Студентка||Кощей

Тишину квартиры разорвал звонкий, как колокольчик, голос Женьки: 

— Папа! Пришёл папа! 

Девочка сорвалась с кухни, словно вихрь, едва не задев тарелку с недоеденным ужином. Света даже не услышала скрипа двери — Кощей уже стоял в прихожей, его высокая фигура отбрасывала длинную тень на стену. Женька тут же потянулась к нему, маленькие пальчики цеплялись за край рубашки, требуя привычных отцовских объятий. 

— Иди в спальню, кицунь, — его голос прозвучал мягко, но в нём чувствовалась сталь. — Сейчас приду. 

Но детское любопытство оказалось сильнее. 
— Пап, а это что? — тонкий пальчик ткнул в тёмное пятно на плече. 

Кощей едва заметно поморщился. Один взгляд — и Женька, увидев в его глазах незнакомую суровость, послушно зашаркала в комнату. 

В ванной чёрная рубашка соскользнула на пол с мокрым шлепком. Света замерла в дверном проёме, полотенце в её руках вдруг стало неподъёмным. 

— Привет, — её голос дрогнул, когда взгляд упал на кровавое пятно и рваную дыру в ткани. — Кость… 

— Свет, ты же крови не боишься? — Кощей повернулся, обнажив пулевое ранение. Он говорил так спокойно, будто обсуждал погоду. — Шить будешь. 

Дальнейшее Света делала в тумане. Игла входила в кожу, выходила обратно, оставляя за собой ровные стежки. Вытянутая пуля лежала на краю раковины, тускло поблёскивая свинцом. Работа была выполнена лишь наполовину, когда… 

— Па… — Женька застыла в дверях, глаза — два огромных испуганных блюдца. 

— Женя, в комнату! — это прозвучало резко, как выстрел. 

Когда дверь тихо закрылась, Света прошептала: 

— Что случилось-то, Кость? 

— Ну что, что, Светик? — он ухмыльнулся, но пальцы впились в край ваны до побеления костяшек. — Домой шёл. Посидели с пацанами — Вова с армии вернулся. Выпили по стопочке. Только с качалки вышел — бах! Стрелял кто-то. В голову хотели, да не попали. 

Ночь выдалась долгой и тревожной. Света не сомкнула глаз, слёзы медленно скатывались по её щекам. Кощей метался между двумя самыми важными женщинами в своей жизни — то шёпотом успокаивал перепуганную жену, то, приглушив голос до шёпота, рассказывал сказку дрожащей Женьке, которая не понимала, почему мама плачет, а у папы перевязано плечо и лицо такое бледное. 

Утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь шторы, Света не выдержала. 

— Кость… я боюсь, — её голос дрогнул, взгляд, обычно такой твёрдый, теперь был полон тревоги. 

Он отхлебнул остывший чай, неспешно поставил кружку на стол. 
— Чего боишься-то? 

— Что убьют, — прошептала она. 

Кощей вздохнул. Уже второй год на душе было неспокойно. До сих пор вспоминал слова Валеры, и каждый раз, когда в руки Светки попадало что-то подозрительное, нервы сдавали. Он даже окна мыть запретил — страшно было. Вдруг и правда пойдёт по накатанной? Вдруг опять жизнь надоест, как в детстве, и потянет к матери, в ту бездну, из которой он когда-то выбрался? 

— Свет, ну вот сейчас всё устаканится, и… хочешь, на море вас отвезу с Женькой? 

— Холодное ещё, — тихо ответила она, нервно проводя пальцем по краю чашки. 

— И что? Воздухом подышите, отдохнёте. — Он взял её руки в свои, большие пальцы нежно провели по тонкой коже запястий. 

— Я одна не поеду, — отрезала Света, глядя ему прямо в глаза. 

— Ну не могу я с вами, понимаешь. Дела тут, пацаны… стрелка скоро, там один кореш откидывается, надо встретить, по людям разойтись. Вот вы как раз и уедете, отдохнёте. 

Света отвела взгляд. 

 
— Хочешь, я Филу позвоню? — предложил Кощей. — Он как раз говорил, что Томку в Крым собирается отправить. Вы с ней и съездите, а я в Москву на стрелку уеду.

Он хлопнул себя по колену, молча приглашая её ближе. Света вздохнула, но встала, обошла стол и опустилась к нему на колени, обвив его шею руками. Её пальцы вцепились в его плечи, будто боясь, что если разожмёт — он исчезнет. 

— Боюсь, что убьют тебя, — прошептала она, и голос её дрогнул. — Мне потом что, одной с Женькой делать? 

Он обхватил её за бёдра, большие ладони мягко скользнули по её спине, успокаивающе, как будто пытаясь согреть. Притянул её ближе, упёрся лбом в её щёку, закрыл глаза. 

— Нормально всё будет, — прошептал он, и в его голосе, обычно таком твёрдом, вдруг прозвучала какая-то почти детская уверенность. — Слово пацана даю. 

— Да какое ещё «пацана»? — Света фыркнула, но в её голосе уже не было злости, только усталая нежность. — Мужык здоровый, отец, в конце концов, а всё «слово пацана» раздаёшь. 

Кощей усмехнулся, приоткрыл один глаз, посмотрел на неё с той самой хитрой ухмылкой, от которой у неё всегда слабели колени. 

— Ну, значит, слово мужа даю. Отец семейства. Глава клана. Владыка тёмных подъездов. 

Она рассмеялась, но тут же прикусила губу, будто боялась, что даже этот смех — слишком большая роскошь для таких минут. 

— Дурак, — сказала она, но пальцы её разжались, ладонь легла ему на щёку. 

Он поймал её руку, прижал к губам, поцеловал в основание запястья, там, где пульс бился чаще обычного. 

— Всё будет хорошо, Светик. 

И она хотела верить. Очень хотела.

***

Женька не могла отпустить отца. Вцепившись в его ноги маленькими, но цепкими пальчиками, она рыдала так, будто он уезжал навсегда. Кощей уже и целовал её в макушку, и обнимал, и шептал ласковые слова — ничего не помогало. «Папина дочка», — усмехался обычно Турбо, глядя, как Женька ходит за отцом хвостиком, не отходя ни на шаг. 

— Женек, ну я же не навсегда, — голос Кощея звучал мягко, но в нём дрожала лёгкая тревога. — Ты с мамой на море поедешь. Хочешь на море? Там дельфины, помнишь, мы картинки смотрели? 

Он провёл ладонью по её волосам, и девочка, всхлипывая, кивнула, вытирая кулачком мокрые щёки. 

— Помню... 

— Вот увидишь их там, — продолжал он, и в его глазах загорелись тёплые искорки. — Они тебя на спинке покатают, а? Помнишь, ты говорила, что хочешь? 

Женька снова кивнула, потихоньку успокаиваясь. Кощей расплылся в нежной улыбке, наклонился и поцеловал её в лоб, оставив на коже тёплое, чуть шершавое прикосновение. 

— Только без капризов, договорились? А я тебе из Москвы игрушку привезу. Какую захочешь. 

Глаза девочки сразу загорелись, словно в них включили свет. Она наконец разжала пальчики, отпустив отцовскую рубашку, и даже сделала шаг назад, стараясь быть храброй. 

Кощей поднялся с корточек, подошёл к Светке, которая молча стояла у стены, скрестив руки. Притянул её к себе, развернул спиной к Женьке, чтобы та не видела, и поцеловал — крепко, чуть грубо, с привычной ему жаждой жизни. Рука незаметно скользнула вниз,шлёпнув её по мягкому месту. 

— Береги себя, — Светка слегка отстранилась, но в её глазах читалось всё то же тревожное тепло. 

Он кивнул, улыбнулся той самой ухмылкой, от которой у неё всегда слабели колени. 

— Обязательно. Пока, Женек. 

Дверь захлопнулась. И слёзы снова покатились по щекам девочки. Света вздохнула, прижала дочь к себе, гладя её по спинке, и подумала, что море — это, конечно, хорошо... 

Но как же пусто становится в доме, когда он уходит.

***

Томка, несмотря на пять лет жизни рядом с криминальным авторитетом, так и не привыкла к этой действительности. Она с тревогой наблюдала, как Женька пару раз умудрялась достать отцовский пистолет, играя в «разведчиков». А те вечерние разговоры с Светой, пока они не уехали в Крым, навсегда врезались в память Тамары. 

— Том, у меня на душе кошки скребут, — шептала Света, кутаясь в плед, будто даже тёплый крымский воздух не мог прогнать внутренний холод. — Случится что-то с мужиками нашими… Не могу перестать об этом думать. 

— Да ладно тебе, — отмахивалась Томка, но в её голосе тоже дрожала неуверенность. — Я Валерке даже котлет в сумку положила, чтоб до сходки с голоду не помер. 

Они смеялись, но смех звучал нервно. Женское сердце чуяло беду. 

Так оно и случилось. 

Утро в Крыму началось с резкого звонка телефона. Света, ещё не до конца проснувшись, нехотя подошла к аппарату, подняла трубку. 

— Алло? 

— Свет, это Казак. 

В голове у неё сразу всплыл образ: мужчина лет сорока пяти, золотой зуб, пальцы в грубых узлах татуировок. Кощей говорил про него: «Честный человек»— хоть и вор в законе. 

— Здравствуйте… — голос её стал тише, пальцы сжали трубку до хруста. — Случилось что-то? 

На другом конце провода — тяжёлая пауза. 

— Да. Повязали Кощея и Фила.