Сделка

Чонгук

Я прилагаю все усилия к тому, чтобы в четверг к приходу Лалисы в доме никого не было. То, что она вчера наткнулась на Тифф, меня скорее позабавило, чем смутило. Радует и то, что Лалиса ворвалась ко мне не ради эксклюзивного снимка. Она покраснела бы раз в десять сильнее, если бы слышала, как Тифф вопит во время оргазма.

Если честно, в глубине души я подозреваю, что Тифф имитировала оргазм, издавая те же стоны, что в порнофильмах. Я не утверждаю, что в постели я настоящий жеребец, но я предельно внимателен и никогда ни от кого не получал жалоб. Однако вчера мне впервые показалось, что передо мной разыгрывают спектакль. Все это, как ни удивительно, получилось без удовлетворения. Не знаю, имитировала она оргазм или просто преувеличивала удовольствие, но у меня нет желания еще раз повторять это представление.

Лалиса стучит в мою дверь. Она не ограничивается одним стуком. Она стучит раз десять, потом, после того как я крикнул «Входи!», еще два раза.

Дверь открывается, и неуверенными шагами входит Лалиса, прикрывая глаза ладонями.

- Здесь безопасно? - громко спрашивает она. С закрытыми глазами она вытягивает вперед руки и идет вперед, как слепец.

- Ну, ты и зараза, - со вздохом говорю я.

Она открывает глаза и устремляет на меня мрачный взгляд.

- Я просто проявляю осторожность, - надменно заявляет она. - Не дай бог застукать тебя во время очередного секс-фестиваля.

- Не беспокойся, до секса мы даже не добрались. К твоему сведению, мы на этапе эротического стимулирования. Между второй и третьей базами, если быть точным.

- Перебор.

- Ты спросила.

- Я не спрашивала. - Она по-турецки садится на кровать и достает конспект. - Ладно, хватит болтать. Давай я прочту твое переделанное эссе, а потом займемся практикой.

Я передаю ей листок и откидываюсь на подушки. Дочитав, Лалиса смотрит на меня, и я вижу, что она под впечатлением.

- Это очень хорошо, - признается она.

Будь я проклят, если я не испытываю прилив гордости. Я едва не надорвался, решая эту нацистскую дилемму, и похвала Лалисы не только доставляет мне удовольствие, но и подтверждает то, что у меня неплохо получается залезать в чужие мозги.

- Между прочим, действительно хорошо, - снова говорит она, просматривая заключение.

Я насмешливо ахаю.

- Господь всемогущий! Это комплимент?

- Нет. Забираю свои слова. Полнейшее дерьмо.

- Поздно. - Я машу пальцем у нее перед носом. - Ты считаешь меня умным.

Лалиса тяжело вздыхает.

- Ты умный, когда заставляешь себя потрудиться. - Она делает паузу. - Ладно, может, я сейчас скажу полную хрень, но я всегда думала, что спортсменам учиться легче. В академическом смысле. Ну, что им запросто ставят А только потому, что они очень важны для университета.

- Эх, если б все было так. Я знаю ребят из команды Иствуда, так вот, профессор даже не читает их работы, просто шлепает на них высший балл и передает обратно. В Брайаре же преподы заставляют нас работать. Гады.

- А как у тебя дела на других курсах?

- Везде А и мерзкая С по испанской истории, но все это изменится, когда я сдам этику. - Я ухмыляюсь. - Я ведь не тупой качок, каким ты меня считала, правда?

- Я никогда не считала тебя тупым. - Она показывает мне язык. - Я думала, ты просто болван.

- Думала? - Я даю ей понять, что обратил внимание на прошедшее время. - Не означает ли это, что ты видишь ошибочность своих оценок?

- Нет, ты и остаешься болваном. - Она хмыкает. - Только умным.

- Достаточно умным, чтобы сдать экзамен? - Хорошее настроение исчезает, как только я вслух произношу вопрос. Пересдача завтра, и меня уже начинает бить мандраж. Я сомневаюсь, что готов, но убежденность Лалисы смягчает мою неуверенность.

- Абсолютно точно, - заявляет Лалиса. - Если ты отбросишь в сторону свою субъективность и будешь придерживаться тех взглядов, что проповедовали философы, то справишься, я уверена.

- Мне деваться некуда. Мне очень нужна эта оценка.

- Тебе так важна команда? - сочувственно спрашивает она.

- Это моя жизнь, - отвечаю я.

- Жизнь? Ого. Да ты давишь на себя, Чонгук.

- Хочешь знать, что такое давление? - В моем голосе звучит горечь. - Давление - это когда тебе семь, а тебя сажают на протеиновую диету, чтобы ускорить рост. Давление - это когда шесть дней в неделю тебя будят на рассвете и гонят на каток отрабатывать упражнения и твой папаша целых два часа только и делает, что свистит в свисток. Давление - это когда тебе твердят, что ты не станешь мужиком, если потерпишь неудачу.

Я вижу по ее лицу, что она потрясена.

- Дерьмо.

- Ага, вот так, если вкратце. - Я пытаюсь отогнать воспоминания, но они уже заполнили голову, и от этого у меня в горле разбухает комок. - Поверь мне, то, как я давлю на себя, ничто по сравнению с тем давлением, которое пришлось вытерпеть мне.

Она прищуривается.

- Ты же говорил мне, что любишь хоккей.

- Да, люблю, - хрипло отвечаю я. - Я только на льду чувствую себя живым, что ли. Поверь мне, я буду задницу рвать ради того, чтобы стать тем, кем хочу. Я не вправе завалить экзамен.

- А что будет, если ты все же завалишь его? - спрашивает она. - Какой у тебя запасной план?

Я хмурюсь.

- У меня такого нет.

- Всем нужен план «Б», - настаивает она. - Что, если ты получишь травму и не сможешь больше играть?

- Не знаю. Наверное, стану тренером. Или, может, спортивным комментатором.

- Видишь, у тебя есть план.

- Наверное. - Я с любопытством оглядываю ее. - А какой у тебя план «Б»? На тот случай, если ты не станешь певицей?

- Если честно, иногда я сомневаюсь, хочу ли я быть певицей. Нет, петь мне нравится, очень нравится, но вот быть профессиональной певицей - это совсем другое дело. Я не в восторге от идеи жить на чемоданах или проводить все время в гастрольном автобусе. Да, мне нравится петь перед публикой, но я сомневаюсь, что мне хочется вечерами выходить на сцену перед тысячами зрителей. - Она задумчиво пожимает плечами. - Иногда мне кажется, что я предпочла бы писать песни. Мне нравится сочинять музыку, но я не возражала бы оставаться за кулисами и предоставила кому-нибудь другому проделывать на сцене все эти звездные штучки. Если так не получится, я могла бы преподавать. - Она грустно улыбается. - А если и это не получится, я могла бы попытать счастья в стриптизе.

Я оглядываю ее с ног до головы и аппетитно облизываюсь.

- Ну, твои сиськи для этого подходят.

Лалиса закатывает глаза.

- Извращенец.

- Эй, я просто констатирую факт. У тебя шикарные сиськи. Не знаю, почему ты их прячешь. Ими нужно гордиться. Тебе не мешало бы включить в свой гардероб пару шмоток с глубоким вырезом.

Она розовеет от смущения. Мне нравится, как быстро она из серьезной и дерзкой становится робкой и невинной.

- Кстати, в субботу тебе не стоит этого делать, - говорю я.

- Что, стриптиз? - насмешливо спрашивает она.

- Нет, краснеть как помидор при каждом непристойном замечании.

Лалиса изгибает бровь.

- И сколько же непристойных замечаний ты запланировал?

Я улыбаюсь.

- Зависит от того, сколько я выпью.

Она раздраженно фыркает. Из ее хвоста выбивается прядь темных волос и падает ей на лоб. Не задумываясь, я заправляю заблудшую прядь за ухо.

И чувствуя, как мгновенно напрягаются ее плечи, хмурюсь.

- А вот этого делать не надо. Застывать каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе.

В ее глазах отражается тревога.

- А зачем тебе прикасаться ко мне?

- Затем, что я должен вести себя как твой парень. Разве ты еще не знаешь меня? Я из тех, кто распускает руки.

- Ну а в субботу постарайся держать свои руки при себе, - сухо говорит она.

- Отличный план. И тогда Лапочка решит, что мы друзья. Или враги, в зависимости от того, как сильно ты будешь нервничать.

Она закусывает губу, и ее растущее волнение только усиливает мое желание подразнить ее.

- Эй, а я даже могу поцеловать тебя.

Лалиса бросает на меня грозный взгляд.

- Не смей.

- Так ты хочешь или нет, чтобы Ким подумал, будто ты моя девушка? Если хочешь, тогда тебе придется изображать из себя мою девушку.

- Это будет очень трудно, - с ухмылкой говорит Лалиса.

- Ничего подобного. Я очень нравлюсь тебе.

Она хмыкает.

- Я балдею от твоего хмыканья, - честно признаюсь я. - Оно меня заводит.

- Может, хватит, а? - ворчит она. - Его сейчас здесь нет. Прибереги свой флирт до субботы.

- Я хочу, чтобы ты к нему привыкла. - Я замолкаю, делая вид, будто размышляю, на самом же деле я смакую то, как Лалиса смущенно ежится. - Между прочим, чем больше я думаю об этом, тем чаще задаюсь вопросом, а не стоит ли нам разогреться.

- Разогреться? В каком смысле?

Я склоняю голову набок.

- Как ты думаешь, Манобан, чем я занимаюсь перед игрой? Думаешь, я прихожу на стадион и быстро надеваю коньки? Ничего подобного. Я тренируюсь шесть дней в неделю. На катке, в тренажерном зале, смотрю записи игр, присутствую на обсуждении стратегии. В общем, занимаюсь усиленной подготовкой.

- Это не игра, - раздраженно заявляет она. - Это фальшивое свидание.

- Но для Лапочки оно должно выглядеть настоящим.

- Ты прекратишь его обзывать?

Нет, это не входит в мои планы. Мне нравится, как она сердится, когда я обзываю его. По сути, мне нравится злить ее, точка. Каждый раз, когда Лалиса бесится, ее глаза блестят, а щеки очаровательно розовеют.

- Ладно, - киваю я. - Если мне в субботу предстоит целовать тебя и прикасаться к тебе, думаю, нам необходимо все отрепетировать. - Я снова облизываюсь. - Тщательнейшим образом.

- Честное слово, я никак не могу понять, чем ты сейчас занимаешься. Морочишь мне голову? - Лалиса сокрушенно качает головой. - Как бы то ни было, я не позволю тебе ни целовать меня, ни прикасаться ко мне, так что выбрось все эти идеи из головы. Если тебе хочется кое-чем заняться, позвони Тиффани.

- Да, но этому не бывать.

Я слышу в тоне Лалисы ехидство.

- Почему? Вчера ты, кажется, был от нее в полном восторге.

- Это был одноразовый перепих. И не пытайся сменить тему. - Говорю ей с улыбкой. - Почему ты не хочешь, чтобы я целовал тебя? - Я прищуриваюсь. - Ой, черт. Мне в голову приходит только одно объяснение. - Я делаю многозначительную паузу. - Ты плохо целуешься.

Она аж скрипит зубами от возмущения.

- Это, безусловно, не так.

- Да? - Я понижаю голос до обольстительного шепота: - Так докажи.