«- Чистый, чёртов, гнев.»
Квартира была в тихом коматозе. Где-то в дальней комнате кто-то храпел, другой — стонал во сне, зарывшись лицом в подушку, покрытую чужой тушью и пеплом. В ванной не выключили свет. Окна открыты настежь, но воздух всё равно стоял тяжёлый, пропитанный потом, дымом, дешевыми духами и просроченным энергетиком. В углу коридора кто-то спал в обнимку с гитарой, а в прихожей валялась пара чужих кроссовок — разных.
Лионель проснулась на диване, обняв худи, которое явно было не её. Голова гудела, будто внутри кто-то раз за разом хлопал дверью. В висках пульсировало, рот был сухой, как песок. Она приподнялась, поморгала — линзы пересохли, свет раздражал. На столе рядом стоял пустой пластиковый стакан, в пепельнице доживала своё чужая сигарета.
Первые шаги босиком по липкому полу были мучением. Её топ перекрутился, волосы спутались в колтуны. Но даже с больной головой и без зеркала — она по-прежнему держалась. Лионель знала себе цену даже в похмелье.
На кухне пахло жареными тостами и растворимым кофе. Там уже сидели двое.
Томми — с растрёпанными волосами, в чёрной майке и с кольцами на пальцах, крутил в руках сигарету, не зажигая. Напротив — его кореш Йост, со сползшей бейсболкой и глазами, которые даже не пытались выглядеть бодрыми. Лионель прошла молча. Не смотрела ни на кого. Просто взяла стакан из сушилки, налила себе воды из-под крана и сделала пару глотков. Ледяная вода ударила в горло, аж щёки свело.
— Жива, ведьма? — раздался голос Томми.
Лионель медленно повернулась.
— Лучше, чем ты выглядишь — хрипло бросила она и снова сделала глоток.
Йост тихо фыркнул, не поднимая головы от тоста с арахисовой пастой.
— Ты вчера устроила шоу, конечно, — продолжил Томми, откидываясь на спинку стула. — Такое чувство, что тебе за это платят. Или ты по жизни в режиме реалити-шоу?
— Я просто не выношу идиотов — безэмоционально.
— А я — баб, которые думают, что если у них красивые ногти, им всё можно — он усмехнулся, прикрыв глаза.
Она подошла ближе, облокотилась на стол. Взгляд снизу вверх — ленивая, но колючая.
— У тебя с ногтями явно личная драма, Томми. Хочешь поговорить?
— Хочу, — он резко выпрямился. — Сказать, что ты сраная заноза в заднице. Красивая — да. Но невыносимая.
Йост захихикал и откусил тост, не вмешиваясь. Он знал, что между этими двумя — что-то началось. И явно не закончилось.
Лионель поставила стакан на стол с лёгким стуком, склонив голову вбок.
— А ты — пустой понт. Читаешь рифмы, будто это философия. На деле — обычный пацан с районом за спиной и недолеченным эго.
— Может, ты и права, — Томми наклонился к ней ближе. — Но ты всё равно пришла сюда. И снова оказалась в той же комнате, что и я.
Она смотрела прямо в его глаза. Ни тени испуга, ни напряжения. Только знакомая дерзость и эта почти опасная, тлеющая искра.
— Мне просто хотелось кофе. Не переоценивай себя, рэп-звезда.
— Привыкай, львица — он улыбнулся. — Я вообще склонен к переоценке.
Лионель хмыкнула и отвернулась, проходя к холодильнику. Йост прошептал под нос, с набитым ртом:
— Это будет интересно.
И никто не стал спорить.
*****
Пальцы дрожали, когда Лионель вызывала такси. Экран телефона светил прямо в глаза, выжигая сетчатку, а воздух на улице был тёплым, липким и бессмысленно тихим после той шумной, полной злости ночи. Кроссовки скользили по тротуару, штаны липли к ногам, а душа будто выгорела. Гул в голове всё ещё не утихал, но не от алкоголя — от напряжения. Она больше не хотела быть в этой квартире, дышать тем дымом, вдыхать парфюм тех, кто обнимался с чужими в темноте.
Такси приехало быстро. Она молча села на заднее сиденье и молчала всю дорогу. В окно смотрели её отражённые глаза — холодные, злые, отстранённые. Город был сонным, фонари плавали в лужах, и всё казалось будто немного не по-настоящему.
Квартира, где они жили с Серафимой, была на третьем этаже старого дома — тот, где кнопка лифта всегда западала, и замок на двери нужно было дёргать вверх, иначе не поворачивался ключ. Когда она вошла, в квартире было полумрачно — только одна лампа над кухонным столом горела тёплым, медовым светом. Серафима сидела в футболке и шортах, с кружкой чая и включённым ноутбуком. На экране мигал курсор в ТикТок, но она давно не смотрела. Просто ждала.
— Я знала, что ты не останешься до утра — сказала она, не поднимая глаз.
— Слишком быстро ты с ним сцепилась.
Лионель скинула кроссовки и бросила сумочку на пуфик.
— Он сам начал. Достал.
— Ну да, конечно. А ты просто ангел, молчишь и не отвечаешь.
Лионель прошла мимо неё, пошла на кухню, достала бутылку воды и налила в стакан. Глотала жадно, как будто от этого зависела жизнь.
— Ты хоть понимаешь, кто он такой? — продолжила Серафима. — Томми. Рэпер, если ты не заметила. У него аудитория, у него бэкграунд, у него связи. Ты реально хочешь быть «той самой стервой», которая пошла против звезды?
— Мне всё равно, — коротко отрезала Лионель, села напротив. — Я не подстраиваюсь. Даже если у него миллион фолловеров. Я что, должна поднимать юбку от страха?
— Нет, но ты же понимаешь, как ты выглядишь со стороны? — Серафима вздохнула. — Постоянно дерзишь, нарываешься. У тебя талант — доводить людей до предела.
— Может, кто-то должен.
— Ну да, только потом не удивляйся, если он тебя возненавидит, — спокойно сказала подруга. — Или наоборот — не сможет выбросить из головы.
Лионель замолчала. На секунду. А потом усмехнулась и сделала последний глоток.
— Всё равно. Он не мой тип.
— Ты сама себе не веришь, когда это говоришь, — Серафима взяла пульт и включила серию старого реалити-шоу. — Пойдём, полежим. Хватит драмы на ночь.
Лионель встала, пошла за ней, но по пути всё же обернулась к окну. Где-то там, за городскими огнями, Томми сидел на кухне, может, с новой сигаретой, может, с новым текстом. Может, вообще не вспоминал. А может — наоборот. Но ей сейчас было всё равно. Почти.
*****
Клуб просыпался к вечеру, как дикий зверь. Сначала — еле заметное движение: кто-то проверяет свет, кто-то тестирует звук, кто-то трёт зеркала за барной стойкой до идеального блеска. А потом, ближе к десяти, всё начинало вибрировать, дрожать, дышать в такт басам.
У Лионель и Серафимы была смена. 2/2 — идеальный график, чтобы не умереть и не сойти с ума. Они знали клуб, как свои ладони. Барменская — их сцена. Здесь они были актрисами, хозяйками, алхимиками, стервы и мечты в одном лице. У каждой — свой стиль, свои приколы, свои любимчики. Лионель закинула волосы в хвост и надела короткую чёрное платье с разрезом и широкие кольца в уши. Конечно же сверху фартук с бейджем и её именем. Губы ярко-красные, ногти блестят. В этом образе было что-то от пантеры — красивая, дерзкая, не подпускает близко.
Серафима выглядела чуть мягче — чёрные джинсы с высокой талией, укороченная рубашка, волосы в тугую косу. Такой же фартук с её именем. Она была спокойнее, вежливее, но всё равно не теряла иронии в глазах.
С восьми они уже были за стойкой — протирали бутылки, заряжали льдом ведра, проверяли, не застрял ли лёд в блендере. Знали всё до автоматизма. Знали, когда придёт первый гость. Знали, кто из охраны будет сегодня под кайфом. И кто из официантов снова забудет про заказ на коктейли.
К десяти клуб уже гудел. Люди стекались, как вода в воронку — парни в футболках и рубашках, девчонки на каблуках, пары, одиночки, стаи друзей. Всё кипело, пахло алкоголем, парфюмом и тем, что нельзя назвать. Люди ждали зрелища — и получали его. У Лионель был талант: за одну смену она могла дать троим надежду и троим же её разбить. Она флиртовала с полуслова, подмигивала, шутила, подавала шоты так, будто это было интимнее поцелуя. Но никто не приближался по-настоящему. Вся она — как стробоскоп: ярко, быстро и неуловимо.
Серафима подавала коктейли чётко, как метроном. Иногда — с улыбкой, иногда — со строгим взглядом. Она была здесь старше, поопытнее, знала, как держать ритм даже в самой дикой пятничной ночи.
— Ты сегодня странная — сказала Серафима, когда Лионель в очередной раз подала коктейль и долго смотрела в пустоту.
— Я в порядке — ответила она, не отрывая глаз от толпы.
Но Серафима видела, как у Лионель дрогнули пальцы, когда в толпе мелькнул знакомый силуэт — кепка назад, майка, цепочка. Не Томми, но похожий. Просто триггер. Память тела.
— Думаешь о нём? — спросила Серафима прямо, но не громко. Между заказами, между «Мохито» и «Секс на пляже».
— Я думаю, сколько людей сейчас хотят, чтобы я им налила бесплатно — сухо ответила Лионель и снова повернулась к клиентам. Но внутри всё же оставалась слабая дрожь. И её бесило, что она помнит его голос. Его усмешку. Как он сидел на кухне с Йостом, будто не было никакой стычки, никакой злости. И всё же, пока играла музыка, пока летали пробки и текли бутылки, она работала. Она зарабатывала. Она жила.
Томми стоял у барьера, будто этот клуб был его. Смешно — он даже не глянул в сторону бара. Ни одного взгляда. Ни намёка на то, что помнит её. Словно вчерашней тусовки, словесной драки, и его дешёвых шуточек вообще не было. Словно Лионель — пустое место, просто одно из лиц в толпе, фоном к его вечеринке жизни. А у неё внутри всё перекручивалось. Она наливала коктейли почти машинально, хотя руки начали двигаться быстрее, резче. Стакан клацнул о стойку чуть громче обычного, когда она отдала «Пина Коладу» какому-то типу с растянутой футболкой. Даже лед в ведре звучал, как будто всё злилось вместе с ней.
— Что с тобой? — пробормотала Серафима, не отрываясь от шейкера.
— Ничего. Работаем.
Но глаза Лионель всё время соскальзывали туда — к нему. Где он там стоял с Йостом, где к нему тянулись какие-то девки, где он широко и по-глупому улыбался. Он и вправду был странный. Футболка с детским принтом, серёжка в ухе, огромные штаны, неоновые кроссы. Стиль «всё и сразу». Как будто специально, чтобы не понять, из какого он мира. И это бесило её ещё больше. Как будто он может просто существовать рядом, дышать тем же воздухом, пить рядом, и не вспоминать, что они вообще-то чуть не сцепились. Что она чуть не вмазала ему. Что они кричали друг на друга так, что даже гости в соседней комнате заткнулись.
— Ну и чёрт с тобой — прошептала она под нос. Но губы сжались, а спина напряглась.
Он медленно подошёл ближе. Не к ней. Просто мимо. Просто вдоль стойки, чтобы пройти в вип-зону за шторой. Но она почувствовала его — до мурашек. Запах лёгкий, одеколон и табак. И эта походка, расслабленная, с ленцой. Он даже не знал, что вытворяет с её нервной системой. Лионель зажала между пальцами дольку лайма и с силой выжала в коктейль, даже не глядя.
— Убила бы — сказала она вслух.
— Кого? — отозвался случайный клиент.
Она только усмехнулась в ответ и ушла к другой части стойки. Нельзя дать ему ни малейшей власти. Ни грамма. Но он был здесь. Он дышал где-то рядом. Он знал этот клуб. Он тусовался здесь. Это означало только одно: теперь он будет появляться чаще. И им придётся пересекаться. А Лионель терпеть не могла повторений.
*****
— Дай текилу — голос прорезал шум, как лезвие. Глухой, чуть хриплый — Лионель узнала бы его даже в темноте. Она медленно подняла глаза. Томми. Он стоял напротив неё, как ни в чём не бывало. Смотрел прямо, чуть прищурившись. Без улыбки, без фальши. И вот тогда в ней снова всё завелось.
— Мы что, знакомы? — ледяным голосом спросила она, даже не двигаясь к бутылкам.
Он вскинул брови — почти удивлённо.
— А ты не изменилась, — сказал с кривой усмешкой. — Всё такая же резкая.
— А ты всё такой же... самодовольный мудак — выплюнула она. Пауза. Йост где-то сзади хмыкнул, но не вмешался. А Томми даже не моргнул.
— Зато ты меня запомнила — сказал он и облокотился на стойку.
— Мне запоминаются те, кто бесит. Особенно те, кто думают, что весь мир им должен. А ещё, кстати, очередь не видишь? — она кивнула на девушку слева, которая и правда стояла раньше. Но та лишь сделала шаг назад, поняв, что между ними что-то личное.
— Ты всё ещё злишься? Из-за того, что я сказал правду?
— О, прости — фальшивая улыбка. — «Ты несёшь чушь, потому что у тебя проблемы с башкой» — это правда? Тогда у тебя проблемы с манерами.
— А у тебя с самооценкой — отрезал он. — Раз бесишься из-за случайной фразы на хате, где все были в сопли.
— Это не была «фраза»— она подалась вперёд, опершись на пальцы. — Это был твой дешевый способ самоутвердиться перед Йостом. Поздравляю. Получилось.
— А ты — просто очередная красивая девочка, которая думает, что если у неё острый язык и стиль с ТикТок, то все должны сдохнуть от восторга.
Глухая пауза. Она в упор смотрела на него. Глаза как лед, губы поджаты, руки дрожали от злости.
— Тебе хоть немного стыдно за то, как ты разговариваешь с людьми?
— А тебе не стыдно, что ведёшь себя как будто тебе пятнадцать?
Лионель молчала секунду, а потом — спокойно, нарочито медленно — взяла стопку, налила в неё ледяную текилу, поставила перед ним.
— С тебя десять евро. Без «знакомым бесплатно», я не благотворительный фонд для клоунов.
Он бросил купюру на стойку, взгляд не отводя. Она её не взяла сразу — будто демонстрируя, что не спешит брать его грязные деньги.
— Пока, Лионель — сказал он, подхватив рюмку.
— Удачи на сцене, Томми, — в тон ему бросила она. — Постарайся в этот раз не забыть текст.
Он усмехнулся и ушёл. А она развернулась к полкам, будто ничего не случилось. Но сердце стучало в груди, как будто она только что вышла из драки. Серафима, проходя мимо, прошептала:
— Это что сейчас было?
— Гнев, — выдохнула Лионель. — Чистый, чёртов, гнев.