– Вот именно. Оставь Вейлору решать эти проблемы.

– Дядя, но ведь мы тоже добиваемся революции.

– В настоящий момент наша цель – уничтожить кристалл. Не пытайся справиться со всем сразу и предугадать ход всех событий, решай проблемы по мере их поступления, – наставительно сказал Орвальд, серьезно глядя на племянника.

Анхельм сердито фыркнул и отвернулся к окну.

– Кстати, о проблемах, – заметила Рин. – Если я все правильно поняла, то нам грозят большие проблемы из-за увеличения численности гвардейцев и, соответственно, патруля. И первыми от этого пострадают агенты и группа Армана. Ваше превосходительство, вы можете что-то сделать, чтобы избежать этого?

– Сейчас не могу сказать. Вейлор вправе распоряжаться собственной гвардией без совета маршала. Поймите, моя дорогая, вот что: если императорское решение наносит ущерб интересам герцогств, то Дворянское собрание при моей поддержке как высокого канцлера вправе наложить вето. Но в данном случае надо очень постараться, чтобы обосновать вето, не вызвав подозрений. Аргументы императора могут и, скорее всего, окажутся сильнее. Я подумаю над этим, но не уверен, что что-либо получится. В любом случае это не ваша забота. Даже если гвардия будет увеличена, мы найдем способы сообщения между регионами. Работа агентов не встанет. Между прочим, я надеюсь, вы добрались сюда без проблем?

– Об этом я и хотела поговорить, ваше превосходительство, – ответила Рин тоном чуть более резким, чем собиралась. – Я допускаю возможность того, что всего лишь ошиблась в своих суждениях, но моя интуиция говорит об обратном. А я привыкла ей доверять. Мой маршрут составил Грей Шинсворт, который сейчас переведен работать в Кимри, верно?

– Частично. Но верно.

– И он же настаивал на переходе через Горящие сосны и Красный лес, верно?

– У вас возникли трудности? Это не слишком удивительно, учитывая особенности маршрута...

– Грей Шинсворт рисовал карты катакомб под Девори сам или же воспользовался чьими-то сведениями?

– Он не раз ходил через эти катакомбы, – нахмурился Орвальд. – К чему этот допрос?

– Прошу прощения, я лишь пытаюсь прояснить ситуацию. Мне дали неверную карту и неверное расписание патруля.

– Племянник? – спросил Орвальд, обращая на Анхельма ледяной взгляд.

– Я тоже хотел бы знать, почему так сложилось. Поэтому, Рин, расскажите всю историю от начала до конца, и мы вместе разберемся.

Рин вздохнула и начала рассказывать о своем путешествии с того момента, как покинула Эрисдрей, умолчав о разговоре с Рошейлом. Она выкладывала факты вместе с собственными размышлениями и пристально следила за реакцией его превосходительства. Орвальд оставался совершенно бесстрастным, лишь чуть прищуривал глаза и тоже смотрел на нее, не отрываясь. Наконец она закончила и спросила:

– Я хочу знать, что это за тварь обитала там, в катакомбах! Еще одну такую встречу я вполне могу не пережить. Я лишь описала монстра, но могу и нарисовать.

– Мой стол в вашем распоряжении, берите, что нужно, – Орвальд освободил ей стул и убрал некоторые свои бумаги. Минут пять, пока она рисовала, они стояли в тишине. Затем Орвальд и Анхельм внимательно рассматривали рисунок, и по выражению их лиц было ясно, что ничего подобного они раньше не видели.

– Ну, что думаешь, Анхи? – спросил Орвальд, передавая рисунок племяннику.

– Особых соображений нет. Возможно, это какая-то неизученная магия. Или результат межвидового скрещивания с использованием некоторых заклинаний. Но я не знаю ни одного волшебника, которому было бы под силу создать подобное, хотя, конечно, со всеми магами я не знаком. Но у нас есть одна зацепка: эта тварь явно была вместе с гвардейцами, и вполне вероятно, что слушалась их. И если подумать... – Анхельм сел в кресло, положа ногу на ногу, и взялся за подбородок. – На карте было обозначено всего лишь два выхода из катакомб. В один Рин вошла, из другого вышла. Но мы знаем, что тварь не выходила через тот колодец, через который вышла Рин, и не могла так быстро добраться до южного конца города, это заняло бы слишком много времени, учитывая то, что она была ослаблена ядом. Исходя из этого, можно сделать вывод, что есть третий выход, о котором нам не было известно. И этот выход ведет непосредственно к одному из стационарных постов, – Анхельм внезапно поднялся и стал что-то искать на столе. – Дядя, где карта Девори?

– Карты в левом нижнем ящике стола.

Герцог нашел пергамент и развернул карту города на столе. Немного подумав, ткнул пальцем в северный выход из города.

– Скорее всего, третий выход располагается у северного въезда в город, потому что именно там должен был быть в это время патруль. Это ближе всего к тому колодцу. Тварь не могла бежать с гвардейцами через весь город, такой зверь привлек бы слишком много внимания, и уже сегодня о нем бы написали в газете. Ты понимаешь, к чему я клоню, дядя?

Орвальд молчал с минуту, его взгляд был направлен прямо и вверх, и Рин почти могла слышать, как крутятся шестеренки мыслей в голове его превосходительства.

– К тому, что... Грей Шинсворт больше не работает на нас, – медленно ответил он, и Анхельм согласно кивнул.

– Как я мог это допустить? – задумчиво вопросил он. Анхельм лишь пожал плечами.

– Я изначально был против его перевода в другой регион. И если ты об этом спрашиваешь, то теперь нужно действовать как можно быстрее, чтобы вернуть его назад и допросить.

– Можно не возвращать назад. Знаешь, я вдруг подумал... Не будет ли проще через него сливать дезинформацию?

– Дядя я не хочу рисковать всей сетью только ради того, чтобы доставить тебе удовольствие подергать за ниточки! – возмутился Анхельм, и Орвальд грозно взглянул на него.

– Анхи!

– Дядя, я не считаю, что сейчас уместно играть с огнем. Не тогда, когда у нас возникли такие проблемы с кристаллом. Не тогда, когда наши агенты разбросаны в самых опасных местах! Не тогда, когда Карен провалилась с миссией! – Анхельм повысил голос, голубые глаза метали молнии. – Грей может раскрыть нас всех, его следует вывести на чистую воду как можно быстрее, а не играть в кошки-мышки. У нас нет лишних агентов, нет мгновенного сообщения между регионами, новости сильно опаздывают. У нас нет времени играть, дядя!

– Не ори на меня, – поморщился Орвальд, усаживаясь в кресло. – Понял я мысль твою неглубокую. Хорошо, я поговорю с Гальярдо, пусть возвращает его как хочет или вылавливает. Но сам. Он тоже в ответе за то, что проворонил потенциального предателя. Я говорю «потенциального» потому, что его вина не доказана. Надеюсь, вы это понимаете.

– Разумеется, – пожал плечами Анхельм.

Повисшая неприятная пауза резала Рин уши, поэтому она робко предположила:

– Я все еще думаю о той твари, и вот что пришло мне в голову: а если это результат действия кристалла? Если его магия уже развилась настолько, что стало возможным обращать людей в таких монстров?

Орвальд заинтересованно посмотрел на нее.

– В этом предположении есть определенный смысл. Но вы же понимаете, дорогая Рин, нет ни единой возможности проверить вашу гипотезу. Мы можем опираться лишь на то, что уже знаем о кристалле.

– Прошу прощения, но, по-моему, мы до сих пор за все эти годы так ничего толком и не узнали. Точно известно лишь, что кристалл может подчинять себе сознание и превращать людей в послушных марионеток.

Вместо ответа Орвальд подошел к полке, достал внушительный фолиант и, стряхнув с него пыль, стал листать. Найдя нужное место, он расправил страницы и стал читать вслух:

«...В воронке стоял трупный смрад, повсюду лежали тела обезображенных людей и дохлые птицы. Посреди всего возвышался большой, в два человеческих роста, кристалл светло-зеленого цвета. Нет сведений о том, что случилось, когда земля обнажила кристалл, так как выживших свидетелей не было. Достоверно известно, что спустя день к кристаллу начали стекаться тысячи людей. Они стояли в безмолвии целые сутки, а на второй день очнулись. Один из них, имя его Илар, придя в чувство, поспешил в императорский дворец, чтобы рассказать о странном и ужасном событии. Император приехал на следующий день, и я был вместе с ним, в его свите. Его Величество распорядился вынести кристалл, но никто не смог к нему прикоснуться, словно он был огражден невидимой стеной. И тогда Вейлор сам подошел и прикоснулся к кристаллу, желая проверить слова слуг.

В тот момент в лесах волки подняли такой вой, словно обезумели от горя. Птицы же смолкли. Тучи быстро сгустились над полем, пролился сильный дождь. Молния ударила в кристалл, и мы думали, что потеряли нашего правителя. Но он был жив. Его и кристалл охватили молнии, Вейлор закричал так, будто его резали заживо, а затем молнии исчезли, он упал на колени и зарыдал. В тот момент мы решили, что кристалл был великим злом, и хотели увести нашего Повелителя от него, но он не позволил. Он сказал, что ему было видение, что земли при его правлении объединятся, что открыты будут человеку новые возможности. Он сказал:

– Возрадуемся! Со мной говорили великие Хранители! Они сказали мне, что наши земли снова будут едины и един будет человек, что уйдут все твари нечеловеческие, что нужно слушать и делать, как говорят Хранители, и тогда наступят на земле мир и процветание!

Люди возликовали и стали падать на колени перед ним. Кристалл же вывезли вместе с землей, на которую он упал, и надежно спрятали в Сорин-Касто.

Много дней прошло с тех пор. Страна первое время действительно шла на подъем. Вражда между герцогствами прекратилась, и земли действительно объединились. Но с Его Величеством творилось что-то неладное, и только близкие люди могли это понять. Его характер резко стал грубым и жестоким, он стал строже наказывать своих подчиненных за провинности. С ним все сложнее стало договариваться, и он отослал от двора почти всех герцогов, запретив им являться к нему без крайней необходимости или вызова.

Изменения стали происходить затем и со слугами, и с армией. Слуги стали безропотно выполнять все приказы. Однажды Его Величество разозлился и сказал слуге пойти и утопиться, что последний и сделал, не выказав никакого недовольства приказом.

Солдаты императорской гвардии словно лишились всех человеческих эмоций, любые приказы, сколь бы нелепыми они ни были, выполнялись без обсуждения.

3 июня 3985 года во дворец прибыла делегация старейшин поселений аиргов (Иствана и Делея) и бургомистров городов из герцогств Танварри, Зальцири и Уве-ла-Корде. Они сообщили, что деревни страдают от мора, вызванного неведомой болезнью, которая практически не поддается лечению. Собственных врачей и лекарств не хватает, и поэтому они, с разрешения правящих герцогов, просят помощи у столицы, так как эпидемия может перерасти в пандемию.

Но вместо врачебной помощи Его Величество послал туда несколько взводов своей личной гвардии, которые сожгли деревни вместе с зараженными жителями. Сами гвардейцы также не ушли оттуда живыми. Как выяснилось, император отдал им приказ уничтожить деревни и сжечь себя заживо, чтобы они не стали переносчиками болезни.

Ужасающие подробности открылись, когда из пострадавших поселений к герцогам стали приезжать выжившие свидетели чудовищного побоища. Дворянское собрание возмутилось, выразило протест и потребовало от императора немедленно сложить корону и передать ее наследному принцу. Тогда выяснилось, что принца уже давно нет в королевской семье и самой семьи тоже нет. Вейлор Соринтийский отослал свою жену и дочь в монастырь, потому что те пожелали посвятить жизнь служению Светлой Сиани. Принц, по его словам, не способен был наследовать трон из-за смертельной болезни крови. Это подтвердили придворные врачи. В присутствии Высокого Канцлера Соринтии и священнослужителей Сиани Его Величество отрекся от сына и отдал его на воспитание в крестьянскую семью. Что стало с ребенком – до сих пор неизвестно. Если принц жив, то в 4002 году ему исполнится восемнадцать лет. Согласно Закону о престолонаследии вошедший в возраст наследный принц должен явиться ко двору до тридцатилетия и предъявить доказательства своего родства...»

После слов о сожженных деревнях Рин уже не слушала. Воспоминания снова захватили ее, и из-за этого тело ее словно оцепенело, лицо застыло безучастной маской.

– Что-то не так? – спросил Орвальд, вырывая ее из этого состояния. Рин поежилась.

– Нет-нет, – тихо ответила она, – продолжайте.

– Может быть, все же не стоит? – возразил он. – И вообще, что же это я вас даже не напоил чаем? И где мое гостеприимство? А ну-ка, подождите минутку!

– Ваше превосходительство, вам не по чину, позвольте мне... – поднялась было Рин, хватаясь за повод уйти и избежать разговора, но Орвальд положил ей руку на плечо и силой усадил обратно.

– У меня редко бывают гости, так что не откажите мне в такой радостной мелочи, как поухаживать за такой обаятельной дамой, – добродушно ответил он и подмигнул.

Орвальд отложил книгу и исчез в соседней комнате. Оттуда послышались бульканье воды, звяканье ложек и тихая возня хозяина. Анхельм придвинулся ближе к ней и тихо спросил:

– Рин, что случилось?

– Ничего. Просто воспоминания.

– Я могу узнать, о чем?

Девушка подняла голову и откинулась в кресле. Ее охватило сомнение, стоит ли рассказывать ему о прошлом, но потом она решила, что он должен знать. Сам же хотел доверия и правды от «подчиненных».

– В той деревне аиргов жила я, Анхельм. Истван... Тогда, в тот год... – она сглотнула ком в горле. – Мои отец, брат и жених погибли...

Рин дернула щекой и замолчала, уставившись в потолок.

– Мне жаль.

– Угу. До сих пор не понимаю, пережила я это или нет...

– Прости. Я не хотел причинить тебе боль.

– Да нет, не извиняйся, ты здесь ни при чем – качнула она головой и вздохнула. – Видишь ли, люди сравнительно легко переносят утраты. Век человеческий недолог, глупо тратить его на страдания по ушедшим. А мы, аирги, очень долго забываем потери, потому что живем по пять сотен лет и привязываемся к близким куда сильнее. Мы тяжело привыкаем и сближаемся, но если уж назвали кого-то другом, то будем вместе до конца.

Она прикрыла глаза и почувствовала, как ее рука оказывается в больших и теплых ладонях герцога.

– Рин, я надеюсь, что наше с тобой знакомство перерастет в нечто большее.

Глаза девушки мгновенно открылись, и она с изумлением и смущением посмотрела на Анхельма.

– Че... что?

Он не ответил, лишь улыбнулся и потянулся к ее щеке, но Рин отодвинулась. Анхельм так и замер с протянутой рукой.

– О, я не вовремя! – ехидно произнес Орвальд позади них.

Рин обернулась и увидела его стоящим в дверях комнаты, с подносом в руках. Схватившись за удобный повод отмолчаться, вскочила и бросилась освобождать стол.

– Иди сюда, бесстыжий! – нетерпеливо потребовал его превосходительство. Анхельма подчинился нехотя.

– Анхи, ты ведешь себя очень неприлично, – заметил Орвальд тихо, чтобы Рин не услышала. Рин, естественно, слышала.

– Дядя! – возмутился его племянник.

– Не дядькай мне тут. Держи вот это и помогай.

Анхельм и Рин общими усилиями накрыли низенький столик и расположились на удобном кожаном диване и креслах.

– В общем, картина для меня вырисовывается следующая, – начал Орвальд, отпивая из чашки. – Я не буду сейчас больше ничего читать, вы и сами знаете окончание этой истории. Кстати, это неправда, что наследный принц пропал без вести, он надежно скрыт, – добавил Орвальд. – Дворянское собрание позаботилось о том, чтобы ребенка нашли и дали ему королевское воспитание. Естественно, никакой болезни крови у него нет. Большинство посвященных в тайну уже погибли. Сейчас конец четыре тысячи девятого года. С рождения принца прошло двадцать пять лет. Наследник давно вступил в возраст, до тридцати он должен быть признан. В противном случае после смерти монарха права наследования переходят по старшинству боковых ветвей. Вы поняли меня? Если принца официально не признают, а император тем временем умрет, трон может, подчеркиваю, может перейти к семье королевы. А ни нам, ни стране это совсем не нужно. Виолетта Катрина Зальцири-Дорсен умница и талантливый дипломат, но ей не справиться с государством без помощи ее матери. А матушка ее, Амалия, уже немолода и здоровье у нее весьма хрупкое. Их желание взять власть в свои руки вполне понятно. Многие считают, что быть императором – прекрасное занятие. Скажу вам как человек, всю жизнь отдавший государству... – Орвальд пристально посмотрел на племянника. – Править страной – это тяжелый, неблагодарный труд.

Анхельм склонил голову, и Рин услышала, как он сглотнул. Вдруг к ней пришло ощущение тоски, и она поняла, что это герцог переживал, что однажды бремя правления свалится на его плечи. Ей захотелось взять его за руку и хоть немного подбодрить, но она не могла этого сделать.

– Но вернемся к теме разговора... Как вы понимаете, сейчас принцу раскрываться нельзя, для него это верный способ навлечь на себя убийц, нанятых семьями потенциальных наследников. Та же герцогиня Зальцири не остановится ни перед чем. Так что в ближайшие пять лет мы должны разделаться с кристаллом, вероятно, свергнуть Вейлора и посадить на трон его высочество.

– Дядя, стало быть, ты знаешь, где скрывается наследник?

Орвальд строго посмотрел на Анхельма.

– Да. Но это строжайшая тайна. Так как я тайный советник императора, мне известно все о принце.

– Какой он? – с любопытством спросил Анхельм.

– Он достойный молодой человек, – кратко ответил дядя, давая понять, что не намерен развивать эту тему.

– Почему ты раньше никогда не говорил, что знаешь его высочество? – подозрительно спросил Анхельм.

– Ты не спрашивал, и повода не представлялось. Вернемся к кристаллу. Автор книги прав: люди откопали зло, – сказал Орвальд. – Как оно попало в эти золотоносные шахты – неизвестно. Что оно собой представляет – тоже неизвестно. Во всяком случае, я пока не нашел легенд об этом. Тем не менее кристалл, как свидетельствует автор и в чем мы на своем опыте убедились, действительно способен подчинять себе разум. Способен ли он менять внешний облик живого существа? Есть ли у него возможности более сильной магии? Мы не исследовали его. Что можно сейчас сказать точно?

Он пожал плечами и отпил чая.

– Хотел бы прокомментировать эпизод с... уничтоженными деревнями. Возможно, мои слова покажутся вам кощунственными, Рин, но действия его величества не то чтобы совсем нельзя понять. В тот страшный год началась эпидемия чумы, завезенной к нам из Маринея. Рин, вы, вероятно, помните, что до того мы страдали от неурожая?

Рин кивнула:

– Нам пришлось тогда покупать зерно у пришлых торговцев.

– Вероятно, именно они и стали источником заразы, – подтвердил Орвальд.

– Наши врачи не могли вылечить больных, это было странно и страшно. Люди угасали в течение нескольких дней, в страшных муках, аирги держались неделями. Если бы не угрожающий темп распространения болезни и практически бесплодные попытки лечения, мы бы так и не смогли убедить старейшину отправиться за помощью. И, как оказалось, неизвестно, что было хуже! – Рин тяжело вздохнула.

– Когда на ноге разрастается гангрена, ампутируют всю ногу, – заметил Орвальд, не глядя на нее. – С управленческой точки зрения действия его величества можно понять: чума унесла бы жизни миллионов.

– Это не повод! Мы просили всего лишь магической поддержки! Мы бы нашли лекарство! – вскинулась Рин, чувствуя, как закипает в ней гнев.

– С эмоциональной, человеческой точки зрения его понять нельзя, – ответил его превосходительство. – Тяжело быть императором, приходится принимать очень трудные и неприятные решения. Жертвовать одним, чтобы спасти другое. Но чем в действительности руководствовался Вейлор? Собственная ли голова подсказала ему так поступить?

– Да уж ясно, что он ни с кем не советовался, – зло ответила Рин, сглатывая комок и стараясь подавить растущее напряжение.

– Поговорим о деле, – внезапно перевел тему Орвальд, видимо чувствуя, что не стоит давить на ее больные мозоли. – Нам известно направление, в котором вывезли кристалл, но неизвестно место назначения.

– Ваше превосходительство, так что же мне сейчас делать? – перебила Орвальда Рин. – Я прибыла сюда с этими сведениями, но, как я поняла, никаких указаний к дальнейшим действиям от полковника Рошейла не поступало, иначе вы бы уже сказали мне о них. Все, что я знаю, – мне нужно встретиться с группой Армана.

– Ох, – поморщился Орвальд, – я совершенно забыл сказать. Да. Я говорил с Рошейлом, именно я запросил вас в этот регион. С сегодняшнего дня вы переходите под непосредственное командование Анхельма и будете состоять его личным охранником. Во всем вы будете подчиняться моему племяннику.

Рин застыла как громом пораженная. Она с немым изумлением посмотрела на Анхельма, ожидая хоть каких-то объяснений. Герцог неотрывно смотрел на дядю, тоже ничего не понимая. Орвальд перевел взгляд с Рин на племянника и сказал.

– Анхельм, будь добр, сходи вниз и скажи Тиверию, чтобы готовил сани.

– Дядя, мне нужно знать... – начал было Анхельм, но наткнулся на неожиданно жесткий взгляд дяди.

– С тобой я поговорю позднее. Сходи к Тиверию, – повторил Орвальд.

Герцог поднялся и, бросив недовольный взгляд на родственника, вышел. Когда его шаги на лестнице стихли, Рин заговорила:

– Я не понимаю. Кто отдал такой приказ? Вы же знаете мой статус, я не могу...

– Полковник Рошейл в ответ на мою просьбу обеспечить безопасность моего драгоценного племянника любезно согласился перевести вас с должности особого курьера в личную охрану, – медленно сказал Орвальд, глядя на нее доброжелательно, но серьезно. – О вашем статусе мы тоже позаботились, не волнуйтесь. В департаменте безопасности вы до недавних пор числились как пропавшая без вести. Так как ваше дело было под грифом секретности, новенькие даже не подозревают о вашем существовании. Его величество, уверяю, давно забыл о вас. Что мы сделали? В официальных источниках о вас не было слышно ничего в течение десяти лет, поэтому мы оформили вас как погибшую при неизвестных обстоятельствах и запихнули дело в архив. Иначе говоря, с прошлой недели разыскиваемой особо опасной преступницы по имени Рин Кисеки просто не существует.

Девушка второй раз за день почувствовала, что не справляется с потоком информации.

– Я даже не знаю, что и сказать, – выдавила она.

– Простой словесной благодарности будет достаточно. Не так давно я получил право подписи приказов о зачислении новых сотрудников и повышении в должности. Пользуясь этим, мы с Рошейлом оформили вас в департамент снова, но теперь на должность агента в отдел специального назначения «Тигры». Ваше имя по документам – Ирэн Эмерси. Звание – полковник. Вас даже не понизили, слышите? Доступ к вашему личному делу имею я, Рошейл и глава департамента Альберто Гальярдо. Никто не должен знать, кем вы были. Я надеюсь, вам не нужно объяснять, что вы засекречены даже от Анхельма? А Арман и остальные ваши друзья не должны знать, кем именно вы стали.

– Вы снова решили бросить меня грудью на амбразуру, да? – горько спросила Рин. – Я едва оклемалась от прошлого раза и снова встряла...

– Рин, – строго перебил ее Орвальд. – Случившееся тогда несчастье произошло исключительно по ошибке Риккардо. Всем нам свойственно ошибаться, и не мне вам это объяснять. Но даже в той жуткой ситуации вы сделали все от вас зависящее, чтобы исправить роковую ошибку. Вы повернули стрелки истории, помогли разобраться с заговором. Не ваша вина, что война все равно началась, это было предрешено. Я искренне прошу прощения за то, что произошло тогда. И если бы Риккардо был жив, он бы сказал то же самое.

Рин молчала, не зная, как ответить.

– Во-первых, скрывать все от Армана и Зары абсолютно бессмысленно. Даже не требуйте. Во-вторых, Анхельм должен знать, кто рядом с ним, – наконец произнесла она. – Я не смогу утаивать это от него. Он обязательно задаст вопрос и докопается до правды. Так как вы очень тактично и вовремя начали разговор, он уже вас подозревает, поэтому...

– Анхельм не поймет правильно вашего прошлого.

– Неправда, поймет.

– Мой племянник склонен излишне романтизировать окружающую действительность, поэтому игнорирует многие вещи, которые следовало бы учитывать в его положении.

– Не понимаю, о чем вы.

– Да слепому ясно, что мальчишка влюбился в вас! – воскликнул Орвальд. – Как это до вас еще не дошло?

Рин промолчала.

– Поймите одну вещь: вы действительно должны быть с ним рядом, но не в том качестве, в котором хочет он. Вы понимаете почему?

– Нет. То есть... не знаю! Я сейчас так ошарашена всем этим, что абсолютно не знаю, что сказать, – она всплеснула руками и невидяще уставилась в окно.

– Анхельм происходит из дворянского рода. Я и мой родной брат, отец Анхельма, Вольф Бернан Танварри Ример, приходимся императору двоюродными братьями. Поэтому Анхельм сейчас первый претендент на трон по одной из боковых ветвей. Никто – повторяю, никто! – не подозревает, что настоящий наследник жив. Все считают, что мой племянник после смерти Вейлора займет трон. Анхельму постоянно угрожает опасность. Семья королевы очень хорошо понимает, что может потерять права на престол, и приложит все усилия, чтобы подобного не случилось. Вы должны охранять его, а не в любовные игры играть! Понимаете?

– Сложно было бы не понять. Боюсь только, что ваш племянник с вами не согласится.

– Я слишком многим пожертвовал, чтобы обращать внимание на бестолковые детские капризы, – сурово процедил Орвальд, и на лице его появилось выражение холодной жестокости. – Пусть наслаждается вашим обществом, пока у него есть время. В конце концов, ему только на пользу, пусть учится общаться с женщинами. Мне неприятно это говорить, но, думаю, вы понимаете, что в определенный момент вам предстоит исчезнуть. И если вы не последуете моим указаниям и пропустите этот момент, то для вас все закончится не очень хорошо.

– Сложно было бы не понять, – повторила она в тон ему. – Я же говорю, грудью на амбразуру. Хотела бы я знать, почему именно я должна этим заниматься?

– Потому что вы лучшая в этом деле. Я могу доверить драгоценную жизнь своего племянника только тому, в ком уверен на все сто.

Она наклонилась и выразительно посмотрела на Орвальда.

– Тогда я настаиваю на том, что Анхельм должен все обо мне знать. Чтобы эффективно его охранять, мне нужно полное его доверие ко всему, что я говорю и делаю, и основано это доверие должно быть не на его ко мне романтическом отношении. Он должен знать. Иначе я отказываюсь в этом участвовать и выхожу из игры прямо сейчас. Сами знаете, что я смогу и никто никогда меня не найдет.

– Вы в этом так уверены? – нехорошо сощурился Орвальд. – Я могу найти иголку в стоге сена, если она мне понадобится.

– Вам напомнить, что всю жизнь вы ищете иголки с помощью меня и Армана? Вы способны давать задания, а вот выполняют их совсем другие люди, чьими мозгами и умениями вы беззастенчиво пользуетесь. Не переоценивайте свои силы. И не надо меня запугивать, я вам не девочка.

Он устало потер виски и очень недовольно взглянул на нее.

– А вы шантажистка, Рин.

– Ой, так вы не любите, когда у марионеток путаются ниточки, да?

– Как вы себе это представляете? – сказал он, игнорируя ее реплику.

– Вы сумели провернуть такую сложную работу с восстановлением моего статуса, но не знаете, как объяснить племяннику, что рядом с ним охранник, а не любимая женщина? – притворно удивилась она. – Придумаете что-нибудь. Я в вас верю. Как компромисс: я могу объяснить сама.

Его превосходительство был чернее тучи. Рин знала, что играет с огнем, но ей до боли осточертело, что ее используют все кому не лень, так что теперь было наплевать на возможные последствия.

– Сами, – немного подумав, согласился Орвальд. – И я рассчитываю, что вы объясните ему это максимально доходчиво, и желательно в таких выражениях, чтобы его любовные грезы рассеялись. И не вздумайте сбежать, Рин. То, о чем я говорю, – это не просьба. Это приказ. Я знаю, у вас тяжеловато с выполнением приказов, но надеюсь, до вас дойдет с первого раза, насколько я серьезен.

– Уже дошло, не сомневайтесь, – отчеканила Рин, борясь с желанием послать его подальше. – Анхельм поднимается.

Дядя мгновенно принял добродушный вид. Маска расчетливого игрока исчезла, словно и не было этого тяжелого разговора. Рин потрудилась придать своему лицу более спокойное выражение, и вроде бы ей это удалось.

– Анхельм, вот и ты!

Герцог имел вид недовольный и растерянный. Он прошел и молча сел в кресло.

– Мы как раз обсуждали ваши дальнейшие действия. Вы, дорогая Рин, останетесь с Анхельмом и будете его охранять.

– Я поняла с первого раза, но спасибо, что повторили, – она недовольно поджала губы, спокойно встречая раздосадованный взгляд его превосходительства.

– Что касается Армана... Надеюсь, сейчас его группа на пути в Кандарин. Но прибудут они туда только через неделю или около того. От поместья Анхельма до Кандарина около дня пути пешком, значит, на лошади несколько часов. Заберите с собой книги, которые я вам сейчас дам, а через неделю я извещу вас, прибыл ли Арман. Или же он явится к вам сам.

– Целая неделя... – снова огорчилась Рин.

– Я уверяю тебя, мы найдем, чем заняться, – поспешил сказать Анхельм, нежно глядя на Рин.

Та даже головы не повернула. Орвальд деликатно кашлянул, привлекая внимание племянника.

– Привыкайте к обществу моего племянника, дорогая Рин, вы здесь надолго.

Рин отвела взгляд, пожимая плечами, – так, будто ей было все равно. Но внутри у нее все клокотало от того, как с ней обошлись. Все решили за нее, даже не спросив ее мнения!

– У вас будет действительно важное задание от меня, – сказал Орвальд. Он встал, взял с полки несколько книг и передал Анхельму.

– Эти я еще не успел прочитать, мне их только недавно привезли. Здесь собраны все возможные легенды о существах, населявших наш мир когда-то и ныне живущих. Эти книги писали специально по моему заказу, они уникальны, так что обращайтесь с ними бережно. Я отчаялся найти научно обоснованную информацию, поэтому теперь буду искать любые мифы и сказки, которые могут дать хотя бы косвенно относящуюся к делу информацию. Словом, все, что может хоть как-нибудь помочь. Возможно, в этих книгах есть что-то, что может пригодиться, поэтому я прошу вас читать очень внимательно, а вас, дорогая Рин, прошу вспомнить все сказки, предания, легенды, которые есть у аиргов. Мы не смогли спросить их об этом сами, старейшины Делея и Иствана отказались разговаривать с нами на эту тему. Я понимаю, Рин, что вы уже очень давно не живете с аиргами, но, может быть, вы хоть что-то помните из рассказов?

Рин пожала плечами.

– Я уже говорила, что мне известно не больше, чем другим.

– А теперь, мои дорогие, вам пора ехать обратно. Солнце уже садится, а ехать в ночи в высшей степени неприятно. О, вот и ты, Тиверий! Как раз вовремя.

– Анхельм! – позвал дворецкий. – Погода ухудшается, пошел снег. Нам нужно торопиться.

– О, тогда мне нужно покормить скотину и закрыть подвал, – озабоченно пробормотал Орвальд.

– Ваше превосходительство, – спросила Рин, указывая на треугольную доску с фигурами. – Что это такое?

– Один из самых страшных кошмаров моего детства, – ответил Анхельм, на что его дядя чуть улыбнулся. Орвальд подошел к доске и задумчиво погладил массивные резные фигурки. Переставил одну черную на другой треугольник.

– Это, Рин, игра. Милая развивающая игра, которая помогает понять, кто ты такой и каково твое место в этом мире. Называется она «Око Судьбы». Я привез ее из Арании, там она очень любима народом. Как-нибудь позже я научу вас в нее играть. Идемте!

Они по очереди стали спускаться вниз. Когда Анхельм помог Рин забраться в сани, которые уже прилично замело, Орвальд окликнул его.

– Анхи! Подойди-ка сюда, помоги мне!

Они отошли на довольно большое расстояние, но Рин все равно услышала, как дядя отчитывает племянника:

– Анхельм, я хочу с тобой поговорить. Знаешь, о чем?

– Не уверен, – ответил тот, тон его был холоден.

– О Рин. Я надеюсь, ты не перешагнешь рамок приличия, не будешь потакать своим слабостям и не станешь делать глупостей.

– Дядя, – жестко ответил Анхельм, – мы уже говорили об этом.

– Говорили, но недостаточно. Ты помнишь, как должен вести себя с ней? Почему ты не слушаешься меня?

– Потому что ты говоришь совершенно неприемлемые для меня вещи! Ты хоть понимаешь, что я почувствовал, когда она пришла ко мне вчера?

– Аргх!

– Я не отпущу Рин, не попробовав даже объясниться с ней! Если она не примет мои чувства, так тому и быть, я постараюсь стать ей близким другом. Но я не позволю тебе решать за меня!

– Анхельм!

– Оставь это, дядя! Ты сам попросил Рошейла перевести ее в мою охрану. Ты что, нарочно издеваешься над моими чувствами?

– Я надеялся, что столкновение с реальностью развеет твои детские фантазии. Видимо, я ошибался.

– Ошибался.

– Анхельм, ты понятия не имеешь, кто она такая! Вспомни о своем происхождении!

– Мама тоже была не из знатного рода, но это не помешало отцу жениться на ней.

– Я не об этом говорю! Она – аирг! Она старше тебя в три раза! Она проживет еще лет четыреста, да сохранят ее боги! А ты? Сколько еще проживешь ты?

Повисла пауза. Казалось, сердце Рин в этот момент перестало биться.

– Я не знаю, – серьезно и спокойно ответил Анхельм. – На все воля богов. Я хочу прожить с ней как можно дольше. Пусть это будет год, месяц, даже неделя! Даже если она мне откажет, я должен попытаться! Если я не попытаюсь, я никогда не прощу себя за то, что не использовал этот шанс!

– Анхи... Подумай, даже если она согласится, что вас ждет?

Рин зажмурилась.

– Я сделаю ее самой счастливой женщиной на свете. Я никому не позволю ее обидеть! И я никогда не дам ей остаться одной. Никто и никогда больше не будет ее использовать. Дядя, всё! Я больше не хочу об этом говорить. Это мое решение, я его не изменю, не старайся.

Орвальд тяжело вздохнул.

– Время покажет. Доброй ночи, мой упрямый племянник. Как бы не пожалел ты о своем решении.

– И тебе доброй ночи, мой чрезмерно заботливый родитель. Мы все сделаем, как ты велел. Не злись на меня и не обижайся, пожалуйста. Просто я вырос.

Домой они ехали молча. Ветер выл и бросал снежные хлопья прямо в лицо, слепя глаза. Рин втянула голову в ворот меховой мантии так, что на ветру остались только глаза. Рядом, зябко кутаясь в шарф, сидел молчаливый и задумчивый Анхельм. Рин глянула на него искоса и отметила, что щеки у его светлости пылают как маков цвет.

«Либо смутился потому, что знает, что я все знаю, либо заболел, – подумала она. – Хотя зачем было так громко говорить, если знал, что я услышу? Может, действительно заболел?»

Метель усиливалась, мороз крепчал. Снежный пух сменился жесткой ледяной крупой, которая больно секла лицо. Рин спряталась под теплой шалью, Анхельм повернулся к ней, заслоняя лицо от ветра рукавом. Как только управлял санями Тиверий?

– Рин!

– Что?

– Еще недолго осталось. Минут десять.

– Это хорошо, я страшно замерзла!

Внезапно она почувствовала, что он пытается приподнять ее шаль, и подняла ее сама. Анхельм тут же нырнул головой под шерстяной полог, закрываясь от снежной крупы.

– Ты не возражаешь?

Рин покачала головой, удивленно глядя в глаза Анхельму. Его лицо было очень близко, она слышала его тяжелое, чуть простуженное дыхание. От него пахло мятными конфетами и еще чем-то сладким. Светлая челка падала на глаза, которые в темноте казались еще больше. Рин, не зная, куда себя деть, опустила взгляд и снова втянула голову в воротник полушубка.

– Странное чувство, правда? – спросил он немного нервно.

– Угу.

– Я... Слушай, я знаю, что ты все слышала.

– Угу.

– Немного перестарался, да?

Рин лишь пожала плечами. Анхельм сдался и замолчал.

Завидев огни дома, Рин зажмурилась в предвкушении горячей ванны и свежей выпечки. Анхельм подал ей руку, проводил до порога, а сам остался с Тиверием, чтобы помочь с лошадьми. Девушка вошла в дом, на ходу разматывая шаль и вытягивая руки из рукавиц.

– Добро пожаловать, госпожа! – поприветствовала ее Милли, принимая одежду.

– Добрый вечер, Милли! И не зови меня госпожой. Я просто Рин, хорошо?

Милли отрицательно повертела белокурой головкой.

– Не могу, госпожа. Его светлость не велел. Как вы съездили? Мадам Пюсси так волновалась, что вы попали в буран. Мы приготовили горячие ванны к вашему прибытию.

– О! Это очень хорошо! – обрадовалась Рин. – Милли, мне кажется, что Анхельм простудился. Попроси, пожалуйста, мадам Пюсси приготовить ему горячего вина со специями и грелки в кровать.

– Слушаюсь, госпожа!

Милли ушла, а Рин поднялась к себе и стала раздеваться. Ванна и правда была наполнена, так что девушка поспешила залезть в горячую воду. В голове вертелся разговор Анхельма и Орвальда.

«Нет, ну правда, стоило ли так об этом орать, – возмущенно думала она. – Сказал бы дяде, что просто не время об этом говорить. Надо же ему было открывать мне все таким образом... И что мне теперь делать? Как же надоело влипать в дурацкие ситуации! Еще этот дядюшка-манипулятор... Надеюсь, Анхельм догадывается, что его ждет. Да, конечно, как иначе? Наверняка дядюшка плешь ему проел этой темой... Вот ведь хитрый стервец! И со сменой имени и статуса тоже не легче. Чего он добивается?»

Она откинула голову и, прикрыв глаза, стала размышлять.

Если рассуждать логически, то из имеющихся сведений складывается интересная картина. У императора есть жена, дочь, сын и два двоюродных брата с собственными семьями. Все чудесно, лужайка с цветочками. Вдруг находится странный кристалл, который подчиняет императора своей воле. Затем жена и дочь уходят в монастырь, а от сына государь отрекается. Что могло побудить жену и дочь на такой шаг? Официально они отказались от любых претензий на трон и пожелали служить богине. Нелепо, но это сработало. Почему они отказались? И почему ушли именно в монастырь? Могло ли это быть как-то связано с тем, что Вейлор начал меняться? Могло. Вероятно ли, что император заставил свою жену уйти? Вероятно. По какой причине? Осознавал ли он, что меняется? Была ли это попытка обезопасить родных, отослав их подальше от кристалла и от себя, или же таким образом он обезопасил свой трон от посягательств возможных наследников? Если он преследовал первую цель, то почему тогда монастырь сгорел? Утверждалось, что это был несчастный случай: молния ударила. Верится в это с трудом, молнии так не ударяют. А если не несчастный случай, что тогда? Вейлор, находясь под властью кристалла, задействовал какую-то сверхъестественную магию, которая и вызвала молнии? Бред какой-то... Хотя почему бред? Не стоит отметать такую версию. Мейс служил тогда в пожарной части, и именно он тушил пожар. Вроде бы он говорил, что местные жители увидели, как монастырь заполыхал целиком, да так, что спастись из него никому не удалось. Поджечь настолько большое здание таким образом слишком сложно, на это потребовались бы десятки боевых огненных магов, а их на всю Соринтию... По пальцам одной руки пересчитать можно. И после этого остались бы свидетели поджога в виде самих устроителей. А магов огня Вейлор не стал бы убивать, их и так слишком мало осталось. А принц? Еще не легче. Выкинуть младенца из родного дома, отречься от собственного сына... Что двигало Вейлором? Безумие? Воля кристалла? Или расчет с тяжелым выбором? Может быть, он надеялся, что принц однажды победит проклятие отца и займет трон? Одни вопросы... И совершенно непонятно, чего добивается Орвальд. Несомненно, он хочет, чтобы Анхельм был признан как наследник престола, иначе позволил бы племяннику жить собственной жизнью, а не готовил его в короли. Но при этом, с его же слов, прикладывает все усилия к тому, чтобы сохранить жизнь принцу и возвести его на трон. Или тайный советник императора разыгрывает сложную партию со множеством ходов? Если дело обстоит так, как он сказал, то мальчишке действительно грозит опасность. Без сомнений, Орвальд боится за племянника и именно поэтому воспользовался шансом поменять агентов и взять к себе под крыло наиболее сильного, по его мнению. Но зачем этот двойной ход с двумя наследниками? Перестраховка, чтобы трон не ушел к женской ветви рода? Дело ясное, что дело темное...

– Благие боги, при чем здесь я?! – прохныкала Рин, погружаясь под воду с головой.

Размышления Рин прервал стук в дверь комнаты.

– Рин! К тебе можно? – позвал Анхельм.

– Да, – крикнула она, вынырнув. Дверь щелкнула замком, послышались шаги, а затем растерянный голос герцога.

– Э-э... А где ты?

– Я в ванной, сейчас выйду.

– Я зайду позже!

– Да нет же, останься.

Она наскоро вытерлась полотенцем и обмотала им длинные волосы. Набросила шелковый халат, обула пушистые тапочки и прошла в комнату. Анхельм ужасно смутился, увидев ее в таком виде, и отвернулся.

– А ты почему не в ванне? – спросила она, присаживаясь на кровать и разбирая рюкзак в поисках чистого белья.

– Я хотел сначала зайти к тебе. У меня есть кое-что для тебя.

Он повернулся к ней и раскрыл ладонь, на которой лежала маленькая серебряная брошка в виде бегущего волка.

– Откуда у тебя это? – нахмурилась Рин, борясь с желанием немедленно выхватить брошь из его рук.

– Эта вещь у меня давно. Мне кажется, ты о ней знаешь больше меня.

Рин тяжело вздохнула и похлопала по кровати рядом с собой, приглашая его присесть. Анхельм сел на самый краешек, держась от девушки на приличном расстоянии. Рин взяла серебряного волка с его ладони и повертела в руках.

– Это память о моем женихе, – задумчиво объяснила она. – Его подарок. Я потеряла ее, когда была последний раз в Истване. Приходила туда, чтобы навестить могилы. И потеряла...

Рин откинулась на спину и стала разглядывать такую дорогую ей вещицу. Воспоминания нахлынули на нее, она поджала губы, зябко поежилась и прерывисто вдохнула и выдохнула. Столько лет прошло с тех пор, как она последний раз была там! Надо бы съездить, хоть навестить маму... Да не с нашим счастьем.

Анхельм, видимо, набрался смелости, потому что повернулся к ней. Она мельком взглянула на него и отметила, что герцог слишком бледный.

– Ты заболеваешь, – рассеянно сказала она, все еще погруженная в свои воспоминания.

– Да, чувствую себя неважно, – слабо улыбнулся он. – Я не об этом хотел поговорить.

– М-м?

– Рин... – голос его стал хриплым. – Прости мне мою дерзость. Я так глупо себя повел там, у дяди...

Она закатила глаза: опять двадцать пять.

– Но я не могу иначе. Я знаю, это бесстыдно с моей стороны, но...

– Послушай, Анхельм, – перебила она, – ты помнишь, что тебе сказал дядя?

Анхельм печально кивнул.

– Что я не могу... Что я не должен... Но как иначе?

Рин сделала глубокий вдох и мысленно досчитала до десяти.

– Так, давай с самого начала. Что происходит? Я хочу получить объяснения прямо здесь – ясные и исчерпывающие. Ты обещал, что все расскажешь мне вечером. Возможно, ты не знаешь, но сейчас уже вечер.

Анхельм смотрел на нее со смешанным чувством страха и стыда.

– Ну же? – подбодрила она его.

– Знаешь, я совсем не такой решительный, как тебе показалось днем.

– Вижу. А теперь с самого начала. Что тебе от меня нужно?

– Ничего... – пролепетал герцог, опуская взгляд. – Любоваться тобой, слышать твой голос, видеть улыбку – все, что мне нужно, – прошептал он, закрывая глаза.

На мгновение в ней возникло желание придвинуться ближе к нему, но пропало, стоило Рин еще раз взглянуть на брошку.

– Знаешь, это прозвучало странно. Даже нелепо.

– Жестокая ты, – пожаловался герцог, исподлобья глядя на нее. – Я тебе душу открываю, а ты...

– Анхельм, в такие объяснения мне поверить тяжелее, чем в то, что сливовый пудинг научился летать и петь.

Герцог замер, выражение его лица было совсем не радостным. Щеки пылали, глаза влажно блестели, губы стали бледными. Рин приложила ладонь к его лбу. Он весь горел!

– У тебя температура. Тебе надо в постель, – констатировала она и насмешливо добавила: – А куда ты смотришь, позволь спросить?

Анхельм немедленно перевел взгляд от ложбинки ее груди на стену и покраснел. Рин знала, что не должна дразнить его подобными вещами, но не могла справиться с собой и перестать. Уж слишком давно она не чувствовала подобного тепла в общении с мужчиной.

– Не хочу я в постель. Я пришел пригласить тебя на ужин.

– Я скоро спущусь. Спасибо за брошку. Это много для меня значит, – тихо ответила Рин.

Зная, что потом пожалеет, она поддалась соблазну и осторожно, невесомо поцеловала его в щеку. Герцог вздрогнул и покраснел до корней волос. Пробормотав какие-то извинения, он вышел, приглаживая ладонью взлохмаченные волосы. А Рин вспомнила, что так и не спросила, откуда у него ее брошка.

Ужин проходил в молчании. Анхельм не поднимал глаз на Рин и плотно налег на вареные овощи. Рин хрустела корочкой горячего хлеба и рассеянно рисовала вилкой на картофельном пюре. Когда Анхельм обнаружил, что овощи кончились, он просительно посмотрел на Милли, и служанка поспешила на кухню за десертом. Некоторое время Анхельм сосредоточенно изучал свою ложку. Совершенно забыв о манерах и приличиях, тыкал пальцем в хлеб и отщипывал от него кусочки.

– Анхельм... – позвала Рин. От неожиданности Анхельм дернулся и проткнул пальцем булочку.

– Так и будешь молчать и не смотреть на меня?

Герцог запаниковал.

– Что случилось?

– Мне стыдно.

– За что?

– Я не должен был так недостойно себя вести.

– Недостойно? – переспросила Рин.

– Я вломился к тебе в спальню. Это недостойно.

Рин растерянно посмотрела на него.

– Я же тебя сама позвала.

– Я не должен был поддаваться... – уперся герцог.

– О... Поддаваться, говоришь? Какая досада! Мой образ прекрасной невинной леди рухнул с грохотом, – хмыкнула она с усмешкой. – Теперь ты знаешь, что я коварная искусительница, со мной не стоит связываться и нужно отослать подальше.

– Как ты могла подумать такое! – бросил он, срывая заложенную за воротник салфетку и бросая ее на стол. – Никогда не говори так больше!

Анхельм выскочил из-за стола и быстро вышел из столовой. Рин, шокированная такой гипертрофированной реакцией на свою шутку, только смотрела ему вслед. Загремели его шаги по лестнице, хлопнула дверь комнаты. Рин в полном недоумении отставила еду и собралась уже пойти за ним, но заметила, что за дверью прячется Милли, и позвала девушку. Вместе с ней вышел дворецкий Тиверий, позади него мяла полотенце мадам Пюсси. Лица у них были смущенные и озадаченные.

– Он всегда так себя ведет? – спросила Рин, указывая пальцем куда-то в потолок.

– Вообще-то, нет, госпожа, – ответила мадам Пюсси. – Первый раз его таким вижу.

– Просто я была немного... Как бы это сказать? Такая бурная реакция... Он даже не понял, что я шучу. У него что, совсем нет чувства юмора?

Милли отрицательно помотала головой.

– Очень слабое, госпожа.

– Час от часу не легче, – мрачно буркнула Рин.

Мадам Пюсси села напротив и стала рассматривать Рин.

– Вы уж простите, госпожа, но мы слышали вашу беседу...

– Бросьте, я все понимаю, не маленькая.

– У моего мальчика сложный характер, – извиняющимся тоном продолжила мадам Пюсси. – Он не знает, что такое флирт, а об ухаживаниях только читал в романах. У него никогда не было никаких отношений с дамами.

– Верится с трудом. С его-то внешностью?

Мадам Пюсси махнула рукой и ответила:

– Дело не в красоте: сколь бы ни был он красив, с лица воды не пить – важно то, что внутри. А внутри у него... Не могу сказать, что приятно. Пусто там, как в амбаре бедняка.

– Почему так? – заинтересовалась Рин.

– Ну-у... Что сказать? – пожала пухлыми плечами кухарка. – Родительской любви толком не знал. Покойные господа Римеры воспитывали сына очень строго. Детство у Анхельма кончилось, едва он научился говорить. Конечно, госпожа Марисоль была ласковой женщиной, старалась дать много любви сыну, но господин Вольф... Он был всегда строг. Иногда даже слишком. Я это никогда не приветствовала, но кто же меня спрашивал?

– Но какое это имеет отношение к общению с девушками?

– О, самое прямое, госпожа, – улыбнулась Адель. – Если б Анхе пришел к отцу и спросил совета в любви, может быть, научился бы ухаживать и привлекать. Но родители погибли раньше, чем он девочками заинтересовался. Разом вся семья... А ему было всего десять лет... Бедный ребенок! – кухарка поджала дрожащую губу и промокнула полотенцем глаза. – Представляете его горе?

Рин кивнула. Она и в самом деле очень хорошо представляла.

– В пожаре мальчик сам едва не задохнулся. Как вспомню, как они с Орвальдом приехали тогда... Синий весь, дрожит, кашляет, а слезы не текут... Я думала, помешался мальчик рассудком-то. После того он надолго закрылся, стал ершистый, колкий, резкий. Чуть что не по нраву – глянет на тебя так, что мороз по коже. Мы надеялись, что все исправится, когда он станет в академиях учиться, когда появятся рядом ребята его возраста. Думали, может, они растормошат... Но все по-прежнему осталось, а в чем-то стало даже хуже. С ребятами у него не заладилось. Он не умел и не хотел дружить, отвечать на шутки, играть, веселиться, как вся молодежь... Ему все это было неинтересно, непонятно. Думаю, Анхе не мог заставить себя смеяться, а ребята воспринимали его как высокомерного зануду и только насмехались.

– Сейчас он совсем другой, мне кажется, – заметила Рин.

– Кажется. Вы его совсем еще не знаете, – покачала головой кухарка. – Этому мальчику палец в рот не клади – по локоть откусит.

– Выходит, все, что я вижу, – маска? Но... Вы же знаете, я слышу ложь. Я аирг.

– Ну, почему сразу ложь? Он не лжет вам.

– Но он и роль добряка не играет. Меня не провести актерской игрой.

– А он и не играет. Он такой и есть. Но с теми, кто его использовать хочет, он не церемонится, голову вмиг откусит! А раньше он со всеми такой был. Понимаете разницу?

– А как случились такие перемены? Обычно с возрастом все только усугубляется.

– После одной встречи, – кухарка поправила выбившийся из высокой прически каштановый локон и глубоко вздохнула, очевидно, вспоминая события давних дней. – Когда господа Римеры погибли, опекунство над Анхельмом взял его дядя. Орвальд брал его с собой в путешествия, знакомил с разными людьми, говорил, что мальчику будет полезно отвлечься и набраться опыта. Помню, один раз поехали они по делам в северные деревни аиргов. Давно это было, очень давно, ему было всего лет пятнадцать что ли. Он вернулся весь нервный, взбудораженный. Восторженный какой-то. Даже писал стихи, читал их мне прямо на кухне. Я обед стряпала, а он читал. Хорошие стихи, надо посмотреть, где у меня тетрадочка осталась...

– Не отвлекайтесь, – потребовала Рин. – Что дальше-то?

– Ах да... Вот, значит, писал стихи. Любовная лирика. Однажды сидим мы с ним на кухне, он читает, я блины пеку. И говорит мне, мол, представляешь, мамочка, у меня появилась мечта и смысл жизни. У пятнадцатилетнего мальчишки, представьте себе!

– Воображаю.

– Мамочкой меня назвал! Это наш-то ледяной мальчик, который раньше дичился всех, а уж ласкового слова из него было не вытянуть! Как я радовалась! Он мне сыночка погибшего заменил.

– Ваш сын погиб? – тихо спросила Рин.

– На войне, давно уж, – вздохнула кухарка и снова промокнула глаза.

– Мне жаль, – Рин протянула руку и сжала пухлую ладонь мадам Пюсси. Та отвела глаза, ее полное и бледное лицо омрачилось из-за тяжелых воспоминаний.

– Распроклятая война... Не должны матери хоронить своих деток, не должны. Эти, благородные, не поделят меж собой, а мы, простые, должны за них воевать? Своих-то детей берегут, а наши чем хуже?.. – покачала она головой. – Ну да речь не о том, не будем поминать тяжелое. О чем я? А, так вот, после той поездки Анхельм стал ласковый такой, разговорчивый, бойкий. Но с домашними только. С чужими – как был ледяной, так и остался. Я у Орвальда-то спросила, что случилось, и он сказал, что мальчик увидел девушку и влюбился. Но мы и подумать не могли, что этой девушкой были вы! Он так ждал вашего приезда, вы бы знали! Бегал по дому, расставлял цветы, сам устраивал вашу спальню, репетировал, что он и как скажет. Госпожа, он бредит вами с юности!

Рин нахмурилась. Все, что рассказывала мадам Пюсси, совсем не обрадовало ее, скорее, наоборот. Она попыталась перевести разговор на другую тему.

– Я надеюсь, его романтические представления обо мне развеются, – медленно проговорила она. – Меня сейчас перевели на другую должность, так что я некоторое время поживу здесь в качестве его охраны.

Мадам Пюсси округлила глаза.

– Охраны?

– Подробности я не могу вам рассказать.

– Ну хорошо, – вздохнула мадам Пюсси. – Милли, что стоишь? Где десерт?

Милли спохватилась и поставила на стол поднос с кремовыми тарталетками и яблочный штрудель. Мадам Пюсси одобрительно кивнула и жестом отправила ее на кухню.

– Вы только задумайтесь, – проникновенным тоном начала она, – посмотрите на Анхельма. Он так счастлив, что вы рядом. Может, поладили бы? Поженились...

Рин поперхнулась кремом и закашлялась.

– Вы что, не в курсе? Мне семьдесят четыре года, Анхельм мне во внуки годится.

– Ой... – округлила глаза женщина.

– Да-да. Но это ничего, в конце концов, я еще лет сто буду выглядеть на тридцать, если жива буду. Так вот, дело в том, что в стране, вообще-то, война, – она внушительно посмотрела на кухарку, которая замерла и перестала мять и гладить несчастное полотенце. – Я сюда пришла не любовь разводить, а выполнять задание государственной важности. И то, что Анхельм воспринимает меня как женщину, а не как подчиненного, очень осложняет работу. Мало того, он герцог, у нас огромная разница в положении, только понимает он это плохо по причине сопливого возраста. А мне некогда с сопливыми мальчишками нянчиться...

Она осеклась, поняв, что последние слова произнесла, воинственно размахивая вилкой.

– Кстати, о сопливых мальчишках, – уже спокойным тоном обратилась Рин к служанке. – Милли, ты принесла ему горячее вино?

– Я только приготовила, госпожа, а потом его светлость ушел к себе.

«Хорошо, – подумала Рин. – Вот и повод зайти».

– Я сама отнесу. Заодно и поговорю с ним.

Она взяла поднос и встала из-за стола, но на полпути вспомнила нечто очень важное:

– Я забыла сказать. Мадам Пюсси, ваша выпечка восхитительна!

Мадам Пюсси гордо расправила пухлые плечи и кивнула с достоинством королевы.

Рин постучала в дверь комнаты Анхельма:

– Анхельм! Мне можно войти?

Молчание. Значит, обиделся...

Она толкнула плечом дверь и вошла, стараясь не задеть ничего подносом.

– Я принесла тебе горячее вино. Анхельм, где ты?

Поискала его глазами, но не нашла. Рин прошла в соседнюю комнату. Камин горел, на столе были разложены бумаги, стоял бокал с вином, но герцога не было. Тут она заметила открытое окно. Холодный ветерок чуть шевелил деревянные ставни и нес в комнату легкие снежинки. Оставив поднос на столе, девушка подошла и посмотрела вниз. На снегу были видны следы.

Она недовольно зарычала и полезла на подоконник, намереваясь идти за ним.

– Вообще-то, мы на втором этаже, я бы не прыгнул. У меня лестница есть, – оповестил ее хриплый голос сзади. Рин обернулась и увидела привалившегося к косяку двери герцога. Он был очень бледен и тяжело дышал. Она облегченно вздохнула и села на подоконник, свесив ноги.

– Скажи мне честно. Ты хочешь простудиться еще сильнее, подхватить воспаление легких, а потом умереть? – устало спросила Рин.

Анхельм печально посмотрел на нее, подошел к окну, захлопнул ставни и задвинул внутреннюю раму. Затем сел рядом с ней, потеснив девушку.

– Не хочу. Мне просто жарко.

– Я принесла тебе горячее вино. Пей и ложись в постель.

– Мне нужно работать, – возразил он.

– Поработаешь завтра. У тебя температура, ты того и гляди свалишься.

– Нет необходимости со мной нянчиться.

Она фыркнула:

– Что за упрямство?

Анхельм не ответил, лишь прислонился лбом к стеклу. От жара его кожи оно тут же запотело. Девушка взяла его за руку, спрыгнула с подоконника и потянула его к камину. Он не поддался.

– Пожалуйста, будь паинькой, выпей вино и ложись в кровать, – попросила она. Анхельм обиженно взглянул на нее.

– Ну хорошо! – отступилась она. – Давай поговорим сначала.

– О чем? – безразлично ответил герцог.

Рин снова села рядом на подоконник. Взгляд ее блуждал по комнате.

– Ты злишься на меня? Или это вторая часть пьесы «Ах, как мне стыдно!»?

– Мне действительно стыдно за свое поведение, но твое неверие в мои чувства... Это задевает.

Она помолчала, не зная, как ответить. Что бы она сейчас ни сказала, все будет язвительным.

– Я искренен с тобой.

– Анхельм. Мне очень приятно твое внимание, правда, – тихо сказала она и задумалась, подбирая слова.

Подоконник был нешироким, так что они чуть соприкасались рукавами. От Анхельма шел жар и пахло чем-то очень приятным, и это мешало ей сосредоточиться. Она взглянула на него искоса: герцог смотрел на нее пристально, с обожанием и тоской. Рин вдруг страшно заинтересовал ковер под ногами. Наконец она решила, что лучшая политика сейчас – это быть честной.

– Ты ведешь себя со мной так, словно я хрупкая статуэтка. Какая женщина может устоять против такого отношения? Ты очень хороший, – она помолчала, а затем с сожалением добавила: – Но то, чего ты хочешь, неосуществимо.

– Почему? – немедленно спросил он в ответ с горечью в голосе. – Ведь ты нужна мне... Ведь я...

Он замялся, не решаясь сказать дальше. Рин собралась с мыслями и серьезно посмотрела на него.

– Я не могу. Когда наша война закончится, когда мы свергнем императора, передадим трон наследнику, когда в стране все успокоится, я вынуждена буду уйти. Такова моя судьба, если хочешь.

– Ты не хочешь ничего изменить? Разве тебе неприятно мое общество?

– Приятно, – честно созналась она. – Так приятно, что я едва удерживаю себя от глупостей. Пойми, Анхельм. Я не того сорта человек, с которым можно спокойно жить. Я не человек даже, забыл?

Он отвернулся и демонстративно прижал ладони к ушам.

– Что за ребячество! – возмутилась Рин, дотянулась и повернула его к себе. – Не надо вести себя, как маленький! Так моего приятия ты точно не добьешься.

Анхельм перевел на нее мрачный взгляд и отпустил свои уши.

– Так-то лучше. Мне предначертано уйти. А тебе предстоит жениться. Продолжить род Римеров. Возможно, даже стать императором Соринтии.

В его синих, словно небо, глазах блеснул страх. Анхельм поджал губы и едва слышно пролепетал:

– Я не хочу такого. Мне это не нужно.

– Ну конечно, ребенком быть удобнее, – отрезала Рин.

– Ты не понимаешь... Я не хочу занимать не свое место. Я не хочу, чтобы из-за меня случались беды.

– Я понимаю, – ответила она мягко, с глубоким убеждением в голосе. – Но это твой долг. К тому же, ты сильный, ты справишься, никаких бед не будет. А я помогу. Но пойми, Анхельм, я не смогу быть рядом всегда. И я не буду рядом в том качестве, в котором ты хочешь меня видеть.

– Это несправедливо, – помолчав, ответил Анхельм.

– Точно. Реальная жизнь вообще никакого отношения к справедливости не имеет.

Оба замолчали. Анхельм смотрел прямо перед собой, Рин снова забралась на подоконник и отстраненно следила за языками пламени в камине.

– А если ты полюбишь меня? Все изменится?

Рин подняла голову и посмотрела на его лицо. В неярком свете огня его глаза мерцали, как голубые опалы. Он слегка прикусил нижнюю губу, и ей показалось, что он в полном отчаянии. Рин проговорила тихо, срываясь на шепот:

– Тот, кого я любила, давно ушел в мир предков. Я так и не смогла освободить свое сердце ни для кого.

– Ты даже не пыталась, – прошептал он в ответ.

Рин замерла. «Не пыталась... – подумала она. – Правда в том, мой юный друг, что я и не хотела пытаться. После Варданиса я даже подумать не могла о других мужчинах. Да и как о них думать-то, если все, чего они хотят, сводится к обычному желанию поиметь женщину? Среди кого искать? Зачем это делать после того, как тебя воспринимали не как объект для минутного удовольствия, а как родного и безусловно любимого человека? Да, я не пыталась. И не хотела. И сейчас не хочу, потому что знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Потому что я привыкла жить так, как живу, и не хочу ничего менять».

– Это нормально, что ты не любишь меня сейчас, – сказал Анхельм, прервав ее размышления. – Это даже хорошо. Потому что теперь я могу добиваться тебя.

Он повернулся к ней и вдруг стиснул в объятиях. Несмотря на абсурд происходящего, на собственные заверения и предчувствия, что ничем хорошим это не закончится, Рин все же не оттолкнула его. Она никак не могла дать определение тому чувству, что рождалось в ней каждый раз, как Анхельм смотрел на нее или говорил что-то подобное. Вот и в этот раз она отчаянно искала нужное слово, но не находила.

Анхельм прижал ее к себе сильнее.

– Я хочу узнать тебя лучше, хочу стать близок тебе, – он посмотрел прямо в глаза, и сердце ее снова кувыркнулось.

– Да ты, я смотрю, серьезен, как палач перед казнью, – попыталась отшутиться Рин.

– Я не шучу. Я хочу, чтобы ты... – Анхельм запнулся. В его глазах блеснул страх, а потом решимость. – Полюбила меня так же, как я люблю тебя.

Рин смотрела на него уже без тени улыбки. Он несмело улыбнулся и продолжил.

– Я использую для этого все средства, какие только придумаю. Ты нужна мне. Как друг, как женщина, как моя опора и надежда. Ты все еще не веришь мне? Рин, мои чувства к тебе... Они настоящие, проверены временем.

Рин стало неприятно, она попыталась отстраниться, но не могла разорвать кольцо неожиданно сильных рук, не причинив ему боли.

– Отпусти.

– Не уходи, пожалуйста, мне так легче объяснять, – попросил он.

– Я не хочу никаких объяснений, потому что ты ничего обо мне не знаешь! У тебя в голове иллюзия, в которой ты тонешь, а я позволяю тебе тонуть, как последняя сволочь! Я не хочу потакать...

– Ты спрашивала, – перебил он, – откуда эти чувства, где я тебя видел. Это было как раз в Истване. Ты стояла на коленях рядом с могилами и плакала. Рыдала так горько, что я плакал вместе с тобой. Дядя рассказывал, что ты все это время неосознанно проецировала свои эмоции, а я восприимчив к таким вещам и подвергся воздействию. Но он не совсем прав. В тот момент я понимал, почему ты плачешь. По-настоящему понимал. Потому что ты оплакивала дорогих людей так же, как и я когда-то.

– Ч-что ты... – она попыталась оттолкнуть его, но он не позволил.

– А потом ты повернулась и посмотрела на меня. Рин, я клянусь, меня тогда словно молнией ударило. Я оцепенел, не мог отвести от тебя глаз. Я увидел твое лицо и в тот момент понял, что... Что все. Что я для тебя живу. Я был мальчишкой... Не самым решительным. Да что уж там! Я был слабаком. Но я поклялся, что ради тебя должен стать сильнее. Чтобы однажды смочь утешить тебя. На могиле тех, по кому ты плакала, я поклялся, что найду тебя.

Он наклонился и прижался своим лбом к ее. Его кожа горела, губы дрожали, он столько хотел ей выговорить и не мог. Сколько держал в себе этот мальчишка?

– Для чего все это? – почти бессильно вопросила она. Хотела отстраниться, но что-то не давало ей это сделать. Возможно, тепло, которое она ощущала, когда его ладони гладили ее спину. Она ощущала жар и нервную дрожь его тела, и казалось, что это потихоньку передается и ей тоже.

– Все для того... – он кашлянул и дальше заговорил уже шепотом: – Только для того, чтобы ты больше не плакала так... Я понял, что только ты должна быть со мной. Я почувствовал это. Просто не знаю, как это описать. С тех пор как впервые увидел, твой образ всегда был в моей памяти, и я знал – слышишь! – я знал, что однажды мы встретимся! Когда ты ушла, я захотел посмотреть, над чьей могилой ты плакала. К сожалению, аирги не гравируют имена мертвых на камнях, поэтому не мог узнать даже имен погибших... Но я нашел там эту брошку. Наверное, она откололась и упала в траву. Я хотел вернуть, но ты уже исчезла. Это единственное, что не давало мне забыть и вело к тебе, – Анхельм нежно посмотрел на нее. – Ты знаешь, все это время, все десять лет я искал тебя. Ты помнишь, я говорил, что обратился за информацией об агентах к дяде? Он рассказал мне о тебе. Ты была тем человеком Томаса Кимри, девушкой-аиргом, которая принесет из Сорин-Касто письмо. Можешь себе представить, что со мной было? Я чуть не сошел с ума от счастья! Я не мог даже поверить, что нашел тебя!

Рин потерянно смотрела на него, не зная, что ответить на подобные признания.

– Поэтому, Рин, я хочу, чтобы ты поняла, насколько я серьезен. Я хочу, чтобы ты была со мной так долго, как это возможно. Я люблю тебя. Пожалуйста, верь мне!

Лицо Рин посуровело.

– Эгоистично, – отрезала она. Анхельм чуть кивнул. – Ты хочешь, чтобы я любила тебя. Понимаешь ли ты, что у меня нет на то оснований?

– Основания? – оторопело переспросил он. – С каких пор для любви нужны основания? Ты есть, и мне от этого хорошо. Я есть, и тебе... Разве я тебе не нравлюсь?

Рин смотрела в его честные голубые глаза и совершенно не могла понять, как ей себя вести. Пнуть его еще раз?

– Нет. Мне очень не нравится все происходящее.

Он рассмеялся.

– Это неправда. Я же вижу. Я же чувствую, как ты реагируешь. Ты дрожишь, тебе жарко, зрачки расширены, во всех книгах пишут, что это признаки...

– Ладно, ты мне нравишься, – честно признала Рин. – Но что с того? У нас нет будущего! Я больше не могу слепо верить в то, что все будет хорошо. Я вижу мир не в розовом цвете, я знаю, как скажется на моем будущем то, что я делаю. Это будет фатально.

– Я буду заботиться о тебе! – горячо пообещал он. – Я не позволю никому тебя обидеть. Никому не позволю тобой пользоваться.

– Самонадеянно, – покачала головой Рин. – Мной уже пользуются.

– Я исправлю все. Я смогу, если ты будешь рядом!

– Анхельм, ты даже не знаешь, кто я.

– Это неважно.

– Неважно? – прошипела она, отпихивая его. – Неважно, говоришь?! Тупица несчастный! Я аирг, я тебя старше в три раза! Мало того, я преступник, у которого руки по локоть в крови! Все столбы в Маринее увешаны моими портретами с обещанием щедрой награды за поимку! В Соринтии я вне закона! Подумай, что это тебе сулит, герцог Ример! – ее глаза гневно сверкали, но на Анхельма это, казалось, не производило никакого впечатления.

– Это не имеет значения. Ты можешь начать новую жизнь.

– Я уже пыталась это сделать однажды, но мне не позволили! Император убил моих родных! Я поклялась отомстить любой ценой.

– И поэтому ты примкнула к сообществу?

– Анхельм, я и Арман были одними из первых, кто решил выступить против императора. Мы обратились к старому знакомому. Твоему дядюшке, который теперь отлично использует нас всех в собственных целях. Ты просто ничего не понимаешь. Не знаешь, с кем имеешь дело...

– И что все это значит? – холодно спросил он.

– Мне нужно, чтобы ты понял, кто я такая. Слушай меня внимательно, Анхельм, повторять не буду. Поймешь не так – пеняй на себя. Я рядом с тобой, чтобы защищать тебя, а не любить. Я твой охранник, а не женщина. Не романтизируй окружающую действительность! – поняв, что почти кричит на него, она понизила голос и смущенно опустила глаза. – Может быть, встреться мы при других обстоятельствах, все могло бы получиться...

– И еще может, – кивнул Анхельм.

– Нет. И я, пожалуй, даже скажу, что за это тебе стоит поблагодарить своего дядю, который очень любит решать за других!

– Причем здесь мой дядя? – устало спросил герцог. – Он тебе что-то сказал?

– Он сделал кое-что. Теперь я числюсь агентом в отделе специального назначения департамента безопасности Соринтии. По документам меня зовут не Рин Кисеки, а Ирэн Эмерси. У меня высший гриф секретности, никто обо мне ничего не знает, кроме твоего дяди, полковника Рошейла, начальника департамента и теперь тебя. На том, что ты должен знать о моем прошлом, я настояла, твой дядя не хотел, чтобы я раскрывалась. Зараза такая, ему кажется, что это легко! Я так зла на него... Он опять сыграл мной, как пешкой!

– Почему ты не отказалась?

– Это был приказ, а приказы не обсуждаются.

– Отговорки. Я наслышан, как ты относишься к приказам. Ты спокойно могла уйти. Почему не отказалась?

– Да не захотела, вот и все. Не сам приказ вызвал у меня недовольство, а то, что все решили без меня, не спросив ничего.

– Значит, все же ты испытываешь ко мне симпатию?

– Опять ты все не так понял. Да, безусловно, ты мне приятен, скрывать не буду, это бесполезно. Но что толку от моей симпатии? У меня нет права на личную жизнь! После выполнения задания я вынуждена буду уйти, ты это знаешь, я это знаю. Дядя твой открытым текстом мне сказал, что если я сама этого не сделаю, меня «уйдут»! Ты хоть примерно представляешь, как тяжело мне будет потерять тебя, если наши отношения перерастут во что-то большее?

– Да.

– Несмотря на это, ты продолжаешь настаивать на своем? Хочешь, чтобы я была твоей?

– Да.

– Эгоист, – Рин раздраженно ткнула его в плечо. – Дурень безмозглый.

– Не спорю. Но ты не потеряешь меня, я сделаю для этого все, что от меня зависит.

– Ну конечно же! – снова завелась Рин. – Ты храбро выступишь против воли его превосходительства, встанешь на мою защиту, словно храбрый рыцарь. Волшебным образом открутишься от женитьбы на прекрасной принцессе и выберешь безродную женщину из расы аиргов, дремучих лесных непонятно кого. Ни два ни полтора, и не люди, и не звери, нечто посередине. Ах да, забыла добавить, что у этой женщины замечательная биография, которую, конечно же, оценит весь свет аристократии. Это будет союз века, честное слово! Ну, что ты молчишь? Давай, скажи: «Рин, ты не права»!

– Рин, ты не права.

– Да ладно?

– Ты в меня не веришь. Ты ведь тоже ничего обо мне не знаешь. Ни кто я, ни на что я способен, ни как я себя веду, ни кто в моем окружении. Но при этом берешься судить о том, кто и как к тебе отнесется, как я себя поведу, что я от тебя хочу. Почему ты это делаешь? Почему ты такая жестокая? Что я тебе плохого сделал? Я хочу лишь любить тебя, я не требую взаимности. Да, я сказал, что буду тебя добиваться. Так ведь ты хочешь, чтобы я добивался, я же вижу это! Тебе никто не запрещал отказать мне сразу. Что ты молчишь? Давай, скажи: «Анхельм, ты не прав».

Она молча разглядывала его. На его щеках горели красные пятна. От смущения ли? Гнева? Или все же от температуры?

– Это полный... безумие, – она закончила фразу совсем не так, как хотела.

– Именно, – подтвердил он. – Но сейчас я чувствую, что должен действовать безумно, чтобы получить то, что мне желанно.

– Час назад ты сказал, что видеть мою улыбку и слышать мой голос – это все, что тебе нужно.

– Я солгал. Мне нужна ты. Вся без остатка.

Рин отвернулась, но в следующий миг почувствовала его пальцы на своем подбородке и вновь оказалась лицом к лицу с Анхельмом.

– Все потому, что я верю, что смогу однажды все изменить. Однажды ты скажешь мне «да». Я так чувствую.

– Знаешь, я в жизни не встречала никого более упрямого, чем ты.

В его глазах блеснула улыбка.

– Когда-то, когда я был маленький, мне приснился сон. Я видел себя взрослым, в кабинете вот этого поместья. Передо мной стояла ты, и я надевал тебе кольцо на вот этот палец, – он взял ее за левую руку и погладил безымянный палец. – Это было до того, как я узнал о твоем существовании. Я верю, что наша встреча была предначертана. Посмотри на меня, Рин.

Она подняла взгляд, и сердце снова пропустило удар.

– Я твоя судьба. А ты – моя. И мы обязательно будем вместе.

– Еще раз: пеняй потом на себя.

– Знаешь, кто упрямее меня? – улыбнулся он. – Ты.

И зашелся таким кашлем, что Рин не на шутку испугалась.