Его солнечный лучик - Астариет

Поместье графа Штискена, заброшенное вот уже два столетия, словно застыло во времени, затерянное в густых лесах. Стены, когда-то свидетели пышных балов и шумных застолий, теперь разрушались, поглощенные безжалостной природой. Деревья, некогда украшавшие парк, стали гигантскими скелетами, протягивающими к небу свои голые ветви, будто прося прощения за грехи прошлого.

Тропинки, ведущие к дому, заросли ежевикой, колючие плети которой, словно цепкие щупальца, впивались в ноги, не давая приблизиться к мрачному особняку. Воздух был пропитан запахом сырости и плесени, а тишина нарушалась лишь шорохом листвы и щебетом птиц, будто бродячих певцов, осмелившихся заглянуть в заброшенное гнездо.

Легенды о графе Штискене были мрачными. Поговаривали, что он был предателем, продавшим короля и свою родину ради собственной выгоды. За это графа казнили, а его поместье было предано забвению.

Теперь же это это ветхое строение станет убежищем для Гилберта и Астариет. Внутри старого особняка, заросшего пылью и паутиной, хранились тайны, которые могли быть смертельно опасными. Заброшенная библиотека, полная древних книг, хранила зашифрованные послания, а в подземельях, откуда раздавался странный гул, могли скрываться небезопасные существа: змеи, крысы, летучие мыши и другие опасные твари.

Гилберт, с трудом передвигая ноги, следовал за Астариет по заросшей тропинке, ведущей к заброшенному поместью. Каждый шаг по сырой земле отдавался болью в его теле, вызывая дрожь. Деревья, словно мрачные стражи, грозно нависали над ними, их ветви, словно когти, цеплялись за одежду. В воздухе висел густой запах сырости и гнили, который, казалось, пропитал всё вокруг, смешиваясь с едва уловимым ароматом влажной земли, будто бы сама природа пыталась скрыть тайны, хранящиеся в этих руинах.

Гилберт, чья рука дрожала от волнения и предвкушения, протянул ее к Астариет, чтобы помочь ей преодолеть разрушенные ступени, некогда украшенные изысканной резьбой. Время, словно неумолимый скульптор, оставило на них свои шрамы в виде глубоких трещин и густого мха, которые покрывали каждый сантиметр их поверхности. Сердце Гилберта бешено колотилось в груди, в нем переплетались страх и возбуждение, словно непредсказуемый шторм. Он невольно сжал руку Астариет, чтобы успокоиться, но её пальцы лежали в его ладони холодными как камень. Осторожно, словно боясь потревожить древний сон, Гилберт толкнул тяжелую дубовую дверь, которая со скрипом открылась, отдавая эхом по мрачным коридорам. Воздух внутри был тяжелым, насыщенным пылью и запахом сырости, который напоминал забытый погреб, где время застыло в своем беге. Пыль, словно пелена, окутывала все от потолка до пола, создавая ощущение, будто в этом доме жизнь остановилась много лет назад. Так оно и было, но остались здесь и призраки прошлого. В полумраке коридора, который освещали лишь редкие лучи света, пробивающиеся сквозь щели в стенах, они тихими шагами пробирались вглубь. Было слышно, как скрипят прогнившие половицы под их ногами.

Астариет и Гилберт, держась за руки, забрели в какую-то полутемную комнатушку, окутанную густым слоем пыли. Астариет, невольно поморщившись от запаха плесени и пыли, которая заполняла каждый уголок, закашлялась, пытаясь прочистить нос, забитый мельчайшими частичками грязи. Комната, казалось, застыла во времени, словно запечатанная в ледяном плену забвения. Древняя мебель, покрытая толстым слоем пыли, как мехом, напоминала заросшие кустарником руины забытого дворца.

Их взгляд привлек заросший пылью камин, словно окаменевший страж этой комнаты. Астариет, всегда энергичная и решительная, направилась к нему. У нее возникло желание разжечь в нем огонь, чтобы согреться и высушить промокшую от дождя верхнюю одежду. Она знала, что костер — не только источник тепла, но и символ надежды, символ жизни, способный согреть не только тело, но и душу. Гилберт наблюдал, как она ловко осматривает заброшенный очаг, ее грациозные движения поднимали за собой маленькие облачка пыли. Он невольно издал слабый смех, увидев, как ее пышная юбка осыпается пылью, словно снежным покрывалом.

Продолжая усмехаться, Гилберт попытался подавить внезапное желание запечатлеть этот момент кистью. Его взгляд скользил по лицу Астариет, отчётливо видя в её глазах отблески огня, который она собиралась разжечь.

Астариет, нагнувшись, отыскала среди пыли небольшие камешки, предназначенные для создания искры. Её движения были точными и уверенными, словно она не в заброшенных покоях, а в собственном доме, где всё ей знакомо. С треском искра вспыхнула, взметнувшись вверх, словно птичка, вырвавшаяся из клетки. Астариет бросила её в камин, где покоились два толстых полена. Дым, клубясь, заполнил комнату, и Астариет, оборачиваясь на смех Гилберта, поправила влажные от дождевой воды волосы.

— Кажется, страх Вас покинул, милорд? — произнесла она, её голос звучал шутливо, но в то же время и с оттенком тревоги.

Гилберт вытер рукой перепачканную щеку. Слезы от смеха оставили на коже пылинки, которые, словно звёзды, блестели в тусклом свете.

— Да, по крайней мере, на данный момент, — ответил он, его голос звучал уверенно, хотя в его глазах ещё теплился остаток испуга. — Кажется, Ваше пламенное обаяние отпугнуло призраков этого старого места, леди Астариет.

Астариет хихикнула, ей было приятно слышать юмор в его голосе, особенно сейчас, когда они оказались в такой неприятной ситуации. Она учтиво улыбнулась и, поставив руки в боки, провозгласила:

— Что ж, дорогой, придется нам с тобой изрядно попотеть, чтобы привести комнату в порядок, — произнесла девушка, ее голос звучал решительно, но устало.

Она никогда не убиралась. В ее жизни всегда были слуги, которые занимались всем этим. Но сейчас, перед лицом суровой реальности, она была готова взяться за дело.

Гилберт кивнул, но его улыбка, едва появившись на лице, уже увядала под тяжестью реальности. Он оглядывал комнату, словно застывшую во времени, покрытую толстым слоем пыли, которая оседала на всем: на грубоватых деревянных балках, на огромном камине с заросшими сажей стенками, на выцветших гобеленах, изображающих сцены охоты, — на всем, что когда-то было предметом роскоши, но теперь напоминало о былой славе.

Эта комната, словно застывший во времени снимок былых времён, отражала их собственную судьбу. Они были отброшены временем, потеряв своё место в жизни, словно вырванные из привычной реальности. Но, как и Астариет, что смогла разжечь костёр в заброшенном камине, они намеревались начать свою новую жизнь заново, отбрасывая в прошлое тень страха и беспомощности.

— Действительно, миледи, восстановить это место в его былом великолепии будет непростой задачей, — ответил юноша, его голос звучал ровно и искренне, но в нем сквозила усталость.

Он уже успел представить, как они будут бороться с пылью, как очистят от грязи полы, как будут пытаться вернуть жизнь этому холодному и неприветливому пространству.

— Нам хотя бы сделать одну спальню чище, чтобы можно было отдыхать, а там уже как пойдет. Но сегодня поспим на полу и в пыли, думаю, у нас нет сил для того, чтобы наводить порядок сейчас.

Гилберт, стоя у камина, вглядывался в изношенные деревянные доски пола, проходящие под его ногами. В голове у него промелькнула мысль о том, как неудобно спать на такой твердой поверхности. Он кивнул в знак согласия, его голос звучал ровно и искренне:

— Как скажете, миледи. Мы сделаем все возможное, чтобы подготовить более удобное место для отдыха.

Астариет, словно опытная путешественница, сняла жакет и юбку, расстелив их на полу. Гилберт последовал её примеру, повторяя каждое её движение. Он наблюдал за уверенными движениями супруги, его собственные действия были несколько медленнее, но не менее точны. Он снял сюртук, положил его на пол рядом с пшеничной юбкой Астариет.

В воздухе висела пыль, кружащаяся и танцующая в лучах огня, который потрескивал в камине. Она создавала причудливую картину, контрастирующую с суровым ландшафтом за окном, где бушевал дождь.

Астариет, одетая в мокрую рубашку и панталоны, легла на импровизированную постель из одежды. Она наблюдала за Гилбертом, готовясь обнять его. Тот, в свою очередь, закончил раскладывать свои вещи и присоединился к ней. Лёжа рядом с женой, он поудобнее устроился головой на её плече и обхватил её талию рукой, притягивая ближе к себе. Астариет чихнула от пыли, прижавшись к супругу.

— Надеюсь, мы сможем справиться с работой, которую обычно выполняют наши слуги. Ох, убираться — это не дело аристократов, — прошептала Астариет, ее голос был еле слышен в ночи.

Гилберт крепче обнял Астариет, успокаивая её и пожелав ей здоровье. Он понимающе кивнул, прижимаясь щекой к изгибу ее плеча.

— Действительно, миледи, это совсем не похоже на ту жизнь, к которой мы привыкли, — он нежно погладил ее по запястью, пытаясь утешить, насколько это было в его силах. — Боюсь, обстоятельства могут вынудить нас приспосабливаться, любовь моя.

— Гил, завтра нам придется эксплуатировать друг друга, чтобы сделать этот ветхий особняк хоть немного уютным, — предупреждала она, смеясь и стирая пыль с его щеки, нежно целуя его в то же место.

Эта шутка была лишь попыткой скрыть тревогу, которая грызла ей сердце. Она знала, что у них не было ресурсов даже на еду, но не хотела, чтобы муж чувствовал себя виноватым или беспокоился. Она всегда старалась быть для него опорой, утешением, и в эту трудную минуту чувствовала, что должна быть особенно сильной.

Она вспомнила, как кронпринц Синеслав насиловал Гилберта в лесу, как тот был беззащитен и слаб пред ним. Ее сердце сжалось от боли, но она держала эмоции под контролем, чтобы не нарушить хрупкий покой, царивший в заброшенной комнате.

— Поспи, — прошептала она, вновь поцеловав его в щеку, — надеюсь, боль в твоем теле утихнет, — и прижала супруга крепче к себе.

Гилберт вздрогнул от её прикосновения. Его дыхание сбилось с привычного ритма, когда ее губы коснулись его щеки. Нежность этого жеста резко контрастировала с жестокими воспоминаниями, которые захлестнули его подобно разъяренной волне. Он прижался к ней, пытаясь найти укрытие от прошлого, от страданий, которые раздирали его душу. Из его горла вырвался тихий стон, схожий с рыданием, такой горький выдох, в котором была вся его безысходность, вся тяготившая его боль.

— Астариет… я…

Она поочередно перебирала его взлохмаченные пряди светлого оттенка блонда, нежно целуя его в макушку.

— Все пройдет, и боль, и невезения, — напевала она, — лишь держись за мою руку спасения…

Она знала, что эти слова могли показаться наивными, но верила в них всей душой. Она верила в силу своей любви, в их способность преодолеть все трудности, что вставали у них на пути.

Гилберт чувствовал, как ее слова проникают глубоко в его душу, как тепло ее рук разгоняет ледяной ужас, который сковывал его. Он прижался к ней еще крепче, сжимая ее в объятиях, как будто пытался впитать в себя ее силу, всю ее любовь.

Ее пальцы нежно скользили по его непослушным локонам, успокаивая его, убаюкивая. Он видел в ее малахитовых очах неподдельную заботу, любовь, которая несла в себе обещание светлого будущего. Он верил в ее слова, в ее надежду, и это давало ему силы идти дальше.

В тишине пыльной комнаты, под треск поленьев в камине, они засыпали, обнимая друг друга, их тела переплелись в единый клубок любви, надежды и нежной заботы. Их сон был хрупким, прерывающимся кошмарами прошлого, но каждый раз, просыпаясь, они находили утешение друг в друге, в их общей борьбе, в их любви, которая была сильнее любых невзгод.

***

Раннее утро встретило Гилберта и Астариет прохладой, проникающей сквозь щели в ветхой крыше здания. Небо было затянуто тучами, обещая прохладный день, но, по крайней мере, не грозило новой грозой. Гилберт, вздрогнув, просыпается, сбитый с толку и, разминая затекшие конечности, садится. Его взгляд скользит по комнате, пол которой всё также усыпан пылью, а стены украшены лишь паутиной, точно новогодними гирляндами. В углу виднеется вымытый деревянный прикроватный столик, на котором скромно лежат горсти спелых ягод ежевики — скудный завтрак, который удалось найти его супруге, напоминающий об их стесненных обстоятельствах.

Астариет, уже бодрствующая, тихонько выносит на улицу вещи, покрытые пылью за долгие годы пустоты. Им повезло: сильный ливень накануне наполнил бочки под крышей водой, которая теперь была необходима для уборки. Гилберт, привыкший к роскоши своей усадьбы и шелковым тканям, с трудом справлялся с грубой работой. Его изящные ручки, не приспособленные к такому труду, с опаской брали в руки пыльные предметы, которые он аккуратно складывал в импровизированный склад под карнизом.

Физическая нагрузка давалась ему с трудом. Каждый взмах лопаты, каждый удар молотка отзывались болью в мышцах, которые не привыкли к такому напряжению. Суставы ноют от непривычной нагрузки. С каждым днем все сильнее ощущается дискомфорт от непривычной обстановки.

Несмотря на трудности, они упорно продолжали работу. Всю неделю они старательно наводили порядок в горе забытом поместье. Спальня, ванная, кухня и трапезная зала — единственные помещения, которые они успели привести в порядок. Окрестности же оставались нетронутыми, покрытыми густой растительностью. Супруги Калиман опасались привлекать к себе внимание принцев, которые могли случайно наткнуться на особняк. Поэтому было решено сохранить его вид непригодным для жилья.

Гилберт и Астариет надеялись, что их тайная жизнь в поместье графа Штискена станет им пристанищем до тех пор, пока они не придумают план, как безопасно вернуться к своим прежним жизням. Но пока они работали, размышляя о будущем, их взгляд постоянно падал на кусты ежевики, напоминающие об их стесненных обстоятельствах и о том, насколько далеко они зашли от былой роскоши.

Впрочем, Астариет, всегда оптимистичная, старалась не унывать. Она знала, что все трудности временны. Главное — не терять надежду и верить в то, что они найдут выход из этой, казалось бы, безвыходной ситуации.

Ночь окутала особняк, затянув его в тишину, прерываемую лишь шорохом старых деревьев за окнами. Астариет, одетая в длинное бархатное чайное платье цвета ночного неба, которое она нашла в старинном сундуке, завесила чистые шторы, отгораживая себя и Гилберта от внешнего мира. Комната погрузилась в полумрак, создавая интимную атмосферу, подчеркивая их уязвимость и зависимость друг от друга.

Гилберт, худой и бледный, сидел на полу у кровати, его руки лежали на ноге Астариет. Прикосновение было лёгким, почти неуверенным, словно он боялся нарушить хрупкое равновесие, установившееся между ними. Его пальцы слегка дрожали, выдавая внутреннюю борьбу, которую он вел. Глаза Гилберта, обычно яркие и полные жизни, сейчас были тусклыми, в них отражалась усталость и безысходность. Тяжесть их обстоятельств и травма прошлого давили на него, как гнет, не давая вздохнуть полной грудью.

— Астариет…

— Что такое, одуванчик? — Астариет, сидя на кровати, протянула руку и нежно обхватила его лицо.

Ее прикосновение, легкое и ласковое, как весенний ветерок, мгновенно пробудило в Гилберте целый шквал эмоций. Дыхание спёрло, сердце замерло, когда ее пальцы нежно скользнули по линиям его лица. В этом простом жесте он чувствовал всю силу и власть своей супруги, ее способность управлять его чувствами, будить в нем давно забытые желания и надежды. Он был уязвим, беззащитен перед ее чарами, но одновременно чувствовал странное успокоение, словно ее прикосновение сняло с него невидимый груз.

— Я-я хотел спросить… если… — Гилберт запнулся, слова застряли у него в горле комком страха и нерешительности.

— Если? — повторила Астариет, обводя линии его подбородка. Она продолжала изучать его лицо, ее взгляд был глубоким и проницательным, словно она пыталась разгадать тайны, скрытые за его бледным ликом.

Дыхание Гилберта вновь прервалось, его грудь сдавило от волнения. Он был в плену у ее очарования, его мысли закружились в вихре, он не мог найти слов, чтобы выразить то, что терзало его душу. Несмотря на свою покорную натуру, он обнаруживает, что жаждет ее силы и утешения. В этот момент он почувствовал себя сильнее, как будто Астариет дала ему ощущение собственной значимости, позволив выразить свои желания.

— Если бы… если бы я мог… остаться здесь… — прошептал он, глядя на ее светлый лик, словно застывший в полумраке.

— Ты хочешь затеряться со мной в старом особняке и быть без вести пропавшими? — Астариет, словно читая его мысли, убрала руки от его лица и положила их на край кровати. В ее глазах блеснула хитрая искорка, словно она уже давно знала о его желании, подыгрывая ему, завлекая его в свою игру. — А это отличная идея! — продолжила она, ее голос зазвучал игриво и заманчиво. — Так все о нас забудут, и даже принцы…

Глаза Гилберта расширились от удивления. Он не ожидал такого ответа, его сердце бешено колотилось в груди, смесь страха и возбуждения охватила его, когда он представил, как по-настоящему затеряется с ней в глуши. Он не мог поверить, что Астариет предлагала ему такую дерзкую и опасную авантюру.

— Ты серьезно? — прошептал он в ответ, голос был сдавлен волнением, трепетом, который в мгновение ока охватил его целиком.

В этот момент он словно очнулся от сна, от бесконечной череды дней, заполненных обязанностями, вечными правилами герцога Калимана, которые диктовали его существование. В ту же секунду он ощутил, как все это — его положение, его род, его прошлое — стало неважным, несущественным, как пылинка, которую легко сдунуть с плеч. Все, что имело значение, что зажгло огонь в его сердце, — это она, Астариет, и эта возможность — остаться здесь, с ней, в этом старинном особняке, сокрытом от мира, где их никто не найдет, где они смогут создать свой собственный мир, свободный от всех тягот и ограничений.

— Ой, а ты не это хотел сказать?

Астариет, заметив его растерянность, опустила взгляд, ее глаза сфокусировались на лице мужа. Она видела, как его щеки вспыхнули румянцем, как он замялся, борясь с нахлынувшим стыдом и тоской, осознавая, что его потаенные желания раскрыты, что его тайная мечта, которую он держал в себе годами, стала явной. Она видела, как он с трудом сглотнул, как его слова застряли в горле, не в силах прорваться наружу.

— Д-да… я всегда мечтал сбежать, оставить все позади, с тобой… — наконец выдавил он, его слова, как и его чувства, были неровными, трепещущими.

В ее сердце расцвела радость, она была счастлива, что смогла разглядеть его желания, что смогла прочесть его душу, как открытую книгу. Она улыбнулась, ее улыбка была нежной, полной понимания и сочувствия. Астариет похлопала по кровати, приглашая его лечь.

— Ложись, я поглажу твое мягкое место, — своим успокаивающим голосом она хотела извлечь из его головы все неприятные воспоминания о том, как принцы Асень и Синеслав поневоле брали его тело сзади. Она хотела заполнить его мысли собственными образами, создать для него новые приятные воспоминания, где он ощутил бы ее ласку, ее нежность и любовь.

Гилберт, услышав ее слова, был поражен. Его глаза расширились от шока, а мышцы напряглись, готовые убежать. Он знал, что намерения Астариет чисты, что ее действия направлены на то, чтобы успокоить его, но он не мог не дрожать при этой мысли. По его спине бежала дрожь, когда он представлял себе ее нежные прикосновения. Однако, он не мог отказаться от этой возможности, от этого шанса на счастье. Без колебаний Гилберт лег на кровать, и тихий стон сорвался с его губ, когда он подставил ей свое тело.

«Нет, это делают не принцы… только она, моя Аста», — мысленно успокаивал он себя.

— Аста… это… нормально? — спросил шепотом, его голос трепетал в нерешительности.

— Я не буду делать то, что делали принцы, я просто поглажу, — успокоила она, ее голос был мягким, полным любви.

Нежные слова Астариет, подобные ласковому душистому мылу, окутали Гилберта пузырьками счастья, даря ему успокоение. В его душе теплилась надежда, что ее прикосновения, полные любви и заботы, смогут заглушить терзающие его воспоминания о чудовищном насилии, которому он подвергся со стороны принцев Бьеловар.

Астариет, чуткая и внимательная, была осведомлена о кошмарах, терзающих Гилберта. Она была свидетелем тех унизительных поз, той нестерпимой боли, которую причинили ему эти самовлюбленные принцы. И она всем сердцем желала избавить его от этих мук, стереть их из его памяти, заменив их своими ласковыми прикосновениями, полными нежности и любви.

Гилберт, терзаемый противоречивыми чувствами, с одной стороны, испытывал облегчение от слов Астариет, а с другой — тревогу. Он до глубины души доверял ей, зная, что ее прикосновения никогда не причинят ему боли, в отличие от тех жестоких актов насилия, которые ему пришлось пережить.

— С-спасибо тебе… — шептал он, его голос дрожал от волнения. — Я знаю, ты бы никогда…

Астариет, уловив его сомнения, ободряюще улыбнулась и, подвинувшись ближе, предложила ему лечь на живот. Гилберт, колеблясь, но все же доверяя своей возлюбленной, перевернулся, чувствуя себя одновременно уязвимым и смущенным. Воспоминания о том злополучном бальном вечере, где он подвергся надругательству со стороны принцев, терзали его душу, заставляя чувствовать себя уязвимым и смущенным, как будто он собирается вернуться к тому самому моменту, когда у него украли невинность.

Астариет, аккуратно опустив тонкие ладони на его ягодицы, плавно погладила их сквозь ткань его кальсон. Ее прикосновения, ласковые и легкие, словно перышки птицы, вызвали у Гилберта странную дрожь. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного, и ему потребовалось время, чтобы разобраться в своих ощущениях.

— А-Аста… — пробормотал он, его голос был хриплым от смущения. — Как ты думаешь, это поможет?

Астариет, озорно улыбнувшись, игриво промурлыкала:

— Поможет ли это тебе запомнить мои руки и мои ласки? — она, словно кошка, нежно пощипывала ягодицы супруга своими ноготками, дразня и будоража его.

Гилберт, смущенный до корней волос, покраснел, словно спелый мандарин. Неожиданный вопрос Астариет, такой интимный и личный, застал его врасплох. Не сдержав смешка, он ответил:

— Я-я не забуду твоих прикосновений, Аста. Это… это не то, что можно легко стереть из памяти.

— О, ты смеешься! Уже хорошо, — она наклонилась к нему, ее губы коснулись его затылка, а длинные пальцы скользнули по его ягодицам, нежно сжимая и вызывая у него дрожь.

В ее прикосновениях была какая-то странная, магнетическая сила, которая заставляла его забыть обо всех своих стеснениях.

— Д-да, наверное, так и есть… — пробормотал он, его голос едва ли был слышен на фоне ритмичного сердцебиения. — Я… э-это просто… Ч-черт, что ты вообще со мной делаешь? Я думал, мы просто поговорим…

Астариет рассмеялась, ее смех был звонким и игривым, словно перезвон колокольчиков. Она прикусила его шею сзади, оставляя легкий укус, а ее дыхание согревало его кожу.

— А разве мы не разговариваем? — спросила она, продолжая мягко массировать его ягодицы.

С губ Гилберта срывается вздох, чувствуя, как мурашки бегут по его спине от ее прикосновений. Он попытался говорить спокойно, но в его голосе слышалась явная растерянность.

— Я… это то, чем мы сейчас занимаемся? Ой… — он замялся, не зная, как сформулировать свою мысль.

— Да, хочешь, можем поговорить, например, о твоей матери. Ты так и не узнал, кто она? — Астариет провела ребром ладони по его ягодичным складкам через ткань его кальсон.

Гилберт вздрогнул от этого прикосновения, его глаза расширились от неожиданности, а тело инстинктивно прижалось к ней.

— Я… эм, ну, нет… я-я никогда не спрашивал. Может быть, это потому, что я на самом деле не хочу знать… понимаешь, — прошептал он, его голос был тихим, еле слышным.

— Да, понимаю, любимый, — ответила Астариет, ее голос был мягким, словно шепот. Она продолжала свое нежное и дерзкое поглаживание, ее пальцы скользили по его ягодицам, вызывая у него неконтролируемые желания.

Она провела рукой между его ягодицами, ее пальцы были теплыми и нежными, словно шелковые нитки. В этот же момент она оставила засос в области его шейных позвонков, ее зубы были острыми, но ее укус был легким и нежным как поцелуй.

Гилберт ахнул, когда почувствовал ее ладони на своих ягодицах, его тело дрожало от жара её чувств. Он не мог не поежиться, чувствуя, как по его телу пробегает странное покалывающее тепло.

— Ах! Аста… ч-что ты… о! — он не мог остановить этот стонущий звук, вырвавшийся из его горла.

Астариет с хитрой улыбочкой играла ягодичными мышцами Гилберта, будто управляла марионеткой. Ее уверенные движения, напоминающие танец, вызывали у него одновременно щекочущее волнение и смущение. Ее хват был крепким, но одновременно нежным, как будто она расслабляла каждую мышцу в его теле.

— Нравится мой массаж? — спросила она, выпрямив спину, ее глаза искрились от удовольствия.

Гилберт, задыхаясь от нежданного восторга, с трудом вымолвил:

— Д-да, это приятно… действительно приятно… — его щеки покрыл робкий румянец.

Он прикусил губу, пытаясь подавить глухой стон, который вот-вот был готов вырваться наружу. Его лицо пылало. Астариет, уловив его реакцию, улыбнулась еще шире, ее пальцы нежно скользили по его ягодицам, растягивая их и приводя в состояние покорного расслабления.

— Ты такой мягкий и упругий, — сладострастно прошептала она.

Гилберт, задыхаясь от нежного прикосновения и мягкой похвалы, слегка выгнулся в спине, подставляясь под ее руки. Его лицо было красным как свекла.

— Я… я всегда был немного чувствительным в этом месте, — признался он, и голос его звучит едва слышнее шепота.

— Правда? — она игриво сжала его ягодицы кончиками пальцев и нежно покусала его правую ягодичную мышцу, ощущая ткань его нательного белья на губах.

Он негромко вскрикнул, почувствовав ее прикосновение. Тело Гилберта инстинктивно реагировало на внезапную приятную боль. Его член дернулся под штанами из белого хлопка, теперь он был тверд и натягивался на ткань.

— Ннгх! Д-да… это правда…

Астариет приподняла голову и вытянула руки, плавно скользя к его пояснице. У Гилберта перехватило дыхание, когда она сменила позу, и теперь ее ладони лежали у него на спине. Он чувствовал тепло ее тела, проникающее в его собственное, и его мышцы расслаблялись под ее касаниями, уступая ее нежному доминированию.

— М-м-м… это приятно…

Ее пальцы плавно скользили по его спине, направляясь кверху, постепенно разогревая его тело. Гилберт вздрагивал от каждого ее прикосновения, его дыхание становилось частым и неравномерным. Астариет с удовольствием наблюдала за его реакцией, ее глаза сияли от злорадного удовольствия. Она знала, что полностью контролирует его тело и удовольствие, которое она ему доставляет.

— Ты такой чувствительный, — прошептала она, ее голос был низким и соблазнительным. — Мне нравится.

Гилберт с трудом прошептал:

— Я… я никогда не чувствовал себя так хорошо.

Астариет с мягкой улыбкой продолжила свой массаж. Её тонкие пальцы скользили по напряжённым участкам Гилберта, разминая их с нежной силой. Она чувствовала, как он расслабляется под ее руками, как его мышцы становятся мягкими и податливыми. В этот момент Астариет ощущала абсолютную власть над ним, и это чувство приносило ей скрытое, но острое удовольствие. Её взгляд скользил по его затылку, по линии его шеи, задерживаясь на его плечах. Астариет могла бы часами любоваться его силуэтом, его хрупкой спиной, словно она была творением искусного стекольщика. Нежно, как перышко, она провела пальцами по его спине, с каждым движением усиливая его возбуждение.

Гилберт закрыл глаза, наслаждаясь приятной дрожью, проходящей по его телу. В его голове кружились мысли, смешанные с волнами чувств. Он был полностью в её власти, и это было как опьяняющее вино. Он был готов раствориться в её прикосновениях, в её нежном плену.

Астариет, почувствовав его реакцию, издала тихий смешок, пробирающий до костей. Она убрала ладони, но нежно, почти грациозно опустила их к его копчику, сжимая его ягодицы мягким, но властным движением.

— Знаешь, с детства я любила тебя как брата, — её голос был тих, но проникновенен, полный ласки и теплоты. — Я и не думала, что полюблю своего друга детства… что стану его женой… — она сделала небольшую паузу, как будто подбирая слова, — твоей женой.

Сердце Гилберта замерло от её слов. Его грудь наполнилась волной тепла, а на лице расцвела мягкая, любящая улыбка.

— Я любил тебя, как лучшую подругу, Астариет, — прошептал он, его голос был хриплым от нахлынувших эмоций. — Никогда за миллион лет я не мог себе представить, что ты будешь моей женой… но я очень счастлив, что ты у меня есть.

В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тихим шуршанием штор, которые колыхались от легкого осеннего ветерка. Астариет продолжала сидеть на краю кровати, глядя на Гилберта, лежащего спиной к ней. Его узкая спина, изящно изогнутая, казалась хрупкой, словно фарфоровая статуэтка, и в ее глазах, полных нежной любви, отражалась забота и трепет. Она опустила взгляд на его ягодицы, округлые и соблазнительные, словно созревшие персики. Нежно, с чувством глубокой привязанности, она провела пальцами по мягкой коже сквозь ткань его кальсон.

— Я очень люблю тебя, дорогой мой одуванчик, — голос Астариет дрожал от эмоций, а взгляд был влажным, в нём светились искренние чувства. Её щека была мокрая от слез, и соленая капля скатилась по ней, оставляя влажный след на его ягодице.

Гилберт почувствовал тепло ее слезы на своей коже, и этот нежный жест заставил его сердце трепетать. Он протянул руку назад, обхватывая ее ладонь, которая лежала на его заду.

— Я тоже люблю тебя, Аста, — его голос дрогнул, но в нем звучала уверенность и нежность. — Ты мое все… моя тихая гавань, моя путеводная звезда.

Без лишних слов Астариет, словно нежная лань, припала грудью к его спине, налегая на него всем своим весом, и приобняла его плечи. Она любила его искренне, дорожила им всем сердцем и хотела, чтобы он знал это каждой клеткой своего тела. Гилберт закрыл глаза, наслаждаясь её теплом, её близостью. В этот момент он чувствовал себя абсолютно счастливым. Он был дома, он был любим. Он слегка повернул голову в ее сторону и нежно поцеловал ее руку, лежащую на его плече.

— Я чувствую это, Аста… каждую унцию твоей любви ко мне, — шепнул он, его голос был тихим, но в нем звучала глубокая признательность.

Астариет положила влажную щеку чуть ниже его шеи и, сквозь слезы, улыбнулась. Его мягкие губы на ее коже обжигали и дарили чувство покоя.

— Мы есть друг у друга, мой одуванчик, — прошептала она, ее слова были тихими, но полными любви и надежды.

Гилберт улыбнулся, его сердце трепетало от того, как нежно она прижималась к нему. Тепло ее щеки на его прохладной коже только обостряло его чувства, заставляя его наслаждаться моментом еще больше.

— Да, мое милое солнышко… мы есть друг у друга.

Его глазные яблоки дрожали под кожей век, а в душе начинала расти надежда, надежда на то, что он наконец-то сможет отдохнуть, сможет забыть все страдания, которые ему пришлось пережить. Астариет стала его якорем в штормовом море жизни, его единственным светом в кромешной тьме. Он доверял ей безгранично, интуитивно чувствуя, что она — его спасение, его убежище от кошмара, который преследовал его все эти годы. Их жизнь, словно судно, разбитое о скалы прошлого, теперь обрела новый курс, направленный на горизонты надежды. В стенах этого затерянного особняка, спрятанного от любопытных глаз в самом сердце королевства, они могли стать новыми людьми, свободными от оков прошлого, свободными от тяжести обязанностей и ограничений.

Осенняя мгла за окнами отражала мрачные сны прошлого, но в их сердцах теперь горела яркая и надежная искра надежды. Их жизнь только начиналась, и она обещала быть наполнена счастьем, любовью и мирным покоем, который они так долго ждали.