Часть 13.
От лица Антона Вячеславовича. Санчасть. Спустя неделю.
—Антон Вячеславович, послушайте! Это невозможно! Она потеряла много крови, там рана едва-едва коркой покрылась, бинты только вчера сняли! Да побойтесь Бога, Антон Вячеславович! — Кричал мне медик.
—Мы не можем больше ждать. Выписывайте её, в срочном порядке. Под мою ответственность. — Я настаивал. Близилась миссия, самые последние, важные тренировки, которые Вера пропустить права не имеет.
—Да как вы не поймёте!!! — Медик вскочил со стула и опёрся руками о свой массивный дубовый стол. — У неё рука может отказать, она уже не годна для миссий и задач! Её только на расстрел или в тыл!
—Я сказал выписывайте, это приказ! — Я встал со стула и направился в лазарет, петляя по коридорам.
От лица Ветра.
С каждым днем мне становилось всё лучше. Меня никто не навещал, только на тумбочке загадочным образом появлялись разные предметы. То травинка, то одуванчик, то листочек, то хлеб с маслом. Бинт уже сняли. На запястье красовалась алая полоса с запёкшейся кровью. За эту неделю я очень много и хорошо спала. Снился он. Тяпкин Валентин Петрович. Все мысли были заняты им, только им. Как он сейчас? Где? Жив или расстрелян?
Какое-то странное чувство наполняло грудь, когда я думала о нём. Чувство тепла и какой-то непонятный трепет, что-то очень приятное.
Дверь лазарета распахнулась. Вошёл Антон Вячеславович.
—Ты выписана. — Сказал он резко, сев на стул рядом с койкой.
—Как? — Спросила я удивлённо. Рана ещё не затянулась толком, а уже...
—Вот так. Собирай вещи и бегом в палатку. Переложишь всё в тумбочку, с ребятами поговоришь, а потом дела. Через пять часов едем прыгать с парашютом, тренировочно. — Он встал и ушёл, а я смотрела ему вслед.
Делать было нечего, нужно выполнять приказ. Я встала с койки. Голова немного закружилась, ноги подрагивали, но я смогла. Вещей моих толком не было. Перенесли только оставшуюся форму, зубную щетку и порошок, мыло. Я оделась по нормальному, ведь лежала в одной майке и трусах, что только что заметила. Торопливо замотала портянки, натянула ботинки... Всё. Я была собрана.
Я задрала рукав, посмотрела на рану, внутри что-то дрогнуло, и я опустила руку. Отбросив все мысли прочь, я забрала остаток вещей (мыло, щётку, зубной порошок) и вышла. Я по коридору перешла к зданию санчасти, где был медик, сидящий за столом. Он посмотрел на меня. В глазах его была тревога и некая тоска.
—Вер, береги себя. — Сказал он мне, глядя в мои глаза.
Я только кивнула и вышла. Ветер мгновенно ударил в лицо, от чего я невольно зажмурилась.
Путь до палатки был сложным. Я переодически останавливалась, переводила дух, чтобы не завалиться или не упасть в обморок. Голова кружилась жутко, чувство тошноты сопровождало меня до самого конца. Но с болью пополам мне удалось. Вот и палатка. Я осторожно отодвинула полотно, которое считалось дверью. Тихо войдя, я осмотрелась. Всё было таким же, вот только сено свежее, его поменяли. Оно было колючим и хрустело, когда на него наступали.
Я медленно прошагала к своей тумбочке и открыла её. И там всё было также. Я разложила всё по своим местам и покинула палатку, желая подышать ещё немного.
Лагерь казался пустым. Никого не было, видимо все на тренировке или только-только закончили. Но мне не было это интересно. Я медленно шагала к курилке. Хотелось посидеть, вспомнить те тёплые моменты с песнями и улыбками. Но в пяти метрах от неё меня будто облили ледяной водой.
В метрах двух от меня стоял Тяпа. Он тоже замер, глядя на меня как в первый раз. Мы не двигались.
—Ветер!!!
Он побежал ко мне, а я к нему.
—Тяпа!.. — На глазах появились слезы. Он крепко обнял меня.
Я тихо плакала в его плечо, прижимаясь к нему сильнее и сжимая в руках ткань плащ-палатки.
—Зачем?.. — Спросил он тихо, прижимая меня к себе, словно боясь услышать ответа.
—Почему ты поверил? — Спросила я в ответ, мы оба хотели узнать больше информации друг о друге, о наших чувствах.
—Я... Я просто конченный урод... — Он обнял меня ещё крепче, показалось, что сейчас сломаются мои рёбра. Я тихо всхлипывала.
—Мы сегодня с парашютом прыгать будем... — Дрожащим голосом сказала я.
—Я знаю... — Ответил он, выпустив меня из своих объятий.
Мы стояли без движения, не могли насмотреться друг на друга, изучали... Его взгляд был полон нежности и тоски. Мой взгляд был полон любви и боли. Он положил руки на мои щёки, и быстро, едва ощутимо, так нежно и ласково поцеловал в лоб. Внутри у меня всё поднялось, запело, затрепетало.
Тяпа убрал руки и снова обнял меня. Я обняла его в ответ, вдыхая его запах, запах папирос и чего-то родного.
Слёзы стекали по щекам одна за одной, сами, я даже не контролировала этого. Это были слёзы боли, любви и одновременно счастья. Я была счастлива, что наконец мы можем быть так откровенны друг с другом, делать то, что желаем, без капли стеснения.
Мы медленно отстранились друг от друга.
—Пошли в курилку?.. Там ребята собираются... — Неуверенно и тихо предожил он.
—Пошли...
Мы взялись за руки и медленно двинулись к курилке. Я не знала, что происходит внутри меня. Я не должна была прощать его так сразу, и не хотела этого. Обида была слишком сильной, рана слишком глубокой, но его поцелуй окончательно растопил лёд во мне.
И вот, спустя минуты три, мы дошли. Родные лица. Маэстро с гитарой, Принц, Окунь, Заяц, Бабай, Кучер, Шкет, Ласка, Кот, и все они уставились на меня.
—Ветер... — Ласка медленно встала со скамьи, пока Кот молча смотрел на меня взглядом, полным стыда.
—Не подходи ко мне... — Сказала я, сжимая и разжимая кулаки. — Сволочь! — Я не выдержала. Прорвало. — После стольких лет дружбы, тварь, после всего этого! После того, что мы прошли, ты просто кидаешь меня, зная, что я бы никогда так не поступила?! Блять, да как ты можешь?! Как ты можешь?! — Я надвигалась на неё горой, а она пятилась назад, лишь молча слушая. Глаза её наполнялись слезами. — Двуликая сука! Ещё плечо к плечу с тобой воевать?! Не сходить бы тебе нахуй?! Да ты же меня при возможности немцам в плен сдашь, конченная! Сначала морально меня во все щели отъебать, а потом Ветер, Верочка?!
Я замахнулась, чтобы дать ей пощёчину, но опустила руку и села на скамью. Ласка села рядом.
—Прости, если сможешь. — Сказала она, поворачивая голову в сторону. Пацаны удивленно смотрели на нас.
Я харкнула на землю, ничего не ответив. А они говорили: «Не любви, ни тоски, ни жалости»...