Глава 13
⊹──⊱✠⊰──⊹
Запретный лес дышал тьмой тягучей, словно густой чернильный дым, расползающийся между узловатых корней. Деревья здесь не росли, они карабкались вверх, цепляясь когтистыми ветвями за небо, которое давно забыло, как выглядит свет. Влажный воздух пропах сыростью, гнилью и чем-то металлическим, что настораживало, будило в подкорке древний страх. Шаги утопали в прелой листве, в глубоком, как могильная яма, мху, а где-то впереди, за стеной черного переплетения ветвей, дышало что-то большое. Оно не двигалось, не рычало просто знало о тебе.
Лес звал. Тишина была порезана на лоскуты: скрипучим эхом далеких ветвей, крадущимся хрустом лап по земле, неразборчивыми шепотами, слетавшими с ничего. Казалось, сам воздух был соткан из этих звуков, и чем дальше заходишь, тем плотнее он обволакивает горло, не давая вдохнуть по-настоящему.
В этом месте не существовало времени, только мгновение между «ещё можно вернуться» и «слишком поздно». Лес пропускал их. Ветви не цеплялись за мантии, корни расступались под шагами, а воздух был густым, пряным, как вино, настоянное на боли. Гарри Поттер шёл первым, капюшон отбрасывал тень на его лицо, но Луна Лавгуд не смотрела, она знала каждую линию, каждую тень, знала его, как сама тьма знала своих детей.
В её руках чаша блестела, как осколок луны, но свет внутри был алым. Кровь, ещё тёплая, ещё живая, лизала края серебра, а посреди неё покачивались сердца. Чужие. Отданные. Их никто не вырывал с криком они сами перестали биться, когда настало время.
Её глаза, бездонные, стеклянные, отражали только лес и небо. Ни страха, ни сомнений. Только путь вперёд. Поляна ждала. Каменный алтарь поднимался из земли, древний, немой, всё ещё помнящий ладони тех, кто приходил раньше. Луна поднялась первой, поставила чашу. Гарри встал рядом, их руки нашли друг друга. И в этот миг мир перестал дышать. Поттер стоял перед алтарём, покачиваясь на ногах. Воздух был тяжёлым, пропитанным сыростью и чем-то ещё, чем-то, чего обычный человек не заметил бы, но он знал. Это было ожидание.
Лавгуд стояла рядом, бесшумная, с пустыми глазами. Она подняла чашу, и кровь тонкой нитью скользнула в высеченные в камне руны. Красное на чёрном. Вязкое, горячее. Алтарь жадно принял её, и символы вспыхнули багровым светом, будто проглотили чужую жизнь.
— О, это работает, — пробормотал Поттер, его губы дрогнули в ленивой ухмылке.
Лавгуд не ответила. Она просто смотрела. Поттер поднял палочку и принялся чертить в воздухе руну, рука дрожала, но магия не требовала точности, она уже пульсировала в воздухе, готовая подчиняться. Он начал говорить. Первое слово далось легко. Оно сорвалось с губ, растворяясь в ночи. Второе слово потянуло за собой что-то большее лес вздрогнул, трава под ногами почернела. Третье стало раскатом грома, которого не было в небе.
Поттер уже не контролировал себя. Голос стал чужим, глубоким, пронизывающим, как если бы кто-то говорил из него, используя его рот как марионетку. Лавгуд смотрела, не моргая. Её руки были сложены перед собой, пустые, но пальцы сжимались, будто она держала что-то. Камни вокруг них начали плавиться, истекая чёрной жижей. Алтарь дрожал. Воздух сгустился, мир моргнул. А потом... Треск. Треск, как будто разорвали ткань, как будто мир не выдержал этой лжи, этой дерзости. Алтарь раскололся. Тьма вырвалась наружу. Фигура встала в пелене пепла и дыма высокая, гибкая, молодая. Волосы тёмной волной упали на плечи, пальцы скользнули по ткани мантии, отряхивая невидимую пыль. Он поднял голову. Том Реддл. Глаза, как зеркало ада. Улыбка, как нож по коже.
— Поттер, Поттер, Поттер... — Голос его был мягок, как яд в вине. — Как же ты вырос.
Поттер медленно моргнул, пытаясь сообразить, видит ли он всё это на самом деле. А затем из тени шагнула ещё одна фигура. Грация змеи. Взгляд, режущий пространство. Волосы каскадом падают на плечи. Она подходит к Реддлу плавно, с лёгкой улыбкой, небрежно обводит его плечо кончиками пальцев. Беллатриса. Она здесь. С ним. Поттер смотрел на них: на него и её. На их спокойствие, их безупречную грацию, их лёгкие, неторопливые движения. Его злило, как естественно они вписались в этот мир, в этот момент, в этот воздух, который уже не принадлежал ему. Он выпрямился, тряхнул головой, чуть дёрнул плечами, как будто сбрасывая с себя что-то липкое и невидимое.
— Ну, Том, — Поттер усмехнулся, палочка в руке скользнула вверх, лёгким движением направилась в его сторону. — Долго тебе пришлось ждать, да? Я — твой ключ к свободе. Я — твой хозяин.
Реддл не шелохнулся. Его улыбка была мягкой, почти ленивой, глаза лениво скользнули по Поттеру — от макушки до самых пят.
— О, конечно, Гарри, конечно. — Его голос был плавным, как разлитая ртуть. — Ты тот, кто меня воскресил. Значит, ты тот, кто управляет мной.
Беллатриса мягко хохотнула, запрокинув голову. Лавгуд даже не шелохнулась.
Поттер почувствовал, как что-то холодное скользнуло по его позвоночнику, но он проигнорировал это.
— Значит, так, — он сделал шаг ближе, прищурившись, палочка в руке крепче сжалась. — Ты будешь делать, что я скажу!
Реддл сделал лёгкий шаг вперёд. Теперь он стоял так близко, что Поттер мог различить тонкую сеть чёрных прожилок у него на шее, словно следы древней магии.
— Конечно, Гарри, конечно, — повторил он, таким же мягким, сдержанным голосом. — Все, что пожелаешь!
Но его глаза, его глаза были иными. Поттер почувствовал это, но не успел осознать. Мир качнулся. Колени ослабли, тело потянулось вниз, вниз, вниз, пока он не рухнул на холодную, мокрую землю. Что-то невидимое ударило его в грудь. Реддл стоял над ним.
— Ты правда думал, что сможешь контролировать меня?
Его голос больше не был мягким. Он был глубже. Тяжелее. Властью, сдавливающей воздух.
Поттер задышал чаще. Голова кружилась. Что-то проникало в его разум, в его грудь, в его кровь. Магия? Нет. Это было хуже. Это была тьма. Она входила в него, ввинчивалась, пропитывала каждую мысль, размазывала его личность, как грязь по стеклу. Всё стало вязким, липким, потерявшим форму. Он не знал, где заканчивается Гарри Поттер и начинается Том Реддл. Потому что теперь Том был везде. Темнота. Она не просто окутала Поттера, она просочилась в него, как яд, как змея, вползшая в самое нутро. Он слышал дыхание Лавгуд — прерывистое, медленное, она тоже падала в это, но по-другому. Она не боролась.
А он... он пытался.
— Ты дрожишь, Поттер, — голос Реддла скользнул по его сознанию, маслянистый, тягучий, пробирающийся вглубь.
Он прав. Поттер сжал пальцы в грязи, пытаясь за что-то зацепиться, но всё ускользало. Его мысли больше не принадлежали ему. Разум был размыт, расползался по полу, как ртуть.
Психологический надлом. Тьма внутри него пульсировала — что-то давило на грудь, вжимая его всё глубже в землю. Это была не просто магия. Это был он. Реддл разбирал его по кусочкам.
— Хозяин, говоришь? — Том опустился ниже, его лицо теперь слишком близко. Поттер видел отражение самого себя в этих глазах, но там что-то не так. Там был страх. Там был он сам, но уже другой. — Ты до смешного наивен.
Поттер захрипел. Слова не выходили. Контроль. Он больше ничего не контролировал. Реддл вошёл в его голову и начал гнуть. Ломать. Искривлять реальность так, как ему было удобно. Лавгуд стояла неподалёку. Молча. Её глаза стеклянные. Она уже проиграла.
— О, я чувствую это, — продолжал Реддл, нежно, почти ласково. — Как оно разрывает тебя, как ты сопротивляешься... бесполезно, Гарри. Бесполезно.
Паника. Но он не мог двигаться.
— Ты думал, что сможешь сломить меня, но теперь я знаю тебя.
Реддл провёл пальцами по его виску, и Поттер зажмурился. Образы. Флэшбэки.
— А ты ведь слабее, чем я думал...
Он видел себя ребёнком. Шрам. Лестница в чулане. Крики Петуньи.
— ...всего лишь мальчишка, который хотел, чтобы его любили.
Боль. Что-то в нём треснуло. Реддл мягко улыбнулся. Победил.
Времени он не терял.
Особняк был найден быстро. Не просто дом — оплот, тёмная крепость, место силы, где воздух пах древней магией и чем-то более глубоким, зловещим. Остатки его последователей ждали. Они всегда ждут.
Поттер не знал об этом. Он сидел в чулане за кухней, в крохотной комнате, где пахло сыростью, жиром и старыми тряпками. Где потолок был слишком низким, а стены слишком давящими. Он вспомнил этот запах. Дом тётки. Гарри, вымой полы. Гарри, помой посуду. Гарри, ты неблагодарный кусок... Он вдохнул. Резко. Резко порошок. Горячий вдох, судорожный выдох, и мир меняется. Затхлый чулан становится уютным гнездом, узкое пространство — убежищем, где больше не страшно.
Лавгуд... О, Луна Лавгуд — сияние в темноте. Мягкое, зыбкое, невозможное. Она самая прекрасная вещь в этой жизни. Она чистое волшебство. Она доказательство, что мир не такое уж дерьмо. Он смеётся, улыбается в ответ. За стенами особняк уже ожил. Тени сдвигаются, голоса перешёптываются, магия растекается по воздуху, готовая жрать, жечь, ломать. Но здесь, в этом чулане, только они.
И жизнь прекрасна.
***
Она смогла.
Несколько часов, грязных, липких, безвременных. Несколько часов, пока пальцы онемели, пока кожа на запястьях не стала тоньше бумаги, пока ярость не выжгла всё лишнее и не осталась одной обнажённой, первобытной. Поттер хуёво завязывает узлы. Крепкий снаружи, но в деталях всегда был трещиной. Как же хорошо. Когда верёвка соскользнула с её рук, казалось, мир выдохнул вместе с ней.
Она встала, шатаясь. Локти дрожали. Ноги не слушались. Магия в ней была как зверь в клетке голодная, сломанная, но ещё живая. Она не думала. Не выбирала. Только выдохнула коротко, хрипло, как выстрел и сожгла вокруг себя пространство.
Сбой. Трещина в заклинании. Ошибка в координатах. Сердце не хотело домой и магия выбрала другой маршрут.
Рывок. Как будто её вытащили из собственного тела, вывернули наизнанку и швырнули обратно в плоть. Запах сырости сменился ароматом ветивера, чистой кожи, табака и дорогого виски. Свет сменился мягкий, тёплый. Ткань под ладонями не камень, не пыль, а простыни. Холодные. Шёлковые. Под ней что-то живое. Нет. Кто-то.
Тело под ней пошевелилось. Дыхание ровное, глубокое. Рука скользнула ей на бедро, инстинктивно. Тихий выдох. Сонный. Малфой. Она осталась на мгновение застыла, как призрак. Лежала над ним, её волосы падали ему на грудь, колени упирались в матрас. Дыхание сбивалось, сердце колотилось. Не страх. Шок. И... что-то другое. Неясное.
Он медленно открыл глаза. Один, потом второй. Щурясь. Словно бы чувствовал ещё не осознавая.
— ...Уизли? — прошептал он. Полушёпотом, полувздохом. Голос хриплый, прокуренный, ещё не проснувшийся.
Её трясло. Не от холода. От чего-то более глубокого. Она посмотрела на него. И не сказала ни слова.
— Неожиданно, — добавил Драко.
— Да, — выдохнула она.
Малфой потянулся, чуть приподнялся на локтях, его серебристые глаза скользнули по ней, задержались на лице, а потом ухмылка ленивая, насмешливая, такая его.
— Ты, конечно, умеешь эффектно появляться, Уизли, — голос сонный, но с поддёвкой, будто это обычное утро, а не чёртова магическая катастрофа.
Она молча смотрела на него.
— Любишь, когда драматично, да? — он чуть приподнял бровь, пальцы лениво чиркнули по её бедру, как будто проверяя, реальная ли она.
Она всё ещё не двигалась. Пульс в ушах грохотал.
— Рыжая? — он чуть наклонил голову, теперь уже по-настоящему заинтригованный.
Что-то в ней треснуло. Резкий вдох.
— Заткнись, Малфой.
И она поцеловала его. Она не знала. Не знала, что в этот самый момент, пока её руки скользили по его коже, пока её губы ищущие, жадные, злые тянулись за его дыханием, Поттер снова пополз в бездну. Что он сидел в темноте, в той самой каморке, похожей на ту где его когда-то запирали. Что он призывал. Что он словил точку невозврата. Но сейчас неважно.
Сейчас она здесь, в тепле его комнаты, в нелепой, абсурдной, неправильной ситуации, и ей всё равно. Она отдалась этому моменту. Но только на секунду. Потому что Малфой отстранился первым. Он смотрел на неё внимательно, чуть нахмурившись, его губы были припухшими от поцелуев, но взгляд острый, трезвый.
— К чему такой поздний визит, Уизли?
Она облизнула губы, будто стирая остатки жара. И выдохнула.
— Поттер.
Одного слова достаточно. Малфой напрягся. Она резко встала с него, накинула одеяло на плечи, в груди всё ещё бухало, но она собрала себя в кучу.
— Он сошёл с ума, — сказала она просто. Ровным голосом. Будто не о лучшем друге. Будто не о том, кто когда-то спас её.
— Притащил меня в заброшенный дом, связал, закинул в подвал.
— Я убью его, — сказал он ровно.
Он говорил просто, без эмоций, но что-то в его голосе было таким твёрдым, таким окончательным, что у Джинни по спине пробежал холодок.
Но ей было плевать. Плевать на Поттера, на этот город, на войну, что уже начинала греметь где-то там, за стенами. Плевать на всё. Она смотрела на Малфоя сосредоточенного, холодного, опасного. Она чувствовала, как напряжены его плечи, как бешено бьётся пульс на шее. Она знала, что он сдерживается. Но только до поры.
— Молчи. Целуй, — сказала она, хватая его за воротник пижамной рубашки.
И он подчинился. Жадно, яростно, нетерпеливо, как человек, у которого наконец-то сорвало тормоза. Его пальцы скользнули по ее толстовке медленно, намеренно задерживаясь на каждом сантиметре обнажающейся кожи.
— Терпеть не могу это тряпьё, — прошипел Драко, когда ткань соскользнула на пол.
Его руки — холодные, с тонкими шрамами от заклинаний — обхватили её талию, скользнули вверх, к застёжке бюстгальтера.
Джинни впилась ногтями в его предплечья, когда застёжка расстегнулась с тихим щёлк.
— Ненавижу этот твой пафосный шёлк, — рывок — ткань рванулась по швам, пуговицы зазвенели по полу.
Он стянул с себя пижамные штаны и нижнее белье, а с нее какие-то бесформенные спортивки. Джинни не застонала — зарычала, как зверь, почуявший кровь.
— Вот так... — её пальцы вцепились в его волосы, когда он пригвоздил её к матрасу. «Без жалости.»
Драко не заставил просить дважды. Один резкий толчок — и она взвыла, ногти вонзившись в его спину, слишком глубоко, слишком намеренно.
— Тебе нравится ходить по лезвию ножа, Уизли? — его голос хрипел, когда он вытащил член и вошёл снова, медленнее, мучительнее.
Её ноги обвились вокруг его бёдер, пятки впились в ягодицы.
— Ты называешь это игрой? — она дёрнула бёдрами навстречу, заставив его застонать, — Я выигрываю.
— Сволочь...
— Твоя, — она приподнялась, впиваясь зубами в его губу.
Её смех превратился в стон, когда пальцы Малфоя обхватили её горло. Не сжимая просто чувствуя, как пульсирует вена под кожей. Они двигались как на поле боя каждый толчок отбирал воздух, каждый вздох был победой. Когда она кончила, молча, только судорожное сжатие бёдер и дрожь, пробежавшая по её спине. Он последовал за ней через мгновение вгрызаясь в её шею, сжимая бёдра так, что завтра останутся синяки.
Тишину нарушил только хриплый смех Джинни:
— Ну и кто теперь сволочь, Малфой?
***
В комнате затаился аромат секса, вчерашнего вискаря и тяжелого парфюма с сандалом. Джинни приоткрыла один глаз, застонала и уткнулась лицом в подушку. Всё тело болело так, будто её трижды отымел сам ад. Малфой зашевелился первым, с кряхтением садясь на край кровати. Пару секунд просто сидел, уперев локти в колени, потирая лицо ладонями.
— Блядь, — мрачно резюмировал он.
Джинни хрипло рассмеялась в подушку.
— Согласна.
Он встал, пошёл к шкафу, рывком открыл дверцу, что-то там порыл, потом достал бутылку огневиски и два бокала.
— Серьёзно? — простонала Джинни.
— После вчерашнего?
— У нас глубокий запой, — ответил он, садясь прямо на пол.
Она выругалась, но сползла вниз, уселась рядом. Он налил.
— За что пьём? — лениво спросила она.
— За идиотские решения, — Малфой сделал глоток.
— Тогда надо было начинать лет в шестнадцать.
Он скосил на неё взгляд.
— В шестнадцать я уже пил.
— Вот видишь, значит, мне надо догонять.
Она сделала большой глоток. Виски обжёг горло, но внутри стало теплее. Несколько секунд они молчали.
— Представляешь, если бы наши родители узнали, что было тут вчера ночью из газеты Риты Скитер ранним утром за завтраком, — сказала Уизли.
Малфой закатил глаза.
— Блядь, нет, не представляю.
— Моя мать бы сказала, что это проклятие, и пыталась бы изгнать из меня демонов.
— А мой отец просто бы изгнал меня из рода.
— Как думаешь, есть у нас шанс?
Он не ответил сразу. Вытянул ноги, задумчиво посмотрел в потолок, потом вернул взгляд к ней.
— Конечно, — протянул он с сарказмом. — Нас ждёт счастливый брак, куча рыжих и белобрысых детей, милый домик с садом...
Они переглянулись.
И заржали.
— Нам пиздец, да?
Малфой криво улыбнулся.
— Пиздец, Рыжая...
Они молча чокнулись. А где-то там, в холодном особняке, в темноте каморки, догорал мальчик, который выжил.