Часть 20.
Ночь. Мы рядком лежим на деревянном полу. Под нами простыни, накрыты мы были тёплым, зимним одеялом. Оно было таким большим, что его одного хватило, чтобы укрыть всех нас. Приятные чувства растекались по телу. Удачная миссия, поцелуй Тяпы, папа... Всё это так сильно меня радовало, и сейчас я лежала, улыбаясь самой что ни на есть искренней улыбкой.
Чувство влюблённости, радости и тепла. Я повернула голову на Тяпу. Он, на моё удивление, тоже не спал, также смотрел в потолок.
—А я ждал, когда ты на меня повернёшься. — Он улыбнулся и посмотрел на меня. — Я тебя минут пять взглядом буравил. — Тяпкин говорил шёпотом.
—Да? — Я улыбнулась. Он кивнул. — Тяп, а что между нами? — Спросила я тихо.
—Ну как же? — Тяпа повернулся на бок лицом ко мне. — Разве не взаимная любовь?
—Она самая. — Я тоже повернулась лицом к нему.
—Выйдем покурить? — Спросил он.
—Давай.
***
На улице было жутко. Луны не было видно, вокруг густые ели, могучие сосны, которые кажутся страшными великанами. Мы вышли покурить, но никто не курил. Просто оба стояли, оперевшись на дверь, и смотрели вдаль.
—Больно? — Спросил он, указывая на многочисленные ранки на моем лице. Я неопределённо пожала плечами.
—Вроде нет. — Я шмыгнула носом. Вышли налегке, только ветровки накинули, и больше ничего.
Тяпкин оттолкнулся от двери и навис надо мной, стал рассматривать мое лицо.
—Выходит, у тебя отец жив? — Спросил он тихо.
—Получается так.
—И мой. Мой тоже жив. — Тяпа опустил голову, но поднял, и глазами вернулся ко мне.
Я выдохнула горячий воздух, и вдохнула холодный, свежий, лёгкий, лесной.
—Ты мне с самого начала понравилась. Я боялся навредить тебе. Не знаю я, как с девчонками вести себя. А с тобой особенно. Они все какие-то одинаковые... Платьишки, туфельки, нытьё, а я это не люблю, да и девчонки эти злят меня, а ты... Ты какая-то не такая, совсем другая, знаешь. — Он усмехнулся своим словам. — И в обезьяннике когда дрались, помнишь? Я тебя в пол силы бил, хоть и злой как псина был... Ты извини, не по понятиям поступил.
—Спасибо, что поймал тогда. — Я улыбнулась, вспоминая его руку, которая помогла мне не упасть на бетонный пол.
—Тю... — Он легкомысленно махнул рукой. — Не благодари. Ты красивая очень, Вер. Загадочная такая. Сразу не дашься. Не раскусишь тебя. — Тяпа усмехнулся.
От его слов на душе становилось очень тепло, очень приятно было слушать о его чувствах, приятно было понимать, что он доверяет мне и любит.
—Ты мне тоже давно нравишься. Я тебя как-то боялась, что-ли. Хмурый такой, молчаливый, а потом вообще... — Я посмотрела на него. — Ночами о тебе думала.
Тяпа улыбнулся и наклонился ближе ко мне. Секунда, и мы уже целуемся. Так нежно, так ласково и осторожно. Я крепко обняла его, не желая отпускать. И он в ответ. По телу бегали мурашки от каждого прикосновения, от каждого движения губами а внутри всё сгорало от чувств.
—Я дико извиняюсь! — Послышалось где-то рядом.
Мы сразу отстранились друг от друга и открыли глаза. О, какой стыд! Это был никто другой, как отец. Хотя, в прочем, было бы хуже, если бы мы курили. Но это не отменяло аварийности всей ситуации. Папа подошёл ближе.
—Я правильно понял, Вера? — Спросил он строго.
—Тебе показалось. — После этого ответа мне хотелось ударить себя по голове. Что я несу?! Да ещё так не возмутимо, твою мать!
—То есть ты хочешь сказать, что у меня галлюцинации? Это вообще кто? — Он указал на Тяпу.
—Это Валентин. Мой друг. — Отец посмотрел на меня ещё более злобно.
—И давно мы с друзьями целуемся?!
—Так! Мне это надоело! — Я сделала шаг вперед и нахмурилась. Если не хочешь быть виноватым - сделай виноватым другого. — Ты, значит, ничерта не пишешь, пропал окончательно, мать спилась с горя, я тебя оплакивала ночами, а ты оказываешься жив?! Я же из-за тебя в этот ад попала! Из-за того что ты просто исчез, полностью! Писал бы письма - не спилась бы мама, была бы семья, Надька бы росла нормально! — Я харкнула в сторону. А теперь гнев накрыл меня по настоящему. Взглядом я указала Тяпе чтобы он зашел обратно, и он так и сделал. Дверь пронзительно скрипнула и хлопнула.
—Я воевал! Думаешь, хорошо на передовой?! Думаешь, легко мне?!
—Ты разведчик, а не пехотинец! Пехоте тяжелее! Ты не диверсант, ты вообще знаешь через что я прошла?! Видел одежду окровавленную на входе?! Так это наша, и там есть моя! Ты даже не спросил как дела! Даже не поинтересовался мною! А сейчас решаешь сделать виноватой меня?! — Это была первая ссора с отцом.
—То есть, ты хочешь сказать, что если я разведчик, то мне легко?! — Крикнул отец.
—Не легко, а легче, не путай! — И тут я почувствовала крепкую руку на своем затылке. Он обнял меня, прижал к себе. Я не могла не обнять в ответ, и слезы сами потекли из глаз. Слёзы обиды и тоски.
—Ты многого не знаешь, Вер. Очень многого. — Он похлопал меня по спине и отстранился. Я посмотрела на него.
—И ты... Ты вообще ничего не знаешь, пап. — Я смотрела в его глаза, которые сейчас были полны грусти и любви.
—Так расскажи, дочка! Я твой отец, разве ты забыла? Ты можешь говорить мне всё, помнишь, мы давали друг другу обещание?..
***
Алма-Ата. 1939 год.
Мы с папой сидим за столом и пьем чай. Мама с Надей ушли погулять. Я потянула руку к блюдцу с печеньем, как вдруг её перехватил отец и посмотрел на костяшки, что были разбиты и ещё чуть-чуть кровили.
—Что это? — Спросил он.
—Пап, я... — Я не могла подобрать слов.
—Матери не скажу. — Он поднял глаза с руки на меня и подмигнул, а затем снова посерьёзнел.
—Я с мальчиком подралась, но я защищала мамину честь! Он маму дурой назвал, представляешь? Я победила! — Отец моментом отпустил мою руку.
—Хорошо. Тогда молодец. Печенье твоё. За родительскую честь заступаться надо, это необходимо... — Он улыбнулся. — Ты можешь доверять мне те тайны, которые не можешь доверить маме. Я обещаю держать все твои тайны в секрете. Тебя я прикрою, скажу, что на кулаках отжималась.
—Хорошо. Обещаю, что буду рассказывать всё.
***
Лес. 1943 год.
—Всего я рассказать не могу. Расстреляют. Но хочу поинтересоваться. Нам необходимо пробежать ещё девять километров до деревни, позже покажу на карте. Мне нужно знать, есть ли в этой деревне немцы и грозит ли нам опасность на дороге?
—Если ты про «Берёзовку», то про неё скажу. Как раз сегодня там были, разведывали. Немцы есть. Поодаль от неё есть у них блиндаж, работает как штаб. В саму деревню заглядывают только за продовольствием и чтобы людей припугнуть. Точного времени не установлено. Блиндаж будут атаковать завтра. — Сказал отец серьезно. — Завтра вечером. Если добежите утром, то возможна встреча. Будьте начеку. Я прошу.
—Да, про неё. Спасибо! — Я улыбнулась и обняла его.
—Обращайся. А теперь спать, быстро! Я к леснику зайду и тоже, только у нас, в блиндаже. — Он улыбнулся. — Увидимся после войны. — Улыбка была грустной, а в глазах играла тоска. — Теперь и ты у нас солдат, да?
—Не увидимся, меня расстреляют. За то что жива осталась. — Сказала я и вошла в избу.
—Что?!
_____________________________
От автора:
Вот и юбилейная 20 часть. Не знаю почему, но мне почему-то очень нравится число 20. Хах. Я заметила, что комментировать стали ещё больше, звёздочки вообще ставите бесконечно, за что я опять вас очень, очень, очень, ОООООООЧЧЧЧЕЕЕЕЕЕЕЕНННННННЬЬЬЬЬЬЬ сильно благодарю. Причем большинство комментариев очень приятные, с похвалой. И вчера, читая их, я заплакала. Да, вот такие вот вы, до слёз меня довели, ай-яй-яй, как не стыдно, хулиганы?). Ещё под 18 частью возник вопрос «Это конец?». Ребятки, ещё раз говорю, конец ещё не скоро и я напишу об этом, вы увидите слово «Конец» и прощальное обращение, запомните.
Люблю, целую, обнимаю.
С благодарностью и любовью
Ваш автор, ваша Наташа.