Часть 21.
Раннее утро. Солнце ещё не показалось. Метель воет за тонким стеклом окон избы, раскачивает сосны и ёлки, визжит, свистит, несет с собой огромные клочья снега. Кажется, что если выйти сейчас - сдует.
Но на данный момент мы сидели за столом и уплетали за обе щеки кашу. Никто её терпеть не мог, но когда ты ешь раз в сутки, и при этом устаешь до безумия - плевать. На столе была развёрнута карта. На ней был расчерчен наш маршрут до деревни, но он был слишком долгим, мы итак задержались. Самолёт ждать не станет. Все предлагали свои варианты сократить, проводили маршруты пальцем, но каждый из них был раскритикован и не одобрен.
—Я вам говорю, надо через реку херачить, она замёрзла и снегом присыпана, чем не дорога? — Говорила Ласка, указывая на синюю полосу, которая являлась рекой и была подписана как «Малиновка». Это было название. Маршрут наш располагался вообще по другую сторону карты.
—Ты ёбнулась? Мы не дойдём! — Сказала я. — Лучше так! Вот! — Я провела пальцем чуть дальше.
—Нет, надо так...
***
Штаб. Авторская речь.
Антон Вячеславович был вызван в штаб. Он не знал причины, цели, и волновался. Частично за ребят, которые снились ему когда он засыпал, и в каждом сне мучительно умирали, а частично за то, что будет в штабе. Ты никогда не знаешь, чего ждать от вышестоящих, особенно когда ты ничего толком не значишь. Ты просто букашка, раздавить которую - секунда.
Подполковник постучался в дверь кабинета. Получив одобрительное «Войдите!», он открыл дверь и вошёл. Его встретило лицо Алексея Степановича. Оно было спокойным, что уже помогло расслабиться.
—А, ты... Заходи, садись. — Сказал он. Вишневецкий послушался, сел. — Как проходит миссия? У тебя есть новости?
—До нас дошла информация, что почти вся группа убита. Осталось четверо. Сейчас они у лесника. Если смотреть на время, то скоро должны выдвигаться в деревню. Предположительно, путь начнётся в пять часов утра. То есть через час. — Доложил Антон, опуская глаза вниз.
—Ты помнишь наш разговор? Все, все должны сдохнуть. Я говорил тебе, что если останется хоть одна живая душа - ты окажешься у стенки. Мгновенно. Мне приказ не долго подписать. — Алексей Степанович говорил медленно, спокойно, но в голосе слышалась угроза.
—Так точно, я помню. Все будут мертвы, обещаю. Вы можете не волноваться.
—Волноваться по этому поводу придется только тебе, и я надеюсь, что ты уже волнуешься. Ведь судя по твоему докладу у этой четвёрки все идет как по маслу. Ах, кстати, кто жив?
—Валентин Тяпкин, Константин Чернов, Вера Салтыкова, Светлана Зорина. — Ответил Антон Вячеславович невозмутимо. А внутри была тревога. «Неизменная четвёрка, из любой задницы вылезет, чёрт их дери...» пронеслось в мыслях подполковника.
Изба. От лица Ветра.
—Всё, бля, идем как на карте! — Подытожил Кот и сложил бумагу. —Дед, за провизию спасибо, за ночь тоже, не забудем.
Лесник, всё это время сидевший с нами, кивнул и встал. Мы тоже поднялись, двинулись в прихожую, где были наши вещи. Оделись быстро, уже привычка. Ещё раз поблагодарив лесника, мы покинули избу. Дверь скрипнула и захлопнулась. Прежний страх вернулся. Но мы шли. Шли, а метель так и не унималась. Била в лицо, раздирала глаза, мешала хоть что-то видеть. И чем дальше была изба, тем дальше был единственный источник света в этой лесной, бесконечной мгле.
Огромными фигурами вырастали перед лицом сосны, заставляли вздрагивать от неожиданности. Метель и не думала униматься. Ветер свистел в ушах, залетая под ткань подшлемников, и заставлял морщиться от непритяного шума. Всех вёл Кот. Я упустила тот момент, когда мы выстроились за ним змейкой. Но так идти было гораздо легче, когда ты видишь перед лицом чью-то спину, а не внезапно появившуюся сосну. В идеале нужно было бежать, но сейчас это было невозможно. Каждый метр тянулся, ноги уставали всё сильнее, сугробы были по колено, мешали продвижению.
***
Лагерь. Авторская речь.
—Ты кто вообще? Как оказался тут?
—За что схватили?
—Прикурить не дашь?
Шумят новобранцы в курилке. Никто толком не успел познакомиться, слишком напряженный режим, подход сменился, распорядок тоже. На одной из скамей сидел дядя Паша и молча курил, опустив глаза. Он думал. Думал об ушедших ребятах, о том, что с ними, как они, и всё ли у них получается. Ещё больше его тревожила та мысль, что если те выживут, то как ему, так и Антону грозит расстрел.
Никто из набранных пацанов не обращал на Пашу внимания. Никто не думал успокаиваться, никто не думал утихать, наоборот все только громче гудели, пытаясь узнать друг о друге больше. Никто из ребят, на данный момент находящихся в тепле и в относительной безопасности и представить не мог, что сейчас, в каком-то лесу, несмотря на усталость и боль во всем теле идут дети, такие же как они.
Эти дети, бредущие по лесу сквозь метель были настоящими героями, о чём сами и не предполагали. Они сделали то, что являлось невозможным для их возраста. Они внесли этой миссией огромный вклад в военные действия, лишив запад топлива. А их имён даже не вспомнят.
***
Лес. От лица Ветра.
Метель унималась, облегчая продвижение. Солнце вышло, осветило лес, и сейчас было куда лучше, чем вначале пути. Осталось пройти какие-то два километра. Два километра до радости. Два километра до настоящего счастья. Это было чудом. Самым настоящим чудом.
Нашу внутреннюю радость прервала внезапная немецкая речь, разносящаяся отовсюду.
—Der Förster sagte, die Saboteure verstecken sich hier irgendwo. Wie kann die UdSSR von ihrem Sieg so überzeugt sein, wenn das Land voller Verräter ist? (Лесник сказал, что диверсанты прячутся где-то здесь. Как СССР может быть так уверен в своей победе, если страна полна предателей?)
—Carl, interessiert dich das nicht? Sei froh, dass es Verräter gibt. Russisch muss traurig sein. (Карл, разве тебя это интересует? Радуйся, что предатели есть. Грустить должны русские.)
—Was werden wir tun, wenn wir sie finden? (Что мы будем делать, когда найдем их?)
—Wir können sie zu unseren Torfarbeiten schicken. Da braucht man nur Leute. (Мы можем отправить их на наши торфоразработки. Там как раз нужны люди.)
Мы попрятались за стволы деревьев. По голосам их было минимум четверо. Сейчас я не боялась. Это был не страх. Это был ужас. Животный ужас. Всё тело заледенело, было страшно дышать, а по спине гуляли мурашки. Я услышала, как Кот, прячась за соседним деревом щёлкнул предохранителем. Подготовил оружие к стрельбе. Дрожащей рукой я сделала также, и лишь сильнее вжалась в дерево, услышав, что немцы остановились.
—Еs scheint mir, dass hier jemand ist. Haben Sie das auch gehört? Wir sind auf dem richtigen Weg. (Мне кажется, что тут кто-то есть. Вы тоже это слышали? Мы на верном пути.) — Послышался голос в тишине леса.
—Атакуем!!! — Закричал Кот.
Все повыбегали из-за стволов. Немцев оказалось восемь. Перестрелка. Мы стреляли не целясь, времени целится не было. Переодически скрывались за деревьями, и каждый выстрел сопровождался громким криком, нужно было куда-то девать эмоции и страх. Лежит шесть немецких трупов. Где-то притаились ещё двое. Мы решили отойти друг от друга на небольшое расстояние, чтобы выискать этих двоих.
Нигде не было ни души, казалось, лес опустел. Тишина. Но в этой тишине было что-то зловещее, и сейчас, когда рядом не было никого из ребят тревога внутри усиливалась. Я крепко сжала в руках автомат и ходила кругами, заглядывала в каждый куст и за каждый ствол, дёргаясь от каждого шороха. Пятый раз заглянув под один и тот же кустик я выпрямилась.
И тут я почувствовала, как огромная, крепкая рука схватила меня за талию, а на шее ощутился холод стали.
—Помогите! Помогите!.. — Кричала я. Но мне затыкали рот. И я осознала, что сейчас в руках немца. А вот и второй.
Он схватил меня за ноги. Как я не старалась пинаться и кричать, как бы я не рыпалась, ничего не получалось. Большие, грубые руки в холодных кожаных перчатках крепко сжимали мои ноги. Нож от шеи убрали, но от этого легче не становилось. Меня душили и тащили куда-то, я ничего не могла сделать. Только дёргаться и плакать. Сердце билось так, что казалось, что сейчас выскочит, страх внутри сменялся отчаянием, затем снова возвращался.
Выстрел. Я дернулась и закрыла глаза. И тут, ноги мои отпустили, и они просто упали на снег. Лишь верхняя часть была ещё не на земле. А вскоре и она оказалась, после второго выстрела. Я упала на снег, и после неуверенно открыла глаза. Дыхание было сбитым, тяжёлым, в глазах всё плыло, горячие слезы текли по щекам. Автомата не было, видимо уронила когда на меня напали. Сердце до сих пор долбило по грудной клетке изнутри. Надо мной сидели ребята, задавали много вопросов, а я лишь смотрела то на один немецкий труп, то на другой.
—Пойдёмте, пожалуйста... — Сказала я, пытаясь встать. Но всё тело дрожало настолько, что подъем был непосильной задачей. Тогда мои спасители помогли.
И путь продолжался. Слёзы на щеках я вытерла, и, пытаясь успокоить свой страх, дышала медленно и глубоко...