Студентка||Кощей

Губы Кощея неловко расползлись в улыбке, которой он сам не узнавал.

— Познакомиться можно? — выпалил он, и сразу же почувствовал, как глупо это прозвучало. Даже Турбо, всё ещё сонный, приподнял бровь — никогда он не видел Кощея таким... растерянным.

Светка склонила голову набок, изучая его взглядом. В свете прихожей её глаза казались ещё глубже .

— Мужик, ты больной что ли? — её голос звучал насмешливо, но без злобы. — Спать иди. Ночь на дворе.

Она сделала шаг вперёд. Тёплые ладони легли на его плечи — нежно, но твёрдо. Кощей почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Потом уже будут и знакомства... — она вела его к выходу, и он, не сопротивляясь, покорно шагал назад, — ...и поцелуи, — её губы искривились в лукавой ухмылке, — и обниманья.

Дверь захлопнулась перед самым его носом.

Кощей стоял, не двигаясь, всё ещё чувствуя на плечах тепло её рук. 

Он медленно провёл ладонью по лицу, смахивая дурацкую улыбку. Но она вернулась почти сразу.

"Вот сука..."

Впервые за долгие годы он чувствовал себя не авторитетом, не зэком, не Кощеем — а просто мужчиной. И это было...

Освежающе.

Спускаясь по лестнице, он вдруг рассмеялся — громко, искренне, заставляя эхо разноситься по всему подъезду.

Света развернулась резко, позволив халату соскользнуть с плеч на пол. Шелковая ткань мягко шуршала, пока она бросалась на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

Валера замер на пороге, наблюдая за сестрой. Подергивающееся веко выдавало его усталость, но любопытство пересилило.

— Это кто был, Валер? — ее голос прозвучал слишком бодро для ночного часа.

— Старший мой, — пробормотал он, уже проваливаясь в сон.

Подушка слегка приглушила ее смешок.

— А я ему понравилась, что он пришел?

В ее интонации плескалась та самая игривая нотка, из-за которой в детстве Валерка всегда попадался на ее проделках. Он крякнул, натягивая одеяло на голову:

— Понравилась...

— А как его зовут? — настойчивость в голосе заставила его приоткрыть один глаз.

— Кощей... — выдохнул он, окончательно сдаваясь морфею.

Света лежала, следя за танцем теней на потолке. Губы её непроизвольно повторяли это имя - "Кощей". Какое-то нелепое, страшное, но сейчас оно казалось ей смешным.

В памяти всплыла его улыбка - неловкая, почти детская, совсем не сочетающаяся с грозной репутацией. Рука сама потянулась к щеке - странно, но кожа там горела.

За окном прокричал ночной дрозд. Где-то вдали проехала машина. А Света всё лежала и улыбалась в темноту, чувствуя, как в груди разливается тёплая, незнакомая путаница.

А в голове крутилось одно:

"Придешь еще, Кощеюшка?"

***

Солнечный луч играл на хромированной поверхности вилки, оставляя на столе блики, похожие на следы от ножевых ударов. Кощей замер, сжимая столовый прибор в пальцах. В голове чётко вырисовалась картина — как этот обычный кухонный предмет легко входит в мягкие ткани, как изогнутые зубцы оставляют рваные раны...

Он резко отшвырнул вилку. Металл звякнул о тарелку, подпрыгнул и замер, будто обиженный. Взял ложку — тупую, безопасную. Стало легче.

Умываясь, поймал собственный взгляд в отражении. Вдруг осознал: осколок этого стекла мог бы перерезать горло чище, чем заточенная малява. Рука сама потянулась к зеркальной поверхности, пальцы дрогнули в сантиметре от стекла. Отвёл взгляд.

Каждый предмет вокруг внезапно обрёл двойное дно. Ремень — не просто аксессуар, а гибкое орудие удушения. Обычная газета — не чтение, а способ незаметно спрятать заточенную пластину. Даже зубная щётка в стакане выглядела подозрительно — её ручку можно было заточить до остроты шила.

Он вышел на балкон, вдыхая утренний воздух. Голуби на карнизе встрепенулись — безобидные создания. Но его взгляд автоматически оценил расстояние, рассчитал траекторию: если схватить, свернуть шею...

Кощей с силой сжал перила. Кости пальцев побелели.

Но знание то не помогало. Тюрьма не отпускала так просто. Она впитывалась в кожу, въедалась в мозг, превращала мир в огромную камеру, где всё может стать оружием, а каждый человек — угрозой.

Он вернулся на кухню. Ложка всё так же лежала рядом с тарелкой. Безопасная, тупая, невинная.

Кощей взял её и наконец начал есть. Медленно. Осторожно. Как будто даже этот простой акт мог быть последним.

Кощей стоял у окна, выпуская дым в прохладный воздух. Вокруг всё казалось ему потенциальной угрозой — слишком долгие годы учил он язык опасности, слишком хорошо знал, как безобидные вещи превращаются в оружие. 

Но не она. 

Света. 

Она не была невинной — нет, в её глазах читалось слишком много, чтобы быть наивной. Но и грязной её нельзя было назвать. В ней не было той липкой, продажной фальши, к которой он привык. Она была... 

Как свет. 

Чистый, но не слепящий. Яркий, но не обжигающий. 

Кощей усмехнулся про себя, прикуривая новую сигарету от старой. 

"Не зря так назвали..."

И странно — в её присутствии он не искал подвоха, не оценивал углы атаки, не просчитывал, чем можно ударить или защититься. 

Она просто была. 

И этого хватало, чтобы мир вокруг на мгновение переставал быть враждебным.

Кощей вошел стремительно, с той небрежной уверенностью, которая заставляла даже самых дерзких пацанов невольно выпрямляться. Он кивнул в сторону общих приветствий, но шаг его не замедлился – сразу к рингу, где Валера, весь в поту, отрабатывал комбинации с Зимой. 

— Турбо, – голос Кощея прозвучал ровно, но с той нотой, что заставила Валеру резко обернуться, будто его дёрнули за невидимую нить. 

— Здоров, – буркнул он, вытирая перчатки о майку. 

— Виделись, – Кощей бросил это как констатацию факта, затем кивнул в сторону выхода. – Вопрос обкашлять надо. 

Валера нахмурился, но после секундного колебания скинул перчатки, натянул куртку и вышел следом. 

Кощей закурил первым, резко втягивая дым, будто пытался заглушить что-то внутри. Валера последовал его примеру, но пальцы его слегка дрожали – не от холода. 

— Света как? – не глядя спросил Кощей. 

— Да нормально всё, – Валера бросил взгляд в сторону, избегая встретиться глазами. 

— Чем занимается, по жизни? – дым вырвался клубами из ноздрей Кощея, закручиваясь в осеннем воздухе. 

— Учится, – прошипел Валера сквозь зубы. 

— На кого? – Кощея не смутил его тон. 

— У неё и спроси, – Валера стиснул зубы, чувствуя, как внутри закипает что-то тёмное, неприятное. 

Кощей на секунду замолчал, затем, не сдаваясь: 

— Какие цветы любит? 

— Хрен его знает! – Валера резко дернулся, сжимая сигарету так, что та рассыпалась пеплом. В голове внезапно вспыхнули образы – Света, растрёпанная, под Кощеем... Он резко тряхнул головой, будто отгоняя назойливую муху. 

— Когда дома будет? – Кощей, казалось, не замечал его реакции, или делал вид. 

— Через час, должно быть, – Валера выдохнул, уже просто желая, чтобы это закончилось. 

Кощей тут же развернулся, но перед уходом крепко сжал его руку в коротком, но твёрдом рукопожатии. 

И ушёл, оставив Валеру стоять с тлеющим окурком и неприятными мыслями, что роем кружились в голове.

Кощей стоял, прижавшись спиной к холодному бетону стенки подъезда. В руках – букет алых роз. Гвоздики казались ему слишком уж похоронными, а эти... эти горели, как её губы в его воспоминаниях. Сигарета догорала между пальцев, пепел осыпался на асфальт – он даже не замечал.

И вдруг – шаги.

Сердце, только что глухо стучавшее гдето в районе желудка, внезапно замерло. Из-за угла вышла Света. И не одна.

Рядом с ней – мужчина в строгом пальто, с тем самым прокурорским лицом, которое Кощей видел лишь мельком в суде. Тот что-то говорил, жестикулировал, а она... Она шла спокойно, не улыбаясь, не хмурясь – просто шла.

Пока не подняла взгляд.

Их глаза встретились через всю улицу. Кощей увидел, как её губы непроизвольно дрогнули, как в глазах вспыхнуло что-то тёплое. Она резко развернулась к прокурору, толкнула его в плечо:

— Всё, провёл. Иди... Иди быстро.

Тот открыл рот, чтобы возразить, но встретив её взгляд – тот самый, от которого даже у Кощея мурашки по спине – просто развернулся и зашагал прочь.

А она – летела к нему, лёгкая, как осенний лист на ветру.

— Привет, – голос её звучал мягко, совсем не так, как тогда в качалке.

Кощей молча кивнул, протягивая цветы. Алые розы дрожали в его руках – или это дрожали его пальцы?

— Спасибо, – она взяла букет, и вдруг её пальцы ненадолго коснулись его ладони. Миг, секунда – а в груди взорвалось.

Они стояли так – он, не зная, что сказать; она, прижимая цветы к груди, будто что-то драгоценное.