Гематофагия|Магическая битва фанфик

Помнишь, мы уже трепались о том, что Годжо Сатору коллекционер? Ну конечно помнишь, я же вижу, как у тебя зрачки расширились. Да-да, не прикидывайся святошей, я знаю, какие грязные мыслишки проползли у тебя в голове, давай по чесноку, ты, скорее всего, тоже хотел или хотела оказаться в его коллекции. Не врать. Я вижу блядь это в твоих мечтательных глазках насквозь. Извращенцы. Все вы там такие облизываетесь на него, как на витрину с секс-игрушками. Но не об этом — твои трусы, к счастью или к сожалению, останутся сухими. Пока что.

Сейчас речь пойдёт не о его зализанной морде, не о твоих влажных фантазиях, а о самой коллекции. О тех, кого он собрал. И, сука, это не просто сборище сильных колдунов. Это ебаный зоопарк из отбитых. Психопаты, одержимые, социопаты — сливки общества, улавливаешь иронию?) Он собирал их не по силе. Не по талантам, а по шороху внутри. По искажённой искре. По тому, кто может разнести этот мир в щепки не потому что хочет, потому что по-другому не умеет.

Директор токийского магического колледжа сидел в кожаном кресле, развалившись как тот, кто давно всё это вертел на своём хую. Поза? Поза ожидания, но не терпеливого, а того, что бывает у таксиста, когда чек горит уже десятую минуту, а пассажир всё ещё копается в своих делах. Масатами Яга массировал переносицу. Глаза закрыты. Лицо сплошная сжатая агрессия. Он не кричал. Не дёргался. Он ждал. А это страшнее всего. Потому что ждать он умел. О, это он умел лучше любого. И Годжо Сатору этим активно пользовался.

Напротив, на татами, сидел Идзити. Спина прямая, лицо каменная маска, но пальцы, длинные, бледноватые, с выступающими костяшками красновато-алого цвета, нервно перебирали складки синтетических брюк. Внутри гнев, но больше страх. В голове, как маятник отбивало: «Где этот ёбаный Годжо?». И ровно в тот момент, когда Яга уже готов был протереть переносицу до кости, дверь распахнулась с таким грохотом, будто её вынесли ногой.

— А вы, выходит, ждали меня? — ухмылка, голос с ленцой, знаешь, такой годжовский, вроде и не блаженный, но заставляющий думать, что именно ты здесь ёбнутый на глухо, а этот взгляд сквозь очки ярко-голубой, прожигающий, будто не смотрит, а препарирует.

Сатору шмякнулся рядом с Идзити. Тот сжался в уголок, потому что белобрысый раскинул свои длинные конечности, как будто это его личный лаунж.

— Сатору. — Яга смотрел на него сквозь черные очки, я хз или это клуб очкариков? Кстати, Идзити тоже в очках. — Будь добр, просвети меня. Что, блять, ты делал?

— Зависит от моих сексуальных фантазий в моменте. — Он лениво повернулся к окну, где золотистый свет цеплялся за его скулы, оставляя на лице игру теней. Будто летний день был единственным, что его сейчас волновало.

Яга встал. Молча. Идзити подскочил следом, поправляя очки, конечно же, как положено по всем этим анимешным законам, указательным пальцем, чётко в центр переносицы. Вроде мелочь, а смотрится, будто он сейчас весь мир переиграет. А Годжо поплёлся за ними, волоча ноги. Ему, знаешь, просто хотелось газировки. Обычной из автомата, в железной банке, которая сразу покрывается испариной, стоит только достать её на солнце. Когда пальцы холодят, когда пссс прямо в ухо, когда делаешь первый глоток и пузырьки словно крошечные иголки по языку. Такой кайф.

Улица встретила их духотой. Тот самый адский летний зной, когда солнце висит слишком высоко, а воздух густой, как дымка от раскалённого масла. Всё вокруг напоминало духовку на 220. Асфальт плавится, воздух гудит, и ты чувствуешь себя курицей, воткнутой на бутылку, запечённой до хруста. Идзити сел за руль. Сатору развалился на заднем сиденье, раскинув руки, будто это был его личный трон. Яга на пассажирском спереди. Машина тронулась, и Годжо тут же опустил стекло, высунувшись по пояс. Ветер рвал его волосы, а он, как ребёнок, ловил ртом горячий воздух.

— Годжо, здесь, вообще-то, кондиционер, — Идзити проговорил с кислой небрежностью.

— Ветер натуральней, — усмехнулся тот, и стекло поехало вверх.

— А что за суета с этими Киотскими придурками? Опять кто-то что-то не поделил?

— Ёсинобу хочет нас видеть, — отозвался Яга, не отрывая взгляда от дороги. — Говорит, ты притащил в школу очередной отбитый экспонат.

— Если он про Анами... Ну, я, между прочим, охуенно постарался, — выдал Сатору, сидя чётко по центру. Усмехнулся, глядя в зеркало заднего вида, прямо в глаза своему отражению. Конечно он знал, что этот разговор неизбежен. И, чёрт, в этом было что-то вкусное, они заметили. Он откинул голову, уставился в потолок машины, и расхохотался. Громко, безумно, без тормозов. Да, он знал, блядь. Знал, что делает. Он не просто маг. Он — сука, концепт. Бог. Сосите на коленях.

***

POV Анами Яроми.

Последнее время мне всё чаще хотелось сдрать с себя кожу. По куска, с мясом, чтобы боль, жгущая и тупая, перекрыла ту, что внутри. Чтобы память о прикосновениях Сукуны вытекла вместе с кровью. Липкая, как сперма на бёдрах. Его руки скользили по моей коже, как по своей территории. Язык проникал в рот и вплетался в мой, как будто мог взять контроль даже над дыханием. И этот привкус... Проклятый аромат благовоний, древесины, как от сандаловых палочек, которые жгут в храмах. Но я не в храме. Я в аду. В его, блядь, личном капище.

А последним, окончательным, смачным ударом стали мягкие руки Махито. Под формой. Под тканью. Они тянулись к груди, выкручивали соски, как будто я игрушка в его руках, такая тряпичная, податливая. Хочу блевать от самой себя. От ебаной слабости, беспомощности, которая жрала изнутри с каждым днём всё глубже, всё изощрённее. Паразит. После той встречи с Сукуной мы чуть не отъехали все скопом. Если бы не Нанами я бы, наверное, снова почувствовала, как тёплая, липкая жидкость стекает по бедру. Как тогда.

Стою. Комод врезается в ладони. Пальцы побелели. Трясёт. Тело, не разум. Разум уже давно поплыл. Смотрю в зеркало. Вижу не себя. Кожу. Одежду. Контур. И за спиной Сукуна. Ну что, пошутил? Или я уже совсем ебанулась. Всё возможно.

В комнату врывается Рыжая, влетает, будто ураган в школьной юбке. А я даже не думаю закрываться. В этом зоопарке любые личные границы были стёрты в первую неделю. «Привыкай, красавица», — тогда сказал Сатору и съебался в закат, как обычно.

— Анами, ты пролежишь все выходные! — Нобара вырвала дверцу шкафа так, будто он был её последней надеждой.

Я застыла у комода с лицом человека, который уже видел этот ад в прошлой жизни и не хотел реинкарнироваться.

— Нет, с вами, придурками, я больше никуда не пойду, — в голове сразу всплыло, как Тодо всыпал в меня какой-то порошок на той прошлой тусовке.

— Да ну брось! Было же весело! Я так ещё никогда не танцевала! — Нобара закатила глаза и махнула рукой, будто отмахивалась от моей «скучности», но я-то знала её веселье обычно заканчивалось разгромленным баром и моим лицом на ободке унитаза.

— Очень. — я скривила губы. — Вы же в последнее время, как в доме престарелых, рубились в настолки. Надоело?

— Играть с этими тюфяками? — она фыркнула, выдергивая из шкафа моё чёрное платье. —Мегуми слишком серьёзный, Итадори лох, а Тодо при проигрыше рвёт карты и рубашку на себе.

Она тряхнула тканью перед моим носом: «Надевай и пошли».

— Нобара, нет! — я вырвала платье и швырнула его обратно.

Тишина. Потом её губы растянулись в ухмылке, той самой, после которой люди пропадают.

— Или ты идёшь с нами по-хорошему... — она медленно достала из кармана тряпичную куклу с торчащими иголками, — Или я использую вуду. Выбирай.

Внутри всё сжалось. Чёрт. Она не блефует.

— Ладно... — я сдалась. — Но только девичник.

— Без проблем. — Нобара сунула куклу обратно. — Ты думаешь, мне охота тащить этих дебилов? Маки уже забила классный бар.

Я натянула джинсы и футболку, скривила губы в подобие улыбки и вышла, чувствуя на языке привкус пепла.

Когда я пришла в гостиную, Маки уже сидела на диване скрестив ноги. Непробиваемая, строгая, всегда готовая к драке. Нобара вертелась у зеркала поправляя чёлку, а в это время Тодо изучал нас взглядом, словно примерял на какую-то ебанутую роль в своей личной пьесе. Мегуми залипал в книгу, Юджи в телефон, попутно жуя чипсы, размазывая крошки по дивану.

Мы уже были в шаге от двери, когда...

— Сестры... — голос Тодо прозвучал сладко, как сироп с ядом. — Куда же вы без братьев?

Маки напряглась. Нобара замерла. Я почувствовала, как по спине побежали мурашки.

— БЕЖИМ! — Нобара рванула к выходу.

Мы разбежались в разные стороны, единственный шанс не дать Тодо поймать всех сразу. Он рыкнул, стена содрогнулась, но мы уже вылетели на улицу. Нитта ждала в машине, курила и смотрела, как к ней несутся три идиотки, а за ними двухметровый грузовик ярости по имени Тодо Аой.

— Запрыгивайте, быстрее! — завопила Нитта.

Двери захлопнулись в тот момент, когда его пальцы уже впились в ручку. Двигатель взревел, и мы рванули, оставив Тодо стоять посреди дороги с лицом, обещающим кровавую месть.

— Не думаю, что мы оторвались... — Нитта бросила взгляд в зеркало на нас.

— Пусть только попробует! — Маки сжала кулаки.

Я сидела зажатая между ними. Руки скрестила, будто собиралась молиться. Хотя кому? Во имя чего? Эти двое растеклись по сиденьям, а я сжалась, как скомканная бумажка, запихнутая в угол. Внутри скребло. Страх. Тот самый, родной, с которым живёшь, как с соседом, который стучит по батарее: «Скоро будет пиздец». Годжо уехал ещё утром. «На пару дней», сказал. «Самоуправление», «каникулы», «расслабьтесь». Звучало как: «выживите сами, детки», или «оставляю вас в клетке с тиграми, у вас же есть опыт». Идея говно.

***

Бар оказался именно таким, каким Маки и обещала: снаружи невзрачная витрина, красные бумажные фонари, чуть припылённые, как будто они помнили прошлый век. Изнутри приглушённый свет, дерево в отделке, за стойкой тихо покачивались бутылки саке и виски, стояло благоговейное спокойствие, будто ты не пьёшь, а участвуешь в обряде. Такие места Маки любила: современные, но в каждой детали привязанность к традиции, будто они держались за культуру. Мы вошли, внутри пахло смесью сливового ликёра, спирта и угля. Бармен с повязкой на голове кивнул Маки, молча. Он её знал. Конечно знал.

— Садитесь, я закажу, — бросила она, не спрашивая, чего хотим. Просто знала, что мы выпьем то, что она скажет. Иначе зачем вообще приходить?

Мы уселись в полукруглый уголок, обитый красным кожзамом. Я рухнула на диванчик. Свет падал так, что тени ползали по лицам, искажая выражения. Было уютно, но не безопасно.

Нобара сразу принялась крутиться: поправляла волосы, ногти, проверяла, не размазалась ли подводка. Как будто кто-то здесь будет смотреть, кроме нас.

— Ну, красиво же? — кивнула она на фонари за окном. — Я в таком месте хочу умереть.

— Поаккуратнее со словами, я вот еще жить хочу, — пробурчала я, опершись лбом о кисть.

Бармен принёс три коктейля. Стекло было тёплым, гладким. Напиток золотисто-мутный, пахнул юдзу, но внутри прятался крепкий удар джина и что-то горькое, как лекарство.

— Это что? — спросила я, отпивая. Язык тут же сжалось, будто меня куснули.

— Мой любимый, — ответила Маки, не глядя. — Смешал сам. Джин, юдзу, чёрный чай, немного умешу. Горько, но с послевкусием.

— Что за послевкусие? — фыркнула Нобара.

— Кислое. — Я допила залпом. Обожгло горло, но в груди не потеплело. Ни капли. Всё равно холодно.

— Медленно пей, — кинула Маки, — Оно раскрывается постепенно.

На пару секунд повисла тишина. Даже музыка в баре будто смолкла. Просто фоновый джаз, который перестал быть заметным. Маки опустила глаза. Нобара сделала вид, что не услышала.

— Ещё закажем? — спросила Нобара.

— Конечно, — ответила Маки. — Сегодня мы не забываем, но хотя бы глушим.

Я смотрела на то, как бармен смешивает коктейли. Движения точные, медленные, будто он не пьянит, а лечит, как старый шаман. И подумала может, всё это и есть ритуал. Чтобы снова почувствовать, что ты жив. Или хотя бы симулируешь.

Коктейли Маки дали о себе знать примерно на первом мать его бокале.

— Ну скажи, скажи, — Нобара уже хрипла от смеха, качаясь боком о Маки. — Ты бы дала Годжо?

— О, блядь, только не это, — простонала я, уткнувшись в стол.

— Ну чисто гипотетически, — протянула она. — Если бы он не был ходячим голубоглазым выебонщиком. Снял очки, приглушил свет, включил джаз...

— И выбрал тебя из всех студентов, — добавила Маки, отпивая коктейль. — У него вкус, знаешь ли.

— Ага, вкус к идиоткам, — хохотнула я. — Ну может... Если бы я не знала, что это он...

— А я бы дала, — уверенно заявила Нобара. — Но только если бы он говорил грязно на полном серьёзе. Типа: «Ты нарушаешь технику безопасности, студентка.»

— Твою мать, — закашлялась Маки. — У тебя извращённая фантазия, я аж коктейль в нос пустила.

— А если не Годжо, — протянула я, отрываясь от стола, — То из студентов кто? Ну давайте, вы же думали об этом. Признавайтесь, шлюшки.

— Мегуми, — почти сразу выпалила Маки.

— АХАХАХА, — захохотала Нобара, — Ты чего, он же вечно как будто на похоронах! У вас что там, траурный секс?

— Молча, быстро, с самоотвращением, — добавила я. — Классика.

— Ну тогда Юджи, — пожала плечами Нобара. — Он хотя бы весёлый. Типа такой «я ничего не умею, но стараюсь».

— Ой, прости, я случайно дотронулся до груди... — передразнила Маки, — Можно я сначала прочту инструкцию?

— А Тодо?

— ТОДО?! — мы с Маки сказали хором.

— Да блядь, чисто по приколу, — отмахнулась Нобара. — Он бы наверное перед этим попросил тебя рассказать свой «тип в женщинах».

— И если ты не скажешь «Дженнифер Лоуренс» трах отменяется, — допила я, уже чувствуя, как всё по телу плывёт. Мир стал мягче, границы размытее, и можно даже говорить вслух.

— А если... — вдруг притихла Нобара. — А если Сукуна?

Воздух резко сменился. Как будто в баре погасли все фонари разом. Маки замолчала. Я подняла голову. Улыбка на лице дрогнула. Щека чуть дёрнулась, будто мускул решил, что хватит делать вид.

Сукуна. Горячее дыхание у шеи, язык в горле, руки на бёдрах, смех, когда ты плачешь.

— С Сукуной?! — — я заржала слишком громко, резко, гортанно. Почти крик.

— Да блядь, с ним бы только если на спор, — продолжала я, закидывая голову назад. — Или если хочешь, чтобы тебя располовинили пополам.

— А ты лежишь такая, и не поймёшь — это оргазм или проклятие, — добавила Маки, пытаясь не заржать.

— А чё? Брутальный, опасный, альфа, — Нобара улыбнулась. — Может, у него там татуировки не только на лице.

Я смеялась. Я действительно смеялась. До слёз. Пока не сглотнула, снова не вспомнила.

Где был он. Где была я. Как дышал. Как смотрел. Как входил в меня.

Улыбка дрогнула. Кончик губы задёргался. Я пригубила снова. Медленно. Спрятала дрожь. Горелый сандал снова на языке.

— Да вы чё, — продолжала я хохотать, но уже с надрывом, с ноткой того самого, что идёт из груди, когда внутри что-то треснуло. — Сукуна не трахает, он вскрывает.

Нобара захлебнулась от смеха, отпивая коктейль. Маки прикрыла рот, сгибаясь от хохота. Всё вроде по-пьяному смешно. Но было не смешно. Я знала. Маки догадывалась. Она не смеялась до конца. Просто наблюдала. И когда я сделала очередной глоток она не отводила взгляда.

— Ты... — начала она, медленно, спокойно. — Будто не шутишь...

— У тебя руки дрожат, — бросила Маки. Глухо. Спокойно.

Я посмотрела вниз. Руки. Мои. На коленях. Дрожат. Сука. Засмеялась снова. Громко. Натужно. С этой фальшивой истеричностью, как будто хочу разорвать момент пополам.

Тишина на секунду впилась в уши. Я почувствовала, как от живота до шеи поднимается дрожь.

— Значит убедительно несу хрень — фальшиво усмехнулась я, пожимая плечами.

— М-м. — Маки ничего не сказала больше. Просто поставила стакан и отвела взгляд. Но поняла.

А я поняла, что спалилась. Не до конца. Но... достаточно.

— Ну давайте выпьем за то, что никто из нас не умер после секса, — быстро сказала Нобара, пытаясь размазать неловкость. — Хотя я не уверена, что после Сукуны я бы осталась в живых.

И тут...

— Блядь. — Маки сжала руку Нобары и резко кивнула подбородком за мой затылок. — Не оборачивайся. Только не оборачивайся, Анами.

— Там что, Сукуна стоит?

— Хуже, — прошипела она. — Там три долбоёба за соседним столом.

— Какие ещё три? — Нобара вытянула шею.

— НАХУЙ НЕ СМОТРИ! — цыкнула Маки.

Я медленно, очень медленно повернула голову. И чуть не уронила бокал. За столом напротив, через одну перегородку, сидели трое. Мегуми с кепкой натянутой до ушей, смотрел в бокал, как будто у него там ответы на все вопросы. Тодо в каком-то, блядь, парике, с усами, надетыми криво, жевал закуску. А Юджи сидел за раскрытой газетой. Блядь. Газетой. И между строк выглядывал его глаз, полный ужаса и кринжа.

— Пиздец, — прошептала я. — Серьёзно?

— Серьёзнее некуда, — отрезала Маки. — Они тут уже минут пятнадцать.

— ЧТО?! — я чуть не заорала, сдавленно, но с напором. — Они всё... всё слышали?!

— Каждую, сука, цитату. — Нобара закатила глаза. — «Ты нарушаешь технику безопасности, студентка» — теперь навсегда в архиве Юджи.

— НЕТ, — выдохнула я. — СУКА. НЕТ.

— Боже, — застонала Маки, — Кто их вообще сюда пустил?

— Я думала, ты бронировала приватный стол! — взвыла Нобара.

— Я бронировала...

Мы замолчали. Я снова посмотрела на Юджи. Он сделал вид, что читает. Газету.

ПЕЧАТНУЮ, БЛЯДЬ, ГАЗЕТУ. С картинками.

— Он вообще умеет читать? — спросила я тихо, уже почти хихикая от истерики.

— Нет, — мрачно ответила Маки. — Он просто смотрит на рекламу лапши.

— Мегуми, блядь... — простонала Нобара. — Он так напряжён, как будто мы его пытали.

— Потому что он, сука, всё понял, — я прижала ладони к лицу. — Я теперь та, кто «ржёт про Сукуну, а потом дрожит».

Мы решили заказывать третий коктейль, когда сзади раздался фальшиво-медовый голос:

— Нарушаете технику безопасности, студентки.

Я резко обернулась. Юджи стоял, заливаясь краской, но с рожей такого удовлетворения, будто только что открыл новый уровень в жизни. За ним Тодо с самодовольной ухмылкой и Мегуми, который уже жалел, что вообще родился.

— Юджи, я тебя убью, — сквозь зубы прошипела Нобара, — Я тебе пальцами пересчитаю все твои хромосомы.

— А чё я?! Это он всё придумал! — ткнул он пальцем в Тодо.

— Угу. Я лично печатал газету, — флегматично заявил тот, бросая на стол какую-то палочку суши. — Под прикрытием. Ради искусства.

— А ты, Мегуми? — повернулась к нему Маки. — Тоже пришёл смотреть, как мы превращаемся в стендап-шоу?

— Я вообще думал, мы просто поедим, — буркнул он, избегая взгляда. — Но потом началась тема про «татуированный член» — и я, ну я не знал, как уйти.

— Надо было выпрыгнуть в окно, — кивнула я, — Как в приличных аниме, когда герой слышит слишком много.

— Вы ж про Сукуну шутили, да? — Тодо сел рядом, как будто его ждали. — Прям чувствовалось, что у кого-то богатый... эм... жизненный опыт.

— Не продолжай, — Маки кинула на него взгляд, которым можно было вскопать землю.

— А чё, — не унимался он, — По-моему, это шикарная тема. Вот скажите, девчонки, кто из вас реально представлял Сукуну, а кто просто...

— Тодо, — сказала я, медленно, выговаривая каждую букву.

Он замолк. На секунду.

— Ну ладно, — откинулся назад.

— Юджи, — повернулась Нобара, — У тебя, значит, нет стыда, да? Записал всё, что мы несли? Или просто с газетой сидел.

— Я... я просто... я не хотел... — он не мог собрать слова в связную речь. — Там была статья про купон на рамен...

— Купон на пиздюли ты ща получишь, — крикнула она и пнула его под столом. Он ойкнул, но заулыбался. Сука, ещё и кайф словил.

— Анами, ты чего замолчала? — Мегуми всё-таки решился заговорить. Смотрел внимательно. Слишком внимательно. Как будто его коснулось.

— А что говорить? — я скривилась.

— Эм, — перебил Юджи. — Просто... ну, ты там так смеялась. Я подумал, может, ты... правда знаешь, какой у Сукуны член?

Пизда. Я вдохнула. Медленно. И выдохнула. Медленно повернулась к Итадори.

— А ты хочешь каталог с размерами? — спросила спокойно. — Или нарисовать? У меня есть мел, может, выведем на полу, чтоб наглядно?

Юджи покраснел как варёный рак.

— Н-нет... я просто... ну... это была... — он замялся, теряя остатки гордости. — Шутка?

— Ага, — кивнула я, откидываясь на спинку стула.

Нобара захихикала, Маки ухмыльнулась, а Мегуми просто смотрел. Всё так же. Словно видел глубже, чем хотелось бы.

— Ладно, — сказала я, беря новый шот. — Раз уж пошли такие разговоры и вы все уже знаете, то давайте пробухаем этот вечер вместе!

Я не помню, в какой момент всё поплыло. Когда Маки стала рассказывать о том, как однажды устроила «разбор полётов» в раздевалке с каким-то третьекурсником. Или когда Нобара начала хохотать, вспоминая, как Тодо дал ей какой-то зеленый кекс на тренировке и потом она час думала, что ковер шепчет ей послание. Я просто сидела, слушала, и ощущала, как внутри стало тише. Глуше. Спокойнее. Или просто — пьянее.

Вышла на улицу. В лицо ударил влажный воздух. Летняя ночь, как тёплая тряпка на лбу. Захотелось лечь прямо на асфальт. Но кто-то уже стоял у выхода. Спиной к дороге, в белой футболке, с растрепанными волосами. Итадори Юджи. Он повернулся, когда я приблизилась. Лицо странно спокойное. Не идиотское. Не дурашливое.

— Анами... — он взял меня за руки. Осторожно. Как будто я могла развалиться от одного прикосновения. — Расскажи. Что было? Я не хочу причинить тебе боль. Я просто...

Он запнулся. — Просто не хочу, чтобы ты была одна в этом.

Ты уже был частью этого, Юджи.

Я ничего не сказала. Только посмотрела на него. Он шагнул вперёд, не отпуская моих рук. Движение было неуверенное, осторожное, почти детское. Его губы коснулись моих мягко, будто извиняясь. Без давления, без страсти. Просто прикосновение. Просто тепло. Нежность, которой я давно не чувствовала. Поцелуй как попытка остановить то, что рушится. Я на миг позволила. Закрыла глаза, вцепилась в этот момент. Сердце глухо отбивало такт.

А потом... Что-то дёрнуло. Почти неощутимо. Лёгкая дрожь прошла по его губам и вдруг они впились в мои чуть сильнее, резче. Появился привкус. Солоноватый. Металлический. Боль еле заметная, но острая, как укус иглы. Он прикусил мою губу. Не случайно. Не из страсти. Я резко отстранилась. И взглянула ему в лицо. Но это был не он. Юджи исчез. На его месте — Сукуна.

Улыбка тронула губы. Уголки чуть поднялись, глаза сузились, словно наслаждался тем, как я медленно осознаю. Он склонил голову.

— Ммм... — протянул с наслаждением, — Я люблю вкус твоей крови, малышка.

Я замерла. Ноги будто приросли к земле, горло стянуло, как от удавки. Голос его был чужой, низкий, вкрадчивый, мерзкий. Слова он тянул медленно, с особым смаком, будто целовал ими кожу. Он подошёл ближе. В глазах не желание, не интерес. Власть.

— Ты скучала? — шепотом, почти неосязаемо. — Скажи честно, ты тогда стонала моё имя, а не просто смеялась?

Я не могла дышать. Ни вдоха, ни выдоха. Тело не слушалось. Я хотела исчезнуть, провалиться, стереть из себя его следы.

— Уйди, — хрипло сказала я. — Это не твой момент. Не твоё тело. Не твоя ночь.

Он провёл пальцем по моей щеке, размазывая тонкую струйку крови от губы.

— Ошибаешься, детка. Всё моё. Особенно ты.

Внутри что-то сорвалось. Вернулась та боль, что рвёт изнутри...