Часть 19.
Кто мы теперь? Герои, или по-прежнему преступники-рецедивисты? Заслуживаем уважения, или по-прежнему сволочи? Кто мы сейчас? Сейчас, когда идём, едва ли тащим ноги, держим друг друга чтобы никто не упал, и стонем от боли. Лес, такой тихий... Бесконечные сосны и ели дают волшебные запахи хвои. Но нам не до этого.
В глазах рябит и моментами темнеет. Кровь со лба стекает на ресницы, оседает каплями, мешает видеть. Ноги отказываются идти, подгибаются, сильно тошнит. Это - не сказка. Это - война. Поцелуи тут не лечат. Я сплюнула кровь в сторону, переодически накапливающуюся у меня во рту. Это раздражало.
Я стала медленно падать. Но меня поднял Тяпа, идущий рядом. Он выглядел лучше всех нас. Они с Лаской были самыми здоровыми. Ноги опять подогнулись. Я не смогла противоречить и упала лицом в снег. Это было даже приятно. Но Тяпа поднял меня снова. Я вздохнула и продолжила идти. Свежий, девственный снег под ногами хрустел и красиво переливался.
Один километр пройден. Он казался адом, или даже чем-то более страшным. Показалась небольшая изба. Брёвна замшели, но тем не менее стояли крепко и выглядели надёжно. На крыше толстым слоем лежал снег. Изба была выстроена удачно. Посреди леса, окружённая густыми елями, такую без карты не найти.
Мы доковыляли до двери. Кот постучал уверенно и громко.
—Кто?! — Послышалось хмурое и злое за хлипкой дверью.
—Диверсанты. Открывай. — Ответил Кот, тратя на это последние силы.
Дверь открыл старик. Выглядел просто. Старые, потрёпанные штаны, которые были чем-то испачканы, сверху бело-синяя тельняшка. Сам дед был достаточно худым. Каждый волосок был седым, а над верхней губой красовались густые, аккуратные усы, такие же серые. Глаза были карие, усталые, а при виде нас в них появилась искренняя жалость. Он без всяких вопросов пустил нас. Мы вошли.
—Раздевайтесь... — Тихо сказал он, и ушел в сторону большой русской печи, из которой валил вкусный запах борща.
Мы все начали. Сначала разулись. Ботинки убрали в сторону, в них небрежно запихнули портянки, в некоторых местах тоже красные от крови. Сняли теплые, серые подшлемники, сейчас не похожие на себя. в некоторых местах рваные, торчат толстые нити... Весь боекомплект тоже оказался в стороне, ветровки. Теперь мы были в свитерах и штанах. Босые. Но полы в избе были не то что не холодными, а даже тёплыми.
Старик посмотрел на нас, подошедших ближе к нему.
—Идите умойтесь, страх смотреть. — Он указал на умывальник в стороне, достаточно типичный для нашего времени и таких изб. Металлический, а под ним стоит железное корыто.
Мне дали умыться первой. Я набрала воды в ладошки. Вода была ледяной. Первый раз, когда я провела мокрыми руками по лицу был болезненным. Да и остальные. Второй. Третий. Четвёртый. А вода после меня всё также остается красной. Удалось полностью отмыться только на восьмой. Пока ребята делали тоже самое, я по-хозяйски присела на один из стульев около деревянного стола, от которого пахло хвоей и смолой. В скором времени передо мной был заботливо поставлен горшочек с борщом и большая, деревянная ложка. Я стала есть, не успев отблагодарить или сказать хоть что-то. Я была очень голодной. Ела жадно, быстро, не успевая даже дуть на горячий суп, обжигая горло и нёбо. Но было плевать. Желание есть было слишком сильным. Нестерпимым. И я только сейчас поняла, насколько сильно мне нужна еда.
Вскоре к моей трапезе присоединились ребята. В последующие три минуты горшочки были опустошены, ложки старательно вылизаны, а капуста на дне выловлена проворными пальцами и съедена. Старик молча сидел с нами за столом, просто наблюдал. А когда мы закончили с едой, то сказал:
—А чё с вами было-то? Чё в крови припёрлись? — Спросил лесник, давая нам всем по яблоку.
—Мина. — Коротко ответила я и откусила спелый фрукт.
—Ясно. — Сказал он. — Спать будете на полу. Я постелю, будет мягко. Я на печи. — Он положил голову на ладони и задумчиво осмотрел всех нас. —Да, иначе я вас представлял... — Мужчина почесал затылок. — Как зовут вас?
—Ветер.
—Ласка.
—Кот.
—Тяпа.
—Мне погоняла ваши не упёрлись, имена скажите!
—Вера.
—Света.
—Костя.
—Валя.
—Ну вот! Теперь понял. — Он улыбнулся.
В дверь постучали несколько раз. Сильно и быстро. Дед вздохнул, тяжело встал, и, кряхтя и ругаясь, подошёл к двери.
—Кто?! — Рявкнул он.
—Открывай, разведка! — Послышался из-за двери твёрдый, мужской бас.
Дверь была открыта. Я увлеченно грызла яблоко, не обращая внимания на вошедших.
—У тебя тут ещё кто-то? Что за вещи окровавленные? — Послышался такой же бас. Он показался каким-то родным, привычным.
—Диверсанты. Секретная информация. Заходи. — Сказал дед.
И в эту же секунду перед моими глазами оказался мой отец. Такой родной, такой любимый, такой знакомый. Дыхание в один момент перехватило, сердце замерло, а покусанное яблоко выпало из рук и покатилось по полу вниз.
—Верка?.. — Спросил отец тихо, словно не веря сам себе. Он снял с головы зелёную пилотку и сжал в руке. Ту самую, с алой звездой, которая лежала на стуле в тот страшный вечер.
—Папа?.. — Я медленно встала из-за стола и отставила стул в сторону. — Папа!!! — Я подбежала к нему и крепко обняла. От него пахло землёй и травой, лесом, табаком и чем-то родным, тем, что я почувствую и узнаю всегда. Ещё от него пахло порохом и немного тянуло пóтом. Отец поднял меня на руки и закружил, целуя в макушку.
—Верка! Родная моя, доченька... Маленькая... — Он обнял меня ещё крепче, казалось, что сейчас сломаются рёбра.
Внутри всё взлетало.
—Пап, пап... А мы... А мы... Представляешь, мы базу немецкую подорвали, пап... — С глаз текли слёзы. Слёзы радости. А губы невольно расплывались в улыбку.
—Как? Как ты тут оказалась, Вер? — Серьезно сказал отец и опустил меня обратно.
—Так случилось. Я не виновата в этом. Совсем. — Я посмотрела в его глаза, полные радости, любви и искреннего волнения. Утёрла слёзы.
—Почему там, на пороге, вещи в крови? — Он опустил взгляд ниже. На мои штаны, которые были уже не красными, а коричневыми, кровь засохла.
—Ничего страшного. Пап, не больно совсем, правда, не волнуйся, с нами всё хорошо... — Я слабо улыбнулась. Не больно? Очень больно. Просто жизнь научила терпеть и врать. Всегда.
—Вера, что случилось? — Он нахмурился. Я не думала, что наша встреча начнется с претензий.
—Я не имею права разглашать эту информацию. Она секретна. Я не имею права вообще говорить с тобой об этом. Ясно? — Я была разочарованна и обиженна. Я так скучала, так долго хотела встретиться с ним, а по итогу...
—Ты вляпалась?
—Не имею права! — Сказала я уже громче. Мне не нравилось когда меня не понимали или не слышали.
Отец слабо улыбнулся.
—А характером не меняешься. Такая же сильная. Только теперь ты стала смелой. — Он погладил меня по голове своей большой, тяжёлой рукой. Я улыбнулась в ответ.
Ребята, в том числе и лесник тем временем пилили нас взглядами, не совсем поняв ситуацию, и пытаясь тем самым хоть что-то осознать. На улице послышались какие-то шумы.
—Салтыков, бегом в блиндаж, тебя старшина зовёт! — Крикнул какой-то мужчина, забежавший в избу.
—Вер, будь умницей. Обязательно увидимся ещё, слышишь, дочка? — Сказал отец. Я кивнула, а он убежал прочь.
Стало грустно. Как будто то, что случилось - только лишь сон. Мы не увидимся. Меня убьют. И я знаю это точно. Убьют либо свои, либо немцы. Теперь болело не тело, а душа.